№  47

Рапорт командующего войсками Хивинской экспедиции о положении туркмен в Хивинском ханстве, обложении их контрибуцией и их сопротивлении.

25 июля 1873 г.

Ближе, подробнее ознакомясь с положением дел в ханстве, я пришел к убеждению, что для того, чтобы поставить ханское правительство в возможность исполнять в будущем наши требования и подчиниться условиям мирного договора, которые вскоре я имею в виду предложить хану, — необходимо изменить те отношения, которые установились и существуют здесь между туркменами и правительством хивинского хана. Теперь уже очевидно, что власть хана над туркменами, живущими на Хивинском оазисе, была только номинальная и, наоборот, эти последние пользовались авторитетом хана исключительно для своих выгод и своих целей.

Не хан властвовал и распоряжался в среде туркмен-полукочевников, а они держали его постоянно в своих руках. Сильное количеством, в числе до 50 тыс. кибиток, население туркмен представляет собой грозный для хивинского правительства элемент еще более тем, что племя это весьма воинственное и до крайности своевольное и разбойническое; оно может выставить по одному человеку с кибитки до 30 тыс. [116] вооруженных воинов, чрезвычайно смелых, дерзких, хищнических, на прекрасных, быстрых выносливых лошадях.

Управляемые в своей среде на общинном начале туркмены не привыкли и совершенно не подчиняются никакому авторитету власти и не исполняют никаких требований хана и его правительства. Не внося в ханскую казну никаких податей, туркмены номинально только обязаны перед ханским правительством выставкой для защиты территории ханства определенного числа воинов. Они выполняли и эту повинность не так, как приказывал им хан, а как они находили это для себя более удобным; число воинов ими выставлялось не то, которое было указываемо ханом, а в мере возможности и по их собственному усмотрению… ¹.

Даже занятие правого берега Аму-Дарьи, о котором я имел честь представить Вашему высокопревосходительству, если таковое будет одобрено его величеством, не представляет в данном случае достаточной гарантии к изменению указанного выше существующего в ханстве неформального порядка отношений хана к подвластному ему населению.

Хан при всем его искреннем желании, в чем почти можно уже теперь не сомневаться, выполнять наши требования, не в состоянии будет этого сделать. Туркмены не дадут ему возможности, не позволят подчиниться условиям нашего мирного тракта с ханом.

Одно только средство могло бы быть в этом случае действительным — оставить в разных пунктах Хивинского оазиса наши сильные гарнизоны; но таковая мера не соответствует сделанным мне его величеством указаниям.

Ввиду всего изложенного, я остановлюсь на мысли, что мы, пользуясь настоящим пребыванием наших войск в ханстве, можем до некоторой степени изменить указанный выше порядок вещей, ослабив туркмен материально и нравственно, сломив их кичливость и необузданность. В этих видах я и определил взыскать с туркмен пеню и начать ее сбор с более многочисленного, сильного и беспокойного рода туркмен — иомудов байрам-шалы. Я назначил с них пеню в 300 тыс. руб., цифра которая могла быть ими уплачена, так как по расчету 15 тыс. кибиток иомудов, с каждой кибитки приходилось внести нам всего 20 рублей.

Для объявления о наложении этой пени, определения условий взноса денег и срока уплаты я еще в конце прошлого [117] июня потребовал к себе в Хиву старшин отделений иомудов. Только к 5 июля и то далеко не все собрались ко мне старшины: это может служить новым доказательством того, до какой степени туркменам страшно и не понятно повиновение и исполнение чьих бы то ни было требований и приказаний.

На заявление мое о контрибуции явившиеся старшины объявили, после некоторого колебания при мне же, что таковая будет уплачена. Тогда я отпустил домой пятерых старшин, по одному от каждого отделения ², приказав им объявить народу мое решение и распорядиться сбором денег. Остальных старшин, в числе 12 человек, я оставил заложниками в лагере наших войск с тем, что если я получу сведения, что иомуды начинают уплачивать пеню, то я их тотчас же отпущу по домам... ³.

Как только туркмены открыли враждебные действия против отряда генерал-майора Головачева, шайки их показались на путях к Хиве и прервали на время сообщение с отрядами Туркменским и Оренбургским.

Не получая в продолжении трех суток, с 9-го по 14-е число, никаких известий от генерал-майора Головачева и предполагая, что он двинулся вперед, я решился предпринять движение на театр действий и к вечеру 15 июля выступил из Хивы с отрядом в составе 10 рот, 8 орудий и моей конвойной сотни. К этому я побуждался еще и тем, что до меня дошли темные слухи о том, что все туркмены, не одни иомуды, собираются на Кизыл-Такыр, что впоследствии оправдалось, и мне стало ясно, что прибытие мое на место может окончательно решить столь озадачивающий меня туркменский вопрос в ханстве или смирением туркмен, или совершенным их уничтожением. В Хиве при наших интендантских складах, разных запасах и при лазарете остались 6 рот, 2 орудия, 1/2 сотни казаков и команды хлебопеков, сапожников и других чинов от всех частей, ушедших в поход. Войска эти под начальством подполковника Буемского расположены под Хивой, в ограде сада бывшего лагеря Туркестанского отряда.

