-

Промышленность в Корее находится в первобытном, младенческом состоянии. Подобное явление можно объяснить отсутствием в течение двух столетий всякого сообщения между корейцами и соседними с нею народами, равно как и тем обстоятельством, что разделение и специализация труда, за редкими исключениями, вовсе не известны корейцам.

С незапамятных уже времен в каждой корейской семье домашние сами изготовляют все предметы первой необходимости. Все сырье, добываемое хозяйством, перерабатывается хозяевами, смотря по обстоятельствам и согласно нуждам. Обыкновенно жены и дочери проводят все свое время за прялкой и прядут не только пеньку, но и шелк, так как во многих домах разводят также и небольшое количество шелковичных червей. Глава же семейства обязан всем заниматься, и, смотря по необходимости, он становится то ткачом, то маляром, столяром, каменьщиком и т. д.; приготовление раки, растительного масла, добывание красок из. разных семян, — все это производится дома; равно как плетение соломенных лаптей, шляп, корзинок, циновок, изготовление деревянных башмаков, земледельческих орудий и т. д., — одним словом, каждый работает все и только для себя. Благодаря такому порядку вещей, кореец, [324] обязанный исполнять разнообразные работы, да и то только в тех случаях, когда они необходимы, не успевает совершенствоваться ни в какой отрасли промышленности; поэтому нечего удивляться, если все, производимое корейцами, неизящно, неуклюже и грубо.

Рабочие, исключительно посвящающие себя особой специальной работе, встречаются только в тех случаях, когда производство требует особых приспособлений, равно как особого обучения для производства работ. Но о фабриках, заводах и тому подобных промышленных заведениях в Корее понятия не имеют; там даже не встречается ни одной правильно организованной мастерской. Корейские мастера, как напр., горшечники и кузнецы не работают на месте, а постоянно перемещаются из одного места на другое, предлагая свои услуги местным жителям. Так, горшечники, отправляясь на заработки, предпочтительно останавливаются в таких местностях, где находят в избытке хорошего качества глину и много дров для обжигания горшков. Как только отыщется местность, удовлетворяющая всем этим условиям, то горшечники на скорую руку сколачивают из досок временную хижину, располагают свою обжигательную печь и немедленно принимаются возделывать разную глиняную посуду, которая, надо заметить, хотя и грубого изделия, во весьма прочна. В этих первобытных гончарнях иногда изготовляются горшки громадных размеров, в рост человека, в которых корейцы хранят воду, пшеницу, рис и т. п. необходимые припасы для ежедневного обихода. Когда же местные жители раскупят все изготовленное количество горшков, горшечники покидают свою хижину и переходят на другое место попытать свое счастие. То же можно сказать и о кузнецах, которые меняют свое место, смотря по тому, где находят присутствие железняка, и как только добывание его становится слишком затруднительным, то немедленно перекочевывают на другое место. [325]

Горное дело находится, конечно, в саном плачевном состоянии, не смотря на то, что горы Кореи содержат: золото, серебро, медь, железо, ртуть, олово, свинец, соль, селитру, фосфор, серу, каменный уголь, мышьяк, нефть, кремень, мрамор и графит. До последнего времени правительство под страхом строгого наказания запрещало разрабатывать драгоценные металлы; единичные личности только тайно добывают из рек золото, которое после промывки сбывается контрабандой на китайской границе. Нужно полагать, что корейцы наконец поняли пользу, которую они могли бы извлечь из естественных богатств своей страны, ибо в последнее время ими отправлено в Японию два корейца для специального изучения горного дела. Поставить горное дело на рациональную почву тем более желательно для корейцев, что они еще до сего времени выписывают из Японии всю необходимую медь, не смотря на то, что в самой Корее имеются медные залежи прекрасного качества. Медь корейцы сплавляют с цинком и из этой композиции, которая, по их уверению, с трудом окисляется, изготовляют разного рода сосуды и кухонную посуду. Поэтому отравление яр-медянкой, насколько известно, — явление весьма редкое на полуострове. По уверениям корейцев, они изготовляют замечательные по своей прочности сабельные клинки, кинжалы и большие ножи, которые будто бы вывозятся в Китай, достойным образом оценивающий высокое качество корейской стали. Однако, католические миссионеры, посетившие Корею, утверждают, что они не могли на практике убедиться в справедливости этого мнения. Фитильные ружья действительно изготовляются в Корее и отличаются своею прочностию, хотя очень тяжелого и грубого изделия.

Есть, впрочем, производство, в котором корейцы не только не уступают китайцам, но даже опередили их, — это бумажное изделие. Возделыванием бумаги преимущественно занимаются монахи. Хотя бумагу возделывают во всех [326] областях, однако самая лучшая производится в области Цион-на. Бумага производится из воры тутового дерева и из дерева broussonetia papyphera, которое разводится в большом количестве. Корейская бумага бывает крепка, как холст, с трудом рвется и несравненно толще и крепче, чем китайская бумага. В области Хам-Кион бумага приготовляют из ячменной мякины; она имеет желтый цвет и весьма легко рвется, почему и продается по самой низкой цене. Употребление бумаги бывает весьма разнообразно; из нее выделывают: шляпы, мешки, фитили для ламп и свечей, веревки для обуви; ею оклеиваются окна и т. д.; в домах людей зажиточных бумага заменяет наши скатерти, а промасленная бумага с успехом заменяет наши непромокаемые ткани; в таком виде она идет на приготовление непромокаемого верхнего платья, на шляпы и на дождевые зонтики: Чтобы придать больше прочности бумаге, употребляемой для книг, в бумажной массе примешивают порошок, составленный из растения «чуань-гунь», которое, как предполагают, есть вид levisticum. Бумажное изделие бесспорно занимает в Корее первое место между всеми произведениями страны. Благодаря ее дешевизне, она всем доступна. Ее вывозят в большом количестве в Китай.

Большинство бумажных, холщевых и шелковых материй, употребляемых в Корее, местного производства. Все эти ткани, хотя и прочны, но за то весьма грубого изделия; конечно, оттого, что все ткацкие станки — самого первобытного устройства. Кроме того, ткацкие мастерские, которые могли бы усовершенствовать это производство, отсутствуют в Корее; тут каждая семья, как мы уже говорили, ткет у себя дома необходимые для домашнего употребления ткани. Бумажные материи возделываются во всех областях и бывают разной доброты; лучшие же материи этого рода возделываются в области Кион-сян. Корейский холст приготовляется из дикой пеньки и бывает различной доброты. [327] Шелковые ткани, как вообще все корейские ткани, тоже грубой работы. Почти во всех областях корейцы занимаются воспитанием шелковичного червя и разведением тутового дерева, но это делается в незначительных размерах и неумело, тогда как с прилежанием и должным уходом за тутовым деревом и шелковичным червем, корейцы несомненно получали бы шелк прекрасного качества. Самый лучший шелк производится в области Пионь-ань. Из дикого шелка, собираемого в горах, приготовляются прочные, но грубые ткани. Сортов шелковой материи очень много и они различаются по цветам, в которые окрашиваются. Цвета, в которые корейские материи окрашиваются с древних времен следующие: красный, зеленый, коричневый, синий; также в употреблении цвета некоторых растений, как-то: кунжута, чая, сои и проч. Кроме этих материй выделываются еще в небольшом количестве, и то только островитянами, травяные материи (grasscloth). Ткань из крапивного растения urticanivea, вследствие неумения корейцев, получается весьма редкая и годна только для летнего платья. Льняные ткани не встречаются вовсе, не смотря на то, что дикий лен в изобилии растет в горах. Шерстяные ткани тоже не встречаются вовсе в Корее, так как корейцы не занимаются овцеводством.

Мы видели в другом отделе, что корейцы выделывают разнообразные изделия из плетеной соломы, как-то: шляпы, сандалии, веревки и проч. Кроме глиняной и медной посуды, корейцы еще выделывают из сосны и кипариса обыкновенную, домашнюю посуду.

Самое распространенное в Корее производство-это водочное. Корейская водка гонится преимущественно из риса; чтобы дать приблизительное понятие о развитии этого производства, скажем, что в одном только городе И-чжеу, на китайской границе, выделкой и продажей спирта занимаются 1,500 семейств. С водки правительство взимает акциз. [328] Корейская водка крепка, но, благодаря первобытной дистиллировке и следовательно присутствию сивушного масла, на вкус она неприятна.

