СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

«НРАВЫ И ОБЫЧАИ ТУРКМЕН-САЛЫР»
ЗАБЫТЫЙ ИСТОЧНИК ПО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ И ЭТНОГРАФИИ ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ТУРКМЕНИИ ¹

За годы Советской власти изучение истории и этнографии туркменского народа достигло значительных успехов. Особенно много в этом отношении сделано за десятилетия, истекшие после окончания Великой Отечественной войны. Успешно изучаются как прошлые, так и современные исторические и этнографические процессы. Но изучение исторического прошлого Туркменистана наталкивается порой на значительные трудности вследствие недостаточности источников и неравномерности освещения ими разных областей Туркмении и групп туркменского народа. Так, более полно освещена источниками средневековая и новая история туркмен Хивинского и Бухарского ханств. Значительно меньше известно о Западном, Южном и особенно Юго-Восточном Туркменистане ². К тому же те данные, которыми мы располагаем, касаются главным образом только политической истории.

В Юго-Восточной Туркмении примерно с XV в. обитали салыры, населяющие в наше время Серахский оазис ³. В XIX в. Мургабский и Иолотанский оазисы стали заселять сарыки, а вслед за ними туда пришли текинцы, захватившие у сарыков в ходе длительной борьбы Мерв и значительную часть Мургабского оазиса ⁴.

В январе 1884 г. на съезде представителей населения Мерва было принято решение о добровольном присоединении к России и принятии русского подданства. В апреле того же года, также добровольно, к России присоединились и обитатели Иолотанского оазиса. Через несколько месяцев к тому же решению пришли жители Пендинского оазиса. Таким образом, в состав России вошла вся Юго-Восточная Туркмения, включенная вместе с Южным и Западным Туркменистаном в состав Закаспийской области Туркестанского генерал-губернаторства.

Еще до присоединения Закаспия к России, в Юго-Восточной Туркмении, главным образом у мервских текинцев, побывал русский офицер П. М. Лессар, первым в русской литературе оставивший описание [66] жителей этого края ⁵. Работы Лессара не утеряли своего значения как исторический и этнографический источник до нашего времени, так как позднейшие наблюдатели описывали туркменское общество уже сильно видоизменившимся в колониальных условиях, многое заимствовавшим у русского населения.

В конце XIX в. появилось несколько работ, где рассматривались социально-экономические отношения и юридические обычаи южных и юго-восточных туркмен ⁶. Однако во многих своих частях они строились не на непосредственных исследованиях их авторов, а на данных, заимствованных как из опубликованных к тому времени работ, так и из рукописных материалов, не вышедших в свет, а затем утерянных или считавшихся утерянными. При этом в этих публикациях, как и работах Лессара, рассматривались главным образом атекские и марыйские текинцы, сведения же о других туркменских группах Юго-Восточной Туркмении ограничивались краткими замечаниями. Характер этих замечаний позволял предполагать, что источники, из которых они были заимствованы, содержали гораздо более подробные данные об этих туркменах.

Из работы известного востоковеда Н. А. Аристова было известно о некоем М. Д. Евневиче, собиравшем сведения по истории и этнографии салыров ⁷. Эти данные были заимствованы у Н. А. Аристова и позднейшими исследователями, но фамилия автора источника была передана уже как М. Д. Езневич ⁸.

И вот в архиве Географического общества СССР была обнаружена рукопись «Нравы и обычаи туркмен-салыр», принадлежавшая перу М. Д. Енчевича ⁹. Сходство инициалов, содержание рукописи, да и звучание фамилии позволили установить, что Н. А. Аристов имел в виду этого автора и эту рукопись, но исказил фамилию. (В правильном написании фамилия М. Д. Енчевича занесена в Придворный список Венгерова (т. 1, 1915, с. 273) и значится в документах Центрального государственного военно-исторического архива.) Обнаруженная рукопись сопровождается несколькими документами переписки, проливающей свет на личность М. Д. Енчевича и на то, как он собрал материалы для своего труда. Переписка содержит «Отзыв Н. Эристова о рукописи М. Д. Енчевича «Нравы и обычаи туркмен-салыр» с приложением письма М. Д. Енчевича ¹⁰. В своем отзыве Н. А. Аристов довольно критически отзывается об этнографических наблюдениях М. Д. Енчевича, но положительно оценивает собранные им данные по социально-экономической истории и обычному праву. По его мнению, рукопись заслуживала публикации.

