-

ЛОГОФЕТ Д. Н.

САМАРКАНД

(ПУТЕВЫЕ ОЧЕРКИ ПО СРЕДНЕЙ АЗИИ).

Глава 1.

История Самарканда.

— Давно, давно, в то еще время, когда земля не видала тени Великого Хозрета Искандера Зюлькарнайна, протекала по здешней долине Согд река Сиобa, всматриваясь задумчиво вдаль, — рассказывал тихо старый узбек, ехавший с нами до Самарканда.

— Везде здесь были огромные леса и рев Джуль барса лишь нарушал тишину ночей. Людей еще не было в этом благословенном Аллахом уголке земли. Но с востока, из чужих далеких стран, из-за гор Памирских пришел сюда со своими войсками Великий Батырь Афросиаб и понравилось ему место на Cиoбе; поставил он здесь свои кибитки и привольно на лугах стали пастись его многочисленным стада. Наверху холма построил он свой крепкий замок, под защиту стен которого стали собираться бедные люди со всех мест, и началось тогда славное царство.

— Долго царствовал Афросиаб и не было царя сильнее его, но на западе уже явился на свет Божий Хозрет Искандер и не хотел он, чтобы было на земле хоть одно царство, неподвластное [126] ему. Собрал он все западные народы и пошел войною на Великий Согд. Не мог сражаться с Хозретом Батырь Афросиаб и, когда Искандер пришел к стенам крепости, он лишил себя жизни. А Хозрет Искандер долго царствовал на Заравшане, пока его не призвал Аллах к себе, чтобы он служил ему вместе с Мусою и Магометом.

Так своеобразно закончил старик свой рассказ, в котором слышались отрывочные сведения о прошлом этой страны.

Построенный, по преданию, полумифическим царем Афросиабом, Самарканд или Мараканда, делается известными с IV века до Рождества Христова, когда богатства этого города привлекли к нему внимание Александра Македонского, ведшего в это время войну с персидскими царем Дарием Гистаспом. Многочисленная армия всемирного завоевателя, перейдя через Аму-Дарью и взяв Термез, через год появилась под Самаркандом, который в это время имели до 70 стадий окружности с неприступною крепостью по середине.

Владетель Согдианы Спитамен слишком надеялся на свои силы, но судьба сказала раньше свое слово и, по прошествии почти двух лет кровопролитной войны, Самарканд были во власти победителя, наименовавшего его Маракандою. Густою волною лилась кровь непокорных самаркандцев, смешиваясь с водами быстрого Согда; страшно крутыми мерами добился Александр покорности их, казнив с изумительною жестокостью более 200.000 человек за это время...

Составляя вместе с прилегающей Бактрианою одно государство, Согдиана одно время была центром религиозной жизни персидской монархии, а потому является отчасти понятными упорное стремление к завоеванию этой страны Искандером и надо полагать, что завоевание её, на что потребовалось время с 329 по 327 год, было до крайности трудной операцией, потребовавшей огромного напряжения всех его сил.

Завоевав Заравшанскую долину, а затем предприняв новый поход на Сыр-Дарью, Александр в общем прожили в самом Самарканде сравнительно недолго, но, несмотря на это, имя его и войны резко запечатлелись в памяти населения, связывающего с ними почти каждое место в нынешней Самаркандской области. [127]

По смерти Александра, Самарканд вошел в состав Греко-Бактрийского, а затем и Индо-Парфянского государства, управляясь в тоже время полунезависимыми правителями. Еще позднее тюркские племена, появившиеся с предгорий Тянь-Шаня, заняли всю Заравшанскую долину, образовав новое Туранское государство, во главе которого стоял Тархан Великого Согда, причем тюркский князь Маниах заключил даже союз с Юстинианом II, императором Византии.

Культурный рост этой страны и почти сказочное богатство населения выдвинули ее постепенно из ряда остальных средне-азиатских государств и слава о богатствах Согда не могла не обратить на него внимания воинственных арабов, нападению которых в это время уже подверглась часть Персии. Арабский полководец Сеид Бин-Осман с огромным войском в 675 году двинулся на земли Великого Согда и осадил Самарканд, который управлялся самостоятельным Тарханом Самаркандским. Стремительность нападения и храбрость арабов способствовали быстрому завоеванию края, но, взяв только богатую добычу, арабы возвратились в Медину, не освободив при этом заложников из самых знатных людей. Тюркские князья в роскошной одежде были приведены в Медину, а затем превращены в рабов Бин-Османа.

Но недолго продолжалось торжество победителя; новые рабы, помнившие время своего величия, неожиданно ворвались в помещение, где пировал полководец и, несмотря на сопротивление, убили его и в свою очередь, затем, были казнены халифом Уезидом. Но Самарканд оправился скоро от этого нашествия и снова закипела в нём жизнь, а население, исповедовавшее буддизм, стало продолжать в своих храмах моление Великому Будде о защите от таких нашествий.

Спокойная жизнь страны продолжалась недолго и в 705 году арабский полководец Кутейбе-бин Муслима подошел снова к границам Согдианы и, завоевав соседнюю Бухару, заключил союз с Тарханом Самаркандским.

Хитрый араб преследовал свои цели и, пользуясь добродушием тюрков, выговорил себе, как союзнику, разрешение жить в городах Согда арабским купцам, а затем и построить для них в самом Самарканде особую мечеть. Ничего не подозревавшие самаркандцы открыли городские ворота и впустили четыре тысячи каменщиков-арабов для работ по постройке мечети. [128]

Скрыв под широким платьем свое оружие, под видом рабочих, вошло арабское войско в город и по данному сигналу сначала перебило стражу у городских ворот, а затем кинулось по городу, избивая жителей и разрозненные, ничего не ожидавшие, отряды войск. Самарканд был в руках победителей. Долго продолжался грабеж города, давшего огромную добычу. В крепости был поставлен арабами гарнизон и вся страна присоединена к халифату, а дочь последнего Сосанида Тархана Самаркандского Ездерджирда была послана в подарок к халифу Велиду вместе с золотыми идолами и сосудами, взятыми в храмах, причем, как говорит предание, у одного из идолов вместо глаз были вставлены огромной величины жемчужины, которые в давнее время принес в Самарканд по приказанию самого Будды орел.

