ПОТАНИН Г. Н.

О КАРАВАННОЙ ТОРГОВЛЕ

С ДЖУНГАРСКОЙ БУХАРИЕЙ В XVIII СТОЛЕТИИ

Бухарцы в Сибири.

Вместе с закладкой первой оседлости в Сибири являются и Бухарцы, не только в качестве купцов и миссионеров, но даже и постоянных поселенцев. Они старались вступить в родство с местными владельцами, и на сколько были орудием для управления и сборов доходов страны, на столько и сами имели влияние на управление. Уже с Кучумом, как мы упоминали, выехал из города Ургенца Бухарец Дин-Али-Ходжа, женившийся на дочери Кучума, Нал-Ханше, и положивший начало Сибирской фамилии Сеидов. С приходом Русских выход Бухарцев и распространение Бухарской образованности в Сибири не прекращается; XVII и половина XVIII столетий проходят в борьбе двух образованностей между собою: с одной стороны выставлено Христианство и военное могущество, с другой Ислам и торговля. В то время уже, как Сибирь была занята Русскими войсками, Бухарцы распространили Ислам на Татарские племена: Аялы, Бараму, Чат, Еушты и друг., которые находились под их торговым влиянием; Барабинцы были обращены в Ислам только в 1745 г. каким-то Сеитом. Бухарские купцы разъезжали по всей Сибири даже до Иркутска, жили по 8 и более лет в Сибирских городах и деревнях, составляли при них многолюдные фактории и, по сознанию самого Сибирского Начальства, отлично знали состояние Сибири. Джунгарский Хан, [69] Галдан-Церен, умел ими пользоваться, употребляя их для посольства и, без сомнения, благодаря им, знал Сибирь лучше, чем пограничный Генерал Киндерман, его современник, знал о состоянии Джунгарии. Редко выезжавшие Русские купцы подавали сказки, так мало знакомившие с тогдашним состоянием Джунгарии, что восстание Даваци и Амурсаны и все другие события в Джунгарии были неожиданностью для Сибирского Начальства.

Бухарцы совершенно господствовали в торговле Бухарскими товарами в Сибири. Если Русские сами предпринимали торговые поездки в Джунгарию, то ни как не могли обойтись без прикащиков из Бухарцев; даже на Кяхте торговцами произведениями При-Хуху-Норскои области явились Бухарцы; поставку ревеня на Кяхту во времена Палласа делал Бухарец Абду-Салам, а до него занимался этой торговлей его отец почти с самого начала Китайского торга. Бухарцы сами разъезжали не только по Сибирским городам, но и по деревням, и вели розничную торговлю, или вели ее их родственники, Сибирские Татары, или Бухарцы же, которые вступили в Русское подданство. Усмотреть за этой торговлей не было ни какой возможности, а по тому контрабанда, т. е., продажа беспошлинно дозволенных товаров, и, что особенно было важно для Русской казны, ввоз и вывоз запрещенных товаров, достигли в Сибири значительных размеров; по этому Бухарцы всегда вывозили из Сибири на гораздо большую сумму, чем ввозили. В числе запрещенных к вывозу товаров была мягкая рухлядь; между тем это было единственное произведение, на которое могли Сибирские инородцы выменивать дешевые ткани Бухарии; обращение этого произведения в Государственную исключительную торговлю имело роковое значение для Сибирского населения, которое, вероятно, до прихода Русских уже успело привыкнуть к некоторому удобству, доставляемому Бухарской торговлей. Эта Государственная мера, без всякого сомнения, сближала инородцев более с Бухарской народностью, чем с Русской. Вот чем легко можно объяснить и легкое распространение Ислама и Татарского языка не только между туземными Татарскими племенами, но даже и между Самоедами и Остяками. [70]

В этом отатарении Сибири участвовали одновременно с Бухарцами и Татары, выходившие из Европейской России, и те Бухарцы, которые родились в Сибири и были давно Русскими подданными. Ислам связывал их на столько, что и Татары, а не только Сибирские урожденцы-Бухарцы, тяготели к Бухарским выгодам; иногда Бухарцы становятся посланцами и ходатаями пред Русским Двором от Тобольского и Тарского Татарских обществ, как, на пример, в 1751 г., Бухаретин Мурзалей Шихов.

Бухарцы не только господствовали в Сибирской торговле произведениями своей родины, но даже, на ряду с Русскими купцами, были посредниками в торговле Сибирскими и Русскими товарами между Сибирскими городами; главным скупщиком лосинных кож в Томске, в 1652 г., был Бухаретин Сафар Абулин, который отправлял их в Тобольск, и в то же время он и другой еще Бухарец, Азейка-Баба-Сеитов были единственными доставщиками ржи из Тобольска в Омск.

В XVII ст. вероятно, и вся внутренняя торговля в Сибири была в их руках, как это было, без сомнения, до прихода Русских в Сибирь; было нужно целых полтора столетия, чтоб Русские отняли у них эту исключительность. Только разве в начале нынешнего столетия, можно сказать, Русское влияние водворилось повсеместно в Сибири.

Бухарцы, выезжавшие в разное время в Сибирь и поселявшиеся в ней, составили особое Сибирское сословие. Исторические сведения о первых переселениях Бухарцев в города Сибири скудны; в 1698 году, Указом 28 Марта, было велено Бухарцев спросить в Приказной Палате в Тобольске, давно ли они, из каких земель выехали и по каким данным, или крепостям, владеют землями и дворами? К сожалению, до нас не дошли эти сказки. Нам приходится довольствоваться отрывочными сведениями, заключающимися в Бухарских обществах, преданием.

Первый известный поселенец из Бухарцев был Дин-Ала-Ходже, выехавший еще при Кучуме; в Тюмени Бухарцы [71] поселяются в 1596 г. ³¹ в 1652 г., уже упоминается уроженец Томска, Бухаретин Ширин Яриов; в 1709 г. вышел из Бухарии Билихты-Дранжан-Имачи Журбаев с товарищами, всего 41 человек, и поселился с ними в Таре; в 1832 году потомки их считались в Порушной волости, всего 133 души ³².

Может быть, одновременно с Журбаевым вышел и Абаз-Бачки Шейх из города Серайма, положивший начало Тарской фамилии Шиховых, один из членов которой, Алим Шихов, с 1742 г., был постоянным Агентом Русского Правительства в средней Азии. По семейному преданию, предки этой фамилии назывались Шейхами и происходили от внука Али, Имама Зейнул-Абидаха, сына Имам Хусейна; потомки Имама перешли из Аравии в Бухарию и были правителями города Серайма, но в последствии, когда образовалось тут Коканское Правительство, лет за 150 перед сим, пишет в своем прошении потомок Шиховых 1846 г., Маметей Мурзалеев Шихов, прадед мой Абаз-Бачки Шейх из Серайма вышел в Россию, склонив к тому многих Бухарцев (Дело Главного Правления. Западной Сибири, № 4081, по прошению Тарского Бухарца Маметея Мурзалеева Шихова). Вероятно, подобно фамилии Шиховых, и другие Бухарские фамилии хранят в своей памяти предания о выходе их предков из Бухарии; собрание и обнародование этих преданий имеет большую важность для истории Сибирской населенности.

В 1761 г., по переписи Щербачова, Бухарцев считается в Таре 105, и в Уезде 669 душ.

В Тобольской Губернии по 7 ревизии считалось в округах: Тобольском 1404 души, Тюменском 977, Ялуторовском 43, Туринском 5, Тарском 935, и того 3346 душ, а кроме того в Ишимском округе Ташкинцев 37. В 1838 г., по [72] Гагемейстеру, с разных городах Тобольской Губернии считалось Бухарцев 4437 д. м. п., и 4073 д. ж. п., и того 8510 душ обоего пола.

В Томской Губернии по 6 ревизии 128 душ, по 7-й 131. Кроме того в настоящее время Бухарцы живут в городах Петропавловске, Семипалатинске и Устькаменогорске.

Сословие это хотя и немногочисленно, но, по своему купеческому искуству, грамотности, некоторым услугам, оказанным Сибири, заслуживает внимания; ему обязана Сибирь началом некоторых родов промышленности; без всякого сомнения они была первыми основателями земледелия в Тобольской Губернии, существовавшего там уже до прихода Русских; предание приписывает им введение кожевенного и коврового производства в Тюмени ³³; Бухарец Ашир вывез из Западного Китая Китайскую пшеницу, известную теперь под именем дорогой; он же открыл в Каркаралинском округе минерал, названный по его имени, аширитом.

Путешественники прошлого столетия вообще отзывались о Бухарцах с хорошей стороны. Белль и Делиль хвалят их за опрятность, гостеприимство и честность. “Благодаря последнему качеству, говорит Бель, и прочие торговые люди имеют к ним великую доверенность”. Кроме этих Мусульманских качеств, они отличались также своего рода образованностью. Они вывозили из Бухарии книги и занимались наукой. До появления в Сибири пленных Шведов после Северной войны, Бухарцы были самые образованные люди в Сибири. У них встречались исторические и географические сочинения. Швед Табберт нашел, у одного Бухарца в Тобольске известную хронику Абульгази, и обнародовал ее перевод. Спутник Делиля, Кенигсфельд, сошелся в Тобольске с одним Татарином, Габис-Алимом. Слово алим, по объяснению самого Кенигсфельда, значит [73] pansophos, т. е., человек, обладающий всеми знаниями. Ученый Татарин принес Кенигсфельду в подарок Арабскую рукопись в четверку, заключавшую в себе деяния нашего Спасителя. Он ее передал, как очень любопытную, узнав, что Кенигсфельд Христианин. У Габис-Алима была еще другая важная рукопись: в ней излагалась Татарская астрономия с раскрашенными буквами и изображениями и было нечто о течении времени. Хозяин ценил ее дорого и продал Делилю. Касательно содержания книги Алим рассказывал, что по ее счислению мир существовал прежде Адама 620,000 лет, и что с Адама до нашего времени прошло около 7000 лет.

В сношениях с Средней Азией Бухарцы были неизбежны; Правительство часто употребляло их по дипломатической и торговой части; в 60 годах прошлого столетия Бухаретин Алим Шихов употреблялся постоянно в посылки в Киргизскую степь для разведывания об “иностранных обращениях”.

