НОВЫЕ ЕЖЕМЕСЯЧНЫЕ СОЧИНЕНИЯ.

Часть LIII

.

МЕСЯЦ НОЯБРЬ.

1790 года.

В САНКТПЕТЕРБУРГЕ,

Иждивением Императорской Академии Наук.

=================================================================

Продолжение известия о втором путешествии доктора и коллежского советника Лерха в Персию, с 1745 по 1747 год.

15 Февраля достигли мы до так называемого каравансарая Ахшакабул, отстоящего в 30 верстах. Дорога была весьма трудная. От Наваги ехали вы верхом 10 верст, по весьма высоким горам, 4 часа; повозки же объезжали кругом по долине, и приехали в стан очень уже поздо. Здесь должно заметить, что мы с сего дня переменили наш в Шамахию возвратной путь, и ехали на север; а иначе надлежало б нам ехать по южно-восточную сторону прямо в Шават, чрез мост реки Куры, и куда бы по долине не более было езды, как на полтора дни: но волю посла непременно должно было исполнить. Он упрекал Сердаров, что они нарочно вели его по пустым местам; а они извинялися тем, что не все к удовлетворению его доставить могут. Он думал быть чрез то [21] лучше угощаем, что ему не мало принесло прибыли; ибо чрез то выиграл он еще 17 дней, пока мы возвратились из Шамахии в Куру. В течение сего времени мог он от избытка много собрать съестного припаса, который по том из Гилани отослан был в Астрахань. Чем долее мы путешествием нашим медлили, тем более было оно прибыльно. Не подалеку от нашего стана в четырех верстах лежало озеро с пресною водою близь реки Куры, при коей из дали видны дерева приятной вид имеющие. Сперва не видали мы от Шабрана ни единого дерева. У сего стана ожидали своих мужей более трех сот Персидских жен, следовавших оттуда за нами до самой Шамахии. Они ездили на лошадях верхом, а иные сидели в коробах к вельблюдам привязанных. Лица их покрыты были фатами, кои спереди на подобие сетки были редки, чтобы сквозь оные можно было им смотреть, а их бы никто не мог видеть.

