СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

(* — Датируется по помете на последней челобитной Д. Агаркова в Посольский приказ (см. ф. Мунгальские дела, 1640 г., д. № 1, л. 10))

/л. 11/ А о чем государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русии подьячей Дружина Огарков бьет челом, и в Посольском приказе выписано.

В прошлом во 142 году по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу посыланы из Сибири ис Томсково города к Алтыну-царю в послех с его государевым жалованьем Яков Тухачевской да подьячей Дружина Огарков, да с ними томские служилые люди сын боярской Лука Васильев да конных казаков 10 человек да толмач. А велено им, Якову и Дружине, Алтына-царя по ево алтынову челобитью привести к шерти, что ему быть под государевою высокою рукою в холопстве.

И в прошлом же во 143 году апреля в 25 день Яков Тухачевской да подьячей Дружина Огарков из Мугальские земли от Алтына-царя в Томской город пришли и подали воеводам статейные свои списки порознь, потому что у них была в Мугальской земле и в дороге меж себя рознь и брань. /л. 12/ И написано в Дружинине списке, что де Яков Тухачевской в своем статейном списке все писал ложно и ево, Дружину, писал за очи.

Да с Яковом же и з Дружиною прислал в Томской Алтын-царь з данью послов своих Тархана Хонзина с товарыщи 6 человек. И тех алтыновых послов з данью, и томских служилых людей, которые были с Яковом и з Дружиною посыланы, сына боярсково Луку Васильева и казаков и толмача, и Яковлев и Дружинин статейные списки стольник и воеводы князь Микита Ягупов-Черкаской с товарыщи прислали ис Томсково ко государю к Москве.

И в статейном списке Якова Тухачевского написано. — Как де они, Яков и Дружина, пошли из Томсково в Мугалы, и пришли в Кузнецкой острог, и Алтын де царь прислал к ним навстречю против государева жалованья дву человек тарханов своих Шубачи да Койтая, да с ними улусных людей 2 человек. И Шубачей де тархан говорил перед Яковом и перед Дружиною непригожее слово. — Алтын де царь царского величества /л. 13/ меньшой брат и царского величества жалованью рад. И Яков де велел за такое невежливое слово того Шубачина толмачю лаять. И Шубачин де тархан в том винился, а сказал, что де он промолылся.

А в Дружинине статейном списке написано. — Как де они, Яков и Дружина, шли ис Томсково в Кузнецкой острог Томью рекою в судне, и Яков Тухачевской да сын боярской Лука Васильев по всем станом имали с судна на берег Алтынова-царева человека Койтака, которой был в Томском, да толмача Федьку Федорова, и по начом, утаясь, ево Дружины, говорили тайно неведомо что. А как де они пришли в Кузнецкой острог, и к ним присланы от Алтына-царя навстречю алтыновых людей 4 человека: Чебучейко, да Котайко, да Булатко, да Чебучейко. И говорили перед ними непригожее слово, что Алтын-царь хочет у царского величества быть в братстве, а не в холопстве. А Яков де им про то /л. 14/ и смолчал и давал им государевы сукна. А он де, Дружина, говорил, чтоб Яков о том писал в Томской, а до указу б к Алтыну-царю не ходил. И Яков де грозил ему смертным убойством. А как де они были в [278] алтыновых улусех, и Дружина де Якову говорил, чтоб Алтына-царя челобитье из наказу выписать и шертовальную запись переписать и перевесть по-мугальски, и про то б хотя меж строк наметить, что Алтына-царя люди в Кузнецком остроге говорили про государское величество непригожее слово. И Яков де ему выписать того из наказу не дал и шертовальные записи толмачю перевесть не велел.

В Яковлеве списке написано. — Как де они, Яков и Дружина, пришли в Мугалы и были з государевым жалованьем у Алтына-царя, и Алтын де царь спрашивал их, Якова и Дружину, царского величества о здоровье, и при/л. 15/няв государево жалованье, обрадовался, и на том государеве жалованье бил челом. А после де тово говорили они Алтыну-царю против государева наказу о шертованье. И Алтын де царь сказал им, что он сам не шертует, потому что де у них того не повелося, что самому царю шертовать, а велел за себя шертовать лутчим своим людем брату своему Дуралу да Биюнту да Тайчину табуном. И табуны де по Алтынову-цареву приказу за него, Алтына-царя, и за братью ево за Иркин-нояна, да за Даин-нояна, да за Илден-нояна, и за дети алтыновы и за внучата, и за всю алтынову орду по том, что быть Алтыну-царю и братье ево и детем и внучатом и всей орде под царского величества высокою рукою в прямом холопстве навеки неотступным. А шерть была — пили табуны золото, а шертовальную запись чол подьячей Дружина, а у шертованья сидел Алтына-царя отец духовной Мерген-ланзу. /л. 16/

