I. Лета 7025-го октября 22-го приехал к великому князю в Можаеск из Крыма Митя Иванов сын Александрова, а с ним вместе пришел Магмед-Гиреев царев посол Авель-Шых, а наперед Авель-Шыха в Можаеск с Митею приехал к великому князю человек царев Девлет-Келдей Имерекин с грамотою. А Авель-Шыху велел князь великий итти прямо на Москву. А Девлет-Килдей был в Можаиску у великого князя и подал великому князю от царя грамоты, а Митя Иванов привез к великому князю грамоту Иванову Мамонова, что был Иван послал к великому князю с салтаном с Олферовым перед своею смертию. И как Ивана в животе не стало, и Митя Иванов у салтана ту грамоту велел взяти, да привез ее к великому князю, да и те списки привез к великому же князю, что царь говорил Мите после Ивановы смерти.

II. А се грамота Иванова Мамонова, что был ее послал к великому князю, как жив был с салтаном с Олферовым. — Государю великому князю Василью Ивановичу всей Русии холоп твой Иванец Мамонов челом бьет. Как, государь, отпустил к тебе брат твой Магмед-Кирей царь своего гонца Девлет-Килдея Барлышева сына, а язь, государь, послал к тебе к государю твоих казаков Неболсу Кобякова сына с товарищи на Вербной неделе в четверг; а на страстной, государь, неделе, в понеделник, велел мне царь быти у себя. Да говорил мне, государь, царь: гонцов есмя своих к брату своему к великому князю отпустили, а ты казаков послал, а о тебе есми срок в своей грамоте написал, что ми тебе отпустити на апреле: ино до того срока близко. И ты поеди к моей царице к Нуруну в Кыркорь сего же дни, а оттоле тебе быти у Агыша в Крыме: которые ти будут брата нашего великого князя дела с князем Агишем, и ты, поехав, ранее отделывай, а будет ти поднаряжати в Кафу послаги людей своих, и ты посылай ранее, чтоб тебе за тот срок ничем не замешкати, да опять бы мне еси не говорил, толко не поспеешь на тот срок, и мне тебе не дати иного срока. А яз за тобою час-от еду в Кыркор, по отце ми по своем по царе година правити, а тогды о године ко мне все наши люди сьедутца, и мне тут и дело брата своего великого князя делати, а тебе туто же быти. И яз грамоту шортную перед тобою велю написати и правду по той грамоте с своими братьями и с детми, и с уланы, и со князми и со всеми своими людми учиню. А за тобою час-от отпускаю в Кыркорь князя Аппака, что будет ему припасти ко отца [355] нашего године. И яз, государь, приехал в Кыркор, да ждал Аппака. А как, государь, Аппак приехав звал меня к себе в улус, а у него, государь, были Ахмат-паша мурза Кулюков сын, да Абду-Ла князь Мусекин сын, да Касым афыз, что у тебя у государя на Москве был с Магмедшею в бакшеех, да надев, государь, на себя Аппак твое государево жалованье — шубу соболью с камкою — учал мне говорити: восе государь мой князь великий прислал ко мне свое жалованье, шубу соболью с камкою, а таких соболей и недобрые куницы лучше их, а мы с добрым моим братом со князем Магмедшою как своему государю великому князю служили; а брат мой Магмедша князь, государю великому князю служачи, свою землю оставя, в чужую пошол, к турскому, а поднимал турского рать на Лятцкую землю, а все служачи государю великому князю. А с тем ко мне брат мой Магмедша князь грамоту свою прислал, а в той же грамоте мне писал, а приказал мне свое место, велел государю великому князю служити, сколко нам Бог поможет. И яз, поминая государя своего великого князя жалованье и доброго своего брата приказ, и до сех есми мест своему государю великому князю служил прямо. А ту есми брата своего Магмедшину грамоту послал ко государю к великому князю, ино ему государю о всем о том, как ся будет ему посмотрило, своего жалованья мало прислал ко мне. Да мне жь, государь, Аппак князь говорил: завтра тебе ехати ко царице с поминки в ея орду, а мне царь велел с тобою жь ехати ко царице. И были есмя, государь, у царицы с поминки в Радуницу на Бешь-Тереке, и у царицы, государь, была мне честь по обычаю; а с медом, государь, меня прислала царица потчивати Шыгалака князя. А того дни мне, государь, царица не велела быти у себя. И яз, государь, на царицын мед звал к себе Аппака князя, и Аппак ко мне не пошел, а пил, государь, Аппак тот день весь у царицы. А как, государь, вечере долго не идет от меня Шыгалак князь, да учал мне говорити: потчивал яз тебя от царицы гораздо, и ты б меня гораздо почтил добрыми поминки узжо. И яз ему, государь, говорил: царицына для жалованья и своего для пригожства даст Бог завтра что у вас лучится, и мы тебя от себя почтим попригожу, а нынеча ночь, и яз на тебя не испасл. И он, государь, у меня учал многа недобром поминков просити, и яз ему, государь, отвечал: коли у меня просишь многа, а не добром, ино ми тебе и завтра ничего не дати. И Шыгалак, государь, учал на меня бранити и платье захотел с меня снимати, а людем своим велел двери заступити, да пошол, государь, от меня прочь мне лаючи, а ничего не учинил. А назавтрее, государь, в понеделник пришел ко мне Аппак князь, учал мне говорити: велела царица свои поминки у тебя мне взяти, да и себе [356] принести, а тебе царица у себя не велела быти. И яз, государь, с Аппаком говорил: прежние государя нашего послы сами ко царице со государскими поминки ходили и речи государские говорили. И Аппак, государь, мне молвил: мало ли чего как встарину, да нынче как велят. И яз, государь, Аппаку твои государские поминки царице по списку отдал, и Аппак, государь, взем поминки царицыны, мне молвил: тех поминков князь великий прислал царице мало, доимать ей на тебе поминков; яз у царицы слышал хочет четырех девятей поминков, ино ей на тебе силою имати. И яз, государь, Аппаку отвечал: что государь наш князь великий послал со мною царице поминков, то есми ей довез, а опроче ми того царице нечего давати. И Аппак, государь, с теми речми был у царицы, да ко мне прислал Аппак: прислал ко мне царь грамоту русским писцом, и ты пришли ко мне толмача да подьячего. И яз, государь, послал к Аппаку Федора толмача, да Гаврика подьячего; и их, государь, поймали татарове, да вели на базар, да на базаре им Шагылаковы люди соромоту учинили, а с базара их сведши посажали в пустую избу, да приказали базарлянам стеречи их, а у меня учали просити на царицу шуб рысьих и шуб собольих добрых л добрых портищ без имяни и добрых сороков без имяни. И яз, государь, Аппаку говорил: вчера царица меня жаловала кормом и с медом присылала IIIыгалака, да не ведаю меня жаловала, не ведаю соромотить присылала, колко мне нынеча Шыгалак сорому учинил. А нынеча ты мне велел к себе прислати толмача да подьячего, и яз их к тебе послал по твоему приказу, ино их поймали татарове, да на базаре наг Шыгалаковы люди соромоту учинили, а нынеча с базара их не ведаю куды свели будут. А царица на мне просит, чего государь наш со мною не послал в ней и чего не мочно в мысль вместитись, ино ты того ли то деля со мною ко царице приехал, а кажешь, велел тебе царь со мною ко царице ехати, ино тебе, Аппак князь, и о первой силе о цареве пригоже было у царя отговорити, что царь сел на государство ново, а меня взял у нашего государя посла к себе первого по своей опасной грамоте. А опасную свою государю вашему великому князю на его посла ваш государь дал на себя с клятвою, что было над государя нашего послом от самого царя и от кого ни буди силе и соромоте никакой не быти, ино нынеча все не потому ссталось. Сам царь, позабыв свою правду, да надо мною какову силу и соромоту учинил, а ты все сам ведаешь, а вперед такове жь ли будет вашей правде быти; а нынеча царица что чинит, кто ей думает, чему было сстатись не мочно. Да хотел семи, государь, толмача и подьячего оставя, прочь ехати. И они, государь, у меня кони обогнали, а людем моим не дали на базаре хлеба купити. [357] И Апаак, государь, мне говорил: яз того у царицы не мог отговорити, чтоб на тебе боле того не правила поминков, да не слушает меня, велела мне на тебе силою доимати, и мне доимать на тебя поминки. А похочешь, поедь прочь, на чем поедешь, боле того не соромотись, Иван: нынеча все не по старому ссталося, и вперед не ведаю как будет; не томись давай, а прочь тебя отпустит царица. Да и взяли, государь, два сукна лунских, да шубу белью черевую, а у меня из рук не взял, у толмача да у подьячего взял, а кони мои, государь, мне отдав, прочь меня отпустили. А Шыгалак, государь, князь туто казака твоего Бауша бив снял с него однорядку нову. И яз, государь, о том Аппаку говорил, и Аппак мне отвечал: слышал есми у тебя на Шигалака, что вечер тебе от него соромота была, ино Шпгалак у царицы князь болшей веремяннпк ея и царицы не слушает, а меня ли ему слушатн? А от царицы, государь, был у князя у Агиша в Крыме, и Агиш, государь, на твоем государеве жалованье челом бьет, а о твоем государеве деле за все добрые речи говорит, а за дело твое государское у царя поимался накрепко. Да говорил мне, государь, Агыш князь: то яз давно слышу, что князь великий ко царю присылает, велит ему от литовского отстати, а на литовского землю велит царю рать свою послати. А король беспрестанно о том же ко царю присылает, чтоб царь от московского отстал, а землю бы московского беспрестанно воевал; и во царю от короля не отстати, а от великого князя не отстати жь. Да о чем, государь, князь великий не пожаловал сына моего Токузак-мурзу, за то что был с Алпом во Мстиславле: ведь сын мой не своею волею ходил, царь его посылал, а царя было ему не слушати ли? Да у Агиша, есми, государь, дожидался от царя вести, куды мне царь к себе велит быти, в Кыркор ли, или в Перекоп. И царь, государь, по меня не присылывал, а прислал по Агиша, велел ему быти к себе в Перекоп. И яз, государь, с Агишем приехал ко царю в Перекоп за две недели до Петрова заговенья, а о те поры, государь, приехали от тебя от государя ко царю твои казаки Бай-Кул Олферов с товарищи, дал Бог, совсем поздорову, и у царя, государь, со мною были и грамоты твои государевы и поминки передо мною царю подали. И царь, государь, твоих грамот передо мною руских и татарских не велел чести. И яз, государь, царю говорил, чтоб царь дал шертную грамоту и правду бы по той грамоте учинил и меня б и своего посла к тебе ко государю не издержав отпустил. И царь, государь, мне отвечал: ещо ты вчера приехал, да отпущу тебя час-от, а грамоту шертную дам, какове будет у нас пригоже быти, и правду учиню; а как ми тя отпустити — тому завтра ответ учиню. И яз. государь, царю говорил о полону, и царь мне, [358] государь, о полону отвечал: сбирал семи полон, да не собрал. А что сема отдал тебе двое робят полону, и о том мне учители наши книжники говорили, что нам грех шалых отдавати шести лет и семи лет, и осми лет, и девяти лет, и десяти лет, и одинатцати лет, и двунатцати лет, и трехнатцати лет, и четырнатцати лет, и пятнатцати лет и штинатцати лет. И яз, государь, царю говорил: нынеча, господине, люди из Перекопи все вышли за Перекоп а и досталь идут, и ты б, господине, о том послал к брату своему