16 Февраля продолжали мы путь наш чрез 29 верст, до ручья поростшего [22] тростником. Мы ехали по долине, а горы оставались в правой стороне. Много попадалося нам по дороге в пусте лежащих полей, но ни единого не видели человека. В прочем на сей полосе земли, идущей вдоль реки Куры, жил народ Аульнамы называемый, (каковых видел я еще несколько около Наваги). Люди сии весьма бедны и почти наги. Зимою пребывают они на одном месте, а в летнее время кочуют; упражняются в скотоводстве и обработывании пашен. Живут они в хижинах совсем особливого рода, или в кибитках, которые сделаны из двух пучком согнутых жердей и кои они, связан в верху крестообразно, вколачивают в землю, а по том покрывают войлоком, или сплетенною из тростника рогожею. В сей день лил сильный дождь, который около Кизляра был еще впервые; а снегу шло не много, так что дорога всегда была суха. Послу множество привезено было плодов, как то гранатов, яблоков, груш, каштанов, коих в провинции Кабалы ростет весьма много. Гранатовые же яблоки привезены были из Тавриса, Разбина и Ардевила. [23] Величиною не уступают они самым крупным яблокам, а при том и очень вкусны; дикие ж напротив того весьма малы, и употребляются только простыми людьми. В Гилане ростут они в таком множестве, как бы какое терние. 17 Февраля проехала мы 20 верст до подобного тому ручья, Тенги навиваемого, обростшего тростником; а 18 Февраля достигли до новой Шамахии, лежащей в 20 верстах. Она лежит подле высокой горы, простирающейся до Наваги вдоль по ровнине. В сии последние три дни Персияне охраняли нас от Лесгинских Татар, коих было 300 человек, находившихся под начальством двух бунтовщиков, и которые на проезжающих нападали; по чему и должны мы были вооружишься. Стеснив наш стан, поставили мы около его телеги. Сердари узнавши, что часть Лесгинцов, не подалеку от города, засела в горе, отрядили против их ночью, по прибытии нашем, несколько людей, которые Лесгинцов разбили и прогнали, получа в добычу котел и другую медную посуду, которую они на другой же день вынесли в город и в стан наш на [24] продажу; при том отбили у них так же несколько скота. Новая Шамахия заложена в 1736 году Шах-Надиром на горе, в 20 верстах от прежнего города, из коего всех жителей перевел он в новую Шамахию. Сей новой город построен продолговатым, четвероугольником, длиною в 3/4, шириною в 1/4 версты, или на 1080 шагов. В нем находятся четверы вороты, из коих двои токмо отворяются, укрепление города составляет высокая стена о 32 башнях или бойницах, сделанных из глины и кирпича не весьма плотного, так что всякое, пушечное ядро великое сделать может отверстие. За городом находится место в 40 шагов шириною, обнесенное глиняною стеною, вышиною на одну сажень, около коей вырыт узкой с болотистою: водою канал, которой завсегда можно наполнять, речною водою, текущею в город из горы, из коей так же и в город проведен канал. Расстояние от задних городовых ворот до горы простирается от двух до трех верст. В городе улицы столь узки, что ни в какой повозке ехать по ним не возможно; что там почитается [25] за ненужное, поелику товары и все другие вещи привозятся в город на велблюдах, лошадях, ослах и лошаках. Каменного там строения только Ханов дом и баня, прочие же все дома построены из глины и по большой части весьма худы. На площади поставлены две мортиры и пять пушек, из коих две железные, и укреплены в длину и в ширину четырьмя, или пятью железными прутьями, что казалося весьма странно; однако ж по прибытии посольства палили из оных. Кроме сия семи пушек во всей Шамахии более не было. Там находятся для купечества три глиняные каравансарая, сделанные весьма не хорошо. Вода тамошняя мутна и нездорова, и летом чрезмерно жарко; ибо город лежит между горами к полуденной стороне, и преломление солнечных лучей жар очень увеличивает. В сие время купцов было здесь мало по причине нынешних беспокойствий и весьма великих сборов как тут, так и на всю землю наложенных, мастеровые же люди по большой части сидели в лавках и отправляли, работы, между коими иные были кузнецы, [26] башмашники, ременщики и оружейники, которые дочинивали сабли и ружья, и кои тогда, по возвращении Персидской милиции, довольно имели дела. Шелку привозится сюда из Генши множество. Истканей же делается мало, выключая некоторой весьма красивой шелковой материи, называемой Мови, которая различных бывает цветов: зеленая, красная, и голубая полосатая. Сию материю Персияне употребляют на летние рубахи: да и мы почти все заказали сделать нам такие же рубахи, коих часто мыть не имели нужды. Здесь нашли мы различного рода плоды, как на пример виноград, груши, яблоки, гранаты, каштаны, фиги, финики, изюм, миндаль, сушеные персики, фисташку и грецкие орехи, до коих Персияне великие охотники, и употребляют их в дороге. В стану их всегда видали мы сидящих людей, продающих различные плоды; в городе же много находится с оными лавок. Жители берут в городе воду из глубокого. колодезя; ибо канал преисполнен нечисти. Вода в реке Аксу, при которой мы стояли, мутна и иловата; шириною река сия на вержение камня, имеет высокие [27] берега, и течет быстро. Она разделяется на два рукава, на коих построена небольшая мутная мельница. На сих днях был я с некоторыми офицерами у Персиян в бане, и мы дозволили поступать с нами там по их обыкновению, которое хотя, нам показалося сперва странно, но наконец понравилось. Баня сия сделана была со сводами, и внутри было около 6 отделений с дверьми, где и раздеваются. Один человек берет платье на сбережение, а другой подвязывает передних; ибо Персияне по стыдливости своей совсем нагие не моются; и по том входят в баню. В стенах сделаны особенные лежанки, в коих моются только знатные. Севши в бане на место, парильщик берет сперва за плеча, упирается коленами в спину, растягивает и трет все члены, и наконец добравшись до рук и до ног, вытягивает пальцы и опять оные сгибает, а по том бьет по всему телу ладонью, и надев на руку шероховатую перчатку, трет по всему телу. После сего выходят омываться в теплую мыльню, и сидят в ней по произволу. Хранилище сей теплой поды [28] сделано четвероугольником, и оных бывает до четырех, смотря по величине бани. По том выходят в горницу и одеваются. Во время бани предлагается кальян, ежели, только есть охота курить.

