СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

«ИНВЕНТАРИ ЛИТВЫ XVII в.»
сб. док., сост. К. Яблонских и М. Ючас, изд. АН Литовской ССР, Вильнюс, 1962, 462 стр., тир. 1500 экз.

Вышел в свет новый обширный сборник источников. Перед нами - 115 инвентарей частновладельческих имений Литвы за 1603-1700 гг. Все они публикуются впервые ¹. Предпочтение, оказанное инвентарям частновладельческого хозяйства, вполне оправдано. Аграрная история Литвы XVII в. вообще разработана мало, в особенности же бросается в глаза крайняя скудость тех данных, которыми располагает наша литература о внутренней жизни магнатских и шляхетских имений, где сосредотачивалась основная масса феодально-зависимого крестьянства Литвы. [177]

Включенные в состав сборника инвентари извлечены из фондов Центрального государственного архива Литовской ССР (85 единиц), из Отдела рукописей библиотеки Вильнюсского университета (25 единиц) и некоторых других рукописных собраний. Хронологически материал распределяется Довольно неравномерно. В своей основной массе он приходится на вторую половину XVII в. (84 инвентаря); слабее освещена первая половина столетия (и особенно 1625-1650 гг.: только 14 инвентарей). Это объясняется, разумеется, худшей сохранностью более древних источников. В территориальном отношении наиболее представленными оказываются районы центральной и юго-восточной Литвы (Вилкомирский повет - 23, Виленский - 20, Ковенский - 10 и Тройский повет - 6 инвентарей), а также северо-западная Литва, или Жемайте (вместе с Россиенским поветом - 32 инвентаря). Обилие «жмудских» инвентарей заслуживает внимания: оно, несомненно, позволит исследователям глубже проникнуть в местные специфические особенности развития западной части Литвы. Очень существенна и та особенность данного сборника, что по некоторым имениям публикуется несколько инвентарей за различные годы. Таковы, в частности, «двор» Мойшакгольский (инвентари 1603 и 1605 гг.), а также имения Ворпуцяны (1647 и 1667 гг.), Куртовяны (1664 и 1674 гг.), Дыбовщизна (1680 и 1693 гг.) и Шукли (1688 и 1691 гг.) ².

Инвентари - описи феодальных имений являются, как известно, одним из главных источников для изучения аграрного строя Позднефеодальной эпохи. Как и на других территориях бывшей Речи Посполитой, в Литве инвентари составлялись обычно в связи с переходом имения от одного владельца к другому. Вводная часть (формуляр) описи перечисляет, как правило, имена и должности составителей, прежних и новых владельцев имения, наконец, обстоятельства и дату «списания» данного инвентаря. Конкретным поводом иногда могла быть смерть бывшего собственника, и в этом случае инвентарь составляли представители местной - поветовой или старостинской администрации в присутствии нескольких шляхтичей. Однако в подавляющем большинстве случаев это была либо продажа («па wieczne czasy», «prawem wieczystym»), либо---чаще всего - временная уступка имения другому владельцу на установленный срок за определенную сумму в виде так называемого «заклада», иначе - «заставы», или «аренды». То обстоятельство, что среди опубликованных инвентарей абсолютно преобладает «inwentarz zastawny», несомненно, заслуживает внимания с точки зрения изучения как форм, так и масштабов мобилизации земельной собственности литовских магнатов и шляхты в XVII в. В плане характеристики феодальной собственности на землю представляют интерес также описания рубежей («ограничений») земельных владений - дворов, сел, «застенков» и т. п. (№ 6, 17, 64, 109 и др.).

