СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

(* — Датируется по времени выезда И. Онучина к тайджи Дайчину и приезда посольства в Уфу)

/л. 1/ 158 году сентября в 9 день. По государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии указу и по грамоте не Посольского приказа за приписью думнова дьяка Михаила Волошенинова стольник и воевода Федор Яковлевич Милославской велел уфинцу Ивану Ивановичю Онучину ехать к калматцкому Дайчину-тайше в посланниках, а с ним послано государевых людей для толмачества уфинской иноземец Василей Киржатцкой, да стрелец Федосейко Федоров, да тархан Аккус Кусябердеев.

И сентября в 21 день Иван Онучин был на отпуске в съезжей избе и поехал в калматцкие улусы тово ж числа.

И ноября в 4 день Иван Онучин з государевыми людьми приехал в калматцкие улусы. И тово ж дни пришли к нему, Ивану, Дайчина-тайши лутчие улусные люди Исен-тархан да Атай Кошка, а сказали. — Прислал де их к нему, Ивану, Дайчин-тайша, а велел им ево спросить о здоровье, и сказал, что ему быть у Дайчина-тайши на посольстве в четвертой день после того дни.

И ноября в 8 день Иван Онучин з государевыми людьми у Дайчина-тайши был на посольстве и против наказу Дайчину-тайше говорил речь (Далее опущены лл. 2-10 о взаимоотношениях с башкирами и ногаями, как не относящиеся к теме)... И жил он, Дайчин, после того посольства при нем, Иване Онучине, в своих улусах неделю, и советався з братом своим с Лаузаном да с сыном с Намансорою и с-ыными тайшами, собрався с воинскими людьми ходили под Астарахань войною, и под Астараханью де многих ногайских татар побили, а иных в полон взяли. А сколько де с ним воинских людей было — тово де им не ведамо: слышали де они от калмыков и от нагайцов, что с Лаузаном ходило воинских людей калмыков и нагайцов 2 тысечи человек. А пришел де он, Дайчин, в свои улусы в четвертой месяц, а привез с собою нагайсково полону человек з 20. И про тот збор, как воинские люди в улусех збирались, писал Иван Онучин на Уфу с Козе-молою. /л. 12/

И как Дайчин-тайша с воинскими людьми и с полоном пришол в свои улусы, и Иван Онучин ходил к нему, Дайчину, и говорил, что в прошлом во 157 году по государеву указу и по твоему Дайчинову челобитью посылан был к тебе, Дайчину, с Уфы посланник Володимер Голубцов ¹ да толмач Василей Киржатцкой. И при Володимере шертовали за тебя, Дайчина, и за братью твою и за детей и за племянников твоих улусные твои лутчие люди Дурал-тархан да Зюргачей на том, что тебе и братьям твоим, и детям и племянником с улусными своими людьми на государевы городы и уезды войною не приходить и государевых людей не воевать и в полон не имать. А ныне ты, Дайчин, з братьею своею и з детьми и с племянники, забыв свою шерть, ходил под государевы городы войною, и под Астараханью нагайцов и под иными государевыми городы и по Волге руских людей повоевали, и в полон поимали, и тот нагайской и руской полон привезли к себе в улусы, то твоя какая правда? [355]

А ведамо вам самим, что из давных лет у предков великого государя нашего царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии самодержца, его царского величества, у великих государей царей и великих князей московских калмытцкие тайши со всеми своими калмытцкими улусными людьми были в повеленье и в послушанье. А они, великие государи, их жаловали и берегли, и воевать своим государевым ратным людем не велели. Также и у отца ево государева, блаженные памяти у великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии самодержца, прежние Батыр-тайша и Каракола-тайша и отец ваш Урлюк-тайша з братьею и с вами, з детьми своими и с племянники, /л. 13/ и все калмыцкие тайши с своими улусными людьми были под его царскою величества высокою рукою в повеленье и в послушанье, и послов своих к нему, великому государю, присылывали почасту, и ему, великому государю, служили во всем правдою. А он, великий государь, Урлюка-тайшу з братьею и с вами, детьми и с племянники, и всех калмытцких тайшей жаловал и держал под своею царского величества высокою рукою в своем царском милостивом жалованье и в призренье. А ныне вы, калмытцкие тайши, забыв прежнюю и нынешнюю государскую милость к отцу вашему и к себе, вы, тайши, и улусные ваши люди з государевыми изменники, с ногайскими мурзы и с татары, которые отошли к вам от государевы отчины от Астарахани, учели кочевать по Яику, и по Ору, и по Сакмаре, и по Киилу, и по иным рекам, которыми реками наперед сего владели государевы ясачные люди Уфинского уезду, и по тем рекам у ясачных людей вотчинными землями и всякими угодьи завладели, и на промыслех государевых ясачных людей грабите и побиваете, и в полон емлете, и всякое насильство им делаете.

