-

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ АФГАНЦЕВ В XVII — НАЧАЛЕ XVIII ВЕКА:

ЕДА, ЖИЛИЩЕ, ДОМАШНИЙ БЫТ

(ПО МАТЕРИАЛАМ «ХАТАКСКОЙ ХРОНИКИ»)

(ЧАСТЬ I)

Немногочисленные сведения о социально-политической истории, хозяйственной жизни, культуре афганских племен в период, предшествовавший образованию афганской государственности в середине XVIII в., основываются преимущественно на внешних источниках (в первую очередь на персоязычных историографических сочинениях могольского времени) или являются результатом аналитической ретроспективной [98] проекции богатого фактологического материала, собранного на афганских территориях уже в XIX в., когда в силу известных исторических обстоятельств паштуны оказались объектом пристального внимания британцев (см., например: [1; 2, с. 7-68; 3, с. 151-246]). Собственно афганские (внутренние) письменные источники таких сведений, в том числе на языке пашто, появляются не ранее XVII в. Хотя подобных источников немного, их изучение до сих пор нельзя считать исчерпывающим и завершенным.

Как показывают проведенные исследования, конкретными историческими и этнографическими фактами в большой степени насыщены мемуары богослова Ахунда Дарвезы (ум. 1618/19 или 1638/39) Тазкират ал-абрар ва-л-ашрар («Жития праведных и грешных») (ок. 1610) [4; 5, с. 22-23, 38-43; 6; 7] и многие поэтические произведения Хушхал-хана Хатака (1613-1618), признанного основателя национальной литературы пашто [8, с. 60-175; 9, с. 271-296]. Некоторые афганские сочинения, которые предположительно относятся к этому же времени и тоже содержат фактический материал, пока подробно не изучались. Например, афганские ученые датируют XVII в. сочинение некоего Мулла Маста Дзаманда Сулук ал-газат («Путь священной войны») ¹. З. Хевадмал определяет это сочинение как рисала («трактат») и сообщает о том, что оно «содержит повествование о войнах Ахунда Чалака в восточном Афганистане и горах Свата» [11, с. 125]. Не исключено, что в этом произведении речь идет о деятельности Мулла Чалака (он же Ахун Цалак), который в могольских исторических источниках выступает как один из вдохновителей мятежа йусуфзаев против имперских властей в 1666/67 г. и активный сторонник самозванца, выдававшего себя за могольского принца Шаха Шуджа' [12, с. 21-22; 13, с. 286-287].

Наиболее важным по объему, уникальности и разнообразию сведений об афганских племенах позднего средневековья является компилятивный труд Тарйх-и мурасса' («Украшенная драгоценностями история»), принадлежащий паштунскому племенному правителю Афдал-хану Хатаку (ок. 1664/65-1740/41), внуку упомянутого Хушхал-хана [14]. Оригинальная авторская часть этого сочинения, включающая разнородные тексты историографического содержания — мемуары, дневники, письма, другие документы, относящиеся к истории племени хатаков, может быть определена как «Хатакская хроника» (подробнее о составе, авторстве и истории создания этого произведения см.: [15; 16, с. 72-73]).

В настоящей статье собраны, систематизированы и проанализированы сведения «Хроники», касающиеся некоторых реалий повседневной жизни восточных афганцев — хатаков и соседних с ними племен, — которые населяли земли Пешаварской равнины и прилегающих к ней горных областей юго-восточного Гиндукуша. Надо заметить, что подобные реалии, включая те, о которых будет сказано ниже (еда, жилище, домашний быт), в текстах «Хатакской хроники», как правило, не несут на себе главного смыслового акцента. Общий нарративный стиль «Хроники» лишен описательности и не предполагает детализации. Авторы ее текстов сосредоточены главным образом на фактах излагаемых событий — вопросах «кто?», «что?», «где?» и «когда?». Побочные обстоятельства и детали, которые бы могли существенно дополнить эти главные факты зрительными образами и предметными характеристиками, к сожалению, крайне редко интересуют автора-хроникера. Можно утверждать, что изобразительность [99] как элемент формы вообще не присуща «Хатакской хронике». Если, например, оценочные характеристики моральных качеств и поведения персонажей иногда встречаются, то описание внешности, даже каких-либо отдельных черт или отличительных примет одежды и снаряжения, в литературные задачи авторов явно не входит. Конкретные исторические реалии, относящиеся к социально-правовой, хозяйственной, культурной жизни афганского общества, тоже, как правило, подробно не освещаются, а при их беглом упоминании никак не поясняются. Очевидно, что авторы «Хроники», во-первых, изначально ориентировались на очень узкий круг читателей — главным образом грамотных членов княжеского рода хатаков, и, во-вторых, преследовали не только собственно литературные просветительские цели, но также выполняли и внелитературные идеологические задачи, которые заключались в фиксации «правильных» знаний о прошлом и обеспечении преемственности политических традиций, связанных с принципами передачи верховной власти.