Шамахийской губернатор назывался Мегмуд Хан: он также и Беглер Бегком и над Ширванскою провинциею, начинающеюся и от Шпиц-Бармахи и продолжающеюся до Куры, до коего места должен он был пещися о подводах. Прежний Хан за три года пред сим лишен был зрения по повелению Шаха. 22 Февраля прибыл из Ардевила известный Кулефа. Он был в России Персидским посланником с 1735 до 1741 года. Ему повелено было проводить посольство к Шаху, и о предприятии дальнего пути советоваться с Князем. И так пришел он к нему в следующий день. Князь сказал Кулефе, что может быть лучше Сердаров станет он пещися о посольстве. Он объявил Князю, что он повез бы его в мечеть в Коросане находящуюся, где Шах хотел дать ему аудиенцию; но понеже Шах далеко теперь находится в [29] провинциях Сигистане и Кармане, для прогнания оттуда бунтовщиков, то намерен вести посольство в Таврис, дабы иметь там несколько времени для отдохновения, до тех пор, пока не получит от Шаха нового повеления. Но Послу сие не показалось, чтобы быть от Каспийского моря столь отдаленну; чему он особливые имел причины, у Шамахии стояли мы 10 дней, в которое время много шло дождя и снегу. Горы повсюду покрыты были белизною, снег же, выпадший на долине на один только дюйм, вскоре растаял, и вдруг столь сделалось сухо, что мы могли уже продолжать наш путь. Очень понравилося нам красное Шамахийское вино, которое мы получали от Армян из больших их красных глиняных сосудов, содержащих оного в себе около целого оксофта: напротив того, естьли оно в кожаных хранится мешках, много теряет своей доброты. На полях Шамахийских даже до Куры видел я небольшой кустарник, вышиною в 1/2 и 3/4 аршина, состоящий из одного стебля, который на дрова был годен, и шел на верху черные почки, [30] толщиною в палец. С начала почитал я их за древесную губу, но наконец узнал, что то были семянные вместилища. Я собрав оного, отдал вместе с другими вещами Астраханскому купцу Татарину, дабы он их с собою взял; но по нещастию при нападении Лесгинцев они у него распропали. По сказанию Армян, корень кустарника сего употребляется на крашение кож в красной цвет. В Шамахии много находится нищих, как молодых, так и стариков, из коих последние по большей части слепы, у которых или выколоты были глаза, или обрезаны уши и нос, и ежели бы последние были здоровы и не дряхлы, то служили бы еще в военной службе; как то многих таковых видел я в Персидском корпусе, у коих также выколоты были глаза. Обрезывание ушей бывает у них не редко, что я приметил на дороге; и легко можно узнать по окутанной голове, ежели обрезаны уши. Они и сами о сем рассказывали, когда их спрашивали, и при том еще смеялись. У знатных только с верху обрезывают несколько уха; но ежели преступление велико, то иногда лишаются [31] они и целого уха с носом; а у иных обрезывают также часть губ, может быть тогда, когда рту своему с лишком дают воли. Обыкновенные у Персиян наказания состоят в том, когда они палками своими, на конце коих толстые находятся шишки, и которые все Генералы, Обер и Унтер Офицеры имеют бьют без милосердия своих солдат. Сие часто видели мы по утрам при раздавайте лошадей, либо при узких проходах, где по большой части сам Князь находился и понуждал Сердаров о проезде повозок. Они бросали тогда палки сии на людей, и могли туда попасть, куда хотели, так, что иные умирали, когда попадало в голову; или наказывали их также без милосердия вышесказанным образом.

