ГЕЙНС А. К.

II.

Около половины сентября прошлого года, мы выехали из Баян-Аула и направились к Павлограду, переименованному недавно в город из казачьей станицы, называвшейся Коряковскою. Переправившись здесь на правый берег Иртыша, мы распрощались с областию Сибирских киргизов.

Семипалатинская область, в которой мы теперь находились, простираясь от Тобольской губернии до Тянь-Шаньского хребта, чрезвычайно разнообразна по климатическим и геологическим своим условиям. В состав области входят местности, где зимою 30° мороза самое обыкновенное явление, и другие, в которых русские колонисты топят печи абрикосовыми деревьями. Северная и средняя ее части представляют, по преимуществу, ровную и бесплодную степь, по сравнению с которою северная и средняя же части области Сибирских киргизов кажутся богатыми странами. За то весь восток и юг Семипалатинской области примыкают к горным хребтам, достигающим своими вершинами линии вечных снегов. У подножия этих гор расстилаются равнины, орошаемые многоводными реками, покрытые богатою и разнообразною растительностию, следовательно способные к развитию оседлой жизни.

Если наружный вид области Сибирских киргизов, вследствие однообразных свойств страны, можно было охарактеризовать в общих чертах (как я это сделал в январской книжке “Военного Сборника” за настоящий год) ¹, то теперь, чтобы дать понятие о местности Семипалатинской [306] области, нужно описывать природу всех разнообразных стран, ее составляющих.

Но прежде, чем приступить к описанию нашего путешествия, я считаю полезным сделать небольшое отступление.

Русская територия в Азии стала нашим прочным приобретением после того, как началось заложение крепостей по реке Иртышу. Хотя эти крепости и были построены для достижения особых, временных целей, тем не менее они, т. е. крепости, прикрыли часть нашей южной сибирской границы от хищнических набегов среднеазиятских народов. По примеру иртышской оборонительной линии, укрепления распространились в одну сторону до оренбургской линии, в другую — до границ Восточной Сибири. Таким образом, русское население, жившее по обской системе, было совершенно обеспечено и получило возможность развиваться естественным путем труда и покоя.

Когда укрепленные линии оренбургская и сибирские сомкнулись, они охватили с трех сторон киргизский народ, занимавший в то время земли от Урала до озера Нор-Зайсана. Естественным последствием такого очертания нашей границы было подчинение киргизов, бывших до тех пор бичом наших границ.

Потому приступать к чтению чего бы то ни было о Семипалатинской области и, в то же время, не быть знакомым с постепенным распространением русских поселений по Иртышу значит желать ознакомиться с фактом и не знать причин, произведших этот факт.

Имея в виду, что между нашею образованною публикою распространено весьма мало сведений о степях, полагаю нелишним бросить взгляд на образование сибирских оборонительных линий. Это будет служить лучшим приступом к описанию наших странствований по Семипалатинской области ². [307]

После завоевания Западной Сибири, казаки и первые поселенцы стали постепенно распространяться по стране, выбирая под жилье места, богатые звериными промыслами. Поднимаясь и спускаясь по рекам, как по единственным путям, существовавшим тогда в Сибири, они оседали по берегам, срубая для своей обороны городок, т. е. обнося жилища деревянным тыном. Разбросанные и слабые племена туземцев не могли быть серьезною помехою распространению русской народности в средней полосе Сибири. Приблизившись к южным пределам нынешних Тобольской и Томской губерний, колонисты начали встречать редкие кочевья номадов, находившихся в зависимости от калмыков; но и они не в состоянии были сопротивляться русским, почему, при приближении их, снимали свои юрты и откочевывали в глубь страны. У подошвы Алтайских гор наши поселенцы пришли в соприкосновение с довольно густым населением калмыков, составлявших тогда весьма сильное государство ³. Западнее [308] Алтая русские дошли до кочевьев кайсаков или, как мы их называем, киргизов. С первого же появления поселенцев на юге Сибири, среднеазиатские народы начали производить разбойнические нападения на ближайшие русские городки. Руководителями этих набегов были хан Кучум и его наследники, которые удалились, после потери сибирского царства, на юг. Живя среди зюнгоров и киргизов, они не теряли еще надежды вытеснить завоевателей за Урал и хотя не достигли своей цели, тем не менее первые указали дикарям путь к грабежам и опустошениям, остановившим надолго развитие Сибири. Чтобы спасти южные городки от набегов, сибирское начальство было принуждено провести оборонительную линию укреплений от Верхотурского городка, у верховий Туры, но рекам Туре, Тоболу и Иртышу, до Тарской крепостцы. Этою линиею часть Западной Сибири, от Уральского хребта до Барабинской степи, оградилась, на некоторое время, от беспрерывных набегов средне-азиятских кочевников. Барабинская степь, лежащая восточнее Тары, не была занята русскими поселенцами и не прикрывалась с юга укреплениями, и потому тамошние туземцы зависели на столько же от России, на сколько от зюнгоров. Охваченные с одной стороны русским населением, с другой кочевьями калмыков, они платили ясак и чиновникам, посылаемым из Тобольска, и зюнгорам, приезжавшим от ойратских ханов для сбора с них податей ⁴. Восточнее Барабы русские укрепления шли от Томского городка, близ устья Томи, вверх по последней реке до Кузнецкого острога — крайнего укрепленного пункта на юге. Сообщение между укреплениями, находившимися на реке Томи, и Тарою, [309] лежащею западнее Барабы, производилось чрезвычайно кружным путем по Иртышу и Оби.

Сибирские воеводы действовали и дипломатическим путем, чтобы обезопасить южные границы. Так, в 1605 году, т. е. на другой год после основания Томска, тамошний воевода Писемский предложил теленгутскому князю Абаку вступить в русское подданство. Четыре года спустя, Абак действительно прибыл в Томское укрепление и принял присягу на верноподданство. Почти в то же время некоторые калмыцкие князья прислали в Томск поверенных просить о подданстве и защите против своих врагов. Несмотря на то, калмыки, буруты и киргизы продолжали опустошать наши поселения, разоряя слободы и уводя жителей в рабство. В особенности сильно терпели жители юго-западной Сибири от калмыков-торгоутов, перекочевавших, около 1600 года, из нынешней Джунгарии к вершинам Тобола, Ишима и Эмбы и грабивших нынешние Тарский и Тюменьский уезды. В 1635 году тарский воевода вступил в сношение и с главою калмыцкого ойратства, Батором-Хонь-Тайцзи, который, через своих посланцев, стал сейчас же просить о присылке в виде подарков: непроницаемого панцыря, винтовки, свинцу, боровов, свиней, индеек и постельных собачек. Несмотря на то, что ему несколько раз высылались все означенные предметы, Батор-Хонь-Тайцзи объявлял претензии на владение барабинскими татарами и посылал к ним за ясаком ⁵.

Для первоначальной колонизации Сибири сначала делались наборы в Европейской России: до такой степени неохотно шли переселенцы в неизвестный край; но когда новоприобретенная страна стала более известна, когда темные и преувеличенные слухи об опасностях, сопряженных с жизнию там, рассеялись, в Сибирь стало стекаться большое количество колонистов, преимущественно с северо-двинской системы и из городов: Кунгура, Перми, Чердыни, Соликамска, Яренска и проч. [310]

Так как переселенцам был предоставлен свободный выбор земель для водворения, то они охотнее селились южнее пограничной линии, чем в дремучих “тайгах”, тянущихся к северу от нее. Таким образом, русские слободы стали постепенно двигаться к югу, в страны, удобные для хлебопашества, продолжая поддерживать сообщения с линиею пограничных укреплений, посредством поселений, остававшихся сзади. Прибывая в Сибирь, колонисты отыскивали места и брали билеты на право пользоваться ими; потом скликали вольницу и селились на избранных местах укрепленными слободами. С 1639 года, т. е. со времени первой партии поселенцев, переступившей пограничный рубеж, движение русских людей к югу стало непрерывным, так что пространство между Курганом на Тоболе и Тарой на Иртыше, отстоящими друг от друга, по прямой линии, приблизительно, на 550 верст, стало наполняться городками ⁶. Защищать новые поселения было, конечно, обязательно для сибирских властей, почему и государственная оборона выдвигалась вперед, вместе с городками поселенцев.

Быстрое движение русского населения на юг было остановлено правительством, вследствие того, что переселенцы бегали с семействами из мест прежнего своего жительства без позволения. На этом основании, указом от 24-го июня 1683 года, предписано было пермскому, чердынскому и соликамскому воеводе Барятинскому устроить в пристойных местах заставы, для осмотра проезжих грамот у переселенцев ⁷.

В таком положении были завоевания русских на юге Сибири, когда Петр Великий возымел мысль проникнуть в Малую Бухарию. Поводом к такому обширному плану послужили известия о золотом песке, находимом в Средней Азии. Эти известия пришли разом с двух сторон. В 1713 [311] году, с восточного прибрежья Каспийского моря, приехал в Москву знатный трухменец хаджа Нефес и передал Петру о существовании золотого песку на берегах Аму-Дарьи. Когда Нефес находился еще в Москве, туда прибыл сибирский губернатор, князь Гагарин, с донесением, что и в Малой Бухарии добывается золото из песку реки Дарьи. По словам Гагарина, жителями города Яркенда, стоящего на реке Дарье, золото перенимается во время полноводия, помощию попон, ковров и сукон ⁸. Он доносил царю: “Город калмыцкий Эркет, под которым, на реке Дарье, промышляют песошное золото, в расстоянии от Тобольска, по сказке эркетских жителей, что доходят из Эркета до Тары, в полтретья месяца не скорою ездою, а от Тары до Тобольска в пять дней. И если соизволит Ваше Величество промысл учинить к тому месту из Тобольска, то кроме того не можно, что поселиться городами к тому месту: того ради, что от Ямышева озера и до Еркети кочуют калмыки и будут противиться, как им возможно, чтоб не допустить в тех местах строить городов, дабы оного промыслу не терять; а по ведомости в тех местах кочуют калмыки с Контайшею 30,000 человек ⁹. Путь к тому месту лежит от [312] Тобольска до половины реки Иртыша, которая река под Тобольском, и от того на калмыцкое кочевье, где ныне кочует Контайша. И первый город надлежит делать на помянутой реке у Ямышева озера и оттоле, усмотря где надлежит, делать иные городы. На строение оных крепостей, також и на содержание их, кроме офицеров и инженера, управляться можно из Сибирской губернии. А для той калмыцкой противности надлежит быть регулярным двум или трем полкам, и те полки набрать в Сибири, а к тем полкам несколько офицеров; да к тому же уфимские башкирцы потребны и для того, что от Тобольска живут в близости, и людство их не малое и люди конные. О промысле того места, о деле городов и о уфимских башкирцах что Ваше Величество повелит”.

