-

Изучение среднеазиатских исторических актов, проводившееся еще В. В. Вельяминовым-Зерновым, В. В. Бартольдом, П. М. Мелиоранским, В. Л. Вяткиным, А. А. Семеновым, П. П. Ивановым и другими учеными, получает сейчас все более широкое развитие ¹. Однако систематические публикации и исследования этого рода источников, необходимые для выяснения особенностей исторического развития Средней Азии, только еще начинаются.

До недавнего времени древнейшей вакуфной грамотой Средней Азии считалась вакфнома мавзолея Ишратхана 1464 г. ². В 1951 г. был опубликован нами значительно более древний вакуфный документ конца XIV в. ³. В настоящее время открыта вакуфная грамота мавзолея Сайфиддина Бохарзи 1326 г., которая содержит особенно важные сведения о социально-экономической жизни Средней Азии, в частности. [149] о формах эксплуатации разных категорий крестьян. Впервые из этого документа мы узнаем о существовании в Бухаре XIV в. социального института кедиварства и об условиях прикрепления к землям вакфа вольноотпущенников, превращавшихся в крепостных крестьян. Выясняется, что кедиварство как определенная форма взаимоотношений крупных землевладельцев с обрабатывавшими их земли крестьянами было характерно для частных имений «милк», «милки хосс», тогда как вакуфные земли обрабатывались издольщиками «музореъ» и крепостными из бывших рабов.

Таджикский язык документа содержит множество очень старых аграрных и социальных терминов, что делает его интересным не только для историков, но и для языковедов. Подробное описание границ вакуфных имений и системы их орошения обогащает наши сведения по исторической топографии Бухарского района. Начало документа и его заключение, объясняющие цель и условия вакфа, вводят нас в такие подробности хозяйственной и культурной жизни, какие совершенно не освещены другими источниками.

Краткий очерк этого документа и составит содержание настоящей статьи. Ему предпосылаются некоторые биографические сведения о Сайфиддине Бохарзи.

Сведения о бухарском шейхе XIII в. Сайфиддине Бохарзи содержатся во многих исторических и географических сочинениях, написанных в Средней Азии и Иране XIII-XIV вв. и более позднего времени ⁴.

Об этом шейхе неоднократно писал В. В. Бартольд. Особенно интересные сведения приведены в автографе его работы по истории XIII в., в которой цитируется выдержка из письма Сайфиддина Бохарзи к визирю Чагатая Кутбиддину Джейш Ахмаду ⁵.

На основании сведений, почерпнутых из исторических хроник (Джувейни и др.), В. В. Бартольд пришел к выводу, что среднеазиатские шейхи, и, в частности, Сайфиддин Бохарзи активно выступали против монгольского завоевания и против умаления светской власти духовенства при монголах.

Имеется статья Худай Бахша ⁶ о Сайфиддине Бохарзи и его стихах, а также статья Кёпрюлю-задо Фуада, в которой повторяются в основном те же сведения о Сайфиддине Бохарзи, что и в статье Худай Бахша, и дана библиография ⁷. [150]

Известные из источников факты биографии Сайфиддина Бохарзи сводятся вкратце к следующему:

Сайфиддин Бохарзи родился в 1190 г. (или, по другим источникам, в 1180-1181 г.) в Хорасане. В Герате и Нишапуре он изучал законоведение, языкознание и толкование Корана. При изучении хадисов наставником его был шейх Шихобиддин ал-Сухраварди. В дальнейшем Бохарзи сделался суфием, учеником гератского шейха Тоджиддина Махмуда, сына Худойдода ал-Ашфаки.

Мы не знаем, когда Бохарзи переехал в Хорезм и присоединился к дервишам, окружавшим популярного в то время хорезмского шейха Наджмиддина Кубра, основателя суфийского ордена Кубрави. Известно, что Наджмиддин Кубра был убит в 1221 г. в рукопашной схватке, выступив со своими мюридами против монгольского нашествия.

О пребывании Сайфиддина Бохарзи в Хорезме сообщают, что он дважды уединялся, погружаясь в мистический экстаз, чем заслужил одобрение шейха Наджмиддина Кубра, и затем был принят в число его мюридов. Источники подчеркивают, что Наджмиддин Кубра за всю свою жизнь принял только двенадцать мюридов, но зато впоследствии все они стали «великими шейхами».

В «Нафахот-ал-унс» Джами приводится ряд интересных анекдотов о характере суфийского «служения» Сайфиддина в период его пребывания в Хорезме и Бухаре. Эти рассказы Джами представляют отражение того факта, что многие из среднеазиатских владык подчинялись шейхам, становясь их мюридами.

Имеется сообщение ал-Хувафи о том, что в 1219 г. в хорезмской Джурджание состоялось заключение братского союза между Сайфиддином Бохарзи и Саадиддином ал-Хамавия. Как утверждает Хувафи, это произошло в присутствии шейха Наджмиддина Кубра, который позже отправил Сайфиддина Бохарзи в Бухару. В Бухаре Сайфиддин Бохарзи имел своим наставником имама Рукниддина, который, по сведениям В. В. Бартольда, тоже был убит при монгольском нашествии. Рукниддин упоминается в «Китоби Муллозода». Впоследствии Сайфиддин получил титул «Шайхул-олам» и пользовался в Бухаре известностью и почетом не только среди дервишей, но и в правящих кругах. Когда христианка Суюртуктайбики, мать монгольского хана Менгу, пожертвовала тысячу балышей серебра на постройку в Бухаре мадрасы и покупку населенных земель для ее вакфа, то заведование ими было поручено Сайфиддину Бохарзи.