Они имеют еще род наказания гораздо оного жесточайший, и который состоит в следующем: виноватого кладут на спину, и накрепко привязав за ноги к верху дерева, до тех пор бьют двумя палками по подошвам ног, пока видны станут голые кости. Сие наказание [32] употребляют они вместо пытки, чтобы людей привести к признанию; а наипаче производили оную Персияне при нынешних утеснениях, для доставления Шаху денег, который по всей Персии разослал большую часть Агванцов ради собирания наложенной подати; что он делал уже до трех раз: ибо Шах думал чрез сие привести их всех в обуздание, чтоб не имея денег не могли они производить возмущения. От Шамахии потребовал он в сем году 150,000 рублей. Сердари и исполнители его делали налог сей бедным людям гораздо чувствительнейшим; ибо, желая что нибудь получить и себе, неслыханным образом оклеветывали купцов, о коих богатстве было им известно. Например некоторый Армянин, находящийся в Шамахии в каравансарае (коего я с Греком Христофором Матвеевичем посещал), взят был под стражу, и поверенные объявили ему, что некто в Испагане из купцов признает его должным по Российским деньгам 4000 рублей, кои должен он заплатить Шаху; и так надлежит ему требуемые от него деньги заплатить, поелику [33] тот купец сумму сию дать не в состоянии. Сей достойный сожаления Армянин уверял, что он никому ни чего не должен, да и названного ими человека вовсе не знает; следственно требуют они с него сих денег несправедливо: но хотя бы показали ему в доказательство письменное его обязательство. Однако ж сие ни мало не помогло, и он для избежания мучений принужден был им заплатить. Равным образом и по всей стране со многими было так поступлено. В сии толико плачевные времена было сие здесь уже в употреблении. Если же кто налагаемые деньги платил, то бессовестные сии люди вторично к тому приходили с таковыми же несправедливыми обвинениями, дабы и последнее от него вымучить; чего ради обвиняемые безвинно принуждены были вместо денег отдавать половину своих товаров: когда же сие доходило до наказания, и требуемого не хотели, или не могли заплатить, то многие по нужде ссылалися друг на друга, будто те им были должны, для избежания только наказания. В сие достойное сожаления время Шах разорил почти все торги и [34] пролил кровь бедных людей, о коих я при описании Гилана упомяну. Таковых мучительств Российские купцы и Астраханские Армяне под Российским владением находящиеся доселе не претерпевали; чему много споспешествовало приближающееся Российское посольство. Шах легко себе представляя, что таковое насилие повсюду произведет возмущение, стал помышлять более уже о своей безопасности, и избрал для себя в Хоросане местечко горами окруженное, куда только два были узкие прохода, и которое малым числом людей могло быть защищаемо. Там заложил он непреодолимую крепость, зовомую Келат, в которую послал самых лучших мастеровых и художников, так же и сокровища свои, силою с владений своих собранные. В ней повелел он зарыть в землю все свое богатство и охранять несколькими людьми, которые из нее не были выпускаемы, опасаясь, чтобы сего не открыли. Говорят, будто он большую часть денег своих слил в слитки. В сей окружности гор, сказывают, пространная находится ровнина, на которой обработыванием полей [35] многие тысячи людей могут питаться. Изнурив всю землю, намерен он был, по словам его, удалиться в Келат и там пребывать, где бы он мог жить безопасно. Сей Келат отстоит от города на четыредневную езду.