Известия, привезенные единовременно Нефесом и Гагариным о нахождении золотого песку на берегах Сыр-Дарьи и Дарьи-реки, заставили Петра предположить, что Хива и Яркенд стоят на одной и той же реке. При тогдашних сведениях о Средней Азии, было совершенно естественно не знать, что хотя Яркенд-Дарья и Аму-Дарья и берут начало недалеко друг около друга, но что первая течет на восток, вторая на запад и что, наконец, меридианы их устий отстоят на 22° или, приблизительно, при средней широте 42°, на 2,500 верст. Точно также было естественно не знать, что Яркенд лежит недалеко от северных отрогов Куэн-Луня, отделенных от южной Сибири киргизскою степью, едва проходимым Тянь-Шаньским хребтом и всею шириною восточного Туркестана, что, в сложности, составит от Тобольска более 3,000 верст.

Придав, по тогдашним экономическим понятиям, большое значение обладанию золотыми россыпями, находящимися на берегах Дарьи-реки, Петр, с того смелою шириною взгляда, которая характеризовала все его предприятия, решился овладеть Яркендом, действуя с двух сторон: от восточного берега Каспийского моря и из южной Сибири. Страны, лежащие на пути в Малую Бухарию, по плану царя, [313] долженствовали либо быть покорены, либо заинтересованы в пользу России. Для исполнения своего намерения Петр приказал снарядить две экспедиции: одну, предназначенную идти от берегов Каспийского моря в Хиву, под начальством Преображенского полка поручика князя Бековича-Черкасского; другую — из южной Сибири в Малую Бухарию, под начальством гвардии капитана Бухгольца.

В инструкции, данной царем Бухгольцу, ему приказывалось, приехав в Тобольск, взять войска и плыть с ними по Иртышу до высоты Ямышева озера, где и заложить город. С весною следующего года Бухгольц должен был идти по направлению к Яркенду, закладывая по пути, в удобных местах, редуты для склада провианта и обеспечения сообщений. Гагарин, в дополнительной инструкции, предписывал Бухгольцу: “ежели неприятель не будет давать делать крепости, то, прося от Бога помощи, противиться как можно всеми людьми”.

Про экспедицию Бековича-Черкасского Петр писал сенату от 29-го 1714 года: “послать в Хиву с поздравлением на ханство, а оттоль ехать в Бухару к хану, сыскав какое дело торговое, а дело настоящее проведать про город Иркеть” ¹⁰.

В начале ноября, флотилия с экспедиционным отрядом, под начальством князя Бековича-Черкасского, вышла из Астрахани в Каспийское море. В рекогносцировках старого русла Аму-Дарьи и в снятии восточного берега Каспийского моря прошло все навигационное время 1715 года. Зимою Бекович-Черкасский возвратился в Москву, чтобы сообщить царю собранные им сведения о Хиве и Бухаре. Результатом этого донесения было назначение новой экспедиции, под начальством Бековича же. В инструкции, данной ему, предписывалось построить крепость при старом устье реки Аму-Дарьи, а потом ехать к хивинскому хану, стараясь по пути исследовать высохшее русло, с тем, чтобы, если окажется возможность, обратить Аму-Дарью на прежнее течение; новое же устье реки у Аральского моря перекопать плотиною. [314]

Если хивинцы “сим или иным способом” склонятся на сторону России, то просить хана послать своих людей, с двумя русскими, водою по Аму-Дарье, вверх до Яркенда.

Известен конец этой несчастной экспедиции. Князь Бекович-Черкасский, исполняя приказание царя, дошел до Хивы, но тут, вследствие необъяснимой доверчивости, разделил свой отряд на пять частей, чтобы удобнее расположить войска на широкие квартиры по окрестностям Хивы. Нужно заметить, что несколько дней перед тем русские имели кровопролитную стычку с хивинцами при Айбутирском заливе. Как только экспедиционный корпус был разведен по частям, хивинцы бросились на русских и частию их истребили, а частию взяли в плен. Бековичу была отрублена голова перед ханскою ставкою.

Двумя годами ранее этой катастрофы, т. е. в июле 1715 года, Бухгольц отплыл из Тобольска на 59 судах, имея с собою два полка пехоты и 700 драгун. В Таре он забрал еще 1,500 конных людей, долженствовавших идти берегом, чтобы прикрывать лодки. Экспедиция прибыла к Ямышеву озеру и в начале октября начала построение крепости близ устья реки Преснухи ¹¹.

Калмыки не могли, конечно, смотреть равнодушно на построение крепости близ самых их кочевьев. Тогдашний глава ойратства, Цеван-Раптан или Эрджи-Шурукту-Контайша, несмотря на кровную вражду с умершим дядею и на то, что достиг власти благодаря китайцам, следовал точно програме Галдана, т. е. стремился к подчинению себе всей степной полосы Средней Азии. Успокоив Джунгарию, потрясенную событиями, совершившимися перед смертию Галдана, Контайша начал удачную для него войну с киргизским ханом Тяфкою, а в 1715 году неожиданно бросился на китайский отряд, стоявший в Хами, и истребил его. Однако Контайша не посмел идти далее и, чтобы увеличить свои силы, вмешался в дела Тибета. Полководец Контайши, Черен-Дондук, овладел Тибетом от имени хана; но китайцы, зорко следившие за новыми успехами калмыков, двинули против них несколько отрядов, которые, после упорной борьбы, заставили войска Контайши отступить из Тибета. После того он [315] еще вмешивался в раздоры монгольских князей, покровительствуемых Китаем.

Подобный энергический человек должен был затруднить успехи петровского предприятия.

Покуда экспедиционный отряд строил крепость, Контайша собирал войска. На маслянице 1716 года, 10,000 калмыков, предводимых Черен-Дондуком, неожиданно приблизились к Ямышевской крепости, захватили лошадей, состоявших при отряде, и ворвались в самую крепость. Когда наша пехота и артилерия выбили их оттуда, калмыки обложили крепость со всех сторон, а Черен-Дондук прислал Бухгольцу письмо следующего содержания: “Черен-Дондук г. полковнику прислал письмо. Наперед сего Контайша с великим государем жили в совете и торговали, и пословались. И прежде сего русские люди езживали и города не строивали. Война-де стала, что указу государева о строении города нет, и город-де построен ложными словами. И прежде сего Контайша жил с великим государем в совете и будет-де война будет; и я-де буду жить кругом города и людей твоих никуда не пущу. Зиму зимовать, и лето с весны до осени со всем житьем буду жить здесь, и воеваться, и запасы твои все издержатся, и будете голодны, и город-де возьму. И будет-де ты не будешь с войною и ты-де съезжай с места, и как преж сего жили, так будем и ныне жить и торговаться и станем жить в совете и в любви, ежели с места съедешь. И будет-де ты войною будешь и ты-де против сего письма дай отповедь; а которой с сим письмом послан, и он-де будет доносить тебе на словах” ¹².

Бухгольц отвечал, что его послали строить городки по Иртышу с тою целию, чтобы искать рудокопных мест, но что от того приязнь между двумя государствами не должна быть нарушена; по поводу же угроз Черен-Дондука Бухгольц послал сказать, что он необык их бояться.

Блокада продолжалась. Энергия и уверенность блокируемых стали падать после того, как калмыки с боя овладели, недалеко от Ямышева, шедшим туда караваном, принадлежащим тобольским, тарским и томским промышленникам. В этом караване было 20,000 р. жалованья, посланного Гагариным экспедиционную корпусу. [316]

Весть, посланная губернатору о положении отряда, не улучшила дела, так как в Сибири в то время был большой недостаток регулярных войск. Вскоре русские стали терпеть от недостатка съестных припасов:, к тому присоединились болезни, от которых гибло множество людей. Одна из этих болезней была названа впоследствии сибирскою язвою; от другой — цынги — умирало в Ямышеве в день по 20-30 человек.

В виду таких обстоятельств, военный совет, собранный Бухгольцем, решил отступить. Гарнизон Ямышева, уменьшившийся до 700 человек, срыл или уничтожил все постройки, сложил военные запасы на уцелевшие еще досчаники и, нетревожимый калмыками, стал отступать вниз по Иртышу. Остановившись у устья реки Оми, Бухгольц послал Гагарину донесение о всем случившемся и испрашивал разрешения заложить здесь крепость.

Устройство крепости у устья Оми было действительно необходимо. С умножением поселений между Курганом и Тарою, переселенцы продолжали двигаться вперед тем же порядком, как это делалось прежде. Поселения к югу от Тары подались уже на столько к среднему Иртышу, что были слободы не далее сорока верст от устий Оми. Следовательно, крепость при этой реке, кроме стратегических целей, могла иметь своим назначением прикрытие наших южных поселений. Князь Гагарин согласился с предложением Бухгольца и прислал ему подкрепление из Тобольска. В том же 1716 году, близ впадения реки Оми в Иртыш, была заложена Омская крепость.

Вскоре ссора, возникшая между губернатором и Бухгольцем, заставила последнего уехать из Омска в Тобольск, откуда он был вызван в Петербург; дальнейшее же ведение дела возложено на князя Гагарина. Еще во время осады Ямышева губернатор вступил с Контайшею в дипломатические сношения, впрочем довольно неудачные, несмотря на присланную из Петербурга грамоту царя к ойратскому хану. Теперь, оставшись полным хозяином экспедиции, Гагарин повел дела весьма энергично. Начальником отряда, остававшегося в Омске, Гагарин назначил подполковника Ступина, человека опытного в военном деле, а самый отряд усилил казаками. Ступину было приказано плыть к [317] Ямышеву озеру и опять построить крепость ¹³; при этом ему было предписано не затевать ссор с калмыками, даже при нападениях с их стороны только обороняться и стараться убедить, что у русских нет враждебных намерений против ойратства и что строющиеся крепости предназначаются к обороне наших пределов от киргизов. В начале 1717 года Ступин прибыл в Ямышев и, не найдя здесь калмыков, заложил правильную крепость с двумя больверками, так что новый городок скоро стал совершенно неприступен для среднеазиятцев.