В Рашахот ас-Сафи говорится, что Сайфиддин Бохарзи пользовался широкой известностью: к нему в Фатхобод приезжали Ходжа Гариб, шейх Хасан Булгари и другие известные суфийские старцы. Приведенное В. В. Бартольдом письмо Сайфиддина к чагатайскому визирю показывает, что этот шейх пытался вмешиваться в политические дела. Он настойчиво требовал предоставления светской власти духовенству.

Сайфиддин Бохарзи писал стихи, которые были популярны среди дервишей. Часть их издана в ZDMG, 59, II, другие в «Текстах» к книге В. В. Бартольда «Туркестан...» и в «Намунаи адабиёти тоджик» С. Айни ⁸.

После смерти Сайфиддина Бохарзи, последовавшей в 1258 г., потомки построили у его могилы величественный мавзолей ⁹ и хонаку, которые поддерживались доходами от вакуфных имений.

В 1333 г. хонаку Сайфиддина Бохарзи посетил известный арабский путешественник Ибн Баттута, который написал о ней следующее: «Мы остановились... в Фатхободе. Обитель очень велика, и ей принадлежат огромные вакфы. Шейх из потомков [151] Сайфиддина Бохарзи принял меня как гостя в своем доме. Он собрал почитаемых людей города, и они читали Коран прекраснейшими напевами, а проповедник сказал очень хорошую проповедь. Пели песни по-тюркски и по-фарси. Там я встретил приехавшего из Герата ученого законоведа, носящего титул "Садри шариат"» ¹⁰.

Кёпрюлю-заде Фуад утверждает, что текке и монумент Сайфиддина Бохарзи были построены в 1385 г. по приказанию Тимура и украшены глазурованными плитками, которые сохранялись до конца XIX в. ¹¹.

В «Китоби Муллозода» говорится, что к востоку от могилы Сайфиддина Бохарзи находилась могила его внука Яхьи, сына Ахмада Саъида ал-Бохарзи, который был ученым суфием и знатоком хадисов. «Это он учредил поминальные угощения, снабжение бедняков одеждой и жилищами в Фатхабаде. Он прибыл из Кермана в Бухару в 712 (1312-1313 г.), а умер в 736 (1335-1336) г. То же повторяется в «Тухфат уз-зоирин». Среди сыновей Сайфиддина Бохарзи действительно упоминается Бурхониддин Ахмад, совершивший хаджж и оставшийся в Кермане (Хувафи, «Тексты» В. В. Бартольда, стр. 160), так что сообщение «Китоби Муллозода» о приезде его сына из Кермана представляется вполне правдоподобным. Мы останавливаемся на всех этих подробностях потому, что Яхья, сын Ахмад Саъида ал-Бохарзи, упоминается в исследуемом нами документе 1326 г. как учредитель вакфа.

Вакуфный документ мавзолея Сайфиддина Бохарзи сохранился в трех списках. Первые два хранятся в Ташкенте, в Центральном государственном архиве Узбекской ССР (ф. 323, № 1196 и 1183). Они были переписаны, вероятно, в XIV в. Основанием такой датировки являются палеографические особенности (почерк, бумага и т. д.) и старинное правописание, например, конечное «и» с двумя точками (***), даль с точкой (***), указательные местоимения «он чи» и «он ки» без конечного хои хавваз (***). Все это характерно для рукописей XIV в. Третий список, хранящийся в Бухарском музее, был переписан в конце XVIII в., что очевидно не только по палеографическим признакам, но и по приложенной печати эмира Маъсума (Шох Мурода), правившего в Бухаре в 1785-1800 гг.

Таджикский язык документа, вначале чрезвычайно велеречивый, с пышным нагромождением эпитетов, арабских цитат (из Корана, хадисов и т. п.) и стихотворных вставок, при переходе к деловому содержанию, около семидесятой строки, резко меняется, становясь проще и уже не представляя особых трудностей для понимания. Исключение составляют старинные термины, главным образом аграрные, ирригационные и географические. Некоторые из них относятся к древним языкам Средней Азии и встречаются в этом документе впервые. Из них назовем:

1) Уза (или авза) в значении: «необрабатываемая земля», например, в контекстах: ***

2) Афдак в значении «мелкое ответвление ирригационного канала», например: ***

3) Урд — глиняный забор или земляной откос, отграничивающий земельные участки: ***

4) Загоркаш — сточный канал, дренажная канава: *** [152]

5) Намарз или бомарз — межа, отметка на границе земельного участка: ***

Особенностью языка нашей грамоты является употребление таджикских слов в тех выражениях, где для позднейших документов Средней Азии (вплоть до XX в.) характерно употребление только арабских.