Тем не менее некоторые бытовые реалии, такие как еда, оставаясь вне фокуса повествования, даже в спорадических упоминаниях заявляют о себе как о первостепенных по значимости элементах повседневной жизни авторов «Хроники» и их окружения. Вербально или имплицитно еда в «Хронике» — всегда первичная жизненная потребность. Большинство фрагментов с упоминанием еды имеют характер дневниковых заметок, но не этнографических информационных справок. Наглядным примером того, как сообщения о еде функционируют в текстах «Хроники», является рассказ о плавании Хушхал-хана на плоту по реке Ландай (Кабул) из Джалалабада в Сарай-Акору, резиденцию хатакских князей, в 1649 г. В этом рассказе еда упоминается три раза как самый обыденный факт: «...Плот уже был готов. Он поел и сел на плот с несколькими ребятами»; «Глубокой ночью они прибыли в Даку…Там они высадились [на берег]. Закололи барана, поели...»; «С большим трудом они высадились [на берег] около Агры. Приготовили еду, вечером поели. Поплыли на плоту [дальше]...» [14, с. 281]. Так же между делом упоминает о еде Афдал-хан, рассказывая о своем переезде в Сарай-Акору в феврале 1724 г.: «Вечером 24-го [числа месяца] джумада-л-аввал упомянутого года [19.02.1724 г.] Хайр Кулй-хан прислал ко мне человека. Я в своем жилище только что закончил еду. Со мной сидел [мой слуга] Торай...» [14, с. 453].

Факт отсутствия еды, напротив, может акцентироваться, особенно если речь идет о близких людях, членах семьи, за благополучие которых автор «Хроники» несет личную ответственность. В коротком рассказе из дневника Хушхала о кочевке с семьей по хатакским землям летом 1673 г. отсутствие еды является движущим мотивом повествования: «...К полудню мы приехали в Валэй. Оставались там до середины дня. Посуды, хлеба — ничего не было. Пришлось оттуда уехать. [Оказалось, что] Ибрахим Ацохел был в Утмани. Я послал к нему людей. Они привезли всякую там посуду, хлеб. За этим дети и провели время...» [14, с. 309].

В этом же рассказе говорится о питьевой воде как основном элементе жизнеобеспечения: «Я намеревался остановиться в Сароби. Но [там] не было воды. Я послал людей в Данбару. Там тоже не было воды. Было около полуночи, когда мы приехали на стоянку Мансур-хана. Там тоже было мало воды. Всадники, которые ехали со мной, отправились в горное ущелье. Привезли [оттуда] воды...». Афдал-хан иногда упоминает о колодцах (кухай) как важнейших объектах поселений. В экстремальных ситуациях, связанных как со стихийными бедствиями, например засухой, так и [100] военными конфликтами, колодцы становились объектами строгого контроля или даже захвата. В речи на племенной джирге в марте 1723 г. Афдал обмолвился о том, что в период сильной засухи, случившейся в этом году, колодцы, принадлежавшие его племени, были конфискованы могольской администрацией [14, с. 442]. Источниками питьевой воды, естественно, были и реки. Хушхал-хан, неоднократно восхвалявший в своих стихах родную реку Ландай, обязательно упоминал о пригодности ее вод для питья ². После резни с отрядами своего родного брата Намдар-хана у переправы Гадай в ноябре 1718 г. Афдал-хан отметил в своем дневнике в числе прочих фактов такой: «Рассказывают, что из-за этих мертвецов (тел погибших в стычке. — М. П.) жители Макхады и Бага в течение нескольких дней не пили воду из реки» [14, с. 417].

