ПОДЖИО М. А.

ОЧЕРКИ КОРЕИ

СЕМЕЙНЫЙ БЫТ.

Понятие о семье в Корее принимается в самом широком смысле этого слова. Все родственники, состоящие даже в очень далекой степени родства, образуют одну общую семью, одну корпорацию, члены которой действуют за общею круговою порукою. Все родственники оказывают друг другу, безразлично, к какому бы общественному положению они не принадлежали, всякую поддержку и покровительство. Вообще, отношения между родственниками отличаются большою сердечностию. Дом одного из них всегда и во всякое время открыт для любого члена общей семьи, а в случае нужды кого-либо из родственников остальные немедленно оказывают ему нужную помощь, всякий по мере возможности. Взаимная помощь и круговая порука составляют такую силу, с которой самому правительству приходится считаться. Надо сказать, что круговая порука всех членов одной семьи вполне признается законом; так нередко бывает, что в случае несвоевременного кем-либо взноса в казну податей, власти взыскивают их с ближайших родственников должника. Таким же путем весьма часто взыскиваются и частные долги, и корейцы находят подобный порядок вещей вполне естественным и справедливым. [152]

Хотя нельзя не похвалить прекрасную мысль о взаимной поддержке, однако, заметим, что она имеет свою весьма дурную сторону, ибо ею часто пользуются негодяи, не стесняющиеся обирать трудолюбивых своих родственников. Так как по обычаям страны не только не допускается, чтобы родственник приносил на родственника жалобу в суд, но даже требуется, чтобы он всячески защищал его, то такие лица, будучи в полной уверенности, что за ними обеспечена безнаказанность, совершают разные преступления, направленные против собственности своей же родни. Понятно, что при таких условиях единственным способом оградить себя от негодяев-родственников является самосуд, и действительно нередко бывает, что по распоряжению главы семейства неисправимого родственника подвергают строгому телесному наказанию.

Во главе каждой семьи, разумея семью в тесном смысле этого слова, находится отец семейства, который без всяких ограничений полновластный хозяин в семье. Семейной жизни, как она понимается у нас, не существует в Корее, благодаря незавидному положению, созданному в этой стране (впрочем, как и на всем востоке) женщине, которая — не подруга своего мужа, а скорее его слуга, рабыня. Кореец смотрит на женщину, как на низшее существо, и считает для себя унизительным находиться в женском обществе. Поэтому супруги, хотя и живут вместе в одном доме, однако, время проводят врозь: муж у себя на своей половине принимает своих гостей, а жена проводит все время на женской половине. Неудивительно, что при таком порядке вещей семейная жизнь крайне непривлекательна, и что корейцы редко проводят свободное от занятий время у себя дома, а предпочитают уходить к родным или знакомым, где весело проводят время в игре, курении и т. д. В корейской семье главное внимание обращено на воспитание детей в духе беспредельного уважения и глубокого [153] почтения к родителям, в особенности к отцу. Ребенка воспитывают в страхе родителя, и всякое непослушание его строго наказывается. Сын в присутствии своего отца никогда не должен ни сидеть, ни свободно себя держать, ни курить; поэтому в состоятельных семействах для сыновей всегда отводится особое помещение, где они проводят свое время без всякого принуждения и где имеют право принимать своих друзей. У корейцев сын — слуга своего отца; нередко бывает, что сын прислуживает отцу за столом, убирает его комнату, стелет постель и т. д. При входе и выходе из отцовского дома сын должен каждый раз почтительнейше кланяться своему родителю. В случае болезни или преклонных лет отца сын уже не оставляет его, а постоянно днем и ночью находится при нем, исполняя все его требования. Если отец посажен в обыкновенную тюрьму, то сын его с целью находиться в близком от него расстоянии обыкновенно нанимает себе по соседству тюрьмы помещение, что дает ему возможность часто видеться с отцом и улучшать его материальное положение. Но если отец заключен в тюрьму для уголовных преступников, то тогда сын его должен стоять на коленях у ворот тюрьмы днем и ночью до тех пор, пока участь его отца не будет решена. В том же случае, если преступника отправят в ссылку, то сыну его не только разрешается следовать за ним, но он даже обязан сопровождать своего отца до места ссылки и, если семейные его обстоятельства тому но препятствуют, то ему следует поселиться тут же, вблизи своего родителя. Сын при встрече с отцом на дороге должен тотчас же бить ему челом, не взирая ни на грязь, ни на пыль. Сын, обращаясь в отцу словесно, или письменно, всегда выражается изысканными фразами и не иначе, как именуя его самыми почтительными названиями.

Почитание отца дело столь важное, что правительство весьма часто разрешает служащим более или менее [154] продолжительные отпуски для того, чтобы дать чиновникам возможность посещать от времени до времени своих родителей. В случае же смерти своего отца чиновник обязан немедленно подать в отставку, заняться исключительно похоронами и соблюдать все правила, предписанные в таком случае для ношения траура. Во все время траура чиновнику воспрещается нести какую-либо службу. В Корее ни одна добродетель не ценится и не почитается в той мере, как сыновняя любовь, в которой детей воспитывают уже с малолетства. Эта добродетель в Корее, как и в Китае, весьма щедро награждается; добродетельных детей освобождают навсегда от податей; им воздвигают в местах их рождения триумфальные ворота; иногда в их честь воздвигаются кумирни; а то их награждают назначением на видную государственную должность или почетным титулом. Неудивительно поэтому, что примеры сыновней любви и вообще самопожертвования ради родителей составляют явление нередкое в Корее. Любовь особенно часто проявляется со стороны сыновей и дочерей по отношению к отцу и несравненно реже относительно матери. Дети обязаны чтить мать свою одинаково с отцом, а если ее заменяет мачиха, то они обязаны почитать и ее, как свою родную мать. На деле однако оказывается, что дети редко относятся к матери своей с подобающим уважением, по всему вероятию вследствие жалкого положения ее в семье, которое, конечно, не ускользает от чуткого и пытливого глаза ребенка.

По смерти отца семейства место его в семье заступает старший сын, к которому переходит все отцовское недвижимое имущество вместе с обязанностью печься о своих братьях и о всей семье, как о собственных детях. Младшие же сыновья, смотря по состоянию родителей, получают более или менее ценные подарки в их свадьбе, или при других обстоятельствах. Младшие братья взамен покровительства, оказываемого им старшим братом, должны во всем [155] повиноватые ему и относиться к нему, как к своему отцу. Поэтому, если старшего брата присудят к тюремному заключению или к ссылке, то младшие оказывают ему те же услуги, которые оказали бы при таких же обстоятельствах родному отцу.

Заметим, что все сказанное о родстве вообще, о его связях и обязанностях относится исключительно к родственникам по отцовской линии и распространяется не только на родственников, состоящих в 10 степени родства, но и еще далее. Родственники же по женской линии признаются только до второй степени родства, после чего всякая связь между родственниками утрачивается, и даже по ним не носится траура.

Кореец страстно любит своих детей; велико бывает его счастие, когда у него родятся все мальчики, которые на его взгляд в десять раз дороже дочерей, хотя и этими последними он также дорожит. Любовь в детям так развита у корейца, что не бывало примера, чтобы родители покидали своих детей на произвол судьбы даже во время самых страшных, голодных эпидемий. В тех же случаях, когда нужда заставляет расстаться с детьми, то кореец предпочитает отдать их кому-либо из знакомых и только в крайнем случае решается продать их в рабство. Но затем, как только дела его принимают благоприятный оборот, все средства его пойдут немедленно на выкуп детей. Вообще, кореец никогда не жалуется на многочисленность своего семейства и, как бы оно велико ни было, а сам как бы беден он ни был, он всегда с радостию приветствует увеличение своего семейства. Кореец счастлив быть отцом и своим трудом и прилежанием старается обеспечивать существование семьи. Надо сказать, что корейцы, помимо своей природной любви в детям, особенно радуются большому потомству и вследствие того, что согласно их религиозным верованиях на потомков возлагается обязанность: сохранять поминальные [156] дощечки предков, поминать их, совершать в установленные дни предписанные жертвоприношения, соблюдать многочисленные погребальные церемонии, носить траур и т. п. Поэтому всякий бездетный кореец для удовлетворения предписаниям религии усыновляет ребенка одного из своих родственников.

Вообще усыновление детей — явление весьма обыкновенное у корейцев. Усыновлению подлежат одни только лица мужеского пола, а никак не женщины, так как последние не могут исполнять обряды, предписанные религией. Для усыновления не требуется непременно согласия усыновляемого или его родителей; можно обойтись и без того и другого, так как в случае несогласия родителей, правительство в виду того, что требуется соблюсти религиозные предписания, принуждает последних согласиться на усыновление другими их ребенка. Усыновление, чтобы быть вполне законным, должно быть записано в реестрах, хранящихся в министерстве обрядов; но в настоящее время это требование закона мало соблюдается. Ныне для признания усыновления действительным требуется, чтобы оно произведено было публично в присутствии семейного совета и признано всеми родственниками. Законное усыновление может быть уничтожено только по особому разрешению министерства обрядов; но разрешение это выдается весьма редко и добывается с большими трудностями. Уничтожая одно усыновление, закон нисколько однако не препятствует совершению вторичного усыновления. Ребенок, подлежащий усыновлению, должен выбираться из среды родственников по отцовской линии, т. е. из числа тех родственников, которые носят общую с усыновителем фамилию, а если число родственников велико, то в таком случае ребенок выбирается среди тех, которые принадлежат к одной и той же линии с самим усыновителем. Для усыновления непременным условием требуется, чтобы усыновленный приходился усыновителю родственником по [157] боковой линии; следовательно, можно усыновить сына своего брата, или же сына своего двоюродного брата и т. д., но никак не своего брата, или кого-либо из двоюродных братьев и т. д. Отец, у которого женатый сын скончается бездетным, не может усыновить ребенка от своего имени, а должен совершить усыновление от имени умершего сына своего, и в силу вышесказанного правила, выбирает внука одного из братьев своих, т. е. выбирает такое лицо, которое могло бы быть усыновлено его покойным сыном. Усыновленный несет по отношению к лицам, усыновившим его, все без исключения обязанности родного сына и, разумеется, пользуется в свою очередь всеми правами, присущими сему последнему. Положение этих новых членов семьи, вступивших в оную иногда против своей воли, не всегда завидно, так как нередко приемыш грустит по своим родителям или, что часто бывает, не сходится по характеру с членами новой семьи. Если в такой семье есть единственная дочь, то ее обыкновенно выдают замуж за усыновленного.