А в Дружинене списку написано. — Как де они к Алтыну-царю пришли в юрту, и Алтын де царь царского величества о здоровье сам не спрашивал, а спрашивал табун его Биют. А против биюнтова спросу говорил Яков Тухачевской против государева наказу, а толмач Федька Федоров говорил коротко, сполна царского имянованья сказать не умел. А Яков де царю про то, что он сам про царево здоровье не спрашивал, ничево не говорил. И подал Яков Алтыну-царю государеву жаловальную грамоту, и Алтын де царь принял тое грамоту сидя, и велел Якову и ему, Дружине, сесть ниже всех лабинских и мугальских людей у дверей. А как де Яков Тухачевской государево жалованье Алтыну-царю поднес, и он, Яков, и сверх того, взял у служилых людей ружье — пищали и сабли и отдал Алтыну ж царю. /л. 17/

А после де того велел Алтын-царь шертовати за себя табуном своим, а сам пошол из юрты вон. И табуны де шертовали. А шертовальную запись чел он, Дружина, всю по строкам с простойкою, и толмачю де те речи, что в записи написаны, велел табуном сказывать имянно, чтоб табуны говорили то ж, что он чтет. И табуны де говорили, что будто тех речей не умеют изговорить и про холопство, что быть Алтыну-царю под царского величества высокою рукою, ничего не говорили. А ему де, Дружине, то ведомо было, что по-мугальски холоп — китан, и такова де слова Федька толмач по Яковлеву изволу у шертованья табуном отнюдь не говаривал. А Яков де Тухачевской ему, Дружине, в те поры говорил, что он. Дружина, по шертовальной записи чтет много, в шертовальной де записи писаны небылицы много, а писали де тое небылицу на Москве /л. 18/ ево Дружинина братья подьячие. И говорил де Яков табуном, чтоб им шертовать на том: Алтына бы царя орды людем царского величества с людьми быть в совете и в дружбе, мугальским бы людем женитца у русских людей, а руским бы людем женитца у мугальских людей, и меж бы себя всяким торгом торговать, мугальским людем приходить с торги под государевы сибирские городы и остроги, а государевым бы людем к ним в Мугальскую землю приходить.

А табуны говорили Якову да сыну боярскому Луке Васильеву, что они шерть дадут, а им, Якову и Дружине и служилым людем, дать им [279] свою шерть наперед их, табунов. И в том у Якова с табунами учинился спор, и к тому слову Номча-табун говорил про царское величество непригожее слово. — Только де Алтына-царя табуны учнут шертовать, пить вино з золотом (См. коммент. 3 к док. 1) преже Якова, и Алтыну де царю быть в большом братстве, а не холопством. А Яков то все слышел, /л. 19/ а табуну смолчал. А он де Дружина, и велел было Номче-табуну про то непригожее слово говорить, и толмач де Федька Федоров ево не послушал, ничево не говорил. И шерть де свою Яков Тухачевской и сын боярской Лука Алтына-царя табуном дали, вино з золотом пили, а ево, Дружину, заставили пить сильно. И говорил де Яков Алтыну-царю и брату ево Даин-нояну и Мергень-ланзе и всем Алтына-царя табуном, чтоб Алтын-царь послал ко государю с ним, с Яковом, послов своих, чтобы им про ту ево Яковлеву лживую службу сказать государю мимо ево, Якова, и государь де ево, Алтына-царя и братью ево и табунов пожалует своим государевым жалованьем по стольку или больши того, что он, Яков, к нему, Алтыну-царю привез. И лабу Дайн Мергень-ланзу назвал он, Яков, себе отцом и государево жалованье ему сулил многое ж. /л. 20/

И написал де Яков Тухачевской в статейном своем списке бутто Алтына-царя табуны за Алтына-царя и за себя и за всю ево алтынову орду дали шерть на том, что ему, Алтыну-царю, со всею своею ордою быть под государевою высокою рукою в прямом холопстве невеки неотступну. И за то Якова Тухачевсково Алтын-царь и мать ево, что он табунов их приводил к шерти не против государева указу и шертные записи, дарили жонкою, да 2 девками, да 4 кони, да седлом и уздою, да ему ж 2 наручи, да рысь, да 2 тулупа бораньих, да шубу сурковую, да шапку, да 2 сорока соболей, да кошму.