В сознании авторов «Хроники» еда — не только главный фактор жизнеобеспечения, но и важный аспект социализации. В паштунской среде еда воспринимается как обязательное угощение, диктуемое правилами гостеприимства, которое относится к ключевым понятиям афганского кодекса чести (паштунвали). Во время переездов по землям соседних племен в 1674 г. Хушхал-хан записывал в дневнике впечатления о гостеприимстве встречавших его людей: «По дороге афридаи хорошо принимали нас: [устраивали] угощения, развлечения и прочее...»; «Все [моманды] хорошо исполняли [законы] паштунвали, вели себя достойно. Угощения и прочее должным образом устраивали...»; «…Там я провел одну ночь. Хатаки и чужие [люди] зарезали для меня корову ³...» [14, с. 323-324].

Иногда угощение по правилам гостеприимства может сочетаться с институтом феодального кормления — коллективной трапезы, организуемой сеньором в качестве вознаграждения служащим ему людям или для обеспечения лояльности со стороны потенциальных противников. Когда в марте 1719 г. во время военно-политического противостояния с Намдар-ханом Афдал-хан приехал в хатакское селение Цотару, для подтверждения своего статуса и удержания местных жителей от перехода на сторону Намдара ему с большой неохотой пришлось устроить коллективное угощение:

...Вместе с семьей я приехал в Цотару. Никто из этих собак Цотары не вышел ко мне [навстречу] кроме Шайисты Даврана Бакйхела, который ведет свой род от Бахадура ⁴. Он выказал достойную преданность. Я разместился в его домах и жилищах. Несколько дней те собаки ждали Намдара: «Может, он нас позовет, что-то даст нам?» Когда они поняли, что у него нет до них дела, что он — могольский ставленник, то все они явились ко мне провести джиргу. Между полуденным и вечерним намазом пришло ко мне четыреста человек, все стали моими гостями. Поневоле я подал им еду. На следующий день, когда они уезжали, [101] было у них пустое желание: «[Может], он даст что-нибудь нам?» Но ничего больше им дано не было. [14, с. 420].

За пределами племенной паштунской среды угощение тоже функционирует как значимый элемент этикета феодальных иерархических отношений. Приглашением на трапезу могольские власти одновременно демонстрируют свое благорасположение к имперским вассалам и проверяют их лояльность. Соответственно принятие или отклонение такого приглашения со стороны хатакских вождей, могольских джагирдаров (землевладельцев-феодалов), всегда имеет политический смысл. В одном из фрагментов дневника Афдал-хана приглашение на трапезу со стороны могольского принца Бахадур-шаха прямо изображается как символический политический акт. В 1706 г., в период новых вооруженных столкновений с паштунскими племенами Хайбара, могольские власти были вынуждены выбирать себе союзника между Афдал-ханом и его дядей Бахрам-ханом, которые давно вели внутриплеменную войну. Когда моголы решили сделать ставку на Афдала, ему было послано приглашение на трапезу. О своей реакции на это приглашение Афдал пишет:

Я встретился с ним (Бахадур-шахом. — М.П.) и проехал с ним до его лагеря. Потом с дороги был отпущен домой. Он прислал мне сообщение: «Вечером приезжай, поешь здесь». Я послал ему ответ: «Ты — вазир падишаха. Твое угощение (зд. аш 'суп') — это честь. Пошли его ко мне домой, чтобы каждый его увидел». На следующий день, когда он собирался в дорогу, я встретился с ним. Он уединился со мной и долго беседовал. [14, с. 380].

Этикетное приглашение на трапезу со стороны служащих могольской администрации могло представлять угрозу, поскольку подобное мероприятие было одним из способов ареста местных правителей, подозреваемых в нелояльности или измене. Именно таким образом были арестованы и дед, и отец Афдала: Хушхал-хан — в январе 1664 г., Ашраф-хан — в мае 1681 г. Ашраф-хан был арестован в Пешаваре в доме некоего Саййида Бахлола по приказу кабульского наместника Амир-хана. Афдал подробно рассказывает о перипетиях этого события:

[Амир-хан] послал приказ об аресте досточтимого хана Радже Рам-Сингху, который был в Джамруде. Тот был заминдаром (землевладельцем. — М. П.), не согласился: «Это не мое дело». Тогда [Амир-хан] написал Саййиду Бахлолу, сыну Шахамат-хана, который был в Пешаваре: «Любыми уловками и хитростями арестуй досточтимого хана!» Раджа Рам-Сингх уговорил досточтимого хана заехать в Джамруд.. Намекнул ему: «В Пешавар не езди, проезжай мимо!» Но тот по причине своей верности поехал туда. Самолично приехал в дом Саййида Бахлола, [думая]: «Это — друг. Повидаюсь с ним, потом поеду [дальше]». А тот у Всевышнего Господа именно это и просил. Сказал он ему: «Ты садись, а я схожу в дом, принесу какой-нибудь еды. Ты поешь, а потом поезжай». Он усадил его, а потом окружил его своими людьми, показал ему грамоту от Амир-хана и арестовал его [14, с. 492-493].