28 Февраля оставили мы Шамахию, и проехали прямо на Юг 15 верст до ручья, вытекающего из города. Предлежащая нам дорога была совершенно гладкая. На половине дороги видел я из Индийского корпуса человека столь немилосердо битого, что он весь был в крови. Драгуны наши схватили его по тому, что он с нашими поднял ссору и обнажил саблю. В сие время пришел Индейский Юзбаша, коему капитан наш на его жаловался, и который столь изрядно его наказал. Потом Юзбаша опросил капитана, доволен ли он наказанием, и хотел в противном случае снять саблею тому человеку голову; но Капитан ничего более не требовал. Я не думал, чтобы наказанный мог встать с места; однако не смотря на то был он поднят, и принужден за своим офицером [36] тащиться до лагеря, в пяти верстах отстоящего. Не могу заподлинно сказать, Индеец ли был виноват, или наши сперва подняли ссору, как то часто я видел, что они Персиян, везущих наши повозки, били; и как в сем поступали без разбору, то Сердари приносили жалобы; и запрещено было впредь бить Персиян. В следующий день драгуны наши силою хотели взять у Узбеков в упряжки лошадей, при чем наш унтер-офицер от одного узбека получил в голову удар. Драгуны отняли у него копье и саблю; сам же он бегством спасся. Послан был к их Сердарю с жалобою; но виноватого товарищи не показали. В другой раз служители наши впрягли в послову кухонную повозку самую лучшую верховую лошадь; что приметив Узбек дал знать, чтобы выпрягли ее, и употребляли бы только на верховую езду, к чему она была дана: но как вместо удовлетворения приударили его в кнуты, то взял он на помощь себе 20 человек вооруженных обнаженными саблям и копьями, кои отняв лошадь возвратились к себе. Служители пожаловались на то князю, который послал прапорщика Ржевского с [37] семью драгунами; но узбеки представив копья, прогнали его: и таким образом принужден он был возвратиться назад. За таковые поступки Сердари жалуяся, до того довели Князя, что он отдал приказ, Персидских верховых лошадей во зло не употреблять, и Персиян при подводах не бить. По том Князь приставил двух офицеров, из которых один должен был принимать верховых, а другой возовых и на вьючение потребных лошадей, и их нашим людям разделять. Напоследок далее продолжая путешествие наше, принуждены мы были покинуть возки, и чрез что сделали облегчение Персиянам, приобыкшим навьючивать дорожные вещи на велблюдов, на лошадей и на других животных, с коими они лучше лошадей обходиться умели; что и наши вскоре от них переняли, к чему мы еще в Астрахане некоторым образом приготовились, и заказали сделать из парусины двойные различной величины мешки, которые бы можно было перекинуть и накрепко завязать.

При сем упомяну я о некотором происшествии, могущем послужить [38] доказательством терпеливости Персиян. Резидент наш Братишов отправил в Шамахию толмача за некоторыми делами к Сердарю Нечев-Беку, с которым он, будучи пьян, поступил очень грубо, даже так, что бросился к нему на шею; чему Сердарь весьма удивился и его отразил, но не подал случая к дальному исследованию сего дела: однако после пожаловался он Послу, и толмачь на другой же день наказан был батожьями, чем Сердарь и удовлетворился. Известно, что во время пребывания в России 1741 году последнего Персидского посольства мало оказывали Персиянам благосклонности. Посол их долженствовал довольствоваться тем, что ему давалось; ибо, когда он показывал себя недовольным за то, что не все получал по его требованиям, ответствовал ему тогда бывший пристав Степан Федорович Апраксин, что он в России лишь только гость; и так ничего предписывать не может, но должен довольствоваться тем, чем хозяин угощает. Напротив того наш посол с такою отменою был довольствован, что не возможно было всегда доставлять по [39] желанию: ежедневно шел ему один батман, т. е. 15 фунтов, Кофею, 40 фунтов Сахару, 15 фунтов восковых свеч, всякого рода кореньев по 1/4, 1/3, а иногда и по целому фунту. С начала драгунам и служителям нашим большая давалась порция Сорочинского пшена, хлеба, масла, мяса, и проч. что однако ж не долго продолжалось; ибо вскоре по том приказано было делить порции сии на меньшие части, и едва давали половину. Персияне же от того ничего даром не получали, но должны были за все платить деньгами; съестные припасы принималися только такие, которые бы не могли попортиться, а остававшийся от оных избыток увозим был с собою; чрез что посольской обоз всегда увеличивался, и по тому более требовалось лошадей, в коих иные из нас имели недостаток, и часто не знали, на чем везти малое количество своих вещей. Хуждшие лошади оставляемы были нам; Мегемендар должен был промышлять лошадей, где хотел; по чему наши вещи не редко, спустя немалое время подвозимы были. Скота на убой давалося немало; по чему и пригнано было за обозом нашим [40] до 400 скотин, которые по том проданы в Гилане. По наступлении великого поста пред Пасхою, редко, и мало выдавалось мяса. Во время пути рыба была очень редка, и мы принуждены были употреблять иногда мясо. О сем сказано довольно.