Отдаленность края от Медины и дальновидность государственной политики вызвали со стороны халифов введение особенностей в его управление, вследствие которых Тархан Самаркандский был оставлен номинальным правителем страны, а в помощь к нему назначен был особый чиновник араб, бывший в действительности настоящим и полновластным правителем страны.

Приняв недавно магометанство, арабы всеми силами начали распространять новое учение в завоеванных странах, исповедовавших буддизм, парсизм и христианство. В числе самых главных мер было обращение храмов в мечети и постройка новых мечетей из роскошных старых дворцов, дававших драгоценные материалы для этих построек. Не желавшие принимать новое учение избивались, а представители туземной аристократии силою загонялись в мечети и силою же обращались в магометанство.

Искусные зодчие быстро возвели новые мечети и переделали храмы, оставляя иногда в неприкосновенности некоторые предметы, долго затем напоминавшие о прежнем буддизме, в виде массивных ворот и дверей храмов с отлитыми на них из меди и бронзы фигурами идолов, что встречалось в Самаркандских мечетях почти до XI столетия.

Население, для которого пришельцы арабы с их вероучением и обычаями были слишком чужды, роптало, а недовольные то и дело в различных местах устраивали восстания. Тюркские князья, кочевавшие по Сыр-Дарье, поддерживали это движение, постепенно охватившее всю страну. [129]

Немного позднее многочисленная орда тюрков подошла к Самарканду и после кровопролитного сражения, в котором погибло более 20 тысяч арабов, Самарканд снова был взят приступом, а арабские войска, потерпев полное поражение, очистили страну. Целый ряд походов, предпринятых затем арабскими полководцами на земли Согда, ежегодно вносил разрушение и смерть и после 25 лет почти непрерывных набегов в 749 году Самарканд уже окончательно был присоединен к халифату.

Но и после население не могло примириться с суровыми приемами, которыми распространяли арабы свое вероучение, и потоки крови постоянно, в течение долгого периода, орошали несчастную страну, упорно отстаивавшую свои верования, пользуясь для этого помощью тюркских князей, кочевавших по Сыр-Дарье и в теперешнем Семиречье.

В правление Абу-Муслима особенно многочисленны были религиозные движения, из которых как самое упорное и продолжительное должно быть отмечено восстание Маккона, доставившее в особенности много хлопот арабам.

Войска Сефидджамегон, т.е. одетых в белое — так звали последователей Маккона за их костюмы, осадили даже арабский гарнизон в Самарканде, запершийся в нём вместе с полководцем Джебраилом. Помощь тюркских князей долго поддерживала это движение, в скрытом виде за тем существовавшее продолжительное время.

Всю эпоху до конца почти IX столетия приходится рассматривать как время, когда происходила страшная борьба между последователями мусульманства — арабами и местным населением, отстаивавшим всеми силами свои религиозные верования.

В 874 году вступил на престол эмир Измаил, принадлежавший к дому Саманидов. Выдающиеся дарования этого замечательного человека дали ему возможность приступить к культурному преобразованию государства, причем, сознавая необходимость привлечения в разоренную страну возможно большего количества населения, он раньше всего приступил к устройству ирригационной сети, путем как возобновления разрушенных систем, так и проведения новых. В течение его 33-летнего царствования было возведено много общественных зданий в виде больниц, мечетей и медресе. [130]

Страна, постепенно успокоившись, снова достигла в короткое время прежнего благосостояния, хотя после Великого Измаила его потомки ничем не выделялись, вынужденные вести постоянный войны с тюрками, с замечательным упорством продолжавшими дело обратного завоевания края.

Вместе с тем, благодаря благоприятным условиям, развивалось военное дело, которое даже приобрело преобладающее значение в жизни страны при эмире Абдул-Малике (954 г.), прозванном, за свое пристрастие к кавалерийскому делу, Эбуль-Февари, т.е. отцом кавалерии. Этот неугомонный витязь и наездник всю свою недолгую жизнь провел на коне, отражая нападения соседей и даже умер в походе, упав с лошади.

В 1004 году последний Саманид, эмир Мансур, был убит, и на Самаркандский престол вступил эмир Селджук, происходивший из тюркской династии.

Для европейцев должен быть особенно интересен тот факт, что большинство тюркских племен исповедовало в эту эпоху христианство.

Тюркские имена Муса, Юнис, Мином, Израил были поголовно христиане, вследствие чего в 1338 году тюркские офицеры-христиане прислали свою присягу папе в Авиньон, давая клятву защищать святого отца, а вместе с ним и христианство.

Постепенно Самаркандское государство тюрков начинает приобретать всё большее значение и правитель его, приняв титул великого хакана Самаркандского, вместе с тем сделался властелином всех тюркских племен.

После смерти Селджука, а затем и Махмуда, их преемником делается один из замечательных полководцев того времени Альп-Араслан, который своим военным гением быстро приобретает особое значение и почти всемирную известность, так как постоянные походы и войны с арабами и персами привели его к берегам Евфрата, куда он неоднократно водил свои войска и, наконец, войдя в соприкосновение с далекой Византией, столкнулся с византийскими войсками под предводительством византийского царя Романа-Диогена, которые и разбил на голову. Современники, пораженные этими удачными походами, невольно преклонялись перед этим государем, имя которого ставили на ряду с Искандером и Шир-Али — Львом Божьим, племянником пророка Магомета. [131]

Глава II.

Туземный Самарканд.

В XII столетии началось новое движение тюркских племен, кочевавших раньше в Китае; постепенно оттесняя Селджуков в долину Заравшана и её окрестности, густой волной влилось за ними следом новое тюркское племя Югуров, низложивших в 1128 г. династию селджукидов и занявших их место.

Югурская династия, вышедшая из Кара-Китая (черного Китая или Манчжурии), процарствовала почти сто лет и, не оставив особенно заметного следа в истории страны, скоро принуждена была уступить место племени более сильному. Но всё же нельзя не отметить, что земли великого хакана Самаркандского на всём востоке начали приобретать снова известность и славу самого прелестного угла мира, а плодородие страны и богатство её населения невольно привлекали к себе стремления всех и ближайших, и далеких соседей. Не даром везде все народы называли Самарканд — жемчужиной Востока и слава об его богатствах проникала до далекой родины югуров Китая, где кочевало многочисленное и воинственное племя узбеков или так называемых монголов, двинувшихся в 1206 году, под предводительством Чингис-хана, и разом наводнивших равнины Гоби, а затем укрепившихся в крепости Каракорум, откуда началось постепенное покорение турецких племен.