А после де того, пришед к ним, к Якову и к Дружине, в юрту Биюнт же да Дурал табуны, и говори[ли] Алтына-царя словом, чтоб государь велел отдать Алтыну-царю прежних ево /л. 21/ алтыновых киштымов, с которых он, Алтын, имал наперед сево ясак, Енисейсково острогу тунгуских, да Кузнецково острогу тубинских да ячинских да чатцких, да Красноярсково острогу татар. И он де, Дружина, говорил тем табуном с великим шумом, что они говорят не дело, статца тому нельзя. А Яков де Тухачевской им о том ничево не говорил, во всем прималчивал. А служилые де люди, которые с ними были, грозили ему, Дружине, смертным убойством и говорили. — Чем де им от Алтына-царя побитым быть всем, и они де ево, Дружину, одново убьют.

А как их, Якова и Дружину, Алтын-царь отпустил, и Яков де говорил ему, Дружине, чтоб статейной список писать по ево Яковлеву веленью, что он, Яков, скажет. И Дружина де ему, Якову, отказал, что он напишет статейной список в Томском городе. И за то де /л. 22/ Яков научил на нево, Дружину, Алтына-царя людей, которые посланы были их провожать, а велел у него, Дружины, подводы отнять. И он де, Дружина, лошади покупал дорогою ценою. Да те же де Алтына-царя люди по Яковлеву веленью писали на нево, Дружину, в Киргизах челобитные, будто он, Дружина, Алтына-царя и мать ево Чечен-катун и лабу Мерген-ланзу и их, посланников Алтына-царя, лаял. А он де, Дружина, Алтына-царя и матери ево и посланников и Мергень-ланзу не лаивал, и по-мугальски де он, Дружина, как лают, никакова слова не знает, а толмачю б хоти и велел с лаею говорить, и толмач бы ево не послушал.

А в челобитных, каковы алтыновы послы по его Яковлеву веленью, едучи к Томскому в Киргизах, алтыновым царевым имянем, и они, послы, от себя на него, Дружину, написали и подали в Томском воеводам, [280] написано. — Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии бьет челом холоп /л. 23/ твой Алтын-царь Золотой Лук. Прислал де к нему царское величество послов своих Якова Тухачевского да Дружину Огаркова о шертованье. И он де шертовал. И после шертованья послал он и мать ево от себя к Якову и к Дружине з Дуралом-табуном дары. И Дружина де даров их не взял, и бросал на землю, и лаял ево, Алтына-царя, и мать ево и Дурала-табуна всякою неподобною лаею, только бы де были не царского величества, иные орды послы, и он бы де велел их за бесчестье свое казнить. И чтоб ево государь пожаловал, велел ему на Дружину Огаркова оборонь дать.

А в посольской челобитной написано. — Бьют челом государю Алтына-царя послы два Конзины на подъячево ж на Дружину Огаркова. Будучи де у них, тот Дружина украл борана, и обрезав мясо, поклал в суму, а кости тово борана в котел поклал. И они де тот котел с мясом держали 2 дни, хотели в город весть. И у них де тот /л. 24/ котел служилые люди взяли и отдали ему, Дружине, назад. Да он же де, Дружина, перед царевым двором у Номчи-табуна украл подседельник, и Алтын де царь послал к нему, да велел у нево тот подседельник взять. И Дружина де тово царева человека лаял же и подседельника не отдал. И чтоб их государь пожаловал, велел им в том их безчестье свой государев указ учинить.