Коварство, связанное с нарушением законов гостеприимства, очевидно, было для афганцев особенно возмутительным, и подобные случаи надолго фиксировались в исторической памяти народа. По словам Афдала, подлое убийство Малика Татара, приглашенного на угощение Касим-ханом, командиром могольской заставы в Дуаба, стало одной из причин войны моголов с гилдзаями в 1692 г.: [102]

А началось все таким образом. Касим-хан, который раньше, когда Амир-хан приехал в Кабульскую провинцию, был у него командиром артиллерии, [теперь] командовал заставой в Дуаба. Он позвал Малика Татара в гости. По совету Амир-хана он положил перед ним дыню. Малик Татар стал есть ее. А он сзади ударил его клинком и отрубил ему голову. Взял он эту голову, сбежал из Дуабы, поехал в Кабул. Когда он прибыл в Кабул, Амир-хан в городе устроил паштунам резню ... [14, с. 484].

Немногочисленные упоминания о том, что именно ели паштуны, во многом совпадают со сведениями «Хроники» о флоре и фауне восточного Паштунистана. Основу питания составляли продукты из злаковых растений: пшеницы, ячменя, проса, риса. Отвечая на вопрос императора Шахджахана (правил 1628-1658) о йусуфзаях: «Чем они кормятся?», — Хушхал-хан сразу назвал два злака — пшеницу и ячмень [14, с. 278]. В рассказе о том, как Хушхал в детстве получил травму головы, упомянуто просо, которое хатакские женщины обмолачивали и ссыпали в мешки [14, с. 272]. В «Хронике» продукты переработки злаковых культур часто обозначаются общим понятием галла ('зерно', 'хлеб').

Самой обычной и распространенной едой из зерновых растений были лепешки (додэй) и каша (угра). Для хатакских вождей такая еда была не только главным средством существования, но также признаком умеренности и даже откровенной бедности. Возмущаясь тем, что в неурожайном 1723 г. могольские власти установили для хатаков дополнительный налог в двенадцать тысяч рупий, Афдал-хан восклицает: «В таком положении, когда наши семьи перебивались кашей и ячменными лепешками (ротэй), с племени был взят налог!» [14, с. 442-443]. В касыде «Хоть вырос я в служении моголам...» Хушхал-хан, наоборот, противопоставляет сытое феодальное служение идеалу свободной жизни со скромным достатком: «Если есть простая белая рисовая каша с пахтой (угра дэ бато пэ шломбо), / Могольский плов мне не нужен: я сыт им по горло!» [18, с. 565].

В повседневный рацион афганцев входили также овощи и фрукты. Из овощных продуктов питания в «Хронике» упоминаются бобы, морковь, бахчевые растения (в основном дыни) [14, с. 314, 353 и др.]. Фрукты были в большей степени сезонными продуктами. Кроме того, плодовые деревья росли не везде, поскольку для их культивации требовались более благоприятные климатические условия и более существенные материальные затраты. Афдал рассказывает, что в его саду в городке Хайрабаде рос тут [14, с. 380]. Примечательное описание плодовых садов содержится в речи Бахрам-хана, который в 1700 г. предлагал свою помощь моголам в завоевании богатого края Банну. В вольной интерпретации Афдал-хана, слова Бахрама, уговаривающего могольских чиновников идти походом на Банну, звучат как завлекающая реклама:

...Такой край я видел в Банну! Триста крепостей там. Богатые водой [земли]. Обильные урожаи, сады повсюду. Везде, где ни поселишься, гранаты, айва, яблоки свисают над твоим шатром. И до сего дня никто туда не ходил. Если вы завладеете этим краем, не будет нужды везти казну из Индии в Кабульскую провинцию. Для расходов Кабульской провинции тамошних богатств будет предостаточно! [14, с. 356].

