Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

РАГНАР СУЛЬМАН

По РОССИИ И АРМЕНИИ

Биографическая заметка о моем деде

Рагнар Сульман родился в 1870 г. в Стокгольме в либеральной по духу семье. Его отец был крупным публицистом и в середине XIX в. главным редактором либеральной газеты «Афтонбладет». Он получил образование на химическом отделении Высшей технической школы в Стокгольме. Именно во время учебы там Рагнар Сульман летом 1888 г. предпринял поездку через Россию в Баку, которую описывает в своих заметках в «Афтонбладет». После завершения учебы в «Текнис» он работал несколько лет в Чикаго и Кливленде, после чего был нанят на работу Нобелем в качестве ассистента. В этой роли ему приходилось заниматься различными химическими экспериментами. Сульман также был директором АО Буфорс, приобретенного Нобелем в 1893 г. Очевидно, Нобель питал к Сульману большое доверие. Это и послужило, по всей видимости, основанием для назначения Сульмана — к его ужасу — душеприказчиком и главным исполнителем завещания Альберта Нобеля (хотя у него не было юридического образования).

В 1897-1900 гг. Сульман работал над тем, чтобы воплотить в жизнь завещание Нобеля, и становится одним из основателей Нобелевского фонда. Вплоть до конца 1920-х гг. Сульман был директором акционерного общества Буфорс Нобелькрут, и ему принадлежат многие изобретения в сфере изготовления пороха. В течение многих лет он являлся советником Коммерц-коллегии и играл активную роль в создании Экспортного союза Швеции, а также Государственного комитета Швеции по гарантированию экспортных кредитов. С 1929 по 1946 г. Сульман был исполняющим обязанности директора Нобелевского фонда. Работа по исполнению завещания Нобеля и созданию Нобелевского фонда описана в его посмертно изданной книге «Завещание», представляющей собой главный источник сведений о том, как возникла Нобелевская премия.

Микаэль СУЛЬМАН


Из «Завещания Альфреда Нобеля»

Рагнар Сульман

Однажды летом, когда я был студентом Технической высшей школы, у меня появилась возможность отправиться с танкером, построенным в Швеции для транспортировки нефтяных продуктов по Каспийскому морю, по каналам Мариинской системы через Неву, Ладогу, Свирь в Каспийское море и в Баку во время весеннего половодья. В Баку мне довелось посетить фабрику [41] Нобелей и бурильные скважины, а также побывать на «Вилле Петролеа» («Нефтяная вилла» — А. Ю.), где я увиделся с Робертом Нобелем и его старшим сыном Яльмаром, которого я и раньше знал через его младшего брата, моего школьного друга Людвига. После некоторого времени пребывания в Баку я предпринял самостоятельно большое путешествие по Кавказу. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, я оделся в грузинский костюм с кинжалом и ружьем. На обычный вопрос, откуда я, мне бывало трудно найти ответ, поскольку понятие «швед» было незнакомо местному населению. Я пытался объяснить, какой я национальности, говоря, что я из той же страны, что Нобель, и слышал всегда в ответ: «Ах, ты нобельский». Простоты ради я стал пользоваться этим и говорить в ответ: «Я нобельский». Я тогда еще не подозревал, что позднее стану «нобельским» на большую часть жизни.

Ragnar Sohlman

Ett testamente. Nobelstiftelsens tillkomsthistoria och dess grundare. Stockholm, Stockholm 1950.


По России и Армении

Путевые письма в газету «Афтонбладет», 11,18 июля, 3 августа, 14 августа 1888.

Как известно, в Швеции за последние годы было построено много пароходов, предназначенных для транспортировки нефти по Каспийскому морю, некоторые для братьев Нобелей, некоторые для других лиц, — армян, русских и персов. Только в этом году из шведских мастерских вышло три таких судна, одно было заказано армянином из Баку г-ном Тимоянцем филиалу мастерской «Мутала Веркстад» в гавани Оскарсхамн, и еще два других были заказаны в Линдхольме персами. Сын первого пригласил меня сопровождать его в интересной поездке по каналам России, и я не мог устоять перед искушением принять предложение; так и вышло, что мы оба выехали 19 мая из Стокгольма, чтобы встретить нефтевоз в С-т Петербурге, где он должен был простоять неделю в порту и где судно и инвентарь должны были измерить и растаможить.

* * *

24 мая «Аршак» поднял якорь и отплыл из Петербурга вверх по Неве. Из-за сильного течения мы медленно плыли вдоль плоских болотистых берегов, заросших по большей части низким березовым лесом. Места эти густо заселены, и мы проплывали одну деревню задругой. Захватив лоцмана в Шлиссельбурге, мы переплыли в Ладогу и преодолели широкую полосу льда на восточной стороне озера, который оказался, однако, пористого состава и легко пробиваемым, и прибыли 24 утром в город Свирица у устья реки Свири. Мы продолжали плыть вверх по течению реки, длина которой 180 верст и которая образует множество бухт.

В нижнем своем течении она разветвляется на множество притоков, обтекающих низкие поросшие кустарником берега, которые возвышаются всего на локоть над уровнем воды.

Когда поднимаешься выше по течению, ландшафт совершенно меняет характер, берега делаются выше и состоят тут из гравия и выступов из гальки, береза уступает место хвойным деревьям. По берегам все еще виднеются сугробы и островки нерастаявшего льда. Одновременно течение реки делается быстрее, и «Аршаку» пришлось встать на буксир, чтобы преодолеть бурные пороги, которые тут во многих местах.