Выше мы говорили, что детей с малолетства воспитывают в духе беспредельной любви в родителям. Тенор следует сказать, что в высшем обществе принято воспитывать мальчиков отдельно от девочек. Уже с 8-ми или 10-ти-летнего возраста мальчики переходят на мужскую половину, которую уже более не повидают. Мальчиков с этих лет отучают посещать женскую половину; им то и дело напоминают, что мужчине стыдно и позорно проводить время у женщин; вскоре взгляд этот так вкореняется в детях, что они, наконец, сами отказываются посещать женскую половину, хотя там, однако, находятся их матери и сестры. Девушки же с своей стороны проводят все время во внутренних покоях, на женской половине; тут они обучаются шитью, писанию и чтению. Общего с своими братьями они ничего не имеют, совместные игры и т. под. не допускаются. Им также с малолетства твердят, что не [158] следует играть с братьями, что верх неприличия показываться мужчинам и что, если посторонний человек осмелится дотронуться до женщины, она считается с того времени опозоренной. Благодаря, конечно, такому воспитанию, женщины уже сами тщательно скрываются от взоров мужчин; бывали случаи, что отец убивал свою дочь, муж свою жену и даже сами женщины налагали на себя руки, потому лишь, что посторонние люди осмелились прикоснуться до них, хотя бы одним пальцем. В дворянских семействах затворничество девушек особенно строго соблюдается по достижении ими совершеннолетия. К ним тогда не допускаются даже их родственницы, за исключением самых близких; последние же в обращении с ними должны соблюдать все требования этикета и оказывать им подобающее уважение. Понятно, что все эти обычаи не только неблагоприятно отражаются на семейной жизни корейцев, но даже способствуют к полному ее разрушению.

Положение женщины в Корее во всех отношениях незавидно. Законы и обычаи страны не признают за ней никаких прав. Она, по корейским понятиям, не может быть даже самостоятельною и, если она только не замужем, или не живет у родителей своих, то во всякое время может подпасть под власть первого встречного, который, пользуясь ее беззащитным положением, силою, либо хитростию завладевает ею и затем причисляет несчастную в числу своих наложниц, что вполне разрешается законом. Женщины большею частью проводят время взаперти на женской половине, где постоянно заняты хлопотами по хозяйству; все женщины за исключением жен дворян свободно выходят на улицу с открытым лицом. В столице женщины вообще избегают показываться днем на улицах, но за то им предоставляется ходить по улицам ночью, летом с 9-ти часов вечера до 2-х часов ночи, а зимой, немного ранее. В это время мужчинам [159] воспрещается выходить из дому, разве крайняя необходимость того потребует; иначе нарушителя этих правил подвергают значительной денежной пене. В столице ежедневно ровно в 9 часов вечера колокольный звон извещает жителей о наступлении часа для мужчин возвращаться домой. Мужчина при встрече с женщиной вечером на улице обязан, дабы не тревожить ее, перейти на противоположную сторону улицы, а если этого нельзя исполнить, то, проходя мимо ее, закрывать лицо веером. Странно, что корейцы, хотя и питают к женщинам полное презрение, но вместе с тем окружают их внешним почетом и допускают для них отступления от общих правил этикета. Так, обращаясь к женщине, кореец всегда употребляет изысканные выражения, и единственное исключение допускается только в том случае, когда обращаются к собственной рабыне. На улице всякий сторонится пред женщиной и уступает ей дорогу. Женам сановников разрешается ездить в носилках и в крытых одноколках, запряженных парою лошадей, из сопровождении многочисленной прислуги, причем, проезжая мимо дворца, они не обязаны согласно обычаю пройти все пространство мимо дворца пешком. Не следует однако думать, что все эти исключения и послабления в пользу женщин допущены, благодаря питаемому к ним уважению. Наоборот это объясняется полным к ним пренебрежением. Пренебрежение это доходит даже до того, что у женщин нет собственного имени, так что для удобства родных и знакомых девушкам обыкновенно дают прозвище, которое они сохраняют до достижения ими совершеннолетия. По наступлении же сего последнего одни только родители сохраняют право называть своих детей этим именем, остальные же родные, равно как и знакомые, говоря о девушке выражаются не иначе, как дочь такого-то, или сестра такого-то. С замужеством же женщина окончательно утрачивает свое прозвище, и с этого времени она уже не имеет [160] никакого имени. Родные же, говоря о своей дочери, обозначают ее по имени того уезда, где совершено было бракосочетание; родные же ее мужа называют ее по уезду, в котором она проживала до замужества. Но в большинстве случаев просто говорят: госпожа такая-то, или дом такого-то, причем называют по имени мужа ее. В том же случае, когда в семействе есть сыновья, то в разговорах о матери приличие требует, чтобы выражались не иначе, как говоря: мать такого-то, причем упоминается имя сына. Так как отсутствие имен у женщин весьма неудобно в случае вызова женщины в суд, то судья для удобства судопроизводства самопроизвольно назначает ей на все время процесса прозвище.

Выше сказано, что женщины большею частью проводят время на женской половине, теперь мы должны сказать, что половина эта в корейских жилищах не только недоступна посторонним лицам, но даже и самим властям. Поэтому, если обыкновенный преступник скроется от преследования властей на женской половине, то задержать его силой уже нет возможности, и тогда властям остается только прибегнуть в различным уловкам, чтобы выманить преступника из его неприкосновенного убежища. Однако, неприкосновенность эта не соблюдается, когда аресту подлежит государственный преступник. В этом случае власти могут для удержания преступника проникнуть даже на женскую половину, что допускается на том основании, что лица, скрывающие государственного преступника, считаются тем самым его сообщниками и, как таковые, также подлежат уголовной ответственности. Вообще, неприкосновенность женской половины и затворничество женщин соблюдается весьма строго. Так, в случае продажи дома покупатель, чтобы не застать женщин врасплох, заранее предупреждает хозяев о своем посещении для осмотра дома, причем, понятно, посетителю показываются только те покои, куда вхожи все посторонние [161] лица. По этой же причине, если кому из соседей необходимо почему-либо подняться на крышу своего дома, то он также своевременно предупреждает о том соседей своих, которые принимают необходимые меры, дабы окна и двери не оставались открытыми, а женщины не показывались бы на дворе дона.

По корейским понятиям лица, не вступившие в брак, в какому бы возрасту они не принадлежали, считаются несовершеннолетними. За холостяками не признается возможность мыслить и действовать здраво, так что, будь неженатому 25 или более лет, на него не иначе смотрят как на несовершеннолетнего. Положение холостяка таково, что, несмотря на свой возраст, он обязан беспрекословно повиноваться всем требованиям и даже выносить все побои и обиды женатого юноши в том даже случае, если этому последнему только 16 лет от роду. Жалобы холостяка на неправильные действия женатого человека ни в чему не приводят. С женитьбой приобретаются все гражданские права, при чем нисколько не обращается внимания на то обстоятельство, что некоторые браки заключаются, когда жениху только 14-16 лет. Однако, не смотря на все выгоды, предоставляемые законом женатым людям, в Корее встречается весьма много холостяков, которые по бедности не могли вступить в брак. И эти несчастные из боязни, чтобы с ними не обращались, как с детьми, всячески скрывают, что они не женаты, так, напр., они носят прическу и шляпу, присвоенные только женатым, что, конечно, составляет явное нарушение обычаев.

Корейцы вступают в брак немедленно по достижении ими совершеннолетия, но нередко бывает, что мальчики, которым только что минуло 14 лет, уже вступают в брак. Надо сказать, что в древнее время подобные браки не разрешались. Выбор жениха или невесты всецело зависит от доброй воли родителей, которые, устраивая брак, имеют в виду [162] только семейное положение жениха или невесты и главным образом хлопочут, чтобы брак во всех отношениях был равный. О вкусах и предпочтениях молодых людей родители мало заботятся, им большею частью нет никакого дела, если, напр., по характеру молодые не могут сойтись, или если один из будущих супругов одарен какими-либо физическими недостатками. Все делается против воли детей и решается непосредственно и окончательно между родителями обоих семейств. Родители обыкновенно чрез своих друзей собирают всевозможные сведения и справки, касательно тех семейств, где известно, что находится жених, либо невеста. Потом, если речь идет о выборе невесты, то мать отправляется по собранным указаниям в гости в дом невесты, и пользуется своим посещением для ближайшего с ней знакомства, и в том случае, если девушка понравится, родители жениха обращаются в посредничеству свахи, или какого-либо знакомого обоим семействам, которым и поручают под рукою узнать мнение родителей невесты о предполагающемся браке. В случае согласия родителей невесты на этот брак отец ее отправляется в дом жениха, где в свою очередь знакомится с молодым человеком. Когда обе стороны придут в обоюдному соглашению, то отец жениха, обращается к отцу невесты с письмом, писанном на продолговатой красной бумаге (знак радости), в котором он сначала уведомляет его о своем имени и местожительстве, затем заботливо справляется о его здоровье и, пользуясь случаем, посылает ему свои лучшие и искренние пожелания оставаться вполне счастливым. Исписав всю бумагу, он только в конце письма в виде прибавления упоминает, что у него столько-то сыновей, из которых старший, хотя и мог бы быть женатым, однако до сего времени еще холост, что от друзей он недавно узнал, что в такой-то семье есть невеста и т. д. Письмо это всегда пишется изысканными оборотами речи и в [163] присутствии того лица, которому поручается передача оного. Если родители молодых людей не живут в одном и том же городе, то все переговоры производятся письменно. Ответ отца невесты на упомянутое письмо имеет решающее значение. До получения же оного обе стороны ничем не связаны и могут во всякое время заявить о своем несогласии на предполагавшееся бракосочетание, но раз оффициальный ответ отца невесты с изъявлением согласия на бракосочетание своей дочери получен, то молодые люди считаются с этого времени de jure вступившими в брак; хотя брачные церемонии еще и не совершались. Насколько важное значение придают корейцы этому ответному письму, видно из того, что, если жених скончается ранее совершения всех брачных церемоний, невеста его тем не менее считается вдовой.