Значение термина	Обычное обозначение в документах XV-XX вв.	Обозначение, встречающееся в документе 1326 г.
Плодовые и неплодовые (деревья)	***	***
Половина (недвижимости)	***	***
Подобный (вышеуказанному)	***	***
Могила, кладбище	***	***
Баня	***	***
Сын	***	***
Бог	***	***

Следует заметить, что указанные в таблице таджикские обозначения не являются исключительно употребляемыми в грамоте 1326 г. В ней встречаются для обозначения тех же понятий, наряду с таджикскими, также и арабские термины, в то время как в более поздних актах в этих случаях употребляются только арабские.

Если это не является индивидуальной особенностью только данного акта (а других официальных документов Бухары начала XIV в. не сохранилось), то можно было бы сделать заключение, что в таджикском языке актов XIV в. было меньше арабских элементов по сравнению с языком документов XV-XX вв.

Как на причину этого явления можно было бы указать на усиление влияния мусульманского духовенства, внедрявшего арабские термины через мактабы и мадрасы.

Содержание вакуфного документа 1326 г. можно разделить на следующие крупные части:

А. Вводная часть, в которой после хвалы аллаху и учредителю вакфа дается благочестивая мотивировка совершения акта и объяснение его юридической сущности.

Б. Перечисление объектов вакфа и обращенных в вакф недвижимостей с подробным описанием их границ и таким же описанием не вошедших в данный вакф участков, принадлежавших другим вакуфным учреждениям, частным лицам или государству (милк, мамлакаи дивон, мамлакаи инджу и т. д.).

В. Перечисление обращенного в вакф движимого имущества, в том числе предметов обихода, оборудования мавзолея и хонако, а также рабов, купленных учредителем вакфа и освобожденных им от рабства, но прикрепленных к вакуфным землям для их обработки и для обслуживания мавзолея и хонако.

Г. Условия вакфа с подробными указаниями о распределении вакуфных доходов и назначении должностных лиц по управлению хозяйством вакфа, о размерах их жалования натурой и деньгами. Предписания о расходовании средств на праздничные угощения, призрение бедняков-паломников и соблюдение правил гостеприимства. Предписания об условиях эксплуатации вакуфных земель и мерах против их узурпации.

В вводной части, после славословий, изложены религиозные соображения, послужившие причиной обращения в вакф собственной недвижимости шейха Яхьи, [153] внука Сайфиддина Бохарзи. Главная мысль сводится к утверждению временного и преходящего характера земной жизни и водности потусторонней, вследствие чего «каждому человеку необходимо добрыми делами в этом мире подготовить для себя благополучие на том свете». Наилучшим видом милостыни признается постоянное, не прекращающееся и после смерти учредителя извлечение доходов из имущества, обращенного в пользу религиозных учреждений и призрения паломников, то есть вакф.

Сущность самого акта обращения имущества в вакф определена рядом формул, в которых, в частности, говорится, что после обращения в вакф это имущество не должно ни продаваться, ни дариться, ни передаваться по наследству, ни превращаться в чью-либо собственность, ни расходоваться на что-либо, кроме обозначенных в документе статей расхода.

В качестве объектов вакфа, то есть сооружений, на поддержание которых было предписано расходовать средства вакфа в первую очередь, в нашем документе указаны мавзолей над могилой Сайфиддина Бохарзи в Фатхободе, хонако и земельный участок, предназначенный для постройки второй хонако.

Как видно из нашего документа, в 1326 г. шейх Яхья Бохарзи для увековечения памяти своего деда Сайфиддина Бохарзи обратил в вакф многочисленные земли, на которых находился один городок (касаба) и десять селений.

Приведем список обращенных в вакф местностей в том порядке, как они перечислены в документе.

Кроме перечисленных, в документе упоминается еще несколько десятков селений и каналов в связи с тем, что они граничили с землями вакуфных имений Сайфиддина Бохарзи.

Как выясняется, многие географические названия XIV в. сохранились в окрестностях Бухары почти что до нашего времени. На карте Бухарских владений 1896 г. и в «Списке арыков и населенных пунктов Бухарской части долины Зеравшана» Н. Ф. Ситняковского ¹² мы находим под старыми названиями большинство селений и оросительных каналов, перечисленных в нашей вакуфной грамоте. Благодаря этому мы можем довольно точно определить местоположение почти всех обращенных в вакф Бохарзи земель и селений.

Некоторые из названий селений и каналов встречаются в документах шейхов Джуйбори XVI в., например, Фатхобод, Фаришун (Варишун), Ибоди, дехи Осьё, Хаузи Арусон, Ширбуддин, Тукмендиза, Хоми, Форакан ¹³. [154]