Из других продуктов растениеводства в «Хронике» однажды упоминается также сахарный тростник [14, с. 314]. [103]

Мясные продукты употреблялись в пищу в меньшем количестве по сравнению с растительными, но тоже регулярно. В беседе с Хушхал-ханом император Шахджахан в своем втором вопросе о пище йусуфзаев уточнил: «Какое мясо они едят?» Хушхал сказал о мясе крупного и мелкого рогатого скота — коров, буйволиц, овец, причем в дальнейшей беседе выяснилось, что особо ценная для приготовления еды баранина из курдючных пород была у паштунов редкостью. В «Хронике» имеется немало сообщений об угоне стад коров и буйволиц, а также о приготовлении говяжьего мяса в качестве угощения на разного рода социальных мероприятиях, включая племенные собрания и переговоры. Очевидно, именно говядина считалась самым ценным мясным продуктом. Другим немаловажным источником мясных продуктов у паштунов был охотничий промысел. В пищу шла вся добывавшаяся на охоте крупная и мелкая дичь, животные и птицы, в том числе упоминающиеся в разных фрагментах «Хроники» дикие козы, антилопы, муфлоны, зайцы, гуси, утки, дрофы, турачи и пр.

Кисломолочные продукты животноводства, разумеется, тоже постоянно употреблялись в пищу наравне с зерновыми культурами, однако в «Хронике» есть только единичные упоминания о кислом молоке и сыворотке. Эти продукты, видимо, служили в качестве легкой закуски. По дороге в Сарай-Акору в феврале 1724 г. Афдал-хан во время короткого отдыха в какой-то деревне попросил у хозяина дома, где он остановился, только кислого молока, разбавленного водой [14, с. 455].

Дополнительные сведения о пище паштунов содержатся в одной любопытной касыде Хушхал-хана, которую можно отнести к жанру стихотворного трактата [18, с. 519-524]. Это произведение перекликается с большой поэмой-маснави Хушхала Тибб-нама («Книга о медицине») [19] и представляет собой своеобразный краткий справочник по народной медицине и диетологии. Автор дает здесь народные рецепты лечения разных заболеваний, делится советами о том, как сохранить здоровье, рассуждает о полезной и вредной для здоровья пище. В произведении приводятся десятки названий различных продуктов и кушаний, недугов и средств их исцеления. По словам Хушхала, например, лучшее молоко — козье, а лучшее животное масло — коровье; ослиное молоко помогает при кашле; редька улучшает пищеварение и удаляет камни из мочевого пузыря; дикая мята устраняет запоры; лук усиливает сексуальное возбуждение; настой меда с луком полезен для крови; алоэ как специя не уступает по качествам шафрану; в дороге следует есть много чеснока (видимо, в качестве антисептика); дыни следует обязательно есть с хлебом и т. д. По поводу еды в целом Хушхал-хан делает замечательное резюме: «Пока очень не захочешь, не ешь! / Не жуй все время как скотина!» (подробнее см. [8, с. 173-174]).

О процессе приготовления и приема пищи в «Хронике» нет никаких сведений. Из кухонных приспособлений вне специального контекста и без какой-либо детализации упоминаются только традиционная печь (танур), жаровня (нгарай) и посуда в целом (лошай). Интерес представляет еще сообщение Афдал-хана о том, что у него был собственный повар (баварчй). В рассказе о драматической переправе через Инд осенью 1699 г. Афдал вспоминает такую подробность: «…А один мой кухарь по имени Бадо, которому было лет эдак семьдесят-восемьдесят и который вообще не умел плавать, волной был вынесен [на берег] целым и невредимым» [14, с. 355]. Тот факт, что тридцатичетырехлетний хатакский князь и его окружение пользовались поварскими услугами весьма пожилого человека, явно говорит о повышенном внимании [104] состоятельных паштунов к кулинарному мастерству и профессиональному опыту в деле приготовления пищи.

Литература

1. Рейснер И. М. Развитие феодализма и образование государства у афганцев. М.: АН СССР, 1954. 417 с.

2. Массон В. М., Ромодин В. А. История Афганистана. Т. 2: Афганистан в новое время. М.: Наука, 1965. 550 с.

3. Caroe O. The Pathans 550 B. C. — A. D. 1957. London: Macmillan & Co., 1958. 522 p.

4. Ахунд Дарвеза. Тазкират ал-абрар ва-л-ашрар (Жития праведных и грешных). Рук. ИВР РАН, № С 1560.

5. Кушев В. В. Афганская рукописная книга (очерки афганской письменной культуры). М.: Наука ГРВЛ, 1980. 192 с.