Но главная ценность инвентарей заключается, конечно, в характеристике самого хозяйства имений. Инвентари содержат, как правило, более или менее подробную и - что особенно важно - количественную (т. е. поддающуюся статистической обработке) характеристику как фольварка, так и крестьянских хозяйств. Для 75 литовских фольварков указываются размеры «дворской», т. е. господской запашки ³. Запашка определялась количеством высеваемого зерна («бочками», реже- «пурами»), и только в отдельных инвентарях (№ 6, 34, 37, 64, 96 и 102) указывалось также количество «влок» в имевшейся при дворе пашне. Важность конкретных данных такого рода вполне очевидна. Зная количество обслуживавших господскую пашню крестьянских дворов, исследователь получает возможность исчислить реальную величину барщин-ной нагрузки. С другой стороны, соотношение высеваемой озими и яри, а также встречающиеся в инвентарях описания полей или «смен» содержат важные указания для изучающих агротехнику того времени. Бросается, например, в глаза прямо-таки ничтожный вес ячменя в составе господского высева (в аналогичных лифляндских материалах этого незаметно) - явление, ждущее [178] объяснения. Имея в виду столь актуальный (и остающийся дискуссионным!) вопрос о системах земледелия, отметим наличие в инвентарях отчетливых признаков довольно «правильного» трехпольного севооборота (№ 23, 31, 33, 43, 46, 82, 105, 109). Вместе с тем приходится подчеркнуть, что цифры инвентарей о высеве на господских полях требуют осторожного к ним подхода ⁴. Об урожаях на пашне содержат данные, к сожалению, лишь два опубликованных инвентаря (№ 57 и 64). Составители некоторых инвентарей сочли возможным определить более или менее точно также размеры некоторых других «дворских» угодий, например сенокосов и лесов. В иных случаях говорится подробно и о фольварковых огородах (с полным списком выращиваемых растений) или садах (с указанием всех видов плодовых деревьев и их количества). Около 30 инвентарей содержат данные о поголовье господского стада. Кони встречаются тут весьма редко, рабочие волы - несколько чаще, но в небольших количествах: поля обрабатывались крестьянской тягловой силой. Подробность указанных данных (виды скота, его количество и даже масть, возраст и т. п.) позволяет определить и роль скотоводства в хозяйстве отдельных литовских фольварков и его конкретный характер ⁵.

Инвентари содержат, в сущности, очень скудные данные о мелком крестьянском производстве. Хозяйства крестьян интересовали составителей лишь под углом зрения их способности справлять возложенное на них «тягло», т. е. выполнять отработочные и иные повинности в пользу господского двора. Часто упоминая, к примеру, сохи крестьян, инвентари указывают лишь количество сох, посылаемых на господское поле (см., напр., № 17). Особенно подробные записи делались о количестве «подданных» той или иной категории, величине их наделов, составе семей, наличии тяглового скота и, разумеется, о «службах» сельского населения, «тянувшего» к фольварку.

Опубликованные инвентари содержат массовый материал для изучения структуры крестьянских наделов и их динамики на протяжении всего XVII столетия ⁶. Наглядное представление о произвольных вторжениях феодала в область крестьянского землевладения, о «старых» и «новых» «померах грунтов» дает, например, инвентарь Таврогенского имения (№ 37, 1653 г.). Что главной целью такого рода мероприятии являлось увеличение ренты, и особенно отработочной, показывают содержащиеся в ряде инвентарей предписания всячески увеличивать число тяглых наделов путем дробления разросшихся крестьянских семей и перевода подросших «сынов» на положение самостоятельных тяглых держателей (№ 32. 1651 г., стр. 169 и № 97, 1694 г., стр. 392). Этим же объясняется то, что в составе семей инвентари учитывали прежде всего мужское, работоспособное население ⁷. В указанном отношении опубликованные инвентари дают яркую иллюстрацию известного положения В. И. Ленина о том, что в условиях барщинно-крепостнического хозяйства надел крестьянина служил «как бы натуральной заработной платой... или средством обеспечения помещика рабочими руками» ⁸ .