Помимо экспедиции Ступина, Гагарин приказал боярскому сыну Калмыкову подняться вверх по Иртышу до Нор-Зайсана и доставить необходимые сведения об озере. В подкрепление отряда, данного Калмыкову, были вызваны охотники из числа колодников, содержавшихся в тобольской тюрьме. Нетревожимый ойратами, Калмыков в две недели достигнул из Ямышева до Нор-Зайсана, построил здесь большую лодку, осмотрел на ней озеро и возвратился.

В то же время губернатор приказал тарскому воеводе заложить крепостцу для обеспечения сообщений между Омском и Ямышевым. Посланный с этою целию боярский сын Павел Свиерский избрал под укрепление место на правом берегу Иртыша, в 200 верстах от Омска и 231 от Ямышева. Построенное на этом месте укрепление, состоявшее из деревянного тына, было названо Железинским.

Пока производились все эти работы, губернатор послал дворянина Василия Чередова с поручением построить укрепление выше Ямышева. В 1718 году Чередов избрал место на правом же берегу Иртыша и положил основание крепости Семипалатинской ¹⁴. Для окончательного ее устройства был командирован подполковник Ступин, который и построил здесь крепость наподобие Ямышевской ¹⁵. [318]

Такие блестящие результаты были достигнуты без столкновений с калмыками, потому что последние были отвлечены в другую сторону, более серьезными делами. Убедившись, что цель калмыков состоит в соединении монгольских племен и что эту цель они преследуют весьма настойчиво, китайцы решились разрушить опасный союз ойратов. Стараясь повсюду ослаблять калмыков, китайцы овладели Хамилем и Турфаном и обнаруживали намерение завоевать всю Малую Вухарию. С другой стороны, много раз побеждаемые, но непокоренные враги калмыков, киргизы делали беспрерывные набеги на их земли. Гагарин поддерживал раздоры среднеазиатских кочевников и находился в частых сношениях с киргизами, так что ханы последних, Тяжка, Хаиб и Абдулхаир, изъявляли готовность подчиниться России. С отъездом Гагарина в Москву, куда он был вызван для следствия и суда над ним, тесные сношения наши с киргизами на время прекратились.

По смене Гагарина, Петр назначил начальником экспедиции генерал-майора Лихарева, человека, на которого государь возлагал большие надежды. Собственноручным указом на его имя, Петр поручал Лихареву: всеми силами и беспристрастно исследовать незаконные действия Гагарина, а также разыскать, каким образом контайшинцы взяли у Бухгольца Ямышевскую крепость ¹⁶. Главная же цель посылки Лихарева состояла в том, чтобы узнать, по сказкам Гагарина и Бухгольца, о яркендском золоте и со сведущими людьми ехать в новозаложенные крепости. Оттуда Лихарев должен был плыть в Нор-Зайсан и на берегах этого озера заложить, если можно, крепость. Здесь ему надлежало разведывать о пути к Яркенду и искать вершин таких [319] рек, которые подавались бы к Нор-Зайсану и впадали в Дарью-реку иди в Аральское море.

Для единства в управлении, вся линия новых крепостей была подчинена генералу Лихареву.

8-го мая 1720 года, экспедиционный отряд в 440 человек отплыл из Тобольска на больших крытых лодках, нагруженных, кроме того, достаточным количеством продовольствия. Миновав новые крепости, Лихарев доплыл до озера Нор-Зайсана, проехал его во всю длину и стал подниматься по верхнему или Черному Иртышу.

Калмыки были тогда в войне с китайцами и предположили, что русские идут помогать последним. Хотя Контайша имел близ Нор-Зайсана до 20,000 всадников, под начальством сына своего Галдана-Черена, но опасался нападать на русских до тех пор, покуда не убедился, что китайские войска еще не приближаются с востока. Тогда он приказал не пускать русских далее по Иртышу. 1-го августа калмыки атаковали со всех сторон наш незначительный отряд, в то время, когда последний, выйдя на берег, отправлял водосвятие. Лихарев мужественно отбил нападение и, окруженный с трех сторон неприятелем, продолжал двигаться вверх по реке. Отряд шел по обоим берегам, прикрывая лодки. Два дня продолжался бой. Русские, благодаря благоразумным распоряжениям Лихарева, почти не теряли людей; калмыки же, которых громили 19 орудий, состоявших при экспедиции, несли весьма чувствительные потери. Однако на третий день явилось неожиданное препятствие, остановившее движение Лихарева. По мере того, как экспедиция поднималась выше, река мелела более и более, представляя едва одолимые препятствия для плавания, и лодки беспрерывно становились на мели. Это обстоятельство заставило Лихарева вступить с калмыками в переговоры, которые он отвергал несколько раз. Заключив перемирие, Лихарев свиделся с Галданом-Череном и обменялся с ним подарками. Русские обещались плыть назад и успокоили калмыков заверением, что они не действуют заодно с китайцами, а калмыки, в свою очередь, обязались не тревожить наш отряд во время обратного его движения.

Проплыв Нор-Зайсан и часть среднего Иртыша, Лихарев остановился на том месте реки, где она, прорвавшись [320] сквозь отроги Алтайских гор, принимает тихое течение по степи. Еще следуя вперед, начальник экспедиции заметил это место и полагал построить здесь крепость, долженствовавшую поддерживать связь между укрепленною линиею на Иртыше и предполагаемою крепостию на Нор-Зайсане. Теперь, убедившись, что на низких, песчаных или заросших камышом берегах озера нет ни одного пункта, удобного для построения крепости, Лихарев решился усилить оборонительные средства Иртыша построением укрепления на том месте, где был остановлен экспедиционный отряд. Крепостца названа Усть-Каменогорскою потому, что она была заложена на месте, где оканчиваются Каменные горы и где Иртыш, вырвавшись из них, разливается по степи.

Положив основание Усть-Каменогорску, Лихарев командировал из Семипалатинска подполковника Ступина для довершения постройки, а сам, по болезни, уехал в Петербург.

Поиском Лихарева на Нор-Зайсан оканчивается ряд экспедиций для отыскания пути в Яркенд. Хотя цель, предположенная Петром, и не была достигнута, тем не менее результаты экспедиций оказались очень полезными для Сибири. С учреждением укреплений по Иртышу, часть нашей границы прикрывалась с юга, и сообщение Западной Сибири с городками по верхней Оби, Катуни и Бии, расположенными восточнее Барабинской степи, стало удобно и безопасно.

Впрочем, и после того, как возвращение среднего Иртыша стало невозможным для калмыков, они не переставали заявлять свои права на земли, занятые русскими. Контайша требовал не только срытия крепостей, построенных на Иртыше, но доказывал, что и Барабинская степь принадлежит ойратам. Поддерживая слово делом, он продолжал посылать доверенных лиц в Барабу, которая теперь входила уже глубоко в наши пределы, для сбора ясака с тамошних татар ¹⁷. Между тем, вероятно не без ведома своего главы, калмыцкие шайки переходили, известными им путями, Алтайские горы, сбирали также здесь ясак с наших подданных, живущих по северным предгориям, и грабили русские заводы. Иногда они простирали свои грабежи даже до окрестностей [321] Кузнецка, так что принудили озаботиться постройкою укреплений при каждом заводе. Укрепления строились и содержались на счет владельцев заводов, но не представляли твердого оплота, потому что были разбросаны без всякой системы и отделены друг от друга бездорожием, а иногда и большим расстоянием. На основании сказанного, в 1738 году, начата, по высочайшему повелению, постройка укреплений, предназначенных для обороны нынешней Томской губернии ¹⁸.

Калмыки понимали, что если Томская губерния успеет прикрыться рядом укреплений, подобных построенным на Иртыше, то их притязания на южную Сибирь потеряют всякий смысл, и потому настоятельно заявляли свои права. Галдан-Черен, сын Контайши и глава ойратов с 1727 года, несколько раз требовал срытия некоторых укреплений; его настояния стали особенно решительными по окончании войны, которую он вел с Китаем ¹⁹. Не получая удовлетворений, Галдан стал готовиться к войне с Россиею, а передовые калмыцкие отряды, перейдя Алтай, сожгли заведения при двух рудниках. В виду подобных обстоятельств, количество войск в Сибири было увеличено и назначен особый начальник всех сибирских пограничных линий, генерал-майор Киндерман. Чтобы не довести дел до войны, правительство уже готово было срыть Усть-Каменогорскую крепость и очистить предгория Алтая, занятые русскими заводами. К [322] счастию, Галдан-Черен умер в 1745 году. После того не могло быть и речи о разрушении Усть-Каменогорска, тем более, что Демидов открыл уже заводы при впадении реки Шульбы в Иртыш, т. е. между Семипалатинском и Усть-Каменогорском.

Имея в виду беззащитное положение наших границ и изложенные выше обстоятельства, Киндерман построил ряд укреплений от реки Шульбы на соединение с бийскою линиею. Эти укрепления, начинаясь немного ниже Усть-Каменогорска, шли в северо-восточном направлении, пересекая реки Убу, Чарыш, Ануй и Обь, близ слияния Бии с Катунью; далее граница направлялась по бийской линии и караулами соединялась с Кузнецком. Часть оборонительной линии от Иртыша до Оби получила название колыванской; линия же укреплений по Вии до Кузнецка названа кузнецкою линиею.

Западнее Иртыша наша граница тоже весьма долго не была обеспечена. Пограничный рубеж хотя и двигался вперед за поселениями, тем не менее, вследствие быстрого распространения русских поселенцев в стране между Иртышем и Тоболом, никогда не охраняла их надлежащим образом. Государственная граница начиналась у Тобола (выше кургана) и шла к Омску глубоко-вогнутою к северу дугою. Земледельцы разработывали землю южнее этой линии и, чтобы обезопасить себя от киргизов, ходили на работу вооруженными партиями, к которым начальство принуждено было придавать еще конвой.

