-

ЛОГОФЕТ Д. Н.

ИЗ ПУТЕВЫХ ОЧЕРКОВ ПО ВОСТОЧНОЙ БУХАРЕ

(ВАХШСКИЙ ХРЕБЕТ).

(Продолжение ¹).

Глава III.

Река Ях-Су. — Измаилиты. — Коневодство.

Переправа через Кизил-Су представляла некоторое затруднение.

После бывших недавно в горах дождей, воды в реке было много и последняя глухими всплесками несла свои волны, образуя местами водовороты и подмывая берега. С шумом, похожим на глухие пушечные выстрелы, падала подмытая земля и тотчас же большая волна поднималась поперек реки, врезаясь в течение, сталкиваясь с ним и образуя толчею волн, среди которой плыли камыш, кустарник и целые деревья.

— Пожалуй не переедем теперь на ту сторону? — с большим сомнением спросил я, останавливаясь на высоком берегу над бурлившей у ног рекою.

— Нет, тюра, переедем; ниже верст на 30 есть каюк, а только далеко, много времени потеряем. Здесь же не очень глубоко. [146]

Конечно, если Аллах захочет, то утонуть можно, — добавил он, снимая свой халат и направляясь вверх по течению, где, присмотревшись к воде, скоро отыскал удобное место для переправы.

Въехав в воду и подгоняя нагайкой лошадь, Ахмет взял направление наискось реки и, почти сейчас погрузившись вместе с лошадью, поплыл уже с нею рядом, громкими криками понукая ее и придавая себе бодрости.

Лошадь, вытянув голову и фыркая, медленно подвигалась вперед, сносимая сильным течением, но, наконец, добравшись снова до мелководья, она достала дно ногами и, поднявшись из воды, остановилась на отмели, отряхиваясь и озираясь назад.

Сняв с себя верхнее платье и привязав его сверху седел, мы с доктором также один за другим въехали в речку, окунувшись в её холодную воду.

Плывя рядом с лошадью, я невольно смотрел с опасением на крутившиеся воронки воды и несущиеся по течению массы сухого камыша и корней, попадавшихся все время на встречу.

Река глухо плескалась и водяная поверхность казалась бесконечной ширины. Течение сносило сильно в сторону и, почти выбившись из сил, с большим трудом добрался я до противоположного берега, снесенный на сотню саженей ниже.

Оправившись немного после этой холодной ванны, мы двинулись затем далее параллельно хребту гор, ограничивавших долину реки Ях-Су с запада.

Огромное пространство камышей, протянувшихся между реками Кизил-Су и Пянджем и занимающих площадь верст в 30 ширины при такой же почти длине, осталось в стороне, а перед нами уже расстилалась широкая долина, покрытая полями, среди которых виднелись многолюдные кишлаки.

Масса воды стояла в низких местах, образуя обширные болота. Воздух был тяжел: пахло сыростью и гнилью.

— Нехорошее место: здесь малярия так и косит народ, — указал доктор на разливы. — А ничего не поделаешь, этим народ всей здешней долины живет.

Я невольно удивился и, не понимая, как можно жить болотом, просил мне разъяснить это обстоятельство.

— Да, ведь, это все не болотная какая-нибудь трава, а рис. Здесь царство риса и вся долина реки Ях-Су покрыта рисовыми полями. Растение это любит воду и без неё существовать не может. [147]

Обыкновенно, после посева рисовых зерен, как только появится зелень, сейчас же напускают воду на поля, устраивая вокруг особые запруды, благодаря которым вода стоит все время. Разумеется, при этом вода сильно портится и загнивает. И эти заболоченные пространства здесь являются рассадниками малярий, свирепствующих постоянно и вырывающих массу людей из числа местного населения, которое в сущности никаких мер против этого бича предпринять не может, так как живет исключительно культурою риса. Хины же в продаже на базарах мало, да она дорога и не по карману для всех, а поэтому некоторые годы люди мрут здесь, как мухи.