В 1218 году огромная армия Чингис-хана, взяв после кровопролитных штурмов г.г. Отрар, Нур и Бухару, подошла к Самарканду, в котором в это время был сосредоточен огромный гарнизон в 110 тысяч человек при 20 слонах, под начальством Алп-хана.

Три дня последовательно ходили войска Чингис-хана на приступ крепких стен Самарканда, овладевая постепенно высокими его башнями, но, отбиваемые гарнизоном, отступали. Лишь на третий день начался общий штурм, закончившейся взятием крепости, и в 1221 году самый цветущий и прелестный уголок мира — Самарканд — был сравнен с землею, а все жители, взятые с оружием в руках, были безжалостно казнены. [132]

Впоследствии Самарканд были реставрирован и снова сделался значительным городом. Совершенно покорившись и признав власть Чингис-хана, он вошел в состав нового монгольского государства, сделавшегося страшным по своей силе, благодаря тому, что монголы обладали особыми качествами и, как говорит современник, были народом: плачущим на пирах, смеющимся в бою, довольным холодом и голодом, неудержимым в битве, терпеливым в сражениях и слепо следующим за своим предводителем.

Эпоха господства монголов должна быть особенно отмечена в том отношении, что широкая веротерпимость была одной из главных причин, вследствие которой разоренный ими край снова привлек к себе массу населения, а Самарканд, благодаря центральности своего местоположения, постепенно опять приобрел свое прежнее значение.

Между тем мы подъезжали всё ближе и ближе к Самарканду, казавшемуся издали огромным лесом, среди которого виднелись круглые башни минаретов старинных мечетей. Заравшан, разливаясь массою рукавов и журча своими водами среди лугов, омывал древний город, давая ему жизнь.

Огромная арка полуразрушенного моста чернела на берегу. Это старый мост Тамерлана. Время пощадило в назидание потомству остатки этого колоссального сооружения, приводящего в невольное изумление современных строителей.

Линия железной дороги протянулась по краю пригородных кишлаков, своим видом резко подчеркивая успехи, достигнутые русскими в этом далеком краю.

Могучая растительность непроницаемою стеною закрывала собою весь город и темная с громадными растущими по обеим сторонами деревьями улица тянулась от самого вокзала железной дороги, который прежде находился в расстоянии 5 верст от города, а в настоящее время почти уже вошел в городскую черту. Красивая железнодорожная церковь, больница и ряд железнодорожных строений непосредственно соприкасаются с новою частью города, в которой виднеются склады транспортных контор, лавки и небольшие домики обывателей, окруженные садами. Колоссальной мощности тополя и чинары красивыми аллеями стояли по сторонам улицы, которая шоссирована и этим самым напоминает, что мы едем по предместью, а город ещё не начинался. [133]

Деревья как бы замыкают улицу, протянувшись от неё в правую сторону — это Ивановский парк, устроенный трудами бывшего военного губернатора генерала Иванова. Далее начинается широкая улица Каты-Курганская, занятая сплошным рядом русских лавок и магазинов.

— Где, тюра, стоять будем? В русском или сартовском городе? — приостановил свою лошадь Нуретдин на углу какой-то широкой улицы.

— Конечно, в сартовском, — решили я. Русский можно посмотреть проездом.

Кауфманский проспект и дальше площадь с собором и военным собранием, выделявшимися среди густых и развесистых чинаров и карагачей, огромный и широкий Абрамовский бульвар мелькнули передо мною своими красивыми картинами. Весь город казался огромным сплошным садом, среди которого виднелись каменные и кирпичные одноэтажные дома русской постройки, придававшие особый, донельзя своеобразный, вид и делавшие его совершенно не похожим на города Европейской России.

Арыки с проточною водою журчали по обеими сторонами улиц. Длинные ряды казарм остались сзади, и мы, проехав Абрамовский бульвар, подъехали к крепости, высокие валы которой выделялись среди ровной поверхности.

— Здесь была старая ханская крепость, только от неё ничего не осталось, — с некоторою ноткою грусти в голосе сказали Нуретдин. — Были прежде высокие стены, еще выше стояли её башни, но не могли они устоять против войск Ак-Падишаха.... Потом русские всю старую крепость разрушили и построили свою, а рядом с нею, вон там, виден памятник с крестом; это могила тех бойцов, что сложили свои головы под её стенами.

За русскою крепостью шел глубокий арык, отделявший русский город от туземного, и, как будто охраняя его над крутым обрывом, вырисовывалась крепость, господствовавшая над сартовским городом.

Втянувшись в узкую улицу, мы скоро остановились перед воротами караван-сарая, широкий двор которого весь занять были кипами с товарами и лошадьми.

— Тут стоять будем, если хочешь, тюра, — указал Нуретдин, слезая с лошади. — Самый большой караван-сарай, плов хороший варят, тотчас решил он, обнюхивая воздух, как хорошая гончая собака. [134]

Наискось освещенные косыми солнечными лучами поднимались грандиозные постройки старинных медресе на площади Регистана; солнечные лучи скользили по цветным глазированным изразцам и краски, как будто ожив, казались совершенно свежими. Наклоненные совершенно круглые высокие башни, как громадные свечи, украшали этот памятник старины. Далее виднелся целый ряд мечетей, куполов, башен деревянного города, окруженных морем новейших построек с земляными крышами — тесных, уродливых и скученных. Будто крича своею новизною против пятисотлетней мечети, стояла мечеть, построенная недавно и раскрашенная вместо изразцов масляными красками, удержав из старины лишь рисунок древнего художественного орнамента, имевшего вид сплошного, но крайне красивого завитка, повторяющегося решительно на всех предметах старины почти всех стран, начиная с египетских саркофагов и кончая китайскою резьбою по дереву.

Какой-то тщедушный средних лет сарт, порядочно говоривший по-русски, пристроился ко мне в качестве путеводителя.