Я следовал за отрядом на Хазават и оттуда к Змукширу [118] по кочевьям иомудов, но не той дорогой, которой шел отряд генерал-майора Головачева, а по пути, пролегающему по правому берегу Хазаватского канала. Поселения иомудов в этих местах превосходные; они представляют такие же тщательно обработанные богатые пашни, сады и поля, как и между узбекскими и прочим оседлым поселением ханства.

Все это мы нашли брошенным, поля неубранными; в домах и саклях — повсюду видны были следы поспешного оставления иомудами своих жилищ. Из Змукшира утром 19 июля я прибыл в Ильялы, где и нашел оба отряда, Туркестанский и Оренбургский, расположенными верстах в двух один, от другого по обе стороны р. Ильялы.

Погром, произведенный нашими войсками между иомудами, весьма значителен. Они потеряли много убитыми, ранеными; скота отбито у них до 9 тыс. голов; жилища, хлеб, разные запасы по пути движения отряда генерал-майора Головачева от Хазавата до Змукшира — все предано пламени; разновременно войсками уничтожено и сожжено до 3 тыс. арб с имуществом иомудов.

Ослабленные материально и пораженные нравственно иомуды разбрелись в разные стороны; но куда именно — сведения до сих пор мною имеемые крайне сбивчивы и разноречивы. 22 и 23 июля, однако, ко мне начали являться уже депутации по несколько человек от трех отделений иомудов: ушак, салах и урускущи с просьбами о пощаде и о разрешении им вернуться и сесть на свои места, так как укрывательство их от наших войск в безводных песках может повести к окончательной их гибели и к утрате уцелевшего и оставшегося еще при них скота. Я объявил депутатам, что они могут селиться на своих прежних местах. Если они действительно возвратятся, то я предполагаю во всяком случае взыскать с них еще, хотя часть пени, сообразно со средствами, какие по дознанию у них еще останутся... ⁴.

Чтобы завершить туркменский вопрос в ханстве, я собрал 21 июля в лагере под г. Ильялы старшин остальных родов туркмен: ⁵ чаудоров, имрэли, карадашлы, алиэли, гёкленов и кара джиланды ⁶ и объявил им, что я требую с них уплаты в 12-ти дневный срок пени в размере 310 тыс. рублей. Половину этой суммы, имея в виду, что наличных денег у туркмен [119] очень мало, я предложил им вносить деньгами, половину, если желают, — верблюдами. Старшины обещали мне, что пеня будет уплачена. Для наблюдения за сбором ее я с войсками Туркестанского и части Кавказского отряда остаюсь пока в лагере у Ильялы; Оренбургский же отряд мною передвинут от Ильялы к Кизыл-Такыру, около которого сосредоточены кочевья чаудоров, гёкленов и алиэли; вокруг же Ильялы расположены кочевья имрэли и карадашлы. Есть некоторое основание рассчитывать, что ввиду общего их поражения ив особенности наказания, понесенного иомудами, остальные роды туркмен исполнят мое требование и внесут пеню; сегодня третий день определенного им 12-ти дневного срока; все роды приступили ко внесению пени, — и вчера по донесению полковника Саранычева к нему доставлено было от ближайших родов до 5 тыс. тилль или 9 тыс. рублей.

ЦГВИА, ф. 1393, Полев. походн. шт. ТуркВО. оп. I, д. 29, лл. 85-94 об. Подлинник, черновик.

Комментарии

1. Далее следуют обычные для царских чиновников разглагольствования о «разбойничьих наклонностях» туркмен с обязательным выводом о том, что «позволить господствовать таким образом и распоряжаться в ханстве и на будущее время этому необузданному племени никоим образом не может входить в программу наших, действий по отношению к Хиве».

2. Туркмены-иомуды, живущие в Хивинском оазисе, разделяются на две группы. Одни называются байрам-шалы, они имеют свои поселения по Хазаватскому каналу, по обеим его сторонам, вниз по каналу, начиная от г. Хазавата до Змукшира. Байрам-шалы разделяются на пять отделений: салак, кожук, урускущи, уныд и ушак. Другая группа — карачоха живет в окрестностях Куня-Ургенча; эти последние более смирные, тогда как байрам-шалы считаются самыми воинственными и самыми злыми.

3. Далее следует описание уже известных столкновений между помудами и царскими войсками у Чандыря и диферамбы по поводу «военных способностей, мужества, спокойствия и хладнокровия» карателя — генерала Головачева.

4. Далее следует свидетельство, что хан направил Кауфману письмо, в котором поздравлял его «с поражением иомудов» и заявлял, «что теперь не скоро они оправятся» от учиненного над ними погрома».

5. Все они по прибытию моем в Ильялы разошлись по своим местам жительства.

6. Иомуды: кара-чоха, живущие за Куня-Ургенчем, не участвовали в общем вооружении туркмен и потому освобождены мною от уплаты, пени.

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info