Ценя эти качества и желая покровительствовать Бухарской торговле, Русское Правительство награждало Бухарцев преимуществами, как, на прим., льготой от рекрутской повинности, правом беспошлинной торговли и правом покупки земель; кроме того, при выходе их из Бухарии с целью поселиться в Сибири, они иногда получали еще денежные награды; таким образом Мачи Журбаев с товарищами, вышедшие в Тару, были награждены единовременным жалованьем по 20 рублей каждому и хлебом и солью “по Указам”, от чего они, однако ж, отказались.

Грамоты, которыми Правительство снабжало выходящих Бухарцев и на которые они в последствии ссылаются в своих прошениях, заключают в себе обеспечение им некоторых льгот без определения срока, в следствие чего в последствии и возникло в Сибири Бухарское привилегированное сословие. Грамота Михаила Федоровича, от 3 Ноября, 1645 года, освобождает Бухарцев от платежа выдельного хлеба; грамота 1687 г. дает права проезда по Русским городам и свободы от суда, кроме дел уголовных; 5 Марта 1701 г. предоставлены [74] права пользоваться купленными и закладными землями и свобода от платежа тягла и от службы; 23 Марта, 1724. г. подтвержден Указ 1701 г. не брать с Бухарцев рекрут, ради их иноземства и за доброхотный выезд; 20 Августа, 1769 г., и 19 Декабря, 1787 г., предоставлено Бухарцам право учредить свой Словесный Суд и свобода от мещанских служб и податей, с оставлением на праве ясачных.

Основываясь на этих грамотах, Бухарцы пользовались многими привилегиями на равне с Дворянством, не ставили рекрут, покупали земли и беспошлинно торговали, платя ничтожный и, вероятно, не однообразный ясак; Тарские, на прим., Бухарцы Порушной волости платили с 1712 года по 1767 г. по 5 горносталей и деньгами по 50 коп. Щербачов, изучавший быт инородцев по поручению Правительства в 1764 г., нашел, что в разных городах Сибири Бухарцы, за дачею им по прежним Указам льготы, живут многие годы без всякого в казну платежа праздно, а некоторые, хотя по старым грамотам обложены, точию весьма малым оброком, а именно в Тобольске с 800 душ платят 78 р. 46 3/4 коп. сбору бывает, а они промыслы по купечеству имеют довольные.

В конце XVII ст. Правительство начинает стараться обложить Бухарцев податями на равне с прочими жителями Сибири. 28 Марта, 1698 года, выходит Указ о взимании с Бухарских земель податей, а с торговых Бухарцев оброка, смотря по пожиткам и промыслу, “по тому что они многие годы живут в льготе, землями владеют, утеснения и обид в их Вере нет; а Русские посадские и Татара служат в службе; и того нет и в Бусурманских странах, чтоб пришлому иностранцу жить без всякой дани и землями владеть и торговать свободно”. С целью приведения их земель в известность, в Тобольск был прислан переписчик Иван Кочанов, который стал облагать Бухарцев налогом с ржаной десятины по 2 гривны, с овса и ячменя по гривне, а с сенных покосов по деньге в год. Это вызвало со стороны Тобольских Бухарцев просьбу, поданную Муллою Максюткой Алимовым, 16 Июля, 1701 г., в которой они писали, что они разорились от [75] недавних пожаров и наводнений, а по тому просят, ради их иноземчества, убавить оброк на 5 алтын с ржаной десятины, и 10 денег с яровой десятины. Челобитье их утверждено.

С этого времени до 1828 года продолжаются попытки Русского Правительства прекратить дарованные льготы, а Бухарцы протестуют против них, в своих прошениях Бухарцы ссылались на данные им грамоты, стараясь представить дарованные им льготы вечными в награду за предпочтение нового отечества старому. В прошении, поданном в 1701 г. Муллой Максюткой Алимовым, Тобольские Бухарцы писали, что их деды и отцы выехали в Россию и кормились пашенными, купленными, закладными и данными землями и сенными покосами, и Указами 1645, 1649, 1669 и 1687 гг. им дарованы права, ради иноземчества и за выезд в Россию, изъятие от платежа выдельного хлеба и пятинного хлеба и пятой и десятой денежной пошлины и от всякой службы, по чему у них “исстари ни каких оброков не бывало” ³⁴. В 1761 году пограничное начальство Сибири искало переводчика Бухарского и Киргизского языка, знакомого вообще с Средней Азией и способного быть лазутчиком в Киргизской степи; на предложение это в Таре, выборные от Тарских юртовских Бухарцев, Кучук Абреимов и Карандат Жамин, подали челобитные и просили их от этой службы уволить. Бухарцы писали, что по грамотам Сибирского Приказа, 17 Сентября, 1687 г., и 20 Июня, 1701 г., и по Указу Сената 19 Марта, 1724 г., за добровольный их выход в Россию, их не велено, не только в дальние посылки, но даже и в подводы и работы, определять; кроме того, из них никого нет прожиточных, а также и бывших в Киргизской степи (?). Бухарцы, Алим Байзы Шиховы, Сеиды Бахметев и Зейнуди Бабин в рапортах написали, что из них 180-ти человек прожиточных имеется только двое: Алим Шиховч, и Арембаки Аширов, которые и в Зенгории бывали; из них Алим Шихов сам вызвался на службу ³⁵. [76]

В 1764 г. Щербачов, посланный в Сибирь для улучшения быта инородцев, нашел, что Бухарцы платят, сравнительно с другими жителями Сибири, мало, и представил предположение об увеличении с них ясака. После него, Тарские юртовские Бухаретины платят с 1767 г. до 1824 г. по 1 руб. 70 к. с души.

В 1822 г. вышло Сибирское Уложение; Сибирские инородцы, известные до того под названием ясачных, разделены в Уложении по своим правам на оседлых, кочевых и бродячих; о Бухарцах в Уложении ни чего не было сказано. В следствие этого молчания Уложения Сибирское Начальство стало применять к Бухарцам правила об оседлых инородцах, что вызвало со стороны Тобольских, Тюменских и Тарских Бухарцев прошение, поданное 7 Июля, 1823 года за подписью поверенных Ниятбаки Айтмаметева, Абдул Залила Якубова и Маметея Шихова ³⁶. В этом прошении Бухарцы снова хлопочат о подтверждении тех льгот, которые были даны им ради иноземчества и за доброхотный выезд полтора столетия назад; они пишут, что молчание Уложения о Бухарцах они принимают не иначе, как за обеспечение им “спокойствия и священнейшего уважения прав их, тем более, что три малочисленные общества их сословия, в городах Тобольске, Тюмени и Таре обитающие, состоя под общим управлением премудрого и благодетельного закона, по образу жизни и самой промышленности, ни мало не заслуживают лишения прав, издревле дарованных”; за тем они просили разъяснить Сибирскому Начальству, чтобы оно не смешивало их с оседлыми инородцами.

Журналом Сибирского Комитета, Высочайше утвержденным 28 Генваря, 1824 г., вопрос о Бухарцах оставлен [77] полуразрешенным. Объяснение, сделанное Бухарцами относительно молчания о них в Сибирском Уложении, Журнал Сибирского Комитета принял только в таком смысле, что Уложение оставляет неопределенными одни права Бухарцев по торговле; определение же прочих прав Журнал отыскивает следующим образом. Рассмотрев грамоты, относящиеся до Бухарцев, именно 1645, 1688, 1701, 1764, 1769 и 1787 г. ³⁷, Комитет нашел, что этими грамотами, кроме особенного покровительства их промыслам, Бухарцам не было предоставлено ни каких особенных преимуществ; одним словом, он отрицал вечность тех льгот, которые были дарованы за иноземчество и, вопреки мнению самих Бухарцев, за исключением прав по торговле, считал в остальном равными с прочими жителями Сибири. А так как Бухарцы делились на два разряда, на земледельцев и на занимающихся торговлей, то Комитет и нашел справедливым, на земледельцев Бухарцев распространить во всей силе правила Сибирского Уложения об оседлых инородцах, определение же прав торговли торгующих Бухарцев предоставить местному начальству Западной Сибири, как более знакомому с условиями края, рекомендуя ему сохранить согласие с общим духом Манифеста 1 Генваря, 1807 года, “дабы ни в каком случае заезжие иностранцы не пользовались преимущественными выгодами в ущерб верноподданному купечеству”.

Ход определения торговых прав Бухарцев тянулся до 12 Февраля, 1834 года, когда они были установлены мнением Государственного Совета.

Для определения этих прав в Сибирские Окружные Советы были приглашены почетные члены от местного Русского купечества и депутаты от Бухарских торговых обществ, Тобольского, Тюменского, Тарского и Томского. Русские купцы в своих записках жаловались на неравенство прав, и [78] доносили, что Бухарцы самовольно присвоили себе права беспошлинной торговли; что грамоты, на которые они ссылаются, предоставляли им свободную торговлю только “своим товаром”, т. е., Бухарскими тканями, дабами, выбойками и проч.; относительно же торговли Русскими товарами Бухарцам не было предоставлено ни каких особых преимуществ перед Русскими купцами. Это было сделано в современных видах развития торговли с Средней Азией, когда Русское купечество в Сибири было малолюдно; когда вышло положение о гильдиях, и купцы стали оплачивать свои права высокой пошлиной, Бухарцы сумели отклонить от себя распространение этих правил и не только стали пользоваться беспошлинно правами, присвоенными всем трем гильдиям, но захватили в свои руки даже торговлю мещан и посадских. Присвоив такие права, бухарцы оставили торговлю с Средней Азией, стали торговать одними Русскими товарами между Сибирскими городами и, таким образом, удалились от того значения, во имя которого были покровительствуемы законом. Пользуясь этими преимуществами, Бухарцы стали подрывать торговлю Русских купцов понижением цен и злоупотреблениями, продавая право вести торговлю от своего имени лицам, не имевшим прав торговли. Таким образом, часто богатые Русские люди, избегая пошлин за гильдейские права, торговали беспошлинно, прикрываясь именем какого ни будь бедного Бухарца, платя ему за то ничтожное количество денег. Привилегии Бухарцев были так заманчивы, что многие инородцы, не будучи выходцами из Бухарии, записывались в Бухарцы, “по простоте прежнего времени”.

Бухарцы в своих записках старались отвергнуть доводы Русских Депутатов, и таким образом в Сибири возгорелось прение между Бухарцами и Русскими купцами, доходившее до взаимного поругания.

Тобольские Бухарцы написали огромную записку, к сожалению, не заключающую в себе ни каких подробностей о быте, нравах, устройстве и истории Бухарского торгового общества в Сибири. Она наполнена только выраженьями о прежних заслугах предков и о надеждах, какие они возлагают на [79] Монарха, внука “Великой Монархини, Всемилостивейшей покровительницы Бухарцев”.