К этому времени оренбургское ведомство устроило уже пограничную линию по реке Уе. С другой стороны, иртышская, колыванская и кузнецкая линии прикрывали тогда другие части Западной Сибири, так что ряд укреплений между Омском и р. Тоболом менее всего удовлетворял своему назначению. Вследствие того, правительство приказало заняться вопросом об обеспечении сказанной части границы. Один из планов, составленных с этою целию геодезии поручиком Шишковым и премиер-майором Сташкеевым, обратил на себя особенное внимание. Составители проекта полагали провести линию укреплений от Омской крепости через Ишимскую степь, по ближайшему направлению к урочищу на реке Тоболе, называемому Звериною Головою. На этот проект были сделаны весьма дельные замечания со [323] стороны инженер-подполковника Кутузова, который, между прочим, доказывал, что в местности, предполагаемой к занятию под оборонительную линию, очень много соляных и горьких озер и, вероятно, мало пресной воды. В 1746 году сенат возвратил генералу Киндерману проект Шишкова и поручил ему, совокупно с сибирским губернатором Соймоновым, рассмотреть, в какой степени верны замечания Кутузова. Киндерман одобрил проект, сделав только в нем небольшие изменения. В 1752 году проект Шишкова утвержден согласно с мнением Киндермана, и тогда же начата постройка крепостей: Покровской, Николаевской, Лебяжьей, Полуденной, Петропавловской, Становой, Пресновской, Кабаньей, Пресногорьковской и Звериноголовской. Все эти крепости были окончены в три года и составили так называемую ишимскую линию. Для содержания на ней кордона было прислано два полка.

Новая пограничная линия выдвинулась вперед на 50-200 верст от старой и прошла по землям, принадлежавшим прежде киргизам. Длина ее от Омска до Звериноголовского укрепления составляла 579 верст. К несчастию, замечания подполковника Кутузова оказались как нельзя более справедливыми, и ишимская или, как ее называют казаки, “горькая” линия теперь страдает недостатком хорошей пресной воды.

Между тем, на границе нашей произошли чрезвычайно важные перевороты. Со смертию Галдана-Черена начались кровавые распри в ханском семействе, которые кончились тем, что дальний родственник ханов, князь Амурсана, бежал к китайцам в 1754 году и просил у них помощи против Давация, тогдашнего главы ойратов. Император Цян-Лун возвел Амурсану в звание князя первой степени и двинул в Джунгарию армию для поддержания его претензий. Китайский полководец Баньди, не сделав выстрела, разогнал приверженцев Давация, схватил его самого и в клетке отправил в Пекин, а Амурсану посадил на ханство. Но последний не думал быть китайским вассалом, а хотел полной и независимой власти. Заметив, что цель китайцев состоит в разъединении ойратского союза, Амурсана выждал, когда Баньди, отправив все войска в Китай, остался только с незначительным отрядом, и напал на него. Китайцы, со своим полководцем, были истреблены до последнего человека. [324] Богдыхан двинул опять свои войска в Джунгарию. После двухлетних усилий, китайцы заставили Амурсану бежать сначала к киргизам, а потом в Сибирь. В том же 1757 году он умер в Тобольске от оспы.

Покоренная Джунгария была разделена на четыре части, превращенные в китайские провинции; но так как калмыки произвели новое восстание, то три китайские армии получили от пекинского двора приказание пройти всю восставшую страну огнем и мечем. Это приказание было исполнено буквально в 1758 году. Более миллиона калмыков разного пола и возраста было убито манжуро-китайскими солдатами и вся страна опустошена вконец. Спасшиеся калмыцкие семейства бежали либо в Сибирь, где большею частию перекрестились и поселились в Семипалатинске, либо к своим собратиям волжским калмыкам.

После истребления большей части калмыков, земли, занимаемые ими до тех пор, опустели; киргизы, жившие прежде только на части нынешней своей територии, с дозволения китайского правительства, ринулись на восток и заняли все степи от Урала до Черного Иртыша и озера Ала-Куля. Джунгария собственно была удержана в непосредственном подчинении китайского правительства и заселена манжурскими племенами сибо и солонами, переведенными сюда с берегов р. Амура, оставшимися в живых калмыками, несколькими тысячами малобухарцев, переведенных из Кашгарии в Джунгарию под именем таранчей, и ссыльными со всего Китая.

Сибирский губернатор Мятлев не умел воспользоваться этими беспорядками, чтобы утвердиться на Нор-Зайсане и обеспечить раз навсегда нашу границу естественными рубежами. Когда же ойратство было разрушено, китайское правительство стало во враждебные к нам отношения. Прежде всего оно просило выслать тело Амурсаны в Кяхту, чтобы убедиться в смерти этого “злодея и бунтовщика”. Колегия иностранных дел предписала местным властям исполнить требование китайцев. Впоследствии китайцы протестовали по поводу принятия русскими некоторых калмыцких старшин, бежавших в наши пределы; с нашей стороны тоже объявлен был протест, за вступление китайского войска к теленгутам, кочевавшим у Телецкого озера. Ободренный необычайно счастливым завоеванием всех калмыцких владений, [325] пекинский двор обнаруживал готовность поддерживать свои требования у России оружием. Наше правительство встревожилось и двинуло в Сибирь несколько конных полков на подкрепление имевшихся там войск. В Петербурге была учреждена особая специяльная конференция для приведения сибирской границы в оборонительное состояние, и туда посланы (в 1759 году) инженеры с нужными инструментами.

После устройства ишимской линии, самая доступная часть границы была у Алтайских гор. На нее-то и обратила конференция свое внимание. Местное начальство признало удобным охранить наши заводы проведением оборонительной линии не от Усть-Каменогорска, как предполагалось прежде, а от устья реки Бухтармы (впадающей выше, с правой стороны, в Иртыш) прямою линиею к Телецкому озеру. Покуда Офицеры производили рекогносцировки берегов Бухтармы, а местное начальство находило затруднения в исполнении этого плана, императрица Екатерина II послала генерал-поручика Шпрингера начальником всех сибирских линий. В инструкции, данной Екатериною Шпрингеру, она напомнила, что правительство всегда имело в виду постепенно вводить во владение России земли, простирающиеся до озера Нор-Зайсана. Шпрингер прибыл в Сибирь в 1763 году. Все, что он сделал для выполнения намерений правительства, состояло в посылке рекогносцировочного отряда на Нор-Зайсан; впрочем, и это было предписано императрицею, требовавшею непрерывной посылки команд в озеро, чтобы приучить китайцев к появлению русских в тех местах. Гораздо деятельнее был Шпрингер по приведению границ в оборонительное состояние. Верх-иртышские крепости, в том числе и Усть-Каменогорск, приведены были в лучшее состояние и расширены. Несмотря на то, наша оборона в южной части Томской губернии не имела той необходимой непрерывности, которая только и обеспечивает в диких и мало населенных странах. Между тем, все офицеры, которым поручена была рекогносцировка берегов Бухтармы, возвратились с донесением, что в пустынных Алтайских горах нет достаточного количества пунктов, удобных под проектированные укрепления. Потому дело об обеспечении наших южных пределов затянулось бы, вероятно, на очень долго, если бы живые факты не опровергли, как бывает весьма часто, теоретические воззрения и не [326] доказали возможности проведения оборонительной границы по реке Бухтарме.

По этой реке давно уже поднимались наши разведочные рудокопные партии, открывшие месторождение серебряной руды между Бухтармою и Нарымом. Еще раньше, в горы, прилегающие к Бухтарме, проникли русские беглые солдаты и раскольники. Укрываясь в недоступных и диких горных ущельях по берегам рек: Бухтармы, Белой, Тихой и Нарыму, они поселились тут со своими семействами и образовали несколько селений, занимавшихся рыболовством, звероловством и хлебопашеством. Китайцы приняли их под свое особенное покровительство, снабжали хлебом в неурожайные годы и позволяли ловить рыбу по Иртышу и Нор-Зайсану. Испытав на деле трудность захватить беглых, помощию высылаемых для того команд, новый пограничный начальник, генерал Страндман, решился склонить их к раскаянию. Посланные им с этою целию два доверенные лица обошли девять селений, составленных из беглых, которые изъявили согласие возвратиться к повиновению, под условием полной амнистии и оставления на местах жительства. В 1792 году им даровано прощение, и новоподдавшиеся селения обложены ясаком.

После того явилась необходимость прикрыть эти селения укреплениями, почему, в год подданства беглых, в трех верстах выше от впадения реки Бухтармы в Иртыш, заложена была крепость Бухтарминская, а наши посты выдвинуты вверх по реке Иртышу до устья реки Нарыма. Отсюда посты протянулись по правому берегу Нарыма до впадения Малой Нарымки. Генерал Страндман расчистил сухопутное сообщение между Усть-Каменогорском и Бухтармою, так что там, где прежде едва проходили вьюки, могли проезжать возы с провиантом. В то же время укрепленные посты по пути от Усть-Каменогорска до устья реки Бухтармы были заселения казаками.

Китайцы опять протестовали против заложения Нарымского пикета. Страндман, полагавший, что настойчивость с нашей стороны может повести к разрыву, приказал снести Нарымский пикет на две версты назад. Такая неуместная уступчивость сама по себе уже нарушала освященное временем и даже сознанием пекинского двора право русских на [327] бассейны всех рек, текущих в Ледовитый океан, почему была принята китайцами как официальное признание их притязаний на спорные пункты. Уступка Страндмана подала повод к щекотливой переписке, возникшей между высшими пограничными китайскими властями и иркутским губернатором, генералом Нагелем. Придавая делу о Нарымском пикете с намерением много торжественности, они писали ему, что наши офицеры хотели захватить часть китайской територии, но что, убежденные манджурскими чиновниками, сознались в своей неправоте. После того всякое новое заведение по Нарыму, даже постройка казарм вместо землянок, на занятых уже местах (как это было в 1808 году), приводило в волнение пограничные китайские караулы и вызывало со стороны их властей сопротивление, основанное на признанном русскими праве.

Бухтарминская линия, занимавшая доступное пространство от устья р. Бухтармы до Мало-Нарымского укрепления, обеспечивала южные пределы Томской губернии, потому что пространство между Мало-Нарымском и бийскою линиею занимали неприступные Алтайские горы.

С распространением укреплений до р. Нарыма составились две оборонительные линии, обе шедшие от Усть-Каменогорска: колыванская и бухтармииская; первая оставшаяся далеко позади пограничной обороны, оказалась, с течением времени, ненужною.

Таким образом, к началу XIX столетия, оренбургская, ишимская, иртышская, бухтармииская и бийская пограничные линии составили неразрывный ряд крепостей, редутов и форпостов, которые прикрыли Западную Сибирь с юга и Европейскую Россию с востока.

Около того же времени все разноплеменные поселенцы западно-сибирских оборонительных линий были переименованы в казаки и подчинены одним законам ²⁰. Первым [328] атаманом Сибирского казачьего войска был полковник Телятников.