— Здесь смотреть не стоит, — указал он на ярко раскрашенную мечеть и презрительно повел плечами. — Десять лет тому назад построили. Надо посмотреть мечеть Гур-Эмир Шах-Зинда и потом Биби-Ханым, да еще медресе на Регистане и могилу святого Даниара (Даниила). Остальное смотреть не стоит. Всё это великий эмир Тимур строил..., — с оттенком глубокого почтения добавил он.

Эмир Тимур, какое славное для Средней Азии и какое страшное для европейцев имя! Невольно в памяти встал образ сурового всемирного завоевателя, так хорошо знакомого и русским, всё разрушавшего на пути своих завоеваний, уничтожившего сотни тысяч людей и сметавшего с лица земли города и села, и целые государства. И вдруг он же в своем Самарканде и целой стране конституционный монарх, созидатель и человек высоко культурный. Внушенное с детства, по учебнику истории Иловайского, представление о нём как-то плохо вязалось с истинной действительной фигурой этого великого государя-реформатора, отличавшегося изумительной веротерпимостью, любовью к прекрасному, благородному и справедливому, оставившему в истории страны яркий след своею культурною деятельностью и знаменитым до сих пор Тюцикатом Тимур (т. е. уложение, законы Тимура). [135]

Возвысившись из ряда простых беков и достигнув престола, эмир Тимур в 1333 году взял Самарканд, а в 1369, объявив себя эмиром Туркестана, сделал солнечный город своею резиденцией; завоевывая постепенно все страны на запад, север, юг и восток он каждое завоевание, каждое большое сражение, отмечал постройкою в Самарканде величественного архитектурного памятника. Для этой цели лучшие мастера Индии, Персии и Дамаска, а также китайские и европейские, считаясь самою драгоценною частью в добыче завоевателя, привозились в Самарканд, где, получая средства к жизни и удобства, работали над созданием этих построек; благодаря подобной системе, Самарканд скоро превратился в один из мировых культурных центров, где, спустя 200 лет после смерти Тимура, всё еще были замечательные зодчие, художники и люди чистой науки, а самый Самарканд был при нём несравненно больше Севильи во времена её полного расцвета, славясь также своею замечательною библиотекою, которую Тимур перенес из Бруссы.

Путешественник Гонзаго де Кловихо, посетивший Самарканд, с восторгом сообщает о красоте и богатстве этого славного города, ныне сыгравшего уже свою историческую роль. Окруженный богатою растительностью, со сказочно-красивыми дворцами, город этот, под лучами южного солнца, производил, вероятно, огромное впечатление на европейцев в то время; видя теперь лишь развалины старых построек, по их красоте невольно начинаешь уяснять себе всё архитектурное значение этого места, к поддержанию которого, к глубокому сожалению, почти не принимается никаких мер, и в своем роде уники архитектурного творчества, постепенно разрушаясь, обращаются в бесформенные груды развалин, расхищаемые туземцами же на свои постройки.

Поднимаясь над большим густым садом, в самом конце города, красиво виднеется мазар Шах-Зинда. Высокий портик над воротами, соединяясь с куполами, закрывает собою широкую каменную лестницу. Под воротами масса сидящего народа.

Мой проводник, следуя шаг за шагом, указывает на седобородого старика: здешний Мутовали — он тут всеми заведует.

Я пожимаю протянутые руки и уже в сопровождении Мутовали поднимаюсь по лестнице, по сторонам которой виднеется целый ряд сидящих на ступеньках нищих, дервишей и мулл.

Огромный купол с арками уже потерял свою облицовку и заделан местами алебастром; лестница имеет площадки. Стены [136] все выложены цветными изразцами преимущественно голубого и синего цвета.

— Когда это построено, вероятно, знает почтенный Мутовали?...

— Да, таксырь! Шах-Зинда построена эмиром Тимуром над могилой меньшего двоюродного брата пророка Магомета Куссума, сына Абаса; там наверху его могила, здесь же похоронены сестры и жены великого Тимура. Говорят, что строили всю Шах-Зинда больше 50 лет и были здесь собраны мастера со всего света.

Являясь старейшею по времени постройкою, Шах-Зинда, состоящая из нескольких мазаров и мечетей, соединенных между собою лестницами и переходами, окружена со всех сторон кладбищами и представляет собою как бы центр этого города мертвых, раскинувшегося на огромном пространстве.

Красивой легкой постройки мечети и мазары примыкают к проходу. Отделка колонн, стен, карнизов цветными глазурованными кирпичами составляет собою замечательную картину и дает полное представление о той художественной работе, которая еще в большей своей части сохранилась в этом замечательном здании. Крайне своеобразная орнаментика и изразцовые украшенья заставляют невольно долго останавливаться перед этой поразительной художественной законченностью. Нежные мягкие тона красок подобраны с замечательным вкусом; мотивы лиственные, травяные, цветочные, геометрические, перепутанные местами с надписями на арабском языке и различными узорами, проходят перед глазами.

В мазарах по несколько надгробий и снова ряд надписей с именами лиц, нашедших здесь вечный покой. Перед некоторыми мазарами совершенно невольно останавливаешься, поражаясь замечательной красотой рельефных, в виде кружева, цветных узоров, то спускающихся длинными лентами по фасаду, то украшающих его чашами, звездами и другими украшениями из цветных же изразцов.

Массивные темные ореховые двери, покрытые тончайшей резьбой, как паутиною, ведут в усыпальницу Куссума, являющуюся одною из главных святынь мусульман Средней Азии. Сами по себе двери эти представляют собою настолько художественное произведение, что вызывают невольное удивление. [137]

В белых рубахах, забрызганные известью, тут же работают двое русских.

Художник N, рекомендуется один из них, знакомясь со мною. Это мой помощник; по поручению музея Императора Александра III снимаю здешние орнаменты. Теперь работа уже почти к концу идет. Хорошо, что хватились всё это снять, а то эти образцы старинного зодчества пропали бы бесследно. Видите, как всё здесь разрушается и временем и людьми. А уж люди расхищают всё безжалостно, то растаскивая, несмотря на запрещение, на постройки, то продавая в музеи. Строитель всего этого, Тимур, перевернулся бы, наверное, в своей могиле, если бы знал о судьбе, постигшей его творения.