Марта 1 го продолжали мы наш путь вдоль по небольшой речке Ахсу (белая вода) до Карагузы (черные глаза) 15 верст. Обе сии реки впадают в Куру. В сию пору лежащие; у Шамахии горы, также и при Генше находящиеся, и гора Арарат, покрыты были снегом. 2 числа достигли мы до ручья называемого Карагабба, отстоящего в 5 верстах, который составляет рукав Карагузы. Там переправлялися мы чрез ручей и чрез топь по узкой плотине длиною на полверсту, которую для наших повозок надлежало сделать шире, и куда люди вперед были посланы: но поелику плотина сия, по мнению Князя, была не очень крепка и не широка, то сам он пришел и упрекал Сердаров, что они мало пеклися о посольстве. По том прогнал он туда на работу всех наших служителей, что однако ж было не нужно; ибо спустя по том несколько [41] часов плотина со всем была готова. Понеже мы в тот день не более 8 верст проехали, то и не было причины так поспешать. Оказанное Князем негодование произвело то, что Сердари без милосердия своих людей прибили, и многим обрезали уши, чему я сам был свидетель. Мы остановилися по ту сторону ручья, который был неглубок и порос тростником. Там нашел я дикие селдери, которые по том в множестве попадалися мне в Астайрской провинции. Они растут также и у Низова, и весьма годны на употребление в пищу. 3 Марта приехали мы к большой реке Куре, лежащей у Чавата в 15 верстах, по которой сделан узкой на судах мост, укрепленный железными цепями. Он состоит из 14 больших и 14 малых судов, длиною на 200 шагов; но столь узок, что насилу телегу провести можно было. На переправление чрез него нашего обоза употреблен был целой день. В расстоянии от моста на вержение камня соединяется река Арас (Аракс) с рекою Курою, называемою Персиянами Киор, то есть Киром. [42]

Места при Куре низкие, а наипаче в северной стороне, а далеко вокруг заросли тростником, куда летним временем большая выступает вода: но тогда было еще сухо, и к езде способно. Около сих двух рек не мало находилося кустарников, и побольшей части ивовых и топольих. Стан посольской раскинут был в двух верстах от моста, при речке Арасе, при которой стояли мы десять дней. Персидской корпус остался на другой стороне, и пошел назад в Ширванскую провинцию. Главный Сердар Нечев-Бек прислал Князю в подарок несколько Персидских истканий; но как Князь оных не принял, то и он не приехал к нему проститься: остались же у нас Министр Кулефа и Мегемендар, которые удержали при себе сто велблюдов, принадлежавших Шаху, и часть лошадей для провозу наших вещей. Сверх того пригнаны были еще лошади из осьми конских шаховых заводов, которые, находилися в Муганской степи. По прошествии нескольких дней прибыл сюда также Ардевильский Хан с большим подгоном, состоявшим по большой части из волов, для [43] вьючения тяжестей. У мосту в неукрепленных шанцах стояло с лишком 50 человек, которые с проезжающих сбирали мостовое и содержали мост. Мост сей прежде сделан был ниже в расстоянии на версту, где по обеим сторонам видны и по ныне два старые четвероугольные укрепления, состоящие из глиняных стен, около коих стоит несколько разоренных домов, по которым можно узнать, что там не мало жило людей: но теперь все было пусто. В 1736 году Тахмас-Кулы-хан сделан был у Шамахийцов Шахом. За три года пред сим, по выезде его из Шамахии, находился он паки при Куре. Там около 700 человек из его войска хотели было бежать в горы к Лесгинцам, но их уговорили возвратиться, угрожая в противном случае пресечь им путь, и тем принудить к возвращению. Сии бедные люди приведены были к Шаху тогда, когда стоял он на том месте, где теперь раскинут был наш стан. Большая часть из них по повелению его лишились глаз, а остальные голов. Для страха другим построил он каменную башню, [44] подобную конусу, которая имела в окружности 18 шагов, а вышиною была около 25 или 30 аршин. Вокруг сей башни приказал он в 12 рядов вделать в стены 192 человеческие головы так, что лица их снаружи были видны. Некоторые из них тогда уже выпали. Башня сия находилася от нашего стана на полторы версты; при старой переправе. Капитан Поссиет, шурин мой, сказывал, что у города Кирмана видел он две такие ж башни с человеческими головами, которые в его время вставлены была совершенно еще свежие.