И по тому Алтына-царя и посланников ево челобитью стольник и воеводы князь Микита Егупов-Черкаской подьячево Дружину Огаркова сажали на 2 дни в тюрьму, да о том писали, и те Яковлевы составные челобитные Алтына-царя и посланников ево послали к государю к Москве. И по тем челобитным велено ево, Дружину, перед теми алтыновыми послы бити кнутом нещадно и посадить в тюрьму ж. И Дружина бит и в тюрьму был посажен, и сидел. /л. 25/

А как в прошлом во 144 году посыланы в Мугалы к Алтыну-царю из Сибири ис Томсково другие посланники служилые люди сын боярской Важен Корташев, да подьячей Гарасим Тимофеев, да Греченин Степан Олександров с товарыщи, а велено им для большово укрепленья привести Алтына-царя к шерти самово, и в статейном их, Бажена с товарыщи, списке написано. — Как де они в Мугалы к Алтыну-царю пришли и о шертованье ему против государева наказу говорили, и Алтын де царь им сказал. — Писано де к нему с ними в государеве грамоте, чтоб ему, Алтыну-царю, для лутчей правды и утверженья шертовать самому на том, что ему, Алтыну-царю, быть под государевою высокою рукою в холопстве. И холопство де у них бесчестно, и того де у них не повелося, что царю шертовать. А и наперед де сего он, Алтын-царь, перед государевыми посланники перед Яковом Тухачевским да перед подьячим перед /л. 26/ Дружиною Огарковым велел шертовать брату своему Дуралу, да зятье Биюнту да Тайчину на том, что ему, Алтыну-царю, быти под государевою высокою рукою, и служить ему, государю, и прямить, и дань с себя давати, а не в холопстве. И к государю де он таких челобитных, что ему быти в холопстве, не писывал, а хто те челобитные холопством писал, того он не ведает. И велел Алтын-царь перед ними за себя шертовати душею отцу своему и учителю лабе Дайн Мерген-ланзе да брату своему Дуралу ж табуну на том, что ему под царского величества высокою рукою быти в подданстве, и дань с себя давати ежегодь, и царского величества непослушников киргиских людей смирити и под государеву ж высокую руку подвесть. И за тое службу томские служилые люди, которые были у Алтына-царя в посланникех, сын боярской Важен Корташев пожалован же. /л. 27/

А как в прошлом во 147 году были в Мугалех у Алтына царя з государевым жалованьем третьие государевы посланники томские служилые люди сын боярской Василей Старков да Степан Неверов с товарыщи, и [281] пришли к Алтыну-царю з государевою грамотою и з жалованьем, и Алтын-царь учинился государю непослушен, против государева имени и жалованья не встал, и про здоровье царского величества не спрашивал, и сам посланником не показался, сидел у себя в юрте за навесом, и ответу им не дал. А табуны ево говорили Василью Старкову с товарыщи непригожие слова. — И дела де им, послом, у них нет, откуды приехали, туда б и ехали. И выбили их з государевою грамотою и з жалованьем из юрты вон с великим шумом и безчестьем. А после того велел у них Алтын-царь взять государево жалованье сильно.

А как де их, Василья с товарыщи, Алтын-царь отпустил ко государю назад, и он государеву грамоту, какова к нему прислана, /л. 28/ велел честь на отпуске, а сам сидел, и шапки з головы не снимал же, и поклона и челобитья к царскому величеству с ними не приказывал, и подвод им не дал. А как поехали из алтынова улуса, и им было от алтыновых людей от мугал бесчестье великое: приходили на них с кольем и с каменьем и всех их переграбили. И во всем им у Алтына-царя и у табунов в улусех было бесчестье и утесненье великое.

Да с ними ж, з государевыми посланники с Васильем Старковым с товарыщи, прислал ко государю послов своих Будат-бакшу с товарыщи 5-ти человек. И на Москве в Посольском приказе тем послом ево против статейных списков Якова Тухачевского да подьячево Дружины Огаркова и Бажена Корташева и Василья Старкова с товарыщи Алтына-царя не-прав/л. 29/ды, как он, Алтын, сперва учинился под государевою высокою рукою в холопстве и велел за себя и за всю свою орду перед Яковом и перед подьячим перед Дружиною шертовать табуном своим на том, что ему со всею своею [ордою] (В тексте пропущено, восстановлено по смыслу) быти под государевою высокою рукою в холопстве навеки неотступным, а после того тое свою правду и шерть нарушил и у третьих государевых посланников у Василья Старкова с товарыщи государево жалованье и грамоту принимал нечестно, сидя, и в шапке, и про государево здоровье не спрашивал, и табуны ево и лаба про царское величество говорили не по пригожу, и посланников государевых бесчестили, и грабили, и голодом морили, и ко государю их отпустили с великим бесчестьем, и к царскому величеству поклона и челобитья не приказывали, /л. 30/ выговаривано.