к великому князю гонца, чтоб те люди без твоего ведома на государя нашего украйне лиха никакова не учинили. Нынеча, господине, государь наш начнется тебя себе брата своего другом и братом. И царь мне, государь, отвечал: что ми гонца посылати, а яз тебя час-от отпутаю, а брата моего украйнам от моих людей лиха не будет никакова. И яз, государь, говорил царевичу Багатырю, чтобы говорил отцу своему царю, чтоб царь дал шертную грамоту и правду бы по той грамоте учинил. И царевичь мне государь отвечал: хочет царь дати шортную грамоту и правду по той грамоте учинить хочет, а яз отцу своему стану говорити. Да князь ли великий, король ли — кто меня боле почтит, того яз боле и дело стану делати. И яз, государь, Агишу князю говорил, чтоб царю говорил, чтоб царь дал шортную грамоту и правду учинил. И Агиш мне, государь, молвит: хочет царь дати шортную грамоту и правду учинит. А Халиль, государь, и Ахмат паша мурза мне то ж отвечали. А Аппак, государь, в Кыркоре. А Ахмат-паша в Кыркор же поехал, и Агиш к себе поехал. А молвят, что у царя быть съезду маия о полне, и делу твоему государеву, сказали, туто же быти; а слухи, государь, на мне о полне съехались всем людем на земскую думу. Здесе, государь, на них пришло посещение Божье: хлеба у них и без того добре мало было, а нынеча отнудь нету: от солнца и хлеб и трава выгорело, и скотиною пашни потравив все люди вышли за Перекопь жити, ино им домышлятись о своих прожиткех. А как, государь, царь мне явся назавтрее ответ учинити, и яз после того у него две недели не бывал, а в те, государь, дни Късмаком зовут татарин, что и мне наперед того соромоту учинял, и к тебе ко государю писал еси я, кажется на Кипчак-Maxмутове месте, а Кипчак-Махмута не стало, и тот Късмук за Кипчак-Махмутов поминок ограбил казака твоего Бай-Кула, а Ахмат улан Апас-уланов брат, да Шемерден кият кажется на Казимерове месте, да Чар-Яр мурза, да Бакый улан ограбили казака твоего Зенека, да ордынца твоего, да моего человека, да Гавриковых подьячего дву человек. А о том есми, государь, просился ко царю, и царь меня не пустил, а как, государь, царь меня к себе пустил, и яз государь царю [359] говорил, чтоб царь дал шортную грамоту и правду учинил, и о том грабеже царю есми говорил. И царь мне, государь, молвит: грамоту дам и правду учиню, и тебя и своего посла отпущу. А о грабеже мне, государь, отвечал царь: о том яз на брата своего на великого князя не дивлю и на тебя не дивлю: ты рядишь по государя своего приказу. А брат мой кзязь великий посылает моим людем поминки, а не ведает, кто у меня каков: чтоб ты мне тот поминочной список прочел, и хоти и послан худому, и яз тому не дам, а доброму дам; а брат мой князь великий худым шлет, а доброму не пошлет, и они пришед да мне докучают: князь великий и худым людем свое жалованье прислал, а нам прислал же, ино ты царь наши поминки себе поимал. И яз тем людем велел имати за свои поминки. А после того, государь, неделю меня царь не пустил к себе, ответу не даст как твоему государскому делу быти. И яз, государь, говорил Халилю князю: ялся царь государя нашего великого князя делу мне ответ учинити, как царю делати дело брата своего великого князя, а узжо тому третья неделя, и яз у царя с сех мест за неделю был, и царь мне о брата своего о великого князя деле ответу не учинил же, кола ему брата своего великого князя дело делати. И Халель, государь, кажет о том царю говорил, а мне отвечал: говорил есми твои речи так царю: которой еси срок боярину учинил и с гонцом с своим к брату своему к великому князю писал, а боярин писал же, ино ужь тот срок црошел давно, а боярин до сех мест и дела своего не ведает, о чем к тебе приехал. И царь мне отвечал так: видите вы сами, что нам своя особица ссталася, дожжа Бог не даст, ино хлеба у нас не будет. А люди наши из Перекопи вышли все, и не ведаем, где они нынеча будут, и нам ещо о самих о себе надобе промышляти. Да ещо нынеча идет ко царю посол из Литвы, и царь хочет час-от к брату своему к великому князю и в Литву гонцов послати, чтоб ослободил князь великий своим людем в Путамле царевым гостем хлеба и мед продати. А король бы в Киеве и Черкасех ослободил своим людем царевым гостем хлеба и меду продати. А после того заговев Петрово говейно ко вторник был есми у Ахмата царевича, говорил есми ему, чтоб у брата у своего у царя делал твое государево великого князя дело. И Ахмат, государь, мне молвил: видишь сам, каков мой брат царь: коли был отец наш царь, ино он один был царь, а мы дети его его слушали, а князи и все люди его же слушали; а нынеча брат наш царь, а сына, у него царь же, а князи у него цари же, водят им куды хотят, а меня брат мой царь держит отдаль себя, а великого князя дела ещо со мною не делывал, а без меня ему не делати же. А как брат наш учнет [360] делати великого князя дело, и яз рад великого князя дело делати, как ми Бог поможет; а как учнетца дело великого князя делати, и яз тебе ведомо учиню как ся учнет делати. А яз ныне еду ещо в свой город в Ачаков отпущати на короля рать свою две тысячи человек, того для есми сюда и приехал; мне король дополна недруг. Да ту, государь, рать свою и отпустил Ахмат в Петрово говенье, увидев молод, на Литовскую землю. Да тут же мне, государь, говорил Ахмат; еегодни к нам будет посол литовской, да слышу будто с ним речи к брату моему царю о мне о короле, чтоб царь меня с Ачакова свел к себе в Перекопь, а Ачаков бы мой город царь держал; и будет то так, ино о том мы с своим братом ведаемся. Да слышу, что мне король и поминков не послал, и что мне брат мой царь даст от себя Королевых поминков, и яз то возму, а на короля ми однако вперед рать своя посылати. И того дни, государь, пришел ко царю из Литвы посол Искиндер, лях кажут, и переж того у царя бывал; ино мне, государь, первое его дело сказывал Агиш князь, доколе Искиндеря к себе царь не пустил, а посолство будтось у него взяли, а поминки у него взяли жь: то, государь, про поминки и мне ведомо, что у него поимали; а у царя ещо не был. А посолство его кажет Агиш князь, помнишь царь сам из старины, которой князь великий московской царю брать был, а нынеча князь великий московской и тебе царю братом чинится. А наша старина с вами братство и дружба; и ты б и ныне меня учинил себе прямым братом и другом, а от московского бы еси отстал, да на се бы еси лето на московского ратью пошел сам, или сына своего болшего и рать свою послал, а мне бы еси дал сына своего, то наше будет прямая дружба и братство с тобою, толко ты так учинишь. А Ахмат, государь, царевичь мне тожь приказывал, а мне с собою не велел видетися. А после того, государь, заговев Петрово заговенье в субботу велел мне царь быти у себя, да говорил мне царь: яз кочюю на поле, а ты со мною жь поиди, и яз, государь, говорил царю, чтоб царь делал твое государево дело, чтоб дал шортную грамоту и правду учинил, а от литовского бы отстал и на литовского бы рать свою послал. И царь государь мне отвечал: брата своего великого князя дело час-от сделаю, грамоту шортную дам и правду учиню, и тебя и своего посла отпущу, да хочу к брату своему к великому князю гонца послати, чтоб брат мой князь великий ослободил свопш людям в Путимле моим гостем хлеба и меду продати. А на четвертой, государь, неделе Петрова поста в понеделник приехал ко царю из Ачакова Ахмат царевичь. И яз государь Ахмату царевичу говорил, чтоб у царя у брата своего делал твое государево дело, чтоб царь дал шортную грамоту вправду [361] учинил. И Ахмат, государь, мне отвечал; видишь сам, что у брата у своего у царя не живу, а хоти коли у него буду, и он меня таится, а великого князя дела ещо со мною не делывал, а как учнетца делати, а нынеча ми у него быти, и яз ему помяну и тебе ведомо учиню. А то ведь тебе ведомо, что литовской прислал ко царю, чтоб царь пошол на великого князя землю ратью или детей своих и рать свою послал. И царь и о том еще не думывал со мною; да ещо к тому жь пославили; были нам ногаи на сей стороне Волги, ино то и нам ведомо итти было царю на нагаи, и толко бы не почюл против себя ногаев царь, ино было царю не ведаю не думать ли на вашу украйну. Да нынеча на сей стороне Волги опять ногаев слышим, ино чаю, что великого князя дело учнет делатись, а как учнет делатися, и яз тебя тогды без вести не держу. И яз, государь, учал царевичу Ахмату говорити: мы, господине, слышим царю итти в Кыркор, а сына своего Багатыря на поле посылает; не учнет ли, господине, Багатырь лиха чинити великого князя украйне. Яз, господине, тебе говорю, надеясь на твою правду, потому ужо тому дватцать ден есть, прошуся ко царю, он меня не пустит, а тебя, господине, здесь же не было. А Багатырь, государь, в Кыркоре был, а уже ему пятой день как приехал, и яз к нему всегды прошуся, а он мя николи к себе не пустит. И Ахмат, государь, мне учал божитись: молву тебе по шерти по нашей правде ничего не ведаю, таятца меня, а похотят лихо чинити, и Богатырь то доспеет, ино толко у них будет лихо, ино им того для лиха не мочно учинити, ныне поле не чисто, а астороханцы нам недрузи. А нынеча Асан-мурзу на поле как топтали и пограбили его, одва у них без седла на лошадь вспад утек; и Багатырь нечто того же не посмеет, аж нечто лихая у них будет на уме, а что уведаю, и яз тебя без вести не держу. А то мне ведомо, что Абды-Рахман князь и Довлет-Бахты князь по нынешнего посла литовского речем наводят царя, чтоб царь сам пошел на великого князя землю ратью или детей своих и людей своих послал. Да толко мне ещо никоторая их дума не ведома, а нечто ти будет нужно, а надобе ти будет весть великому князю послати, ино яз пошлю своих дву человек, а ты пошли же своего человека, и мои люди не бдюдяся никого куда похотят туда едут, а яз о том никого же не блюдусь. А назавтрее, государь, во вторник на четвертой неделе поста велел мне быти у себя Багатырь царевичь, как приехал из Кыркора на шестой день. Да говорил мне, государь, царевичь Багатырь; был есми в Кыркоре, говорил с Апаком о великого князя деле, и яз великого князя дело приказал Аппаку делати в свое место. А меня отец мой царь посылает на поле стеречи улусов наших. И яз, государь, говорил [362] царевичу Багатырю, чтоб твое государево дело делал у отца своего, чтоб царь дал шертную грамоту и правду учинил, а от литовского бы отстал, а на литовского бы землю рать свою послал. И Багатырь мне, государь, отвечал: из о том отцу своему царю помянути не смею, иди ты говори о том дяде моему Ахмату, чтоб он царю говорил передо мною, и яз с ним же пристану. И яз, государь, царевичу Багатырю говорил: попамятуй, господине, свою правду, что еси ко государю нашему приказывал со князем с Кудояром и с своими людми с Исеньяром и с Ала-Бердеем и что еси сам мне здесь говорил, ялся еси у отца у своего у царя государя нашего великого князя дело сделати, а мне еси молвил: так никого о том не ищи и никому о том не докучай; яз великого князя дело у отца своего