Как писал М. Д. Енчевич неизвестному адресату, он передал рукопись Н. А. Аристову (которого он именует Г. Эристовым) еще в 1895 г. и был награжден за нее медалью ¹¹.

Из содержания письма и примечания на первой странице рукописи следует, что М. Д. Енчевич служил в течение нескольких лет в 5-м [67] батальоне в Серахсе, где и собирал данные, вел личные наблюдения и опрашивал ханов, казиев (судей), стариков ¹².

Сопоставление сведений, сообщаемых М. Д. Енчевичем, с опубликованными данными показывает, что им был собран весьма ценный материал. Многие зафиксированные им черты социально-экономических отношений салыров, бытовавшие у них юридические нормы, вскоре исчезли, и не наблюдались другими авторами. Поэтому сообщаемые М. Д. Енчевичем данные могут быть использованы в исторических исследованиях, связанных как с Юго-Восточной Туркменией, так и Туркменистаном в целом.

Рукопись состоит из 104 листов и разбивается на несколько не совсем четко разграниченных разделов ¹³. В них говорится об историческом прошлом салыров, их хозяйственной деятельности, религии, общественной организации, семейно-брачных отношениях, имущественных и производственных отношениях, сообщаются нормы обычного права, дается описание военных набегов — аламанов и рассматриваются некоторые явления духовной культуры.

Разделы по своей научной ценности и полноте материала, очень различны. Чисто этнографические явления, как справедливо отмечал Н. А. Аристов, описаны порой довольно поверхностно. Устарел исторический очерк прошлого салыров? Не имеет значения как источник цифровой материал по численности и расселению населения, взятый М. Д. Енчевичем из публикаций.

Зато разделы, где описывается хозяйство салыров, бытовавшие у них социально-экономические отношения и правовые нормы, заслуживают большого внимания, так как содержат данные, отсутствующие в других работах о салырах, и сейчас из других источников невосполнимые. Остановимся на некоторых, на наш взгляд, особенно существенных.

Основным занятием салыров, по наблюдениям М. Д. Енчевича, было орошаемое переложное земледелие. Большое распространение имели посевы зерновых: пшеницы и ячменя, джугары (род сорго), а также люцерны, технических культур, например, кунжута, бахчевых (дыни и арбузы). Огородничеством и виноградарством салыры в то время еще не занимались, и они имелись только у нетуркменского населения: персов и армян ¹⁴.

Землевладение у салыров было племенным (л. 18). До прихода русских вся земля делилась между племенными подразделениями, а внутри племенных подразделений распределялась между аулами и семьями. Многие аулы имели больше земли, чем им было необходимо для [68] запашки, и эта земля отдавалась в аренду соплеменникам, у которых ее не хватало. Этот вид поземельных отношений назывался туркменами «кяренда». Арендная плата была обычно натуральной и составляла ¼-⅕ урожая. С ростом числа населения, количества аулов площадь избыточных земель сокращалась, но ко времени прихода царских войск такие земли еще имелись. Они были взяты царской администрацией в казну, и казна отдавала их в аренду нуждающимся. Вырученные от этого суммы использовались для общественных нужд населения (л. 18-19).

Интересные данные сообщаются об орошении. Серахский оазис, где обитают салыры, орошается водами р. Теджен. От него, еще в очень давние времена, была проведена оросительная сеть. При весеннем половодье вода шла по ней самотеком, но с понижением уровня Теджена воду приходилось подпирать плотинами. Каждую осень салыры возводили на реке в местности Кизил-Кая временную плотину из гальки и хвороста. Весеннее половодье разрушало ее. Летом Теджен пересыхал, но в некоторых местах в русле имелась вода, поступавшая из ключей. От реки шел магистральный канал, а от него ответвлялись арыки Ханяб и Мамед-Бай, из которых орошались кярендные земли. В семи верстах от Серахса имелись еще три арыка, каждый из которых подавал воду на поля одного из трех салырских племенных подразделений. От этих трех арыков ответвлялись 20 мелких арыков-ябов, орошавших земли аульных обществ. Кроме этой оросительной сети у салыров было еще два небольших арыка, выводившихся непосредственно из Теджена (л. 23). Для рационального водопользования крестьяне объединялись в группы «келеме», «пейкал», по очереди пользовавшиеся водой целого арыка. Регулирование водопользованием осуществлялось выборными лицами — мирабами, получавшими за свою работу надел орошенной земли. В годы, когда М. Д. Енчевич наблюдал салыров, у них еще не было безземельных хозяйств (л. 25). Земли и воды хватало на всех.