— Это верно, тюра, — заговорил давно уже прислушивавшийся к нашему разговору Ахмет. — Здесь ангел смерти, Азраил, почти безостановочно носится над долиною Ях-Су, каждый час осеняя кого-либо из людей своими белоснежными крыльями, и, вынимая их души из измученного тела, несет к подножию престола Аллаха Милосердного. И всё время, пока зреет рис, не прекращается его работа....

Тяжелый запах болотных испарений носился в воздухе и мешал дышать.

— Обратите внимание, ведь мы едем по краю этих болот и то какой ужасный воздух. В середине же полей в кишлаках, которые стоят на равнине, в жаркий летний день бывает невозможная вонь, а ночью комары не дают ни минуты покоя ни людям, ни животным. И, несмотря на все это, охотников заниматься посевами риса всегда много и земли для этого берутся здесь прямо с боя. Дело очень выгодное, дающее рублей до 160 чистого дохода с десятины, а по здешним местам это целое состояние. Богатые, разумеется, ведут хозяйство исполу или же обрабатывают свои поля наемным трудом.

Склоны гор по всему пространству, которое можно было видеть, были покрыты кишлаками, окруженными большою древесною растительностью, особенно густою, и занимавшей огромное пространство невдалеке от подошвы гор.

— Это город Куляб виден: вон вся та широкая и длинная полоса растительности, а выше целый ряд кишлаков и везде здесь также много вековых деревьев орехов и чинаров, страшной толщины, насчитывающих много веков своего существования.

Вся долина Ях-Су, по-видимому, была издавна заселена. Остатки старинных крепостей в виде рвов и валов встречались [148] довольно часто, но время уже давно разрушило все то, что было построено людьми; груды мусора покрылись слоем земли, и лишь при помощи раскопок можно найти остатки прежней жизни.

Рисовые поля местами чередовались с прекрасно возделанными огородами, на которых, главным образом, росли лук, морковь и репа. Лишь изредка попадались огурцы. Видимо со всеми другими овощами население было совершенно незнакомо.

Соблазненный красивым видом сочной зелени, один из нукеров соскочил с лошади и быстро стал выдергивать из земли репу, собирая ее в свои куржумы.

— Эй, ошна ², оставь! — закричал ему Ахмет. — Нехорошо. Хозяин увидит, будет на нас зло иметь. Да ты сам тогда не будешь знать, что ему и ответить; еще если бы ты был умный, как ходжа, который также с репой попался, тогда бы ничего.... Сумел бы ему сказать....

— Какой это ходжа и что он сказал? — заинтересовался доктор.

— А это, тюра, жил такой в старину в Самарканде ходжа Наср-Эддин, который был человеком очень мудрым и за эту мудрость его любил сам великий Тимур-Хан — тень Аллаха на земле.

Однажды захотел бедный ходжа полакомиться репою в огороде одного из своих богатых соседей. Рано утром, когда еще все спали, взял он большой мешок, перелез через дувал и стал вырывать репу из земли и набивать свой мешок. Никто не заметил его, ни люди, ни собаки, так как был сильный ветер с дождем и уже оставалось ему только перебросить мешок на улицу и самому перелезть за ним следом, но в это время отец хозяина, как и все старики, проснувшийся очень рано, встал и пошел осматривать свое хозяйство. Отворил он дверь в огород и видит: стоит около полного мешка с репою ходжа. Смутился старик, увидев этого почтенного человека за таким нехорошим делом, но еще больше был смущен ходжа, не зная, как выпутаться из такого скверного положения.

— Как попал сюда достопочтенный ходжа? — спросил, наконец, его отец хозяина, поглаживая свою белую бороду. [149]

— Ах, отец, со мною приключилось несказанное чудо. Встал я очень рано и чтобы совершить утренний намаз пошел по улице в мечеть. Но, когда я поравнялся с твоим огородом, совершенно неожиданно поднялся страшный вихрь, подхвативший меня и перекинувший через высокий дувал.

— Это удивительно, — сказал хозяин. — Но кто же в таком случае выдергал всю репу из грядок? — воскликнул он минуту спустя, думая этим вопросом поставить мудреца в затруднение. Но ходжа уже овладел собою.