Ближайшим к Бухаре, в полутора километрах к юго-востоку от каршинских ворот был городок Фатхобод, основанный, как говорится в документе, еще в XIII в. поселившимся там Сайфиддином Бохарзи. В этом место он и был похоронен. В трех км к югу от Фатхобода, приблизительно на 1 км западнее современной линии железной дороги, находилось селение Форакан, принадлежавшее этому вакфу со всеми его землями. Между Фатхободом и Фораканом были расположены тоже принадлежавшие вакфу земли Маргзорча. К юго-востоку от Форакана находилось селение Ошмиюн (Ошпьемун карты 1896), а к нему с юга и востока примыкали селения Ковокдиза, Ибоди, Разина и Кишлоки Хачаги (Биджаки?). Восточнее Разины находилось селение Хаузи Арусон, упомянутое в документах шейхов Джуйбори и в списке Н. Ф. Ситняковского среди селений, расположенных на левых ответвлениях от канала Шахруд, что вполне соответствует указаниям нашего документа. Как видно из нашего вакфнаме и из документов шейхов Джуйбари, земли селения Хаузи Арусон орошались из канала Фаришун, который нес воды к селению Фаришун, вошедшему в состав вакфа, но не отмеченному ни на карте, ни в списке Н. Ф. Ситняковского. Не находятся на карте также селения Ковокдиза и кишлак Хачаги (или Биджаги?), но их местоположение уверенно определяется благодаря упоминанию границ примыкавших к землям указанных на карте селений.

Судя по местоположению отмеченных на карте 1896 г. вакуфных селений и учитывая указания документа 1326 г. о том, что земли каждого из этих селений примыкали к землям других селений этого вакфа, можно сделать вывод, что к югу от каршинских ворот г. Бухары в 1326 г. был обращен в вакф целый район, площадью не менее 100 кв. км.

Среди исключаемых из вакфа, но расположенных внутри обращенного в вакф района упоминаются 24 сада, земельные участки и одна мельница, являвшиеся собственностью (милк, милки хосс) учредителя вакфа, шейха Яхьи Бохарзи.

Те условия, на которых собственные сады шейха были переданы, очевидно, для обработки другим лицам, обозначаются в документе словами: ***

В тех случаях, когда речь идет о возможности передачи кому-либо во временное владение вакуфных земель, употребляются другие термины, например, *** и ***

Термин *** (кедиварство) встречается в документе 28 раз. Он употребляется только в отношении собственных садов учредителя вакфа и в отношении общей собственности его с эмиром Дулдаем.

В отношении земель государственных, вакуфных или принадлежащих другим лицам, в том числе шейхам — потомкам Сайфиддина Бохарзи, (206) термин кадивари не употребляется.

Контексты, содержащие термин ***, имеют в основном следующие варианты: *** [155]

Встречается в документе и форма *** при описании обращаемых в вакф земельных угодий с остатками разрушенных жилищ кедиваров: *** (селения Форакан) ***

Из этого контекста видно, что дворы с жилищами кедиваров и музореъев входили в состав обращаемого в вакф недвижимого имущества. Однако во всех других случаях, когда упоминаются дома кедиваров, о них говорится как о разрушенных (вероятно со времен монгольских побоищ конца XIII в.). Например, в соседнем с Фораканом селении Ушмиюн описываются угодья (***), входящие в состав вакфа, в следующих выражениях: ***

В селении Разина также описывается холм, на котором когда-то жили кедивары: ***. Такие же разрушенные жилища кедиваров упоминаются и в Форакане.

Сопоставляя все контексты нашего документа, содержащие термины «кедивар» и «кедивари», можно прийти к выводу, что в начале XIV в. в Бухаре еще реально бытовали отношения между крупными собственниками земли (в данном случае шейхом) и земледельцами, обозначаемые термином «кедивари». Описания разрушенных жилищ кедиваров на холмах, бывших, вероятно, замками — телль, кушк (недаром на этих холмах упоминаются развалины бывших дворцов и складов), позволяют предположить, что кедиварами называли зависимых крестьян, обрабатывавших, наряду с музореъями, княжеские земли.

Известно, какое огромное значение придается в нашей исторической литературе фигуре кедивара. Понимая этот термин как обозначение крестьянина-общинника, постепенно закабалявшегося феодалами, А. Ю. Якубовский ¹⁴, С. П. Толстов ¹⁵ и другие исследователи ¹⁶ связывают с кедиварством целую эпоху, и притом важнейшую эпоху, в истории Средней Азии — время становления феодальных отношений.

Как известно, термин «кедивар» встречается в Истории Бухары Мухаммада Наршахи, в Шахнаме Фирдоуси, в Диване Манучехри и некоторых других источниках. Он упоминается дважды в самаркандской вакуфной грамоте Ходжи Ахрара конца XV в., в составе имен собственных, как прозвище или обозначение профессии ¹⁷. Насколько известно, употребление термина «кедивар» в XIV-XV вв. отмечается впервые.

Никаких сведений, которые могли бы уточнить наше представление о характере взаимоотношений между феодалами и кедиварами, в доступных источниках не содержится. Были ли кедивары свободными или закрепощенными земледельцами и какое [156] отношение имели они к сельской общине, получали ли кедивары землю от феодалов для обработки из доли урожая или на других каких-либо условиях, изменялось ли положение кедиваров на протяжении X-XIV вв. и в каком направлении — все эти вопросы остаются открытыми. Наш документ 1326 г. вносит лишь то новое, что кедиварство существовало вплоть до XIV в., что эта форма землепользования была характерна для частновладельческих (но не для государственных и вакуфных) имений и что жилища кедиваров были расположены возле замков феодалов, а не самостоятельными поселениями. Самый факт получения кедиварами земли, принадлежащей феодалам, свидетельствует о том, что кедивары в XIV в. не имели (совсем или в достаточной мере) собственной земли.