И Дайчин-тайша, выслушав речь, говорил. — Я де под Астараханью не бывал, а стоял на Волге с воинскими людьми, а под Астараханью де повоевал с воинскими своими людьми брат мой Лаузан, а ведаете де вы и сами, что брат мой кочует о себе и меня ни в чем не слушает.

Да он же, Дайчин, сказал. — Ходили де з братом моим с Лаузаном под Астарахань воевать мои Дайчиновы люди калмыки без ево ведама, а те, которые кочевали с ним, Лаузаном, вместе и которые де /л. 14/ мои Дайчиновы люди з братом моим с Лаузаном ходили под государеву отчину под Астарахань войною без моего ведама, и я де их по своей вере велю переграбить, а инова де наказанья никакова у нас не бывает.

Да он же де, Дайчин, Ивану Онучину говорил. — Говоришь де ты мне, что бутто де нам ведамо, что у предков у великого государя вашего у великих государей царей и великих князей московских наши калмытцкие тайши со всеми своими калмытцкими улусными людьми из давных лет были в повеленье, а они де, государи, бутто их жаловали. Также де и у отца, великого государя вашего, прежние Батыр-тайша и Каракола-тайша и отец наш Урлюк з братьею и с нами, з детьми своими, и с племянники, и все калмытцкие тайшы [с] своими улусными людьми бутто были под его государевою рукою в повеленье и в послушанье. И вы де то солгали: отцы де наши и деды и прадеды от веку в холопстве ни у кого не бывали. Да и в книгах де у нас того не написано, чтоб мы у ково были в холопстве, а живем де мы о себе, владеем сами собою и улусными своими людьми. Да и ныне де мы окроме бога никово не боимся, а послами де мы ссылалися наперед сего и ныне ссылаемся ж о миру и о совете. /л. 15/

И Иван Онучин говорил. — Как тебе, Дайчине, не встав, такие речи говорить, что правду хочешь ложью переворотить, и говоришь такие непристойные слова, будто предки ваши и вы у великих государей наших под ево государевою высокою рукою в повеленье не бывали. Только [356] великому государю нашему, ево царскому величеству, такие твои слова будут ведомы, и тебе за то чаю от царского величества не пробудет. /л. 16/

Да Иван же Онучин говорил Дайчину. — Видел я у тебя в улусе русково и ногайсково полону, которые ныне взяты под Астараханью человек з 20, где ты тот полон взял?

И Дайчин-тайша сказал. — Дали де к нему в улос людем ево тот руской и татарской полон Лаузановы люди племяни своему.

И Иван Онучин говорил ему, Дайчину: — За што ты, Дайчин-тайша, и братья твои, и дети, и племянники на шерти своей не устояли, под государевы отчины под Астарахань и под иные городы войною ходили, и руских и ногайских людей побили и в полон поимали?

И Дайчин-тайша сказал. — Наперед де сего ходили Лаузановы послы в Астарахань, и тех де Лаузановых послов в Астарахани боярин посадил в тюрьму. И он де, Лаузан, за то ходил под Астарахань и повоевал государевых руских людей и ногайских татар.

И Иван Онучин говорил. — За что в Астарахани боярин Лаузановых послов посадил в тюрьму?

И Дайчин де сказал ему. — Я де тово не знаю, за что посажены.

И Иван Онучин говорил. — Твои послы ко государю от тебя ходят на Уфу по вся годы и им безчестья николи не бывает, окроме чести, и в тюрьму их николи не сажают, чаят любо они какое дурно учинили.

И Дайчин сказал. — Дурна де никакова Лаузан и люди ево не делывали, послы ево в Астарахани задержаны напрасно /л. 17/.

И Иван Онучин говорил. — Слышал я у твоих улусных людей, что брата твоего Лаузановы люди побили и в полон поимали государевых людей, которые шли в станице руские люди и татаровя с Москвы в Астарахань, потому де их боярин за такое дурно и в тюрьму посадил.

И Дайчин де тайша сказал. — Побил де тое станицу дюрбетец Сулбатай с своими людьми, а не Лузановы люди, только де он, Сулбантай, кочюет с Лаузаном вместе и живет под ево повеленьем.