О производстве в Корее предметов роскоши и искусства, конечно, и речи быть не может. Все золотые изделия, украшения и вообще все предметы роскоши до последнего времени доставлялись из Китая. Костяные изделия, изделия из лава, из дерева, роскошный фарфор и вообще произведения искусства, которыми так славятся Китай и Япония, вовсе не встречаются в Корее. Действительно, в настоящее время фарфоровое производство не только находится в полном упадке, но даже совсем исчезло; о нем в стране не осталось даже и воспоминания. Однако не следует думать, что корейцы всегда были чужды всякому развитию в области искусства; напротив, в глубокой древности фарфоровое изделие процветало на полуострове, и даже в Японию фарфоровое производство впервые проникло из Кореи. Согласно древней японской истории знакомство японцев с фарфоровым производством совершилось при следующих обстоятельствах: весной 27 года до Р. Х., к японскому берегу, в провинции Халима, пристало корейское судно под командой, как предполагают, сына короля существовавшего в то время на полуострове государства Син-ра. Начальник этой экспедиции поселился с сопровождавшими его людьми в японской провинции Оома и учредил корпорацию горшечников, занимающихся исключительно фарфоровым производством. Впоследствии, во время царствования Микадо Теу-ци (662-672 г. по Р. Хр.) японский фарфор усовершенствовался, благодаря одному японскому бонзе, по имени Гиоги, ознакомившему японцев со способом приготовлять просвечивающий фарфор. Предки этого бонзы были корейскими выходцами и по всему вероятию им известен был секрет фарфорового производства, секрет, который тщательно хранился в семействе бонзы Гиоги и наконец в VII веке был передан японским мастерам. Со [329] временем же японский фарфор значительно усовершенствовался отчасти, вероятно, благодаря влиянию китайских художников.

Одним словом, первые и лучшие горшечники в Японии вышли из Кореи; из этого можно заключить, что в древности фарфоровое изделие стояло на высокой степени развития в Корее, чему и свидетельствуют снимки двух корейских ваз, помещенных в интересном труде A. Jacquemart: Les merveilles de la cermaique. Вазы эти по своим орнаментациям положительно могут соперничать с самыми богатыми произведениями подобного рода Персии и Индии. Весьма даже возможно, что Персия имела некоторое влияние на развитие корейского искусства, так как уже в V веке по Р. Хр. послы государей королевства Син-ра часто встречали при дворе китайского императора, в Нанкине, персидских посланников; кроме того, позже, молодые люди, отправляемые теми же государями Син-ра в Китай для усовершенствования себя в науках, по всей вероятности, находились в сношениях с купцами Багдада и Дамаска, торговавшими тогда во всех значительных портах Китая. Некоторые арабские купцы даже селились на время в Китае с торговою целью. Затем в VIII веке посланники из Син-ра постоянно встречали при китайском дворе посланников калифов (владения калифов в то время граничили в Китаем), привозивших несомненно богатые подарки китайскому императору. По всему вероятию корейцы, пораженные красотой и богатством этих подарков, в числе которых были фарфоровые изделия, позаимствовали с персидских ваз рисунки, которые и были доставлены ими на родину для подражания.

Корейский фарфор был доставлен в Европу с первой доставкой фарфора из Японии чрез посредство голландских купцов; поэтому знатоки с самого начала полагали, что имеют дело с фарфором японского изделия. Так Жюлио (Julliot), купец редкостей XVIII века и один из [330] лучших знатоков фарфоровых изделий, причислял этот фарфор, судя по краскам, к старинному японскому фарфору высшего качества. В своих ценных каталогах Жюлио говорит, что этот фарфор, состав которого окончательно утрачен, всегда пленял знатоков вследствие замечательной белизны его фарфоровой массы, поразительной нежности матового цвета красной краски и великолепного цвета зеленой и темноголубой красок. Все корейские фарфоровые изделия поражают тем, что носят на себе отпечаток величавости и простоты, это особенно нравилось и прельщало в XVIII ст. европейских художников и любителей искусства. Этому архаическому фарфору даже начали подражать на знаменитых фарфоровых фабриках в С.-Клу, в Шантильи и в Севре, а саксонский фарфор стал так поразительно верно подражать ему, что относительно происхождения некоторых изделий даже опытный глаз мог поддаться обману. В XVIII ст. в Европе сложилось мнение, что секрет архаического фарфора окончательно утрачен, так как доставка этого фарфора из Японии совсем прекратилась. Подобное мнение было вполне основательно, ибо в эпоху утверждения голландской торговли в Японии, страна, производившая архаический фарфор, если не прекратила вполне это производство, то во всяком случае приостановила вывоз фарфоровых изделий в Японию.

Чему приписать этот внезапный упадок искусства в Корее? Была ли страна эта нравственно и материально угнетена после несчастных войн, которые ей пришлось в течение многих лет выдержать то против Китая, то против Японии, или другие какие-либо причины повлияли на исчезновение корейских художественных произведений, нам пока неизвестно. Вопрос этот ждет еще своего решения.

В упомянутом нами сочинении А. Жакмар: «Les merveilles de la ceramique», мы находим весьма интересное и подробное описание корейского фарфорового изделия, которое постараемся передать тут для читателей, интересующихся [331] искусством. На всех древних китайских, японских и даже европейских фарфоровых заводах художники, очевидно, подражали особому типу ваз, основание всей орнаментации которых, выполненное глазурью, состояло: то из растений, ствол которых у основания скрывался в ободке, составленном из злаковых растений, то из виноградного куста с висящими ветками винограда, то из зверя, напоминающего белку, и, наконец, из изображений каких-то фантастических птиц. Из сопоставления фарфоровых изделий, имеющих подобные архаические орнаментации, ясно видно, что некоторые из этих ваз отличаются особенной белизной своей фарфоровой массы, которая имеет белый, матовый цвет и покрыта нестекловидной гладкой лазурью. Из этого фарфора чаще всего встречаются вазы, которые обыкновенно бывают многоугольные и с значительною округлостью; восьмигранные вазы в форме бочонка, или с основанием, незначительно суженным, тупое же горлышко сосуда покрывается крышкой; сосуды в роде наших салатников с плоскими, как у наших тарелок, краями, крайняя часть которых незначительно приподнята и окрашена в темно-коричневый цвет; вазы, заменяющие чайные ящики, довольно высокие с четырехугольным или многоугольным основанием, они имеют цилиндрическое горлышко с плоскими краями; сосуды в форме полушария и кубки цилиндрической или восьмиугольной формы. Относительно орнаментации ваз и сосудов художники очевидно не желали в точности подражать природе, а предпочитали привести все в систему, расположить все симетрично, даже растения. Для орнаментации из растительного царства чаще всего брались следующие растения и деревья: ирш, златоцвет, пион, бамбук и персиковое дерево в цвету. Из животного царства художники предпочитали: павлина, которого легко узнать по глазкам его длинных перьев; птицу, напоминающую аргуса, род фазана; этими птицами обыкновенно заменяют священного [332] «фонг-хаанг» — мифическую птицу. Дракон, равно как и журавль, редко встречаются на корейских вазах; вообще можно сказать, что мифические животные за весьма редкими исключениями не изображались на корейских вазах и сосудах. Бордюры корейских ваз очень просты и состоят: из ломанных линий (zigzag или dent de loup); из так называемого греческого украшения (a la grecque); и, наконец, из винтообразного орнамента (rinceau), составленного из ветвей безразлично какого растения с завитыми листьями. Краски, служившие для орнаментации, немногочисленны; художник, очевидно, ими не злоупотреблял. В распоряжении корейского художника были следующие краски: железно-красная с ярким и ровным колоритом; зеленая, светло-медного цвета, с почти синим оттенком; синяя, напоминающая темно-синее небо; светло-желтая; черная и, наконец, золото. При наводе красок замечается следующая особенность. Краски, наведенные на глазурь, часто образуют чувствительную выпуклость. Красная краска наводится тонким слоем и на вид глянцовита; черная краска тоже наводится тонким слоем, впрочем, этой краски отводится мало места в орнаментации; ею большею частью обводят лишь контуры фигур, листьев и т. д.; золото, употребляемое для украшения фарфора, довольно прочно и цвет его всегда темнее, чем цвет золота на фарфоровых изделиях других восточных народов. Сюжеты, воспроизведенные на вазах, ограничиваются изображением все одних и тех же, то японских, то китайских фигур. В первом случае представлены японские сановники в своих широких платьях и с прическами, присущими их высокому сану; на некоторых вазах изображены придворные дамы с босыми ногами и распущенными волосами, т. е. они представлены в том виде, в котором по японскому этикету дореформенного времени (1868 г.) требовалось, чтобы японская женщина появлялась в присутствии микадо. [333]