— Какой ты чудак, мой друг, — ответил он. — Ведь если ветер мог перебросить человека через дувал, то что стоило ему вырвать с корнями репу из земли....

— И это верно, мудрый ходжа. А кто же в таком случае собрал выдернутую ветром репу в этот большой мешок?... Не разрешишь-ли ты этот вопрос?

— Ах, отец, об этом-то именно я стоял и думал, когда ты пришел сюда, — вывернулся и тут ловкий ходжа.

Широкие арыки, выведенные из реки Ях-Су, несли массу прозрачной и совершенно чистой воды. Местами пересекая их и долго двигаясь параллельно магистральному арыку, мы выехали к самой реке. Зеленоватого оттенка вода вполне оправдывала свое название Ях-Су, что значит холодная вода. Журча среди камней, покрывавших дно и берега, река разливалась несколькими рукавами, протекавшими не в далеком друг от друга расстоянии. Зеленая, будто бархатный ковер, трава на низких лугах представляла собою отличное пастбище, на которое уже давно с завистью поглядывали наши кони.

Проехав кишлак Мулла-Султани, мы нажали коней, рассчитывая остановиться на ночлег в большом таджикском кишлаке Пушионе, находящемся у подножия гор почти в самом начале речной долины.

Расположившись на ночлег около развесистых чинар, стоявших тесною группою, мы развели костер и почти сейчас же один за другим потянулись к нам жители кишлака, привлеченные желанием посмотреть на приезжих и послушать новостей.

Группа красивых с правильными чертами и темными большими глазами таджиков напоминала собою библейские картины первоклассных мастеров. Медленно подходя и делая «селям» ³, [150] они усаживались на корточках, внимательно следя за каждым нашим движением, и лишь порою вполголоса перебрасывались односложными замечаниями. И вся эта толпа людей, живущих вдали от культурных центров, невольно поражала своей воспитанностью и сдержанностью без всякого оттенка раболепства. Чувство собственного достоинства проглядывало в движении каждого.

Старик с длинною белоснежною бородою составлял центр, группы. Одетый в старый поношенный халат, он пользовался, по-видимому, особым почтением со стороны всех остальных.

— Кто это, Ахмет, вот тот старик, что сидит между ними? — спросил я вполголоса....

— Это, тюра, ишан ихний. Говорят очень святой человек.. Отовсюду из гор к нему народ приезжает, чтобы поговорить о делах и о душе посоветоваться.... И всякий, выслушав слово ишана, едет домой с легким сердцем....

Желая поговорить с интересным стариком, мы предложили ему сесть ближе и разделить с нами ужин. С приветливой улыбкою ишан присел против нас и, отказавшись от еды, видимо с удовольствием взял предложенный ему стакан с чаем.

— Я, тюра, уже давно никакого мяса не ем, — извинился он за свой отказ. — Старое же мое тело вполне довольствуется хлебом, овощами и рисом.

— Отец не ест мяса вероятно потому, что у него нехорош желудок? — спросил доктор.

— Нет мяса я уже не ем более пятидесяти лет с тех пор, как ишан Фораз-Ша Кашгарский передал мне свою власть и признал достигнувшим совершенства духа. Ведь Аллах, когда сотворил людей и животных, дал им заповедь не трогать друг друга, а жить мирно, населяя его прекрасную землю и славя своего могущего Творца. Но люди и звери забыли скоро эту заповедь и, по наущению темного духа Иблиса, враждуя и убивая друг друга, стали затем пожирать мясо своих врагов, благодаря чему среди и тех и других появились многие болезни, которых раньше не было.

Великие пророки Аллаха, Мусса и Магомет, видя, что люди умирают от этого и зная, что по своей слабости они не могут отказаться совсем от употребления мяса, которое ели их предки тысячи лет, запретил есть людям лишь мясо свиньи. Все же, кто идет вверх по лестнице совершенства, должны отказаться совсем [151] от употребления в пищу живых существ, так как всё живущее должно любить друг друга.