сделаю; отец наш великому князю грамоту шортную даст и правду учинит и тебя и посла своего час-от отпустит, а в том тебе никто яз, и ты, господине, и то попамятуй свое слово. И он мне, государь, к тому ничего не отвечал, толко, сидячи, перед себя смотрит. И яз, государь, назавтрее в четверг был у Ахмата у царевича, говорил есми ему о твоем государеве деле, чтоб у брата у своего у царя твое государево дело делал, чтоб царь дал шертную грамоту и правду учинил. И Ахмат, государь, мне отвечал: ты вчера был у Богатыря, а яз был вчера у брата у своего у царя, ино познатью с твоих речей прислал ко мне Багатырь своего имелдеша Мансыра. И он мне передо царем учал потиху говорити, чтоб яз царю помянул о великого князя деле, а Багатыря ужо в ту пору царь отпустил на поле, и яз передо царем Мансыра взем да ему молвил: говори, по что тебя ко мне Багатырь прислал. А все семи рядил так того для, чтоб у меня Багатырь не запрелся в речех, да тут есми царю помянул о великого князя деле. И царь мне толко и отвечал: о том яз с тобою подумаю. Да упал царь про гонца к Москве поминати; и толко царь к Москве гонца пошлет, ино великого князя дело станетца. Да того жь дни, государь, велел мне у себя царь быти, да выслал ко мне царь хозяша чорного Азея, и хозяш мне учал говорити: придумал царь с уланы и со князми к великому князю гонца послати. И царь велел тебе говорите, что ужь переложил тебе зде ещо побыти, и царь не велел тебе себе бити челом нынеча о шертной грамоте и о правде по той грамоте: велел тебе бити челом собе о гонце. И учнешь царю бити челом о великого князя деле, и царю тебе не слушать, а учнешь бити челом о гонце, и царю гонца не посылывати. И ты себе подумай: с вестию ли лучше от тебя князь великий будет, или без вести. И яз, государь, хозяшу говорил: что мне государь наш приказал о своем деде, о чем велел царю говорите, то яз и памятую [363] а о гонце мне о том ли бити челом царю, о чем пригоняли преж сего, Асанак, ц потом Майрик сами приедут, а рать с ними жь, ино ужь те образци на Москве знают. И хозяин мне, государь, отвечал: с чем царь пошлет гонца, и царь тебе то и скажет. Да с тем, государь, хозяш ходил ко царю, и царь мне велел ити к себе, и как яз, государь, ко царю пришол, и царь не смотрит, не по тому, как преж того, и не промолвил мне ни какова слова долго. И яз, государь, но посмел царю туто о твоем деле докучати, чтоб дал шертную грамоту и правду учинил: блюлся есми от него опалы, потому что мне ни слова долго не молвит и не смотрит. Учал есми ему, государь, о гонце говорити: преже, господине, сего, коли людю твои из Перевопи кочевали, бил есми тебе челом, чтоб еси с тою вестью послал к брату своему, к великому князю, чтоб твои люди без твоего ведома на брата на твоего украинах лиха никакова не учинили, и ты мне, господине, отвечал: что ми гонца посылати с тем не бойся, яз тебя самого отпускаю, а нынеча, господине, меня еси доколе поунял, ведает Бог да ты. Пожалуй делай дело брата своего великого князя, грамоту шортную дай и правду учини, а нынеча, господине, с чем гонца своего отпускаешь — ведает Бог. Да ты пошли ранее, не держи брата своего без вести а с чем его пошлешь, чтоб мне ведомо было. А мне, господине, что велишь отказати брату своему великому князю о его деле. И царь мне, государь, молвил: с чем гонца своего пошлю, напишу, грамоту, да тебе велю прочести. А что мне самому отказати брату своему великому князю о его деле и как тебе отказати брату моему великому князю — о том из с тобою же подумаю. Да и ещо ми с тобою есть дума, и яз с тобою все переговорю. А быть тебе у меня сего вечера наодине, да самому ми ехати на свое дело, и яз тебя возму с собою да оттоле и отпущу. И яз, государь, царю говорил: будет ти, господине, к брату своему к великому князю с дедом посылати гонца своего, л ты посылай ранее, а будет господине с тем же гонцу твоему приехати с чем были Асанак и Майрик, и те ужо образци брат твой великий князь знает. И царь, государь, мне тому ничему не отвечал, сел потупясь, и доколе от него яз не вышел, а не промолвил мне никакова слова. Да того, государь, вечера царь по меня не прислал, а назавтрее, государь, в пятницу говорил есми Xалилю князю, чтоб царю говорил, чтоб царь дал брату своему великому князю шортную грамоту и правду учинил. И Халиль, государь, мне молвит: рад есми великого князя дело делати, а ты не спеши, побуди здесь. И яз, государь, Халелю говорил: то ведает царь, сколко мне велит жити, сколко живу, да было бы мне на что смотря жити, чтоб яз видел написану шертную грамоту. [364] и правду бы царь учинил с своими братьями и с детми и с уланы и со князми. И яз же на то смотря живу за делом до царева веления, тогды и сам не деруся прочь. Да с самим, господине, царем мне не наговоритися, ино царю пригоже вам говорити, чтоб царь попамятовал свою правду; взял меня царь на свою душу по своей опасной грамоте, что было ему брата своего великого князя час-от сделати, а меня не держати, ино нынеча все не потому осталось. И Халель мне, государь, говорил: а ещо твое дело медлитца, беси нанесли Ал-Чагира, нынеча и сам царь ему не радуется, ест у него Ал-Чагир на десять день тысячю алтын, опричь что ему царь дает, а братье его харчь и дачка в опришнину идет. И царь не домыслится, как им путь и место учинити; и ваши люди их же не любят, да и наши речи царю, что устати им места чинячи. И царь говорил: да нелзе тому быти, что мне ими не промышляти. И как новь поспеет, а вода бы ещо тепла была, и царь хочет их деля на свое дело итти, а коли пойдет, а тебя ему на кого оставити, чрез что тебя возмет с собою, да на пути грамоту даст и правду учинит и тебя и своего посла отпустит с пути, а послышь болшое сам у царя видишь: сам мало живу, нога у меня болна. А ономнясь, как приехал литовской посол, ино вам тут дела нет, нас зовут, что мы великого князя слуги, и яз как тогды сьехал к себе в улус, так и до сех мест есми у себя лежал; вчера есми приехал ко царю силою по его же присылке, что емлет и меня с собою на свое дело, и из толко-то вчера пил у него, а дела есми ещо никакова не слыхал. Да слышал ли будешь литовское посолство прислал король во царю, чтоб царь пошол ратью на великого князя землю или сына своего и людей своих послал, а королю бы сына своего дал. А не учинит того царь, и яз с великим князем помирюсь; ино хоти бы царь и похотел королю сына дати, иносто могу Багатырь и Алп что того царю не учинити. А царица болшая тожь говорит: великого князя и королевы поминки царь пропивает с своими любимыми женами, а моего бы царю другово сына уморити, коли яз не жива буду, не взмогут того учинити болшие мои дети, и тогды царь будет волен в своих детех, а при нашем животе царю того не учинити, ино с королем у нас не будет дела, да на се лето нам короля не воевати. А у тебя есми вчера слышал царю еси говорил, чтоб наши люди не пошли на вашу украйну, ино лзе ли тому быти, наши все люди улусы покочевали за Перекоп, и наши бы люди, оставя свои улусы, пошли чужих жен добывати, а в ту бы пору своих жен и детей остали. А недрузи наши хастараканцы того и глядят, а говорят: ведаем мы крымцы ходят на Русь, а ходу их вперед и назад три месяцы, а мы в те три месяцы что учинив [365] у себя будем. А уже нам сего лета хастороканцы явилися, Асан-мурзу топтали и ограбили, толко что сам ушел; нечто у наших людей отымется, сами на Русь пойдут, опричь казаки немногих людей пошло у нас сто человек. И мы их не ведаем где, а ужо тому три месяцы. А ещо с Багатырем царевичем будет брат мой паша-мурза, да мои два сына, а все ведь мы служим великому князю: что они у Багатыря уведают и они мне скажут, ино и тебе ведомо будет. А коли нам того не учинити, ино великому князю за что нам свое жалованье присылати, а мы ему какие слуги будем, что и того от нас нет. Да того же дни, государь, был у меня паша-мурза Халелев брат, кажет, посылает его царь к царевичу к Багатырю, с тем прислал Асан мурзе ко царю; будет тебе царю люди твои надобе, и они все всели на конь. И ты пришли кому их уняти, а им ехати не ведаю куде. И царь меня посылает тех людей ворочати. Да как у царя ещо буду, и что ми царь еще наговорит, и яз тебе ведомо учиню. А царь того жь часу послал к Багатырю, приказал ему: толко ты мне дотоле тех людей подержи, доколе пашу-мурзу пришлю к тебе, и яз, Иван, говорю тебе перед Богом: право хочу государю великому князю о его добре сердцем служити, а ты б государю моему великому князю мою службу сказал. А ныне, аж Бог даст как поедет царев гонец и твои казаки, и ты ко мне прикажи вопришнину, из с ними ко царевичу к Багатырю иду, их велю проводити мимо свои люди. Того же дни, государь, был есми у Ахмата у царевича, говорил есми ему, чтоб у брата у своего у царя делал твое государево дело, чтоб царь дал шортную грамоту и правду учинил и меня бы и своего посла не издержав к тебе ко государю отпустил. И Ахмат, государь, мне отвечал: порану нароком великого князя дела еду делати к брату своему ко царю, учну ему говорити, чтоб великого князя дело делал. Яз сам брата своего царевы мысля не могу розсудити, то слышу, что великому князю гонца посылает, а дела ещо не ведаю, с чем его посылает; да будтось царь к великому князю хочет приказати: ныне ко мне новые слуги приехали Ад-Чагыр с братьею, дает царь сестру свою замужь, и князь бы великий ему на то кун прислал. А великого князя делу и до сех мест царь повода не умеет доспети, и яз дивлюся тому. Учну ему говорити: хочешь ли с великим князем дело делати, да своею ли мыслью хочешь, и ты своею мыслью не умеешь, да будет ти и не умети, и ты спроси, кто помнит, как отец наш царь дружился с великим князем Иваном и с великим князем Васильем подружился был, да по тому же себе великого князя Василья учини прямым другом и братом, грамоту великому князю шортную дай и правду учини, да посла его и своего ранее к великому [366] князю посылай. Да то мне скажи, будет ли у тебя великого князя дело, не будет ли, то мне скажешь ли, не скажешь ли. И что мне царь скажет, и яз тебе ведомо учиню. И толко ещо мой брат царь не учинит ли с моих речей великого князя дела делати, и великому князю со царем ужо так радити: которые на Москве царевы люди, и великому князю тех не пустити, да ко царю приказати: как еси на чем молвил, и ты все не по тому учинил, а посла моего у себя держишь без дела, толко на одну на соромоту. И ты б ко мне отказал, будет ти быти ко мне прямым другом и братом, и ты учинись ранее, а будет мне не быти прямым другом и братом, и ты откажи ко мне ранее. А посла бы еси моего ко мне отпустил по своей опасной грамоте, а из себе другов поищу в Нагаех и в Азторокани, а то, государь, Ахмат молвил имянно Ногаи и Азтороканью. А того бы князь великий себе на сердце не подержал, что царю воевати великого князя землю, а хоти и похочет царь поити на великого князя землю, ино ему со мною жь поити, а без меня царю ничего не учинити. А упрямитца царь