В том же сочинении А. Жакмар посещен снимок прекрасной чайницы, орнаментация которой изображает морские волны, из которых тут и сям выглядывают распустившиеся цветы; кроме того, чайник этот украшен четырьмя гербами микадо. Очевидно, чайник этот предназначался японскому государю, но из этого еще не следует, что он вышел из японской мастерской; чайник этот, по исследованию, оказался корейского происхождения. Жакмар это доказывает тем обстоятельством, что он обладает одинакового изделия чашей, украшенной букетами цветов, правильно расположенными, и на обороте которой имеется китайская надпись, обозначающая период Киа-цинг, т. е. 1522-1565 год по Р. Хр. Употребление тут китайского летосчисления объясняется тем, что уже с XIV ст. корейцы ввели у себя китайскую хронологию. По всему вероятию чаша эта была заказана китайским императором Шин-цонг или, предназначалась ему же в числе других вещей, ежегодно отправляемых Кореею в Пекин в виде дани. В виду двойственного характера архаического фарфорового изделия можно заключить, что подобные изделия могли производиться только в такой стране, которая находилась одновременно в сношениях, как с Китаем, так и с Японией, и, удовлетворяя вкусам того и другого государства, безразлично доставляла им свои произведения искусства, т. е. все эти прекрасные чайники, вазы и проч. корейского происхождения. Это нисколько не должно нас удивлять, если принять во внимание, что после продолжительных войн с своими соседями Корея наконец должна была положить оружие и сделаться данницей, как Китая, так и Японии одновременно.

Необходимо еще сказать, что не все корейские фарфоровые изделия вполне отвечают оценке их, помещенной в каталоге Жюлио. Так, в эпоху нам неизвестную, может быть, в эпоху первого знакомства и соприкосновения японских и китайских мастеров с архаическими художниками, [334] весьма тяжелая фарфоровая масса, изобильно расплывавшаяся при обжигании, покрывалась стекловидной, синеватой глазурью; тогда же в орнаментацию введен был голубой цвет под глазурью, равно как рельефные изображения, которые печатались, либо наклеивались на фарфоровую массу. На дне большинства этил изделий ясно видны отпечатки грубого холста, на котором производилась работа. К упомянутой эпохе относятся разные чайники, фарфоровые изделия, изображающие осьминога на скале, окруженной водой; пи-тонги (pi-tong), вокруг которых, как вокруг ствола дерева, увиваются виноградная лоза, или ветви сосны, либо персикового дерева; наконец к этому времени относятся также кувшины с ручками и с утолщенным горлышком, орнаментация которых состоит из букетов цветов, окаймленных синими широкими ободками. В сожалению, повторяем еще раз, фарфоровое производство совсем утратилось в Корее.

Из этого беглого очерка уже ясно видно, что всякая промышленность горная, мануфактурная и другая, равно как искусство находятся в полном упадке в Корее.

Тоже самое можно сказать как о внутренней, так и о внешней торговле Кореи, последняя только с конца 70 годов, именно со времени заключения первого договора с Японией в 1876 г., начинает постепенно развиваться. В числу причин, главным образом стесняющих развитие внутренней торговли, бесспорно следует отнести плачевное состояние путей сообщения во всем королевстве и неудобную для обращения корейскую монету. Корея вся изрезана вдоль и поперег горными кряжами, образующими весьма узкие долины. Постройка дорог в таких местностях требует много искусства, терпения и денежных жертв-условия, которым корейцы не в состоянии удовлетворить. Поэтому дороги их за весьма редкими исключениями из рук вон плохи. Вообще, так называемые большие дороги столь узки, что лишь четыре человека могут идти рядом. Другие [335] существующие дорога не заслуживают даже этого названия, «го ввито иное, как тропинки в один-два фута ширины. В ненастную погоду дороги эти отвратительны; в горах ливень зачастую совершенно смывает дорогу, или наносит на нее такое количество дикого камня, что путешественник с опасностию жизни должен прокладывать себе путь. Об исправлении дорой, конечно никто и не заботится. В окрестностях столицы дороги сравнительно лучше, так как их не запускают, а напротив их содержат в исправности на случай выезда короля. Лучшая дорога во всей стране ведет из столицы в западной границе Китая. Есть еще дорога, которая тоже прекрасно содержится, но она имеет в длину всего 8 миль и ведет от столицы в могиле одного из корейских королей. По сторонам этих дорог число «ни» (ни = 1/2 версты) отмечено каменными столбами, изображающими грубые человеческие фигуры, под которыми в камне китайскими знаками высечены, как пройденное расстояние, так и то, которое остается пройти между двумя главными пунктами. Обстоятельство, тоже весьма затрудняющее путешествие, это отсутствие повсюду проезжих мостов. За исключением столицы, где имеется несколько каменных мостов, которыми корейцы восторгаются и удивляются, мостов нет на всем пространстве королевства. Через горные неглубокие речки корейцы обыкновенно переправляются по большим камням, брошенным в реку на небольшое друг от друга расстояние; если же глубина реки не позволяет прибегнуть в подобному роду переправы, то устраиваются мостки на плотинах или просто на жердях, вбитых на скорую руку в русло реки, после чего мостки эти покрываются дерном. Хотя мостки эти и представляют некоторое удобство для путешественника, но вследствие непрочности такой постройки они ежегодно весной и летом во время полноводия сносятся течением реки. Тогда путешественнику остается прибегнуть к единственному средству, т. е. перейти бушующую реку в [336] брод. В подобных случаях знатные люда переносятся с одного берега на другой на спине одного из своих сдут. Чрез глубокие реки путешественники за небольшую плату переправляются на плоскодонных лодках или паромах.

По таким первобытным дорогам нет, конечно, никакой возможности путешествовать в повозках, которые, кстати сказать, редко встречаются в Корее; в провинции их вовсе нет; повозки или скорее одноколки можно встретить разве только в больших городах, вблизи столицы и в самой столице, так как тут улицы и дороги немного шире описанных нами дорог. Большею же частью корейцы путешествуют верхом на лошадях, либо на быках. Носилки тоже в употреблении, но ими пользуются только дворяне и высшие сановники. Корейские носилки напоминают отчасти японские; в них приходится за неимением места сидеть, скорчившись, или лежать. Эти носилки со всех сторон обтянуты плотной, шелковой или бумажной материями, а спереди опускается занавеска, вполне скрывающая лице, находящееся внутри носилок. Встречаются еще весьма легкие, соломенные носилки, напоминающие носилки, употребляемые на юге Китая, но и этими носилками корейцы редко пользуются. Число носильщиков всегда зависит от ранга чиновника и бывает от 4 до 10 человек при каждых носилках. Когда предпринимается дальнее путешествие, то носилки носятся на спинах двух лошадей, одна из которых идет впереди, а другая сзади носилок, как то принято в Китае и Испании. Во время путешествия в холодное время, корейцы обыкновенно нагревают кусок железа в 3 вершка ширины и, обернув его в толстую материю, кладут под сиденье в носилках. Через каждые три версты железка эта снова нагревается и т. д. Устройство корейской повозки самое первобытное, напоминающее отчасти наши переносные садовые и малярные лестницы, с той лишь разницей, что перекладины вставлены только до середины, а не во всю длину [337] лестницы. Эта своего рода лестница с той частью, где имеются перекладины, покоится на двух небольших и низких колесах, самой грубой работы; противоположная же часть лестницы, образуя оглобли, надевается на шею быка.

Все тяжести в Корее перевозятся исключительно на быках, лошадях, или же переносятся людьми. С этою целью в королевстве существует даже правильно организованная корпорация носильщиков и погонщиков, занимающихся доставкой кладей и посылок во все концы полуострова. При полном бездорожье во всем крае другого способа перевозки тяжестей, конечно, быть не может. Воспользоваться же многочисленными реками и речками, орошающими полуостров и впадающими в море, корейцы к несчастию не могут, в виду того, что только весьма небольшое число этих рек судоходно, да и то исключительно для плоскодонных лодок и на сравнительно небольшое расстояние от устья. Корея находится в таких же невыгодных условиях и относительно своего обширного морского прибрежья. Весь морской берег полуострова до того усеян подводными камнями, что каботажное плавание на джонках даже самой первобытной конструкции бывает небезопасным.