Подвижность системы крестьянских наделов сочеталась с ее исключительной пестротой. Категории держателей различались между собой главным образом по характеру повинностей. Главной повинностью массы крестьян-«тяглецов» была, несомненно, барщина. Именно при описании барщины составители инвентарей не жалели усердия. Некоторые из них в этом смысле напоминают скорее барщинные уставы, перечисляющие все виды работ в пользу «двора» и детально регламентирующие сроки, а также порядок их исполнения, вводящие наказания за несоблюдение правил о барщине и т. д. – (№ 7, 17, 25, 27, 31. 37, 46, 53, 58, 98, 104 и 107). Размеры основной барщины определялись, как правило, количеством рабочих дней в неделю; к этому прибавлялись «гвалты» и «толока» (чаще всего - 12 дней) в страдную пору, подводная повинность и т. д. Урочная барщина (т. е. выраженная не в днях, а списком определенных работ: «вспахать и засеять столько-то...») встречается как исключение ⁹. Отработочные повинности выполняли не только «тяглые», но (в меньших размерах) и другие разряды держателей - малоземельные «загродники» (№ 7, 8, 39, 49, 66), «данники» (№ 7, 13, 29, 89, 94), «бояре» (№ 1, 30, 78) и даже жители местечек (№ 7, 15, 31, 37, 61). «Тяглые» люди не несли барщины только с «принятых» (дополнительно к [179] основному наделу) участков; случаи коммутации (замены ряда повинностей денежным взносом) и, тем более, полного перевода держаний на денежную ренту хотя и встречались, но имели в виду меньшую часть сельского населения ¹⁰. Отмечая богатство данных инвентарей о феодальной ренте, следует подчеркнуть вместе с тем трудности изучения этой проблемы. Барщинный распорядок был разнообразным и гибким, установить же действительный уровень отработочной ренты, а тем более ее движение во времени - пожалуй, одна из самых сложных задач исследования литовских инвентарей ¹¹. В рамках рецензии можно лишь подчеркнуть актуальность этой задачи поскольку суждения наших историков о движении феодальной ренты в Литве XVI-XVIII вв. и, в частности, положение о массовом переводе крестьян Вел. кн. Литовского с отработочной ренты на Денежную приблизительно с середины XVII столетия, основывались главным образом на материале крупных казенных имений ¹². Как нам представляется, опубликованный материал не дает основании говорить о «преобладании денежной ренты» применительно к шляхетским имениям Литвы второй половины XVII в. Более того: масса инвентарей свидетельствует не только о сохранении, но даже увеличении отработочной ренты в большинстве частновладельческих фольварков, о которых имеется материал в опубликованном сборнике ¹³.

Сказанное, разумеется, не исчерпывает всего богатства инвентарей. Имея в виду вопросы аграрной истории, отметим наличие в этом источнике массовых данных о положении малоземельных разрядов сельского населения, например, загродников (№ 7, 8, 17, 39, 49, 55, 66), бегстве «подданных» (№ 9, 40, 45, 64, 66, 90, 92, 94), влиянии войн и неурожаев на хозяйство имений (№ 2, 4, 8, 18, 19, 21, 31 и др.) и т. д. Особого упоминания заслуживает ряд крупных инвентарей, содержащих подробные описания литовских местечек, находившихся под юрисдикцией частных владельцев-магнатов (№ 3, 6, 8, 15, 17, 31, 33, 37, 44, 45, 61, 64, 100). Наконец, публикуемые инвентари проливают известный свет и на такую малоизученную проблему, как связи феодальных поместий Литвы с более отдаленными рынками - крупными [180] городами Литвы и прусско-лифляндскими портами ¹⁴.

Научно-справочный аппарат рецензируемого издания вызывает, к сожалению, ряд нареканий. Они касаются, прежде всего, предисловия, в котором отсутствует сколько-нибудь обстоятельная характеристика использованных архивных фондов и принципов данной публикации.

Поскольку в сборник вошла, как отмечено, только часть имеющихся в архивах частновладельческих инвентарей, читатель вправе ожидать разъяснений, какие фонды обследованы составителями полностью и какие - частично, сколько инвентарей, данного типа выявлено всего, чем руководствовались составители при включении в данный сборник именно этих, а не других выявленных инвентарей и т. п. Вызывает сомнение целесообразность включения в публикацию ряда белорусских инвентарей (№ 9, 15, 28, 65 и 106 - сплошь имений Ошмянского повета), поскольку аналогичное издание феодальных инвентарей подготавливается историками Белорусской ССР. Куда более полезным было бы выявление литовских инвентарей в белорусских архивах, однако такая работа - судя по предисловию - не проводилась. Следовало, на наш взгляд, опубликовать полный список инвентарей (хотя бы частновладельческих) Литвы XVII в., выявленных на данный момент. Определив границы нынешнего издания, это бы облегчило и дальнейшие поиски феодальных инвентарей в архивах не только Вильнюса, но и других городов- Гродно, Могилева и др. ¹⁵.