Так как число войска беспрерывно усиливалось новыми, приписывавшимися к ним поселенцами, то скоро крепости, редуты, форпосты и караулы, занимаемые казаками, обратились в богатые и обширные слободы, потеряв сами собою свое первоначальное чисто-военное значение.

Впрочем, окончательное проведение границ не остановило движения русского населения везде, где наши пределы не примкнули к естественным рубежам. На юго-востоке русские достигли долиною Иртыша до озера Нор-Зайсана; на юге они переступили условно-проведенную ишимскую линию и распространились в киргизской степи.

Хотя, согласно определенной трактатами границе, озеро Нор-Зайсан оставалось за Китаем, тем не менее, фактически, оно давно уже стало принадлежать русским, а именно жителям берегов Иртыша и Бухтармы. Как наши первые поселенцы, на юге Сибири, шли всегда впереди государственной границы, так, в последнее время, казаки, поднимаясь по Иртышу выше и выше, наконец утвердились на Нор-Зайсане и открыли здесь вторую войсковую рыбалку ²¹. Еще [329] в 1822 году рыбалка на Нор-Зайсане и Черном Иртыше распространилась и стала совершенно гласным учреждением, безмолвно признанным китайцами. С того времени войско стало наряжать на рыбалки, находящиеся в китайских пределах, резервных казаков, для ловли и соления рыбы.

Тарабагатайским протоколом, подписанным в 1864 г., с нашей стороны русским генеральным консулом в Кульдже, г. Захаровым, а со стороны китайцев илийским генерал-губернатором, озеро Нор-Зайсан и часть верхнего Иртыша отошли к России. Хотя, вследствие серьезных беспорядков в западном Китае, новая государственная граница не получила еще значения факта, тем не менее приобретение озера было естественным последствием всех предыдущих наших стремлений с этой стороны.

Оренбургская и ишимская линии, искуственно проведенные либо по среди степи, такой же точно, как и та, которая расстилалась за границею, либо едва прикрытые небольшими рубежами, менее других частей границы могли остановить распространение русского населения.

Пограничная линия России с Среднею Азиею делает по середине изгиб, отклоняющийся на север почти на шесть градусов, так что наши поселения охватили с трех сторон киргизский народ, распространившийся, по падении ойратства, до Алтайских гор. Уже одно это обстоятельство должно было повести к тому, что русские, обороняя границу от киргизских набегов — а оборонять страну от нападений дикарей значит действовать против них активно — должны были подчинить себе все киргизские орды.

Изложенный очерк наших отношений к калмыкам и китайцам, имевший последствием занятие Иртыша и образование ишимской линии, был главною, но не единственною причиною распространения русских в Средней Азии. Имея в виду, что настоящая статья вышла длинна и, вероятно, скучна, считаю за лучшее отложить на время рассказ о других причинах, заставивших русских распространиться до Сыр-Дарьи и Тянь-Шаня; теперь же закончу несколькими словами о судьбе прииртышных поселений.

Со времени своего основания иртышская оборонительная [330] линия составляла часть Сибирской губернии, занимавшей всю тогдашнюю Азиатскую Россию; но в 1783 году она вошла в состав новообразованного Колыванского наместничества. Шестнадцать лет спустя, это наместничество было уничтожено, и иртышская линия причислена к Тобольской губернии. В 1822 году образована Омская область, в которую вошли все станицы и крепости, по Иртышу расположенные, и опять через шестнадцать лет они присоединены к Тобольской губернии.

В 1854 году, при открытии Семипалатинской области, киргизы, кочующие на правом берегу Иртыша, с городами Семипалатинском, Усть-Каменогорском, укреплением Бухтарминским и селениями по Иртышу, от укрепления Железинского до Малоярской станицы, вошли в состав этой области.

* * *

16-го ноября мы выехали из Павлодара и, берегом Иртыша, направились в Семипалатинск. Дул порывистый юго-западный ветер, поднявший на реке большую волну. По степи, пустынной и ровной, ветер носил массу крупного песку. Кучи перекати-поля быстро двигались по степи, точно живые существа. Встретив на пути неровность, они делали неловкий скачок и продолжали катиться с прежнею быстротою. На противоположном берегу Иртыша порывистый ветер поднял в воздух четыре высоких песчаных смерча, которые вертелись и двигались паралельно друг друга. Это было очень далеко от дороги. Сквозь туман, мелкий дождик и ветер, бросавший в лицо камешки и крупный песок, можно было только рассмотреть, что все четыре смерча были очень высоки и совершенно одинаковой величины. По временам казалось, будто они стоят неподвижно; только мелкая пыль, отрываясь от столбов, отлетала по направлению ветра, точь-в-точь дымки от ружейной перестрелки. Более 20 минут вертелись они на месте, потом стали приближаться к реке, в которой, вероятно, и пропали.

Во время путешествий по степям, нам несколько раз приходилось переправляться через Иртыш. Большею частию великая река бурлила, шумела и пенилась. По ней обыкновенно ходили высокие свинцовые волны, хлеставшие в берег с шумом, подобным морскому прибою. Раз даже, именно в половине прошлого года, за час до нашего приезда к переправе между Тюкалинском и Омском, волны оборвали [331] длинную полосу песчаного берега до сажени шириною. И то сказать: трудно себе вообразить иначе большую сибирскую реку и такую, в которой утонул Ермак.

На другой день ветер стих. В первый еще раз мы увидели Иртыш текущим спокойно и тихо по своему широкому руслу. Местами берега реки заросли густою чащею лозника и березы. На деревьях, подняв перья и нахохлившись, неподвижно сидели стаи тетеревей. Кое-где из середины реки торчали огромные валуны, свидетельствующие о прошлой ее силе. Дуговой берег Иртыша виднелся на большое протяжение в глубь степи, весь покрытый десятками тысяч стогов сена, принадлежащих казакам.

От Омска до Семипалатинска и далее до Усть-Каменогорска, весь правый берег Иртыша усеян казачьими поселениями, отстоящими друг от друга на почтовый перегон. Все они либо преобразовались из укреплений, построенных русскими на Иртыше в XVIII столетии, либо основаны поселенцами, вышедшими из первоначально устроенных слобод. Проезжая таким оживленным путем, можно забыть, что едешь по степи. Прииртышные жители очень зажиточны. Благосостояние станиц выражается не опрятностию внутри домов — в Сибири нет русских, как бы они бедны ни были, которые не отличались бы самою щепетильною опрятностию — а общим видом достатка и благосостояния. Своим богатством казаки обязаны кормильцу-Иртышу. Несмотря на то, что казаки мало работают и мало пашут, они находят источник безбедного существования в богатых лугах левого берега, которые делятся между всеми русскими жителями станиц. Скосив свой участок, казак знает, что обеспечен на целый год, и хлебом и чаем — этою существенною потребностию каждого сибиряка — а скота у всякого вдоволь.

История приобретения Сибирским казачьим войском луговой стороны Иртыша весьма любопытна.

При устройстве сибирских линий требовались особые меры к удержанию киргизов от хищнических набегов, которым подвергались не только прилинейные жители, но и горнозаводские селения, далеко за Иртышем. На этом основании, командовавший всеми сибирскими линиями генерал-поручик Шпрингер, в инструкции, данной комендантам крепостей, от 31-го декабря 1765 года, между прочим, говорит: [332] “чтобы киргиз-кайсаки, как сами кочевкою, так и скотские их табуны держались своей стороны и до наших крепостей ближе десяти, а по крайней мере пяти верст, со взятием от них лучших людей аманатами, отнюдь не приближались”.

Вследствие этого циркуляра, весь левый берег Иртыша на десятиверстное расстояние стал в непосредственное подчинение к линейному начальству.

С течением времени соседние к линии киргизы сблизились с русскими и, узнав на опыте выгоды спокойной и мирной жизни, прежде других обратились к покровительству русской власти. Вскоре они стали обращаться за фактическою помощию и вооруженною защитою против баранты и хищничества дальних киргизов. Наше правительство не только приняло под свою охрану тех из киргизов, которые просили нашего покровительства, но даже, чтобы совершенно обезопасить наиболее преданных из них, предоставило им право кочевать на правой стороне Иртыша, на пустопорожних землях Кулундинской степи. За подобное покровительство было справедливо требовать некоторого возмездия. Рескриптом на имя генерал-лейтенанта Нефедьева, от 7-го августа 1800 года, император Павел I постановил, чтобы с киргизов, приходящих в наши пределы, собиралось со ста лошадей по одной, годной на ремонт драгунских полков; с прочего же скота собирать такую же подать в пользу госпиталей и полков, на линии расположенных.

На основании циркуляра Шпрингера и рескрипта императора Павла, линейное начальство стало собирать ремонтную пошлину с киргизов, прикочевывавших ближе десяти верст и к левому берегу Иртыша. Мотивом тому служила охрана, доставляемая прикочевавшим киргизам от набегов и грабежей отдаленных племен. С превращением прииртышных жителей-поселенцев в казаки, войсковое начальство стало собирать ремонтную пошлину в пользу войска. С открытием округов в степях сибирского ведомства в 1824 году, все вообще киргизы были обложены ясаком. Рядом энергических усилий беспорядки и баранта были уничтожены и повсеместно в степях водворено спокойствие. Несмотря на то, прилинейные киргизы, кроме ясака, равного для всех, продолжали платить ремонтную пошлину в пользу Сибирского казачьего войска за право кочевания в прибрежном десятиверстном [333] пространстве. Впоследствии ремонтная пошлина была заменена денежною повинностию, с особыми подразделениями платы за места под летние и зимние стойбища. В настоящее время ремонтная пошлина, собираемая Сибирским войском, достигает 15,000 р. с. в год.

Таким образом, весь левый берег Иртыша, по исторически сложившемуся праву, достался казачьим поселениям, расположенным на правом берегу. Огромная полоса земли по левому берегу Иртыша, называемая “десятиверстным расстоянием”, состоит почти вся из богатых заливных лугов ²². Луговые места разбиты на участки или паи, которые ежегодно, по жребию, распределяются между жителями станиц, смотря по чину. Косить участки не трудно. За самую ничтожную плату, сотни киргизских рук всегда готовы к услугам казаков. Сено, скошенное с нескольких паев, дает совершенно безбедное и обеспеченное существование. Полезно или вредно для развития богатства и распространения цивилизации такое, постоянно обеспеченное, положение русских поселений по Иртышу, предоставляю решить другим.