Огонь костра бросал прихотливые тени, освещая небольшую площадку. Старый ишан с бледным восковым лицом при этом освещении казался каким-то пророком, передающим из глубины веков мысли живших в далеком прошлом великих учителей человечества.

Ночь была сыра и прохладна. Яркие огромной величины звезды рельефно выделялись на темном фоне неба, поперек которого протянулась бесконечная мерцающая полоса млечного пути. Тишина ночи была поразительная. Ни звука не доносилось с высоких гор, будто нахмурившихся под туманною мглою. Снеговые их вершины не были видны и лишь близкое присутствие вечных льдов чувствовалось, как будто струясь через расстояние. Ближе, над самою долиною, придвинулись темные громады скал, принявших всевозможные очертания.

Кое-где в различных местах на горных склонах виднелись огоньки костров, а на западе, освещая весь небосклон пурпуровым блеском, резко выделялось из окружающей темноты зарево пожара, охватившего, по-видимому, огромное пространство. Быстро перебегая по высохшим густым травам, огонь шел длинною полосою посередине горы, поднимаясь к её вершине.

Ниже, в долине Кизил-Су, горели где-то далеко камыши. Клубясь в воздухе и, как будто соединяясь с тучами, дым, окрашенный в огненно-красный цвет, поднимался вверх, тысячи искр рассыпались по сторонам, разносимые порывами ветра. Охватив площадь в несколько верст, этот пожар представлял собою редкую картину. Снеговые вершины гор в Афганистане казались пурпурными, красиво выступая на темном фоне.

— Все смотришь, тюра, и не спишь? — спросил меня старик ишан, неподвижно созерцавший открывавшуюся перед нами картину, в то время как все остальные таджики уже давно разошлись по своим саклям.

— Я, тюра, иногда целую ночь сижу и смотрю, как горят эти горы. Огонь сожжет всю сухую траву, но зато через год она вырастает чаще и лучше. Огонь все очищает, тюра, и вместе с водою постоянно снимает с грешной земли всю нечистоту, портящую прекрасное создание Всемогущего. Мои далекие предки, жившие в этих же местах, поклонялись огню и здесь в горах встречаются остатки тех жертвенников, на которых приносили [152] они очистительные жертвы. Наши люди до сих пор любят эти места и посещают их для совершения молитв...

Поднимаясь на невысокие перевалы и миновав кишлаки Чагак, Булюк-Сай, Дигасуни и Кагыр-Сай, мы все время ехали по холмистой местности, покрытой обработанными полями, указывавшими на процветающее здесь земледелие.

По склонам гор виднелись стада коз. Забираясь на страшные высоты и пощипывая траву в расщелинах, козы двигались по карнизам, перепрыгивая с одного на другой. Присев на землю и спустив ноги вниз, над почти отвесною скалою в несколько десятков сажен высоты, расположился таджик-пастух, наблюдавший за этим стадом и казавшийся издали какой-то огромной птицей. Длинношерстные козы очень походили своею серою и белою шерстью на ангорских, что я и высказал доктору.

— Это верно, похожи, заговорил он; да и понятно: ведь здешняя коза — родоначальница ангорской. Несколько столетий тому назад турки-сельджуки, постепенно вытесненные из Бухары, переселились в 1229 году в Малую Азию, пригнав с собою стада бухарских коз. Особенно благоприятные климатические условия и чудные горные пастбища способствовали тому, что эти козы стали особенно хорошо разводиться по Ангоре в Ангорском вилаэте, причем постепенно, подбором маток и производителей, улучшили эту породу, добившись того вида коз, мех которых получил такую широкую известность, нося название ангорского. Кроме своих качеств: длины, блеска и прочности, шерсть ангорских коз имеет еще две особенности: она не слеживается и не задерживает на себе ни пыли, ни жиру, вследствие чего сделанные из неё ткани отличаются особою прочностью, не теряют ворса и сохраняют чистоту, не пачкаясь от пыли и жирных веществ.