И Иван Онучин Дайчину говорил. — Дюрбетец Сулбатай кочует с Лаузаном вместе и живет под ево Лаузановым повеленьем. Есть ли бы не по ево веленью — смел ли бы он без его ведома государевых людей побить. /л. 18/

И Дайчин-тайша говорил. — Мы де преж сего за Субалтаем воровства не ведали, а ныне де то сведали, что он, Субалтай, своровал, государевых людей побил. У государя де иштеки без государева указу воруют, а государю про их воровство не ведамо, также де у нас Субалтай своровал без нашего ведома.

И Иван говорил. — Коли Субалтай своровал, такие беды починил, что государевых людей побил, через шерть твою вели ж ево казнить смертью, чтоб на то смотря, иным неповадно было воровать.

И Дайчин сказал. — У нас де тово не повелось, што смертью казнить, и никакова де наказанья не чинят, окроме тово, что животы грабят.

И Иван говорил. — И ваша то какая правда, что через шерть свою велите людем своим воровать, а сказываете, што воруют без вашего ведома, а казни и наказанья им никакова не учините. /л. 19/

И Дайчин де тайша ничево ему против тово не сказал. И после того к весне по последнему пути приезжали к нему, Ивану Онучину, Дайчинова улусу ногайцы многажды, а говорили нам: де Дайчин-тайша поволил под государевы городы и на уезды войною ходить.

И Иван Онучин, слыша те речи от нагайских людей, ходил к Дайчину-тайше и говорил. — Шертовали за тебя, Дайчина-тайшу, и за братью твою, и за детей, и за племянников, и за всех улусных твоих [357] людей лутчие твои люди на том, что было тебе з братьями, и детям твоим, л- 20 и племянником, и улусным вашим людем /л. 20/ на государевы городы и уезды войною не приходить, и государевых людей не побивать, и в полон не имать, а ныне нам сказывают государевы изменники ногайские едисанские мурзы и черные их люди, что ты, Дайчин, посылаешь их войною на государевы городы и уезды, то твоя какая правда?

И Дайчин сказал. — Посылаю де я войною не в (В тексте: ф) Уфинской уезд — в Казанской на чювашу и на черемису для того: та де чюваша и черемиса Казанского уезду со мною не в миру, в миру де со мною Уфинского города государевы руские люди и башкирцы.

И Иван Онучин говорил. — Шертовали за тебя улусные твои люди на том, что было тебе не ходить и улусных своих людей не посылать ни под которые государевы городы и в уезды. А ныне посылаешь ты на государевы городы и на уезды государевых изменников ногайских мурз и татар войною, а сказываешь, что мирен одново государства Уфинского города с рускими людьми и з башкирцы, а Казанского уезду с чювашею и с черемисою не мирен. И Казань и Уфа царского величества городы, и люди в тех городех и в уездех одного государя, а не самовластные: живут под государевою высокою рукою.

И Дайчин-тайша Ивану Онучину сказал. — Потому де я под государевы городы под Казань и под Астарахань и под иные государевы городы и на уезды войною и посылаю, что де я тех городов ни от ково ничем не опасен, а опасен де я только от одного Уфинского города, от руских людей и от башкирцов, потому что де того Уфинского города руские люди и башкирцы чинят мне /л. 21/ самому шкоту большую: на улусы мои приходят войною, и людей моих побивают, и в полон емлют, а башкирцы де беспрестани лошедей у меня отгоняют и мне де и самому вряд от них оберегатись. А коли де мы на них и хаживали, и мы де все с потеркою к себе прихаживали, а вперед де воевать будет нам и Уфинской уезд осеннею порою, как лист з дерева опадет и реки станут, штобы мошно до больших снегов к себе в улусы поспеть. А не так де башкирцов не изнять: летом де им ничево не зделать, лише себе шкоту учинить. А чаю де, што и добром башкирцы будут у меня, а только де башкирцы учнут кочевать со мною, и нам де, окроме бога, кому что зделать.

И Иван говорил. — Чево у тебя слушать и какова от тебя вперед постоянства чаять: на чом ты ни шертовал, и ты в том во всем солгал. А што ты говоришь про башкирцов, что они будут у тебя, и башкирцы исконные холопи царского величества, а в-ызмене николи не бывали и не будут.