Ко всем неудобствам корейских дорог надо еще прибавить, что постоялые дворы, встречающиеся на дорогах, из рук вон скверны. Путешественник должен иметь при себе все необходимые жизненные припасы, так как кроме крова и огня для варки пищи на этих постоялых дворах положительно ничего достать нельзя. Вместо конюшен и сараев выстроен лишь простой навес, со всех сторон открытый, так что зимой, во время сильных морозов, быков и лошадей приходится накрывать соломой.

Скажем теперь несколько слов о существовавшей в Корее, как в древности, так и в наше время, монетной системе. Предание гласит, что в древности корейские государи выпускали бумажные деньги, в форме оконечника стрелы, [338] ценностью приблизительно в 3 бумажных листа. Впоследствии бумажные деньги заменены были медными, а после порабощения Кореи Манджурской династией пекинское правительство отняло даже у Кореи право чеканить собственную монету. Король Сюк-цун, царствовавший в 1675-1720 гг., был первый корейский государь, который начал чеканить монету, не смотря на запрещение китайского правительства. С тех пор корейское правительство не переставало чеканить свою монету, основывая свое право на давности. Скажем тут кстати, что, по всему вероятию, в древности зерновой хлеб заменял монету, так как в народе до сего времени еще сохранился обычай, что, когда кто везет на рынок свой хлеб для продажи, говорят, что он идет покупать, а кто отправляется на рынок покупать хлеб, то говорят, что он идет продавать. Золотые и серебряные монеты никогда не существовали в Корее и не чеканятся и в настоящее время. Золото и серебро продаются только в слитках, но продажа эта стеснена различными строгими мерами, несоблюдение которых влечет за собой не только конфискацию найденного металла, но и уплату штрафа, а иногда и строгое наказание; поэтому купцы по возможности избегают держать у себя драгоценные металлы. Единственная монета, которая находится в обращении в Корее, это медная монета, по форме своей ничем не отличающаяся от китайских медных чах; она немного только толще китайской. Монета эта чеканится не из чистой меди, а с примесью цинка или свинца; ценность каждой подобной монеты приблизительно в 1/4 копейки. Монета чеканится не в определенные сроки, иногда через 5 лет, а то через 10 и даже через 20 лет; поэтому в Корее в обращении встречаются монеты самой разнообразной чеканки. На древних монетах на лицевой стороне вычеканены следующие знаки: то «Сам-хан», т. е. «Три Королевства»; то «Корай»; то, [339] наконец, «Тио-сионь» (Название Кореи в древние времена. С воцарением настоящей династии название Тио-сионь снова принято.) с следующими надписями на обороте: «Для общего пользования», «Казначейство», «Да обогатится народ», «Ходячая монета», или же наконец просто «Деньги». На некоторых монетах на одной стороне значится китайская надпись: «Чан-пин-тун-бао», а на обороте надписи бывают различные. Но середине всех этих монет имеется четырехугольное отверстие, чрез которое для удобства переноски таких монет пропускается веревка; на веревку всякий и нанизывает какое угодно количество медяков. Дюжина таких связок образует уже ношу обыкновенного человека; неудобство этой монеты очевидно, ибо на случай крупных платежей для доставки денег приходится нанимать либо изрядное число носильщиков, либо просто нескольких быков.

Вся медная монета, которая чеканилась с 60 годов, т. е. во время управления страной регентом, да и впоследствии чеканилась ниже требуемой законом ценности, отчего народ понес, конечно, страшные убытки. По распоряжению регента, с 1866 г. казна начала просто выпускать одну свинцовую монету с принудительным курсом. Монета эта понятно быстро приходила в полную негодность. Впоследствии казна, за неимением монетного двора, отпускала медь частным лицам, которые обязывались доставлять правительству определенное число монет; однако, оказалось, что монетчики удерживали за собою часть меди, заменяя ее свинцом, оловом, цинком или, наконец, железом; прибыль же этого наглого воровства они делили с министром финансов и с чиновником, приставленным в качестве надсмотрщика к каждому литейщику для наблюдения за правильностью выделки монет. Не удивительно поэтому, если во многих местностях полуострова даже в настоящее время деньги редко обращаются, и им предпочитают меновой [340] торг на зерновой хлеб или на бумажные материи. В северных же провинциях, на сколько известно, медная монета вовсе не обращается, там существует исключительно меновая торговля.

Самая мелкая корейская монета это «цун» (1/4 метал. копейки);

Кын есть слиток серебра ценностью в 32 рубля серебром.

Для коммерческих целей употребляется золото и серебро в слитках или в песке; ценность этих металлов определяется весом. В старину 1 корейский лан или унция золота равнялась 8,5 кор. ланам серебра; а лан или унция серебра равнялась 670,640 или 630 медным монетам. Курс медных монет всегда находится в зависимости от ценности риса или зернового хлеба на рынках. Так как за последнее время Корея открыла иностранной торговле Несколько портов, то нужно полагать, что на корейских рынках, по крайней мере в открытых портах, появятся серебряные мексиканские доллары, либо японские серебряные иены, что несравненно облегчит и упростит коммерческие расчеты. До сего же времени медная китайская и японская монеты к обращению в Корее не допускались.

Внутренняя торговля Кореи, насколько известно, весьма незначительна. Мы видели, что пути сообщения страны никоим образом не способствуют развитию какой-либо торговли. Главные торговые центры в Корее следующие: г. Сунто, древний Сунио, в области Хуан-хае, затем Хан-ян, [341] нынешняя столица, и город Пионь-ань, в области того же имени. Остальные торговые пункты слишком ничтожны, чтобы упоминать о них.

Улицы в корейских городах и деревнях чрезвычайно грязны и столь тесны, что обыкновенная корейская повозка или арба с трудом может проехать по ним. Дома купцов обыкновенно разделены на два отделения; в передней части дома, выходящей на улицу, устраивается выставка предметов, подлежащих продаже, а заднюю часть дома купец занимает сам со своим семейством. В одних лавках продают: табак, трубки, бумагу, материи, булавки для женских причесок, небольшие зеркальца, гребенки, гребешки, и тому подобные вещицы; в других лавках можно найти все предметы, необходимые для хозяйства: чашки, тарелки, и т. д., одним словом, разного рода посуду, как глиняную, так и медную; в третьих — продаются: меха, кожи и т. д.; а иные специально торгуют овощами, фруктами, мясом, сушеной и соленой рыбой и проч. Корейские купцы вообще не отпускают товар в кредит; одни только лавки, торгующие материями, иногда допускают отсрочку платежей. Два раза в году, именно в 7-м и в 12-м месяцах, принято сводить все торговые расчеты и купец, дорожащий своей репутацией честного торговца, строго соблюдает этот обычай. Разнощики, торгующие всякими мелочами, всюду встречаются на улицах и на больших дорогах. Разносной продажей по улицам всякой провизии преимущественно занимаются старые женщины, так как доступ в домах на женскую половину одним только им беспрепятственно открыт. Вообще лавок, где торговля производилась бы круглый год, не много в городах по той причине, что вся торговля производится главным образом на ярмарках. По распоряжению правительства в каждом уезде бывает пять ярмарок в неделю то в одном городке, то в другом, то в третьем и т. д., по очереди, и с таким расчетом, чтобы в уезде каждый [342] день где-нибудь да была ярмарка. На одной ярмарке продаются исключительно: рис, хлеб, овощи, морские травы, фрукты, медь, мускус, жен-шен, табак и т. п.; на другой — мебель и домашняя утварь; на третьей — материи, меха, кожи и проч. На этих ярмарках товары располагаются под тентами или под временными досчатыми навесами.

Ссудных касс, как в Китае и Японии, в Корее не существует вовсе, тем не менее у частных лиц можно закладывать за деньги всякую движимую или недвижимую собственность. Деньги отдаются в займы под чрезвычайно высокие проценты. Обыкновенно требуют 50%, 60%, 70% и даже 100%. Кто дает в займы за 30%, про того говорят, что он даром поместил свои деньги. Корейские христиане, как свидетельствуют католические миссионеры, условились брать не более 20% с помещаемых у них капиталов; эта умеренность христиан не мало удивляет их языческих собратьев.