После полудня мы приблизились к самому опасному из них, где скорость течения 9-10 узлов. Дюйм за дюймом мы ползли вверх по течению. В одном месте, где течение было особенно сильным, нас отбрасывало три раза назад, и это при том, что машина работала на максимальной мощности и гребные колеса выбрасывали каскады воды. Только с четвертой попытки и при наибольшем напряжении сил обоих суден удалось сдвинуться вверх с опасного места. Если пароход не сможет форсировать порог, отнесет его назад — тут он оказывается в величайшей опасности, так как река полна камней и в ней много излучин, а пароход в этом случае не слушается руля. Свирь уже поглотила множество жертв и продолжает требовать еще. 26-го мы бросили якорь в Вознесенске, маленьком городке у впадения Свири в Онегу.

На следующий день после нашего приплытия в Вознесенск причалил один из пароходов персов — «Персиянин». После общего завтрака и попытки форсировать онежский лед капитан решил двинуться по каналам, что, конечно, очень неудобно, но надежнее, чем стоять в гавани и ждать, быть может, неделю, пока вскроется озеро. [42]

* * *

Способ передвижения по русским каналам весьма своеобразен. Поскольку каналы, которые относятся к Мариинской системе, связующей Неву с Волгой и Балтийское море с Каспийским (она включает в себя Ладожский канал, Свирь, Вытегру, Мариинский канал, Ковжу, Белоозерский канал и Шексну), очень мелкие, в них запрещено пользоваться паровой машиной и пароход не должен опускаться под воду ниже чем на 5 футов. Перед тем как войти в Онежский канал, мы выкачали воду из нефтяных цистерн, которая была там для балласта, благодаря чему «Аршак» поднялся до 4½ футов над уровнем воды. Чтобы протащить нас через каналы до Вытегры, были затем наняты 7 лошадей и 10 человек — 9 мужчин и одна женщина. Люди, однако, не для того чтобы волочить, а чтобы править лошадьми и направлять движение парохода. Чтобы пароходом можно было управлять при чрезвычайно малой скорости, к рулю привинчивают большой лист железа, что многократно увеличивает его поверхность. Чтобы вернуть пароход к первоначальному курсу, когда он делает крутой поворот и может врезаться в парапет канала, ставят с обеих его сторон, как впереди, так и за кормой мужиков у которых в руках обитая железом жердь, которая зовется «саха» (Искаженное «соха».), к которой прикреплен канат, идущий к пароходу. Отклонится он в какую-либо сторону, что случается постоянно, мужик, стоящий на противоположной стороне, всаживает косо свою жердь в землю, канат натягивается и в результате толчка пароход меняет курс. Часто, однако, рычаг вырывается и тогда мужик получает ощутимую оплеуху. По временам ее начинает тянуть, как плуг, что очень опасно в рыхлой земле. Как легко понять, этот способ передвижения отнюдь не способствует быстроте перемещения, и мы тянулись вперед исключительно медленно. К тому же лошади, которые тащили нас, были, как легко себе представить, жалкие клячи, худые и оголодавшие, так что легко можно было пересчитать их ребра, с хребтами острыми, как лезвие бритвы. Последнему получил я ощутимое подтверждение, когда я как-то к вечеру попробовал на одной из них прокатиться. Лошади тянут канаты, которые закрепляются на середине мачты; канат очень длинный, чтобы пароход не слишком отклонялся от курса. Когда хотят изменить поворот, делают это с помощью «бурундука», свободно идущего вдоль каната с закрепленным концом. Ослабив его, можно отпустить канат на форштевне и тем самым значительно увеличить силу, разворачивающую пароход.

Только тот, кто сам участвовал в таком виде передвижения, может представить себе все сопряженные с ним трудности, особенно, как было в случае с нами, если тянут плохо, т.е. не держат канат все время натянутым. Наш пароход мотало из стороны в сторону, прибивало то к одному, то к другому берегу и пару раз разворачивало поперек узкого канала. Во время всего пути по каналам на борту у нас все время были один или [43]

два лоцмана, и к тому же команда помощников, чтобы выпускать канат, когда понадобится. При каждом повороте парохода все они отдавали распоряжения, кричали и ругались, как безумные. Если к тому прибавить понукания и проклятия, смешанные со свистом погонщиков лошадей (в России понукают лошадей свистом), можно представить, что это был за шум. И какие ругательства! Самые крепкие наши шведские ругательства кажутся весьма невинными по сравнению с оборотами, которые там повсеместно употребляются, даже людьми более или менее образованными.

Вероятнее всего, нам понадобились бы дни, чтобы преодолеть путь от Вознесенска до Вытегры, если бы капитану не удалось с помощью весьма распространенного и почти всемогущего в России средства получить разрешение пустить в ход паровую машину на оставшийся отрезок пути до вышеупомянутого города.

Город Вытегра, куда мы прибыли 29 мая, довольно хорош собой, в нем нарядные церкви и пара каменных домов, базар и торговый склад в восточном стиле. Но этим роскошь ограничивается. Остальные дома — жалкие развалины, а улицы после только что прошедшего дождя похожи на размокшие глиняные поля с маленькими повозками здесь и там. Мы продолжали плыть вверх по течению Вытегры, нас тянули 20 парней, вторая команда нас сопровождала, и обе менялись каждые 6 часов.

Вытегра течет вначале между высоких песчаных холмов, поросших березовым и хвойным лесом, выше по течению она проходит через плотный слой известняка, в который вгрызается довольно глубоко. От озера Матко Мариинский канал идет к реке Ковжа, которая совсем рядом вливается в Ковженское озеро, и впадает наконец в Белоозеро. Ковжа в некоторых местах разливается вширь, так что парням часто приходилось брести по пояс в воде, чтобы воткнуть свою «саху» в землю.

Наш пароход двигался тут еще медленнее, чем в Онежском канале. Однажды, например, мы за 14 часов проделали всего 3 версты. Потому у нас было время осмотреться и ознакомиться с народной жизнью.