Наряду с термином «кедивари» в вакфнаме 1326 г. в аналогичных контекстах часто встречается термин «богбони». В «богбони» сдавались тоже только собственные сады учредителя вакфа, иногда частями, например в селении «Кушки осьёи Вобкана»: ***

В одном случае сад отдан был в богбони «на определенных условиях», но каких именно условиях, к сожалению, не говорится. В другом месте сказано, что сад находится в руках некоего Махмуда «на определенных условиях» без употребления терминов богбони или кедивари. Про одного богбона говорится, что он посадил деревья и виноград.

Термин богбони встречается и в других источниках. Например, из биографии Фирдоуси, приведенной в Тазкират аш-шуаро Давлатшаха, известно, что отец Фирдоуси был богбоном чорбога Фирдаус, принадлежавшего Сури ибн Абу Маъшару в Тусе ¹⁸.

Заключительная часть документа посвящена распоряжениям учредителя вакфа о расходовании средств и организации всего хозяйства вакуфного учреждения.

Обращает на себя внимание тот факт, что весь этот раздел на протяжении 250 строк текста посвящен только подробностям распределения доходов. Сельскохозяйственному производству, являвшемуся источником средств вакфа, в документе не уделено и сотой доли внимания. Никаких указаний о возделываемых на вакуфных землях культурах, об агротехнике и прочем в документе не содержится. При описании вакуфных земель указывается только право на оросительные воды из определенных каналов, но ничего не говорится об организации орошения, ремонте и очистке ирригационных систем и других обстоятельствах этого сложного и трудоемкого дела, от которого зависела доходность имений.

Все, обрабатывавшие вакуфную землю, будь то потомки Бохарзи, представители администрации вакфа или же простые крестьяне, даже из бывших рабов, одинаково [157] обязаны были ежегодно свозить в амбары хонако и сдавать его служителям одну треть получавшегося ими урожая. О технике определения размеров урожая и выделения одной трети ничего не сказано. Поскольку говорится об амбарах, ясно, что рента (мол) взималась натурой, но в каких именно продуктах — неизвестно. В документе говорится о служащих вакуфного учреждения, занятых сбором этой ренты, надзиранием и представительством: ***. Распорядители вакуфных средств имели право учинять иски в казийском присутствии от имени вакуфного учреждения, но все это касалось только права на определенную долю урожая или права владения землей; ни о каких функциях администрации вакфа по организации самого сельскохозяйственного производства в документе не упоминается.

Лица, обрабатывавшие земли вакфа, обозначаются в нашем документе термином музореъ (издольщик?), в отличие от крестьян, обрабатывавших частные земли шейха Яхьи, которых документ называет кедиварами и богбонами. Снабжало ли вакуфное учреждение музореъев семенами, скотом или сельскохозяйственными орудиями, из документа не видно. Вероятно, этого не было, иначе об этом было бы упомянуто.

Вообще ясно, что вакуфное учреждение интересовалось только сбором и распределением доходов. Само же производство было целиком предоставлено инициативе издольщиков и велось, вероятно, общеизвестными традиционными методами, о которых в вакуфной грамоте не было нужды говорить. Все это лишний раз свидетельствует, что огромные латифундии среднеазиатских вакфов были в сущности совокупностью многочисленных мелких крестьянских хозяйств, а не крупными хозяйствами.

Как видно из документа, при мавзолее шейха Сайфиддина Бохарзи было устроено суфийское хонако, являвшееся центром своего рода религиозно-благотворительного учреждения. Суфии-паломники получали там приют и пищу, а постоянно жившие при хонако потомки Бохарзи и другие дервиши еще и одежду, обувь, мыло и прочее. В документе подробно перечисляются предметы кухонного, осветительного и прочего инвентаря хонако. Устанавливается штат служащих, обязанных собирать и расходовать средства вакфа. Кроме имама, шейха, мутавалли, муэззинов, ходимов, повара, кладовщиков и др., упоминается учитель для обучения чтению Корана детей-сирот и новообращенных в ислам.

Учредитель вакфа завещал своим потомкам содействовать распространению его сочинения ***, для чего все желающие переписать эту книгу могли получить в хонако ее экземпляр вместе с необходимым количеством бумаги, перьев, чернил и проч.

Документ предписывает кухне хонако ежедневно выпекать хлеб и варить пищу (шесть дней в неделю с мясом и один день без мяса) в таком количестве, чтобы накормить каждого, пришедшего поклониться могиле шейха мира. В случае, если в момент прихода их в хонако там не будет горячей пищи, предписывается угостить пришедшего хлебом с маринадами, вареньем, сушеными или свежими фруктами, но ни в коем случае не отпускать никого без угощения, разве что сам пришелец не пожелает сесть и покушать. Предписывая ежедневно готовить столько пищи, чтобы хватило на всех присутствующих в хонако, документ указывает все же приблизительный ежедневный расход в 100-110 манов (хлеба?) по бухарскому купольному весу (***), что равнялось 500-550 шариатским манам. Ежедневной нормой для каждого суфия бедного странника (фукарои мусофир) были две лепешки весом в один шариатский ман каждая и одна миска горячей пищи с одним куском вареного мяса. Дважды в неделю к этому добавлялись сладости, а летом фрукты из принадлежащих вакфу садов. Особенно большие угощения с приглашением всех городских и сельских жителей устраивались в хонако по мусульманским праздникам.