— Да, тюра, прав, — задумчиво заговорил Мутовали, прислушивавшийся к словам художника. — Память великого Тимура не сохраняется как бы это следовало в особенности здесь, где он жил долгое время в Ханоке Туман-оки, наблюдая за постройкой мечети Биби-Ханым. И дух его носится над Шах-Зинда и всем Самаркандом, не находя себе покоя и видя, как разрушаются эти здания, в которые он вкладывал свою душу.

Я невольно обратил внимание на ряд каких-то сложных орнаментов.

— Представьте себе, это, как оказывается, гербы самураев. Японский майор Фукушима, посетивший Самарканд лет десять тому назад, говорят, даже называли японские фамилии, которым они принадлежат.

Полумрак в мечети и тишина располагали к молитве и длинный ряд молящихся виднелся, будто каменные изваяния.

Огромная, чуть не в сажень величины, книга лежала на особой подставка.

— Это Коран Омара, указали Мутовали, т.е. вернее копия его; подлинную книгу увезли русские в Петербург в свою библиотеку; наши же муллы по своему корыстолюбию продали ее генералу Абрамову за сто рублей.

С верхней площадки виднелось необозримое кладбище, белевшее надмогильными памятниками и мазарами.

— Вон там стояла старая крепость, построенная Афросиабом, — указал Мутовали; здесь же на месте Шах-Зинда говорят раньше стояли храм, в котором люди поклонялись всеочищающему огню. Есть у нас древняя книга, Шахнаме называется; в ней всё рассказано, как царь Афросиаб воевал и про всех его полководцев тоже написано. [138]

Я невольно вспомнил войну Турана с Ираном и героев Рустема и Зораба, подвигами которых восторгался в детстве.

Среди площади, окруженная морем лавок и караван-сараев, величественно возвышается развалина главной Самаркандской мечети Биби-Ханым. Огромная полуразрушенная арка у входа и две мечети по бокам окружают внутренний двор, среди которого поднимается соборная мечеть, имеющая вид многоугольника, на котором с помощью барабана утвержден колоссальный купол, частью уже обрушившийся, с двумя высокими минаретами по бокам. Всё вокруг усеяно обломками цветных изразцов, которые еще местами уцелели на стенах. Громадной величины надпись красиво извивается под куполом, а внизу разросшийся заброшенный сад прикрывает колодезь и колоссальных размеров мраморную подставку, на которую клался Омаров Коран при чтении.

Картина разрушенья здесь особенно сильна. Люди уже оставили эту мечеть на произвол судьбы и везде видно страшное запустение.

— Дальше надо посмотреть медресе, которые на Регистане.

Мы остановились перед огромным зданием, расцвеченным глазурованными изразцами; это была самая большая медресе Улуг-бека, внука Тимура, построенная в 1420 году. Имя этого славного государя, принявшего от своего знаменитого деда построенные им сооружения, продолжавшего их и покровительствовавшего науке, невольно встает в памяти. Пользуясь в свое время огромною популярностью среди своих современников, эмир Улуг-бек принадлежал сам к числу весьма образованных людей своего времени и при нём в особенности засияла слава Самарканда, сделавшегося одно время центром учености не только Азии, но и Европы.

Создав замечательную картинную галерею (Чини-хана), Улуг-бек особенно интересовался астрономией и построил огромную обсерваторию; при нём самаркандские астрономы Кази-заде-Руми, Гаяс-Эддин, Джемид и Селах-Эддин приобрели всемирную известность своими работами; они вместе с учеником Али-Кужджи проверили таблицы Птоломея и вычислили новые, так называемые, Керекенские или Улуговы таблицы, имеющие значение в астрономии и по настоящее время.

Арабский автор Эбу-Ригон Эль-Бируни, единственный критический исследователь Средней Азии древнего периода, сообщая о высокой культуре, указывает, что Самаркандский солнечный календарь [139] был гораздо вернее, чем вычисления европейцев того времени.

Поднявшись вверх на один из трех тонких наклонных минаретов, стоявших по углам медресе, мы вышли на площадку, откуда открывался вид на Самарканд и сбоку виднелись две почти такой же вышины медресе Ших-Дар и Тиля-кари, сооруженные в 1618 г. Яланг-Аталыком.

Огромный фасад, расцвеченный изразцами, с колоссальною нишею по средине, поднимался напротив. Внутри открывался широкий двор, окруженный двухэтажными крыльями зданий, в которых до сих пор помещаются аудитории, живут учащиеся и учителя.

— Здесь когда-то жили и знаменитые астрономы, наблюдавшие небесные светила, указал один из наших спутников.

Внизу вся площадь, покрытая маленькими лавками и толпившейся массою народа, была своеобразно красива. Сказочники, певцы, дервиши, предсказатели, цирульники виднелись везде, окруженные толпою, которая, одетая в яркие цвета, казалась огромным шумным цветником. Вдали были видны бесчисленные ряды туземных лавок...

Интересные раскопки древней обсерватории Улуг-бека нам удалось осмотреть мимолетно.

Построенная в XV веке, эта обсерватория была одною из величайших в мире, имея гномон радиусом до 180 футов длины. Место нахождения её до сих пор было неизвестно и лишь три года тому назад при разборке древних документов удалось найти в них указания; летом 1908 г. В. Л. Вяткин произвел раскопки и им были открыты остатки обсерватории в виде двух слегка изогнутых барьеров длиною 13 саж., обделанных мрамором, со ступенчатою лестницею, ведущею вниз.

Раскопки еще не окончены и обещают много интересного, хотя, к сожалению, пока еще не найдено никаких следов астрономических инструментов.

Глава III.

Русская крепость и город.

Русская крепость, построенная на месте старой бухарской, была видна как на ладони.

Когда-то на этом же месте возвышалась твердыня, построенная еще Туранскими государями, и на воротах этой крепости красовалась [140] надпись, сделанная на древнем зендском языке и уцелевшая от домонгольского периода, но потом уничтоженная пожаром. Любопытная подробность эта подтверждается не одними арабскими источниками, но и византийским посланником Земахом, посетившим двор Самаркандского князя в VI веке, но, к несчастью, по словам Вамбери, «христианское невежество и греческая гордость помешали тому, чтобы это путешествие было на пользу науки, а потому и сведения об этом времени крайне сбивчивы и отрывочны. Лишь в Шахнаме есть указание, что туранцы, жившие в Самарканде, были идолопоклонники и один из идолов стоял, возвышаясь по средине крепости, а царь Самаркандский назывался Пегу Незад, т.е. родом из Пегу (Тибета).