Народ здесь много лучше, чем я слышал. При том что часто у нас тянуло корабль более 50 человек, никогда не случалось значительных затруднений или неурядиц. Возможно, это была случайность, но на всем пути из Петербурга я не видел ни одного пьяного, и это при том что мы побывали во множестве «трактиров» за время путешествия. Число их соперничает с числом церквей. Подобно тому как в каждой деревне есть своя более или менее разукрашенная церковь, есть там по меньшей мере один «трактир», а чаще несколько. Там можно видеть сидящих вокруг самовара крестьян, часто в большом числе, прихлебывающих чай из стаканов. Меня однажды пригласили [44] принять участие в чаепитии в подобном обществе, чай был вкусный, вполне сравнимый с тем, что обыкновенно пьют в Швеции. Мужчины одеты живописно, и среди них попадаются настоящие красавцы. В этом отношении судьба была ужасно неблагосклонна к прекрасному полу. Первые носят сюртук или кафтан, обычно серый или коричневый, иногда синий, часто подбитый мехом, сверху облегающий и расходящийся от талии. Они повязываются в несколько оборотов разноцветным поясом; к тому же мужчины всегда, а женщины чаще всего ходят в сапогах. Обычно носят сапоги, изготовленные из прессованного войлока, которые, кажется, очень практичны. Фасон женского платья походит на то, что носят обычно в Швеции; одеваются всегда в яркие чистые цвета, по преимуществу в красный.

* * *

Но вернемся к путешествию. Доехав до середины Белого Озера, мы достигли места, где из него вытекает река Шексна.

Шексна в своем верхнем течении очень бурная, в ней есть камни и мели. В особенности это касается 17 верст между деревнями Иванов Бор и Ниловцы.

Место это самое опасное на всем пути от Петербурга до Астрахани, и редко большому пароходу удается преодолеть его без повреждений. В этом году условия прохождения были необычайно благоприятны из-за высокого уровня воды, вызванного суровой и поздней зимой.

Помимо колесных пароходов, здесь пользуются к тому же как буксирами паровыми паромами. Они двигаются при помощи цепи, проложенной по дну реки на расстояние 30-40 верст. Такую цепь проложили теперь для «Аршака», и, направляемые ею, мы поплыли по течению, не пуская в ход паровую машину, кормой вперед, чтобы выбраться из порогов. По обоим берегам при этом бежали 20 человек, которые правили курс парохода с помощью канатов. Благодаря этой мере предосторожности все прошло благополучно, и это при том, что густой туман затруднял управление судном. Мы шли ночью, чтобы избежать столкновения с другими кораблями, и нам понадобилось 6 часов, чтобы преодолеть 17 верст. Фарватер на этой части пути буквально усыпан севшими на мель и потонувшими судами, чьи снасти как обнаженные руки с угрозой поднимаются над поверхностью воды. За прошлый год, говорят, не менее 17 судов погибло на этом коротком отрезке.

5 июня мы пришли в Рыбинск, тем самым оставив позади самую трудную и длительную часть нашего пути.

Из Шексны мы вышли в главную артерию России, реку Волгу. Больше всего обращает на себя внимание обилие разного рода судов, которые толпятся на реке. Как в корабельно-этнографическом музее, там можно увидеть различные конструкции кораблей разных стран; роскошные пассажирские колесные пароходы, лодки, длинные и настолько узкие, что не годились бы для другого, кроме Волги, фарватера, плавают вниз и вверх по течению. Множество волжских барж, среди них чрезвычайно длинные и узкие и с острыми штевнями, стоит, сгрудившись, на якоре.

Помимо этих есть еще множество других суден, среди которых стоит упомянуть допотопные деревянные буксиры. Это крытые лодки с воротом, в который впрягаются 8-12 лошадей, с помощью которого судно тянется вперед по канату, проложенному по дну реки.

7 июня мы миновали Нижний.

За время нашего краткого пребывания там я успел только немного пройтись по улицам города и приглашаю читателя последовать за мной.

Сначала мы наняли «извозчика», который есть во всех русских городах, — повозку с одним сиденьем без спинки, куда помещаются два человека. Сначала мы ехали по узким, извилистым, плохо вымощенным улицам, где идет бойкая торговля; эта часть города расположена у реки, а более просторная часть находится на плоской возвышенности, в которой река прорыла себе русло на значительную глубину. Чтобы попасть в эту часть города, мы забрали вправо — до сих пор мы плыли вверх по течению — и поехали по колоссальному, глубокому оврагу с обрывистыми берегами, явно старому руслу реки, образующему как бы огромные врата в высокой обрывистой стене берега. Над нами слева была старая часть города, окруженная просторной городской стеной, построенной по самому краю возвышенности. Справа мы увидели несколько домов, в живописном месте, утопающих в пышной зелени. К крепости и к самой красивой части города ведет боковой овраг, который выходит вверх к большой площади и тенистой аллее для прогулок, с одной стороны граничащей с крепостью, с другой — со старыми домами и церквями. Мы пешком спустились в овраг. На дне его расположился рынок, где продаются старые вещи и хлам. Там валяются вперемешку поношенная одежда, старые книги, обломки металла, сломанные самовары, старые монеты, разные инструменты и оружие и пр. и пр. Вероятно, тут можно было бы сделать очень интересные находки.

Пора было возвращаться на пароход, чтобы успеть до отплытия «Аршака». Не без сожаления попрощались мы со старым, полным воспоминаний городом, подняли якорь и направили путь вниз по реке, лавируя между судов разных родов и видов, которые там стояли на якоре. [45]

Вот появились известные волжские илистые отмели, которые делают таким каверзным фарватер реки. Дело в том, что они меняют свое расположение и направление, и от лоцмана требуется сноровка и опыт, чтобы не сесть на мель.