Документ предписывает служащим хонако быть справедливыми, оделять всех поровну, независимо от национальности и общественного положения угощаемых и получающих постоянное довольствие: *** [158]

Из этого отрывка видно, что в числе посетителей мавзолея Бохарзи могли быть, мусульмане из тюрок, таджиков, монголов и индийцев. По общественному положению документ противопоставляет эмиров — раиятам, шейхов — донишмакдам (представителям ортодоксальной книжной учености в противоположность суфиям), рабов свободным, бедных — богатым, знатных — простым людям. По существу, наш документ отразил здесь все главные слои населения феодальной Бухары. Все крестьяне и ремесленники, как податное сословие (раияты), противопоставляются привилегированным эмирам, не только не платящим податей, но, наоборот, пользующимся, через систему бератов и хаволя, услугами эксплуатируемых раиятов.

Документ запрещает отдавать в обработку (музораъа) или во временное владение (мукотаъа) земли вакфа лицам, обладающим властью (хоким) в гор. Бухаре и других вилаетах, а именно: эмирам туманов, маликам, баскакам и везирам дивана, а также их сыновьям или наместникам, которые могли бы присвоить эти земли (кабола ва мукотаъа кардан).

Документ категорически запрещает производить какие-либо выдачи (***) ¹⁹ из средств вакфа, кроме предусмотренных самим учредителем. Все кары небесные и земные призываются на голову насильника (золим), который попытался бы присвоить имущество вакфа, учредить налог или побор (хаволя), выдать и предъявить берат на получение части доходов вакфа.

Было запрещено отдавать вакуфные земли в аренду (иджорат) на срок более двух лет, даже если бы целью аренды было не только обработка (зироъат кардан), но и благоустройство, улучшение и орошение земель (ободон кардан).

В случае невозможности воспрепятствовать присвоению имуществ вакфа и нарушению условий, предписанных учредителем, со стороны имеющих власть лиц, документ требует прекратить функционирование всего вакуфного учреждения, загородить вход в хонако и оставить необработанными вакуфные земли «до тех пор, когда появится справедливый государь, который изгонит того узурпатора и прекратит его посягательства».

Кроме свободных земледельцев, вакуфные земли обрабатывали также бывшие рабы, превращенные учредителем вакфа в крепостных, прикрепленных к землям вакуфного имения.

Ввиду важности этого вопроса приведем полностью отрывок документа, в котором определяются условия превращения рабов в крепостных. [159]

Из этого отрывка видно, что рабы, купленные учредителем вакфа, были иноземного происхождения: из 18 рабов 10 были индийцы, два монгола, два тюрка, один китаец, один, вероятно, перс (аджами) и два хинди-аджами, вероятно, из персов, живущих в Индии. Впрочем в отношении одного из последних говорится, что он был «хинди-аджамии Хорасан», т. е. выходцем из Хорасана. В другом месте говорится, что среди купленных для обслуживания вакфа рабов были также русские, однако среди перечисляемых поименно их нет.

Кроме национальности, в списке рабов для четырнадцати из них указаны профессии или иные сведения, касающиеся их общественного положения. Таких сведений нет только для китайца, двух монголов и выходца их Хорасана. Один из тюрок назван шейхом, другой — мясником (кассоб). Три индийца — садовники (богбон), три — пастухи или охранники орошения (чупон или джубон), один погонщик верблюдов (сорбон). Про восьмого индийца сказано, что он был мухрдор — то есть был хранителем печати, обладал личной печатью (если только не клеймом раба) или имел такое насмешливое [160] прозвище, а может быть действительно до рабства принадлежал к привилегированному классу. Про другого китайца говорится, что он был вакил. Термин вакил встречается в нашем документе и по отношению к бухарцам — землевладельцам и арендаторам собственных земель учредителя вакфа, но из контекстов не выясняется, каковы были функции вакилей. Последний, десятый индиец нашего перечня рабов был сыном индийца-раба, рожденным в рабстве (хиндубача кадими хоназод). Один из персов (аджами) был садовником, другой (хинди-аджами) погонщиком волов (говбон). О профессии четырех рабов сведений нет.

Все эти рабы были куплены учредителем специально для обслуживания вакфа.

Как видно из вышеприведенной цитаты, учредитель вакфа отказался от своих рабовладельческих прав по отношению к купленным рабам и торжественно объявляет их свободными, но с одним условием: они обязаны всегда работать при вакуфном учреждении, получая за это вознаграждение наравне со свободными работниками, не должны переселяться из вакуфных земель, убегать и прятаться, то есть превращаются в крепостных, прикрепленных к землям вакуфного учреждения.