В город Семипалатинск мы приехали очень холодною ночью. В пустынных улицах дул сильный холодный ветер, бросавший в дома крупным песком. В окнах кое-где светились тусклые огоньки, освещая полосами улицу и давая видеть массы песку, носимого ветром. Первое впечатление было самое неприятное; тем не менее Семипалатинск самый большой и богатый город в Киргизской степи.

В 1747 году, при Семипалатинской крепости, бывшей на месте нынешнего города, считалось всего две души разночинцев ²³, но десять лет спустя близ крепости стали селиться калмыки, бежавшие от китайских войск, которые опустошали в то время Джунгарию и резали всех возмутившихся, без разбора пола и возраста. Беглецы приняли христианство и русские фамилии, чем объясняется совершенно монгольский тип лица у многих семипалатинских жителей. Впоследствии Семипалатинск, как и вся прииртышная линия, населялся и добровольно прибывавшими поселенцами, и лицами, [334] приписанными к слободам, по распоряжению правительства. Крепость переименована в уездный город Колыванского наместничества в 1783 году. В последнее время в Семипалатинск переселилось много татар из Вятской и Казанской губерний и из Тюмени. Точно также здесь появилось много так называемых ташкинцев, т. е. выходцев из средне-азиатских владений. Мусульмане живут в лучшей части города и придали Семипалатинску восточную физиономию. Теперь в городе считается до 1,500 домов, населенных 9,000 жителей. Лучшее здание города — мечеть, построенная, как мне говорили, по рисунку Тона. Архитектура мечети замечательно грациозна и легка. С ее высоких минаретов виден весь Семипалатинск с окрестностями до далеких гор Семитау. Потемневшие деревянные крыши города жмутся друг около друга точно семейство грибов, приютившееся на удобном для себя месте. Из массы крыш выпрыгивают в семи или восьми местах деревянные минареты других мечетей, некрасивые и неопрятные. От серо-грязного цвета всего Семипалатинска резко отличаются две каменные православные церкви, из которых одна довольно красива. На западе протекает Иртыш, разбившийся на несколько рукавов, с островами на нем, поросшими лозою, березою, тополем и черемухою. Это любимые места гуляний семипалатинской публики.

Для жизни Семипалатинск не может быть приятен. Зимою мороз доходит иногда до 34°, а летом жары — до 31° в тени по Реомюру. Постоянный юго-юго-западный ветер, срывая песок с берегов Иртыша, островов и отмелей, заносит город целыми подвижными горами. Зимою тот же ветер нагоняет сильные бураны и заваливает улицы глыбами снега. Будто для того, чтобы дать ветру поболее простора, посреди города оставлена большая площадь, обнесенная перилами, которые чуть выглядывают из-под песку. Эту площадь вот уже десяток лет тщетно стараются обсадить какими-то деревьями.

При всех таких неудобствах, Семипалатинск важный торговый пункт в киргизских степях сибирского ведомства. Торговля города начала особенно развиваться после договора с Китаем, на основании которого в Кульдже и Чугучаке открыты наши фактории и русским купцам дозволено посещать эти города. Несмотря на стеснительные для торговли [335] условия, в 1854 году через здешнюю таможню провезено товара на 2,500,000 р. сер. Кроме того, кругом Семипалатинска кипела деятельная контрабанда, остановить которую было нельзя, по невозможности охранять обширные степные границы. Развитие Семипалатинска приостановилось в 1855 году сожжением в Чугучаке фактории с товарами русских купцов, так что в следующем же году торговый оборот упал до 800,000. К 1862 году торговля стала опять поправляться, как вдруг в западном Китае вспыхнуло восстание китайских мусульман против манджурских властей. Вследствие этого восстания, наши консулы принуждены были выехать из Кульджи и Чугучака, а фактории разорены во время борьбы инсургентов с манджурами. С того времени торговля Семипалатинска стала падать: в 1864 году оборот ее не превышал миллиона рублей серебром.

По обской системе ходит много пароходов, но постоянные, хотя и неопределенные, рейсы между Тобольском и Семипалатинском поддерживаются только семью пароходами ²⁴. До восстания дунгеней, из Семипалатинска в Тобольск и Тюмень, по Иртышу, Оби, Тоболу и Туре отправлялся китайский товар; теперь же, с падением этой торговли, вниз по Иртышу идут кожи, сырье и графит, с приисков Мамонтова и Самсонова, находящихся в Сергиопольском округе. От Павлодарской пристани возят вниз соль, ежегодно не менее 500,000 пудов, добываемую из Коряковского озера, лежащего в 25 верстах от Павлодара. Из Тюмени и Тобольска посылают в Семипалатинск и попутные города красный товар. Если вода в Иртыше высока, то пароходы, несмотря на их дурное устройство, поднимаются до Семипалатинска; в противном же случае выгружаются у Павлодара, а далее товар везется гужем.

Из Семипалатинска мы продолжали ехать берегом Иртыша к Усть-Каменогорску. Вскоре восточная сторона пустыни начала темнеть: это показалась окраина так называемого Шульбинского бора. Протягиваясь к реке ближе и ближе, он распространяется наконец по всему правому берегу Иртыша. Шульбинским бором местные жители называют [336] сплошную массу дремучих лесов, покрывающих всю прииртышскую систему Алтайских гор. Название свое бор получил от реки Шульбы, впадающей с правой стороны в Иртыш (у Шульбинской станицы).

Близ устья реки Убы оба берега Иртыша чрезвычайно живописны. Великая река разбивается здесь на несколько рукавов, отчего долина становится широкою и захватывает огромное пространство земли. По окраинам долины торчат небольшие каменные пики странной формы, темные, лишенные растительности, придающие всему ландшафту пустынный и дикий характер. С высокого правого берега Иртыша вся эта картина, с блестящими зигзагами рукавов, на которые разбегается река, островами, обширными поемными лугами, заставленными стогами сена, кажется будто на ладони.

Отсюда почва начинает всхалмливаться. На обоих берегах появляются значительные отдельные возвышения — последние предгория Алтайских гор; далее горизонт стесняется более и более и привольная ширина степного ландшафта заменяется картиною красивой холмистой местности. Недалеко от Усть-Каменогорска весь правый берег Иртыша занят горами, подходящими к самой дороге. За ними толпились другие вершины, более значительной высоты; еще более отдаленные горы были покрыты снегом, выпавшим накануне в горах, благодаря позднему времени года. Их синевато-белые вершины выглядывали из-за всего этого хаоса гор и холмов, резко отделяя силуэты более низких темных вершин.

Усть-Каменогорск весьма опрятный городок, менее чем в 4,000 жителей, имевший однако в 1864 году за 500,000 годового оборота. Город построен при впадении реки Ульбы в Иртыш, там, где последняя река, стесненная до тех пор горами, разливается по широкому простору степей. От Усть-Каменогорска же, вверх до Бухтармы, Иртыш сдавливается в своем течении высокими гранитными скалами, между которыми он порывисто мечется и рвется как дикий зверь, торопясь к устью Каменных гор. Говорят, многие виды в горной долине Иртыша поразительны своею величественною красотою.

Несмотря на стремительное течение в теснине, река доступна для барок, на которых и доставляется серебряная [337] руда из Бухтармы в Усть-Каменогорск. Переправляясь через Иртыш, мы могли заметить целые горы этой руды, сложенные на правом берегу недалеко от того места, где он вырывается из гор.

Усть-Каменогорск лежит недалеко от китайской границы. Известно, что теперь в пределах поднебесной империи идет одна из тех внутренних революций, о которых в Европе не имеют и, к счастию, никогда не будут иметь понятия. Там происходит, в настоящее время, ожесточенная борьба двух религиозных систем, что в Азии равносильно двум государственным системам: магометанской с одной стороны, буддизма и конфуциянизма с другой. Западно-китайские номады — магометане или буддисты — принимают, по своему, деятельное участие в этой борьбе, т. е. грабят друг друга и своих врагов. Вооруженный грабеж, по преимуществу угон скота, обыкновенное средство среднеазиятской войны; в некоторых запутанных спорных случаях он даже допускается степным обычным правом. Если грабеж может быть узаконен обычаем, он называется барантою. В тех случаях, когда, путем соглашения и мировых съездов, нельзя достигнуть примирения ссорящихся, баранта, произведенная в обширных размерах на одном каком-нибудь пункте, нарушает обыкновенно спокойствие целой страны. Действительно, ограбленные номады, не видя никаких средств вознаградить себя, угоняют скот у своих ближайших и более слабых соседей; последние поступают точно также относительно других, и баранта распространяется на далекое расстояние во все стороны. Так камень, брошенный в воду, нарушает спокойствие поверхности, и далеко во все стороны идут круги от зыби, произведенной всплеском удара.

Понятно, что наша пограничная черта, прикасающаяся к стране, где владычествуют страшная резня и баранта, не может оставаться покойною; понятно, следовательно, также почему при выезде из Усть-Каменогорска наши тарантасы были окружены конвойными казаками.

Дорога из Усть-Каменогорска в Кокпекты, перейдя на левый берег Иртыша, сейчас же поднимается на Калбинский хребет, составляющий продолжение Алтайских гор. По мере того, как мы взъезжали выше, из-под дерна чаще и чаще [338] стали выглядывать сперва сланцы, а потом гранит. Округленные вершины, покрытые травою, заменялись гольцами, из-за которых глядели фантастически выточенные каменные гребни, казавшиеся то темными и сумрачными, то светлыми, будто полупрозрачными. Мы большею частию ехали по узкой долине Аблайкитки, весело журчавшей посреди нависших над нею скал. Там, где ручей просачивался сквозь недоступные трещины между гор, мы делали объезды и с грехом пополам тащились по голому граниту, составляющему дно какой-нибудь теснины, обставленной высокими стенами выветрившегося гранита. Экипаж прыгал по неровному пути, и, по временам, лошадям нужно было делать необычайные усилия, чтобы встаскивать его по натуральной гранитной лестнице. С особенным любопытством смотрел я на наш поезд, когда экипажи снова вытягивались в долину Аблайкитки. Один за другим показывались тарантасы из узкой щели серого гранита. Глядя на них, на одежду и лица проезжающих, на всю неазиятскую их обстановку, невольно думалось о полнейшем диссонансе поезда с безлюдным спокойствием едва обитаемых гор. Кругом тарантасов гарцовали казаки, ободряя лошадей громкими криками. Чуткое эхо вторило по горам и долинам дикие вопли, и долго еще потом пустынные ущелья передразнивали живые звуки и перешептывались странно-измененными голосами, будто удивляясь такому нежданному количеству проезжих.

