-

ДВА ОТРЫВКА ИЗ ИСТОРИИ КАБАРДИНСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА.
¹

(1813 года).

В кахетинском возмущении (1812 года) приняли деятельное участие хевсуры и их соседи кистины (горные чеченцы). Они же содействовали и восставшим жителям Ананурского уезда, нападая на наши команды, проходивиз Владикавказа в Грузию.

У них скрылся разбитый и бежавший из Кахетии в ноябре 1812 г. царевич Александр, прожив всю зиму в главном Хевсурском ауле Шатиль, в надежде склонить на свою сторону всех горцев Дагестана и дождаться вторжения в Грузию персиян. Оставаясь здесь, он имел возможность поддерживать сношения и с Кахетиею, и с населением военно-грузинской дороги, от спокойствия на коей зависела судьба наших владений в Закавказье. Чрез генерал-майора князя Орбельяни Дмитрия Захаровича, тогда бригадного командира в 20-й дивизии, генерал Ртищев (главный начальник Кавказа) вошел в переговоры с царевичем, писал ему письмо и обещал именем Государя прощение; но Александр отвечал уклончиво, ни на что не решался, а между тем, находясь в близком соседстве с Грузиею, поддерживал волнение.

Генерал Ртищев решил наказать горских дикарей ² и внушить им страх к русскому оружию, чтобы отвадить их на будущее время от попыток, угрожающих нашему важнейшему [99] сообщению с Россиею. Как цель экспедиции, так и план ее исполнения были вполне основательны. Генерал Ртищев, очевидно, собрал предварительно подробные сведения о всех местных условиях и выказал похвальное благоразумие и распорядительность во всем этом деле. Выбор лиц, на которых он возложил исполнение этого плана, тоже был вполне удачен.

Войска, назначенные для экспедиции в Хевсурию, под общим начальством генерал-майора Симановича, были разделены на четыре колонны, которые должны были концентрически двигаться к конечной цели — хевсурскому главному аулу Шатиль, лежащему в верховьях р. Аргуна. Правая колонна, под, начальством самого Симановича, должна была идти из Кахетии по Панкискому ущелью, (верховья р. Алазани), чрез горное Донское общество тушин, и спуститься с горы Борбало к истокам Аргуна; центральная колонна, полковника Тихановского (шефа Кабардинского полка), из Тионет наступала чрез Пшавию ³ в ущелье Хевсурской Арагвы и здесь, в с. Хахматы, должна была соединиться с левою колонною, полковника барона Сталя, наступавшею с военно-грузинской дороги, из Гудомакарского ущелья; затем обеим вместе следовало перевалиться чрез главный хребет на северную сторону, к истокам Аргуна, куда в тоже время двигалась четвертая, небольшая колонна, майора Казбека, наступавшая от с. Степан-Цминда (станция Казбек) с целью тоже выйти в верховья Аргуна, где все четыре колонны должны были сойтись, для совместного наступления на Шатиль. В каждой из трех колонн было, приблизительно, по 700 человек; а в четвертой около 450.