Если внутренняя торговля Кореи, как мы видели, не могла развиться должным образом, вследствие неблагоприятных для края естественных условий, то относительно внешней торговли полуострова нужно сказать, что на нее до 1876 года влияли причины совсем иного характера. После войн Кореи с Китаем и Япониею в начале XVII столетия, окончившихся порабощением Кореи ее соседями, страна эта с 1636 года по 1876 год жила совершенно замкнутою жизнью. Правительство в течение этих 240 лет запрещало своим подданным, за исключением некоторых особенных случаев, иметь какие-либо сношения с иностранцами, наказывая ослушников смертною казнью. Внешней торговле ставились всякие преграды; многочисленные заставы и караулы, построенные как на границах Китая, так и на всем морском прибрежье королевства, учреждались единственно с целью препятствовать не только торговле, но и сношениям соседних народов между собою. До последнего времени [343] таможенные стеснения были чрезвычайны. Самая строгая таможня находилась в г. И-чжеу, на китайской границе. Она зорко следила, чтобы ни один китаец не проник бы в пределы Кореи, и строго контролировала всех членов корейского посольства, отправляемого ежегодно в Пекин с данью. Лица, сопровождавшие это посольство, в числе которых всегда находится и несколько купцов, были единственными корейцами, которые до 1876 года имели случай посещать Китай, так как корейским купцам правительство не разрешало селиться ни в Китае, ни в Японии, равно как купцам этих соседних государств Корея не разрешала селиться на корейской территории. До последнего времени в самых важных переходных пунктах чрез границу начальниками таможен назначались самые опытные и ловкие полицейские чиновники, которые днем и ночью должны были иметь строгий надзор, чтобы никто тайком не пробирался к корейские пределы. С этою целью при таможнях содержались, и вероятно еще и содержатся, дрессированные собаки, которые своевременно дают знать о присутствии в окрестностях таможни посторонних людей. Поэтому пройти чрез границу незамеченным дело весьма трудное. Не смотря, однако, на все эти меры предосторожности, католические миссионеры все-таки успели, благодаря преданности корейских христиан, проникнуть в Корею, что побудило корейское правительство в 1844 году увеличить формальности, которые должны быть соблюдаемы всеми лицами, переходящими границу, даже чиновниками, путешествующими по казенной надобности. Так, все члены посольства, отправляемого в Пекин, равно как и лица, сопровождающие посольство, как-то: купцы, прислуга, и проч., получали от таможенного начальника после долгих и подробных расспросов и после тщательного осмотра их самих и их багажа, паспорт, состоящий из деревянной или костяной дощечки в 3 дюйма длины и один ширины, на котором китайскими знаками [344] подробно значилось не только имя, прозвище, месторождение, род занятия путешественника, но еще с какой целью он путешествует, а если это купец, то приписывалось, сколько он берет с собой денег для торговых целей. Начальник таможни должен был скреплять каждый такой паспорт своею печатью. На возвратном пути путешественник возвращал этот паспорт таможне, а купцы кроме того должны были представить подробные счеты, свидетельствующие о том, что взятые деньги были действительно израсходованы исключительно на торговые обороты. Паспорт в Корее всякий обязан носить снаружи привязанным к поясу, чтобы он был всеми виден.

До 1876 года было всего два пограничных пункта, где в известное время года разрешалось китайским и корейским купцам обмениваться произведениями своих стран; это были Пиен-мынь (западные ворота) на западной границе Кореи с Китаем и Хун-чун — на северной границе. Переход чрез границу в остальных пунктах западной и северной границ столь затруднителен вследствие встречаемых по пути неприступных гор, непроходимых лесов, диких зверей, пустынных местностей и т. д., что контрабандисты и те не пользуются этими окольными путями для сбыта своего товара. В Пиен-мыне ярмарки бывают три раза в году: в третью, в девятую и в одиннадцатую луну. Ярмарки эти совпадают с проездом чрез границу в Пекин и обратно корейского посольства. Так как тут сосредоточивается вся торговля Кореи со всем западным Китаем и так как ярмарка продолжается всего два-три дня, в каждый лишь по нескольку часов — от полудня до заката солнца, то ярмарка всегда проходит весьма оживленно. Своим многолюдством ярмарка эта особенно отличается зимой, в декабре, когда устанавливается санный путь и когда все реки, даже такая, как Ялу, замерзают, что значительно, конечно, облегчает купцам подвоз товаров. О начатии и [345] прекращении торговли дается знать сигналом, состоящим в том, что выкидывается особый ярмарочный значок или флаг. По спуске флага торговцы обязаны немедленно прекратить торговлю, иначе пограничная стража жестоко расправляется с ослушниками. На этой ярмарке китайцы торгуют дорогими шелковыми материями, которые ткутся по особым рисункам в корейском вкусе; спрос на них, положим, ограничен вследствие их дороговизны, так что едва несколько сот кусков этой материй расходуются ежегодно; — сукнами, которые по всему вероятию преимущественно русского происхождения — фабрики Бабкина, так как сукно этой фабрики продается в Пекине по весьма высоким ценам; европейскими бумажными материями, преимущественно английским шертингои, но товар этот тоже имеет пока мало сбыта, так как корейцы находят эти материи слишком дорогими, да к тому же непрочными; высокими китайскими сапогами и башмаками; кисетами для табака; шелковыми поясами; очками; шелковыми веерами; искусственными цветами; компасами; весами (безменами); косметиками; китайской тушью; кистями для писания; изделиями из золота и серебра; предметами роскоши; чаем; лекарствами; белым конским волосом для шляп и наконец крупным скотом, баранами, овцами, шкурками и т. д. Скажем тут, что ввоз европейских товаров после французской экспедиции в Корее в 1866 г. был безусловно запрещен в Корею, и продажа таких товаров влекла за собою смертную казнь. Запрещение это снято только в 1876 г., при заключении торгового договора с Япониею. Корейцы же с своей стороны предлагают китайским купцам: бумагу; корень жен-шень; лекарственный порошок из тигровых когтей; малорослых лошадок, которые ценятся за свой быстрый бег; тигровые, собачьи и другие меха; трепанги (holothuria); сушеную рыбу; волосы и проч. Корейцы отправляют в Китай значительное количество волос, которые идут на [346] приготовление накладных кос для китайцев. Большая часть волос приобретается у бедных женщин, или у молодых людей, которые при вступлении в брак меняют свою прическу, для чего без всякого ущерба для последней обстригают лишние волосы, а остальные зачесывают кверху в пучок. Годовой оборот этой ярмарки исчисляется в миллион металлических рублей. На северной границе Кореи ярмарка бывает в каждые два года раз и происходит в корейском городе Киен-вен, отстоящем в 4 милях от манджурского города Хун-чун. На эту ярмарку многие китайские купцы приезжают из самых отдаленных мест. Город Киен-вен в день открытия ярмарки представляет удивительное зрелище; незнакомому с местными порядками может показаться, что народ восстал и штурмует город. Беспорядок во время ярмарки происходит от того, что торговать разрешается всего 3-5 дней и то только от полудня до наступления ночи. В полдень об открытии ярмарки возвещается поднятием флага на торговой площади и ожесточенным биением в гонг. Завидя сигнал, купцы, а за ними народ стремглав бросаются на торговую площадь, где при этом бывает страшная давка, толкотня, крики, драки и т. д., ибо всякий спешит продать и закупить необходимые ему товары. При этом купцы, конечно, несут большие убытки, так как во время общей давки нет возможности уследить за ворами и сохранить неповрежденным весь привезенный товар. С наступлением ночи торговля прекращается и китайские купцы поспешно удаляются за границу, так как отставших корейские солдаты, не стесняясь, гонят сабельными ударами. На эту ярмарку китайцы привозят: чай, рис, искусственные цветы, меха, кожи, трубки, оленьи рога, медь, кремни, лошадей, муллов, ослов, собак, кошек и т. д. Корейцы же доставляют: крупный скот, от 600 до 500 голов, малорослых лошадок, свиней, рожь, рис, бумагу, цыновки, корзины, разную кухонную посуду, [347] тигровые и другие меха, трепанги, морскую капусту, которая ввозится в большом количестве; волосы, строевой лес и т. д. Чтобы иметь понятие о количестве добываемой в Корее морской капусты и трепангов, к которым китайцы и японцы так лакомы, скажем, что в одной только области Ционь-на ежегодно добывается более 100,000 кынь (1 кынь = около 1 1/3 русского фунта); область же Кион-сян поставляет ежегодно до 30,000 кынь трепангов.