Когда свадьба — дело окончательно решенное, то главная забота родителей заключается в выборе счастливого дня для совершения брачных церемоний. Только после долгих рассуждений и толкований с колдунами, выбирается наисчастливейший день для вправления свадьбы, о чем все родственники и знакомые немедленно уведомляются. За некоторое время до свадьбы жених, в день, тщательно указанный колдуном, отправляет к своей невесте подарки, преимущественно наряды, и кроме того посылает ей кусок материи, из которого невеста должна собственноручно сшить ему платье, присвоенное женатым людям, и которое он в первый раз в жизни надевает в день свадьбы. Отправив эти подарки, жених, носивший до сего времени одну переплетенную косу, спускавшуюся на спине, теперь меняет эту прическу, зачесывая волосы со всех сторон вверху в один пучок. Эта перемена прически дело весьма важное для корейца, так как она разрешается только женатым людям и есть видимый знак приобретения всех прав гражданина. Поэтому день, в который совершается перемена прически, празднуется достойным образом; жених немедленно [164] после этого отправляется с визитом ко всем родственникам и знакомым своего отца, а вечером этого же дня устраивает у себя для всех знакомых пир, который длится всю ночь до утра.

Тут следует сказать несколько слов о прическе корейцев. Дети без различия пола сплетают волосы в одну косу, которая носится сзади, опущенной на спине. Прическу эту обязательно носить всем, без исключения возраста, до женитьбы. Жених только за несколько дней пред свадьбой распускает свою косу и затем зачесывает волосы со всех сторон кверху в один пучок, который связывается черным шелковым шнурком. Корейцы согласно древнему обычаю не стригут волос и не бреют бороды; однако, некоторые позволяют себе брить переднюю часть головы, но это делается только для предупреждения головных болей и глазных болезней, происходящих, будто бы, от чрезмерного накопления густых волос на голове. Молодежь же бреет верхнюю часть головы не с гигиенической целью, а ради красоты, не желая просто носить на голове густой пучок волос, тогда как после бритья пук волос на голове выходит не толще куриного яйца. Замужние женщины сохраняют в целости все свои волосы, а иногда даже прибавляют чужие, которые переплетаются с их волосами — и носят две толстые косы. Из этих кос образуется прическа в роде толстого шиньона, спускающегося на спину; через него пропускается, в виде украшения, серебряная или медная булавка. Простые женщины обыкновенно обматывают себе голову этими косами на подобие чалмы, при чем концы кос скрепляются на лбу. Девицы, которые отказываются выходит замуж, не имеют права носить эту прическу, но обычай этот весьма часто нарушается пожилыми девицами.

Накануне свадебного дня невеста отправляет своему жениху платье, собственноручно сшитое из материи, присланной ей женихом. Это ее первая работа для будущего [165] супруга. Затем невеста приглашает одну из своих лучших приятельниц для исполнения обряда зачесывания и перемены прически. Для совершения этой важной церемонии всегда выбирается девушка, у которой счастливая, легкая рука.

В день, назначенный для свадьбы, товарищи и знакомые жениха собираются к нему на дом в условленный час все одетые в богатых нарядах: в этот день всем, даже простому народу, разрешается надевать шляпу с широкими полями, пояс и высокие сапоги.

Жених, в сопровождении многочисленной свиты, выступает из дома в час, также заранее определенный колдунами, как счастливый, и медленной, длинной процессией направляются они к дому невесты. Шествие открывает верховой, который держит в руках живую дикую утку, обвернутую за исключением головки в красный платов. Дикая утка вследствие своей удивительной, будто бы, привязанности к самке, без которой она жить не может, есть символ супружеской верности. Красный цвет платка есть знак радости. В большинстве, однако, случаев живая птица заменяется просто деревянным вызолоченым чучелом, а иногда, но реже, живым ястребом. За верховым следует жених верхом или в крытой одноколке, а за ним — прислуга, все верхами. Затем едет отец жениха также в сопровождении многочисленной свиты верхом. Численность свиты и лошадей зависит, конечно, от личного состояния жениха. Подъехав к дому невесты верховой, открывающий шествие, первым слезает с лошади, входит в дом и устанавливает дикую утку на вершине большого блюда с рисом, затем немедленно удаляется из комнаты. У входа в дом невесты отец последней встречает прибывших, при чем жених пропускается в дом первым. Войдя в парадную комнату или в раскинутый пред домом шатер, где сидит невеста, окруженная четырьмя подружками, домашними и гостями, жених впервые [166] видит свою будущую супругу. Но различить черты и стан ее ему все-таки не удается вследствие того, что прическа невесты в этот день убирается таким множеством всякого рода украшений, что все лицо скрывается под ними; к тому же невеста обыкновенно наряжается в несколько платьев, надевая их одно на другое, что придает ей необыкновенную тучность, лишающую жениха возможности сделать хоть приблизительное представление о стане своей будущей супруги.

Когда все приглашенные соберутся, то жениха и невесту торжественно вводят на возвышенное, роскошно убранное место, на которое и сажают их рядом. Молодые во все время церемонии не имеют права разговаривать друг с другом. Войдя на возвышение, молодые приносят в жертву дикую утку, или живого ястреба, затем обмениваются двумя поясными поклонами, в знак взаимного согласия. После этого молодая кланяется четыре раза свекру, а родители жениха и невесты в это время также обмениваются между собою четырьмя поясными поклонами. Затем пред женихом ставят крупные жужубы (zizyphus communis), а пред невестой сушеного фазана; подружки же, наполнив араком маленькую чашечку, сделанную из тыквы и всю перевязанную красными и синими нитями, подносят ее несколько раз по очереди то молодому, то молодой; чашка эта называется «чашей радости». Вся обрядность корейской свадьбы и заключается в этом взаимном обмене поклонов в присутствии свидетелей. С этого момента бракосочетание считается вполне законно совершившимся.

По окончании описанной церемонии составляется нечто в роде протокола о состоявшейся свадьбе. Акт этот пишется на красной бумаге и подписывается обеими сторонами. Если жена неграмотна, то она просто, наложив руку на бумагу, обводит очертание ее тушью. Затем этот документ разрезывается на две равные части, которые вручаются [167] каждому из новобрачных. Обе стороны тщательно хранят эти бумажки, и часть, врученная жене, возвращается мужу только после ее смерти, что дает ему возможность вступать в новый брак, так как при живой жене, муж, даже получивший развод, не может вступать во второй брак. Тут надо еще сказать, что молодой иногда дает тестю своему клятвенную запись, которой обещает оставаться верным его дочери.

До окончании брачной церемонии молодая тотчас удаляется на женскую половину, а молодой супруг устраивает для своих гостей обильный пир. Часто бывает, что во время общего веселия товарищи новобрачного внезапно бросаются на него и силою уводят из дома; при этом шум и беспорядок бывают невыразимые и прекращаются только тогда, когда на выручку молодого является тесть, которому, благодаря более или менее крупному выкупу, удается освободить его из плена. После этой забавы вся молодежь удаляется из дому невесты, и кутеж продолжается в другом месте. Затем и остальные гости разъезжаются по домам. Прислуга же молодого, будучи одарена подарками и деньгами, отсылается домой. До отъезде гостей жених удаляется в особую комнату для поклонения дощечкам предков его молодой жены. Под вечер его вводят в брачную комнату, всю убранную цветами; тут же на канге (род лежанки) поставлены два блюда с рисом, в каждое из которых установлено по подсвечнику с зажженной свечей. Через некоторое время в брачную комнату входит молодая в сопровождении своей матери и родственниц, которые, передав ее мужу, тотчас удаляются, заперев за собою дверь. Только теперь молодые люди могут себя разглядеть и познакомиться друг с другом, но и это знакомство весьма поверхностное, так как правила этикета предписывают молодой жене проводить не только весь день свадьбы в полном молчании, но сохранять это молчание [168] и в брачной комнате. На все вопросы и хвалебные речи ее супруга благовоспитанная молодая жена не должна отвечать ни слова и все время казаться равнодушною во всему слышанному. Все эти правила этикета особенно строго соблюдаются в дворянских семействах. Эта кажущаяся холодность или натянутость между молодыми продолжается иногда целые месяцы, как будто между супругами ничего нет общего.

На третий день после свадьбы молодые обыкновенно перебираются в отцовский дом мужа, но если они этого не сделали, то перебираться могут не ранее, как по истечении года, а иногда и через два года. Во всяком случае, при вступлении в отцовский дом мужа, оба супруга прежде всего поклоняются дощечкам предков. В дворянских же семействах молодой, проведший три-четыре дня с своей молодой женой, большею частью покидает ее на более или менее продолжительное время, желая этим доказать, что он не питает к своей жене никаких чувств, и весело проводит время в сообществе своих наложниц. Подобное поведение нисколько не считается предосудительным, а, напротив, заслуживающим полного одобрения и уважения. Оно и неудивительно, если вспомнить, что в основе корейского воспитания стоит полное презрение к женщинам.