Не только те, кто не бывал на Кавказе, но даже и служившие там, участвовавшие в горных походах, не в состоянии себе представить картину местности, в которой предстояло действовать отряду генерал-майора Симановича. Случай бросил меня на первых порах кавказской службы именно в эти места, и более четырех лет (1844–48 г.) я провел там, среди тех же хевсур; я достаточно ознакомился с страной и ее обитателями, чтоб иметь возможность говорить не по слухам, не по догадкам или по слепой вере к реляциям. Как ни богат Кавказ горными трущобами, но едвали там можно найти много [100] таких, как верховья хевсурской Арагви и Аргуна и примыкающие к ним части главного хребта. Здесь все соединилось, чтобы воспроизвести тип дико-грозной, величественной картины, подавляющей человека. Тут вершины снежных гигантов, почти постоянно закутанных в густой туман, и громадные, отвесные скалы, сдавливающие едва проходимые теснины, в глубине которых белой пеной бурлит и несется бешеный водопад, заглушая человеческий голос; тут и крутые, едва проходимые даже для привычного, человека тропки — то усеянные камнями, то покрытые массами почерневшего снега, грозящего вдруг окунуться и увлечь в бездну, — тропки, тио которым подъем, в течение иногда целого дня, на высоту 10–12-ти тысяч футов, заставляет человека напрягать до крайности все свои силы, доводит нередко людей крепких, не изнеженных, почти до обморока; — тропки, с которых спуск не менее утомителен, производит чрезмерное дрожание в ногах, боль в коленях и натирает подошвы до крови; тут дорожки, в многих местах, на расстоянии целых верст, тянущиеся над бездной, глубиною в несколько десятков сажень с одной стороны и под отвесной, как бы отполированной скалой с другой, где достаточно малейшей неосторожности, чтобы поскользнуться и без надежды на спасение полететь в пропасть; тут и «чортовы» мостики, без перил, качающиеся над бешеными потоками, и снежные завалы, грозящие на каждом шагу обрушиться и задавить все, встреченное ими на пути; тут и климатические явления, с которыми борьба ужасна: на высотах, иногда среди лета, снег и холод, от которых замерзают люди, туманы, пронизывающие до костей; а в глубине ущелья иногда невыносимый жар, внезапно взбухающие потоки, отнимающие возможность перехода; каменно-земляные обвалы, заграждающие путь, уносящие, как и снежные лавины, все им встречающееся... Одним словом, это местность, в которой соединилось все, что может поставить неодолимые преграды движению войск, особенно таких, вся организация и снаряжение которых вовсе не рассчитаны на подобные театры военных действий.

Но наши солдаты все преодолели: и свою неподготовленность, и свою плохую обувь, и свое тяжелое снаряжение, и неприятеля ловкого, находившегося в родной стихии, искусно владевшего отличными (сравнительно с нашими ружьями) винтовками и храбро защищавшегося за стенами своих саклей — крепостей. Как умудрились перетаскивать артиллерию но этим ужасным, едва [101] проходимым тропинкам, — трудно себе и представит. Ведь горной, вьючной артиллерии тогда не было, а всякое колесо, даже простейшей повозки, в описываемой местности может пройти разве на руках людей. Жители, кроме вьюков, употребляют, и летом и зимою, небольшие санки (дровни) собственно для своза с некоторых покатостей сжатого ячменя или накошенного сена, да и то только в некоторых местах Пшавии, — области, относительно гораздо более доступной и вообще занимающей более отлогие горы, — а в Хевсурии и саней нет: там катер (мул) и женские спины — исключительные перевозочные средства. Движение здесь артиллерии — не горной, не вьючной, — остается для меня совершенною загадкою...

Колонна Симановича, после нескольких дней ужаснейших усилий, не могла продолжать движения в избранном ею направлении, чрез Тушетию к верховьям Аргуна, и вынуждена была свернуть налево, в Пшавию, откуда чрез Матуро перевалилась в ущелье Хахабо (параллельное Аргуну) и, свершив вторичный перевал, очутилась, наконец, на Аргуне; таким образом, колонна Симановича совершила под ряд троекратный переход через высочайшие и непроходимые точки Кавказского хребта, по тропинкам, едва доступным для горских охотников, карабкающихся за турами и горными козами. Тропинки эти очень хорошо знакомы мне, проходившему по ним в разные времена года, и если привычным людям, одетым и снаряженным сообразно с местными условиями, представлялись всегда трудности неимоверные, то можно себе представить, каково должно было быть движение войск с артиллериею, хотя бы и в лучшее время года, — чего, впрочем, нельзя сказать о времени движения генерал-майора Симановича, ибо лучшее время в горах вовсе не начало зимы, а июль, август, сентябрь, частью октябрь.

Между тем колонна Сталя, прогнав 23-го мая, на Гудомакарском перевале, партию хевсур, думавших ее удерживать, вышла к с. Борисахо и, разбив здесь, 29-го числа, собравшихся для сопротивления хевсур, сожгла эту деревню и двинулась дальше, к с. Хахматы, куда вслед за нею прибыла колонна Тихановского. В тоже время майор Казбек, с своею колонною, рассеяв, 30-го и 31-го мая, заграждавших ему путь хевсур, прошел чрез с. Гули в Хахматы же, и за тем эти три колонии перевалили чрез главный хребет к верховьям Аргуна, где ним присоединился и генерал Симанович. [102]

Устроив в уроч. Лебайс-Кари вагенбург, оставив в нем больных, раненных и лишние тяжести, под прикрытием 300 человек из всех частей, при 2-х пушках, отряд двинулся дальше тремя колоннами: справа бар. Сталя, слева Тихановского, в центре самого Симановича.