Как ни были основательны объяснения смысла Царских грамот, данных Бухарцам, деланные Русскими купцами, Бухарцев было трудно убедить в том, что они незаконно пользуются своими привилегиями. Выражения “оставить на прежних правах”, употребляемые в течении целых полутораста лет при разрешении Бухарских прошений, возникавших при намерении изменить их права, подтверждения старых прав, делаемые в позднейшее время, в смысле согласия на сохранение установившихся в последствии сами собою особенных преимуществ, были вполне достаточны, чтоб воспитать в Бухарцах уверенность, что их привилегии обеспечены самим законодательством и коренятся в самих древних грамотах, в действительности безгласных об этом предмете. Бухарцы приводят несколько случаев, доказывающих, что само Правительство, даже в позднейшее время, признавало их особенные права: так, на прим., недавно Тобольский служилый Татарин, Курбан Баниев, за свои услуги по заграничным Азиатским делом, был пожалован Императором Александром I золотою медалью и возведением из служилого состояния в члены Бухарского торгового общества; если б Правительство не признавало за последним особых наследственных прав, то подобная перемена звания не имела бы смысла награды; а если Бухарцы будут сравнены с оседлыми инородцами, или Государственными крестьянами, то награда Курбан Бакиева обратится в наказание.

Бухарцы с гордостью расписывают заслуги, оказанные их предками России; они рассказывают целую историю, хотя и смутную, об соревновании, какое оказывали их предки в осуществлении планов Петра Великого относительно Средней Азии, как они “прославляли Россию в Средней Азии за покровительство Бухарскому торговому обществу”, и как тем не только приохачивали новых переселенцев в Сибирь, но и поселили в Средне-Азиятских владельцах уважение к России. Приезжая в Малую Бухарию, которая была тогда еще независима [80] от Китая, они “возвещали величие и славу России”, и “дружеством и дарами” склоняли своих единоплеменников вступить под покровительство России, и к чему многие начальные Беги изъявили свою наклонность. И в то время, как предки их мечтали о распространении Русской торговли до Индии, “Сибирское Начальство открыло к сословию их свои притязания”, сравняло их с прочими подданными в подушный оклад и произвело в их среде рекрутский набор ³⁸; это, будто бы, произвело такое дурное впечатление на Азию, что жители Бухарии перестали выезжать в Сибирь на жительство, а владельцы перестали иметь доверие к Сибирским Бухарцам и даже запретили своим подданным продолжать с Россией торговлю. Когда известие об этом впечатлении достигло Верховного Правительства, подушный оклад и рекрутский набор с Бухарцев были немедленно отменены “и во всем прочем прежние права их были подтверждены”. Императрица Екатерина II, “взирая сколько на внешние приношения, а более на внутреннее духа расположение и усердие”, и находя, что выгоды от обложения их малолюдного сословия для казны малозначащи в сравнении с выгодами, доставленными России их предками, и которые и теперь они могут доставить своими связями с Средней Азией, подтвердила их прежние нрава, освободила их от обязанностей по новому Городскому Положению, и предоставила им право составить свой особый Словесный Суд, а в последствии и Ратушу, а также переходить из Русского подданства в иностранное. Люди, протестующие против их преимуществ, продолжают Бухарцы, только видят права их, а за что их имеют, не знают, и о деяниях предков легко мыслят. И в прежнее время были купцы, которые торговали и подать платили, но жили только сами для себя, а на общеполезные предприятия и влияния не имели, кроме собственных корыстей и приобретений и рекомендовать себя не могли, то и остались без внимания, а их, Бухарцев, предки прямым усердием и решительными предприятиями в пользу Государства не только служили всем имением своим, но даже и самою жизнию своею [81] жертвовать были готовы, и за таковую преданность были особенно против тех предпочтены и получили Монаршую признательность, что грамотами их и сравнивать с купечеством и прочими подданными не велено; следовательно, они в том не виноваты, что тогда ни за что ни кого не награждали”. К сожалению, Бухарцы не подтвердили примерами, как велики были труды их предков на пользу распространения Русской торговли в Азии. Это, по крайней мере, придало бы их своекорыстной записке историческое значение.

На это высокомерное о себе мнение Русские отвечали Бухарцам совершенным отрицанием их заслуг и каких либо достоинств. Советник Коллет в своем мнении, поданном в Совет Главного Управления Западной Сибири, находил, что великие и важные пользы, доставленные, будто бы, Бухарцами России, оставались до ныне пользами для их самих только: Бухарцы скупили и приобрели закладом у Сибирских Татар земли последних, и пользуются ими, не платя ни налогов, ни неся ни каких земских повинностей, и обработывая их руками тех же Татар, прежних их обладателей; большею частью промышляют скупанием произведений из первых рук, и вообще кормятся посредством чужих рук; некоторые занимаются кожевенным производством, но и тому научились в России, и из своей родины ни кто из них не вывез какого либо нововведения, или общеполезного сведения; словом, они люди, коих блаженство состоит в праздности ума и тела, и кои употребление своих душевных способностей обращают без изнурения себя работою”.

Эта препирание Русских купцов и торгующих Бухарцев, веденное посредством записок, поданных Сибирскому Начальству в разных городах, обнаруживает достаточно, в каком неправильном отношении стояло Бухарское торговое общество в остальному купечеству и какая супротивность скрывалась между этими сословиями.

Бухарцы по своим правам были до 1834 года самыми привилегированными лицами в Сибирском населении. Бухарцы [82] были почти единственными землевладельцами в Сибири и пользовались правом, наравне с Дворянами, приобретать земли; они не платили за свои земли ни какого оброка и были свободны от всяких земских, денежных и натуральных, повинностей, от рекрутского набора, от обязанности брать пашпорты, и вели заграничную, повсеместную в Сибири и России, и розничную по инородческим стойбищам, торговлю, и заключали с казной договоры на обширные подряды, не платя гильдейских пошлин. Они жили по разным городам и селениям в Сибири: в Тобольске, Тюмени, Таре, Томске, Барнауле и на Кяхте. Только некоторые из них около Тобольска и Тары занимались, на собственных землях, хлебопашеством, и то посредством найма работников; некоторые Тарские Бухарцы занимались рыбной ловлей, Томские — перевозкой кладей и содержанием почт; в Тюмени два Бухарца имели кожевенные заводы, оба выделывавшие не более 4000 кож на “Бухарский образец”. Большая же часть занималась торговлей розничной и оптовой ³⁹. Тюменские скупали по селениям кожи и сало; Туринские и Ишимские торговлей не занимались; Ялуторовские торговали мелочью на суммы не более 50-200 рубл.; Томские также не принимали большого участия в торговле; Бухарцы же Тарские, Тобольские и Тюменские производили значительную внутреннюю и заграничную торговлю: по сведениям 1830 года в Тобольском Округе 4 торгующие Бухарца производили в общей сложности торговлю на сумму 55,000 р.; в Тарском общая сумма оборота показана в 164,000 р.; в Тюменском общая цыфра не определена, по тому что торгуют “соединенными артелями”. Богатейшие фамилии в 1830 г. были: в Тобольском Округе, в Иртышатских юртах, Абдыбак Абрасаков, торговавший на 20,000 р.; в Тюменском Нияз Байгашин Коченев; в Енбаевских юртах, на 30,000, и Абдуцалим Ягупов Матияров, в Матияровских юртах; Коченев и Матияров имели кожевенные заводы; в Тарском Округе самую значительную торговлю вели братья Айтыкины, Нияз на 40,000, и Ярым на 10,000 р.; они ли (Пропуск перед ли — жили? были? — OCR) [83] в самом городе и торговали бумажным, шелковым, холщевым товарами и мяхкою рухлядью; в деревне Себеляковой Маметей Шихов торговал на 20,000 р. В городе Петропавловске Бухарец Рузи Гумиров вел торговлю на 15,000. В городах Семипалатинске и Устькамсногородске общая цыфра оборотов 3 Бухарцев показана в 4,500 р.

Все члены этого сословия, рассеянные по Сибирским городам и деревням, составляли одно целое по своим общим правам и стремлениям. Они образовали наследственную корпорацию, которую сами называли Бухарским торговым обществом. Общество это соединяло в себе Бухарцев всех Сибирских городов; члены его были связаны между собою “взаимными друг с другом сношениями, советами, наставлениями, ревностными вспомоществованиями и общим кредитом” ⁴⁰; сильнее всего сплочивали общество, конечно, взаимный кредит и “ревностные вспомоществования”. Обанкротившийся по несчастию Бухарец находил тотчас поддержку в своем обществе: Бухарцы складывались и доставляли ему сумму, с которою он снова предпринимал торговлю; ссуды делались в своей среде с исключительным доверием. В Сибири, как в стране с неразвитой торговлей, кредит был в младенческом состоянии; каждая торговая фирма пользовалась кредитом только известной среды; у каждой речной системы, по которой были рассеяны инородческие стойбища, был свой купец, которому инородцы осмеливались вверяться; общий уровень честности в торговле был так низок, что иначе и быть не могло; всякий дорожил своей репутацией только в той среде, где постоянно имел дела; где же имя его было не известно, и где обман мог пройти безнаказанно для общего хода его дел, он не стеснялся сбыть инородцу гниль и старье, или фальшивую монету; по этому разделение потребителей на округи, отделенные между собою стенами, проницаемыми только для известных доверенных людей, было необходимым обеспечением [84] против обманов и надувательств. Монополия кредита у инородцев почти исключительно принадлежала Бухарскому торговому обществу, которому недоставало только Правительственного устройства. Екатерина II, освобождая Сибирских Бухарцев от обязанностей по новому Городскому Положению, предоставила им право составить свой Словесный Суд, а со временем и Ратушу, с делопроизводством на своем Бухарском языке. Новые узаконения и сравнение с оседлыми инородцами угрожали Бухарцам не только неисполнением их надежды “когда либо видеть желаемое Екатериною II нераздельное и совокупное существование Бухарского торгового общества”, но и разрушение сложившегося “отлично признанного и удостоенного сословия, от которого останутся потомкам одни только воспоминания” ⁴¹.