И на отпуске Иван Онучин пришел к Дайчину-тайше, говорил ему. — Велел ты, Дайчин-тайша, лутчим своим людем Дурулу-тархану да Заргучею за себя, и за свою братью и за детей, и за племянников, и за всех своих улусных людей по своей вере шертовать при посланце царского величества при Володимере Голубцове и на чем шертовали послы твои Батырка и Бастяк за тебя, и за братью, и за племянников, и за всех улусных ваших людей на Уфе шертовали перед стольником и воеводою перед князем Дмитреем Долгоруково, что тебе, Дайчине-тайше, з башкирских вотчин /л. 22/ сойтить в дальние свои прежние кочевья на Черные Пески и на Иргиз-реку, и где ты преж сего кочевал. И ты бы, Дайчин-тайша, ту свою правду и шерть помнил, и на том стоял крепко и непременно, и вперед бы на вотчинные земли государевых ясачных людей для звериных и ни для каких своих промыслов не приходили, и на тех их вотчинных землях не кочевали, и ясачных людей на промыслех не грабили и не побивали и [358] в полон не имали, и в Уфинской и в-ыные уезды для войны не приходили ж, и сел и деревень не разоряли, и уездным и промышленым людем никакова дурна и тесноты не делали, а кочевали б в прежних своих в дальних кочевьях, а меж Яика и Волги, где преж сего калматцкого кочевья не бывало, на государеве ясачных людей земле не кочевали. А государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии самодержец, его царское величество, вас пожалует, также как и отец ево государев, блаженные памяти великий государь, его царское величество, вас жаловал: на вас, калмытцких тайшей, и на ваших улусных людей своих государевых ратных людей войною посылать и никакова дурна над вами делать не велит, и Уфинского уезду башкирцом велит государь заказ крепкой учинить, чтоб они, башкирцы, под ваши калмытцкие улусы для лошединые кражи и ни для какова воровства не ходили и никакова дурна и задору с вами не делали. А как вы, калмытцкие тайши, с улусы своими с тех мест в дальние свои кочевья сойдете, и у государевых людей с вами, калмытцкими тайши, и с улусными вашими людьми никакие ссоры вперед не будет и ссоре быть будет не за что. /л. 23/

И Дайчин-тайша, выслушав речь, сказал. — Земля де и воды божьи, а прежде сево та земля, на которых мы и ногайцы ныне кочюем, была ногайская, а не государева, и башкирских вотчин в тех местех не бывало. И мы де, на те места пришед, и ногайцов с тово места збили. И ногайцы де после того кочевали под Астараханью, а мы де, калмыки, после ногайцов кочуем на той земле и по се число. А как де мы под Астараханью ногайских, едисанских и елбулутцких мурз и улусных их татар за саблею взяли, и мы де по тем рекам и по урочищам с теми ногайцы посполу и кочуем вместе по-прежнему, потому что де они, ногайцы, ныне стали наши холопи. А наперед сего по тем местам и по рекам кочевали они и нам де в тех местех и ныне зачто не кочевать. Да и кочевать де нам, окроме тех мест, негде. А на той де земле и по тем рекам государевых городов нет.

И Иван Онучин Дайчину говорил. — Хотя на той земле государевых городов и нет, только де та земля по тем урочищам государевых ясачных людей: на той де земле и по тем рекам государевы ясачные люди добывают государев ясак, и за то де у государевых ясачных людей с твоими людьми чинитца ссора большая. И буде ты, Дайчин, на своей шерти устоишь, с той земли и с тех урочищ и с рек с улусными своими людьми сойдешь в дальние свои прежние кочевья, и у государевых людей ссоры с тобою не будет. Да и быть ссоре не за что.

И Дайчин де тайша сказал. — Ныне де я з государем царем и великим князем Алексеем Михайловичем всеа Русии в миру — не токмо што башкирцом на той земле и по тем рекам не зверовать, хотя де и позади моево улусу зверуй и в улусы де /л. 24/ мои приехав, хотя и запасов купи, только б де от государевых людей от башкирцов мне никакие тесноты не было, а мне де с тех мест инде кочевать негде... (Далее опущены лл. 24-28 о башкирском полоне)

Комментарии

1. Уфимский сын боярский Владимир Константинов Голубцов ездил к торгоутскому тайджи Дайчину в 1648 г. с категорическим требованием откочевать от границ Башкирии, за что русское правительство обещало произвести размен пленными, которые были захвачены в калмыцких улусах во время похода уфимского воеводы Л. А. Плещеева в 1643-1644 гг. (см. Очерки истории Калмыцкой АССР, М., 1967, стр. 106-110).