Мы плыли уже целые сутки без остановок, минуя город за городом. Природа тут довольно однообразна; в основном большие леса, местами перемежающиеся с песчаными равнинами или просторными илистыми островами, поросшими пышным кустарником. И если берега на вид монотонны, то разнообразие вносит вид реки, на которой непрерывно попадаются суда самых своеобразных конструкций. Многие из этих видов кораблей не изменились со времен Петра Великого, как они были вывезены этим государем из Голландии. Их голландское происхождение совершенно явственно. Здесь можно увидеть суда, которые своей изогнутой формой, высоко поднятыми концами носа и кормы, и палубами, выходящими на нос и на корму, точь-в-точь похожи на изображения кораблей 16 и 17 веков. Все их деревянные поручни разукрашены причудливой резьбой или разрисованы. Даже пароходы бывают весьма необычной конструкции; среди них так называемые американские речные пароходы, построенные как те, что ходят по американским рекам, «колесные» пароходы, с двумя большими колесами на корме, с малой осадкой, а также других видов.

На следующий день, 9-го, мы миновали Казань, город, находящийся верст на 7 от реки. Отплыв уже на несколько верст от города, мы вынуждены были вернуться, чтобы исправить поломку в паровом котле. Благодаря неприятности, из-за которой мы задержались на 6 дней, мы смогли обстоятельно изучить старый татарский город, когда-то столицу могущественного государства. Он расположен на просторной, похожей на степь равнине, изрезанной притоками реки, отчасти высохшими и превратившимися в мелкие грязные пруды и болота. У берега Волги находится его часть, состоящая из торговых рядов и гостиницы.

Казань была отвоевана у татар Иваном Грозным в 1552 г. Говорят, что город тогда окружали деревянные стены, за которыми жители с мужеством отчаяния защищались от превосходившего их в 5 раз по численности русского войска. В конце концов часть стены удалось взорвать, после чего город и крепость были взяты штурмом. От последней осталась укрепленная стена. Ее обрамляют семь башен, она прекрасно расположена и царит с возвышения. Внутри стены находятся остатки старого татарского замка в виде башни с воротами, построенной ступенчато в 5 рядов, увенчанными бойницами.

Из других достопримечательностей татарского времени или начала русского владычества выделяется довольно своеобразная церковь, или капелла, пирамидальной формы; эта церковь возведена Иваном Грозным как памятник русской победе. Внутри нее портрет вышеупомянутого царя; вид у него совсем не страшный и не соответствует имени. Под церковью замурованы в склепе кости солдат, павших при осаде. Находиться внутри его малоприятно, так как весной во время половодья вода поднялась вровень с полом и затопила склеп, который был все еще влажен. Под скользкими, прогнившими досками пола лежали сваленные кучами, издающие зловоние кости.

И сегодня в Казани много татар, которые сохранили свою религию, язык, одежду и обычаи, несмотря на русское господство. Язык их, однако, иной, нежели у татар на Кавказе, и они отличаются также в одежде.

* * *

11 июня праздновалось окончание поста, Рамазан. У меня был случай побывать в двух татарских мечетях на богослужении. При входе нужно было снять с себя обувь; оставив ее у порога, мы вступили в покрытую коврами залу, где множество верных пророку склонялись на коленях в молитве.

В мечети два помещения; во внутреннем мы опустились на пол, сложив ноги по-турецки. Там можно было увидеть мулл в белых тюрбанах и зеленых или белых накидках, богатых татар в черных шелковых кафтанах, лакированных сапогах без подошв и с вышивкой на нижней части ноги (сверху на них надевается нечто вроде кожаных галош, которые, однако, снимают при входе), в черных круглых шапочках на голове, с нашивками из кожи и бархата, и бедных — в широких красных шароварах, потертых кафтанах из какой-то мешковины и полинялых тюрбанах.

Сначала при входе стоят, погрузившись в молитву, воздев руки и дотрагиваясь большими пальцами рук до ушей, затем низко кланяются, падают на колени лицом ниц и вновь поднимаются, и так продолжается долгое время. После получаса этой безмолвной церемонии мулла, старик с белой бородой, который до тех пор стоит у окна, обратив взор к небесам или к Мекке, высоким монотонным голосом начинает читать строфы из Корана, и при этом собравшиеся начинают то кланяться, то падать и целовать пол. [46]

Можно представить себе, что эта молитвенная гимнастика производила комичное впечатление, и при первом взгляде я не мог удержаться от улыбки, но духовное напряжение собравшихся, то отчаяние, с которым они падали на колени, торжественность тишины, прерываемой лишь вибрирующим голосом муллы и хрустом шелка, — все это привело к тому, что первоначальное впечатление уступило место торжественному мистическому настроению. Примерно через 10 минут эта часть богослужения закончилась и мечеть опустела. Чтобы познакомиться с оборотной стороной жизни татар, мы отправились в трактир в бедной, преимущественно татарской части города. Там сидело несколько человек, которые явно легко относились к запрету пророка употреблять крепкие напитки. Русско-татарский солдат распевал фальцетом песню, где каждый куплет оканчивался чем-то вроде выкрика, напоминающего крик петуха, а другой наигрывал на скрипке русский танцевальный мотив. Один из татар завел со мной длинный разговор, который оставался, к сожалению, односторонним.

Если вы хотите увидеть срез этнографической карты Кавказа, то лучше всего оправиться на базар, расположенный прямо у стены татарской крепости. По нему расхаживают русские солдаты и офицеры в белых мундирах и фуражках, русские дамы, мужики в красных рубашках или коричневых кафтанах, татары и татарки во всякого рода своеобразных нарядах. Последние одеты в широкие платья светлых чистых цветов, обычно в желтые, зеленые или красные, и с головы спускается покрывало, желтое или зеленое, в форме кофты со свободно свисающими рукавами.

Кроме того, пожилые замужние татарки носят на себе нагрудную накладку, шитую блестящими серебряными и золотыми нитками. Я ожидал, что под покрывалами скрываются удивительные восточные красавицы, но был глубоко разочарован: большинство их обладательниц были уродливые старухи, да и среди молодых я не увидал таких, о ком можно было бы сказать, что они хороши собой. Их восточное происхождение явно выражается в их странно прозрачной коже, темных волосах и миндалевидных, несколько раскосых глазах.