Скотоводство у салыров было довольно развитым, хотя много скота они потеряли во время переселений и межплеменных столкновений до 1885 г., когда они окончательно осели около Серахса. Наряду с мелким рогатым скотом и верблюдами салыры разводили крупный рогатый скот, что было в конце XIX в. не характерно для прочих туркмен. В небольшом количестве держали лошадей (л. 27).

Домашние производства и ремесла не имели у салыров большого развития. Наиболее распространены были выделка кож, изготовление обуви, гончарство, изготовление ювелирных изделий из серебра. Салыры-кожевенники выделывали только овчины, все остальные виды кож покупались у соседних народов. Местные ювелиры изготовляли украшения для женщин и детей, для конского убора, но, как отмечалось автором рукописи, ювелирное искусство приходило постепенно в упадок. Домашними производствами занимались и женщины: они изготовляли войлоки, паласы, переметные сумки, шелковые ткани. В рассматриваемое время салыры уже утеряли свое высокое искусство выделки знаменитых ковров и ковровых изделий (л. 27, 28).

Торговля среди салыров имела ограниченное развитие. Вывозились пшеница, ячмень, люцерна, скот, обувь, вязаные чулки, украшенная серебром конская сбруя. Ввозились выделанная кожа, нюхательный табак, пиалы, ткани.

В небольших размерах салыры занимались соляным промыслом на расположенных невдалеке, на афганской границе, озерах Ер-Ойлан и Шор-гель (л. 29-30).

Весьма интересные данные содержит рукопись относительно семейно-брачных отношений, в том числе имущественных. Только немногие из них содержатся в указанной работе А. Ломакина, опубликованной в 1897 г., и заимствованные скорее всего у М. Д. Енчевича. [69]

Опуская этнографические описания, связанные с семейно-брачными отношениями (л. 40-55), остановимся на некоторых социально-экономических вопросах. По обычному праву приданое невесты оставалось в ее собственности и после вступления в брак. Нажитое супругами совместно, считалось их общей собственностью. Но практически имуществом распоряжался мужчина. По отношению к детям отец имел право лишать их наследства, выгонять из дома, отдавать в наем и т. п., но только до времени их вступления в брак. После этого все имущественные и прочие вопросы, связанные с молодыми, решались на семейном совете, на который приглашались близкие родственники.

До совершеннолетия или вступления в брак дети не имели имущества, отделенного от родителей. Как в личном, так и в имущественном отношениях родители были ответственны за своих несовершеннолетних детей. Но на имущество выделенных женатых и замужних детей родители никаких прав не имели (л. 56, 57).

Интересные, хотя и не до конца ясные сведения сообщаются о семейных разделах. М. Д. Енчевич утверждает, например, что у салыров выдел сыновей происходил по достижении ими 15-летнего возраста. У других туркменских племен, как правило, выделялись только женатые сыновья. Впрочем, возможность наличия такого обычая у салыров не исключена, но раздел оставался в таком случае символическим актом до вступления молодого человека в брак и возникновения новой семьи-хозяйства. Выделение имущества происходило по усмотрению отца, и никто не мог жаловаться на неправильный, с его точки зрения, дележ.

Перед смертью глава семьи собирал своих сыновей и родственников и в их присутствии передавал младшему сыну или своему любимцу семейное оружие и доспехи и завещал ему недвижимое имущество. Затем но полному своему благоусмотрению он разделял прочее свое имущество, и прежде всего скот. Глава семьи мог лишить своих детей наследства и отдать его посторонним или дальним родственникам. Нередко часть имущества жертвовалась духовным лицам, в пользу мечетей и кладбищ, для бедных.