опричь меня учнет великому князю недружбу чинити, и яз цареву другу королю боле того недружбу учиню. А Черкасы и Киев мои суседи, те яз городы наперед посылю. А тобя царь не похочет пустити, и яз сколко могу перед самим царем возму тебя и до великого князя украйны сам тебя провожу. А царя яз ся не блюду, не мочи ему мне ничего учинити; а то яз тебе, Иван, говорю: нечто любо вперед царь не учнет великого князя дело делати, а ещо есми лиха право никакова не слыхах и не познаю. А про себя тебе говорю: как есми великому князю на чем дал правду по своей вере, так по той правде и с своим сыном и до своего живота хочу стояти, как ми Бог поможет, и великому князю добра хотети и служити и дружити в правду, как перед Богом быти везде о великого князя деле другу великого князя хочу другом быти, а недругу великого князя хочу недругом быти, где великого князя недруг ни будет, и яз на него готов не преставая великого князя недруга саблю доводите и копьем колоти. А что будет на нас от великого князя нелюбья, и князь бы великий пожаловал о том с сердца сложил и вины отдал, то бы пожаловал сердечно отложил. А что будет меж нас с великим князем которое непригожство, то ся по грехом стало теми делы, от великого же князя его нежалованье к себе почюл есми учал меня звати хромцом и глупцом и ни к чему яз ненадобен. И мне то почюв, что мне было рядити? А нынеча о всем о том как князь великий пожалует, его жалованье ведает, а у меня топере великого князя нежалованья отнудь на сердце нет ничего, о всем ведает Бог да князь великий. Да пожаловал бы князь великий попамятовал [367] каковы меж себя друзи были отцы наши: коли князь великий Иван прикажет отцу моему царю, велит ему часто воевати Литовскую землю, и отец мой царь на то дело мена посылывал, и мне от отца своего то за честь было. А того яз не догадался, кому то из служил, толко слушал есмя отца своего, а великому князю Василью того нелзе ведати, леты князь великий Василей моложе меня. А чтобы то яз догадался, что то яз служил великому князю Ивану, и яз бы с великим князем Иваном о том обсылку себе учинил, и яз бы себе тем от него услужил и до своего живота, и князь бы великий Иван меня указал слугу себе а детем своим, ино бы у нас с великим князем Васильем и до сех мест все добро было, таково бы было добро, какова добра с сех мест вперед начаюся от великого князя Василья. Ажо пак князь великий меня пожалует, как моей к себе службы подсчет, как ему Бог положит на сердце, а яз по своей вере и по своей правде прямой есми великому князю Василью друг и слуга его, во всем есми послушник его, а от недруга от великого, князя от короля дополна чистым сердцем отстал есми. А ещо мне король так посмеялся, назвал меня себе сыном, да мимо меня нашол себе Абды-Рахмана князя другом, и яз пак ему с Абды-Рахманом животом не порушу ль. А конца тому дает Бог, князь великий послышит, что королю учиню яз, что королю Абды-Рахман поможет. И назавтрее, государь, в суботу ездил царевич Ахмат с поля в городок к брату своему во царю, и мне велел с собою ехати; да быв, государь, Ахмат у брата у царя мне говорил, а молвит; восе тебя на меня Халель князь перед ним есми царю все говорил о великого князя деле твои речи, что мне ты говорил; и как яз с то бою говорил, как мне было от себя царю говорити о великого князя деле, и яз все так царю говорил перед Халелем, а спроси себе Халеля. И царь мне отвечал: сегодни яз еду в Кыркор, а там мне быти недолго, а се приехав из Кыркора, и яз великому князю пошлю гонца Азику, а сам стану делати дело великого князя А того же дни, государь, говорил мне Кудояр князь: нынеча мне Иван не по тому у царя, как мне было у царя, воли быль царь во царевичех, мне было тогды у него лучше того, и как где мне мочно, и яз доведываюсь, государя великого князя дела тебе сказываю, а государю своему великому князю служу. Переж сего сказывал есми тебе, что король нынеча прислал ко царю на два года поминки пятсот поставов сукна, да тритцать тысяч золотых, и царь все золотые себе затаил. А нынеча царь едет в Кыркор к болшей своей царице к Нурупу уговаривать ее, чтоб им дати в Литву сына своего. И послушает в том царица, и царю даты сына своего в Литву, ино на се лето на московскую украйну наша рать [368] не будет, а не послушает царица, ино у царя переложено на се лето рать своя на московскую украйну послати. Яз так слышу, сего ему лета царю одно учинити: любо сына королю дати, любо рать свою на московскую украйну послати. Да того жь дни приказал ко мне Ахмат царевичь с Федором с толмачем, учинит ли князь великий то — даст ли мне на сю зиму место на своей украйне от Новагородка от Северского, где бы мне стояти, а оттоле бы мне Литовская земля воевати. И ты скажи то своему боярину Ивану. А коли король наводил меня на великого князя украйну, и король дал мне место в своей земле на украйне, ино мне как князь великий велит. А нам, государь, здесе слух, что король задержал был литовских послов, да их отпустил, привед к шерти на том, что царю на се лето свою рать на московскую украйну послати. Да и то, государь, нам слух, что король нынеча царю сукна много прислали и за золотые, чего золотых не здобыл. Да того же дни, государь, был у меня в стану Ахмат царевичь, и что, государь, говорит Ахмат слова о твоем государевом жалованье, как тебе хочет служити, нам ся кажот, что лутче бы ему того нелзе быти, а сердце, государь, кому ведати? А в речех, государь, говорит: дам сына своего великому князю. А сыну своему говорит: чей ты сын? И сын его говорит ему: яз великого князя сын. А наряжаетца, государь, Ахмат сына своего женити; да часто, государь, говорит со мною царевичь Ахмат: как вы, государи великие, князи держите у себя царей и царевичев на Мещерском городке. Да говорил мне, государь, Кудояр князь: говорил мне царь, а молвит: Кудояр, се таков твой князь великий, ссылался с турским, ино Камал первое здесе был, да бредил, да и у великого князя бредил же, будтось турской говорит: царь Махнет-Кирей и вся Орда в моей воле, яз во всем волен. И князь великий позватью послушал того, да опроче меня Камалу и своему послу по своей земле на Дон дорогу доспел. А была бы великого князя правда, и он бы учинял так, пригоже было ему со мною обослався да отпустить было ему тех послов на мою землю, и яз бы им дорогу дал по тому же, как есми великого князя послу от турского но своей земле дорогу дал и до украйны его велел есми его проводити поздорову. А хозяш Азей, государь, мне говорил: Иван, яз великого князя жалованья к себе помню, и царь говорит про тебя: сего посла прислал князь великий ко мне с неправдою, с ложою. А как, государь, пришел посол литовской, да доколе, государь, ещо у царя не был, а мне прилучилося у царя быти одинова, ино мне у царя привет был по обычаю, как наперед того. А как, государь, у царя был посол литовской, и яз не бывал у царя три недели, а как есми к нему допросился, и он на меня царь не взглянул, не речей своих никаких [369] мне не молвил, ни твоему государскому делу мне ответу не дал, толко мне, государь, явил гонца своего Азику, да велел был мне у себя на вечере быти на дело, да не присылывал по меня, и в Кыркор поехал за полтрети недели до Петрова дни; а яз не бывал у него, ни мне молвил: живи до меня в Перекопи, ни мне молвит: поедь за мною в Кыркор. Оставя, государь, меня на поле, поехал в город, мне не приказав ничего, а из города в Кыркор поехал. А которого дни, государь, из Перекопи в Кыркор поехал царь, и яз того дни был же в городе, ездил семи с Ахматом со царевичем твоего для государьского дела, чтоб Ахмат у царя твое дело делал, а царь, государь, меня ведал в городе. А того дни он из города в Кыркор поехал, а мне никакова слова не приказал. Да поколе, государь, царь в Кыркор поехал, а твоего государского дела не делал и не починывал делати. А коли есми, господине, ему ни бивал челом, и он всегды молвит: ужжо. А в три недели есми, государь, допросился к нему, и он мне тогды и не велел себе о твоем государеве деле бити челом, и яз ему бил челом, и он не слушал и ответу мне никакова не дал. Да говорил, государь, мне Кудояр князь: Иван, яз слышу нарядил был царь к великому князю посолством Ахмат-пашу мурзу Кулюкова сына, и он ся от того отпирает, а молвит, что царь какую честь учинил великого князя послу; да меня хочет к великому князю послати, того ли для чтоб иве там такова жь соромота была. И ты нынеча любо нечто ото царя о том учуешь, и ты не дерись за Ахмат-пашу мурзу; кого с тобою царь ни пошлет, а князь великий познает, как ему свое дело делати. А то есми, государь, у кого что ни учюв писал к тебе подлинно все как было, а дела твоего, государь, у царя мне было доведатись не у кого. Аппак, государь, князь, как приехал ко мне от царя в Кыркор, и до сех мест из Кыркора не бывал, а поехал в Кыркор на одну десять день, да из Кыркора приехал того дни, которого дни царь в Кыркор поехал. И яз его о чем спросил, и он молвит: яз ее ведаю ничего, у царя есми не был, а готов есми, а еду за царем. А к Апаку, государь, колко ни приказываю, чтоб ехал ко царю твоего государева дела для и гонца твоего государева часа того есми к нему с твоими государскими поминки и с грамотою отпустил, а приказал к нему, чтоб ко царю ехал, и он, государь, у царя не бывал и доколе поехал царь в Кыркор. Да здесь, государь, прислал ко мне изо Царя-Города Варавин грамоту, а в ней толко и писано: здесь нам жити нужно. А тамгу на нас взяли, а другую хотят взяти, а боле того, государь, в ней не писано ничего. А про турского, государь, про посла к тебе ко государю слуху нет, а турскому, государь, на се лето валка будет с [370] Кизыл-башем, а сам в Ядрене-Поле турской, а Копыл зимовал у него в Ядрене, а во Святую Гору пошел перед великим днем, а турской ему дал своих дву чегушов. Да оттоле Копыл ещо не бывал. А Алик, государь, царевичь убежал в Белгород, и царь присылал просити его, и турки не дадут Алика, берегут, чтоб его не убили татарове, а о нем послали к турскому, где ему турской велит быти. А что еси, государь, ко мне писал, доколе из здесь побуду за твоими государьскими делы и мне бы тебя, государя, о здешних делех без вести не держати, ино, государь, нелзе вести дати, не домыслила есмя: люди все за Перекопью и царевичи, и Багатырь царевичь за Перекоп же вышел и Доном не домыслил же ся и полем от Азова. А слухи, государь, что ни быти на твоей государеве украйне. И Ахмат, государь, царевичь мне велел тебе весть же держати, ино, государь, Ахмат царевичь послал к тебе своих дву человек, Качима, да с ник другово своего же человека, а яз, государь, послал к тебе твоего казака Бай-Садтана Бай-Кулова брата того деля, что иных твоих казанов здесе знают, а его не знают. А Ахмат, государь, царевичь к тебе свою грамоту послал же, а мне, государь, велел к тебе о тех о своих людех писати, чтоб ты, государь, не издержав их отпустил; а яз тебе, своему государю, челом бью.