Казань, в которой насчитывается 150.000 жителей, состоит из двух отдельных частей, более бедной, русско-татарской, и более богатой — совершенно европейского характера, с высокими домами и большим числом красивых общественных сооружений, среди которых выделяется университет, колоссальный и довольно безвкусный строительный комплекс. Там также есть городской сад с театром. Мы посетили в тот же день представление и посмотрели пьесу, в которой речь шла о войне и о женщинах на Кавказе. Если игра не отличалась совершенством, то тем интереснее было увидеть все разнообразие кавказских костюмов, в изобилии представленных на сцене, а также танцы, в особенности красивую и грациозную «лезгинку».

Более бедная часть города носит иной, совершенно восточный характер, с низкими домами, немощеными улицами, где кучи всякого рода мусора, дохлые кошки и пр.

Там находятся мечети, по числу 12, на каждой минарет, с балюстрады которого часовой криком объявляет час молитвы.

Вечера проводят здесь на улице, и перед каждым домом сидит вся семья, включая грудных детей, проводя часы в бездеятельном созерцании прохожих или (это касается стариков) что-то мастеря.

Перед тем как оставить Казань, я хочу сказать несколько слов о подлинно русском зрелище, которое мне довелось увидеть. Мы (мой товарищ и я) поднялись однажды на борт американского парохода «Миссисипи» — у всех тех пароходов американские имена, — чтобы его осмотреть. Как и их прообразы, эти пароходы двупалубные; нижняя 3-й класс, верхняя 1-й и 2-й. Поднявшись на борт мы увидели, что палуба была разгорожена на части железной решеткой, по обеим сторонам которой несли вахту солдаты с саблей наголо. Короче говоря, перед нами была плавучая русская тюрьма, в которой находилась масса заключенных для пересылки в Сибирь. К сожалению, я не знаю, были ли это только обычные преступники или среди них находились и политические заключенные.

Охраняющие их солдаты не позволяли обращаться к ним с вопросами. Большинство их не выглядело как закоренелые преступники. Казалось, они покорились судьбе. В тюрьме были два отделения: для мужчин и для женщин; в последнем можно было видеть множество маленьких детей, многие еще в пеленках, которые сопровождали своих матерей на их горестном пути. 15-го мы поднялись на паром и встали на буксир. С этого дня печи котельной «Аршака» не получат больше ни кусочка угля.

Оставив за спиной оставшуюся часть волжского пути, проплыв через степь и миновав Саратов, Царицын, Астрахань и потеряв уже из виду устье Волги, мы оказались в Каспийском море. Вода далеко в открытое море мутная и пресная. Постепенно переходит она в голубую и наконец в светло-зеленую, крайне холодную и прозрачную. Осадок, который выпадает из воды, приводит к тому, что Каспийское море очень мелководное. После двух дней плаванья вдали показался Апшерсу. Впервые различил я берега Азии. Вообще-то говоря, это не слишком заманчивый пейзаж. [47] Длинные серо-коричневые отмели тянутся волнистой линией вдоль берега, нигде не видать ни следа растительности. Мы встали на якорь где-то между сушей и Священным островом и на следующий день продолжили путь в Баку.

Баку

Наконец-то приблизились мы к первой цели нашего путешествия, к этому столь богатому воспоминаниями и одновременно такому полному молодости и сил городу, местонахождению одного из самых выдающихся промышленных предприятий мира, жилищу «вечного огня», «городу ветров» — Баку. С вершины мачты я заметил вдали очертания города. Мы повернули в пролив между мысом Султан (справа) и островом Наргин (слева), и вот перед нами простирается бакинский залив, окруженный высокими, совершенно нагими песчаными берегами. Справа виднеются сгрудившиеся дома, над которыми возвышается множество фабричных труб; это черный город, Баку 70-х, 80-х годов. Слева виднеются сверкающие белые дома городка Баилова, расположенного в южной части залива.

Сразу за склоном, почти неотделимо от массы желто-белого песка, закрытая легким облаком пыли, виднеется серо-белая масса, простирающаяся далеко по холмам на запад. Это старый Баку, «Белый город», как его зовут в противоположность черному городу. Мы подплываем ближе и различаем низкие дома с плоскими крышами, возвышающиеся амфитеатром над котлом долины, обрамляющей внутреннюю часть залива. Видна серая огромная масса, довольно высокая башня, расположенная в центре города; это Девичья башня, старый памятник татарских времен. Мы кидаем якорь, и семья моего друга поднимается на борт своего нового судна, чтобы приветствовать нас и отвезти домой, где мы и проводим приятнейшим образом следующий день.

Прогулка по городу

Я рассказал немного о том впечатлении, которое Баку производит со стороны моря. Чтобы по-настоящему увидеть Баку сверху, нужно подняться по песчаным берегам, в которые упирается город на юго-западе — утомительное странствие по раскаленной жаре, без сомнения, но вознаграждающее за это усилие великолепным видом на весь бакинский залив, побережье и море за ним. Итак, мы проходим через город, мимо тщедушных виноградников, поднимаемся по покатому склону, по которому разбросаны татарские домишки, и наконец-то достигаем хребта возвышенности.

Мы находимся на большой и плоской равнине, последней ступени высокогорья, которое здесь опускается террасами к морю; дальше видим еще один хребет, отделяющий еще одну террасу. Под нами простирается Баку, с его резко разграниченными частями, европейско-русской и татарской, направо, Баилов с его небольшой миловидной церковью, и бакинский залив, со множеством кораблей на якоре, Наргин, и далее открытое море, где виднеется то тут, то там парусник или пароход.

Сзади на этом фоне виден Черный город, и далее песчаные холмы и степи без края. У горизонта — как будто лес пирамид; это Балакан с его множеством бурильных вышек.