После смерти мужа родственники вдовы стремились ее «продать» — вновь отдать замуж. При этом, выходя замуж, женщина лишалась своих детей, остававшихся в семье умершего мужа. Выходом из этого положения был брак с братом покойного. Если женщина была матерью многих детей, особенно мальчиков, она могла отдать родственникам мужа часть унаследованного ее детьми имущества и жить самостоятельно (л. 58). Если имущество не было разделено до смерти главы семьи, то после его смерти, по обычному праву, все недвижимое имущество переходило младшему сыну, а движимое делилось поровну между всеми сыновьями. Если сыновья были малолетними, имуществом управляла мать. Если дочь умершего по увечью не могла выйти замуж, она получала Уз от доли, приходившейся мужчине. Бездетной вдове, не вышедшей замуж, давалась такая же доля. Остальное имущество бездетного мужчины наследовали его ближайшие родственники, приемыши, а если таковых не было, то мулла, мечеть, кладбище. Личное имущество жены после ее смерти (при живом муже) переходило к мужу. Имущество вдовы — ее родственникам ¹⁵.

Среди салыров имел распространение обычай, по которому состоятельные люди брали на воспитание детей из бедных семей. Когда эти дети подрастали, они начинали работать в хозяйстве принявшего их лица «и таким образом отплачивают за благодеяние» (л. 60). [70]

Интересны данные обычного права, сообщаемые Енчевичем о собственности на орудия и средства производства и на разные категории имущества. Прежде всего, отмечается, что салыры довольно ясно разграничивали понятия «собственность» и «владение» (л. 62). «Мюльк» означал недвижимую собственность — это земля, водные источники. «Девлет» — хозяйство, движимая собственность.

Существовало представление о том, что право пользования не давало права распоряжения и отчуждения на правах собственности. Так, пахотная земля, принадлежавшая всему обществу, находилась у его членов в пользовании. Но ежели земля огораживалась с согласия общества стеной или забором, то она переходила в собственность хозяина, который получал право ее отчуждать.

Кяренда считалась временным владением, за которое платилась ⅕ часть произведенной на этой земле продукции ее хозяину.

Салырам были известны следующие способы приобретения собственности: купля, личный труд, дар, мена, находка, наследство, а в доколониальное время — военная добыча.

По адату, нашедший чужую собственность должен был объявить посреди аула о своей находке. Если хозяин объявлялся, то ему вручалось его имущество. Вознаграждение зависело от его благоусмотрения. Утаившего находку называли вором. За утаивание крупного имущества, например скота, предавали народному суду (л. 63).

Труд считался главнейшим способом приобретения собственности. Если кто-либо из членов семьи сооружал хозяйственные постройки, они считались их собственностью. Убитая птица, когда в нее стреляли и попадали двое, принадлежала им поровну. Если из троих охотников, охотившихся вместе, один убивал дикое животное, мясо делилось между ними поровну, а убивший получал в придачу кожу и голову (л. 63).

Предметом дарения могло быть только движимое имущество. Недвижимое имущество наследовалось и не могло быть подарено. Недвижимым имуществом считалась кибитка, переходившая в наследство младшему сыну.

Принимающий дар мог ничем не одаривать. Но когда состоятельные люди или ханы устраивали угощение обществу, то каждый гость приносил с собой как бы ответный подарок: ковер, овцу, верблюжонка и т. п.

Широко распространенный обычай гласил, что если начальник или хан посещал кибитку и какая-нибудь вещь в ней особенно ему нравилась, то ее надо было подарить. У салыров этот обычай исполнялся довольно своеобразно. Подарок делали только в том случае, когда ожидали ответных выгод, больших, чем стоимость подарка.

Если получивший подарок чем-либо провинился перед дарителем, то последний имел право потребовать подарок обратно (л. 64).

Широкое распространение у салыров имела мена движимого имущества (л. 65). Мена велась в присутствии свидетелей — почетных лиц. Если в течение трех месяцев в смененной вещи выявлялись скрытые недостатки, мена признавалась недействительной. Недействительной она объявлялась, если она произошла по ошибке: была обменена не та вещь, которую хотели. Мена краденных вещей не признавалась действительной. Когда хозяин узнавал украденную у него вещь, к этому времени уже обмененную, он имел право требовать ее обратно, даже если она перешла к третьему, четвертому и т. д. лицу.