Вообще нравы так грубы, что кореец иначе не смотрит на свою жену, как на существо низшего разряда, назначенное природой родит детей, хлопотать по хозяйству и исполнять все требования и прихоти своего супруга. Муж, по корейским понятиям, должен пренебрегать своей женой, поэтому он не только никогда не совещается с ней о важных семейных делах, но считает даже непристойным долго беседовать о чем бы то ни было с своей супругой. Со временем супруги нисколько не становятся откровеннее. По корейским понятиям благовоспитанная жена не должна часто вступать в разговор с мужем, и во всяком [169] случае беседа должна быть непродолжительна. Отношения же ее к родственникам ее мужа еще более церемонны; так, в присутствии свекра она стоит, потупя глаза, и на все его вопросы дает краткие ответы. Подобные отношения соблюдаются даже по прошествии многих лет замужества. С свекровью же отношения ее менее натянуты, она не так уже стесняется и позволяет себе вступать с ней иногда в разговор. Братья, живущие в одном и том же доме, никогда не говорят со своими невестками. Хотя женщина должна оказывать всякое почтение старшим своим родственникам, однако, на колени она становится только пред своими родителями. Правила общежития требуют, чтобы муж в обхождении с своей женой соблюдал учтивость и приличие, но никак не обнаруживал действительную привязанность в ней; поэтому муж, оплакивающий смерть своей жены, неминуемо становится общим посмешищем знакомых. Понятно, что простолюдины, как везде, грубы, поэтому палочная расправа вещь нередкая в семействах простого народа. Но в высших классах муж никогда не позволит себе бить свою жену и, в случае семейного разногласия, ему приходится либо терпеливо переносить все семейные невзгоды, либо, если средства позволяют, развестись с женой.

После 60-летней супружеской жизни корейцы празднуют золотую свадьбу.

Неравноправность мужчины и женщины в Корее повсюду видна. Так, муж не несет никаких обязанностей по отношению к жене своей, тогда как последняя находится в полной его зависимости. Супружеская верность требуется только от жены, которая, каково бы ни было поведение ее супруга, ни в каком случае не должна ни ревновать, ни возмущаться. Впрочем, весьма возможно, что чувство ревности корейским женам и неизвестно, благодаря своеобразному их воспитанию, изгоняющему всякое проявление настоящей привязанности и любви между супругами. [170]

Из всего сказанного можно судить, как семейная жизнь в Корее непривлекательна, и, по всему вероятию, счастливые браки там весьма редки.

Женщины большею частью преклоняются пред суровыми обычаями своей страны; им и на ум не приходит противиться стеснительным для них обычаям и бороться с вековыми предрассудками. Подобное отношение корейских женщин к их участи, отчасти, не должно нас удивлять, ибо они с малолетства уже привыкли самих себя считать за низшие существа. Конечно, не все жены терпеливо переносят эти иногда обидные для их самолюбия обычаи и явную несправедливость; многие из них дают потом чувствовать своим мужьям, что сила не всегда на их стороне.

Законная жена пользуется всеми правами состояния ее мужа; так, женщина из простого сословия, по выходе замуж за дворянина, считается, равно как и все ее дети, принадлежащей в дворянскому сословию. Единственное исключение из этого правила сделано только для вдов и рабынь, которые по выходе замуж не пользуются правами состояния своих мужей. Если два брата вступают в брак, старший с племянницей, а младший с ее теткой, то племянница тем самым считается старшей сестрой, а тетка младшей, что по корейским понятиям составляет существенную разницу для положения женщины в семье.

Главное занятие женщин, в какому бы классу они не принадлежали, состоит в кормлении и воспитании детей и в хлопотах по хозяйству. Они главным образом занимаются рукоделием и сами изготовляют не только собственное платье, но также и все платье детей и мужа. Вообще, корейки опрятны и дома свои содержат в чистоте. Хотя девушки в школу не ходят, однако почти все выучиваются дома читать и писать по-корейски. Жены дворян кроме своих прямых материнских обязанностей мало чем заняты; правда, они наблюдают за внутренним [171] порядком дома и за прислугой, но остальное время проводят в совершенной праздности. Они ведут строгую затворническую жизнь и выходят только в редких случаях, и то с разрешения своих мужей. Выходя на улицу, женщины этого класса всегда ходят с закрытым лицом. Все эти стеснительные правила особенно тяжело отзываются на христианках, которые часто лишаются возможности отлучиться из дому для исполнения своих христианских обязанностей. Женщины простого класса несут весьма тяжелую работу; можно сказать, что они никогда не отдыхают. Оно и не удивительно, если принять во внимание, что на них лежит: содержание дома в чистоте, стряпня, доставление на дом воды из реки, изготовление холста и платья для домашних, а летом они кроме того помогают мужьям при всех полевых работах. Что касается до мужчин, то они только летом заняты полевыми работами, зимой же изредка отправляются в горы за дровами, а остальное время проводят в совершенной праздности: посещают родных и знакомых, с утра до вечера курят, играют, угощаются, а нередко тут же в гостях остаются и на всю ночь.

Многоженство в Корее не разрешено, но за то корейцы могут иметь то число наложниц, которое они в состоянии содержать. Женщина становится наложницей в том случае, если мужчина представит достаточные доказательства о близких своих сношениях с ней; подобная женщина уже всецело ему принадлежит; никто не в праве ее увезти, даже родители ее не могут истребовать свою дочь, а если она спасется бегством, то по задержании она немедленно отводится в своему господину. Развод допускается в Корее; но муж, который развелся с женою, не имеет права при жизни последней вступить во второй брак; содержать же то число наложниц, которое он пожелает, ему, конечно, не возбраняется. Вторичные браки для мужчин не воспрещаются. Вдовец может вступить во второй брак немедленно по кончине [172] первой жены, не дожидаясь даже окончания траура. Жених по смерти своей невесты может также жениться, когда ему заблагорассудится. Относительно же женщин высшего класса существует обычай, на основании которого вдовам безусловно запрещается вступать во второй брак, в противном случае они считаются опозоренными. Вдова должна всю жизнь оплакивать покойного мужа. Весьма странно, что этот обычай распространяется также на объявленных невест, которые в случае кончины их жениха не имеют права выходить замуж и с тех пор считаются вдовами. Обычай этот весьма древний, ибо уже король Цион-цун, царствовавший от 1469-1494 гг., запретил допускать к публичным экзаменам и принимать на государственную службу детей, происшедших от подобных браков. В настоящее же время такие дети считаются незаконнорожденными. Нужно сказать, что, запрещая вдовам выходить замуж, закон создает большое зло, ибо молодые вдовы дворян, благодаря этим порядкам, почти все явно или тайно состоят у богатых людей в качестве наложниц. Положение этих женщин весьма незавидно; оставшись без покровителя, они живут в постоянном страхе сделаться добычей какого-нибудь негодяя. И действительно, бывали случаи, что силою, или пользуясь сном вдовы, ее увозили, после чего, согласно обычаям страны, ей ничего более не оставалось, как состоять наложницей своего похитителя. Поэтому молодые вдовы дворян во избежание подобного позора и к тому же из желания доказать на деле свою преданность покойному мужу нередко тотчас после похорон кончают самоубийством.

Дворяне, конечно, гордятся подобными подвигами своих жен и в честь этих героинь, в назидание потомству воздвигают с разрешения короля кумирни, или триумфальные ворота в тех местностях, где они родились. [173]

Вообще корейская женщина охотно прибегает к самоубийству, как к средству для ограждения своей чести. Этот обычай до того вкоренился в нравы, что, по рассказам католических миссионеров, к ним часто обращались христианки с просьбой разрешить им в случае нападения негодяев на их дом покончить самоубийством. Миссионеры, конечно, не давали подобного разрешения, но им стоило большого труда объяснить этим женщинам, почему самоубийство осуждается христианской религией.

Скажем тут кстати, что самоубийство совершается в Корее двумя способами: перерезыванием горла и распарыванием живота саблею, как в Японии. К первому способу, прибегают женщины, а во второму мужчины.

Конечно, все вышесказанное не относится к простому народу. Тут вдовам вторичные браки ни законом, ни обычаями не запрещены. Иначе оно и быть не может, а то этим бедным женщинам оставалось бы только умереть с голоду. Нужно однако заметить, что в богатых не дворянских семьях, подражающих ради самолюбия во всем высшему классу, добровольно следуют этим стеснительным обычаям.

Теперь скажем несколько слов о тех обрядах, которыми сопровождается у корейцев появление на свет ребенка. Как только больная почувствует приближение родов, то удаляется в особо приготовленное для нее помещение, в котором обыкновенная цыновка, покрывающая пол, заменяется на это время постилкой из мягкой рисовой соломы. При родах присутствует только одна, или две родственницы родильницы, которые немедленно по рождении дитяти умывают его теплой водой а потом, для счастья ребенка, выбрасывают за двери разные яства. Время рождения точно записывается и передается колдуну, который сообщает родителям все свои соображения касательно будущности ребенка. Матери после родов дается питье из теплой воды с [174] медом, а также какое-то очень горькое лекарство, главная составная часть которого приготовляется из медвежьей печени. Лекарство это, как говорят, весьма дорого и дается для укрепления сил родильницы. На третий день после родов соломенная постилка убирается и заменяется обыкновенной цыновкой. Во все время болезни мать питается исключительно рисом и супом из каких-то сушеных водорослей. В течение 7-10 дней никто из знакомых не должен входить в дом, где лежит родильница.

Первые три дня ребенка обыкновенно кормят рисом, а затем только мать приступает к кормлению его грудью. Случаи, когда мать отказывается кормить своего ребенка, чрезвычайно редки; эта материнская обязанность весьма важна в Корее в виду того, что искусственное кормление ребенка коровьим или козьим молоком совершенно неизвестно корейцам, так что дети, матери которых умирают скоро после родов, неминуемо обречены на голодную смерть. Замечательно, что корейцы до сего времени понятия не имеют о том, как доить коров, поэтому они и в пищу молока никогда не употребляют. Единственное лицо во всем королевстве, которое иногда пьет молоко, это король, для которого жидкость эта добывается после довольно сложной и продолжительной операции, состоящей в том, что с помощью палочек или дощечек молоко выжимается из вымени коровы. Этим способом однако получается весьма незначительное количество молока, которое поэтому в виду трудности его добывания тщательно сохраняется для короля. Заметим кстати, что вся эта процедура совершается в присутствии почти всего двора и занимает много времени. Матери, у которых всего один малолетний ребенок, обыкновенно кормят его грудью до семи, восьми, а иногда даже до 10-летнего возраста.

Когда родильница в состоянии принимать гостей, то все ее знакомые являются к ней с поздравлениями и [175] подарками, состоящими из разных безделушек для новорожденного.