III. А сю запись дал Митя Иванов, как приехал из Крыма, а писал себе после Ивана, как уже не стало Ивана Мамонова ⁵³. А за десять день до Петрова дни с середы против четверга ночи не стало Ивана Мамонова на поле на Янгыз-Агаче. А назавтрее в четверг велел Ахмат царевичь у себя быти Мите Иванову и Федору толмачу и Гаврику подьячему и Ивановым людем, которые живот Иванов ведают. Да говорил царевичь Ахмат: брат мой царь нынеча в Кыркоре, а иве приказал город ведати, и нынеча Ивана не стало, а живот его в городе, а в том же городе у царя аминь и кадый и ага городской, ино наша пошлина Иванов живот пересмотрити и запечатати, да с тем мне ко царю послати, а вы б мне Иванову животу список дали, а мне взяти своя пошлина кумартка. Да того дни царевич Ахмат прислал на Иванов двор кадыя, да агу царева, да царева дьяка Еферя, да своего дьяка, и они Иванов весь живот запечатали. А царевичь Ахмат взял с Иванова двора силою аргамак сер; а Иван тот аргамак купил на великого князя имя, дали на нем в Кафе сто и тридцать рублев. Да того же дни царевичь Ахмат посылал в Иваново стадо коней смотрити, да взял из Иванова стада Ивановых коней конь да мерин. [371] И того ж дни Митя Иванов послал в Кыркор к Апаку великого князя казака Неболсу Пестрого, с тем что Ивана не стало, и царю бы то ведано было. А на Рожество Ивана Предтечи приехал из Кыркора Кудояр мурза Аппаков племянник, да от царя Мите и Гаврику и толмачу грамоту учел, а грамоты им не дал. А в грамоте писано кадыю: дати Задин-аге Иванов живот пересмотрити и переписати и опять запечатати, да отнести во цареву казну, а кони Ивановы велено отогнати во царево стадо. И того дни Иванов живот писали и смотрили, и запечатав отнесли во цареву казну, а на царя взяли из Иванова живота одну камку, а кони Ивановы отогнали во царево стадо, а людей Ивановых всех переписали. А что Иван полону покупил, и они были тот полон весь поотнимали, да одва у них до царя на поруку взяли. А в девятой день после Петрова дни в понеделник из Кыркора приехал царь в Перекоп, и Митя и толмач и Гаврик царю на стрече челом ударили, и царь им отвечал: нынеча есми потомился, и вам у меня быти завтра. И назавтрее говорил царь Мите: воля Божья осталась над Иваном, и вы б себе на сердце ничего не держали, а дай Бог брат мой князь великий здоров был, да яз бы здоров был, и промеж нас, даст Бог, дело доброе будет. А что семи присылал к вам Кудояр-мурзу, велел есми Иванов живот в свою казну поимати и кони Ивановы велел есми поимати в свое стадо, а то есми учинил того для, чтоб у вас того дети моя сплою не поймали. А что Иванов аргамак, да конь, да мерин взял мой брат Ахмат, и яз то у него поемлю. Да чтоб ми ещо с вами говорити, и яз нынеча себя не ведаю, дети мои от меня нарознь — того не ведаю нуды, а люди все с ними, ино ми своя особица зашла. А как ож даст Бог пора будет и яз Иванову кость отпущу, и вас отпущу. И Митя говорил царю: подавал, господине, Кудояр мурза Ивановых людей всех за нас, чтоб не разошлись, и мы, господине, до тебя их всяко держали, колко смогли, а нынеча им ести нечего, и нам их держати не мочно. И царь отвечал: завтра у меня будет Агиш князь и Аппак, и яз с ними поговорю о всем о вашем деле. И назавтрее Митя был у Агиша, да говорил Агишу, что царь Ивановы животы и остатки все себе поимал и кони, а Иванову (кость?) ведомо не учинит как ему быти; а люди Ивановы голодны остались, ино им розойтися розно. И Агиш бы о всем о том царю говорил и Мите отвечал: слышал яз то, что царь Ивановы животы и остатки и кони себе поимал, и то у вас не ведаю не пропало ли, а яз стану о всем царю говорити, да не ведаю, как сстатися чему. Багатырь царевичь на великого князя украйну пошел воевати, ино великому князю с тем ли нынеча царю послати, яз посылал твоей украйны воевати, а придет Багатырь, ино с теми царю к великому князю [272] послати, яз посылал твоей украйны воевати. Мы царя своего дела не можем доведатись; а царю стану говорить: что ми отвечает, и яз тебе скажу. А опосле царя в четверг приехал из Кыркора Аппак князь, и Митя и Толмач и Гаврик были у Аппака. Говорил Митя Аппаку, что ведомо учинит великого князя делу и о Иванове кости и о вашем житье, что нам царь укажет. И Аппак учал говорити: толко то было великого князя делу сстатися, ино над Иваном воля Божья ссталася, ино ужь дела нет, а о Иванове кости и о вашем житье здесе что царю рядити; на ваши домы рать пошла царева, ино ещо царю вам ведома никакого нелзе учинити. А того сстало великому князю ни от кого, от собя; Михайло Тучков здесе сколко жил, а яз ему всегды говорил: будешь у великого князя, и ты говори великому князю, чтоб царю князь великий то жь прислал сколко король присылает, и царь великому князю будет друг и брат и от литовского царь отстанет. И князь великий о чем не послушал того, ино того для та и рать осталась; а Михайлу было того великому князю нелзе не говорити, ино ещо вам о себе долго ведома ждати, доколе Багатырь придет. Да все князь великий свое дело делает не ведаю как: Кудояра князя да Довлет-Чара оставил как бы в закладе против Михайла Тучкова; а нынеча послал царь проводити Василья Коробова Итяк-тархана, да от Ивана от Мамонова гонца своего Довлет-Килдея, и князь великий тех оставил Ивана для Мамонова в закладе, Да того жь дни Агиш говорил Федору толмачу: вечер есми о вашем деде говорил царю, что учинит, и царь мне отвечал: нынеча есмя пьяни, помани ми порану, и мы поговорим. И ты жди шед меня, доколе от царя пойду, и яз скажу тебе. И Федор дождался Агиша от даря, и Агиш Федору молвил: нынеча нам свое дело велико, идет рать на самих на нас, ино царю и нам не до вашего дела. А на другой неделе после Петрова дни в суботу говорил мне Ян сеит царев человек Абдыл-Летифов; толко бы Иван жив был, а дополна было царю Ивана отпустити с Ахмат пашою мурзою, да итти было с Иваном и с Ахмат-пашею Авлеяр-мурзе Ширину Довлетекову сыну, да Берючаку князя того для, Ахмат-пашу бы князь великий отпустил ко царю, а Авлеяр-мурзе с Москвы с великого князя ратью и с пушками и с пищалми и судех итти под Асторокань. А Берючеку князю итти было с Москвы в Казань ко царю, чтоб царь казаньской свою судовую рать послал на Асторокань, и Берючеку было с тою ратью с казанскою итти в судех под Асторокань. Да того же дни Митя был у Аппака, а говорил Аппаку, чтоб у царя ведомо взял, доколе Ивану без ведома лежати, учинит ли царь тому срок один. И Аппак молвил: мне к вашему делу не умети пристати, того ещо царь не ведает, [373] а толко взведает, как то будет мне ему сказати: без моего ведома хитро есте учинили со царевичем с Ахматом, послали к великому князю весть — Ахмат своих дву человек, а вы своего казака. А которой Ахматов человек лутчей поехал, а тому Ахматову человеку родной брат мне служит, и мне лзе ли не ведати того. А ваше дело все не лутчает, и вперед с вами дела не будет. И Митя Ивану отвечал: где бы мы того у Ивана не ведали, чтоб он послал к великому князю великого князя казака с Ахматовыми людми, по Иванов живот все были великого князя казаки у нас целы; а как Ивана не стало, и мы и сами себя но ведаем, а казаков нам почему ведати, кому их после Ивана держати. А которой с голоду побежал, и мне где его взяти, И Ахмат сам приезжал Иванова живота смотрити перед нами, и аргамак Иванов с Иванова двора сам Ахмат взял, а из стада того жь дни из Ивановых коней взял Ахмат конь да мерин. А то все рядилося одного дни, которого дни Ивана не стало. Да того же дни с теми конми Ахмат взял великого князя казака силою, и мы ещо его и до сех мест не ведаем; а о всем о том есмя тогды жь посылали к тебе великого князя казака Неболсу. А то, господине, нам, Аппак князь, ведомо, что Иван здесь без тебя у царя жил 11 недель, а о великого князя делех много к тебе и грамот посылал и речью приказывал. А и которые казаки приехали от нашего государя от великого князя гонцы с грамотами и с поминки, и Иван тех не издержав к тебе отпустил, а приказывал к тебе, чтоб ты ехал к царю делати великого князя дело, и ты толко и отказываешь: час-от буду, да и не бывал еси. Да послал Митя о тех Аппаковых речех к Ахмату; учнет царь спрашивати, каквелит Ахмат говорити. И Ахмат к Мите приказал: учнет тебя царь спрашивати, и ты б ему так говорил: коего дни не стало Ивана, и того дни Ахмат Иванов живот велел запечатати и из Иванова живота взял аргамак, да конь, да мерин, да великого князя казака, и до сех мест его не ведаем где дел. А боле бы еси того нпчего не говорил, а то уже яз ведаю все. А опосле Ильина дни в середу говорил Митя Азпке; мы слышим, что тебя царь посылает к великому князю гонцом, скажешь ли ты нам, с чем тебя шлет царь. И Азика учал говорить: не слыхал есми у царя ничего, а говорил есми Аппаку третьяго дни, с чем мне к Москве ехати, с тем ли, что Митя, да толмач, да подьячей здесь, ещо их царь не пустит, а Ивановой кости не пустит же. А прислал бы князь великий иного боярина, ино мне с тем ли то ехати, и будет мне с тем ехати, ино мне еще свой живот