По обычному праву не могли быть предметами купли-продажи: полученное в наследство оружие, семейный котел с цепью, кибитка, прочее недвижимое имущество и все, что могло служить обеспечением для семьи или для выплаты повинностей (л. 66).

Жена домохозяина была вправе продать только урожай с участка земли, который она лично обрабатывала, и свои рукоделия. [71]

Салыры различали три рода договоров купли: 1) куплю-продажу; 2) запродажу, т. е. торговую сделку, в силу которой стороны обязывались совершить продажу в известный срок, с обозначением цены запроданной вещи; 3) поставку, т. е. договор на продажу такой вещи, которой может и не быть налицо, но которая должна быть поставлена купившему в известный срок.

Купля-продажа производилась обязательно при надежных свидетелях, так как обман был распространенным явлением (л. 67).

По салырскому обычаю срок давности не мог быть способом приобретения как недвижимой, так и движимой собственности. Недвижимую собственность обозначали канавами, глиняными стенами. Пашни ничем не огораживались. Знаками собственности метились животные, утварь, арбузы, дыни. Племенных знаков собственности не было и каждый хозяин ставил произвольную метку (в рукописи содержатся несколько рисунков таких меток — «тамга», л. 68).

Проезд по чужим полям зависел от согласия хозяина, но если поблизости не было других дорог, он должен был пропустить людей и скот. На месте ночлега путники пользовались самыми широкими правами гостеприимства, имели право поить свой скот из чужого колодца и пускать животных пастись на чужое пастбище (л. 68).

Значение соседских отношений было очень большим: сосед считался ближе, чем дальний родственник (л. 68). Соседей часто приглашали на семейные советы.

В рукописи рассматриваются и другие стороны имущественных отношений: задаток, залог, неустойка, поручительство, ссуда, заем (л. 70-72).

Интересные данные сообщаются относительно правил, связанных с наймом имущества. В наем отдавали как недвижимое, так и движимое имущество: пахотную землю, участки вокруг колодцев, мельницы, скот и т. п. За наем пахотных и сенокосных земель владелец получал ⅓ урожая или сена. За наем других видов имущества устанавливалась плата оценщиками-свидетелями, что вызывало постоянные недоразумения и споры. Приплод от отданного на время скота поступал в пользу наймодавца (л. 37).

Ответственность за ущерб, переделку, порчу, потерю имущества, взятого в наем, существовала только тогда, когда это было сделано злонамеренно. В таком случае потерпевший имел право «снять с виновного последний халат».

Интересные данные содержит рукопись относительно правил обычного права в отношении найма работников (л. 74). Наем считался действительным только в том случае, если все родственники нанимающегося лица были с этим согласны. Стоило кому-либо из родственников нанимающегося заявить о своем несогласии, как соглашение расторгалось.

Сроки найма составляли обычно 6 месяцев или год. Считался действительным наем, заключенный не с нанимаемым, а с его отцом или старшим в семье. Свидетелей при найме не требовалось. Работников рассматривали как младших членов семьи. В случае болезни работника плата ему все равно шла, так как это считалось «божьим делом». Наниматель мог расторгнуть наем, но был обязан уплатить работнику за все время, предусмотренное соглашением о найме. От своих хозяев работники получали денежную оплату, одежду и пищу (л. 75) ¹⁶.

Распространенным среди салыров, как и среди других туркмен, был наем пастухов. Небогатые скотом салыры пастуха и подпаска нанимали сообща. Вознаграждение пастухи получали обычно деньгами. [72]

Им давали также одежду, но она считалась не платой, а подарком. При пастьбе скота пастухи были довольно самостоятельными и сами решали, все вопросы, связанные с выпасом. За гибель скота пастух не нес ответственности. Если животное погибало, то пастух должен был показать хозяину ухо с его меткой. Если животное уносили волки или тигр, то достаточно было объяснения пастуха, так как в пастухи нанимали обычно честных людей, хорошо известных обществу (л. 76).

За потраву чужих посевов отвечали хозяева стад, так как считалось, что они сами виноваты, наняв ненадежных пастухов ¹⁷.