К вечеру мы разделились. Наш председатель с одним из членов поехали прямо на ночлег, а Г. и я решились отправиться осматривать развалины, известные под именем аблайкитских палат. Наняв верховых лошадей, мы вдвоем, сопровождаемые конвойным казаком, переводчиком и тремя киргизами, из которых один довольно хорошо говорил по-русски, поехали к развалинам. Тарантасу мы тоже приказали следовать за нами и ждать нас на берегу Аблайкитки. Пошел мелкий, но настойчивый дождик. Вершины скал оделись обрывками туч. По ущелью Аблайкитки порывисто понесся ветер, гоня перед собою песок и мелкий щебень. Прежде чем добраться до развалин, мы успели уже порядком промокнуть.

Аблайкитские развалины расположены на правом берегу Аблайкитки, называвшейся прежде Себою и получившей [339] настоящее имя от развалин. Место пустынно и дико. Около столпились высокие горы, голые, обнаженные, покрытые по граниту гранитными же развалинами. Отдельная скала, к которой примкнули развалины, обрывисто выступает в долину и доступна только с одной стороны — от ручья; с других же сторон она ограничивается крутым обрывом, отвесно идущим до самой долины. Скала обнесена со всех сторон стеною, в сажень высотою, сделанною из плитняка. Охватывая доступную от ручья покатость, стена поднимается у обрывов наверх и смыкается там, образуя таким образом длинную и надежную непрерывную ограду. Кое-где на стене растут небольшие деревья. Внутри ограды находятся остатки двух развалин, или, лучше сказать, две кучи чрезвычайно твердого кирпича, со следами известкового цемента. Тут же валяются хорошо глазурованные черепки, с какими-то на них украшениями.

Аблайкит — развалины буддийского монастыря и резиденция калмыцкого (хошоутского) хана Аблая ²⁵. Он основан в XVII столетии. Аблай был разбит главою калмыцкого ойратства Галданом в 1671 году, вследствие чего бежал в Астрахань, где и умер. Развалины его резиденции были открыты партиею усть-каменогорских охотников при Петре I. Охотники нашли здесь множество тангутских или тибетских рукописей, которые и были пересланы в парижскую академию. Впоследствии ученые русские путешественники вывезли из развалин другие рукописи.

Осматривая аблайкитские развалины, приходим к убеждению, что главная цель, руководившая архитектором при выборе места под резиденцию Аблая и при постройке, была чисто военная. Действительно, Аблайкит заключал сам в себе все элементы, нужные для упорной обороны. На полускале, в натуральной систерне, находится глубокое озеро сажен в семь длиною и сажени в две шириною. По покатости растет трава, которая, при значительности пространства, охваченного оградою, была способна прокармливать некоторое количество баранов. Стена охраняет всю скалу, утолщаясь в местах, подверженных нападению. Все это, вместе с крепкою постройкою стены и средствами атаки, [340] существовавшими тогда в Средней Азии, должно было делать Аблайкит весьма сильною крепостию.

Говорят, что под развалинами фундаментов есть еще своды, в которых предполагают спрятанным оружие и другие вещи аблаевского периода. Компания, образовавшаяся в Семипалатинске, хотела произвести раскопки на месте развалин; но местное начальство не дозволило ей приступить к работе.

Мы порядком промокли, а между тем холодный ветер усиливался; потому мы почли за лучшее сделать остающиеся до ночлега 20 верст верхом, чем ежиться от холода в тарантасе и дремать под вой ветра в ущельях. Стало темно, когда мы переехали на горы левого берега. От туч, затянувших небо, наступила та серая мгла, которая обыкновенно непроницаемее темноты. Такие ночи в Крыму весьма обыкновенны. Будто для увеличения сходства, только что осмотренные полуразрушившиеся горы и развалины напомнили предгорий Яйлы, с византийскими и генуэзскими на них развалинами. Почти ровно десять лет тому назад, в подобные серые ночи, мы чуть слышно выходили из севастопольской ограды, чтобы, вблизи неприятельских работ, заложить несколько самовзрывных фугасов... “Такая разбойничья ночь — сказал я товарищу, ехавшему около — была бы находкою в Севастополе”. Заслышав, что речь идет о разбойниках, киргиз, бывший с нами, попросил сдержать лошадей и не очень опережать тарантас. “Здесь народ джаман ²⁶ — пояснил он — темною ночью любит разбойничать, особенно байджигит ²⁷. Это большой разбойник. Он не боится приказа, потому что кочует в Китае”.

Ветер усиливался вместе с серою темнотою. Несколько раз мы теряли дорогу, принимая полусветлую поверхность гранита за полосу дороги. Мы ехали по Бата-горе. С вершины ее стало видно несколько огоньков, мигавших внизу — признак близости аула. Пока внимание было обращено на эти огоньки, мне показалось, что несколько человек тихо говорят у самой дороги с наветренной стороны. Почти в то же время мы отчетливо услыхали сильный шорох, будто [341] от большого числа лошадей, быстро двигающихся по высокой траве. Тогда же со стороны шороха явственно послышались разговор и понуканье. “Что это такое?” спросили мы у киргиза. Он крикнул несколько раз по направлению шороха. Разговор прекратился, но шорох продолжался по прежнему. Мы остановились. Ветер рвал порывами со стороны прогоняемого табуна. Мы услыхали теперь, в нескольких шагах от себя, Фырканье многих лошадей, шум от движения, два, три коротких слова. На повторенные громкие оклики нашего киргиза опять нет ответа; лишь несколько голосов стали усердно понукать табун, который и пошел прибавленною рысью. В это время подъехал наш тарантас. Один из киргизов, следовавших при нем, был послан узнать в чем дело. Прошло несколько минут. Мы услыхали какие-то крики. Посланный киргиз вернулся и стал что-то рассказывать нашему проводнику взволнованным голосом.. Выслушав его, последний передал нам следующее: “Это баранта, из Китая. Только подъехав к самым барантачам, наш парень заметил, что разбойники вооружены пиками я сюилами ²⁸. Он спросил их, откуда едут; но барантачи сами стали допрашивать, кто такой проезжает. Наш киргиз ответил, что он провожает “генералов”. Барантачи поговорили между собою, и один из них сказал: “передай своим генералам, что мы у них ничего не брали и чтобы они, покуда целы, ехали своею дорогою”. Потом разбойники гикнули на украденный табун. По одежде парень узнал, что они байджигиты. Нам показалось неудобным дозволить разбойникам прогонять отбитый в наших пределах табун, так сказать, под носом русских офицеров. Потому мы вынули из тарантаса ружья и послали одного киргиза в аул, чтобы, на основании действующих постановлений, пригласить все мужеское население преследовать баранту. Посланный весьма скоро вернулся и пояснил, что мужчин в ауле нет. Тогда мы приказали ехать тарантасу в аул, сами же, взявши казаков и трех киргизов, порядочно вооруженных нашим оружием, поскакали во всю прыть за барантою. Сделав версты три, мы встретили зимовку. Посланный туда киргиз нашел в ней людей, которые сказали, [342] что баранта тут не проезжала. Темно было по прежнему. Направо и налево поднимались горы. Может быть, через них и лежат удобные пути; но как знать, где они? Разосланные в три стороны киргизы, возвращаясь из своих поисков, объясняли, что следа баранты, за темнотою и ветром, нельзя заметить. Мы поехали назад и, ориентируясь на огни аула, нашли у одной юрты тарантас. Войдя в нее, мы с удивлением увидели, что она наполнена киргизами-мужчинами... За полночь мы добрались до Санташского пикета. Здешним казакам удалось захватить одного байджигита, отставшего от разбойничей шайки.

А. К. ГЕЙНС.

1. См. “Военный Сборник” 1866 года, № 1.

2. Составляя настоящий исторический очерк, я пользовался следующими сочинениями:

1) “Известие о песочном золоте в Бухарии, о чиненных для оного отправлениях и о строении крепостей при р. Иртыше”. — “Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие”. Январь 1760 года. Издания академии наук.

2) “Историческое обозрение ойратов или калмыков”. Отца Иакинфа.

3) “Подробные сведения о волжских калмыках”. Н. Нефедьева.

4) “Сношения России с Хивою и Бухарою при Петре Великом”. А. Н. Попова.

5) “Озеро Нор-Зайсан с его окрестностями”. Н. Абрамова.

6) “О состоянии Алтышара или шести западных городов Малой Бухарии”. Штабс-капитана Валиханова.

7) “Областной город Семипалатинск”. Н. Абрамова.

8) “Заметка об Иртыше и странах, им орошаемых”. С. Гуляева.

9) “Усть-Каменогорск в 1861 году”. Н. Абрамова.

Последние шесть статей разбросаны в периодических изданиях и. р. географического общества.

10) “Поход в Хиву в 1717 году”. Д. Голосова. “Военный Сборник” 1861 года, № 10.

11) “Географическо-статистический словарь Российской империи”. П. Семенова.

12) “Землеведение Азии”. Карла Риттера. Перевод П. Семенова.

13) Рукописная записка неизвестного автора “О присоединении к российским владениям южной части западной Сибири с землями, составляющими внутренние округи Омской области”, составленная большею частию на основании документов, извлеченных из омского архива. Записку эту я получил в штабе Западно-Сибирского военного округа. Не имея точных сведений о том, кем и когда она написана, считаю долгом отдать справедливость знаниям и крайней добросовестности автора записки. При составлении настоящего исторического очерка, я пользовался ею в особенности для периода с 1721 по 1800 год.

3. Калмыцким ойратством или дербен-ойратством назывался союз четырех западных монгольских племен: зюнгорского или джунгарского, дурбетского, торгоугского и хошоутского, образовавшийся в начале XIV столетия. Слово “дербен” по-калмыцки значит четыре; “ойрат” — союзный, ближний. Русские называли ойратов калмыками. Нефедьев объясняет следующим образом происхождение слова калмык; в начале XVI столетия, вследствие несогласий между ойратами, некоторые поколения, отделясь от союза, откочевали к пределам Томской и Енисейской губерний; поколения сии, вследствие очевидного негодования ойратов, получили от них название “элет”, которое татары на своем языке передали русским в слове калмык, ибо как элет по-монгольски, так и калмык по-татарски значит: отпавший, отделившийся или ушедший. Земли ойратов простирались от Алтая до степи Гоби и озера Балхаша. Ойратский союз был весьма силен и делался по временам опасным для всех своих соседей. Эпохою наибольшего могущества ойратов нужно считать 1449 год, когда глава союза, князь Эсэнь, победоносно пройдя до Пекина, заключил здесь выгодный для калмыков мир. Впрочем, более полутораста лет после того калмыки ограничивали свою деятельность пределами отечества. Ко времени появления русских близ границ Джунгарии ойраты начинают опять принимать деятельное участие в среднеазиатских делах.