не надокучил. И Аппак мне толко и молвил: с чем тебя царь пошлет и что ти велит царь, то и говори, а про то хоти тебя князь великий на [374] кол всадит, а ты свой приказ знай. А на захочешь ехати, и мы пошлем Девлет-Килдея Мерекина. И того дни Митя был у царя, и царь говорил; сыну своему Багатырю велел был есми итти на Нагаи, ино ми от него и слух есть, что пошел на Нагаи. И из нынеча посылаю к великому князю Азику, а велел есми ему поспешити борзо, с тою вестью пойдет сын мой назад, и нечто от него люди отстанут, и князь бы великий велел поберечи своих украин, да и с тем, что есми детей своих в головах Алпа, а с ними 60 тысяч послал ка Литовскую землю; а Ивановы кости ещо не пущу, того для Азике гнати борзо. А как мне придет весть от Багатыря, и из час вас и Иванову кость отпущу, а пошлю к великому князю с вами своего доброго человека. И Митя царю говорил; тому, господине, не мочно и сстатися, что тебе почюв от Багатыря весть да его не держав нас отпустити. И царь учал говорити: однолично так учиню. А живот Иванов отдавал царь словом, а ялся отдати, И Аппак вышод от царя говорил; ещо вам быти у царя завтра, прямое все услышите и грамот царевых почиете, и что мне писать к великому князю, и яз скажу вам. Да после того не были у царя три дни. А назавтрее Бориша дни в суботу был Митя у Аппака, и Аппак говорил; государь наш князь великий чего для до сех мест держал у себя в закладе Кудояра да Довлет-Чара, вно того царь не любит. А после того во вторник приехали от государя великого князя казаки. Тимей с товарищи, дал Бог совсем здорово. И Митя был с Тимеем у царя со государьскими поминки, и царь говорил; сына есми своего Багатыря послал был на Нагаи, ино ми от него и слух есть, что пошел на Нагаи; и как ми от него слух прямой придет, так нас и Иванову кость отпущу, а переж вас ещо пошлю гонца своего к брату своему к великому князю; а вы захотите итти к брату моему к великому князю без дела, и яз вас с гонцом отпущу, а хочу послати к брату своему к великому князю своего доброго человека с делом, и вас если хотел с тем же добрым человеком послати с делом. И вы себе помыслите, с гонцом ли хотите итти без дела, или с добрым человеком с делом. И Митя бил челом царю, чтоб пожаловал отпустил с своим добрым человеком, а с делом. А после того в четверг, заговев Госпожино заговейно, велел царь Мите быти у себя. И Мите говорил Аппак: восе царь шлет к великому князю Азику гонца своего с тем, что сына своего Багатыря на Нагаи послал, а сына своего Алла, да Азбека царевича, да Умметя Ахматова сына, да брата своего Саип-Гирей-царевича, да детей же своих Нарт-Кирея, да Казы-Кирея послал царь Литвы воевати, а с ними 60 тысяч. А то все так царь пишет к великому князю в [375] своей грамоте, а вас с сех места царь отпущает с своим добрым человеком за 10 день. И Гаврик говорил Аппаку: царь кого блюдется, что ни говорил Ивану, то все не по тому и чинил. А нынеча гонца ко государю к нашему шлет, а после гонца 10 день спустя посылает своего доброго человека. Да кого шлет, о чем в своей грамоте к нашему государю не пишет его имянем, а ты князь его не скажешь нам; а какая то правда: хоти бы царь нам и ужжо явил того своего доброго человека, ино ведь ему ещо в Ка?у ходите, а в Кафу да из Кафы в десять ли ден поспети ему, как вам в том веры няти. И Аппак много на Гаврика сердитовал и лаял ему, а молвит: тебя страдника слушал Иван, чего царь у Ивана ни просил, а ты не велел давати, ино было Ивану колко ни жити здесь, а без дела было ему ехати. А что пытаете о послов нынни, и из шед спрошу царя; да, пришед от царя, явил посла Абдыл-Авель-Шиха, а привел его с собою жь. Да того же дни был Митя у царя, а у царя сидели Агиш князь, да Довлет-Бахты, да Аппак. И царь говорил Мите: воля Божья осталась, Ивана не стало, ино мне придумали мои уланы и князи, что нам дела брата своего великого князя не при ком делати. И яз к великому князю посылаю Абдыл-Авель-Шиха с опасною, чтоб ко мне прислал князь великий своего доброго человека перед кем мне дело его делати, и яз грамоту шортную дам, какове меж нас пригоже быти, и правду по той грамоте учиню. А после того в четверг Оспожина говенья был Митя с великого князя казаки с Тимеем у Аппака с великого князя грамотою и с поминком, и Аппак, великого князя грамоту выслушав, поминок отдал, а молвит: сколко много князя великий в сей грамоте писал ко мне, а яз к нему об одной шубе писал, и он гое не прислал ко мне, а велит свое дело делати, а прислал ко мне один соболь, а кто меня хуже, а тому тот же соболь. Да бил есми челом великому князю, просил пансыра доброго, и князь великий ко мне прислал соломяной пансырь. И как царь учнет вас отпускати, и яз тот пансырь отдам тебе Мите: нечто на нас на поле люди придут, и ты познаешь крепок ли будет. Да того жь дни Митя был у Ахмата у царевича на Калгынчаке, и Ахмат Мите говорил: то ужь мне дополна ведомо, что Багатырь пошел на великого князя украйну, да не сколко с ним людей, сколко с Алпом. да с моим сыном и с иными царевичи; все люди наши болшие с Алпом пошли на Литовскую землю, а то осталось великого князя правдою, да его счастком, а не туда были и те посланы. А то яз говорю все правду, а иному говорите, что послал яз Литвы воевати, ан то все не так, то ся осталось великого князя правдою да его счастьем. А после Оспожина дни в середу приведи Василья Шадрина первое к Аппаку. И Аппак того же часу [376] у себя в шатре Василья кормил и сорочку и однорядку Василью дал и отпустил его к Мите в стан жити и отпуск ему сказал с Митею вместе к Москве. И того дни был Василей у царя; спрашивал царь Василья: где нынеча брат мой князь великий и где его люди, а вас сколко было? И Василей сказал: государь наш брат твой и князь великий на Москве, а воевод своих многих и рать свою послал на многие места в Литовскую землю и велел короля и скати, а под городы послал с пушками и с пищалми и с великими наряды. А князь Иван Воротынской зарубив в Литовской земле город Рославль, да из того города пошел под Мстиславль с пушками и с пищалми и со многими людми. А речи Васильевы толмачил перед царем литовской толмач; а великого князя толмача отослал царь, и Федор толмач сказывал Василью что толмачити литовскому толмачу. А после того в неделю говорил Лапав Мите: придумал царь, отпускает к великому князю час Абдыл-А а, а из вас одного, любо тебя,любо Василья, а одного оставливает, и похочешь с пошлым делом итти, и ты подожди одну 15 ден, и царь грамоту шертную даст, какове пригоже быти, и правду по той грамоте учинит на том, что на сю весну однолично царю итти самому на Асторокань. А князь бы великий испрямя сам жо пошел на Хасторакань со царем, а не своротить ему никуды и инако ему не учинити, того тебе дождатись. А царь пошлет любо Ахмат-пашу мурзу, любо иного доброго человека. И Митя Аппаку говорил: будет, господине, вам ждати того, чтоб царь дал свою шортную грамоту какову, каков взял список у Ивана ты, Аппак князь, да Касым афыз, какове грамоте шертной быти, а не прибавити бы, ни убавити ничего; и правду бы царь по той грамоте с братьею и с детми и с уланы и со князми учинил. И кого хочет царь с такою грамотою к нашему государю послати, и он посылай, а мы ждем. А будет, господине, нам ждати, а не таковы грамоты будет, хоти одно слово прибавит или убавит, ино за мною дела и приказу нет никакова. А после того спустя на третей день после Семена дни велел царь быти у себя Василью Шадрину и Мите, да говорил царь: сына есми своего Багатыря послал был на Нагаи, и он был на великого князя украйне, и яз его бранил, и он молвил мне, итти было ему на Нагаи, да которых людей вперед себя послал отведывати на Волзе, и они кажут, что и берегом и в судех все мещерские казаки ходят, ино нелзе за Волгу. И сын мой чаял, что то князь великий велел так казаком мещерским беречь, и он того для ходил на Рязань, И яз тебя Митю отпускаю с Авель-Шихом, а Василья Шадрина оставливаю у себя. Как ми будет пора, и яз брата своего великого князя дело перед Васильем сделаю, да и отпущу его с сроим добрым человеком. А в четверг после Семена дни велел [377] Аппак Мите быти у себя, да говорил Аппак Мите: скажи государю великому князю, что яз его делаю один дело, и князь бы великий меня своим жалованьем не унизил, да нечто моей службы моему государю великому не сказывал и Михайло Тучков, как мы умираем зде от своих недругов за великого князя дело. При Мпхайле при Тучкове сколко нам в одну пору нужно было, ужь было негде ся деть, а живот смерти блюдется. И яз был и корабль добыл, а итти было нам во Царю-Городу к турскому, а не туды, ино было негде детись. Ино познатью Михайло того великому князю не сказывал. А назавтрее в пятницу велел царь Мите быти у себя; говорил царь Мите, чтоб еси говорил великому князю перед Авель-Шихом, что есми приказывал к великому князю о Абдыл-Летифе, и яз слышу, что о нем брат его казанской приказывал к себе просить. И отпустит его князь великий в Казань, и он с Богом, а не отпустит в