Бухарцы не умели вполне пользоваться своими правами, по недостатку технических знаний и односторонности Мусульманского образования. “Если бы права, подобные ихним, пишет Советник Коллет, были предоставлены Евреям, то в кратчайшее время обнаружилось бы, как они несправедливы и опасны для общего блага; ими было не только подорвано Сибирское купечество, но и торговля всего Государства; и из того, что Бухарцы оказались в торговых делах не столь расторопны, чем Евреи, не должно заключать, чтоб они всегда оставались в той дремоте, в которую до сей поры были погружены” ⁴². Коллет, впрочем, преувеличивал опасность, угрожавшую со стороны Бухарских привилегий; эти же самые привилегии расслабили некогда полезное и деятельное сословие; в последнее время Бухарцы, как видно из их собственной записки, были заняты только пожинанием лавров своих предков и не старались о поддержании доброй славы своего сословия новыми трудами. Обеспеченное привилегиями и богатыми угодьями, сословие это, по выражению Словцова, “плесневело в беспечной лености”, Бухарцы не старались о приобретении Европейских знаний, и ограничивались первоначальным религиозным [85] образованием своих школ, тогда как могли бы учредить Бухарскую Гимназию. По этому Бухарское торговое общество очутилось вне общей Сибирской жизни: остальное Сибирское общество начало тяготиться этим бесполезным учреждением, которое было предано только своим сословным выгодам, а не общему благу страны, в которой они жили.

Наконец мнением Государственного Совета, 13 Февраля, 1834 г., сему неправильному явлению в Сибирской общественной жизни был положен конец. Этим мнением Бухарцам и Ташкенцам Русским подданным, согласно с грамотой 1645 г., предоставлено право торговли без гильдейских пошлин, по Азиатской границе и в городе, к которому по ревизии приписаны, только товарами Азиатского произведения; Русскими же произведениями торговля без, гильдейских пошлин предоставлена им лишь вне Государства; за тем производство всякой другой торговли поставлено не иначе, как на равных правах с прочими подданными Империи; с Бухарцев, занимающихся земледелием, положено взимать подымную подать, по 10 р. с каждого дыма, независимо от платежа земских повинностей и оброка за отводимые казенные земли; Бухарцы же, занимающиеся земледелием на собственных землях, от такого оброка освобождены.

Из всего сказанного нами выше можно уже судить о значении этой торговли для Сибири; здесь мы еще подробнее изложим этот предмет.

Сибирь снабжалась фабрикатами с двух сторон: из России и с Азиатского юга. Оба пути, как с юга, так и с запада, были затруднительны: один проходил по песчаным пустыням, другой по лесам и тундрам. Произведения и юга и запада могли приходить в Сибирь только раз в год, Русские товары лежали зиму в Тобольске, и только с открытием речного плавания отправлять на дощаниках по рекам до Енисейска и далее. Равным образом только с вскрытием же [86] рек отправлялись и Сибирские товары в Россию. Впрочем, благодаря некоторому благоустройству Китая, Китайские товары в Кяхту приходили во всякое время года на телегах; по этому недостаток в них был менее ощутителен, чем в Русских. Сообщение чрез лесистый и гористый Урал было труднее, чем через пустыни Азии, и этот хребет уединял Сибирь от России более, чем Алтай и Саян от Бухарин и Китая. Затруднения, которые испытал Делиль, переезжая его в 1740 г., подали ему повод принять его за естественную границу между Европой и Азией. “Сама природа, пишет он, отделила Европу от Азии этою цепью высоких гор. Я не понимаю, каким образом некоторые географы могли продолжать границы Европы до р. Оби, а другие, напротив, сократили их до р. Камы. Я держусь мнения тех, которые Европу доводят до Верхотурских гор: чрез них было нам так трудно перебраться, и они как будто бы созданы природою для того, чтобы заграждать Европейцам проход в Азию”.

Цены на Русские произведения были высоки, и тем выше, чем далее на восток; в Иркутске товары достигали даже тройной и четверной цены. Миллер рассказывает, что простой белый сахар, покупаемый в Архангельске по 5 руб., в Ирбити и Тобольске продавался уже по 7 руб., в Енисейске по 10 руб., в Иркутске по 14, 16 и 20 руб., в Якутске иногда по 40 р. Простое красное вино, двадцативедерная бочка которого в Архангельске продавалась по 18-20 руб., следовательно, ведро обходилось по 1 руб., в Ирбити обыкновенно продавалось по 2 и по 3 руб. ведро, а во время малого привозу по 8 и 10 руб., в Иркутске же и во время больших привозов продавалось не ниже 8 руб., а иногда там и в Якутске цена его поднималась до 20 и 40 рублей. Губернаторы, Воеводы и другие знатные Чиновники, отправляясь в Сибирь, запасались всем нужным сразу при отправлении из России, на все время служения, в том числе и вином; часто случалось, что виноградного вина вовсе нельзя было найти в городе. Аббат Шап, приезжавший в Тобольск в 1761 г., рассказывает, что в этом городе “вино известно только по преданию; приезжающие из Петербурга, или Москвы, привозят иногда несколько [87] бутылок, но вообще при этом переезде мало обращали внимания на вино, когда более важные жизненные средства нужно иметь в виду. Народ здесь пьет квас, а другие обитатели пиво, мед и наливки, сделанные из водки”.

При таких условиях Азиатские товары составляли необходимость Сибирской жизни, и Русским товарам было трудно с ними соперничать. Почти вся Сибирь ходила в белье и платьях из Китайских и Бухарских тканей. Радищев рассказывает, что жители Сибири ходили в дабовых и фанзовых рубахах; холста, вероятно, также привозили много из России, по холст не мог вполне вытеснить дабу; голь, шелковая Китайская материя, была распространена по всей Сибири, и в нее наряжались крестьянки и солдатки; в Западни Сибири, из нее шили красные голевые сарафаны и голевые чепцы, обшитые позументами; даже чернил других долго не знали в Сибири, кроме Китайской туши, и на крайнем западе Сибири, на Иртыше, крепостные Канцелярии писали бумаги Китайской тушью.

Сознавая важность этой Азиатской торговли, Правительство постоянно покровительствовало ей и старалось привлечь Бухарских купцов в Сибирь большими льготами; с Бухарцев, приехавших в Сибирь в первый раз, велено брать не десятую, а двадцатую, пошлину; Бухарцы, желающие поселиться в Сибири, получали льготы от податей и становились землевладельцами; в 1735 году была дозволена Бухарцам беспошлинная торговля Бухарскими товарами во всех городах России.

Однако ж торговые сношения совершались под грузом неблагоприятных условий; караванные пути были опасны; караваны ходили всегда вооруженные ⁴³; особенно было опасно [88] проходить те пространства, которые лежали пустыми между Калмыцкими и Киргизскими кочевьями; здесь доставалось караванам от Киргиз и Уранхайцев. Туринский купец Колмогоров был ограблен Казачьей Ордой в 1732 г.; Киргизы ведомства Старшины Ходжи-Мергеня напали на караван, шедший в Семипалатинск, и отобрали до 70 голов иркетчины; в Алтае, на урочище Шара-Чумугень были убиты Русские купцы в числе 6 человек в 1743 году, и имущество их осталось в руках грабителей. Сами мирные родоначальники Калмыцкого народа допускали своеволие и грабили караваны под видом взимания пошлины; караваны, проходя чрез их владения, были часто отвлекаемы с пути, задерживаемы и наконец разграбляемы; так в 1751 г. Амурсана разграбил Бухарский караван, шедший в Россию, и самих Бухарцев обратил в рабство; Галдан-Церен казнил Русского купца, Ярышникова, и его богатство “на многие тысячи” присвоил себе.

В России эта торговля была стеснена одноторговлей и запрещениями; торговля ревенем составляла право одного Государства; некоторые товары были запрещены из неуместного страха; так, были запрещены к вывозу порох, свинец, оружие, латы, ножи, рогатины; мало этого, по распоряжению пограничного Генерала Киндермана в 1750 г. была запрещена продажа Бухарцам и Киргизам всяких железных вещей, таганов, ножей, кос сенокосных, топоров; была только допущена продажа чугунных котлов. Это распоряжение было сделано из опасения, “чтобы Азиятский народ из тех вещей не мог сделать себе оружие и к стрелам копейцы”. Предосторожности пограничного начальства простирались до того, что Бухарских купцов зимой не впускали в крепости в избы обогреться. Посланный в Феврале, 1718 г., в конвое с Бухарцем Юсуп-Ходжею до Тобольска Прапорщик Толстов доносил, что Юсуп-Ходжа в каждом станце неотступно просит впустить в крепость в избы обогреться, на что Прапорщиком с довольными резонами было представляемо о невозможности этого допущения; Бухарцам было позволено входить только в загородные избы и землянки, если где есть такие, которые было велено на этот случай очистить и вытопить, и только в Омске было позволено [89] впускать их и в обывательское жило. К каравану, пришедшему в Ямышев, приставлялся караул, и Бухарцам не позволяли отлучаться из их “урги” в Киргизские аулы для покупки на пищу баранов, по чему они принуждены были покупать баранов у Киргиз тайно.

Русские нравы также представляли препятствия спокойному движению торговли: Комменданты крепостей старались оставлять торговлю за собой; Директор Ямышевской Таможни, Бушуев, жаловался в 1760 г., что Коммендант крепости Св. Петра, Лесток, стесняет свободу торговли в пользу своих дворовых людей; приехавшим в крепость Св. Петра купцам, Быкову и Голубину, Лесток запретил прямые сношения с Киргизами, также запретил толмачам быть у них для переводов с Киргизского языка; таким образом торговля в кр. Св. Петра очутилась в руках военных чинов и дворовых людей Лестока, которые выменивали лошадей на товары, взятые у тех же купцов, Быкова и Голубина: из 118 лошадей 45 было выменено дворовыми людьми. По ходатайству Бушуева Лесток был сменен; преемник его, Тюменев, продолжал делать насилия купцам и даже одного купца избил, за что также был сменен.