4. Каждый житель Барабинской степи обязан был платить калмыкам, в год, аймана или ясака: по одной лисице, или по одному речному бобру, или по полукоже юфтовой; за неимением всего этого, можно было вносить, в счет ясака, двадцать стрел и пять орлиных крыльев на их опушку.

5. Слабая сторона ойратов состояла в отсутствии органической связи у разных племен, составляющих союз. Батор-Хонь-Тайцзи сделал весьма много для единства ойратства изданием свода законов по делам военным, гражданским и уголовным. В 1640 году съезд калмыцких князей сделал эти законы обязательными для всех ойратов. При жизни Батора-Хонь-Тайцзи разные калмыцкие роды покорили Хухунор, Тибет, земли по верховьям Ишима, Тобола, Эмбы и пространство между Уралом и Волгою.

6. В 1639 году из Тарханского городка вышли колонисты, заложившие вверх по Тоболу Ялуторовск. С этого времени начинается движение русских за пограничную черту.

7. Впоследствии, в числе переселявшихся в Сибирь, оказалось весьма много беглых помещичьих крестьян. Первоначально правительство затруднялось исполнять просьбы помещиков о высылке их; но в 1713 году положено, что все беглые крестьяне, водворившиеся в Сибири до 1719 года и показанные в сибирских ревизских сказках по это время, остаются на местах жительства; помещикам же они были засчитаны в рекруты. Те же из беглых, которые не были записаны в означенной ревизии, высылались обратно к помещикам.

8. Яркенд, самый большой из городов Малой Бухарии или восточного Туркестана, стоит на р. Яркенд-Дарье, близ северных отрогов Куэн-Луня. По свидетельству Валиханова, в настоящее время в Яркенде 32,000 домов. Вовремя Петра I Яркенд был в зависимости от калмыков. Яркенд-Дарья, на которой он стоит, берет начало из озера Саркола и реки Тынзан, вытекающей из ущелий Куэн-Луня и впадает в большую реку Тарым или Тарымтолу, а последняя, в свою очередь, вливается в озеро Лоб-Нор.

9. Сын Батора-Хонь-Тайцзи, Галдан, провозглашенный ханом по смерти отца, всю свою жизнь стремился к подчинению под власть ойратов остальных монгольских племен и к расширению внешних границ союза. Соединив все калмыцкие племена, он обратил главное внимание на завоевание владений тех монголов, которые признавали власть Китая. В 1680 году Галдан потребовал подчинения от халхас-монголов и, начав с ними войну, завладел частию Халхи. Точно также овладел он Хухунором. Далее, пользуясь фамильными раздорами ходжей, он подчинил своей власти Малую Бухарию. Китай, испуганный непомерным усилением ойратства, объявил себя защитником князей, у которых были отняты Галданом владения; после того столкновение между Китаем и калмыками стало неотразимым. Император Кан-хи двинул против Галдана разом три корпуса войск, которые нанесли ему такие поражения, что бывший глава ойратов, оставленный своими подданными, принял яду. По смерти Галдана главою ойратов сделался Цеван-Раптан, его племянник. Назначая его ханом, китайцы имели в виду, что Цеван-Раптан всю жизнь преследовался дядею, от которого долгое время спасался, с несколькими товарищами, в пустынях Средней Азии. Перед смертию Галдана, Цеван-Раптан произвел удачное восстание против своего дяди. Русские называли Цеван-Раптана Контайшею, потому что, сделавшись ханом, он принял титул: Эрдши-Шурукту-Контайша.

10. В 1700 году хивинский хан Шаниаз просил о принятии его в подданство России. Петр объявил свое соизволение на просьбу Шаниаза. В 1714 году находился при русском дворе посланец, приехавший из Хивы, с известием о восшествии на престол хана Ширгазы. Бековичу поручалось поздравить его.

11. Мало-Ямышевское озеро лежит в 6 1/2 верстах от Иртыша.

12. Перевод 1716 года, 21-го февраля.

13. Еще раньше, с тою же целию, к Ямышеву озеру был послан отряд подполковника Матигорова.

14. Семипалатинская крепость получила свое название от развалин семи каменных палат, составлявших буддистско-ламайский монастырь. В одной из полуразрушенных палат русские нашли бумажные листы с тангутскими или тибетскими письменами, которыми написаны все священные книги буддистов.

15. Первоначально крепость была построена на весьма низком берегу реки, который был окружен песчаными горами, поросшими сосновым бором. После заметили, что гарнизон крепости очень болеет, потому в 1776 году Семипалатинск перенесен вверх по Иртышу на 16 верст, на место, где находились семь палат. (Рукопись капитана Андреева, напечатанная С. Ковалевым в одном из периодических изданий и. р. географического общества.) На месте, выбранном Передовым, находится теперь станица Старо-Семипалатинск.

16. Несмотря на чрезвычайные злоупотребления, князь Гагарин восемь лет оставался губернатором, благодаря большим связям с двором и всею тогдашнею аристократиею. Наконец, узнавши истину, Петр послал своего деньщика объявлять по Сибири, что “Гагарин-де вор и недобрый человек и губернатором не будет”. В 1717 году князь Гагарин был вытребован в Петербург, судим два года и повешен перед сенатом, как сказано, “за его неслыханное воровство”, раньше еще чем получено было следствие, произведенное Лихаревым.

17. Чтобы дать какую-нибудь охрану барабинским татарам, в 1722 году, по дороге из Тары до Томска, проложенной через Барабу, построены небольшие укрепления: Тартасское, Каинское и Убинской-Пас.

18. В этом году построены укрепленные форпосты: Бийский в 210 верстах от Кузнецка, на правом берегу реки Бии, близ ее соединения с Катунью; Белоярский на Оби, в 244 верстах от Бийского форпоста, и Малышевский, в 134 верстах ниже Белоярского. Бийский форпост соединялся с Кузнецким острогом посредством укрепленных караулов.

19. По вступлении на престол, Галдан-Черен прежде всего обезопасил себя родственными союзами с соседними владетелями и потом уже объявил войну Китаю. Калмыки были так счастливы, что в 1730 году совершенно истребили, при Хотон-Норе, китайский корпус в 20,000 человек, посланный в Джунгарию. После того полководцы ойратов, Черен-Дондук старший и Черен-Дондук младший, вторгнулись в Халху. Однако на другой же год, осенью, сам Галдан-Черен потерпел такое поражение от восточных монголов, что должен был заключить с китайцами мир, на невыгодных для себя условиях. Окончив войну на востоке, Галдан-Черен решился наказать киргизов, беспокоивших калмыцкие земли во время борьбы с Китаем. Калмыки двинулись на запад и, истребляя все на своем пути, прошли все киргизские земли до Урала. Только вмешательство нашего правительства заставило калмыков отступить в свои пределы. Последние годы жизни Галдана-Черена были ознаменованы внутренними смутами.

20. С 1716 по 1720 год, при учреждении прииртышных крепостей, к последним было приписано до 800 душ служилых людей; впоследствии, в ожидании войны с Галданом-Череном, в Сибирь двинуто пять регулярных полков, часть которых была расположена по иртышской линии. Спустя пятнадцать лет, вследствие серьезных недоразумений с китайцами, к линейным казакам присоединены донские казаки и ирегулярные части из башкиров и мещеряков. С того же года началось добровольное переселение крестьян, вызванных из разных уездов Сибири. В 1761 году население иртышской линии усилено арестантами, занимавшимися прежде починкою и построением крепостей, и отставными нижними чинами из полков, расположенных в Сибири, с отводом последним по 20-30 десятин земли. Вскоре после того в состав линейных казаков вошла небольшая часть запорожцев. В 1775 году переименованы в казачье сословие ссыльные, водворенные не в дальнем от линии расстоянии. При императоре Павле I к казакам приписано 2,000 малолетков из детей солдат, служивших в Тобольской губернии. В 1846 году в состав Сибирского казачьего войска вошли крестьяне, жившие в деревнях, лежащих вблизи линии, а три года спустя к территории войска присоединены еще 42 слободы, с населением в 5,830 душ мужеского пола. Последними штатами, в Сибирское казачье войско дозволено поступать всем русским и киргизам, с соблюдением некоторых формальностей. Вследствие приведенных мер, русское народонаселение по окраинам Западной Сибири и внутри киргизских степей разрослось до значительной цифры. В 1808 году линейных казаков считалось всего 6,200 человек; в 1841 году казачье население размножилось до 48,331 душ обоего пола; в 1864 году, по сведениям, имеющимся в управлении ирегулярных войск, на землях Сибирского казачьего войска жило 109,983 души, в том числе 56,030 мужчин и 53,653 женщины. Из общего числа населения считалось 2,561 иногородных и разночинцев обоего пола; остальная же часть состояла из казачьего сословия.

21. В 1798 году было предписано исправлять дорогу от Усть-Каменогорска до Бухтармы на деньги, вырученные от отдачи на откуп казенной рыбалки, находившейся на Иртыше выше кр. Бухтармы; но так как охотников на взятие в откуп этой рыбалки не оказалось, то она впоследствии передана войску, с тем, чтобы дорога от Усть-Каменогорска до Бухтармы постоянно исправлялась казаками.

22. Взято из записки “О десятиверстном расстоянии”, составленной полковником Гутковским (ныне генерал-майор).

23. По второй переписи Сибирской губернии, произведенной генералом Чернцовым.

24. По официяльнным сведениям за 1862 год, в пределах Тобольской губернии по Иртышу, Тоболу и Туре прошло 120 пароходов, 320 судов, 1,192 плота, при 13,865 рабочих, и перевезено товаров на 19,991,166 рублей.

25. Кит — по-тибетски значит монастырь.

26. Джаман — дурной.

27. Киргизское племя Средней орды, кочующее, близ наших границ, в пределах Китая.

28. Сюил — род длинной деревянной дубины.

Текст воспроизведен по изданию: Киргизские очерки // Военный сборник, № 6. 1866

© текст - Гейнс А. К. 1866
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Иванов А. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1866

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info