Казань, и князь бы великий его ко мне отпустил, а и ко мне не отпустит, и мне про то на великого князя гневатися. Да что сын мой Багатырь без моего ведома к Рязани ходил, и князь бы о том лихим людем не потакал, кто ему учнет говорити, чтоб великому князю за то со мною роздружитися. А Василья яз час-от отпущу, се ко мне с Москвы весть придет, а хоти пак дотоле и не пришлет ко мне князь великий вести, и яз однако Василья отпущу, а перед ним здесе брата своего великого князя дело сделаю, грамоту шортную дам и правду учиню и на короля ещо перед Васильем пошлю рать свою, а на зиму и сам иду под литовскую украйну зимовати, а коли яз приду, и яз ведь нечто учиню жь королю. А уже от короля дополна отстал есми, нынеча все мои царевичи как королеву землю воевали, а ещо на зиме яз сам побываю, а на весну ми дополна итти на Азторокань. И князь бы великий брат мой со мною ж пошел, или брата своего послал, или воевод своих послал с пушками и с пищалми. А как возмет Азторокань, ино в ней ведь великого же князя людем сидети тысячи три или четыре с пушками и с пищалми, и рыба и соль что надобное, то брату моему великому князю, а моя толко бы слава была, что город мой. А сего лета добре докучали хастороканцы, яз их незамал, а они меня зазамали; а что наши люди летось и нынеча Мещеру воевали, и за то яз и вперед не имаюся, хоти яз с братом своим с великим князем буду в дружбе и в братстве, ино ни самому на Мещеру не думати, и хоти и детей своих уйму, а людей ми своих не мочи уняти: пришли на меня землею все, что им меня не слушати в том. А Ширины опричь меня здумали, что им вперед Мещера воевати, за то что нынеча на Мещере наш недруг, а из старины тот юрт наш. И нынеча брат мой князь великий о чем у меня на [378] Мещеру не просит брата или сына; коли наш рок был на Мещере, тодды наших смел ли кто смотрит на Мещеру, ано из Мещеры люди шли к нам служити, а от нас в Мещеру, и толко то по старине не будет, и то всегды быти воеваной Мещере. А ведь мы ведаем, что нынеча на Мещере не человек, и людей в Мещере бесерменьи нет никого, ино не у кого жити, и то б брату моему великому князю внятны мои речи были. А колко о том царевиче ни пишу к великому князю, и он ко мне не отпишет. А то пак слыхано ли, что бесерменину бесерменин бесерменина в полон взяти, ино наши люди и бесерменью в полон поимали в Мещере, а того у нас и в писанье нет, что бесермена продати, а наши люди мещерскую бесерменью и попродали, а все тому рняся, что не наш род на Мещере государь. Да шлет ли брат мой князь великий и тому веры, что яз от литовского отстал и как есми его землю ныне воевал, а ещо пошлю воевати, а увидит Василей Шадрин. А сам зимовать к королю иду, на добро ли то ему будет. И брат мой князь великий чаю что отведает, что яз от короля дополна отстал, а опроче ми великого князя Василья братом не искать никого; аж на сю весну учнет со мною брат мой Хасторокань доставити, а не учнет со мною брат мой князь великий на сю весну Хасторокани доставати, ино то аз по тому и познаю, что от мена князь великий отстал. А князи городетцкие и мне приказывали, и не одинова, чтоб ваш род им был государь. Да нынеча ко мне прислал казанской посла своего Бахты-Келдея, а князи казанские писали ко мне, толко брат мой князь великий даст им Абдыл-Летифа, и мне бы по Абдыл-Летифе брату своему великому князю Василью поиматися за его добро, и яз поимаюся, что Абдыл-Летифу быть добру. А как Тимей приехал от государя от великого князя, и тогды о поминкех соромоту учинили; Ян-Чюра дуван, да Исмак Кипчак ограбили Гаврика подьячего, да соколника, да Тимея казака. И они били челом царю, и царь велел грабеж отдати соколников грабеж, да Тимею однорятку, а полутора рубля Тимею, да Гаврикова армяка не отдали. Да говорил царь: нынеча от меня побежал Ал-Чагир мурза с братьею и с детми; почюв то, был у меня сего лета тайно от Шыгим-мурзы человек, с тем чтоб из к нему прислал хоти одново своего сына, и он мне ялся Азторокань взяти. И Ал-Чагир, почюв того Шыгимова человека, да от меня побежал, того не ведаю, чего заблюлся, а у меня здумано взять мне Азторокань, с братом своим с великим князем обема нам Хасторокань надобе. А не всхочет со мною брат мой князь великий доставати Хасторокани, а возму яз Хасторокань собою, ино мне князь великий какой друг мне и брат будет. Да говорил Мите Аппак: скажи от меня [379] государю великому князю, что царь от короля дополна отстал. Приказывал ко царю князь великий, велел короля воевать, и царь посылал короля воевать детей своих, и никак короля воевали, а вы видели. И князь бы великий делал царево дело хастараканьское; а видите вы и сами, каково от царя литовскому послу бережение, чего он домаялся, того в Ислам отпросился жити, да учал из Ислама ко царю приказывати; вижу жити ми здесе хоти сколко ни буди, а безлеп, и царь бы пожаловал хоти меня отпустил, и царь бяш говорит: и пропади сесь ранее чему его держати. Да приказывал есми ко государю к великому князю не одинова: занял у моего брата у Магмедши Шошук Глинского человек шестдесят рублев вопчего нашего живота, и нынеча Глинской и казна его у великого князя, а князь бы великий пожаловал, те денги к нам прислал. А за неделю до Покрова Пречистые в середу говорил царь Мите: нынеча вас отпускаю, и вы брату моему великому князю от меня поклонитеся, да молвите от меня великому князю: как Бог даст дойдет поздорову мой посол Ивель-Ших, и брат бы мой князь великий ко мне с тем часа того отпустил Девлет-Килдея к нему прикошевав своих людей, и яз час-от пришлю Василья Шадрина, да Ахмат-пашу мурзу с шортною грамотою и правду учинив, а от короля дополна отстал есми. Прислал ко мне король посла своего, а молвит: чего у мосвовского хош — отстань от него, а яз тебе даю по пятнадцати тысяч на год золота и сукна и запросы, и ты буди мне друг и брат, а дай ми сына, а на московского стань со мною заодин. И яз ему отмолвил: сына ли ему не дать. Да чтоб князь великий не подержал собе на сердце, что сын мной Багатырь на великого князя украйне был; послал был яз Багатыря на Нагаи, а с ним тритцать тысяч людей, и сын мой послал на Волгу вперед собя Агай-мурзу, да Сююндюк-мурзу, мамичичь мне, и мещерские казаки Сююндюк-мурзу поймали, и Богатырю как пришла та весть, и он чаял, что князь великий велел на Волзе его беречи, и он того для на великого князя украйне был, да ничего жь не учинил, и яз на него бранил, и он мне добил челом, что ему вперед без моего ведома никуда не ходити, а ныне того для сорома и человека своего не послал к великому князю. А брата своего деля великого князя посылал есми короля воевати сына своего Алпа и иных царевичей, а с ними шестдесят тысяч людей, и они короля гораздо воевали, а видели есте сами. Да нынеча мне пришла весть из Литвы, приехал мой человек арменин, а кажет, пошол был король противу великого князя в Смоленску, да почаял мою рать, и он воротился; и князь бы великий брат мой без моего ведома с королем не мирился; да говорили бы есте брату моему великому князю: хоти с ним помирюся, [380] а будет на Мещере не нашему роду быти, ино у нас на то миру нет, ни детей ми, ни людей своих не унять, а Ширины и опричь женя на Мещеру нарядилися, И брат бы мой князь великий у меня взял любо брата, любо сына на Мещеру, и яз брату своему великому князю грамоту свою шертную дам и правду учиню перед Васильем и Ахмат-пашу к нему отпущу. И Гаврик говорил царю: будет ти, господине, брату своему великому князю государю нашему дати своя шертная грамота, и ты б дал какову грамоту слово в слово с того списка, что у Ивана у Мамонова взял список Аппак князь, да Касым афыз, какове твоей быти шертной грамоте, и правду бы еси по той грамоте учинил, и с своею братьею и с детьми и с уланы и со князми, да с тою, господине, грамотою кого ко государю нашему к брату своему ни пошлешь, и государь наш того пожалует, а дашь, господине, не какову грамоту, не по тому списку, опричь того списка хотя одно слово велишь прибавити или убавити, и хоти с кем какову грамоту ни пришлешь, и брат твой князь великий тое грамоты не вогнет. И царь молвил: дам с того списка шортную грамоту слово в слово. Да говорил царю Митя из старины: господине, брата твоего великого князя ординци к тебе казну возят, и ныне их не стало; да два человека молодые людци Богдановы дети Кривого, здесь их не стало, и ты, господине, велел животы их на себя поимати, и твои, господине, пошлинники аминь Перекопской да Еферь афыз взяли девять вьюков живота и кони и статки все их, да жонку; а окуп за ту жонку прислали с Руси отец ея, да брат ея, а не своим животом те люди окупили ее, которые померли. И ты б, господине, тех людей животы и статки и жонку велел отдати, занеж, господине, то не старина: при отце твоем того не бывало. И царь отвечал: зауморки есть и не одних тех людей, и мы о том с братом с своим с великим князем обсылку учиним, а о конех и о иных статкех тех людей и о жонке опытаю: будет пригоже отдати, и яз велю отдати. Да того не отдал царь ничего.