Одноторжие в Сибири в XVII и XVIII стол. царствовало во всей стране. Все роды промышленности и торговли составляли предмет его или частных лиц, или Правительства. Такой порядок был последствием свойства Сибирской поселенности. Казаки, зверовщики и гулящие люди, наполнявшие Сибирские леса, были люди такового рода, которые не были способны положить начало земледельческому поселению; это были люди, не заботившиеся далее завтрашнего дня. Увлекаясь прибылью Сибирских промыслов, они быстро распространили свое нашествие до Таймырской земли и до Камчатки, не заботясь об основании позади себя, из своей среды, опора, который обеспечивал бы их существование в стране; заботы об их пропитании должны были принять на себя другие люди; эту роль приняло на себя Правительство. Оно приняло на себя заботы об обеспечении промышленников хлебом и мясом и об [90] улучшении путей; без него эти многочисленные партии и артели промышленников должны были бы погибнуть в неравной борьбе с дикой природой, или начат отступление. Правительство приняло на себя отправление обязанности общественной предусмотрительности, которой были лишены сами поселенцы, конечно, не из других побуждений, как только фискальных. Доставляя пищевые припасы этой многочисленной армии соболевщиков, бугровщиков и проч., Правительство становилось хозяином всей годичной добычи драгоценных Сибирских мехов, которые тогда составляли такую же славу Сибири, как ныне золото. Правительство завело здесь пашни и деревни, скотоводство и ямы; не в руках поселенцев, а в руках Правительства, раздавался стук топора, валившего Сибирский лес. Управление Сибири в течении всех трех столетий озабочено снабжением Сибири хлебом; оно отличается самыми обширными проектами по этому предмету; с одной стороны принимает необыкновенные размеры Правительственная опека, проникающая в семейную жизнь и в домашнее хозяйство, с другой рабочий народ теряет всякую способность к самоуправлению и самодеятельности, частный труд нисходит на степень обязательного, или кабалы; рабочее сословие превращается в поденьщика, поставляющего в казну, или купцу, дорогие произведения страны за обеспечение существования: в его руках не скопляется богатства: богатство это в руках одноторжников, Правительства и не многих купцов. Все рабочее сословие Сибири поголовно состояло из покрученников; по свидетельству Радищева, “все Сибирские крестьяне, исключая Барабинских поселенцев, хотя и едят мясо, но один изо ста, или двух сот, живет не в долг; другие все наемщики и работают на задатки”. Почти вся торговля в Сибири в XVII ст. была в руках только двух домов, Босого и Ревякина. Правительство удержал за собой почти все колониальные промыслы: пушной, мамонтовой кости, торговлю ревенем, табаком, вином и даже весь Кяхтинский торг.

В 1693 г., в Наказе Тарскому Воеводе, частным лицам запрещалось торговать, пока инородцы не заплатят ясака, чтоб купцы не выкупили лучшую рухлядь; а как ясак выплатится [91] сполна, тогда дозволить купцам и Бухарцам торговать на Таре, на Гостинном дворе ⁴⁴. В том же году и в Наказе Таможенным Головам в Сибири запрещается торговать с Бухарцами деньгами, золотыми, ефимками, ружьем, свинцом и порохом, а соболей пропускать в Китай и другие земли только таких, которые стоят не более 40 рублей сорок, а лисиц черных, черно-бурых и бурых не отпускать ⁴⁵. Самим Воеводам Сибирским было запрещено иметь шубы и шапки из соболей и черных, черно-бурых и бурых лисиц, а дозволялось только иметь меха лисьи, песцовые красные, бель и хребтовые и черевьи, да и то только не более 2, или 3, мехов ⁴⁶. В Наказе Тобольским Воеводам, 1697 г., было подтверждено запрещение продавать Бухарцам соболей, бобров, лисиц и прочую добрую мягкую рухлядь. Русские торговые люди были обязаны купленных в Сибири соболей и черных лисиц объявлять, по приезде в Москву, в Сибирском Приказе; а на сторону ни кому не продавать; в Сибирском Приказе им выдавали за рухлядь Русские товары по оценке. Лисиц черных, черно-бурых и бурых, ценою от 8 и до 50 рублей, было приказано также отбирать у частных людей в казну ⁴⁷. В том же году велено было купить в Москве разных товаров на Сибирскую руку и послать в Сибирские города, в Сургут, в Березов, в Кузнецк, в Томск, в Иркутск, Якутск и проч. на 300, 400, 600 и 1000 рублей, на которые Воеводы должны были покупать у частных лиц и инородцев мягкую рухлядь по определенной таксе, на прим, за лучших Якутских полных соболей велено давать по 5 р., за плохих по 20 алт., и по полтине; за Мангазейские лучшие по рублю, и по 30 алтын; за лучших соболей Западной Сибири по 13 алт. 2 деньги; за добрых черных лисиц по 10 р. Соболей этих Воеводы должны были выменивать как на присланные из Москвы товары, так и на таможенные доходы, на [92] деньги, на хлеб и даже на вино. Кроме того Иркутскому, Енисейскому и Илимскому Воеводам было велено отпускать покрученников для соболиного промыслу, и платить им из казны ⁴⁸. В 1699 году Верхотурскому Воеводе подтверждено, соболей, оставшихся у инородцев за сбором ясака, выменивать на Русские товары, “чтоб во всей Сибири соболи были в одной Его Великого Государя казне” ⁴⁹.

Обратив лучшие сорты Сибирских мехов в Государственную принадлежность, Правительство следило, чтоб они не выходили заграницу чрез частные руки. В 1701 г. еще раз было подтверждено запрещение продавать Бухарцам и Калмыкам соболей и черных и сиводущатых лисиц. Но так как у Сибирских жителей не было ни каких товаров для обмена на Бухарские, кроме пушнины, то Бухарская торговля была бы сведена перечисленными мерами к провозной торговле одними Русскими товарами, если б в Сибири не развилась обширная повсеместная контрабанда, в которой Бухарцы принимали самое живое участие. Бухарцы, не смотря, на все эти запрещения, вывозили из Сибири мягкую рухлядь. Верхотурскому Воеводе в 1699 г. писали из Москвы: “а ныне явилось, что понаровками Воевод соболи сбираются не вполне и продаются Бухарцам для отвоза в Китай”. Еще с конца XVII столетия начинаются меры к сокращению этой контрабанды; с этой целью Бухарцы обязаны были торговать не иначе, как в гостинном дворе и сами; в 1767 г., в Наказе Верхотурскому Воеводе было велено, “чтоб Бухарцы торговали в гостинном дворе сами, а мимо Бухарцев Бухарскими товарами подставою торговать ни кому не велеть” ⁵⁰. В 1701 г. Нерчинскому Воеводе было прописано го же самое повеление. Но едва ли эти меры можно было привесть в исполнение в последствии, когда возрасло число Бухарских поселенцев в Сибири: в половине прошлого [93] столетия мы уже не находим, чтоб это поведение исполнялось местною властью. Миллер рассказывает, что прежде в Тобольске для Бухарцев и Калмыков был построен особенный Посольский Двор, в котором иностранцы должны были жить и складывать свои товары; вокруг двора ставились караулы, и тогда ни чего нельзя было ни привезти, ни вывезти без ведома Таможни; но в последствии двор этот сгорел, и новый не был построен; караваны стали останавливаться в Татарской слободе, у живущих в Тобольске Бухарцев, которые их братья и знакомцы; тамо и отправляют они свои торги; осмотры и караулы тамо мало служат”.

Чтоб положить конец безнаказанным злоупотреблениям Бухарцев, которых Правительство не решалось круто преследовать, перенесли платеж таможенных пошлин с Бухарцев на Русских купцов, торгующих Бухарскими товарами: контрабандистов подданных, думали, можно будет с лучшим успехом преследовать. До того времени Бухарские караваны, вступая на Русскую землю, были осматриваемы и платили пошлину; осмотр этот производился для караванов, шедших в Ирбить, в Ямышеве, а для караванов, шедших в Томск, в Космале, куда высылался Дворянин из Кузнецка. 2 Мая, 1732 г., Русский посол, Майор Угримов, сделал в Урге, на “конференции” Хана Галдан-Церена и Зайсанов, предложение заключить договор, чтоб не брать пошлин ни с Русских купцов в Джунгарии, ни с Бухарских в России, и дозволить купцам проезд по всему Государству, но только допустить осмотр товаров при вступлении Бухарцев в пределы Государства и при выходе из него, а также обязать их объявлять имена купцов, которым они продадут свои товары. Галдан-Церен и Зайсаны согласились на это предложение, но только требовали, чтоб и осмотра не было: если не брать пошлин, то к чему будет служить осмотр, возражали они. Однако ж, договор был заключен в 1733 г., и Указом 23 Сентября, 1735 г., был открыт свободный беспошлинный ввоз и вывоз товаров по Иртышской границе. Вместо того Таможни в Тобольске и Томске брали за торговлю с Бухарцами пошлину [94] с Русских купцов. Эта система продержалась только 10 лет, т. е., до 1745 года.

Тайный провоз не уничтожился: Бухарцы всячески старались уклониться от осмотра; первый же караван, прибывший после заключения договора, отказался и в Ямышеве и в Тобольске допустить осмотр, и только после долгих споров предъявил опись товаров; описи эти Бухарцы подавали неверные, стараясь сколько возможно уменьшить цифру; при возвращении каравана Бухарцы также упорствовали. Они еще сильнее стали вывозить из Сибири не очищенную пошлиной пушнину и запрещенные товары, как, на пр., оружие. Русский купец, Плотников, находившийся в Зенгории, уведомил, в 1753 г., Русское Начальство, что Зенгорские купцы провозят из России в верблюжьих жилах, т. е., седлах, ружья с замками. Ревень Бухарцы старались провезти до Москвы, и на пути, не смотря на строгое запрещение, продавали его тайно мимо Правительства; с целью воспрепятствовать этому, было запрещено пропускать ревень далее Тобольска. Бухарцы не только свои привозные, но и товары Сибирских Бухарцев и Татар, распродавали в Сибири и России беспошлинно тайно, от чего они часто вывозили из Сибири товаров на сумму большую, чем привозили: так в 1732 году “послы повезли из Москвы товаров на 20,000 рублей, чего у них и в привозе в Сибирь не было”. Один акт прошлого столетия говорит следующее о связях Бухарцев в Сибири: “а усмотреть за ними ни которыми мерами не возможно, понеже у них, Бухарцев, не токмо друзей в Тобольске и в других Сибирской Губернии городах, но и свойственников много из Бухарцев и из Татар, да и то мнится не хорошо, что они с Сибирскими Бухарцами и с Татары посвоились и побрали дочерей у Сибирских иноземцов” ⁵¹. Разъезжая по всей Сибири до Иркутской Губернии, они [95] беспошлинно покупали у Сибирских инородцев пушной товар. Инородцы и другие жители Сибири, получившие от Бухарцев дешевые бумажные ткани, овчины и проч., при недостатке сношений с Европейской Россией, не могли не покровительствовать этой тайной торговле; и так как у инородцев, да и у Русских Сибиряков, единственной вывозной статьей был пушной товар, то воспретить беспошлинный вывоз его в Бухарию было не возможно иначе, как воспретив въезд Бухарцам с товарами внутрь страны. На сколько Бухарцы старались как можно дальше проехать, на столько Русское Правительство должно было стараться сократить их путь внутри Империи.