В тот день, когда ребенку исполнится год родители устраивают угощение, на которое приглашаются все знакомые. Последние обыкновенно дарят ребенку платья, деньги и тому подобное. День рождения празднуется ежегодно. Заметим тут, что корейцы, как и китайцы, считают, что ребенку при появлении его на свет уже минул год от роду, так как ими принимается в расчет время, проведенное ребенком в утробе матери. Значит, когда ребенку по нашему исполняется год от рождения, по корейскому счету ему уже два года и наступает третий.

Имя ребенку (мужеского пола) дается вскоре после рождения. У каждого корейца есть три собственных имени. Первое имя дается ребенку тотчас по рождении и он сохраняет это имя до женитьбы. После свадьбы же он получает другое имя, и прежним именем его называют только родители и бывшие его учителя. Другое собственное имя, по числу третье, дается либо при рождении, либо при женитьбе. Это имя в общежитии не употребляется и упоминается в редких только случаях, напр., в оффициальных документах, при совершении различных актов, во время экзаменов, на суде и т. д. Что касается до фамилий в Корее, то число их весьма незначительно, на все королевство приходится не более 150 фамилий, и то многие из этих имен даже мало распространены. В виду же того обстоятельства, что некоторые фамилии, как напр., Ким, Ни и другие часто встречаются, корейцы, для отличия одного семейства от другого, обыкновенно прибавляют в каждому имени еще название той местности, откуда, родом данное семейство и, если указанные местности различны, то семейства эти, хотя и носят общую фамилию, однако не считаются родственниками; но если местности одинаковы, то семейства эти несомненно состоят [176] в родстве и в таком случае по закону браки между членами этих семейств не допускаются. Кореец, обращаясь к знакомому, никогда не назовет его коротко по имени или по фамилии, а непременно скажет господин такой-то; одним словом, у корейцев соблюдается в подобных случаях та же вежливость, что и у нас.

У корейцев кончина человека всегда сопровождается многочисленными церемониями. Если в доме находится умирающий, то домашние принимают все меры для того, чтобы в доме, равно как и вне его, соблюдалась полная тишина, и тотчас начинаются необходимые приготовления для похорон по правилам, предписанным обычаями и религией. Если умирающий мужчина, то за ним ухаживают мужчины, и ни в каком случае женщины. По обычаям умирающий не должен скончаться на обыкновенной циновке или на лежанке, на которой корейцы иногда отдыхают; поэтому, когда нет более сомнения в близком наступлении смерти, в комнату больного помещается покрытая цыновкой широкая доска, на которую умирающий осторожно переносится, покрывается одеялом, а под голову ему кладется подушка. Умирающий должен непременно лежать лицом, обращенным на юг. Умершему тотчас по смерти затыкают рот хлопчатой бумагой для задержания, будто бы, остающегося еще в теле последнего дыхания; эта предосторожность по поверию корейцев необходима в виду того, что посмертное дыхание имеет свойство умерщвлять всякое стоящее у тела живое существо. Предварительно домашние, чтобы вполне убедиться в наступлении смерти, пытаются посредством палочки или вилки раздвинуть челюсти покойного, и только после этой операции всем объявляется о действительной смерти родственника.

Тотчас по кончине члена семьи домашние становятся у тела покойного и изъявляют свою печаль громким плачем, стонами и биением себя в грудь. Однако, продолжительность рыдания и биения в грудь зависит от доброй [177] воли каждого и не предписывается никакими правилами. Во всяком случае оно не должно быть слишком продолжительно; иначе, по поверию корейцев, неистовый шум и беспрестанный плач могут препятствовать возможному возвращению в тело души покойного.

Кореец не может оплакивать смерть близкого ему человека по своему, а должен во всем сообразоваться с установленными на сей предмет правилами, опубликованными правительством, в них весь траурный обряд подробно описан. Не исполнить эти правила равносильно быть обесчещенным, и нередко бывает, что нарушители обычаев, унаследованных от предков, предаются суду и подвергаются строгому наказанию. Детей и лиц, не состоявших в браке, на которых, как мы видели, корейцы смотрят как на несовершеннолетних, хоронят без всяких церемоний и при незначительных издержках; такого покойника просто завертывают сначала в одеяло, в котором он скончался, потом в рисовую солому и затем опускают в землю. Лица же, состоявшие в браке, хоронятся в гробе с большими церемониями и издержками. По смерти отца семейства старший его сын обязательно закрывает ему глаза. Почтительные сыновья заранее изготовляют для своих родителей погребальное платье, которое всегда шьется из самой дорогой, тонкой и красивой шелковой материи.

Немедленно по кончине члена семейства все домашние, как мужчины, так и женщины, не исключая и слуг, распускают свои волосы, которые в беспорядке спадают на плечи, и затем у тела начинаются всеобщий вопль, плач и стоны. В комнату, где лежит тело, вносится небольшой стол, уставленный тремя чашами с рисом, тремя чашами горохового киселя, тремя чашами рисовой водки и кроме того тут лежат три пары соломенных сандалий, три локтя бумажной материи, такое же количество холста, три листа бумаги и наконец накидка. Когда все уставлено, то имя покойника или [178] покойницы выкликается три раза; затем все съестное выбрасывается за двери, а упомянутые вещи сжигаются на дворе; все это приношение предназначается для души усопшего. Кроме того слуга отправляется на крышу дома с одним из платьев покойного, где он его распускает, держа левой рукой за ворот платья, а правой за боковой шов, и лицом, обращенным к северу, так как туда летят все души умерших, выкрикивает трижды имя покойного или покойницы в надежде, что, может быть, душа еще вернется в тело. Затем слуга сходит с крыши и этим платьем покрывает покойника. В это же время на дворе против входных дверей дома устраивается навес из циновок на подобие палатки. Земля в этой временной палатке покрывается тонкой соломенной цыновкой, а в глубине палатки помещается стол с расставленными яствами, которые предназначаются для духа усопшего.

Тотчас по кончине члена семейства всем родственникам и знакомым посылаются траурные карточки белого или светло-желтого цвета, которыми они извещаются о смерти такого-то и приглашаются облачиться в траур и участвовать в поминках по покойном. В доме же покойного в это время делаются все необходимые траурные приготовления. Так, из близких родственников покойного выбирается распорядитель траура, т. е. лицо, которое председательствует на всех траурных и похоронных церемониях. Старший сын покойного по праву становится распорядителем траура, а в случае, если такого нет в живых, но остался внук от 1-го сына покойного, то этот последний выбирается в распорядители; внуку дается предпочтение пред всеми родственниками, даже в том случае, если 2-й сын покойного тут присутствует. Кроме того на одного из старших членов семейства возлагается обязанность принимать гостей и наблюдать за порядком во время поминальных и других церемоний. Из женщин семьи также выбирается [179] председательница, которая, как и распорядитель траура, руководит трауром среди женщин. В председательницы обыкновенно назначается вдова покойного, а если ее нет, то жена старшего сына покойного. Жены и наложницы покойного в течение первых четырех дней распускают волосы и ходят босиком. Будничные наряды и вообще наряды из ярких цветов, конечно, не дозволяются. Траурный наряд состоит: из грубого, белого бумажного платья, которое в талии стягивается кушаком из той же материи, или же длинной и в кулак толщины пеньковой, либо соломенной веревкой, концы которой опускаются до земли; такие же два кушака или помочи надеваются через каждое плечо и укрепляются к нижнему кушаку; волосы связываются не шелковой веревкой, а длинной пеньковой в палец толщины и таким образом, чтобы концы этой веревки спадали на щеки. На голову надевается шапочка или колпачок из бумажной материи, или из серого холста с узлом на верхушке. При выходе на улицу надевается соломенная шляпа, которая должна быть непременно четырехугольная. Шляпа эта совершенно закрывает лицо, так что узнать человека, надевшего траурную шляпу, нет никакой возможности. Особенностью этой и пользовались католические миссионеры, которые, благодаря траурному наряду, скрывались от преследования корейских властей в продолжении многих лет. Особые чулки и грубые соломенные сандалии довершают траурный наряд. Хотя весь этот наряд и должен быть белым, в действительности же он желтоватого цвета, так как корейская ткань вообще грязно-желтого цвета. Ко всему этому надо еще прибавить, что необходимую принадлежность траурного наряда составляет посох, который всякое лицо в трауре обязано держать во время всех поминальных и похоронных церемоний. Посох этот обыкновенно изготовляется из толстого сучковатого дерева, или же из просяного стебля, оклеенного бумагой. Посох у сыновей покойного всегда бывает бамбуковый, а у внуков из дерева clocoeca sinensis. [180]

В самый день смерти совершается омовение и одевание тела. До начала этой церемонии присутствующие за исключением распорядителя траура выходят из помещения, где покоится тело, и становятся у южной стороны палатки лицом, обращенным к северу, при чем все оглашают воздух раздирающими криками. Лица, приступающие к омовению и одеванию тела, снимают, умыв предварительно руки, все платье с покойного; потом, расчесав его волосы, зачесывают их к верху, как обыкновенную корейскую прическу; оставшиеся же в гребенке при расчесывании волосы тщательно собираются в небольшой шелковый, разноцветный мешочек. После этого все тело умывается душистой водой и насухо вытирается полотенцем; затем с рук и ног обрезываются ногти, и каждый ноготь отдельно помещается также в шелковый, разноцветный мешочек. Эти 21 мешочков, т. е. один с волосами, а 20 с ногтями, впоследствии помещаются в гроб. По окончании умывания бывшие при этом в употреблении полотенца и гребенки бросаются в небольшую вырытую на дворе яму, куда также выливается и вода, употребленная при мытье. Затем приступают к одеванию повойника. Для сего в комнату покойного вносится вторая доска, покрытая, как и первая, циновкой и одеялом, и на нее переносится вымытый покойник. Сначала на усопшего одеваются чулки, подбитые ватой, а потом башмаки из черного шелка, подклеенные бумагой; затем прямо на тело надевается чистое, простое платье на вате; после чего покойника пеленают сначала шелковой, а потом тонкой холщовой пеленой, сверху же надевается бумажная или шелковая рубашка, а поверх этого длинный халат из дорогой шелковой материи. Женщин хоронят в таком же наряде. Халат стягивается в талии широким кушаком, который, если покойник состоял на государственной службе, бывает из красного шелка; в противном же случае, кушав бывает иного цвета и делается из шелка или другой [181] материи, смотря по состоянию. Для женщин кушак этот бывает всегда красного цвета. По окончании одевания покойника лицо, одевшее его, умывает руки и устанавливает на находящемся у тела столике: кусок мяса, немного супа, бумагу с трогательным жизнеописанием покойного, в котором упоминается о всех трудностях и неприятностях, которые покойному пришлось испытать в жизни. Некролог этот составляется всегда в самых темных красках с целью растрогать и увеличить грустное настроение присутствующих. Затем это же лицо, став на восточной стороне от тела, выливает на пол немного араку. По окончании одевания приступают к кормлению повойника вареным просом, дабы тело ни в чем не нуждалось. Кроме того покойному еще кладут в рот три цельных жемчужины и кусок нефрита; по поверию корейцев, жемчужины предупреждают, будто бы, разложение тела.