Приглядимся теперь повнимательнее к городу. В середине его, немного возвышаясь, находится древнейшая часть, окруженная стеной, густо застроенная низкими круглыми башнями. Стена явно была первоначально двойной, но от внешний части теперь видны только остатки. В центре города возвышается прекрасный, хорошо сохранившийся ханский дворец, окруженный множеством мечетей с высокими и узкими минаретами. За дворцом Девичья башня поднимает свою серую верхушку над городом.

Вокруг этого старого города и вдоль побережья расположена русская часть города с ее довольно высокими (двухэтажными) домами; под нами и слева простирается татарский город, который почти полностью окаймляет русскую часть и много больше ее размером. Здесь мы видим татарские дома с плоскими крышами и коническими, закругленными дымовыми трубами. На окраинах города дома окружены садами за каменными оградами. Во всех домах есть веранда вдоль длинной стороны дома, защищенная полотняным навесом от солнца.

Вся эта картина погружена в сероватый тон, которым, кажется, окрашено здесь все; песок, создающий общий фон, желто-серого цвета, дома из серо-белого известняка, крыши из асфальта — одним словом, ничто не нарушает монотонности этого цвета, кроме синего моря и двух маленьких садов в русской части города.

С безоблачного неба сияет неослабно солнце, во всем пейзаже есть что-то от пустыни. Из-за раскаленной жары невозможно оставаться долго наверху без прикрытия, чтобы лицо не обгорело. Мы спускаемся, чтобы получше рассмотреть город вблизи. [48]

Старый город

Интереснейшая часть города, вне сомнения, именно та, где сейчас находится мое жилище. Она населена почти исключительно татарами и персами; дом хозяина г-на Томоянца расположен на маленькой площади на границе с русской частью. Прямо над нами начинается эта татарско-персидская часть со своими тесными извилистыми улочками совершенно в восточном стиле. Я забавлялся прогулками по лабиринту, где нужно очень хорошо ориентироваться, чтобы не заблудиться. Переулки настолько узки, что можно дотронуться до обеих стен, вытянув руки. Здесь множество татарских мальчиков и девочек, часто очень красивых, со своими правильными, чистыми чертами лица, темной кожей и черными, темными бровями. На самых маленьких только рубаха, те, кто побольше, одеты, как взрослые, девочки в парандже, на мальчиках кафтаны и феска или папаха. У самых маленьких волосы часто покрашены красной хной, красящим веществом излюбленным русскими и персами. Здесь можно увидеть и пожилых татар, в ярких цветастых халатах и шапках из овчины мехом наружу, и в маленьких туфлях, в которых умещается только полноги; для пятки нет опоры, а носок вытянут и загнут назад. Бороды, ногти рук, ступни и ладони покрашены хной. Женщины закутаны в покрывало, доходящее до бровей, которое они придерживают рукой на нижней половине лица, так что видны только глаза.

Ханский дворец

В центре этой части города расположен, как уже говорилось, ханский дворец. Во время первого посещения моим чичероне был русский солдат и стайка татарских детей, которые изо всех сил старались рассказать мне о достопримечательностях этого места. Внизу расположены две мечети, одна из которых, как говорят, восходит ко временам хана. Через большие ворота поднимаешься в ханский дворец, состоящий из нескольких частей; главное здание состоит из массы комнат маленьких и побольше, теперь темных, так что пробираться там трудно, с холодными стенами, но, вне сомнения, удивительных в своей восточной роскоши. Самая красивая часть дворца — маленький двор, окруженный крытой галереей, в середине двора возвышается с округлым сводом здание, покоящееся на колоннах. С южной стороны у него необычайно красивый портал, опоясанный хорошо сохранившимся рельефом из удивительно сплетенных узоров. В середине возвышающегося пола находится отверстие над ямой; туда (рассказал солдат) сбрасывали трупы заключенных, убитых во дворце.

Девичья башня

Неподалеку возвышается Девичья башня, которую я уже несколько раз упоминал. Это высокая, круглая, серая башня, к которой с одной стороны пристроено прямоугольное здание. Внутри у нее по стене проходит винтовая лестница, ведущая на плоскую, асфальтовую крышу, где сейчас находится маленький маяк. По преданию, башня возникла так: один из ханов влюбился в свою прекрасную дочь и хотел взять ее себе в жены. После долгого сопротивления она согласилась, но поставила условие, что сначала он построит башню для нее у самого берега. Когда башня была готова, она бросилась с ее верхушки вниз и разбилась.

Базар

Еще остается немного рассказать о главной достопримечательности Баку, также расположенной в старом городе. Я имею в виду базар, «Черный ряд». На Кара-базаре, как его называют, на лотках продаются разнообразные изделия европейской, кавказской и персидской работы. Торговцы исключительно татары и персы. Сначала мы вошли в узкий, крытый деревянной крышей со скатами проход, где с лотков продаются всякого рода европейские мелочи. Далее мы увидели лавки скорняков, где сидят со скрещенными ногами татары и шьют пальто. Некоторые уже до такой степени приобщились к цивилизации, что уже пользуются швейной машиной, которая стоит в мастерской. В другом месте шьют папахи из персидской овчины или продают персидские ковры и шелковые скатерти, чудесно красивые разнообразные подставки, горшки, блюда и кальяны, тонкой резьбы. Особая часть отведена ювелирам, на чьих лотках можно видеть сложной выделки золотые и серебряные украшения, пояса, кинжалы с серебряными или золотыми резными окладами.

Одним словом, здесь можно найти богатое собрание восточных ремесел. Однако тот, кто не знаком с ценами и порядками, должен быть исключительно осторожен, чтобы его не надули торговцы. Та цена, которую они сначала называют, основывается не на стоимости товара, а на большей или меньшей неопытности покупателя. Хорошо мой армянский друг был рядом со мной, когда [49] я делал покупки, так что меня, к счастью, не надули. Одна из этих покупок была настолько характерна, что не могу не рассказать немного о ней. Я увидел кинжал у татарина и спросил о цене.