IV. А се грамота Магмед-Гиреева царева к великому князю с Девлет-Килдеем с Мерекиным. Великие Орды великого царя Магмед-Гиреево царево слово великому князю Василью Ивановичу брату моему. Слово наше то: ныне с тобою с братом с своим что на братстве и на дружбе правдою стою приметы для, а се к тебе к брату своему доброго и вернаго своего богомолца Абдыл-Авель-Шеих-заду, а с ним твоего брата моего боярина Дмитрея и со всеми их людми которые с ними приехали, сколко наших есть правых и добрых речей, с ними наказали есмя и к тебе есмя их отпустили. И ныне их поход сказати и наше [381] здоровье возвестити про твоего, брата моего, здоровье вспросити с легким поминком с тяжелым поклоном сего слугу Девлет-Килдея гонцом послал есми, и Бог даст до тебя до брата моего поздорову дойдет, и ты, брат мой, к нему одного своего доброго человека прикошевав, гонцем послал бы еси. Да и про наших послов, как до тебя поздорову дойдут, нам бы еси ведомо учинил наборзе, да и словом есмо тебе Девлет-Килдею наказал говорити дружбы и братства прибавки для, о что тебе учнет от нас говорити, то наши речи, так бы еси ведая верил. Молва жиковиною запечатав с синим нишаном грамоту послал есми. Лета 922-го октября месяца вначале. Писан в Фаряг-Кермени.

А се грамота Ахмат-салтанова с его человеком с Мангыром, приехал вместе с Девлет-Килдеем. — Единаго Бога силою и чудотворением Магмедевым брату моему великому князю Василью Ивановичу от брата твоего от Ахмат-Гирей-салтана много много поклон. Ведомо бы было, с Олфером сыном с Байт-Кулом с человеком с своим о своем здоровье грамоту к вам прислал еси, и велели есмя ее перед собою вычести, и которые в ней речи писаны гораздо выслушали и уведав есмя про твое здоровье порадовалися. А писал еси к нам в ней, что мы почали Литовскому юрту недружбу чинити и что есмя с тобою в дружбе и в братстве в крепком учинилися, а ты тому веришь. И сына аз своего Геммет-Гирей-салтана на твоего недруга на литовского землю посылал воевати, и ты то слышав уверился и ко мне еси о том написал. И ныне после сего с тобою с братом своим дружба и братство прямое, а с Литовским юртом недружба прямая, Литовскому юрту что хочу недружбу прямую чинити, то познатью послышав уведал еси. Меня был брата твоего король сыном назвал себе с ротою и правдою, да того мне устройства не учинил, на чем мне рекся стояти, а истенства моего не познал, моему холопу Абдыл-Рахману честь учинил, отечства своего и моего сыновства не поберег, и из ему недружбу свою почал чинити, чтоб мое дело знал, а он и в своем слове и в правде не устоял и моего дела гораздо не познал. И ныне с тобою с братом с своим Бог у нас один и слово и правда у нас одна, один человек одному человеку дружбу и братство толко учнет чинити, ино дружба и братство доволно надобеть делати, а недружбу кто кому делает — ино недружба по тому же довести надобе. А кто ному братом учинився, а братства своего не доведет, как ему ему другом быти; а кто кому недруг ся учинил, а недружбы своей ему не доведет — ино меж их их недружба что будет то немужство. Да сын мой Геммет-Гирей тебе брату моему биючи челом приказал, что твоему другу друг, а недругу недруг, и твоего, брата моего, добра хочет: так бы еси верил. И ныне Литовскому [382] юрту крепкой недруг, чтоб брата моего старейшего величество здорово было, познатью из нашего слова не выступит: так нам от Бога надея есть, а яз другу твоему друг, а недругу недруг. А по твоей есмя грамоте познали, что ты наше братство к себе познал и к Литовскому юрту недружбу нашу познал. Ино то еси брат наш гораздо познал, в правду истинную так то л есть, а тот в правде в своей не устоял, правду свою сам порушил. И ныне есмя с тобою с братом с своим правду заодин учинили, что Литовской земле недружба нам чинити; а ныне есмя и с ордою выкочевал рать моя и все люда мои со мною на Днепрьское устье к городу своему вышел если. О, Боже святый, надея нам то, там будучи Литовскому юрту твоему брата моего недругу недружбу свою доведу и так ему выведу, а тобе брату своему братство свое и правду свою так учинив доведу, молвя, от Бога нам надея есть. Да ещо величество Салим-хандивендикерево, Боже его в святости учини, а мы милосердому Богу во всякое всеми о том славу воздаем, как есмя ему друзи, так любовные братия, от Бога нам надеи много. Там коли братья мои есть, сем путем с братом с своим старейшим со царем про твою брата моего правду и дружбу и братство говорил есмя Богу сия сведущу добра для и доброго для братства. И из нашие думы не выступит познатью, молвя, от Бога так надеемся и другу есмя твоему друг, а недругу недруг: Бог у нас один и правые речи одни, так ведая, правде моей веря. Молвя борзо покочевав пошли есмя к Днепрьскому городу, и по дорозе едучи еще на коне есмя твоя брата моего посланая грамота к нам пришла. И мы борзо часа того, чтоб сее грамоты вести донес после бы сего один от одного про свое здоровье вести бы не скудны были, молвя, паробка своего Мангыра послал есми: после отца моего мне бил челом и паробком ся учинил, с того есми к тебе с ним к брату своему сю грамоту послал. И ныне как сее грамоты речи до тебя брата моего дойдут, и ты б брат мой с которым человеком сам говоришь, того но мне прислал, а у нас бы которые речи из уст слышал, и он бы нашу правду тебе сполна сказал. А кто приедет которой межи нас наших речей не ведает, и он твоих брата моего речей до меня не донесет, а что брат твой и яз к тебе прикажу, и он моих речей тебе брату моему не умеет сказати. Там бы ты брат мой здоров был, а зде в моем здоровье добрые наши люди без оскудения бы с легкими поминки, с тяжелыми поклоны ездили нежп нами, чтоб как друзи наши то любили, а недрузи бы наши от печали без вести были. Молвя, со многим поклоном жиковиною запечатав, грамоту послал семи. Лета 922-го июль-месяца 22-й день. Писан на Кагылчаке. [383]

А се у тое жь грамоты на затылке писано. — Федору Карпову много много поклон. Ведомо б было сю нашу грамоту перед братом моим перед великом князем сам бы еси гораздо вычел того деля чтоб брат мой князь великий гораздо выслушал; а сего добра сказки для надеяся на тебя приказываю. И ныне Федор Карпов тебя пожаловал, другом тя себе хочу держати, и сколко моих будет добрых речей, и ты бы брату моему великому князю переговорил и дело бы мое еси сделал, а даст Бог и яз к тебе поминки свои и поклон свой пришлю, так бы еси ведал.

А се грамота Ахматова же. — Брату моему великому князю Василью Ивановичу Московского города и земли государю брат твой Ахмат-Гирей салтан много много поклон. Ведомо бы было, ты брат мой князь не дикий к нам прислал еси с своим татарином с Темеем свою грамоту, и мы ее велели перед собою чести и речи ее выслушали, и весели есмя доспели, что еси к нам брат наш писал, что мы твоему недругу литовскому гораздо свою недружбу довели и в мысль еси себе гораздо взял и нам еси о том ведомо учинил. И ныне с тобою с братом с своим не осталося тех речей, которые межи нас не пересказаны и не переговорены. Яз к тебе к брату к своему как наказывал с Михаилом с Тучковым, на том слове и ныне стою, слово одно, а Бог один же, на той роте и правде крепко стою, ты б брат мой так ведал, по правде и по правости своей на твоего брата моего недруга на литовского юрт сына своего Геммет-Гирей-салтана со многою ратью послал есми, а за ним Алп-Гирей солтан не стерпев туды жь пошел, на твоего недруга землю пошли недружбу чинити. И ныне тебе брату моему правда моя то, Богатырь царевич се вышел, и я к тебе часа того человека послал, чтоб еси своих людей и земель крепко поберег, молвя приказал есми. Да ещо еси писал к нам, чтоб яз твое печалованье до царя гораздо доносил, молвя приказал еси к нам; и ож Бог даст, сколко будет от наших рук мочно чему сстатися, на Бога надеяся печалование твое донесу. Да и печалование твое инаково не будет, так бы еси ведал. Да ещо б тебе брату моему ведомо было, сын мой Геммет-Гирей салтан, да и уланы мои и князи передо всеми перед вами твою грамоту учли, и тамо в ней написано, что ты им хотел жаловати поминки свои послати, и они тебе на том челом бьют. И ныне сын мой Геммет-Гирей царевичь со многою ратью против твоего недруга стоят, и ты бы ваше слово почтил, доброе бы твое жалованье ссталося, как поминки им свои пришлешь ты ведаешь. И ныне к тебе к брату своему с легким поминком, с тяжелым поклоном слугу своего Мангыра послал есми, да и словом есми ему тебе наказал [384] говорити, и что тебе учнет от нас говорити наш паробок Мангыр, и ты б ему верил, то наши речи. Молвя, жиковиною запечатав — грамоту послал есми. Лета 922-го сентября месяца в 5-й день, в неделю. Писан в Фаряг-Кермене.

А се грамота Ахматова жь. — Брату моему великому князю Василью Ивановичу Московского города и земли государю брат твой Ахмат-Гирей царевич бьет челом тебе о том, хандивендикерь Салим государь безпрестани от него к нам люди ездят, а хандивендикеревым Воротам поминков не добудем, и ныне твое, брата моего, добро мое добро, а мое добро твое добро, и ныне мое тебе, брату моему, челобитье то: земской еси государь, у тебя, у брата моего и в твоей земле добудет узорочье бы которое, соболей нортище, да рыбей зуб, да кречет, да от горнастаев и от соболей, и от того от всего, которые бы в поминком пригоже, меня бы еси брата своего почтив прислал, и мы б хандивендикереву величеству в поминки послали: друг бы наш веселился, а недруг бы наш в укоре был. Молвя бити челом послал если меня братом назовешь, и как пожалуешь пришлешь, сам ведаешь. Молвя со многим поклоном жиковиною запечатав грамоту послал есми. Лета 922-го месяца июля в исходе.

А се грамота Алп-Гирей-салтанова с его человеком с Бегтерем, с Девлет-Килдеем вместе. — Брата моего великого князя величества от Алп-Гирей-салтана много много поклон. Ведомо б было, и до сех мест молодостию своею королево есми дело делал, а правда есть, на твою есми украйну приходил. И ныне от короля добра и прибыли нам нет никоторые, и со отцем с нашим дружбы и братства твоего приметы для с королем поспоровав шод на его землю, да много есмя его земле убытка учинили. И ныне похочешь меня себе сыном и дитятем учинити, и яз перед тобою; а куды мя пошлешь на свое дело, и яз твоею саблею секу. И ныне с тобою дружбы и братства отведати с легким поминком с тяжелым поклоном сю нашу грамоту взяв у нас пошел к тебе слуга наш Бехтерь, а послали есмя его к тебе гонцом не с которыми нашими речми. Молвя жиковиною запечатав грамоту послал есми.

Комментарии

53. В подлиннике «Мамона».

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info