Прежде чем приступить к этой церемонии, распорядитель траура, горько рыдая, правой рукой сбрасывает платье с левого своего плеча, потом, умыв руки, берет ящичек, в котором находятся жемчужины, и в сопровождении слуги, несущего блюдо с вареным просом, подходит к покойнику, сначала с восточной стороны, потом с западной и, наконец, в третий раз становится против лица покойного, при этом он каждый раз раздвигает особой палочкой челюсти усопшего и наполняет рот его приготовленным просом и жемчужинами. Чтобы пища эта не вываливалась, то рот покойного плотно завязывается чистым, бумажным платком. После этого глаза покойного завязываются черной шелковой лентой, концы которой перевязываются на затылке: уши затыкаются ватой, лицо покрывается кисеею, а вся голова покрывается черным шелковым платком, крепко стянутым; затем платье застегивается, обе руки обвертываются черным шелковым платком и обвязываются тесемками, и в конце концов все тело покрывается [182] одеялом. По окончании этих церемоний распорядитель траура удаляется, предоставив служителям приводить все в порядок.

У тела всю ночь горят свечи. Тут же стоит стул, покрытый цыновкой, на котором лежит одно из платьев, принадлежащих покойнику, а на столе ставят: сосуд для курения ладоном, ящичек с ладоном, чашку с араком, гребенку, таз с водой для умывания, меняющийся утром и вечером, полотенце и подсвечник. Стул предназначается для отдыха духа покойного на случай, если он явится. Сверху платья лежит флаг из белого шелка, либо полотна в 3-4 локтя ширины, долженствующий изображать собою дух покойника. Тут же стоят ящик с бумагами, сожигаемыми во время церемоний, и стол с яствами. У правой стороны стула устанавливается длинный шест с красным шелковым флагом, на котором белыми знаками написаны: имя, титул, место рождения покойного и т. под. Длина шеста зависит от ранга покойного; кроме того, шест этот, для устранения злых духов, на верхушке оканчивается двумя острыми концами в роде вилки. Женщин хоронят, смотря по рангу их мужей. У тела беспрерывно днем и ночью учреждено дежурство родственников; поэтому домашние спят по очереди. Все родственники, носящие траур, спят на лежанке у самого тела; внуки же покойного спят тут же, на полу. У женщин соблюдается такой же порядок, но они спят в соседней комнате.

Перенесение тела в гроб обыкновенно происходит на третий или четвертый день смерти. Во все это время покойного по нескольку раз в день поминают. На поминках присутствуют не только родственники, но и знакомые покойного. Каждый из них что-нибудь приносит: кто деньги, кто разные бумажные изделия, сжигаемые во время поминок, а кто исписанные длинные свертки, восхваляющие многочисленные добродетели покойного. Во время траурных [183] церемоний присутствующие становятся по местам, согласно их степени родства с умершим, т. е. ближайшие родственники ближе к телу, за ними остальные родственники, а потом гости. Во главе всех присутствующих мужчин становится распорядитель траура. Женщины, со своей председательницей во главе, тоже присутствуют на поминках. Они становятся на западной стороне комнаты, а мужчины на восточной. Все присутствующие стоят лицом, обращенным на север. Для каждого сына покойного имеется отдельный таз, в котором они умывают руки всякий раз пред тем, как приступать к жертвоприношениям. Во время поминок присутствующие сидят на полу, который для этого покрывается циновками; а если при поминках присутствуют высокопоставленные лица, то для них приготовляются еще особые циновки. После поминок для гостей принято устраивать угощение, во время которого идут расспросы о ходе болезни и кончине покойного.

На следующий день кончины на покойника еще надевается халат, который, смотря по вкусу, может быть какого угодно цвета, а сверху этого халата надевается накидка. На покойную женщину надевается юбка, а сверху длинное платье. Потом все платье в талии опоясывается кушаком, а на груди стягивается двумя кушаками или помочами, перекинутыми через каждое плечо. Когда это вторичное одевание окончено, то тело переносится на особо приготовленную доску. Под голову покойника, взамен подушки, кладется сверток из части принадлежавшего ему платья; остальным же платьем обвертываются ноги и покрывается лицо. Потом надетое на покойнике платье расстегивается, а кушаки развязываются. Этим выражается надежда, что повойник, может быть, еще и очнется. После этого тело покрывается ковром. Распорядитель траура и близкие родственники, присутствующие при этой церемонии, спускают с левого плеча платье и все время рыдают и рвут на себе волосы. Мужчины при этой [184] церемонии стоят лицом обращенным на запад, а женщины на восток. Доска, на которой раньше лежало тело, уносится. Затем старики и почетные гости садятся, молодые же люди продолжают стоять. Тогда являются четыре чтеца конфуцианского толка, которые нараспев и самым трогательным голосом, с целью по возможности растрогать присутствующих, описывают все обстоятельства жизни покойного. В это же время воскуривается фимиам и сжигаются бумажки, предварительно облитые спиртом.

На третий день по кончине тело укладывается в гроб. Корейцы не жалеют денег для приобретения хорошего гроба, который делается из толстого и самого лучшего дерева; иногда даже они хоронят в двух гробах. У богатых гроб снаружи покрывается черным лаком; бедные же окрашивают его простой черной краской. Внутри гроб обивается черным, или зеленым шелком; а углы его с внутренней стороны обиваются красным, или зеленым шелком; крышка гроба внутри обивается той же материей, какой обит весь гроб. Бедный люд вместо обивки обкладывает внутреннюю часть гроба толстыми листами бумаги. Извне гроб покрыт рисунками, изображающими облака.

Рано утром, в день, назначенный для перенесения тела в гроб, последний вносится в комнату, где лежит покойник, и устанавливается на двух скамейках одинаковой высоты. Дно гроба обсыпается толстым слоем просяного угля, который покрывается 5-ю или 6-ю листами толстой бумаги; затем в гроб опускается доска, называемая семи-звездной вследствие того, что она в подражание созвездию Медведицы пробуравлена семью небольшими отверстиями. Доска эта покрывается ватным одеялом, а в изголовья ее помещается подушка. После этого сыновья покойного, равно как и младшие его братья, и служителя, умыв предварительно руки, переносят и укладывают тело в гроб. По углам гроба укладываются мешочки с обрезанными ногтями, с волосами и [185] с зубами, которые еще при жизни выпали у покойного. Все пустое место между телом и гробом наполняется ватой и оставшимся после покойного платьем. Затем покойника покрывают двумя коврами, называемыми небесными покровами; после чего гроб закрывается и герметически замазывается смолой, смешанной с воском. Мера эта необходима в виду того, что состоятельные корейцы, как и китайцы, держат у себя покойников в продолжении 3-х и более месяцев. Бедный же люд хоронит своих мертвых через 5, 7 или 9 суток по кончине, и за неимением в хижине места гроб с телом помещается на это время на дворе, а в случае дождя прикрывается только цыновками. Окончательно заделанный гроб покрывается ковром и устанавливается таким образом, чтобы голова покойного непременно была обращена на юг. Затем гроб заставляется ширмами. Во время описанной церемонии читаются молитвы о благоденствии души покойника, а все присутствующие горько плачут; по окончании же оной все женщины удаляются на свою половину. Потом лица, действующие во время перенесения тела в гроб, умыв руки, вносят и ставят у гроба стол, заставленный разными яствами, а чтецы при этом причитывают, воскуривают фимиам, сжигают бумажки и т. п.; присутствующие же, за исключением распорядителя траура, который стоит у гроба и рыдает, кладут два земных поклона.

В те часы, когда повойник обыкновенно ел, на столе у гроба устанавливаются разнообразные кушанья и фрукты; все же домашние, собравшись в это время у гроба, стонут и рыдают. Во все время, пока гроб находится в доме, домашние обязаны соблюдать строгий пост. Распорядитель траура на все время удаляется в самое худшее помещение всего дома, где не перестает рыдать и стонать. Надо заметить, что чем продолжительнее эти стоны и рыдания, тем более распорядитель траура приобретает славу примерного сына и [186] человека высокой святости и всеобщее уважение своих граждан. На четвертый день по кончине, распущенные волосы у домашних снова зачесываются и все родственники до пятой степени родства включительно и знакомые покойного собираются у гроба для поклонения телу. При входе в комнату, где стоит гроб, каждый занимает приличествующее ему место, и, как только все соберутся, начинается общий плач и стон. Сыновья, внуки и другие родственники покойного по очереди подходят к старшему в летах представителю семьи, становятся перед ним на колена и плачем заявляют свою скорбь. Женщины делают то же самое перед старейшей представительницей семьи.

Сыновья по кончине родителя своего должны соблюдать в продолжении трех дней самый строгий пост, и только на четвертый день им разрешается досыта поесть, но обед в этот день должен состоять из самых простых кушаний.