9 Марта был у Персиян новый год, которой они с великим торжеством отправляют. Кулефа, Мегемендар и Ардевильский Хан пришли тогда к Послу на поздравление в самом лучшем их платье, (в халатах) вышитом золотом. По том Князь послал Кулефе в подарок различные конфекты, кусок штофу и четыре соболиные меха: вместо чего обратно и от него получил Персидские конфекты и прекрасную верховую лошадь. [45]

7-го Марта Кулефа был несколько часов у Посла, и представлял ему, что все нужное готово для отправления посольства в Ардевиль и Таврис, дабы ожидать там возвращения Шахова из Кирмана; ибо известно было, что он в Хоросане даст аудиенцию: но князь отвечал, что он никакого другого пути предпринять не намерен, кроме как в Гилан, куда он назначил Капитана Поссиета, коего послал из Дербента к Шаху, и который бы привез с собою решение. Кулефа напротив того представлял, что в Гилан нет больших дорог, и что ради узкой дороги и множества из гор истекающих рек никакие караваны итти туда не могут; умалчивая уже о невозможности, привезти туда там скоро все припасы: однако сие не помогло, и волю Князя должно было исполнить. Сему наипаче способствовали, два Армянские из Решты приехавшие купца, которые уведомили, что весьма удобно можно туда ехать, что реки теперь гораздо уменьшились, и надлежит только в некоторых местах поправить дороги. О сем Кулефа отписал к Ханам в [46] Астару, в Кескер и в Решту; а Мегемендар приказал везши съестные припасы на некоторые станции, что причинило великие замешательства. Теперь день от дня становилося теплее, трава начинала появляться и дерева уже распускалися. Во время десятидневного нашего пребывания при Куре великое находили мы удовольствие в прогуливании. Неподалеку от стана нашего река Арас, протекая излучинами, составляла полуостров совсем тростником и камышом поростший, на коем водилися кабаны, чакалы, фазаны, и особливого рода куропатки, коих охотники стреляли. Чакалы род волков, но несколько поменьше обыкновенных, и шерсть на них темно-серая. Они не столько опасны, на людей не бросаются и весьма пужливы; но все вообще вороваты: ночным временем приходят в стан весьма тихо, и крадут все, что только достать могут, так же башмаки, сапоги и чулки, как то некоторые испытали сие со вредом своим. Вдали производят они удивительной вой, похожий на человеческой голос, от коего новоприезжие не скоро различить могут. [47] Днем скрываются они в лесах; и тогда их не только не видно бывает, но и не слышно. В Гилане множество их находится: они садовым овощам великой наносят вред, а особливо дыням и арбузам. В России их нет; но от Дербента даже до Гилани в великом водятся они множестве, а наипаче, где есть леса и горы.

Продолжение сообщено будет впредь.

Текст воспроизведен по изданию: Продолжение известия о втором путешествии доктора и коллежского советника Лерха в Персию, с 1745 по 1747 год // Новые ежемесячные сочинения, Часть LIII, ноябрь 1790 года. СПб. Императорская академия наук. 1790

© текст - Клевецкий А., Судаков М. 1790
© сетевая версия - Тhietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© ИАН. 1790

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info