Издание снабжено указателями - географическим и предметным. Географический указатель - при всей своей полноте - страдает отсутствием локализации имений и деревень. Поэтому невозможно, к примеру, определить, в каком повете (или воеводстве) находилось встречающееся в ряде инвентарей Вакское имение (dwór Wacki). Кроме того, некоторые названия, встречающиеся в разной транскрипции, но относящиеся явно к одному и тому же географическому пункту (например, дер. Powtocwore -№ и Poloswory - № 97), фигурируют в указ, теле как якобы разные местности. Отмеченные недостатки тем досаднее, что к изданию не приложена карта или хотя бы схема расположения фольварков и деревень, упоминаемых в опубликованных инвентарях. Но наиболее острой критики (и осторожности в обращении!) требует тот указатель, который обозначается как «предметный», на деле же представляет собой указатель терминов, притом - неполный, с многочисленными упущениями. Прежде всего, ряд встречающихся в инвентарях терминов (притом - существенных, например: bоr, las, obrąb, puszcza, pustowszczyzna, potnira wloczna, ryja, skunia, zaścianek) здесь просто отсутствует. Много других терминов' которые фигурируют в указателе (напри мер, bydło, błonia, cegła, chlew, czeladź dziewka, gorzałka, gwałt, mórg, odłog, pasnia, szachownica, włoka, woł и др.), встречаются в инвентарях фактически чаше, нежели это отмечено в указателе. Ряд термино документы употребляют в различном значении, но в указателе это не отражаются ¹⁶. Для изучающего столь сложный и разнообразный источник, как инвентари, важно не столько то, где вообще встречаются например, термины «бочка», «подвода» «сенокос» и т. д. сколько конкретные разновидности бочки (как единицы сыпучих тел), назначение подвод (поскольку инвентари указывают, куда их посылали), принадлежность сенокосов фольварку или крестьянам. В этом отношении указатель сообщает далеко не всегда достаточно дифферентированные и полные сведения ¹⁷. Для [181] указателя терминов явно не достает разъяснения многих из них (например: alembik, antrynik, ciuz, zasiek, wietrznik, zernik и многих других слов, отчасти встречающихся только в литовских источниках)18 . Если же имеющийся в сборнике указатель оценивать как предметный, то его следовало бы пополнить такими понятиями, как «меры», «монета», «строения», «инвентарь» (отдельно - на фольварке и у крестьян), «высев на пашне», «побеги» (отдельно - крестьян и мещан) и т. п. Целесообразней всего было бы дать, очевидно, полный и разработанный в деталях предметно-терминологический указатель, как это делается теперь в большинстве публикаций подобного типа. Имея в виду, что работа по публикации феодальных инвентарей ведется не только в Литве, но также и в других республиках, надлежало бы обсудить и другие вопросы археографического порядка. Представляется спорной, в частности, орфография, принятая составителями рецензируемого издания в указателях к тому. Если тексты самих источников (в своей основной массе - польские) переданы в соответствии с оригиналом, то в указателях почему-то допущены всякого рода замены (rz-i, sz-s и т. п.). В результате получилось к примеру «Spichleź» вместо «szpichlerz», «кагётаг» вместо «karczmarz» и тому подобные «новообразования», до смысла которых подчас приходится добираться с трудом. С другой стороны, не было никакой нужды сохранять вслед за текстом инвентарей словесные обозначения чисел. Поскольку они требуют много места и лишь затрудняют чтение (см. особенно № 102 и 115), их принято заменять арабскими цифрами. Местами приходится сожалеть об отсутствии комментария – текстуального ¹⁹ или по содержанию ²⁰ . Иногда появляется подозрение в пропуске отдельных слов и строк ²¹, в легендах к некоторым инвентарям (№ 28, 35 и 65) неясны ссылки на архивные фонды. Наконец, ряд претензий можно высказать и к заголовкам, не всегда точно определяющим разновидность источника (инвентарь имения, фольварка или деревни, реестр повинностей, перечень беглых крестьян и т. п.), и, на наш взгляд, слишком уже кратким, т. е. не раскрывающим содержание документа ²².