Часто салыры объединялись для производства каких-либо работ (л. 77). При земледельческих работах орудия труда и рабочий скот были общими, а при разделе урожая каждый получал долю, пропорциональную вложенным в дело средствам. Во главе каждого объединения стоял руководитель, который избирался из числа самых опытных или зажиточных членов (л. 78). За свою работу он не получал вознаграждения. После сбора урожая объединение распадалось.

Изредка у салыров встречались торговые товарищества (л. 79).

Важные данные для оценки социально-экономических отношений у салыров дают разделы рукописи М. Д. Енчевича, где собраны сведения об обычном праве, касающиеся преступлений и наказаний ¹⁸.

Наиболее тяжелыми преступлениями у салыров считались: отцеубийство, убийство родственника, духовного лица, кража у тех же лиц и лжеприсяга. Таких преступников называли «хайдар» (злодей). Прочих преступников — «лючак» (негодяй). Вместе с тем убийцу перса или другого иноплеменника народ называл не преступником, а «молодцом» (л. 82). К обычным, не совершившим тяжкого проступка преступникам народ относился довольно терпимо, считая что их «бес попутал», что с ними произошел несчастный случай — «хата олмуш». Лица, совершавшие тяжкие преступления, исключались в прошлом (до присоединения Туркмении к России) из племени, и они оказывались «судхор» — вне закона и вне защиты (л. 83).

Преступления против религии рассматривались как грех, за который накажет бог, но который не касался людей. В рукописи подробно рассматриваются наказания, назначаемые по адату за различные преступления ¹⁹.

Родственники убитого имели по адату право на кровную месть. Но в 1880 г. вместо кровной мести чаще изымали «хун» (плату за кровь), что было связано с запрещением царской администрацией института кровной мести (л. 93, 94).

Весьма интересны данные М. Д. Енчевича относительно аламанов — вооруженных набегов. Эти набеги имели разный характер: мщение, грабеж и т. п. До присоединения к России аламаны имели широкое распространение и направлялись главным образом на Иран и Афганистан ²⁰. [73]

Интересные данные собрал М. Д. Енчевич из расспросов населения о старинных аламанах. Они составлялись, как ему рассказывали, по обычаю из 500 человек. Из них было 400 конных и 100 пеших воинов. Пешие вели обоз, ведали продовольствием и в боевых действиях непосредственного участия не принимали (л. 97).

Инициатива организации отряда исходила обычно от самих участников будущего аламана, которые начинали с того, что хорошо вооружались. Затем они посылали к какому-либо известному сердару (заслуженному воину, предводителю алманов) известие об их готовности и просьбу принять над ними командование. После того как сердар изъявлял согласие, он избирал себе помощников и разрабатывал с ними план набега. Дата начала набега назначалась сердаром по истечению 40 дней после заявления аламанщиков о желании идти в набег. Это время использовалось для ежедневных военных упражнений и разведки во вражеской области. Успех аламана зависел только от его неожиданности, так как отряды были недостаточно дисциплинированы и плохо обучены (л. 98, 99).

После окончания похода сердар получал ⅓ часть всей добычи. Во время набега он имел по обычаю неограниченную власть над участниками набега. Но после его окончания он пользовался только почетным званием сердара, не связанным с какими-либо преимуществами. Сердар, успешно руководивший несколькими аламанами, назывался соплеменниками ханом (л. 100, 101).

Некоторые, хотя и беглые замечания высказывает М. Д. Енчевич по поводу социальной структуры салыров. Так, он отмечает, что салыры не имели наследственных ханов или правителей, а также и сословий. Большое значение в их обществе имело обычное право (адат), регулировавшее имущественные, социальные и правовые отношения (л. 40). Ханы, имевшиеся среди салыров, получали этот почетный титул как руководители аламанов, и только во второй половине XIX в. этот титул стал передаваться по наследству. Но действительной властью эти ханы, особенно в мирное время, не пользовались. Они не могли никого заставить выполнить не только собственное распоряжение, но и общественное постановление. Только после присоединения края к России отдельные ханы, как Теке-хан, пошедшие на службу к царской администрации, к тому же и богатые, стали пользоваться влиянием среди населения ²¹.