Кстати надо сказать, что морское дно близ берегов нашего Южного Уссурийского Края тоже изобилует морской капустой, но до сего времени мы к сожалению не извлекаем никакой пользы из этого столь ценимого китайцами водоросля. Одни только предприимчивые китайцы, время от времени посещающие наши владения на берегах Тихого Океана, занимаются ловлей этой морской травы; занятие это тем прибыльнее, что мы до сего времени не догадались обложить ловцов капусты хотя бы незначительным денежным сбором. Положительно непонятно, отчего мы пренебрегаем такой верной и прибыльной доходной статьей. Мнение, что ловля морской капусты прекратится, если ее обложить пошлиной, не основательно, ибо высокое качество нашей морской капусты, весьма ценимое китайскими и японскими потребителями, есть ручательство в том, что добыча этого водоросля будет производиться по прежнему и после установления нами денежного с нее сбора.

До 1876 г. сношений Кореи морем с соседними государствами не существовало вовсе, так как развитию мореплавания правительство ставило всевозможные преграды. Корейским джонкам не разрешалось идти в дальнее плавание; за ними постоянно следили многочисленные сторожевые караулы, поставленные на выдающихся высотах, на берегу моря. О всякой джонке, приближающейся с открытого моря к берегу, караулы обязаны были немедленно давать знать местным властям, которые тотчас выходили в море на [348] встречу джонки и отпускали ее только после самого тщательного обыска. В том же случае, если на джонке находили что-либо иностранного происхождения, то вся джонка тотчас же сжигалась, а владельцы оной казнились смертью. По всему вероятию, с той же целью правительство не позволяло вводить какие-либо усовершенствования в постройке джонок — усовершенствования, необходимость которых давно сознавалась корейскими рыбаками и которые весьма желательны были для безопасности плавания; но всякое нововведение в судостроении истолковывалось властями, как нарушение обычаев страны, наказываемое тюремным заключением, штрафами и т. д. Иностранным судам до 1876 г. строго запрещалось посещать корейские порты. Китайским и японским джонкам разрешалось подходить к берегам области Пионь-ань для ловли трепангов (holothuria) и в берегам области Хуан-хае для ловли селедок, но с тем однако условием, чтобы рыбаки не спускались на берег и не имели никаких сношений с встречаемыми в море корейскими рыбаками. За несоблюдение этих правил иностранная джонка конфисковалась, а экипаж содержался в тюрьме и отправлялся на родину с первым удобным случаем. После неудачной французской экспедиции в Корею правительство даже окончательно запретило иностранным рыболовам подходить в корейскому берегу и варварски обращалось со всеми джонками, осмелившимися заниматься рыболовством у берегов полуострова. Так, в 1868 г. корейцы захватили более 70 китайских джонок, которые все были уничтожены, а рыбаки в числе трех сот человек умерщвлены. Какое оправдание корейское правительство представило пекинскому двору за эти убийства, неизвестно. Не лучше корейцы обращались с иностранными судами, терпевшими крушение у корейских берегов. В 1866 г. американское судно «Генерал Шерман» имело неосторожность войти в реку Пин и недалеко от устья ее село на мель; местные жители [349] напали на иностранцев, которые все без исключения были умерщвлены, а само судно сожжено. По всему вероятию много судов погибло таким образом у корейских берегов, но правительство, конечно, содержит все подобные происшествия в строжайшей тайне.

Несмотря, однако, на всю суровость корейских законов, контрабандная торговля всегда процветала в королевстве. Оно и неудивительно, если принять во внимание, что ежегодно в корейским берегам для рыбной ловли появляются около 2-3 тысяч китайских джонок, уследить за правильными действиями которых береговые корейские власти не имеют необходимых средств. Контрабандисты пользуются корейским архипелагом, усеянным многочисленными, небольшими островами, под прикрытием которых спокойно производят обширную торговлю. Нередко и сановники пользовались этим способом для своего обогащения.

С заключением торгового договора с Японией в 1876 г., корейское правительство навсегда уже отказалось от своей, почти 300-летней замкнутости и от своих обветшалых и варварских обычаев. На основании этого договора Корея открыла Японии три порта: Фузань, на южном берегу полуострова; Вонсан, по японски «Ген-сан-син» (порт Лазарев), на восточном берегу Кореи, и Нинсен или Иенчуан, в области Кгион-Кгы, на северо-западном берегу Кореи, в 25 милях от столицы. Последний порт открыт для торговли только с 1 января 1883 г. Тут следует сказать, что уже на основании договора, заключенного между Кореею и Япониею в 1615 г., японцы приобрели право селиться в порте Фузань, где им с этою целью отведен был определенный участок земли, и что Япония всегда пользовалась этим правом до начала нынешнего столетия и в продолжение многих лет содержала даже в этом порте небольшой гарнизон из 300-400 солдат. Японцам, однако, не позволялось вступать в [350] какие-либо сношения с жителями внутренних провинций; единственно что им разрешалось, это торговать с местными жителями раз или два раза в месяц в продолжение всего нескольких часов. Остальное время японцы были совершенно отрезаны от всякого общения с корейцами. Значит, договором, заключенным в 1876 г., подтверждено было только право, приобретенное японцами уже в 1615 году относительно порта Фузань.

Договором 1876 г. и дополнительными к нему статьями того же года, японцы сверх ожиданий достигли, как казалось на первый взгляд, блестящих результатов. Преимущества, дарованные Японии этим договором, следующие: Корея открывает японцам для торговли три порта; Япония имеет право назначить своего представителя при корейском дворе и своих консулов в открытых для ее торговли портах; корейские власти обязаны оказывать зависящую помощь не только японским судам, потерпевшим крушение у корейских берегов, но еще и судам других стран, не смотря на то, что Корея не состоит ни в каких сношениях с другими иностранными державами; японские преступники судятся по законам своей страны; торговля японских и корейских купцов будет производиться свободно, без всякого вмешательства местных властей; японские деньги могут быть принимаемы корейцами в уплату за проданный японцам товар; в открытых портах японцы могут брать в аренду земли, а также нанимать корейцев в услужение; наконец, корейцам разрешается посещать Японию.

Ввоз опиума строго воспрещается; рис и всякий зерновой хлеб могут быть вывозимы из Кореи; контрабанда строго преследуется; с каждого судна, за исключением военных судов, взимается по числу его тонн торговая пошлина; корейские подданные могут зафрахтовывать японские суда в любой корейский порт; каждое судно должно предъявить таможне судовые бумаги и т. д. [351]

Немедленно по заключении помянутого договора, предприимчивые японские купцы поспешили в Корею, в надежде на легкую и быструю наживу, так как на корейских рынках японской торговле нечего было опасаться конкурренции иностранных купцов. Однако ж, японцам вскоре пришлось на опыте убедиться, что они ошиблись в своих расчетах. Из открытых японской торговле портов постоянно поступают жалобы на застой торговли; а с 1881 по 1883 гг. многие торговые дома принуждены даже были вовсе прекратить торговлю и вернуться в Японию. Одна из главных причин неудачи японских торговых сношений с Кореею, очевидно, кроется в недобросовестности корейского правительства, которое начало косвенным образом обходить принятые им на себя обязательства. Не следует забывать, что Корея только под угрозой Японии открыть против нее военные действия решилась заключить торговый договор с соседом по ту сторону пролива, но затем корейцы, со свойственною всем азиатским народам хитростью, прибегли к различным уловкам, чтобы по мере возможности нейтрализировать действие договора, исторгнутого силою. Так, правительство немедленно стало стеснять японскую торговлю, издав различные запретительные меры для вывоза, а нескольким корейским купцам дарована была монополия всей торговли в открытых портах, вследствие чего пошлины на все ввозимые предметы были значительно возвышены. Ко всему этому надо еще прибавить, что беспрерывные народные волнения, направленные против японцев, увеличивали риск предприятия, что, понятно, значительно влияло на торговые дела.

Оборот всей торговли между Японией и Кореею с 1877 г. по 1881 г. выразился в 11 1/4 миллионов метал. рублей. Стоимость всех товаров японского, изделия, ввезенных в Корею в течение этих 5 лет, не превышала 672,307 1/2 мет. рублей, каковая сумма распределяется следующим образом: 1/3 всей этой суммы представляет стоимость ввезенной [352] меди, остальная же сумма представляет стоимость ввезенных чая и шелка. Ценность же ввезенных в Корею за это время иностранных товаров выражается цифрой в 5,081,988 мет. рублей. Товары эти состояли из самых грубых английских бумажных материй. Иностранные товары, назначенные для Кореи, доставлялись туда до сего времени из Шанхая (китайский порт) в Кобе (японский порт), а из этого последнего порта на японских пароходах в Корею. Значит, Япония с 1876 г. служила единственным посредником между европейскими и сев.-американскими производителями и корейцами; но с заключением Кореею в 1881 г. торговых договоров с Китаем, Англией, Германией и Сев.-Американскими Штатами, а также (1884 г.) с Россией, японские купцы утратили право на исключительное ведение торговли с Кореей. В скором времени японская торговля, по всей вероятности, даже совсем утратит все свое значение в этих краях, так как главные предметы вывоза Японии: чай и шелк должны будут выдержать конкурренцию китайского чая, шелка и проч. Стоимость ввоза Японии в Корею была следующая:

в 1876	году на сумму.	102,500	руб. метал.
» 1879	» » »	712,500	» »
» 1881	» » »	875,000	» »
» 1882	» » »	1.984,602 1/2	» »
» 1883	» » »	1.065,870	» »

Стоимость же вывоза из Кореи в Японию с 1876 г. по 1881 г. составляла сумму в 6.486,073 3/4 руб. метал.