В заключение подчеркнем еще раз большую научную ценность рецензируемого издания, столь богатого по содержанию и открывающего действительно новые, широкие перспективы исследования литовской феодальной деревни. Ждем выхода в свет не менее важных белорусских инвентарей!

В. В. Дорошенко.

Комментарии

1. Для рецензируемого издания отобрана приблизительно третья часть всех выявленных источников данного типа.

2. В предисловии к сборнику (и соответственно в заголовках инвентарей) авторы Принимают за идентичные и некоторые другие имения, выступающие под одним и тем же названием: Упите (инвентари № 2 и 23), Гельгуды (№ 46, 51 и 56), Мереча (№ 80 и 107) и Шешоль (№ 103 и 110). Однако ближайшее ознакомление с этими инвентарями разочаровывает: они несопоставимы между собой, так как фактически дело идет о различных объектах (имениях), хотя и Действительно находящихся в одних и тех Же поветах. Тут, если не считать общих названий дворов, все разное: и владельцы, и села, и крепостные держатели. Возможно, Что некоторые из этих дворов (например, Гельгуды, которыми в 1666 и 1668 гг. владели Озембловские) являлись когда-то частями одного и того же имения; этот вопрос требует специального изучения - с привлечением других документов (актов продажи, разделов, пожалований и т. д.). То же самое следует сказать об инвентаре № 96 (фольварк Шукли в 1694 г.), который - вопреки мнению составителей отнюдь не показывает «динамики» в этом имении по сравнению с 1688 и 1691 гг., так как инвентари за эти годы (№ 79 и 86) имеют в виду, по сути дела, другой объект под тем же названием, а именно - деревню Шукли.

3. Инвентари № 2-4, 6-7, 12, 15, 17,21, 23, 25, 29-31, 33-37, 42-48, 51, 52, 55-57, 63-66, 68,70,71,73,74,76-78,80-85,87, 90, 91, 93, 96, 97, 99, 102-105, 107, 109, 111, 112, 115. В некоторых инвентарях показываются размеры высева в двух-трех фольварках, а кое-где зерно высевали не только на «дворской» пашне, но также на «пустовщизнах», т. е. крестьянских наделах, оставшихся без держателей.

4. Во-первых, меры употреблялись разные (бочка - «солянка», «виленская», «кенигсбергская», «дворская» и т. д.); в этой связи можно лишь пожалеть, что составители сборника (имевшие дело не только с опубликованными текстами, но и с массой других источников) не облегчили задачи исследователя, не приведя хотя бы сжатой справки по литовской метрологии XVII в. Во-вторых, если размеры высева ржи (озимь) всегда указываются реальные, то относительно яри даются часто цифры предположительные (в смысле зерна, оставленного на высев предстоящей весной).

5. Тем более, что в отдельных инвентарях дается оценка доходов от стада в деньгах (см., напр., № 15).

6. Указания на размеры наделов отсутствуют лишь в немногих инвентарях: № 48. 50, 57, 69, 70, 74, 85, 100, 103 и 108.

7. Учет членов семьи крепостного держателя особенно характерен для инвентарей второй половины XVII в (см. № 23, 30, 32, 33 43, 45-47, 54, 57, 59, 63, 64, 67, 68, 70, 71, 73, 74, 78, 80 -82, 90, 94, 99, 103-106, 109, 110, 113-115).

8. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, стр. 184.

9. Элементы урочной барщины (обычно и сочетании с дневной или недельной барщиной) показывают, к примеру, инвентари № 20, 27, 31, 51 и 86.

10. Заметную роль денежной ренты (но, как правило, применительно к специальным видам держаний - «данникам», «чиншевикам» и т. п.) показывают, например, инвентари № 17, 20, 21, 24, 27 (здесь массовая коммутация зернового оброка!), 37, 53, 55, 62, 79, 86 и 108.