В середине старой крепости помещался большой зеленый камень, называвшийся Кок-таш, причем, как говорит предание, камень этот привезен был из Тибета, а затем долгое время служил эмирам Бухары для объявления с него народу о своем вступлении на престол.

Хромоногий старик-аксакал конного базара мулла Ахмет, пришедший с нами вместе в медресе, присев на парапет, смотрел на открывавшуюся перед нами русскую крепость.

— Помнишь ли, старик, прежнюю бухарскую крепость?

— Помню, тюра, как будто еще вчера видел башни её. Ведь я, тюра, был также, когда русские брали Самарканд, — словоохотливо ответил старик. — Теперь уже вся местность так изменилась, что и не узнаешь.

Почти сорок лет тому назад вызывающий образ действий бухарского эмира на нашей пограничной линии понудил принять решение включить Самарканд в число русских владений, чтобы раз навсегда заставить бухарцев признать силу русского оружия и прекратить разбойничьи нападения бухарских шаек, переходивших Сыр-Дарью и даже бродивших около Ташкента.

После ряда мелких стычек около Джизака, 13-го мая 1867 года генерал-адъютант Кауфман, сформировав значительный отряд, двинулся к Самарканду. Авангардом командовал полковник Петрушевский.

В это время на левом берегу Заравшана бухарский эмир уже успел сосредоточить до 40 тысяч своих войск и, хотя он одновременно с тем выслал своего посла Неджим-Эддина с мирными предложениями, но так как это была лишь хитрость, то, [141] испытав уже не раз вероломство бухарцев, генерал-адъютант Кауфман решил разом окончить эту недобросовестную игру.

Весь русский отряд состоял из 21 1/2 рот пехоты, 16 орудий, ракетного дивизиона и 4 1/2 сотен казаков, всего около 8 тысяч человек. Бухарская армия, заняв позицию за рекою, открыла страшный огонь по начавшим переправляться русским стрелкам и линейцам. По грудь в воде, увязая в топкой почве, несмотря на потери, шли русские батальоны, переходя реку и выбивая штыками засевших бухарцев, которые начали тогда спешно отступать к горам, бросая оружие. Но жители Самарканда, боясь грабежа, могущего начаться при отступлении бухарской армии, совершенно неожиданно закрыли передние ворота города, а затем выслали депутацию из аксакалов и почетных лиц с предложением сдать город на милость победителям.

Приняв предложение, генерал Кауфман 14-го мая, во главе своих войск, торжественно вступил в Самарканд, объявил его русским владением и обратился к жителям со следующей, прокламациею: «Да будет известно каждому из мирных жителей Самарканда и всех кишлаков, что войска бухарские разбиты войсками Белого Царя за свою дерзость и обиду жителям. Пусть ныне жители живут на своих местах и занимаются своим делом и пусть молятся за здоровье Белого Царя. Страшные врагам войска мои не обижают жителей. Бухарский же эмир поспешно бежал в Кермине».

— Да, тюра, у нас было написано в старых книгах, что Самарканд уже раз был взят Хозретом Искандером Зюлькарнайном, положившим заклятие, что только Искандер может взять царственный город второй раз. И это пророчество исполнилось: русские войска императора Искандера снова взяли Самарканд, а затем и построили свою крепость, — заговорил снова старик. Но всё же Аллаху было угодно, чтобы стены старой крепости перед своим разрушением слышали бы еще раз звон мечей и видели бы кровь. Помню, как сейчас, ушли войска урусов к Каты-Кургану, а в крепости остались одна-две роты солдат и в это время собрались шахрисябцы и осадили крепость; но и тут не удалось им ничего сделать потому, что давно уже было всё предопределено судьбою.

В истории завоевания края этот эпизод особенно интересен. Когда русские войска, под командою генерала Головачева, двинулись далее для преследования разбитой армии эмира к Каты-Кургану, [142] в Самарканде был оставлен небольшой гарнизон под командою майора Штемпеля, состоявший почти исключительно из раненых, слабосильных и нестроевых, в числе 685 человек. Давно поджидавшие времени, когда можно будет вмешаться и напасть на русских, враждебно настроенные духовенством шахрисябские беки перешли хребет Аксал-тау, отделявший их владения от Самарканда, объявили священную войну против русских, неожиданно подошли к городу и осадили русский гарнизон.

Критическое положение русского отряда, казалось, должно было закончиться его неминуемой гибелью. С 12-го по 18-е июня, поставив всех могущих держать в руках оружие в строй, отражал приступы храбрый майор Штемпель. День и ночь изнуряя гарнизон, шла упорная осада, причем уже неприятель успел сжечь деревянные крепостные ворота и сделать брешь в стене. Но потеряв 49 убитыми и 172 человека ранеными, всё же продержались русские до прихода генерала Кауфмана. В этой осаде отличился в свое время прапорщик Верещагин, заслуживший своею храбростью при отражении бухарцев орден св. Георгия, причем совершенные им подвиги описаны в нижеследующих выражениях:

«Имею честь донести вашему высокоблагородию о подвиге прапорщика Верещагина, который, видя критическое положение гарнизона, добровольно стал в ряды его защитников, разделяя все труды и опасности в продолжение 8-ми-дневной осады г. Самарканда. Прапорщик Верещагин с ружьем, как истинный русский солдат, с первого часа боя и до последней минуты служил великим примером для части, где находился. Участвуя во всех вылазках и будучи всегда впереди, он приобрел общую любовь и беспредельную преданность солдат. 2-го числа, как только начался штурм, он неутомимо и храбро дрался до последней минуты отражения неприятеля, подвергая себя неоднократно явной опасности. 3-го числа цитадель и честь нашего оружия спасена благодаря решительности и геройскому подвигу прапорщика Верещагина. Когда в 11-м часу дня неприятель большою массою своих сил приблизился к воротам и повел атаку, кинувшись на орудия, быстро разоряя нашу земляную батарею, чтобы прорваться в цитадель, успел занять все сакли и начал обстреливать вдоль улиц, где находились войска, защищавшие ворота, [143] прапорщик Верещагин, несмотря на град камней и убийственный ружейный огонь, видя критическую минуту, один с ружьем в руках бросился вперед на неприятеля. Солдаты, увлеченные этими геройским подвигом, последовали за ним. Подобный подвиг и самоотвержение прапорщика Верещагина удержали неприятеля ворваться в цитадель и тем избавили весь гарнизон от тех горьких последствий, которые можно было ожидать, если бы неприятель достиг своей цели.