Из документа 1326 г. ясно, что рабы, обращенные в вакф, использовались не только для обслуживания мазара и хонако, но и для земледельческих работ в садоводстве и полеводстве. Положение вольноотпущенников-земледельцев и способ их эксплуатации существенно отличались от тех, которые были установлены для бывших рабов, служивших непосредственно при мазаре или выполнявших административно-управленческие функции. Те, кто был занят земледелием или садоводством, не получали ежедневного пищевого довольствия, одежды и обуви из доходов вакфа, а должны были кормиться и одеваться из доли урожая, которая оставалась им с обрабатывавшихся ими вакуфных земель после уплаты налога вакфу в размере 1/3 урожая.

Несли ли обработчики вакуфных земель какие-либо другие налоги или повинности, в документе не говорится.

Наш документ представляет, насколько известно, единственный среднеазиатский исторический источник, который с такой ясностью свидетельствует о существовании здесь крепостничества в форме прикрепления к землям вакфа бывших рабов. Обращение в вакф рабов встречается и в других документах: вакуфной грамоте мавзолея Ишратхона (1464 г.), в вакуфных грамотах Ходжи Ахрара (1490 г.) и шейхов Джуйбори (XVI в.). Но только в нашем документе 1326 г. условия обращения в вакф и прикрепления к вакуфным землям изложены так подробно.

Из переписки Рашидиддина известны факты превращения рабов в издольщиков в Иране и Хорасане XIII в. В своих собственных имениях (амлоки хосса) Рашидаддин эксплуатировал на земледельческих работах много рабов, прикрепленных к определенным садам и землям в качестве «музореъон», то есть издольщиков. Рабы — ремесленники государственных мастерских тоже переводились в это время на оброк по приказу Газан-хана с целью усилить производительность их труда ²⁰.

Очевидно, и в Передней, и в Средней Азии ощущалась в этот период необходимость отказаться от рабства в пользу феодальных методов эксплуатации. Иран, Хорасан и Мавераннахр, где давным-давно уже победил феодализм, по-видимому, пережили в XIII в. очень сильный рецидив рабства и вообще были отброшены назад в своем общественном развитии в связи с татаро-монгольским игом. Страшно медленное, но неуклонное движение за преодоление этой отсталости отразилось как в переписке Рашидаддина, так и в документах Средней Азии.

Таким образом, найденный вакуфный документ мавзолея Сайфиддина Бохарзи вносит новый материал о внутренней, социально-экономической жизни Бухары начала XIV в. Обнаружение в Средней Азии такого интересного исторического документа теперь, когда систематических поисков в сущности еще не организовано, доказывает перспективность развития здесь этой отрасли исторической науки. Многие документы все еще остаются на руках у местного населения и подчас уничтожаются. Многие тысячи [161] актов, собранные в архивах, не изучаются с достаточной интенсивностью. Хотелось вы усилить активность местных научных органов и в первую очередь Академии наук Узбекистана в деле изучения и публикации среднеазиатских исторических документов.

1. Библиографию работ, вышедших до 1954 г., см. в кн.: «Документы к истории аграрных отношений в Бухарском ханстве» сост. О. Д. Чехович под ред. А. К. Арендса. Ташкент, Изд-во АН УзССР, 1954, стр. 230-232. Позднее опубликованы: О. Д. Чехович. Бухарские поземельные акты XVI-XIX вв. «Проблемы источниковедения», IV. М., Изд-во АН СССР, 1955, стр. 223-242; А. Л. Троицкая. Архив кокандских ханов XIX в. Предварительный обзор. «Труды Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, II (V), Восточный сборник». Л., 1957, стр. 185-209; С. А. Азимджанова. Об одном документе по водным отношениям в Средней Азии. «Известия Академии наук УзССР», серия общественных наук, 1957, № 3, стр. 23-26; Р. Г. Мукминова. Некоторые данные о вакуфной грамоте в пользу двух медресе Мухаммад Шейбани хана. «Известия Академии наук УзССР», серия общественных наук, 1957, № 3, стр. 17-22; В. Л. Вяткин. Вакуфный документ Ишратхана. Сборник «Мавзолей Ишратхана». Ташкент, Изд-во худож. лит-ры УзССР, 1958, стр. 109-136; М. Ю. Юлдашев. Некоторые выводы из анализа документов государственного архива хивинских ханов XIX в. «Известия Академии наук УзССР», серия общественных наук, 1958, № 1, стр. 5-11; К. З. Мухсинова. К истории выступлений бухарских крестьян против налогового гнета в конце XIX в. «Проблемы востоковедения», 1959, № 1, стр. 94-99; П. И. Петров. Бухарский мухтасиб в начале XIX века. «Проблемы востоковедения», 1959, № 1, стр. 139-142; О. Д. Чехович. К истории крестьян Бухары XIV в. «Известия Академии наук УзССР», серия общественных наук, 1959, № 1, стр. 71-76; Р. Н. Набиев. Новые документальные материалы к изучению феодального института «суюргал» в Фергане XVI-XVII вв. «Известия Академии наук УзССР», серия общественных наук, 1959, № 3, стр. 23-32.

2. В. Л. Вяткин. Вакуфный документ Ишратхана. Сборник «Мавзолей Ишратхана». Ташкент, Изд-во худож. лит-ры УзССР, 1958, стр. 109-136.