Все родственники собираются четыре раза в день у гроба для оплакивания покойного; при этом пожилые члены семьи сидят, а молодые молятся, стоя. Каждое утро на случай, если покойник встанет, прислуга ставит у гроба: таз с водой, полотенце и гребенку, которые устанавливаются в том именно порядке, как покойник это любил при жизни. Утром и вечером и в обеденное время на стоящем у гроба столе устанавливаются всевозможные и лучшего качества яства и фрукты; при этом служитель, приставленный у гроба, умыв руки, читает молитвы, курит фимиам и обливает огонь араком. Все же присутствующие, становясь на колена, кланяются дважды и горько плачут в продолжении четверти или получаса; затем все удаляются; траурное платье снимается, и домашние, равно как и гости, садятся за обеденный стол. При описанных приношениях телу покойного употребляются обыкновенно домашние утварь и сосуды; чашка же, содержащая арак, может быть серебряная или золотая. Общих кладбищ, как у нас, в [187] Корее не существует. Все богатые дворянские семейства содержат в своих поместьях фамильные кладбища, а народ хоронит своих мертвых, где придется. Хотя корейцы и имеют понятие о сожжении тел, которое введено было буддизмом, однако, они предпочитают хоронить своих мертвых. Выбор места для могилы составляет главную заботу корейцев, так как они убеждены, что от этого выбора зависит участь всей семьи и процветание всего рода покойника. Поэтому корейцы для приобретения счастливого места для могилы не останавливаются ни перед какими издержками. Выбор этого места производится заранее с помощью искусных колдунов, которые после тщательного осмотра данной местности обозначают место, где следует по их соображениям рыть могилу, и указывают также, какое ей следует дать направление, обстоятельство, по корейским понятиям, тоже весьма важное. Вообще место для могилы предпочтительно выбирается в живописных и гористых местностях. Сановники, дворяне и богатые люди приобретают как можно более земли вокруг могилы и сажают на своих участках деревья, со временем образующие вокруг могилы густой лес, который под страхом строгого наказания запрещено рубить. Посторонним безусловно запрещено хоронить своих мертвых в черте участка другого лица. Вырытие могилы совершается с соблюдением различных церемоний, и для этого тоже выбирается счастливый день. В назначенный день распорядитель траура, встав рано утром, рыдает и стонет, затем в сопровождении родственников и колдунов он отправляемся в выбранному для могилы месту. У северной стороны будущей могилы уже врыт в землю небольшой камень, в один фут вышины, именуемый «туди» и изображающий бога — хранителя могилы. Подойдя к месту могилы, распорядитель траура втыкает в землю с целью обрисовать очертание могилы 7 палочек из сливового дерева, в 2 фута вышины каждая, [188] к следующем порядке: у одного конца могилы по длине втыкается по палочке; в центре могилы, — главного местопребывания духа усопшего, втыкается третья палочка, а остальные четыре размещаются по углам. Потом у средней палочки 4 чтеца конфуцианского толка расстанавливают различные яства и чашки с араком. Все присутствующие в это время кладут два земных поклона. Затем служителя подходят к стоящему у могилы столу и, став на колена, курят фимиам, спрыскивают тут же землю араком и сжигают бумажки в большом тазу. После этого они кладут два земных поклона, и, став снова на колена с лицом, обращенным на восток, один из них читает молитву, по окончании которой все опять кладут два земных поклона; за ними кладут поклоны и все присутствующие. По окончании всей церемонии распорядитель траура подходит к могиле и, горько рыдая, кладет два земных поклона. Затем приступают к рытью могилы, что не занимает много времени, ибо в Корее могилы вообще роются на незначительную глубину. Дно могилы покрывается толстым слоем извести, смешанной с песком или с землею. Если тут же находятся могилы предков, то распорядитель траура совершает жертвоприношение и на этих могилах. Это делается с целью уведомления покойных родственников о скором посещении их другим членом семейства.

Похороны всегда происходят в счастливый день, заранее назначенный колдунами. Накануне похорон гроб после обычных церемоний переносится в часовню, воздвигнутую в память предков и обыкновенно находящуюся в самом доме, или же вблизи оного. Тут плач и стоны продолжаются до самого выноса гроба. На следующий день до восхода солнца у гроба делаются обычные приношения, причем все присутствующие становятся на колени, кладут два земных поклона и горько рыдают. То же самое происходит с восходом солнца. Затем все женщины удаляются; [189] носильщики выносят гроб, который устанавливается на широких носилках, либо на дрогах. Весь гроб покрывается шелковым покровом черного, голубого, или красного цвета безразлично, так как тут важен не цвет ткани, а его доброта. Флаг, на котором изображены имя покойного, титул его и проч. устанавливается над гробом, равно как и шляпа его. Во все это время читаются молитвы о благоденствии души повойника, сопровождающиеся курением фимиама, приношением яств и земными поклонами. По окончании этих церемоний носильщики, числом до 30, а иногда и более, по знаку подымают носилки, и все шествие мерным и медленным шагом направляется в могиле. Тут следует сказать, что носильщики занимаются этим делом по профессии и принадлежат к самому низшему слою населения.

Гробу предшествует длинная вереница всякого наемного люда, которому поручается нести: разные значки, дощечки с надписями, пучки сосновых веток, разноцветные фонари и проч. Шествие открывают люди, одетые в звериные шкуры и с страшными деревянными масками; обязанность их пугать и отгонять от тела злых духов. Непосредственно же впереди гроба несут ящик, содержащий одно из платьев покойного, а на похоронах важного сановника кроме того везут, или несут сделанную из бамбука и оклеенную бумагой лошадь в натуральную величину. По прибытии на могилу лошадь сжигается, а пепел тщательно собирается и бросается в могилу. Во время шествия траурной процессии по обеим сторонам ее несут зажженные факелы и разбрасываются бумажки, изображающие по своей форме корейскую медную монету. За гробом пешком следуют сыновья покойного, в глубоком трауре, а за ними на носилках и верхами следуют родственники и знакомые.

По прибытии похоронной процессии к могиле, гроб становится на цыновку у южной части гроба, но так, чтобы лицо [190] покойного было обращено на север. Тогда у гроба делаются обычные приношения, а распорядитель траура в это время бросается на землю и горько рыдает. Стоны, рыдания и плач прекращаются, когда приступают к опусканию гроба в могилу. Опускание гроба происходит со всеми предосторожностями, дабы вполне ровно опустить его. После этого флаг, который сопровождал покойного до могилы, отвязывается от шеста и им покрывается гроб. Затем в могиле подходит распорядитель траура, который, положив с боку гроба кусок черного шелка, кладет два земных поклона; присутствующие же в это время должны горько плакать. После этой церемонии все становятся у могилы на отведенных им по церемониалу местах, лицом к могильному камню, пред которым расставляются: яства, фрукты и чашки с араком. Чтецы же, умыв руки, курят пред этим камнем фимиам, двукратно ему поклоняются и, став на колени, обращаются в нему с молитвой неусыпно наблюдать за спокойствием похороненного тут покойника. По окончании молитвы, гроб обсыпается особой смесью из извести, древесного угля и какого-то белого камня, обращенного в порошок. Во время зарывания могилы безостановочно бьют в барабаны и в гонги. Земляная насыпь над могилой бывает высокая и круглая.

Со временем могила роскошно убирается. Вся могильная площадь выкладывается плитняком, а по бокам устанавливаются человеческие и другие фигуры, весьма грубо высеченные из дикого камня. Богатые люди, кроме того, нередко воздвигают около могилы часовню, куда являются для оправления поминок. Вдову хоронят в той самой могиле, в которой уже покоится ее муж; вторая жена покойного может быть также похоронена в этой могиле, но это не обязательно. После похорон ящик с платьем уносится домой, где и сохраняется в продолжении всего траура; во время поминок пред этим ящиком совершаются жертвоприношения и [191] молитвы. По окончании похорон вся траурная процессия возвращается в дом покойного, где распорядитель траура, опередив гостей, встречает прибывших со стонами и рыданиями. Как только все соберутся, снова читаются молитвы, во время которых присутствующие сжигают бумажки. Вслед за этим гостям предлагается угощение, но из самых простых кушаний, и затем все почти разъезжаются.

После кончины приготовляется дощечка, в которой по поверию корейцев обитает душа покойного. Дощечки эти обыкновенно приготовляются из каштанового дерева, которое тщательно выбирается в самом глухом месте леса, т. е. в таком месте, где по выражению корейцев никогда не раздавались ни собачий лай, ни песни петуха. Поминальная дощечка обыкновенно бывает в один фут вышины, в четыре пальца ширины и в один палец толщины; ее окрашивают в белый или черный цвет, а затем китайскими знаками на ней пишется имя покойного. С боков дощечки просверлены двери, чрез которые душа усопшего будто проникает в дощечку. Бедные за неимением средств для покупки дощечки из каштанового дерева изготовляют себе подобие дощечки из толстой бумаги. У богатых людей поминальная дощечка помещается в ящике, который хранится в особо отведенном для сего помещении. Во все время продолжения траура все жертвоприношения совершаются пред этой поминальной дощечкой, а по окончании траура она хранится вместе с дощечками прочих умерших родственников в особом помещении. Так как почитание дощечек предков прекращается в четвертом поколении, то за ненадобностию их принято хоронить; исключение делается только для великих людей, дощечки которых вечно хранятся в кумирнях.

В продолжении 2-х, даже 3-х лет по кончине родителей дети не перестают поминать их. Добродетельные дети часто посещают могилу своих родителей, где [192] проводят иногда по нескольку дней в посте и молитве. Бывали случаи, что дети, построив себе домик вблизи могилы родителей, проводили тут по нескольку лет, отчего и заслужили славу благочестивых людей. Поминки совершаются: на следующий день после похорон, через каждые 10 дней, в новолуние и полнолуние. Три месяца спустя по кончине поминки справляются в присутствии всех родственников, а на следующий после этого день принято поминать всех умерших родственников. На поминки приглашаются не только родственники, но также и все знакомые.