11. Трудность изучения барщины определяется тем, что инвентари показывают лишь нормы этой повинности, притом - выраженные самыми разнообразными единицами. К примеру, трехдневную барщину (в неделю) могли требовать с целой «влоки» (инвентари № 11, 17, 23, 26,29,32,34, 45, 62, 67, 80, 81 и 101), с ½ «влоки» (№ 22, 35-37, 43-44 , 72, 83, 88, 91, 93-95, 99, 112-114) и даже с ¼ «влоки» (№ 56, 84, 97, 99); при этом в одних случаях трехдневная норма распространялась на круглый год, в других - лишь на страдную пору; в одном имении требовали на этот срок одного конного работника с тяглом, в другом - еще и пешего «антриника». Кроме того, помимо количества барщинных дней инвентари предписывали «подданным» множество других, самых разнообразных рабочих повинностей, свести которые к «общему знаменателю» попросту невозможно. Пожалуй, наиболее надежные сведения о реальной барщинной нагрузке дало бы исчисление величины барской запашки, приходящейся на одно крепостное крестьянское хозяйство, соответственно - на одного мужчину или на одну лошадь. Возможность таких подсчетов дают многие из опубликованных инвентарей (см., напр. № 33, 46-48, 64 и др.).

12. См. Д. Л. Похилевич. Крестьяне Белоруссии и Литвы в XVII-XVIII вв., Львов, 1957, стр. 109: «Между барщиной XVI в. и XVIII в. лежит период в 75- 125 лет, когда крестьяне, в особенности государственные, в значительной мере были переведены на денежную ренту как основную форму эксплуатации». Правда, в дальнейшем (стр. 145-154) автор опять-таки делает оговорку насчет введения «голого чинша» прежде всего в казенных имениях. В поместьях церковных и частновладельческих, особенно во владениях средней и мелкой шляхты, замена барщины чиншем происходила, как признает сам Д. Л. Похилевич, с трудом, более медленно и неповсеместно. Теперь, после публикации литовских инвентарей XVII в., исследователи впервые получают возможность проверить указанный тезис на несравненно более широкой источниковедческой базе.

13. Картина, которая вырисовывается в отдельных имениях, очень пестра как для первой, так и для второй половины XVII в. В целом, однако, сколько-нибудь заметных признаков усиления денежной ренты в шляхетских имениях после 1650 г. не обнаруживается. Барщина оставалась главной, господствующей повинностью на всем протяжении XVII столетия. Отдельные случаи ликвидации фольварков, уменьшения барской запашки, коммутации натуральных повинностей и т. п., вполне находят свое объяснение в конкретных условиях того или иного имения. Об общем усилении отработочной ренты во второй половине XVII в. свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что именно в этот период получили распространение особо тяжелые, ранее почти не встречавшиеся, нормы недельной барщины: 5-10 дней с целой «влоки» (№ 31, 37, 54, 58-60, 68, 71, 82, 87, 106 и 109), 4-7 дней с «полу-влоки» (№ 46, 63, 65, 68, 71 и 97), 3-4 и даже 4-6 (sic!) дней с ¼ «влоки» (№ 51. 52, 56, 84, 97 и, по-видимому, также 99).

14. В этом плане заслуживают систематической обработки, например, данные о подводных повинностях крепостных, имеющиеся в большинстве изданных инвентарей. Определяя, куда и сколько раз ехать крестьянину с господским товаром, записи этого рода позволяют представить наглядно, картографически «хинтерланд» Кёнигсберга и Риги - крупнейших балтийских портов, через которые сельскохозяйственные товары Литвы отправлялись в Западную Европу.

15. Как показывает опыт наших польских коллег, осуществивших сплошной просмотр («кверенду») своих архивов (при этом на учет взято лишь в «книгах градских и земских» свыше 28 тыс. феодальных инвентарей!) и оформивших его результаты в виде систематической картотеки, проведение подобной работы в огромной степени облегчило бы труд всего коллектива историков, изучающих проблематику позднего феодализма.