Здесь же в горной Бухаре коза осталась в том самом виде, как была раньше, и, не подвергаясь улучшению подбором пород, постепенно вырождается. Хотя в настоящее время ангорская коза в её улучшенном виде вновь появилась в Закаспийской области, куда ее привезли с собою переселенцы-молокане, жившие раньше в Карской области, по соседству с турками, и от них получившие лучшие экземпляры производителей.

В начале привозные козы сильно болели, но затем, когда стали применять способ скрещивания ангорских козлов с местными [153] туркменскими козами, а полученных таким образом метисов вновь — с чистопородными ангорскими, то постепенно вывели очень устойчивую местную породу. Дело это очень выгодное, так как коза дает в год от 3-х до 5-ти фунтов серой шерсти и от 10-ти до 15 ти пуд. молока и козленка, что, в среднем, по существующим ценам, стоит: шерсть — 4 руб., молоко до 10 руб. и козленок от 1 до 2 руб., всего же валового дохода от 12 до 16 рублей; отбросив стоимость ухода, содержания и потерь, окажется, что чистый доход в среднем с одной козы от 3 до 4 руб. Если же взять среднюю продолжительность жизни козы в восемь лет, то окажется, что она дает дохода около 20-ти слишком рублей, плюс шкура 3 рубля и мясо от 3-х до 4-х р. Таким образом каждая коза принесет хозяину во время своей жизни от 26-ти до 30-ти руб. чистого дохода. Крайне жаль, что здесь в Бухаре нет предприимчивых людей, которые могли бы заняться этим выгодным делом, а то во всем ханстве коза заметно ухудшилась, причем, в свое утешение, бухарцы могут сказать только, что они сохранили и улучшили в значительной степени сопровождающую ангорскую козу, длинношерстную бухарскую или также так называемую ангорскую кошку.

Окруженный растительностью кишлак Зердалю-Дашт, расположенный среди холмистой местности, служит местопребыванием амляк-ара ⁴ и сплошь населен узбеками, принадлежащими преимущественно к роду Катаган. Яркие цветные халаты пестрели на площади, резко отличая население этого кишлака от таджикских, где в костюмах преобладают темные цвета.

Большая группа дервишей, стоя посредине площади, диким нестройным хором распевала какую-то духовную песню. Резкие выкрики их разносились далеко по окрестностям. Обросшие длинными свалявшимися волосами с остроконечными колпаками на головах и в ветхих, висевших клочьями, халатах, они имели положительно страшный вид со своими блуждающими глазами, в которых, как будто, порою вспыхивали какая-то ненависть и злоба ко всему миру.

Тут же, невдалеке, сидел маддах — дервиш-рассказчик и, сильно жестикулируя, рассказывал что-то полуохрипшим голосом внимательно слушавшей его толпе.

Остановившись около чай-хане, мы присели невдалеке от рассказчика на террасе и, потребовав чаю, стали закусывать поданным [154] нам жирным пилавом, приберегая свои запасы для малонаселенных мест.

«Черные тучи покрыли всё небо, закрыли светлое солнце и темная печаль упала на сердца людей правоверных, когда узнали они, что взбунтовались неверные и подняли руку на наместника пророка великого Халифа-Падишаха», выкрикивал между тем маддах, окруженный внимательно слушавшей его толпою.

«Заключили его в темницу и поставили свою стражу. Но соблазнителен звон золота, красиво сверкают лиры и тилля и не устояла душа против их привлекательности. Принесли верные слуги перо и бумагу и, в долгие ночи молясь Аллаху, стал Падишах писать приказы и посылать их правоверным.

«Во имя Аллаха Грозного, десница которого карает неверных, везде во всех странах, вооружайтесь люди, так как пришло время.

«Предрассветный ветер шепнул мне ночью, что дни скорби и угнетения скоро кончаются. И снова победное знамя, развернувшись, закроет собою всех мусульман.

«О, Всемогущий Аллах, сохрани и защити веру пророка до судного дня и избави мусульман от покоривших их врагов. Направь их на стезю тебе угодную.

«Вооружайтесь же и вы против неверных для освобождения Падишаха», уже с явным выкриком закончил маддах свою, речь, с глубокой ненавистью посмотрев в нашу сторону.