Тут следует сказать, что корейцы верят в бессмертие души, и, как можно убедиться, они весьма суеверны; поэтому все жертвоприношения душе усопшего делаются сколько из желания удовлетворить потребностям души его, столько же в надежде, что удовлетворенная и довольная душа не будет тревожить живых. Корейцы убеждены, что душа является во время курения фимиама и сжигания бумажек, поэтому, как то, так и другое обязательно совершается на всех траурных церемониях. При жертвоприношениях старший член семьи, а также лица, помогающие ему при этой церемонии, приступают к делу не иначе, как предварительно умыв руки. Жертвоприношения состоят из разных яств, а именно: из одного блюда мяса, одного блюда вареной зелени, одной чашки уксуса, одного блюда свежей рыбы, 5 чаш с различными супами, блюда с тремя сортами мелко нарезанных кусков свиной печенки, фазана и рыбы, в ознаменование троякого рода жизней; блюда, содержащего водоросль белого цвета, называемого «мао»; блюда с разными фруктами и чашки арака. Лук, чеснок и т. п. не подносятся. Кроме того на столе ставятся: курильница, ящик с фимиамом, свеча, чашка для арака, кувшин с араком и ложка. Когда все установлено в порядке, то в комнату входят все родственники и приглашенные. Старшие и почетные гости садятся, молодые же люди присутствуют [193] при церемонии, стоя. Родственники являются в траурном наряде и, по занятии своих несть, начинают стонать и рыдать. Потом распорядитель траура, умыв руки, подходит к столу, убранному разными яствами, воскуривает фимиам и дважды кланяется. По поверию корейцев, как выше упомянуто, душа является в это время. Тогда рыдание и стоны прекращаются и раздается пение. Распорядитель траура становится на колени и троекратно обливает араком водоросль «мао». Затем он медленно встает и с опущенной головой пятится несколько шагов, и, снова поклонившись два раза, возвращается на прежнее свое место. После этого частичка каждого блюда бросается на бумагу, которая тут же сжигается и предназначается в пищу духу.

Весь траур продолжается 3 года и делится на глубокий траур, продолжающийся 2 года, и на малый траур, продолжающийся год. Во время траура все близкие родственники носят самое грубое, а подчас разорванное и грязное платье. Одним внукам покойника разрешается носить платье из менее грубой ткани. Ношение золотых вещей, жемчуга, вышивок и материи ярких цветов не допускается. В первый день траура домашние не принимают никакой пищи, а сыновья и внуки покойного соблюдают строгий пост в течение трех суток. Дальние родственники, которые носят траур всего в течение 5 и 6 месяцев, постятся только в продолжении двух суток. Во время всего глубокого траура по отце или матери воспрещается пить арак и употреблять в пищу мясо и рыбу, а из зелени — чеснок. Исключение допускается только для больных и стариков, которым всякая пища разрешается. Накануне того дня, когда истекает срок глубокого траура, сын умывается с головы до ног и делает все приготовления для малого траура. На следующий день рано утром в нему собираются все родственники и все вместе отправляются в кумирню, посвященную предкам (имеющуюся у каждого богатого [194] семейства), где приносится жертвоприношение, во время которого все присутствующие стонами и рыданиями изъявляют свое горе.

После этого наступает малый траур и с ним прекращаются жертвоприношения утром и вечером. С этого времени сыновьям разрешается всякая пища. По истечении же всего траура, т. е. после трех лет, траурное платье снимается и раздается прислуге и сторожу, присматривающему за могилой; тогда же и ящик с платьем покойного выбрасывается, равно как и посох, который в знак окончания траура ломается.

Женщины, носящие траур по матери или отце, по окончании оного возвращаются к своим мужьям, а девушкам разрешается вступать в брак. Траур по матери, при живом отце, продолжается 11 полных месяцев; но если она скончается после него, то траур продолжается три года. Для братьев и сестер траур продолжается всего три месяца. Сестры же, дочери и другие родственницы покойного, находясь замужем за лицами, не состоящими по мужской линии в родстве с покойным, не носят вовсе траура. Муж по смерти своей жены носит только полу-траур, т. е. в течение одного года, а по ее родственникам всего 3 месяца.

Сановник по смерти своей жены может снова жениться не ранее, как через 3 года по ее кончине; исключение допускается только в том случае, если сановнику уже 40 лет и он бездетен, тогда ему разрешается вступать во второй брак по прошествии года по смерти жены.

Если сын отсутствует во время смерти одного из своих родителей, то по получении известия о кончине кого-либо из них, он немедленно одевает траурное платье, причем стонет и горько рыдает, и потом после расспросов у посланного о всех обстоятельствах болезни и смерти родителя опять начинает плавать и стонать. По изготовлении траурного наряда сын должен немедленно отправиться в путь и спешить домой, проходя в сутки по 50 верст. [195] Он должен предпочтительно путешествовать днем, а не ночью из опасения быть убитым по дороге. Сын должен следовать окольными путями и избегать больших дорог и вообще многолюдных мест. Дорогой он должен, не переставая, стонать и рыдать, но только в том случае, если никого из посторонних нет вблизи. Сын должен горько плакать по прибытии на границу своего уезда, а также когда завидит родной город, деревню и, наконец, когда завидит родной дом. Войдя в дом, сын первым делом подходит в гробу и кладет два земных поклона. Потом, переодевшись, снова отправляется в гробу для молитвы. К этому времени также собираются и все родственники и знакомые, которые, держа друг друга за руки, неистово плачут и стонут. Если сыну вследствие независящих от него причин нельзя отправиться в родительский дом, то в таком случае он становится у себя на колени, молится, рыдает и стонет. Совершать же обычное жертвоприношение духу покойного ему разрешается лишь в том случае, если в доме у повойника не находится никого из сыновей или внуков. При опоздании в похоронам сын прямо с дороги, не заходя даже домой, направляется в могиле, у которой поклонами, рыданием и стонами свидетельствует о своей глубокой печали.

Внуки и другие отсутствующие родственники справляют траур каждый у себя отдельно. В течение трех дней по получении известия о кончине родственника его поминают утром и вечером; на четвертый же день духу покойного подносятся яства. Каждое первое число обязательно помянуть покойного; поминки эти справляются иногда в продолжении трех лет.

Кореец во время траура по родителям не имеет права наниматься какими-либо делами; на него смотрят как на умершего члена общества, как на человека, который должен исключительно углубиться в свою печаль и поэтому [196] ни с кем не знаться и относиться вполне равнодушно во всему окружающему миру. На этом основании чиновники по смерти своих родителей по праву пользуются долгосрочным отпуском, или выходят на все время траура в отставку, причем при поступлении снова на службу им засчитывается и время их прежней службы. Сын, хотя бы он и был уже объявлен женихом, может вступить в брак только по истечении траура, т. е. через три года. Вообще носящий траур ни к кому не ездит, на вопросы может не отвечать, при встречах с людьми закрывает лицо веером и т. д.; ему запрещается убивать какое бы то ни было животное, хотя бы и ядовитую змею; на этом основании корейцы не уничтожают даже и тех насекомых и червей, которыми иногда кишит их грязный траурный наряд.

Бедный люд носит траур всего первые три дня по кончине родственника, и уже на четвертый день наменяет траурный наряд обыкновенным будничным платьем, но в знак траура черная веревочка, связывающая корейскую прическу, заменяется белой пеньковой.

Нередко бывает, что корейцы, спустя много лет после похорон, раскапывают могилу и переносят гроб в другое, на их взгляд, более удобное место. Разрывать могилу дозволяется только родственникам покойного, а отнюдь не посторонним лицам. В Корее существует поверие, что, если сын покойного бездетен, то это признак, что покойный родитель либо похоронен в несчастливом месте, либо в неудобном положении, и в таком случае гроб выкапывается и открывается с тем, чтобы удостовериться, не сделалось ли тело черного цвета, что служит предзнаменованием великого несчастия для всей семьи. Вообще, когда решено переносить гроб в новую могилу, то с этой целью снова обращаются за советами к колдунам, которые после долгих размышлений наконец выбирают место для новой могилы. Для разрытия же старой могилы [197] выбирается счастливый день. Накануне этих вторичных похорон распорядитель траура в присутствии родственников приносит обычное жертвоприношение в кумирне, посвященной предкам. После чего один из членов семьи громогласно объявляет о времени и месте, где состоится вторичное погребение. Это делается с тою целью, чтобы душа покойного знала о новом перемещении тела и не заботилась отыскиванием нового места.

В день, назначенный для разрытия старой могилы, к ней стекаются рано утром все родственники, одетые в простые, не ярких цветов, платья. Распорядитель же траура одет в белое платье из грубого полотна. Все присутствующие становятся под навесом из цыновок, расположенных у самой могилы. Сначала приносится жертвоприношение могильному камню «туди». Затем распорядитель траура, умыв руки, становится у могилы на колени, воскуривает фимиам и дважды кланяется, потом, спрыснув могилу араком, снова дважды кланяется и, еще раз спрыснув могилу, медленно встает. Присутствующие во все это время рыдают и стонут. После этого приступают к разрытию могилы. Вынув гроб, его тщательно вытирают и покрывают одеялом. В случае же, если гроб сгнил, то тело переносится в новый гроб; если остались одни кости, то последние укладываются в новом гробе в таком порядке, чтобы образовался правильный скелет, который всегда и окутывается в необходимое платье. У гроба расставляются разные яства. Присутствующие, рыдая, дважды поклоняются ему. После этого гроб переносится на носилках, в новую могилу, у которой совершаются такие же церемонии, как при первых похоронах. На следующий день этих похорон распорядитель траура и родные его совершают в кумирне, посвященной предкам, жертвоприношения с обычными церемониями, после чего все расходятся. Одежда, которая носилась при этих церемониях, меняется только спустя три [198] месяца. Корейцы вообще очень заботятся о содержании в порядке могил своих родителей. При возобновлении могилы всегда совершаются обычные жертвоприношения. Так как корейцы весьма суеверны, то даже для начатия работ по возобновлению могилы ими выбирается счастливый день.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Кореи. Составлено по запискам М. А. Поджио. СПб. 1892

© текст - Поджио М. А. 1892
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Иванов А. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info