По этому Сибирское Начальство стало хлопотать о прекращении свободного въезда Бухарцев в Сибирь: оно утверждало, что от этой меры, кроме пользы, ни чего нельзя ожидать; что для Русских купцов, с закрытием им ворот в Джунгарию, ни какого убытка не будет, по тому что они ездили туда не в большом числе, да и то при помощи Бухарских прикащиков; в Урге Русские купцы не редко терпели разорение, были задерживаемы местным Правительством, казнимы, а на пути подвергались грабежам Киргизов, все эти случайности, думало Сибирское Начальство, с закрытием Сибирской границы, будут падать только на Бухарцев. Кроме того, оно прибавляло еще, что купцы, не имеющие друзей Бухарцев, которым могли бы вверить свои товары, а также не имеющие возможности посылать на свой счет в Ургу, “остаются бездовольны от Иркетских товаров; а как у Ямышева будет в одном месте торг, то все Российские купцы будут довольствоваться Иркецким товаром равно”. По этому Сибирское Начальство предлагало: Бухарцам въезд в Сибирь с Бухарскими товарами далее Ямышева воспретить, но в Ямышевской и Семипалатинской крепостях дозволить им торговать с Русскими купцами беспошлинно и товаров их не осматривать; у Русских же [96] купцов осматривать при приезде в Ямышев Русские товары, а при выезде из Ямышева Бухарские, и с них брать таможенную пошлину. Предложение Сибирского Начальства было принято. Только в пользу Хана сделана была уступка: самому Хану было предоставлено право по прежнему посылать беспошлинно внутрь Империи товары на 50 верблюдах ежегодно. С 1715 года свободный пропуск Бухарцев за Иртыш прекращается; но Бухарцы стараются проникнуть в Тобольск, под видом коммиссионеров самого Хана; в 1717 году прибыл в Ямышев с караваном Юсуп-Ходьжа, и стал требовать пропуска в Тобольск с 300 верблюдами, которые будто бы были навьючены товарами самого Джунгарского владельца. После долгих споров Юсуп-Ходжа был пропущен в Тобольск с 100 верблюдами и с 50 человек провожатых. В 1749 году старшина Абраим, вышедший с караваном из Урги, жаловался на недостаток товаров в Ямышеве и просил пропуска в Тобольск: он писал, что не нашел в Ямышеве нужных для двора Джунгарского Владельца: 10 косяков штофу, 100 выдр Камчатских, 100 пар добрых Немецких черных бобров, половину доброго сукна, кармазину черного, кармазину темно-зеленого, 10 аршин кармазину цвету мясного, 10 ф. лазоревой киновари, 50 козлов красных, черных и желтых, на 5 поргищ горносталей, крымзы 10 ф. и 200 выдр.

Джунгарский Хан также протестовал. В 1750 г. он прислал письмо Тобольскому Генералу, из которого мы приводим отрывок, замечательный, как мнение о торговле кочевого Азиятца: “Когда два Государства в добром согласии состоят, то есть ли такое определение, чтоб в какое время и до которого места, по многому, или по малому, числу купцов посылать? А я ведаю, что в великих Государствах такого обыкновения нет, чтоб купцов счислять, и время им определять, и места им назначивать. Что же с вашей стороны сие постановлено яко бы за тем, что наши купцы ездят многолюдством и чинят обиды, не чаю я, чтоб наши купцы в проездах своих внутри вашего Государства чрез обыкновение какие обиды чинить стали, и ежели бы, паче чаяния, какую обиду и учинили, то каждый из нас не может ли в том учинить несправедливость? Ибо и напредь [97] с обеих сторон учиненные обиды по сущей справедливости разбираемы были, и весьма б было хорошо, ежели б и ныне от каждого из нас такие обиды чинить накрепко запрещено было. Но что принадлежит до купечества, то оно хотя за нужное и необходимое и не почитаю, однако же, по мнению моему, за полезное признаваю, таким обыкновением и добропорядочно в том поступать, как от времен Великого Белого Царя до ныне, купцы наши в пожелаемый ими город, не имея термину, свободно ездили, и с обеих сторон обид не происходило, но добропорядочно купечество отправлялось”.

Русские купцы в Ямышеве, с своей стороны, делали протесты, если замечали колебание Начальства при подаче этих жалоб. Ограничение торговли двумя крепостями, Ямышевской и Семипалатинской, передавало торговлю с Малой Бухарией в руки только тех немногих Сибирских капиталистов, которые были в состоянии завезти товары в эту даль, а главное, терпеть убытки от непохода товаров, как случилось в 1748 г. с бобрами. В Декабре 1747 г. купцы в Ямышеве, Тульский Овчинников, Тобольский Полуянов, Тарские Вехтин, Бекишев, Татары Тобольские: Шигаев, Сафаров и Тарский Татарин Итыгеров, подали прошение следующего содержания: “В 1746 г. было публиковано о торге с Бухарцами при Ямышевской крепости, далее которой их пропускать не повелело; по тому мы в 1746 и 1747 г. прибыли в Ямышев с разными товарами, “на их Бухарскую потребу”, с сукнами, парчами, лисицами, чаем и проч., чрез дальные расстояния, с немалым трудом и убытком. 26 Ноября, 1747 г. прибыл в Ямышев, с Зайсаном Юсуп-Ходжею, караван более 500 верблюдов, и просится в Тобольск с 300 верблюдов и 300 лошадей; если они будут отпущены, то останется в Ямышеве тех Бухарцев с товары недовольное число, понеже что имеется при нас товаров на их потребы, привезенных в здешнюю Ямышевскую крепость довольное число. Потерпев убытки при перевозе товаров, нанимая подводы и работных людей, а также, по отбытии купцов Бухарских в Тобольск, принужденные ехать обратно в свои места, мы долиты прийти в разорение, так как, приезжая для торгу в верх Иртышские крепости, [98] охотности не будет, за отбытием тех Бухарцев в Тобольск без торгу, то не повелено ль будет нам в Ямышевскую и Семипалатинскую крепость с товары впредь приезжать для торгу, отменить?”

Таким образом мера эта, уничтожая одноторжие Бухарцев, передала ее скопу Сибирских купцов, которые одни и воспользовались ее благодеяниями, Сибирское же население только потеряло от нее. Бухарские товары, конечно, поднялись в цене, и Сибирское население должно было почувствовать нечто подобное, как при закрытии Кяхтинского торга: мелкая пограничная торговля скотом и рухлядью по Иртышу и у подошвы Алтая, которая приносила большую пользу прилежащему деревенскому населению, прекратилась; Калмыков и Киргиз, приезжавших в эти места, стали отсылать в Семипалатинск и Ямышев. В 1750 г. на реку Бию приехал Калмык Самур с 16 коровами, и ему было отказано в торговле и предложено ехать в Ямышев, или Семипалатинск. В 1757 г. Киргизы привезли соль на продажу к крепости Кабаньей, на Ишимской Линии, и их до торговли не допустили, а сказали, чтоб ехали в Семипалатинск, или Троицк. Такие же ответы получали Киргизы, приезжавшие Усть-Каменогорскую крепость, в Лебяжий и Семиярской форпосты.

Эта мера также прекратила выезды Русских людей в Джунгарию, вносивших соискание в недра средней Азии. Эти выезды предпринимались купцами небогатыми, которые слабость своих денежных сил рассчитывали заменить смелостью в предприятии; так, на прим., Колмогоров, в 1742 г., отправил, с своим прикащиком, товаров всего на 1700 рублей. Эти путешествия Русских купцов до Яркенда и далее приносили большую пользу, внося в Россию точные сведения о промышленности и произведениях Бухарии, о выгодах сношений с нею, распространяя в Русском купечестве географические знания и развивая дух торговой предприимчивости. Конечно, все это прекратилось бы с падением Джунгарии, но закрытие въезда караванов предупредило это событие. [99]

27 Октября, 1752 г., из Семипалатинска вышел последние караван описываемого времени. В 1751 г. начинаются в Джунгарии большие смуты: караваны не могут безопасно ходить внутри своего Государства, сами Джунгарские Князья начинают грабить караваны, да и в Бухарии начинается восстание; вскоре все пространство от Алтая до Болора приходит в движение, кончающееся всеобщим разорением.

Когда вновь возникла торговля с Джунгарией на Иртыше, нам не известно. В Июне, 1760 г., в крепость Св. Петра прибыли из Киргизских улусов, вместе с Киргизами, 4 Кашкарских Бухарца, которые променяли Русским до 30 лошадей, до 75 лисиц, корсаков и волков и до 20 золотников серебра рупейного; они объявили, что в крепости нет нужных им товаров: кармазинного сукна, бархату, Немецких бобров, черных лисиц, выдр, кубовой краски, канцелярского семяни и пр. Директор Ямышевской Таможни, Бушуев, публиковал в разных городах Сибири приглашение купцам ехать в крепость Св. Петра для торговли с Бухарцами, но Бухарцы более не приезжали. В 1761 г. в Семипалатинскую крепость приехали 4 Бухарца города Ташкента с небольшим количеством зенденей, выбоек и бязей; они вышли из Ташкента в Киргизские волости в числе 30 человек. и провели в Орде 6 месяцев, ходили, вместе с Киргизами, в Китай, в городок Урюмчи, и отсюда пришли в Семипалатинск. После этого Бухарцы в Семипалатинск не приезжали.

Между тем в 1763 г. Екатерина II посылает на Иртыш Генерала Шпрингера, которому, между прочим, приказывает построить при устье Бухтармы крепость, и открыть тут торговлю с Индией (?).

Русское поселение в половине прошлого столетия едва достигало подошвы Алтая; оно примыкало к нему только вдоль больших рек: Иртыша, Чарыша, Бии и Томи; перешейки между реками только в 1755 г. были закрыты линией форпостов [100] от устья Шульбы, где был завод Демидова, чрез Колывано-Воскресенский завод, до реки Бии, на Бие, с 1710 г., существовала Бикатунская крепость. Восточнее линии не было: на Иртыше, южнее этой Линии, стояла Усть-Каменогорская крепость; на Чарыше самыми крайними точками Русского расселения были деревни Демидовских крестьян, Харлова и Кабанья, на Бие Иконникова деревня, на Томи город Кузнецк и Кузедеевский форпост.