Предварительное рассмотрение источника показывает, что он содержит много важных данных о хозяйстве и социально-экономической истории туркмен в доколониальную и раннеколониальную эпохи. Многие из них уникальны и во многом дополняют сведения уже известных источников. [74]

Почерпнутые из работы М. Д. Енчевича данные свидетельствуют, что у юго-восточных туркмен до времени их присоединения к России, при наличии частной собственности на скот, домашнее имущество, отсутствовала частная собственность на пастбища, обрабатываемые участки земли и по большей части на колодцы ²². В связи с этим чрезвычайно интересны данные о формировании у салыров во второй половине XIX в. мюлька — частной собственности на обрабатываемую землю. Важное значение имеют сведения М. Д. Енчевича о производственных и социальных отношениях. Дальнейший детальный анализ рукописной работы М. Д. Енчевича позволит историкам и этнографам найти в ней много интересного и заслуживающего внимания об историческом прошлом туркмен.

Представлена кафедрой этнографии
5 апреля 1976 г.

Комментарии

1. Настоящая статья представляет собой предварительный обзор нового и интересного источника, заслуживающего публикации и детального анализа.

2. См., например, История ТССР, т. 1, кн. 1, 2. Ашхабад, 1957; История Туркменистана. Ашхабад, 1966.

3. Более подробно о салырах см.: Я. Р. Винников. Хозяйство, культура и быт сельского населения Туркменской ССР. М., 1969; А. Джикиев. Этнографический очерк населения Юго-Восточного Туркменистана. Ашхабад, 1972; Г. Е. Марков. Некоторые проблемы этнографии иолотанских туркмен. — Очерки по истории хозяйства и культуры туркмен. Ашхабад, 1973; Ч. Язлыев. Этническая история туркмен-сарыков в XVI — начале XX в. — «Вести. Моск, ун-та. Серия 9. История», 1973, № 2; его же. Сельская община и земледельческие объединения у туркмен Иолотанского оазиса в конце XIX — начале XX в. — «Изв. АН ТССР. Сер. обществ, наук», 1975, № 6.

4. См. А. Джикиев. Указ, соч., с. 33; Ч. Язлыев. Этническая история туркмен-сарыков в XVI — начале XX в., с. 73-77; Я. Р. Винииков. Указ, соч., с. 46, 47.

5. См. П. М. Лессар. Заметки о Закаспийском крае и сопредельных странах. СПб., 1884; его же. Юго-Западная Туркмения (земли сарыков и саларов). СПб., 1885.

6. Наиболее интересны среди них: А. Ломакин. Обычное право туркмен (адат). Асхабад, 1897; В. В. Русинов. Водо-земельные отношения и община у туркмен. Ташкент, 1918.

7. См. Н. А. Аристов. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. — «Живая старина», вып. IV. СПб., 1896, с. 415.

8. См. А. Джикиев. Указ, соч., с. 53.

9. Географическое общество СССР. Архив Р-64, оп. 1, д. 41. Рукопись написана рукой автора и не датирована. Она обнаружена Ч. Я. Язлыевым.

10. Географическое общество СССР. Архив, Р-75, оп. 1, д. 13. Здесь фамилия тоже перепутана. Это не А. Эристов, а Н. А. Аристов.

11. Из этого обстоятельства следует, что рукопись была написана не позднее 1895 г.

12. Послужной список генерал-майора М. Д. Енчевича, составленный в 1916 г. (ЦГВИА СССР, П/С 57-276), позволяет установить, что он родился в 1860 г. в Болгарии, окончил Николаевскую академию Генерального штаба, служил в 14-й дружине болгарского земского войска. Прослушал курс правовых наук в Софийском военном училище и был командирован в 1882 г. в Россию для поступления в Военно-юридическую академию, которую окончил в 1885 г. В 1891 г. принял русское подданство. С 1892 г. начал служить в 5-м Закаспийском стрелковом батальоне 2-й Закаспийской стрелковой бригады. В 1892-1897 гг. многократно ездил в командировки по Юго-Восточной Туркмении с целью рекогносцировки дорог и колодцев. В 1898 г., после присвоения М. Д. Енчевичу звания подполковник, он переводится из Закаспия в Севастополь, но в 1902-1903 гт. вновь служит в Кушке. В 1903 г. окончательно уезжает из Средней Азии.