— 10 рублей. — Я собираюсь идти, но меня останавливает продавец настойчивым «Сколько? сколько?» Он рассчитывает на то, что я как европеец не имею представления о настоящей цене, и надеется выгадать, скажем, 25 процентов. Я отвечаю: «2 рубля», он говорит «7». Я поднимаю до «4-х», но замечаю, что сделал глупость, так как он соглашается сразу. Я даю 3, и наконец мы сходимся на 3.50, примерно настоящей цене этого кинжала. Следует добавить, что татарин пробовал подкупить моего друга, который был моим переводчиком. Вот как происходит торговля с чужими на Кара-базаре.

По сторонам от базара располагаются дворы со складами и магазинами, где можно видеть расписные сундуки с чаем, склады фарфора и пр. Вся эта система ходов и дворов составляет лабиринт, проходящий под и между стенами старого города, куда ведут сводчатые ворота. Внутренняя стена, которая сохранилась в целости, как было уже сказано, высокая, толстая, укрепленная и снабженная бойницами. С того же места открывается вид на плоские крыши города, и во время вечерней прогулки имел я удовольствие лицезреть татарских или персидских дам, многие из которых были чрезвычайно хороши собой, без покрывала стелящих себе постель и устраивающихся на ночлег на крышах своих, домов. Иначе редко можно увидеть женский пол без покрывала: многие из них, в основном старухи не удовольствуются этим и носят на персидский манер, тонкий слой прозрачной ткани, закрывающий все лицо.

Баку (продолжение)

Здесь царит движение и оживление, которого не ожидаешь увидеть в такой дали, на юго-западе России. Куда ни глянь, множество магазинов, среди них часть больших и элегантных, на улицах движение, по ним движутся пешком, в повозках и верхом всевозможные нации. При том что эта часть города обладает выраженно европейским характером, восточный элемент также выражается многообразно. Владельцы многих магазинов — татары или персы, они сидят там день напролет, скрестив ноги, покуривая трубку или кальян. На улицах все время попадаются ослы, груженные глиняными кувшинами с водой, их погоняют татарские мальчишки, громко провозглашающие свое прибытие (вода, которой пользуются в городе, поставляется туда таким образом из колодцев). Часто можно увидеть караваны верблюдов, которые из караван-сараев в северной части направляются на юг, затем «арбы», в высшей степени своеобразное транспортное средство, которыми правят татары. У них два высоченных колеса (сверх 4 локтей (1локоть = 60 см.) в высоту) с широкими тонкими ободьями, сама повозка высокая и узкая, так что удивительно, что не переворачивается от первого же толчка. Над повозкой прикреплен тент для защиты от солнца. Части повозки соединены без единого гвоздя. Из-за того что их никогда не смазывают, они издают ужасающий визг и скрежет во время движения.

Но вернемся к нашей прогулке по городу. У дворца губернатора, расположенного у широкой набережной, разбит с удивительным старанием сад, и то, что деревья, прижились должно вызывать изумление, если представить себе, чего стоит сажать и ухаживать за посадками на песке. Всю землю для него привезли издалека, и его орошают с помощью особого насоса. По вечерам «сливки» общества прогуливаются по асфальтированным дорожкам под звуки музыки, там есть клуб и ресторан, откуда по временам доносятся звуки хора.

На набережной стоят самые фешенебельные дома, а также расположена фабрика, принадлежащая судоходству «Кавказ и Меркурий», и две нарядные купальни, которые я часто посещал во время моего пребывания здесь. Вода чистая, прекрасная, при этом крайне теплая; единственное неудобство в том, что из моря туда затекает нефть, и приходится проплывать через коричневые нефтяные потоки; иногда вся поверхность воды покрывается тонким радужным слоем керосина.

Татарская часть

И, наконец, несколько слов об еще одной, населенной татарами, части города. Улицы там по большей части узкие, дома маленькие; движения и оживления мало. Одна улица составляет исключение; она напоминает один большой базар, лавка за лавкой, и так вся улица. Большая часть состоит из лотков с фруктами, но к тому же там есть еще портные, сапожники, оружейники, кожевники, пекари, торговцы лампами, тканями, старьевщики и т. д. У всех ремесленников лавки открыты со стороны улицы, они сидят там и работают при открытом занавесе. И какой там шум! Торговцы фруктами стараются перекричать друг друга и расхваливают криком свои товары. Настоящие горы огурцов и дынь разложены на улице, и в больших корзинах — абрикосы, сливы, яблоки, груши, помидоры и др. И какие цены на фрукты! Огурцы по рублю за сотню, дыни 2 копейки фунт [50] (средней величины дыня стоит, таким образом, 10 копеек), изумительные абрикосы 5 копеек фунт.

Съестные лавки

Не только в этой части города, но даже в русской части множество чайных и лавок, где можно поесть, все татарские. В первых можно увидеть два постоянно кипящих самовара и за две копейки выпить восемь стаканов весьма вкусного чаю. Если вы не слишком привередливы, то, посетив татарские лавки, можно также съесть довольно своеобразный, дешевый и хороший обед. Они состоят из одной маленькой комнаты. По стенам идут широкие скамейки, крытые циновками, на которых сидят татары, скрестив ноги. В середине комнаты длинная узкая плита, с углублением в виде желоба в верхней части, который наполняется углем. В плите стоит множество маленьких глиняных кувшинов с супами, а на столе лежат длинным рядом шомпуры, на которые нанизаны кебабы из запеченной смеси баранины и бараньего жира. Перед тем как войти туда, мы купили у татарского пекаря хлеб, размером с половину листа газеты «Афтонбладет» и почти такой же тонкий, а также купили у торговца вином полбутылки кавказского вина за 10 копеек. С этим мы вернулись в лавку и выбрали 5-10 штук кебабов. И вот их на наших глазах жарят, нанизав на шомпур над упомянутым желобом. Чтобы разжечь огонь так, чтобы не подгорели кебабы, татарин все время помахивает над ними кожаным пологом. Они очень вкусны, эти кебабы, особенно вначале, пока не успеют надоесть. Если бы мы хотели, могли бы попробовать суп, который, однако, слишком жирен для европейского желудка. На десерт можно купить маленькую дыню или фунт винограда за 4 или 6 копеек — и вот обед из трех блюд с вином за 40 или 50 копеек.