3. О. Д. Чехович. Вакуфный документ времени Тимура из коллекции Самаркандского музея. «Эпиграфика Востока», IV. М.-Л., 1951, стр. 56-57.

4. См. отрывки из сочинения Джемала Карши изд. в кн. В. Бартольд. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Ч. I, Тексты. СПб., 1898, стр. 152; «The Ta’rikh-i Jahan guslia of ’Ala ud-din ’Ata Malik-i Juwayni». Edit... by Mirza Muhammad ibn Abdul-Wahhab-i Qazwini. GMS, XVI. Leyden-London, 1937, p. 9; «Voyages d’Ibn Batoutah». Texte arabe, accompagne d’une traduction par C. Defremery et le Dr. B. R. Sanguinetti, t. III. Paris, 1855, p. 27; «The Ta-rikh-i guzida or «Select History» of Hamdullah mustawfi-i Qazwini... edit. by Edward G. Browne. GMS, XIV, vol. I, texte. Leyden-London, 1910, p. 791. «Муджмили фасили», соч. Хувафи в кн.: В. Бартольд. Туркестан..., тексты, стр. 160; «Нафахот ал-унс» соч. Абдурахмана Джами, литогр. изд. Ташкент, 1915, стр. 412-413; «Рашахот айн ал-хайот», соч. Ал-Кашифи ас-Сафи, индийск. литогр. изд. 1890, стр. 30; «Хабиб ас-сияр», соч. Хондемира, литогр. изд. Бомбей, 1857, т. III, ч. I, стр. 36; «Китоби Муллозода», соч. Ахмеда б. Мухаммеда, литогр. изд. Бухара, 1904, стр. 41-42; «Хафт иклим», соч. Амина Ахмади Рази, рукопись Института востоковедения АН УзССР, № 617, л. 242 об; «Хазинат ал-асфиё», соч. Гуляма Сарвара ал-Лахори, литогр. изд., ч. II. Канпур, 1902, стр. 274-275; «Тухфат аз-зоирин», соч. Носириддииа ал-Ханафи ал-Хусайни ал-Бухори, литогр. изд. Бухара, 1910, стр. 14-15.

5. В. В. Бартольд. Неопубликованная глава к «Туркестану». Архив АН СССР, ф. 68, оп. I, д. 12.

6. S. Khuda Bakhch. Saifuddin Bakharzi. «Zeitschrift der Deutschen Morgenlandischen Geselschaft», Bd. 59, 2 Hft. Leipzig, 1905, S. 345-354.

9. «Описания мавзолея см. Б. П. Деникс. Архитектурный орнамент Средней Азии. М.-Л., 1939, стр. 121-123; В. А. Шишкин. Архитектурные памятники Бухары. Ташкент, Изд-во АН УзССР, 1936, стр. 46-48; Г. А. Пугаченкова, Л. И. Ремпель, Выдающиеся памятники архитектуры Узбекистана. Ташкент, Изд-во худож. лит-ры УзССР, 1958, стр. 72-75; «История Узбекской ССР», т. I, книга первая. Ташкент, Изд-во АН УзССР, 1955, стр. 310.

12. И. Ф. Ситняковский. Список арыков и населенных пунктов Бухарской части долины Зеравшана. «Известия Туркестанского отдела РГО», т. I, вып. II. Ташкент, 1900, стр. 179-314.

13. «Из архива шейхов Джуйбари. Материалы по земельным и торговым отношениям Средней Азии XVI в.». М.-Л., Изд-во АН СССР, 1938, стр. 154-163 и др.; П. П. Иванов. Хозяйство джуйбарских шейхов. К истории феодального землевладения в Средней Азии в XVI-XVII вв. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1954, стр. 163-168 и др.

14. А. Ю. Якубовский. Вопросы периодизации истории Средней Азии в средние века (VI-XV вв.). «Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР», XXVIII. М.-Л., 1949, стр. 32-33; В. В. Бартольд трактовал этот термин очень широко: «Кедивары были членами и обитателями кеда» («К истории культурной жизни Туркестана». Л., 1927, стр. 37).

15. С. П. Толстов. Древний Хорезм. М., 1948, стр. 249, 272.

16. «История Узбекской ССР», т. I, книга первая. Ташкент, 1955, стр. 118-123, 151 сл.

17. См. Документы Института востоковедения АН УзССР, ф. вакфнаме № 18 и Центральный государственный архив УзССР, ф. 323, № 1202.

18. Пользуюсь случаем выразить благодарность И. П. Петрушевскому, указавшему мне эти строки в Тазкире Давлатшаха.

19. См. И. П. Петрушевский, Феодальные институты идрар и мукасамэ в Иране в XIII-XIV вв. Сборник статей «Памяти акад. И. Ю. Крачковского», Л., Изд-во ЛГУ, 1958, стр. 202-205.

20. См. И. П. Петрушевский. Феодальное хозяйство Рашидаддина. «Вопросы истории», 1951, № 4, стр. 87-88.

Текст воспроизведен по изданию: Новый источник по истории Бухары начала XIV века // Проблемы востоковедения, № 5. 1959

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info