К югу от этой Линии Алтай был занят инородцами.

Самая значительная часть инородцев Алтая принадлежала к племени, известному у других народов Азии под названием Урянхай; по свидетельству Гельмерсена, недавно посетившего озеро Косогол, этот народ занимает обширную страну от Алтая до озера Косогола; некогда он составлял сильную Монархию Алтын-Хана; в настоящее время племя это столь же многочисленно и делится на три отделения: 1) Сойот-Урянхай, 2) Алтай или Теленгит-Урянхай, и 3)? Отделение Теленгит занимает средний Алтай: оно недавно посещено путешественником Радловым. Сами себя они называют Теленгит, а Кузнецкие Татары зовут их Урянхай. В половине прошлого столетия оно делилось на 12 колен, о чем можно заключить по числу Зайсанов, вступивших, в 1756 г., в подданство России; в настоящее время, по известиям, сообщенным Г. Радловым, оно состоит из 24 колен, что составляет только удвоение предыдущего числа. В Русских Правительственных бумагах прошлого столетия народ этот не носил общего имени: одно колено, кочевавшее по Нарыму и реке Аблакетке, называлось Урунхайцами; те же колена, которые обитали в вершинах Чарыша и Кана, известны были под именем Канских и Каракольских Калмык или Кан-Карагайской землицы, позднее у Риттера они называются Горными Калмыками, а Русские географии называют их Алтайскими Калмыками. Вообще позднейшие географы ошибочно считали их частью Калмыцкого народа, и, для отличия от других поколений последнего, придавали Теленгитам какой ни будь эпитет собственного сочинения; между тем такое смешение их с Калмыками стоит в [101] противоречии с происхождением, хранящимся в памяти обоих этих народов

Этот народ занимался звероловством и скотоводством; звероловство было, однако ж, господствующим промыслом; поколения бродили в след за дикими зверями; так, на пр., поколение, управляемое Зайсаном Бабаем, лето проводило на Альпах, в вершинах Бухтармы, а на зиму приходило на реку Аблакетку, в след за спускавшимися из Алтая козулями и маралами, которые составляли здесь предмет их зимней охоты. Из домашних животных у них были: лошади, коровы и овцы. Они сеяли также хлеб в глубоких долинах, как, на прим., по реке Семе и Нарыму, именно: пшеницу, ячмень и яровую рожь, но в очень ограниченном количестве, а осенью, в Августе месяце, обыкновенно рассеявались для копанья на пищу диких корней сараны и Марьиного корня. Нравы их были дики: они ели сырое мясо. Бухарцы и Калмыки относились к ним с отвращением. Они платили Джунгарскому Хану дань соболями: это были единственные соболи в Джунгарском Государстве.

К северовостоку от народа Урянхаев или Теленгитов бродили не менее дикие Татарские племена, не входившие в состав его. Это резко обнаруживается из того, что у этих восточных инородцев не было Зайсанов, как у Урянхаев, а были только Старшины. По р. Найме бродили Тау-Телеуты; низовья Бии занимали Командинцы; от них вверх по Бие Кузенская, Комляжская и Кергешская волость; последняя простиралась на 26 в. далее по берегу Телецкого озера; но Телецкому озеру и Чулышману жили Телесцы и Саяны; по р. Лебеди Шерская волость; по р. Кондоме и Мрасе Кондомские и Мраские Татары. Все они занимались звероловством, и переходы их совпадали с переходами зверей: лето они проводили в долинах, удалялись на высокие горы, как делают это и доселе Алтайские козули. Скотоводство у них было ниже, чем у Урянхаев: у них были одни только лошади; коров и овец они не имели; они занимались также земледелием, и возделывали пшеницу, ячмень, яровую рожь, горох, а около Телецкого озера даже табак. По чем ближе к вершинам рек, тем земледелие [102] становилось ограниченнее и урожаи были реже. У этих инородцев был, однако ж, один замечательный промысел: это плавка железной руды, которую они находили в горах во множестве. Они делали железные лопаты для оранья пашни, котлы, ножи, и пр., и этим даже платили дань Джунгарскому Хану.

В Архиве Правления Области Сибирских Киргизов сохранились следующие известия о внутренней торговле в Алтае. Уранхайцы Саянской волости, спускавшиеся летом с Чулышмана на Катунь, сходились здесь с Канскими и Каракольскими Калмыками, спускавшимися с Кан-Карагая, и обменивали хлеб, табак, серу горючую, селитру и железо, а у Каракольцев брали соболей, лисиц, лосинные кожи и другую мягкую рухлядь.

Из Кан-Карагая существовала торговая дорога в Кузнецк; эта дорога пересекала р. Катунь при устье Наймы, а Бию при ее выходе из озера. По этой дороге Кан-Каракольцы привозили Бийским и Кузнецким Татарам свои произведения; так, в 1745 г. в Кумандинскую и Кондомско-Итиберскую волость пришли 24 Канских Калмыка, которые привезли соболей, волков, лосины, шубы, войлоки, и пригнали 100 лошадей; не дойдя до Кузнецка, они успели исторговаться, променяв свои товары на козлины (т. е., шкуры козуль), котлы и железные абылы (земледельческие лопаты); в то же время пришло в Камляжскую волость 10 Канских Калмыков.

По всей Русской границе происходила торговля с Русскими хлебом; на востоке, впрочем, в Русских деревнях покупали только Татары одних крайних волостей: на Бие Командинской, на Томи Борсояцкой; в следующие за тем волости Русский хлеб не ввозился.

На западе Канские Калмыки спускались к Бийской крепости и к Колывано-Воскресенскому заводу. До 1745 г., до закрытия границы от въезда Бухарцев, в Колывано-Воскресенском заводе существовала порядочная торговля с ними. В 1749 г. Колывано-Воскресенская Контора доносила, что приезды [103] торговцев под завод были часты. Кроме Колывани Канские Калмыки посещали Бикатунскую крепость, Бехтемирскую и Кабанью деревни, Чагырский и Гальцовский рудники. Они привозили сюда овчины, овечью шерсть, мерлушки, маралины, соболей, лисиц, волков, а также пригоняли скот. Проживавший в Колыване купец Густокашин променивал им иглы, карты, гребни, мишуру, ленты, зеркала и нитки; кроме того они здесь покупали муку, соль, топоры и ножики.

Уранхайцы, зимовавшие по реке Аблакетке, привозили в Усть-Каменогорск предметы своей охоты; так, в 1745 г., в Феврале и Марте, приезжало в Усть-Каменогорск с маральими и другими кожами 22 челов.; в 1756 г., с Генваря до Марта, 200 Уранхайцев.

Иногда на северной стороне Алтая показывались и Бухарцы, свидетельствовавшие о торговых связях внутреннего Алтая с Малой Бухарией. Бухарцы выходили сюда из Большой Урги; в Русские жила они приходили из Кан-Карагая; в Кан-Карагай они шли чрез р. Имель, Иртыш, который переходили в вершинах, наконец чрез р. Чую и Курлук. Этот путь они совершали не менее, как в 5, или 6, месяцев: Бухарец Салтон, прибывший в Колыванский завод в Декабре 1847 г., объявил, что вышел из Урги в 37 человеках назад тому 5 месяцев, и что товарищи его остались на р. Чуе; 8 Июля 1752 г. из Канской волости прибыл в Чакырский рудник караваи из 34 Бухарцев, при Сотнике Урусе Дашеве; они вышли из Урги в белом месяце, т. е., в Генваре; следовательно, в дороге были 5 месяцев; в Октябре 1752 года в Усть-Каменогорскую крепость вышли 37 Бухарцев, при Старшине Абдыкариме Дурякове; из Урги вышли назад тому 6 месяцов; чрез Иртыш перешли в вершинах и в Усть-Каменогорскую кр. вышли из гор по Русской стороне Иртыша. Всего чрез Алтай пришло Бухарцев: в 1745 г. 15 челов., в 1747 — 1, в 1752 — 80 челов. Все они выходили из Урги с иркетчиной, но на дороге променивали ее на скот, и в Руские пограничные селения выходили по большей части с лошадьми, коровами и овцами. [104]

В 1745 г. торговля с Алтайскими инородцами, как и по всей Южно-Сибирской границе, была запрещена: Урянхайцев, выезжавших с несколькими караванами в Бикатунскую крепость, приглашали или ехать с ними в Семипалатинск, или удалиться в свои улусы. В 1750 г. драгун Давыдов, по возвращении из Алтая по казенному поручению, доносил, что он чуть не стал жертвою неудовольствия Алтайцев на эту меру: Алтайцы несколько раз нападали на него среди степи, грозили зарезать, и однажды два человека, поймав его за волосы, таскали на лошадях по степи, приговаривая, “что он ездит к ним яко бы для обману, а товаров ни каких не привозит”. Зайсаны заявили ему также просьбу об учреждении для них Торжка при горах Кеспы, в 30 верстах от Бикатунской крепости, между Бией и Катунью, куда бы можно было приезжать “с быками, коровами и овцами”, по тому что в Семипалатинск ездить чрез высокие горы трудно. В Усть-Каменогорской крепости, в 1750 г., также возник вопрос об учреждении особого торга; от Ямышевской Таможни был послан Выборный Сараханов убедиться в необходимости открытия там особого торга; Сараханов донес, что Усть-Каменогорская крепость не имеет условий для развития торговли, “распространение торгу не полезное и не надежное”. По его донесению сюда приезжали Уранхайцы, выменивавшие здесь ковры, серебро, мягкую рухлядь, частью жемчуг, на хлеб и скот ⁵²; но при торговле с ними, как с вступившими уже тогда в подданство, пошлины брать не следует, кроме конских. Таким образом вступление Теленгитов в подданство России снова открыло здесь пограничную торговлю. Не так было на Иртышской и Ишимской Линии.