И алтыновы послы против того говорили. — При Якове Тухачевском и при подьячем при Дружине Огаркове и при Степане Греченине с товарыщи велел Алтын-царь за себя и за всю свою орду шартовати табуном своим на том, что ему, Алтыну-царю, быти з государем в дружбе и в любви и в ссылке и в братстве, а не в холопстве, и дань с себя давати, какова ему в мочь. И по тому мугальскому делу блаженные памяти государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии докладывано. И государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии Алтын-царя послом за ево алтынову неправду своих государских очей видети не велел, а указал их сослать в Пермь /л. 31/ Великую, в Чердынь до своего государева указу.

И по тем Алтына-царя послов роспросным речем Яковлев статейной список Тухачевского лжив, а подьячево Дружины Огаркова статейной список Алтына-царя с посольскими речьми сшолся.

И за те мугальские службы государевы посланники прежние Яков Тухачевской и служилые люди, которые были с ним, и другие посланники Важен Корташев, и третьие посланники Василей Старков с товарыщи государевым жалованьем пожалованы, а что им дано государева жалованья, и то писано в сей выписке ниже сего. А подьячей Дружина [282] Огарков за ту мугальскую службу государевых очей не видал, и у руки не был, и государевым жалованьем ничем не пожалован, потому что после наказанья в Сибири в Томском городе в тюрьме сидел год. /л. 32/

И государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Русин подьячей Дружина Огарков бьет челом. — В прошлом де во 142 году посылай он по указу отца его государева блаженные памяти государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии с его государевым жалованьем к Алтыну-царю с опальным человеком с смольнянином с Яковом Тухачевском. И та де ево Дружинина служба, а Яковлево воровство и измена ведома государю иных посланников по статейным списком, которые посланники были у Алтына-царя после Якова и ево, Дружины, и по Алтынове-цареве грамоте и по воевоцким отпискам. И учинилася де от Алтына-царя и от ево киштымов, от киргинских людей, многая война и разоренье. И про царское величество объявилися Алтына-царя и ево табунов непригожие слова против ево Дружинина статейново списка, а не против Яковлева воровского лживого /л. 33/ статейново списка. И за ту де воровскую изменную составную службу Яков Тухачевской взят из опалы из Сибири к Москве без сыску до ево Дружинина приезду за год, и пожалован из Сибирского приказу многим государевым жалованьем.

А из ево де Дружинина статейново списка в тое Яковлеву выписку, по которой он, Яков, пожалован, не выписывано. Да сверх де тово, Яков же отпущен в Сибирь на Тару воеводою. А как де он, Дружина, приехал к Москве, и ему де с Яковом Тухачевским очные ставки не было и сыску не дано неведомо для чево. И служилые де люди, которые с ними посыланы были, сын боярской и толмач и казаки, все за тое службу пожалованы ж, а он де, Дружина, за ту свою правую и нужную службу и по ся места ничем не пожалован, и государевых очей не видал, и у руки у государя не был. А служба де ему с Яковом была /л. 34/ одна. Да он же де, Дружина, в Сибири опозорен. А послан де он, Дружина, в Сибирь с Москвы от приказу неволею, а не за опалу. А из Сибири к Алтыну-царю посылай был по государеву ж указу. А был де он в Сибири и с тем, что к Алтыну-царю ходил, 6 лет. А на Москве волочитца без государева указу и бес приказу 2 года, и з женою и с людьми помирает голодною смертью.

А на государеве де службе одолжал большим неокупным долгом. И государь бы ево пожаловал, велел тое ево правую и нужную службу и Яковлево воровство и измену выписать в Посольском приказе. А про вечной ево Дружинин позор и про увечье велел бы ему государь с Яковом свой государев указ учинить... (Опущены лл. 35-41 с изложением похода Я. Тухачевского против киргизов)

Комментарии

1. Д. Агарков подал в Посольский приказ 6 челобитных. Первая челобитная с пометой «148-го марта в 11 день» (1640 г.), последняя от «154-го марта во 2 день» (1646 г.). Никаких помет, решения на выписке по челобитью нет.