Представляя вашему высокоблагородию подвиг прапорщика Верещагина, прошу ходатайства вашего о награждении его орденом св. Георгия, как вполне им заслуженного».

И сослужили последний раз старые стены бухарской крепости службу русским войскам, а затем крепость была разрушена и построена на её месте новая, отвечавшая современным требованиям, а из Самаркандского бекства и его окрестностей был образован в начале Заравшанский округ, а позднее Самаркандская область.

Имена Кауфмана, Головачева, Штемпеля, Иванова и графа Ростовцева, бывших начальниками округа и области, не должны быть забыты, вследствие их выдающейся деятельности по устройству и управлению новым краем.

К числу этих имен следует также присоединить и имя первого русского исследователя Самарканда и его окрестностей майора Бутенева, вместе с Яковлевыми и Леманом в 1840 г. побывавших в Заравшанской долине и составивших её описание при самых неблагоприятных условиях еще во время бухарского владычества, за 27 лет до завоевания Самарканда, когда Бутенев, посланный в качестве русского уполномоченного, довольно долгое время жил в этом городе и, благодаря своей настойчивости и смелости, успел побывать в ближайших к нему местах, исследовав часть гор Аксал-тау.

Среди густой растительности садов невдалеке от Абрамовского бульвара находится место вечного упокоения великого эмира Тимура, по справедливости называемого мусульманами Хозретом, т.е. святым.

Красивая мечеть с двором, окруженная портиками и полуразрушенною стеною, поражает своею художественною законченностью, и, надо признать, что, построив ее незадолго до своей смерти, Тимур воздвиг себе замечательный памятник; и поныне [144] мавзолей Гур-эмир (Тимура) принадлежит к числу лучших сооружений этого государя. Высокое главное здание, имея форму удлиненной четырехугольной призмы, увенчано барабаном, на котором поставлен колоссальный граненый с голубою облицовкою купол.

Внутри обширного помещения, напоминающего в общем фигуру креста, уходит в громадную высоту купол, украшенный сталактитами; панель, шириною в сажень, выложена сердоликом с разными на ней надписями и украшениями. С трех сторон примыкают другие пристройки с двумя легкими арками. Красота купола такая, что вызывает невольное восхищение. Широкая лестница, освещенная древними светильниками, ведет в глубину склепа, сложенного из изумительной крепости сероватого кирпича, поднимающегося в виде сводов; в центре подземелья находится большой саркофаг, сделанный из нефрита и богато украшенный резьбою и надписями.

Несколько человек шейхов наблюдают за этим местом, следят за огнем в светильниках и, собирая доход с посетителей, поддерживают в порядке эту мусульманскую святыню.

Полная тишина царствовала в подземелье, где лежали бренные останки того, кто повелевал полумиром, уничтожая как ураган в одном месте всю жизнь и созидая в другом цветущее и культурное государство.

Древний старик, стоявший в углу на коленях, пробормотал что-то, неприязненно обернувшись к нам, когда мы поднимались наверх.

— Что он говорит? — заинтересовался я.

— Так, не хорошо говорить, — политично ответил проводник. — Старый человек — как маленький. Слабый его разум не может управлять языком.

— Но что же он говорить?

— Не хорошо. Сказал: будет время, встанет великий эмир и прогонит гяуров из Самарканда. Только это неправда, поспешил извиниться переводчик. У русских денег много. И он умильно посмотрел на меня, ожидая подачки.

— Теперь всё уже видели, можно будет ехать завтра с утра, — спросил Нуретдин.

— Да, пораньше выедем. Кстати еще посмотрим, что попадется по дороге; к вечеру до Даула доберемся. [145]

Глава IV.

Самаркандские святыни.

— Здесь, тюра, мазар и мечеть стоять над могилой Хозрета Даниара, — указал Нуретдин на темное здание, видневшееся на небольшом возвышении. Хозрет Даниар (Даниил) много заслужил перед Аллахом и поэтому Аллах запретил его телу разрушаться. И в своей могиле Даниар растет.

— Как растет? — удивился я.

— Да, тюра, каждый год он всё больше и больше делается; теперь говорят, уже в нём аршин 30 будет.

Масса бунчуков с конскими хвостами и знамен была поставлена при входе и вокруг могилы, на которой построено длинное надгробие со следами недавней кладки.

Несколько мулл поспешило нам навстречу.

Ни самое надгробие, ни здание ничего замечательного собою не представляли.

Мы двинулись дальше, немного разочарованные.

Окрестности Самарканда были покрыты засеянными полями, но того великолепия растительности, о котором сообщают арабские географы, уже не встречалось. Довольно значительные низменности, покрытые болотами, вполне подтверждали, что местность вокруг сильно малярийная.

— Вон там, тюра, в тех горах, люди говорят, очень давно был город, в котором жили Руми (романцы европейцы), верили они в пророка Ису, как и урусы. Там показывают места, где стояла их буда-хана (церковь), только ничего не осталось от неё.

Настойчивость христианской проповеди апостолов и учеников Христа не останавливалась ни перед какими трудностями, встречавшимися на пути. Ни зной, ни пустыни, ни бедность, ни муки, не могли служить преградою для преданных учению Его первых последователей и Средняя Азия, как говорить предание, увидела св. апостола Фому с посохом в руках, одетого в рубище, но сильного духом и бодро ступающего по раскаленным пескам среднеазиатских пустынь. Не только жители Заравшанской долины, которую посетил апостол, но и земли Китайского Туркестана до самого далекого Китая посетил этот великий учитель, проповедуя слова любви, милости и правды. [146]

Искание истины и стремление к её познанию привлекли к новому учению целый ряд последователей, и христиане в первые два века по Рождестве Христовом встречались почти во всех городах Средней Азии.