в 1876	вывез. из Кореи товар. на сумму	105,000	р. м.
» 1879	» » » » » » »	1.667,500	» »
» 1882	» » » » » » »	1.503,093 3/4	» »

Главные предметы вывоза Кореи были: золото, преимущественно в песке, шелк сырец, корень жень-шень, табак, [353] лекарственные порошки, приготовленные из тигровой кости; бычачьи шкуры и кости; тигровые меха, которых в одном только порте Венсан (порт Лазарев) ежегодно продается более 500; другие меха, свежая рыба, сушеная рыба, раковины для украшений и перламутровой инкрустации, трепанги (olothuria), морская капуста, хлопчатая и бамбуковая бумага, лес строевой, различные растения, чернильный орех, пенька, индейская конопля, различные лаки и масла, сало, другие растительные продукты, волосы, рис, горох, бобы, простые бумажные веера и т. д. Со временем, с развитием промышленности, Корея по всему вероятно будет вывозить: жемчуг, который находится в изобилии у острова Квельпарта, кораллы, губки, которые в большом количестве ловятся у западного берега полуострова, но из которых корейцы не извлекают до сего времени никакой пользы; прекрасного качества лак, который добывается из лакового дерева — «сумах», но корейцы не умеют еще извлекать пользу из этого драгоценного дерева.

Вместимость всех судов: пароходов, парусных судов и джонок, посетивших до 1881 г. открытые для японской торговли корейские порта, составляла 60,459 тонн. Пароходы, посещающие корейские порта, почти все принадлежат большой японской пароходной компании «Мицу-Биши», установившей между японскими портами Кобе и Нагасаки правильные рейсы с открытыми корейскими портами, а также с нашим портом Владивостоком. Пользуясь правильными рейсами пароходов компании Мицу-Биши, японское правительство для удобства японских торговцев учредило почтовые конторы в корейских портах и, не удовольствуясь этим, проложила ныне (1884), с согласия конечно корейского правительства, между Японией и Кореею морской кабель, прокладка которого стоила 750,000 метал. рублей. Плата за депеши между Японией и Кореею назначена в 2 фр. 64 сант. за слово из семи букв. Как видно Япония не только сама [354] сделала исполинские шаги по пути прогресса, но прилагает еще все свои старания, чтобы приобщить своего соседа, Корею, к цивилизованному миру. Однако, все эти меры и большие затраты вряд ли обеспечат за японцами преобладающее торговое влияние в корейских портах, ибо влияние это им придется делить с китайцами и другими иностранными державами, заключившими в свою очередь договоры с Кореею.

На основании договора, заключенного между Кореею и Китаем, последняя держава приобретает следующие права: она назначает консулов в открытых портах Кореи; выработан будет тариф для таможенных пошлин; китайские купцы могут свободно торговать в открытых портах; коммерческие суда могут посещать эти порта; китайские коммерческие суда должны платить все торговые и таможенные сборы; китайцы не могут торговать в столице Кореи, равно как корейцам не дозволяется торговать в Пекине; китайским купцам разрешается отправиться внутрь страны для закупки товаров; для этого они снабжаются паспортами; купцы эти не освобождаются от уплаты транзитной пошлины; со стоимости всех товаров будет взиматься 5%, а с красного жен-шеня 15%; ввоз опиума и военных припасов безусловно запрещены; рыбачьи лодки могут свободно приставать в любому корейскому берегу для принятия запаса воды; с рыболовства будет взиматься определенная пошлина; контрабанда наказывается конфискацией судна и груза; судам, потерпевшим крушение, оказывается всякая помощь; для развития торговли один из пароходов «китайской купеческой пароходной компании будет содержать ежемесячное правильное сообщение между китайскими и корейскими портами, открытыми для торговли; Корея принимает на себя часть уплаты по издержкам этого парохода; военные суда могут беспрепятственно стоять в открытых корейских портах; судовые офицеры, за исключением самого старшего в чине, будут стоять на равной ноге с [355] корейскими пластами; оба государства соглашаются на взаимную выдачу преступников; уголовные дела, возникающие на границе, исследуются китайскими и корейскими чиновниками совместно; спорные дела, возникающие между китайцами и корейцами, разбираются китайским чиновником, в присутствии корейского ассесора.

По заключении этого договора Корея, по всему вероятию, по совету китайского правительства решилась немедленно учредить правильную таможенную службу в подражание действующей уже в Китае подобной службе, введенной, благодаря стараниям европейцев, особенно же англичан. С этою целью в 1883 г. Корейцы пригласили на свою службу г. Мёллендорфа, бывшего германского вице-консула в Фу-чжоу и, назначив его главным директором корейских таможен, как на сухопутной границе, так и в открытых портах, поручили ему устроить всю таможенную службу на европейский лад. По приглашению г. Мёллендорфа вызваны были в Корею 40 чиновников, служащих в китайских таможнях, и, насколько известно, работы по устройству совершенно неизвестной в Корее таможенной службы идут весьма деятельно, и нужно полагать, что в настоящее время служба эта уже вполне организована.

В этом же 1883 г. Корея, наконец, согласилась заключить торговый договор с Северо-Американскими Штатами. На основании этого договора Северо-Американские Штаты признают зависимость Кореи от Китая; американцы будут иметь представителя своего в столице, а в открытых портах своих консулов, которым возбраняется заниматься торговлею; корейцы пользуются такими же правами в Америке. Если американское судно потерпит крушение у корейских берегов, то местные власти обязаны оказать такому судну зависящую от них помощь; кореец, покусившийся на жизнь или на имущество американца, судится корейским судом, но в присутствии американского консула; если же [356] американец совершит какое-либо преступление в ущерб корейского подданного, то он судится консульским судом. Всякое судебное постановление, которое будет признано неправильным, пересматривается смешанным судом, согласно судебному производству американского и корейского законов. Относительно ввозимых товаров установлен следующий тариф: 10% взимается со всех предметов первой необходимости, и 30% с предметов роскоши, с крепких напитков, с табаку, с часовых изделий и проч.; с вывозимых товаров взимается самое большее 9%; ввоз опиума строго воспрещен; ввоз оружия и военных припасов допускается только с разрешением корейского правительства; корейцы имеют право селиться в Америке и покупать там недвижимые имущества; американцы, пребывающие в Корее, не имеют права селиться вне отведенных для них участков; они не имеют права приобретать земли в Корее; корейские студенты могут посещать Америку, а американские студенты Корею — с целью приобретений полезных познаний; в официальных сношениях корейцы сносятся по-китайски, а американцы по-английски, в делах важных или сложных обе стороны переписываются по-китайски; выгоды, приобретенные государствами, заключающими впоследствии договоры с Кореею, будут также распространяться и на американцев; пересмотр этого договора может состояться через 5 лет.

14/26 октября 1883 г. Корея заключила торговые договоры с Англиею и с Германиею. На основании этих договоров таможенные пошлины поставлены в прямой зависимости от стоимости товара; так, с материй и железных товаров положено взимать 7 1/2% с их стоимости, а с произведений роскоши 20%; на корабли наложена пошлина в размере 60 копеек с тонны. Обор этот предназначается на исправление и улучшение гаваней в открытых иностранной торговле портах; иностранцам предоставляется право селиться [357] на три мили в окрестности уступленной полосы земли и им разрешается совершать всякого рода поездки внутрь страны под условием, чтобы они были снабжены паспортами от местных властей.

До сего времени (1885 г.) Франции не удалось заключить договора с Кореею, вследствие неуступчивости французского представителя, требовавшего, между прочим, чтобы французские подданные имели право владеть недвижимым имуществом в отведенных для иностранцев в открытых портах участках, право, в котором корейцы отказали всем другим державам.