13. Более или менее ясно выделены введение под названием «Туркмены-салыры», 1-й раздел — «Исторический очерк племени салыр» и 2-й раздел — «Деятельность туркмен-салыр» с подразделами: «Земледелие», «Орошение», «Скотоводство», «Кустарная промышленность», «Торговля», «Религия», «Родовой союз», «Покупка невесты», «Свадьба», «Брак», «Развод», «Отношения между членами семьи», «Отношения родителей и детей». В остальном тексте даются отрывочные сведения по отдельным вопросам и разделов нет.

14. Все прочие, более поздние авторы отмечали, что у салыров уже имелось огородничество.

15. Частично эти правовые нормы отмечены и А. Ломакиным (см. А. Ломакин. Указ, соч., с. 49). В данных Енчевича можно заметить некоторые противоречия, касающиеся обычаев, связанных со вдовами. В одном месте рукописи говорится о продаже, выдаче замуж вдов, в другом — о полагавшемся им наделе. Скорее всего, М. Д. Енчевич зафиксировал здесь нормы адата, относящиеся к разным эпохам.

16. Рассматривая эту проблему, М. Д. Енчевич ограничился, к сожалению, лишь формальными данными обычного права и не описал бытовавших форм эксплуатации. В 1880-x годах уровень эксплуатации у туркмен был довольно значителен.

17. В рассматриваемое время у разоренных войнами и междоусобицами салыров богатые скотовладельцы встречались редко.

18. В этом разделе можно найти особенно много аналогий с работой А. Ломакина, написанной, как отмечалось, позднее, чем труд М. Д. Енчевича. Вместе с тем сопоставление норм обычного права, опубликованных А. Ломакиным и записанных М. Д. Енчевичем, показывает известное своеобразие салырских правовых обычаев (ср. А. Ломакин. Указ, соч., с. 73, 76, 77, 87).

19. Этого вопроса можно здесь не касаться, так как те же сведения имеются у А. Ломакина (см. А. Ломакин. Указ, соч., с. 27, 87, 90, 91, 93).

20. В литературе можно встретить неверное утверждение, что аламаны — это чисто грабительское предприятие, возглавляемое феодалами. То, что аламаны далеко не всегда имели целью только грабеж, а чаще месть, оборону, хорошо понимал царский офицер М. Д. Енчевич, который писал, что аламаны предпринимались для освобождения соплеменников из неволи, наказания соседей за грабежи и насилия (л. 97). Ни из рассматриваемой рукописи, ни из других источников (например, указанные работы А. Ломакина, М. П. Лессара) не следует, что аламаны возглавлялись феодалами. К этим же выводам приходят и многие современные исследователи (см., например, М. Б. Дурдыев. Общественные институты туркмен Ахала в конце XIX — начале XX в. Автореф. канд. дис. М., 1970, с. 19).

21. Аналогичные сообщения о ханах и других представителях привилегированной прослойки туркмен можно найти и во многих других источниках, описывавших как близкие к салырам, так и дальние племенные группы. См., например, выписки из судовых журналов Г. Тебелева и В. Копытовского, посетивших Туркмению в 1770-х годах («Красный Архив», 1939, № 2); а также: М. П. Лессар. Заметки о Закаспийском крае, с. 66, 67. В рукописи М. Д. Енчевича мало освещены вопросы имущественного и социального расслоения. Известно, что в третьей четверти XIX в. у соседних мервских текинцев, как и у большей части других территориально-племенных групп туркмен, социальная и имущественная дифференциация достигла высокой степени (см., например, W. Коnig. Die Achal-Teke. Berlin, 1962). Возможно, что у малочисленной и бедной группы салыров эти процессы выступали менее явственно, но тем не менее и у них, судя по несколько более поздним данным, общество было достаточно сильно дифференцированно и в имущественном и в социальном отношениях. В литературе проблема социальных отношений у салыров разработана еще слабо (см. А. Джикиев. Указ. соч.).

22. Эти данные применительно к другим группам туркмен подтверждаются многими авторами. См., например, Г. Е. Марков. Скотоводческое хозяйство у северо-балханских туркмен. — «Вести. Моск, ун-та. Сер. ист.-филол.», 1958, № 4; W. Коnig. Ор. cit.; А. Оразов. Хозяйство и основные черты общественной организации у скотоводов Западной Туркмении. М., 1964; М. Б. Дурдыев. Общественные институты туркмен Ахала, с. 7.