Немного позднее возник в Византии в христианской церкви раскол, созданный учением Нестория. Многочисленность последователей этого учения, обилие всяких сект, появившихся в христианстве, и боязнь за чистоту учения, могущего подвергнуться искажениям, создали такое положение, что учение Нестория было признано ересью и осуждено на Вселенском Соборе, а его последователи подверглись беспощадным гонениям и принуждены были искать новых мест для жизни, могущих дать им возможность свободно исповедывать свое вероучение. Слава о богатых землях Великого Согда гремела на всём Востоке, а веротерпимость его правителей служила ручательством за спокойную жизнь. И постепенно на Заравшан потянулись переселенцы-несториане, встречая широкое гостеприимство и, образовав ряд христианских общин, селились в Заравшанской долине, получив от аборигенов страны название Кеш-Кушан, т, е. странников.

Постепенно приток христиан увеличивался и уже в конце III века около Самарканда появился христианский город Зердегид, а к V и VI веку появились церкви и в самом Самарканде, в котором жил христианский епископ. Арабы застали в Самарканде значительное число христиан, отличавшихся богатством и пользовавшихся большим уважением.

Поднявшись на холм, мы увидели весь Самарканд, утонувший в море растительности и лишь древние мечети, доставившие в прошлом такую славу городу, выделялись на темном её фоне.

Старый Семезкенд — солнечный город и Сами-Сы-Гань китайцев, пережив века, пришли в упадок, но на их месте при русском владычестве вновь вырос новый торговый город, имеющий большое будущее, благодаря своему географическому положению, которое еще более усилится, когда он будет соединен железною дорогою с Термезом на Афганской границе и будет служить посредником в русско-афганской торговле. В настоящее время открытая здесь главная складочная таможня выпускает на несколько миллионов рублей чая, провозимого транзитом через Батум и благодаря этому Самарканд превратился [147] в центр чайной торговли в Средней Азии, не утратив также и своего значения в отношении религиозном и просветительном, так как и поныне, насчитывая до 60 тысяч жителей, имеет около 100 мечетей и более 20 медресе.

Разветвляясь десятком крупных арыков и бесчисленною сетью мелких, широко раскинулась ирригационная сеть, получающая воду Заравшана. Необозримые обработанные поля виднеются со всех сторон, указывая на широкое развитие земледелия. Пшеница, ячмень, джунгара и огромные участки с огородными овощами дают почти ежегодно колоссальные урожаи. Но спрос на хлопок и большие выгоды от его посева привлекли население к его культуре и в настоящее время мало-помалу хлопок начал вытеснять всё остальное как в самой Самаркандской области, так и в прилегающих к ней по Заравшану бухарских владениях. И надо думать, что хлопководство имеет здесь все шансы на дальнейшее развитие, давая населению крупный доход, благодаря постоянным высоким ценам и обильным урожаям.

Солнце светило ярко, отражаясь в реке и в хоузах, встречавшихся почти около каждой сакли.

Развесистые деревья и без листвы давали густую тень.

Местами в кишлаках попадались небольшие базарчики из трех-четырех лавок и чай-хане, увешанных связками красного перцу и луку с целою массою дынь, подвешенных в сетках из камыша к потолку.

По дороге всё время встречались туземные арбы с колесами около сажени в диаметре. Сидя верхом на запряженной в оглобли лошади, всадник управлял этим своеобразным экипажем, издававшим резкое скрипение. На некоторых из арб поставлены были разукрашенные кибитки, из-за которых слышался говор и женский смех. Порою полотно, закрывавшее кибитку, слегка поднималось и из за него мелькали смуглые руки, а иногда выглядывало красивое личико с темными бойкими глазами и, не обращая внимания на едущих степенных мусульман, провожало нас шумным смехом и остротами.

— Смотри, тюра, назад будешь ехать, ко мне в гости приходи, — кричала одна красивая девушка, высунувшись совершенно всём телом из кибитки.

— А где ты живешь? Я ведь не знаю, — вступая в разговор, подъехал я к кибитке. [148]

— Спроси Калям-биби, всякий знает, — рассмеялась красавица, стреляя глазами.

— У нас весело, — высунулась другая. — Приходи в гости.

Старый седобородый узбек, наехавший на нас сзади, внимательно осмотрели женщин своими злыми, будто ястребиными, глазами, а затем, плюнув, сердито отвернулся, пробормотав какое-то ругательство.

— Чего, мулла, не смотришь, приходи и ты в гости... Ведь знаком человек, часто бывал...

— Кто это? — спросил я, указывая на арбу.

— Так, вольные девушки. Мужей не имеют и живут сами по себе, — уклончиво ответили Нуретдин, плотоядно посматривая на высунувшуюся из арбы женщину. — В пайкобаке в Самарканде живет.

Самаркандский пайкобак представляет собою публичный дом из туземных женщин, насчитывающий, как говорят, более 2 тыс. женщин. В ханское время явной регламентированной проституции не существовало, но, с приходом русских, публичные дома получили права гражданства, являясь излюбленными местами, куда туземцы собираются поесть палау, выпить чаю и поухаживать за очаровательницами, посмотрев при этом на их пляску и послушав пение. Мусульманский шариат относится крайне строго к проституции, но муллы обходят закон, запрещающий женщинами ходить с открытыми лицами, и, взимая в свою пользу большие суммы, разрешают это при условии, чтобы женщина была одета в халат мужского покроя. Независимо этого, некоторые предприимчивые туземцы практикуют особый способ, к которому даже строгий мулла не может придраться, а именно, женясь на четырех женах, открывают затем публичный дом, как бы на законном основании, торгуя ими.

Свободная вольная жизнь в значительной степени способствует тому, что встречаются случаи, когда девушка или замужняя женщина скрывается из своего дома и затем поступает в пайкобак...

Земли Самаркандской долины оканчивались и впереди расстилался Миянкаль, большей своею частью входящий в составь Бухарских владений.

Текст воспроизведен по изданию: Самарканд. (Путевые очерки по Средней Азии) // Военный сборник, № 2. 1912

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info