Киргизы в прошлом столетии занимали своими кочевьями обширную страну от Оренбурга до Семипалатинской крепости; самые восточные их кочевья лежали по р. Чар-Гурбану. Они [105] делились, как и ныне, на три Орды: Большую, Среднюю и Малую. Из них только поколения Средней Орды, управляемые Султанами, Аблаем и Бараком, примыкали к Сибирской украйне. Около 1750 г. Барак умер, а Аблай подчинил своему управлению весь север степи. Но это единство власти было более внешнее; всякая власть здесь была слаба: как власть Ханская, так и власть Батырей над своими поколениями. И Батыри, и Хан, не редко в своих письмах к Русским пограничным начальникам жаловались на непокорность своих подданных. Когда Русское Начальство обращалось к ним с жалобами на воровство Киргиз, Батыри советовали Русским Командирам самим ловить воров. Требование Русского Начальства возвратить пленных Теленгутов Аблай мог исполнить только в улусах, кочевавших вместе с ним; более отдаленные улусы Уваков и Кипчаков не слушались его, и Аблай просил Русского Генерала в Омске захватить из тех улусов, когда они прикочуют к Иртышу на зимовку, 5, 6 лучших людей и не освобождать, пока не представят пленных Теленгутов, “чтоб и тебя боялись, и меня знали”, прибавлял в своем письме Аблай. Старания Аблая ввести в степь общекиргизскую политику постоянно терпели неудачи. Если Аблай думал из общенародных расчетов покровительствовать каким ни будь дружелюбным сношениям с соседями, то независимый образ мыслей какого ни будь могущественного Батыря прерывал их. Неудачи Аблая на этом поприще бывали иногда забавны: когда Китайцы завоевали Джунгарию, Аблай понял, что с этим могущественным соседом нужно вступить в дружественные сношения, принял подданство, и, когда в его улусы приехали Послы из Китая, то старался всячески показать покорность Китайскому Императору, как свою, так и своего народа; между тем какой-то Лаволас Киргиз, безразличный к народным выгодам, завел непозволительное знакомство с любимицей Китайского Посла и украл ее; а когда обиженный иностранец хотел силою возвратить свою жену, Киргиз подрался с ним и отшиб ему нос. Это событие угрожало в начале разрывом мирных отношений Китайцев с Аблаем. Конечно, такое состояние Орды не могло благоприятствовать торговле, и Киргизская степь служила более препятствием к развитию [106] мирных международных сношений, чем мостом для всемирной торговли.

Очерк торговли у Киргиз можно разделить на два периода: 1, до падения Джунгарии, т. е., до 1756 г., и 2, после 1756 года.

Восточные улусы Киргизов достаточно снабжались хлебом из Джунгарии, но чем далее к западу, тем недостаток в хлебе был сильнее, по тому что с Русскими прежде не было торговли ни на Ишиме, ни на Иртыше. По тому потребность завести торговые сношения с Русскими была настоятельна; драгун Донов, бывший в 1747 г. в западных улусах на Ишиме, доносил, что Киргизы ни на что так не “жадны”, как [107] на муку: “аржаную, или пшеничную, за одно считают”, а “о сукнах только просят: каких хотят лучших лошадей выбирай, и смотреть приводят иноходцев и парами, коней же великих и хороших”. Киргизы, приехавшие в Иртышские крепости, спрашивали ножей, удил и топоров. Потребность в хлебе, сукне и железе заставила Аблая, в 1745 г., хлопотать об открытии торговли в Ямышевской крепости: сначала ему было отказано, под предлогом, что в крепостях продажного хлеба нет. Однако ж нужда в лошадях для драгунских полков, часто умиравших от Сибирской язвы, и в быках для только что заведенной пашни, была так велика, что принудила само же пограничное Начальство хлопотать об открытии торга в какой ни будь Иртышской крепости. В том же 1745 г. Генерал Киндерман разрешил торговлю в Семипалатинской и Ямышевской крепостях, только предписывая принимать некоторые предосторожности во время приезда Киргизов. С этого времени Киргизы стали часто приезжать в Ямышев”, где, вероятно, было довольно и товаров и хлеба; в Семипалатинской крепости, впрочем, торговля с Киргизами осталась незначительною. Киргизы приезжали в Ямышев обыкновенно в зимнее время, с Октября до Марта, когда зимние их кочевья прилегали к Иртышу, и привозили овчины, тулупы, лисиц, корсаков, сайгачьи кожи, и пригоняли лошадей, быков и баранов. В зиму 1747-1748 г. в Ямышевскую крепость приезжало 590 Киргиз, которые, кроме исчисленных выше товаров, пригнали 142 лошади; в зиму 1748-1749 г. 259 Киргиз, которые привезли 112 лисиц и корсаков, 402 овчины, 11 волков, 49 войлоков, и пригнали 187 лошадей, 37 быков и 114 баранов; в зиму 1750 г. приезжало 150 Киргиз.

В 1758 г. Киргизы в первый раз поехали, в числе 100 человек, для продажи лошадей в Китайское войско на оз. Баркуль В 1760 г. Киргизы ездили в Октябре, в числе 1000 человек, в город Урюмчи, и должны были вернуться не раньше, как весной на другой год; той же осени 100 Киргиз ходило в Китайский городок Кумак-Алтак; городок находился за р. Илей в 1 версте, и Киргизы должны были переправляться через Илю. Киргизы водили в Китай только одних лошадей, а выменивали на них много голей, серебра и пленных.

Во время Джунгарских беспокойств в Русских крепостях торговля почти прекратилась. Таможенные доходы в Ямышеве так уменьшились, что, в видах увеличения, Директор Ямышевской Таможни решился нарушить существовавшее с 1745 г. запрещение выезда Русских купцов за границу; В 1758 г. Тарские Бухарцы, жившие в Ямышеве Ашир-Тюлюх-Маметев и Мулла Байзин, получили разрешение выехать из Ямышева в Киргизские улусы, для приохочивания Киргизов к торговле. Опыт этот удался, но в делах Архива Правления Области Сибирских Киргизов не найдено цифр о Ямышевской торговле.

Одновременно с открытием торговли в Ямышеве, открывается торг и в крепости Св. Петра на Ишиме. Первый приезд Киргиз упоминается еще до основания крепости, в 1750 г. ⁵³: В 1757 г. в крепости Пресную и Кабанью и окрестные редуты приезжали Киргизы с солью почти повседневно; но им всем [109] отказывали в торговле, и предлагали ехать в Ямышев, или Семипалатинск, где исключительно был открыт для них торг. В 1750 г. Аблай-Салтан просил открыть в кр. Св. Петра сатовку яшной крупы, пшеничной муки и пшеничной крупы, для чего Киргизы будут приходит с коровами и овчинами; о том же настойчиво просили Батыри Кулары и Куляки. По представлению о том Сибирского Губернатора, Соймонова, в 1759 г., в кр. Св. Петра была учреждена сатовка в зимних месяцах. Впрочем, начало этой торговле положил годом раньше Тарский юртовский Бухаретин, Алим Шихов, который ездил в 1758 году из кр. Св. Петра отчасти с политическим поручением, а также возил гуда и товары. Он выгнал из степи 146 лошадей, 65 рогатых скотин и 198 баранов; кроме того вывез 509 лисиц, 479 корсаков, 77 волков и 10 овчин; всего на 1084 р. Товаров же продано им в Орде: Русских на 238 р., Азиатских и Немецких на 1403 р., всего на 1641 р.

С 1759 г. и сами Киргизы начинают приезжать в кр. Св. Петра; для торговли с ними сюда приехало несколько домов Тюменских купцов и Тарских Бухарцев. Вот количество скота и товаров, как привезенных в крепость самими Киргизами, так и Алимом Шиховым, не перестававшим ездить в Орду, или посылать прикащиков:

Г. Потанин.

Комментарии

31. Сибирская ист., Миллера, и Ежемес. Соч., 1760 г.

32. Прошение доверителя Парушной волости Нияза Кучукова, 28 Марта, 1832 года.

33. Памят. кн. Тоб. Губ. на 1864 г., в ст.: “Описание городов Табольской Губ.”, стр. 79.

34. Полн. Собр. Зак., т. IV, стр. 169.

35. Следующая далее история определения правь Бухарцев основана на сведениях, извлеченных из Дел Главн. Управл. Зап. Сибири, о составлении правил для торгующих Бухарцев, № 1093.

36. Рапорт Тарской Воевод. Канц. 17 Генв., 1761 г. Архив Правления Области Сиб. Губ., т. LVII, стр. 544.

37. Бухарцы в своем прошении ссылались на грамоты 1645, 1687, 29 Июля, 1734, 12 Генваря, 1741, и 9 Декабря, 1787 г.

38. Об этом событии мы не нашли ни каких достоверных данных.

39. Дело Главн. Управл. Западн. Сибири, 3 Апреля, 1830 г., № 1154, о доставлении сведений о торговых Азиятцах.

40. Записка Тобольских Бухарцев, в деле Главного Управления Западной Сибири о составлении правил для торговли Бухарцев.

41. Записка Тобольских Бухарцев.

42. Дело Главного Управл. Зап. Сиб. о составлении правил для торг. Бухарцев.

43. В караване Юсуп-Ходжи было на 235 человек 32 турки, на каждую по фунту пороху и свинцу, 4 сайдака и 5 панцырей; в караване 1752 г., при Старшине Абедли-Зайсане, на 485 челов. 98 турок, и на каждую пороху и свинцу по 20 выстрелов, панцырей 3, сайдаков 53, стрел 1060, сабель 45.

44. Полное Собр. Зак., т. III, стр. 586.

45. Там же, стр. 160.

46. Полное Собр. Зак. т. III, стр. 335.

47. Там же.

48. Полн. Собран. Закон., т. III, стр. 406.

49. Там же, том IV, стр. 59.

50. Там же том. III, стр. 335.

51. Экстракт, учиненный в Сибирской Губернский Канцелярии из мнений, посланных отсюда в 1733 и 1742 гг., Апреля 9 и Августа 31 числа, в Государственную Коллегию Иностранных Дел, о учреждении и постановлении Зенгорским Владельцем, Галдан-Чирином, коммерции о торгу при Ямышевской и Семипалатинской крепостях, и о бывших здесь в Тобольске купчинах, Авазбае и прочих”. Этим экстрактом мы пользуемся для дальнейшего рассказа. Он напечатан вполне в “Чтениях в Обществе Истории и Древностей Российских”, 1867 г., кн. I, в числе других Сибирских материялов.

52. В 1756 г. Уранхайцы, вероятно, уже сильно пострадали от смут, по чему и покупали в Усть-Каменогорске скот, тогда как прежде сами его продавали.

53. В Декабре 1750 г. Киргизы приехали к урочищу Красный Яр, на р. Микулиху, в 80 верстах вверх по Ишиму от Каркиной слободы.

Текст воспроизведен по изданию: О караванной торговле с Джунгарской Бухарией в XVIII столетии // Чтения в обществе истории и древностей Российских, Вып. 2. 1868

© текст - Потанин Г. Н. 1868
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Иванов А. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЧОИДР. 1868

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info