6. Кушев В. В. Материалы к истории Нангархара (из сочинения Ахунда Дарвезы «Тазкират ал- абрар ва-л-ашрар», XVII в.) // Кунсткамера. Этнографические тетради. Вып. 11. СПб.: Петербургское востоковедение, 1997. С. 58-67.

7. Пелевин М. С. Жизнеописание «Светлого Учителя» по сочинениям Ахунда Дарвезы // Петербургское востоковедение. Вып. 9. СПб.: Петербургское востоковедение, 1997. С. 115-138.

8. Пелевин М. С. Хушхал-хан Хаттак (1613-1689). Начало афганской национальной поэзии. СПб.: Петербургское востоковедение, 2001. 286 с.

9. Пелевин М. С. Афганская поэзия в первой половине — середине XVII в. СПб.: Петербургское востоковедение, 2005. 352 с.

10. De Beaurecueil S. de Laugier. Manuscrits d'Afghanistan. Le Caire: L'Institut franсais d'archeologie orientale, 1964. 420 p.

11. Хевадмал З. Дэ пашто адабийато тарих (История литературы пашто). Пешавар: Даниш хпарандойа толэна, 1379/2000. (На языке пашто.) 278 с.

12. Камил Д. М. Мукаддама (Предисловие) // Тарих-и мурасса'. Пешавар: University Book Agency, 1974. (На языке пашто.) С. 5-72.

13. Sarkar J. History of Aurangzib. Vol. III. Calcutta: M. C. Sarkar & Sons, 1921. 414 p.

14. Афдал-хан Хатак. Тарих-и мурасса' (Украшенная драгоценностями история) / подготовка текста, предисловие, примечания: Д. М. Камил. Пешавар: University Book Agency, 1974. (На языке пашто.) 1494 с.

15. Пелевин М. С. Племенная хроника хатаков: текст и автор // Сommentationes Iranicae. Сборник статей к 90-летию В. А. Лившица / под ред. С. Р. Тохтасьева, П. Б. Лурье. СПб.: Нестор-История, 2013. С. 552-564.

16. Пелевин М. С. Метафоры и образные сравнения в языке афганской племенной хроники // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2014. Сер. 13. Вып. 1. С. 71-81.

17. Хушхал-хан Хатак. Фирак-нама (Книга разлуки) / предисл., коммент., глоссарий: З. Хевадмал. Кабул: Университет Кабула, 1363/1984. (На языке пашто.) 198 с.

18. Хушхал-хан Хатак. Куллийат (Собрание сочинений) / предисл. и примеч.: Д. М. Камил Моманд. Пешавар: Идара-йи иша'ат-и сархадд-и Пешавар, 1952. (На языке пашто.) 968 с.

19. Хушхал-хан Хатак. Тибб-нама (Книга о медицине) / подготовка текста: С. Риштйн. Кабул: Пашто Толэна, 1345/1966. (На языке пашто.) 58 с.

Комментарии

1. Текст Сулук ал-газат еще не издавался. Единственный список сочинения отмечен в каталоге рукописей Афганистана [10, с. 296].

2. Об этом он ярко говорит в стихах, написанных в период пребывания в индийском плену в 1664-1669 гг. В «Книге разлуки» Ландаю посвящен целый раздел — «Описание моей реки» [17, с. 41¬43]. Первые семь бейтов этого раздела, восхваляющие именно питьевые качества воды из Ландая, начинаются словами: «Проточные воды Ландая / Соперничают с водой жизни.». В газели, написанной в Агре незадолго до освобождения, Хушхал сравнивает воду Ландая с водой великих индийских рек: «Может, еще доведется мне наполнить чашу твоей (Ландая. — М. П.) водой, / Какой издревле не было ни у Джамны, ни у Ганга» [18, с. 204].

3. Очевидно, речь идет о йусуфзайских землях к югу от городка Малаканд. Хушхал-хан проезжал эти места, направляясь в Сватскую долину. По его словам, здесь он встретил кочевые семьи 'усманйхелов, ранйзаев и хатаков орйахелов, которые его принимали в качестве гостя.

4. Видимо, имеется в виду Бахадур-хан Хатак, один из дядьев Хушхала.

Текст воспроизведен по изданию: Повседневная жизнь афганцев в XVII - начале XVIII века: еда, жилище, домашний быт (по материалам «Хатакской Хроники») (Часть I) // Вестник СПбГУ. Серия 13. Востоковедение и африканистика, Вып. 1. 2015

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info