В 1885 г. Корея заключила торговый договор с Россией. Текст этого договора помещен ниже. Заключением договора с Кореею наш Южно-Уссурийский край несомненно получил уже ту выгоду, что предметы первой необходимости, как напр.: хлеб, мясо и пр. там, наверное, подешевеют. Как мы видели, китайцы не представляют элемента оседлого; не то можно сказать о корейцах, начавших с 1863 г. переселяться в наши пределы и с тех пор не перестававших прибывать в нам. Число их в настоящее время, если не ошибаемся, доходит уже до 9000 слишком душ. Нужно полагать, что теперь по заключении с нами договора Корея не будет стеснять переселение в наши пределы своих подданных, так как это переселение весьма желательно в видах развития скотоводства, хлебопашества и огородничества в Южно-Уссурийском крае. По общему свидетельству наших властей в Владивостоке, корейские переселенцы представляют из себя оседлый и надежный элемент, своим трудолюбием и примерным поведением снискавший себе общее расположение наших колонистов; значит, нам следует, как и до сих пор, сочувственно относиться в корейцам, переселяющимся в наши пределы.

С открытием торговых сношений на нашей сухопутной границе с Кореею Владивосток, несомненно, сделается [358] главным складочным местом для всех товаров, предназначающихся для рынков северной Кореи. Как известно, порт Владивосток замерзает с конца ноября до начала марта, т. е. обыкновенно на 3 1/2 месяца, но в случае крайней необходимости есть всегда возможность войти в залив «Патрокл», в 5 милях от Владивостока, который никогда не замерзает. Можно, значит, считать, что 8 месяцев в году собственно Владивостокский порт совершенно открыт для навигации, а в зимнее время суда, в крайнем случае, могут разгружаться в заливе «Патрокл», который для удобства торговли следует соединить с Владивостоком, по крайней мере, удобной проезжей дорогой. В настоящее время Владивостокский порт имеет в своем распоряжении до десятка судов, плавающих под русским флагом; некоторые из этих судов делают рейсы каботажного плавании и заходят также в японские и китайские порта для торговли. В 1880 г. правительство утвердило устав пароходного общества купца Шевелева, долженствующего делать правильные рейсы между портами нашей приморской области и портами Японии и Китая. В каком положении находятся дела этого общества, нам неизвестно. Позволяем себе однако надеяться, что оно вполне удовлетворяет своему назначению. Интересен тот факт, что японская предприимчивость тем временем выказывает удивительную деятельность; так с 1881 г. японское пароходное общество Мицу-Биши, поощряемое правительством, установило правильное ежемесячное пароходное сообщение между Японией и Владивостоком. Нельзя, конечно, не порадоваться столь просвещенному взгляду японцев на дело развития торгового мореплавания в этих краях, но вместе с тем нужно удивляться, что инициатива этого дела исходит от народа, которого в Европе не так еще давно причисляли к разряду нецивилизованных народов. Развитие морской торговли на нашей окрайне находится, [359] конечно, в непременной зависимости от увеличения нашего коммерческого флота в водах Тихого океана. При отсутствии какого-либо дока в Владивостоке о судостроении, понятно, и речи быть не могло; скажем более, наши не только коммерческие суда ходят чиниться в японский док в Нагасаки, но даже канонерские лодки нашей Сибирской флотилии ходят тимбироваться в Шанхай или в Нагасаки. Ныне правительство отправило в Владивосток заказанный в Англии плавучий док, который сразу подымет значение Владивостокского порта. Ко всему сказанному прибавим, что в 1879 г. в 25 верстах от Владивостока обнаружено присутствие залежей каменного угля, нисколько не уступающего японскому такасимскому углю. Значит, на будущее время наши военные и коммерческие суда вполне обеспечены хорошим топливом, что весьма важно на случай возникновения на крайнем востоке между Россией и ее соседями политических усложнений в роде тех, какие например возникли в 1879 г. между нами и китайцами по поводу Кульджинского вопроса. Имея собственный каменный уголь, мы не будем более обращаться за ним к японцам и опасаться, что эта держава под предлогом нейтралитета может нам запретить снабжаться углем в японских портах. Многих можем удивить, что мы тут не упоминаем о наших каменноугольных копях на острове Сахалине, но мы об этом угле умалчиваем по той причине, что его, напр., в посте Дуэ добывают в столь малом количестве (не смотря, однако, на даровой труд каторжников), что он не удовлетворяет всем требованиям нашего флота в японских и китайских водах. Это наглядно доказано было во время стоянки флота адмирала Лесовского в 1880 и 1881 гг. в японских водах; тогда все наши суда снабжались в Нагасаки такасимским углем. Желательно, чтобы угольные копи у Владивостока разрабатывались более умелыми руками, чем сахалинские угольные залежи. [360]

Приведем список предметов, могущих иметь хороший сбыт в Корее: шерстяные, бумажные и другие дешевые материи, так как дорогие английские шертинги имеют мало сбыта; бумажные широкие европейские юбки за последнее время в большом спросе; разные железные, стальные и медные изделия, железо, жесть, разного рода инструменты, молотки, топоры, щипцы и т. д.; ружья, кинжалы, ножи, иголки, булавки, нитки, дешевые карманные и стенные пасы, недорогие изделия из золота и серебра, напр., булавки для женских причесок, с головкой, изображающей голову дракона, птицы и т. под., косметики, белила, румяны, масла и мази для волос; краски, спички, свечи, спиртные напитки, крепкие вина, сахар, лекарства, стекло, посуда недорогая, керосин, лампы, мука, мыло, разные безделушки, колониальные товары, и т. д.

Все меры и весы, употребляемые в Корее, заимствованы корейцами от китайцев; и за ними даже сохранились китайские названия, но только с корейским произношением. Меры и весы, употребляемые во всех правительственных учреждениях королевства, приготовляются палатой работ; но частным лицам тоже разрешается изготовление мер и весов, которые ежегодно осенью, в равноденствие, проверяются во всем королевстве. В столице проверку эту производить палата работ, а в провинциях главные военные управления, которые прикладывают ко всем мерам и весам казенные печати. Если меры и весы окажутся сделанными не по требуемому образцу, или если казенные печати, приложенные к ним, будут неявственны, то собственники таких мер и весов подвергаются строгому наказанию. [361]

Корейские весы это безмен, который бывает различных величин. На больших весах можно свесить до 100 кынь, на средних весах — от 7 до 30 вынь, а на малых — от 1 до 3 кынь.

1 кынь (около 1 1/3 русских фунта) делится на 16 нян.

Вес столичного «нян» = приблизительно 38 граммам.

Единица меры емкости это «хоп», самая мелкая мера, равняющаяся горсти какого-либо сыпучего вещества.

Мера «мари» бывает двоякого рода: большая и малая; последняя мера немного меньше половины большой меры. Мера «мари» равняется одному лошадиному вьюку. Жидкости измеряются небольшой чашкой, которая, по народному поверью, должна содержать 10,000 просяных крупинок. Единица меры для крепких напитков: арака и т. под., это «янь» или чаша, по объему немного менее 2/5 литра.

Рука служит для составления представления о длине. Единица меры длины это «чжа», равняющаяся 1/3 всей руки; чжа равняется приблизительно нашему футу. Впрочем, длина этой меры разнится, как в столице, так и в областях, [362] смотря по свойству материи, которую требуется измерять. В столице величина корейского фута для измерения холста и т. под. равняется 52 метрам; для измерения шелковых материй фут равняется 42 метрам, а для измерения веревок величина фута бывает немного меньше 37 метров.

фут для измерения человеческого роста в 14 раз должен превосходить толщину пальца. Единицей меры глубины и высоты служит рост человека, т. е. обыкновенный рост здорового молодого корейца. Для измерения расстояний употребляется мера «ни», равняющаяся приблизительно 1/2 версте. Не во всех областях «ни» бывает одинаковой величины, и в отдаленных областях мера эта длиннее, чем в столице, так что 200 «ни», смотря по областям, равняются 240 или 250 «ни» столичным.

Мера для пахатной земли определяется количеством посеянного риса или другого зерна. Так, мера «семи-чжик-и» равняется участку земли, на котором посеян один мешок зерна; «ма-чжик-и» равняется участку, на котором посеян четверик; «тои-чжик-и» равняется участку, на котором посеян один «тои» зерна (1/10 гарнца), а «хоп-чжик-и» — участку, на котором посеяна всего горсть зерна.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Кореи. Составлено по запискам М. А. Поджио. СПб. 1892

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info