16. Например, «кора» обозначала не только меру литовской монеты (в каковом смысле ее фиксирует указатель), но и просто «копну» (необмолоченного хлеба: стр. 273 и 284). Исключительно важный (и по своему содержанию) термин «sluzba»употребляется в смысле: 1) единицы крестьянского надела (стр. 30, 38-40, 63-65, 68, 110, 111, 117-119, 213-214, 264, 398-401); 2) дворовой челяди, «службы дворской» (стр. 35, 46, 154); 3) тягловой, особенно - барщинной повинности соответствующего держателя, посаженного на «служебную» влоку (стр. 62, 95, 98-99, 168-169, 219, 271, 723, 290, 294-295, 335, 339, 404); 4) наконец - в смысле подсобных хозяйственных помещений (стр. 82-84, 173 и 241). Разное содержание имел и термин «socha», который обозначал только пашенное орудие (стр. 91, 130, 168, 250, 251, 274, 280, 312), но также пару волов («wolow socha»: стр. 236, 254, 263-265, 334) и даже «соху» в смысле бревна, подпорки сарая или гумна (стр. 79).

17. Под термином «бочка» указатель выделяет лишь бочку виленскую и тильзитскую (причем первая из них, помимо отмеченных составителями страниц, встречается еще на стр. 71, 256 и 286); между тем в отдельных инвентарях упоминаются еще и бочки «россиенские» (стр. 229), «вилькиские» (стр. 248), «крулевецкие» (стр. 255 и 326) и «лукницкие» (стр. 266), а кроме того, различаются еще бочки «дворская» (стр. 145 и 223) и «дякельная» (от «дякло» - зерновой оброк, стр. 230, 280). Аналогичным образом указатель не выделяет «подводы до Кролевца» (стр. 67, 121, 168, 280, 370, 393) и «подводы до Риги» (стр. 130, 182-184, 232, 246, 277, 282, 295, 296, 305, 317, 318, 333, 341, 363, 366, 373, 378, 395, 414, 426, 430- 434); под термином «grunt» не учитываются встречающиеся в инвентарях определения качества почвы («средняя», «подлая», «добрая», «болотистая»), под термином «młyn» не различаются мельницы об одном колесе (стр. 47 и 228), двухколесные (стр. 376) и т. п.

18. Вниманию читателя: ряд отмеченных терминов объяснен в словарях, прилагаемых к аналогичным изданиям польских инвентарей и люстраций: Калишского повета (изд. 1955 г.), Хелминского епископства (изд. 1955 г.), Краковского воеводства (изд. 1956 г.), Влоцлавского епископства (изд. 1956 г.), Любельского и Подлясского воеводств (изд. 1959 г.).

19. Часто не указывается, например, имеем ли мы дело с оригиналом инвентаря или его копией; не отмечается также количество сохранившихся рукописей и, соответственно, расхождения между отдельными списками. Инвентарь № 4 (имение Кейданы, 1604 г.), судя по тексту, по-видимому, сохранился неполностью (здесь отсутствует, в частности, нормировка главной повинности-барщины), но составители это не оговорили. Инвентарь № 33 помечен датой 24 апреля 1652 г., в тексте же говорится и о засеве господского поля на «1653 г.», что опять-таки требует разъяснения, так как озими на следующий год могли высевать только осенью.

20. В инвентарях сроки повинностей определены, как правило, по католическим праздникам, поэтому в примечаниях следовало бы проставить обычные календарные даты. Не объяснены составителями также некоторые из знаков, обозначающих меры (напр., стр. 72). В обширном инвентаре имения Соломешки (№ 64) встречаются записи типа: «włok 5-22», «morgow 40-20»; здесь приходится только догадываться, что в первом случае дело идет о 22 моргах, а во втором - о 20 прутах. В том же инвентаре (на стр. 312) подсчет денежного дохода от ржи сделан писцом явно ошибочно (в тексте стоит 112 злотых, а должно быть 1552 злотых), что опять-таки требовало бы специального примечания издателей.

21. Так, в начале текста инвентаря № 97 (1694 г.), очевидно, пропущены месяц и день его составления; в противном случае его точная датировка (14. IV) требует обоснования.

22. В других изданиях подобного типа (см. напр., новейшие публикации польских инвентарей) заголовок источника обычно дополняется «регестом» - сжатым, но ясным перечнем назначения и содержания данного инвентаря.