Жилые дома

Может быть, мой читатель захочет заглянуть в один из таких домов, например тот, в котором я жил во время пребывания в Баку. Это двухэтажный дом, как и все большие дома; за исключением почты не могу вспомнить ни одного трехэтажного дома в Баку. Только верхние этажи используются для жилья; в нижней расположены магазины, склады, скотный двор, хлев для коров и пр. Комнаты имеют совершенно европейский вид. Только они больше, выше и с оголенными стенами, в отличие от наших жилых комнат. Дом окружает четырехугольный двор и вдоль второго этажа идет по внутренней стороне широкая, застекленная веранда, настоящий центр дома, где все собираются. Лестница ведет на плоскую асфальтовую крышу, откуда открывается вид на двор нашего персидского соседа.

Странное зрелище

Однажды я услышал страшный шум со стороны двора, крики и вопли, как будто передралось все восточное население. Я поднялся на крышу и оказался свидетелем зрелища, которое я никогда не забуду. Во дворе сидели 5-6 женщин и непрерывно кричали; в середине сидела старуха, почти обнаженная, которая била себя по голой груди и царапала лицо, и все это в сопровождении диких криков. Другие пытались удерживать ее руки, чтобы она не поранила себя, но она всякий раз вырывалась. Я вначале подумал, что передо мной группа сумасшедших, но потом мне сказали, что это скорбящие; хозяин дома недавно умер, и его женское окружение выражало скорбь и горе таким шумным образом. Старуха была его мать, и среди скорбящих я мог различить супругу, которая соревновалась с матерью в криках и самоистязаниях. Другие женщины, в покрывалах, заставляли их время от времени выпить немного воды, когда у них совершенно садился голос. Через некоторое время они вернулись в дом. Тогда вышел брат покойного, сел, скрестив ноги, и начал также плакать, причитать и делать горестные жесты. Несколько друзей уселись вокруг него и стали пытаться его утешить, но напрасно. Вскоре снова вышли женщины и снова начали свои причитания. Время от времени они становились на колени с криком: «Чарсе-чарсе». Эти церемонии продолжались ежедневно, в течение нескольких дней. В один из последующих дней женщины вынесли одежду покойного и целовали каждый предмет, все это со слезами и жалобными выкриками. Зрелище было воистину душераздирающим, хотя это безграничное отчаяние выражено для нас слишком сильно. Однако несомненно эти дети юга имели потребность столь шумным образом выразить свое горе.

Дни пролетели быстро здесь в Баку, в постоянных прогулках по городу и его окрестностям, к Черному городу, к Балакани, Смокани и в другие места. Я оставляю это в стороне, чтобы поговорить о них позднее в связи с нефтяной промышленностью, по возвращении в Баку после поездок в Тифлис и на Кавказ, о которых я сейчас расскажу. [51]

По горящей воде

Позвольте мне теперь сказать несколько слов о поездке, которую мы совершили с моим хозяином туда — недалеко от Баку, где можно увидеть «горящее море». На маленьком пароходике выехали мы в один прекрасный вечер на юг, следуя береговой линии верст на 10. Там на поверхность воды, достигающей в глубину 70 футов, поднимается газ. В результате поднимающиеся пузырьки газа создают впечатление, что вода в некоторых местах кипит. Мы приближаемся к одному из этих мест и кидаем горящие фитили в воду. Мгновенно пузырьки газа загораются, и венок маленьких голубых языков пламени начинает плавать по поверхности, озаряя странным светом море, корабль и пассажиров. Когда на море спокойно, пламя может продолжать гореть часами, целыми сутками; сейчас была зыбь, огоньки отплыли от центра и погасли. Огонек может продолжать гореть только несколько минут. Наш корабль несколько раз вплывал в пламя, но оно слишком маленькое, чтобы причинить какой-либо вред. Пробыв там некоторое время, мы вернулись в Баку, я с чувством, что увидел что-то странное и необыкновенное.

За городом

В другой раз я в обществе одного шведа, г-на Бэрньельма, совершил прогулку верхом на запад от города. Земля здесь тщательно обработанная, перемежающаяся с неплодородными песчаными холмами; здесь и там в долине лежат татарские деревушки. Мы приехали в одну из них, и нас тотчас же окружило все мужское население, разглядывающее нас с огромным любопытством. Они приветливы и вежливы, эти татары, но страшны, если стать их недругом. Кровная месть играет у них большую роль. Вокруг деревень — поля, поросшие редкой, ниже фута пшеницей. Молотьба происходит очень необычно. Землю в одном месте очищают и высыпают на нее пшеницу, и вокруг окружают снопами. Потом один или двое татар начинают бить цепами, размельчая солому и превращая ее в мякину; по временам переворачивают солому деревянными граблями. Очистка происходит не без помощи ветра. Можно себе представить, насколько чисто зерно, полученное таким образом. Пробыв некоторое время с татарами, которые ни слова не понимали по-русски (мой товарищ говорит, однако, немного по-татарски), мы вернулись верхом на наших скакунах в Баку.

Публикация Михаила СУЛЬМАНА и Анны ЮНГГРЕН.

Текст воспроизведен по изданию: По России и Армении. Биографическая заметка о моем деде // Источник. Документы русской истории, № 1 (55). 2002

© текст - Сульман М., Юнггрен А. 2002
© сетевая версия - Thietmar. 2025
© OCR - Николаева Е. В. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Источник. 2002

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info