— В какую странную форму вылились здесь слухи о последних событиях в Турции, обратил я внимание доктора, совершенно безразлично, как мало понимающего язык туземцев, относившегося к этому истерическому поучению. Я перевел содержание рассказа.

— Да, — выходя из своей задумчивости, сказал он. — У нас мало или, вернее, совершенно не обращают никакого внимания на туземное население всех среднеазиатских областей вообще, а на бухарское как бы совершенно махнули рукою. Между тем во всем мусульманстве замечаются новые веяния и каждое явление надо бы обязательно учитывать, в особенности в связи с современным движением в Турции и Персии. Дервишские же ордена всегда шли во главе всех политических движений, служа проводниками новых идей в массы населения.

Расталкивая толпу, показалось из-за угла площади какое-то шествие. Несколько человек несли на плечах длинную доску с [155] положенным на ней белым свертком. Народ, сидевший в разных местах площади, продолжал свои разговоры и дела, не обращая никакого внимания на несущих.

— Что это такое? — спросил доктор, всматриваясь своими близорукими глазами.

— Это, тюра, похороны. Азраил вынул чью-то душу из бренного тела, а земную оболочку по обычаю окутывают сейчас же в саван, который всегда носит в виде чалмы на голове каждый мусульманин, и затем, когда тело охладеет, его кладут на доску и относят в приготовленную для него могилу. Хоронят не только на общем кладбище, но и в том месте, где пожелал лежать покойный или же выбрали его родственники; при этом мулла читает молитву о душе и заклинание против дьявола, а коры ⁵ говорят подходящие стихи из Корана. На могиле сверху кладут камень, а если человек богатый и святой, то устраивают мазар в виде небольшой мечети. Потом родственники и другие люди ходят молиться на могиле и поминать умерших, принося им чурек и яйцо.

Масса лошадей стояла на приколах, занимая всю примыкающую к кишлаку площадь. Статные, с красивым изгибом шеи, ширококостные жеребцы, покрытые попонами, некоторые с капорами на головах, стояли в ожидании своих хозяев, бродивших по базару.

Красные попоны на седлах, отделанные серебром уздечки и стремена придавали этому становищу пестрый живописный вид.

— Чудные есть кони у нас, тюра, в здешних местах. После Гиссарских лучшие лошади считаются, — заговорил Ахмет, заметив внимание, с которым я осматривал ближайшего коня.

— Здесь недалеко эмирские табуны ходят в долине Тиряй. Местный бек за ними наблюдает, а поручены они особому миракур-баши, который живет невдалеке. Наши кони имеют в себе много арабской крови, так как издавна миры Кулябский и Каратегинский получали часто в подарок от эмира арабских жеребцов, от которых потом выводили отличных жеребят.

Лошади Восточной Бухары разделяются на три вида или, вернее, породы: киргизская, самая многочисленная, встречающаяся у всех киргизов и узбеков, с отличительными признаками: мясистою грубою головою, низкорослые, но с широкою грудью и [156] крепкими ногами; карабаирская, являющаяся помесью киргизской с арабской и отличающаяся красивою головою со стрельчатыми ушами и высоким ростом, и горная, небольшая, видимо местная порода с крепкими железными ногами, но сравнительно бедною мускулатурою.

Благодаря значительным пространствам пастбищ в Восточной Бухаре, количество лошадей в этой части Азии довольно велико и местные коневоды имеют небольшие, но хорошие по своему составу табуны киргизских лошадей. Карабаиры же встречаются у более богатых людей и разводятся и выращиваются при людях, образуя подворное коневодство.

Д. Логофет

(Продолжение следует).

Комментарии

1. См. № 8 «Воен. Сб.» 1912 г.

2. Приятель.

3. Приветствие прикладыванием руки к сердцу или ко лбу.

4. Начальник уезда.

5. Чтец Корана Умирахур-Копитох.

Текст воспроизведен по изданию: Из путевых очерков по Восточной Бухаре. (Вахшский хребет) // Военный сборник, № 9. 1912

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info