1-го июня собравшиеся значительные толпы хевсур и кистин дрались с ожесточением; центральная колонна не могла двигаться: ущелье здесь спирается в некоторых местах отвесными скалами до того, что нет места даже для узенькой» тропинки, по коей мог бы пробраться одинокий человек; потому чрез каждые сто-двести сажень приходится перебираться с одного берега Аргуна на другой, но перебираться можно только по мостикам, а не в брод, ибо река — водопад, бешено клокочущий и представляющий котловины кипящей пены, обдающей брызгами и оглушающей ревом... Если-же мостики разрушены, или защищаются хотя бы десятком человек из-за угла скалы, или из за громадных наваленных камней то движение становится не мыслимым. Симанович вынужден был двинуться вслед за колонной Тихановского, по крутым высотам левого берега реки, на с. Гуро, где произошла упорная встреча с неприятелем и селение было взято штурмом.

2-го июня движение продолжалось по ужаснейшим дорогам; 3-го числа к хевсурам подошли еще подкрепления из дальних кистинских обществ; они устроили на дороге к Шатилю несколько завалов и защищали их упорно, но были побиты и прогнаны, так что Шатиль был уже занят без сопротивления; с ближайших-же к нему высот неприятель был опять отогнан.

Хевсуры были на всех пунктах, где только они останавливались для сопротивления, разбиты. Потеряв несколько десятков человек, видя как мало наши войска обращали внимания на огонь их винтовок, оглушаемые страшными им, по непривычке, пушечными выстрелами, они теряли присутствие духа и, никому не подчиненные, не привыкшие кому бы то ни было подчиняться, бросались при первом натиске наших рядов спасаться бегством. Все лежавшие по пути села хевсур, после непродолжительного сопротивления, были взяты и разорены, насколько можно разорить прочные каменные постройки, мало страдающие от огня.

Царевич Александр, однако, еще за два дня до взятия Шатиля бежал в соседнее кистинское общество Митхо. В погоню за ним и для наказания кистин, была 4-го июня отправлена [103] колонна полковника Тихановского, который, пройдя верст 10–12-ть вниз по Аргуну, рассеял вздумавших защищаться кистин, разорил несколько их аулов и возвратился 5-го числа в Шатиль Царевич же Александр, не дождавшись прихода наших войск, бежал дальше к дагестанским лезгинским обществам и едва-едва, с двумя, тремя человеками, обобранный по дороге горцами успел добраться до владений своих приятелей, персидских ханов.

Дав войскам в Шатиле отдых, генерал-майор Симанович 6-го июня двинулся обратно, направив небольшие колонны по боковым ущельям для разорения тех хевсурских деревень, которые остались невредимыми. Затем Сталь и Казбек возвратились прежним путем на военно-грузинскую дорогу, а Симанович с Тихановским, сойдясь 7 числа в вагенбурге, ушли чрез Тионеты в Кахетию, к местам своей постоянной стоянки.

Цель экспедиции была, таким образом, вполне достигнута. Дикие жители ущелий главного хребта, ближайших к Грузии и к нашим сообщениям с Россией, получили возмездие за враждебные действия против пас и уразумели силу наших штыков. Как велик был страх, наведенный на них и на всех окрестных горцев движениями отряда Симановича в июне 1813-го года, можно судить потому, что чрез тридцать с лишним лет после этого впечатление еще не изгладилось и мне приходилось в разговорах с стариками хевсурами н пшавами замечать, с каким ужасом они вспоминали об участи, постигшей тогда их села...

После этого хевсуры уже не пытались и подумать о непокорности или о враждебных действиях противу русских и считали себя вполне счастливыми, если их оставляли в покое, не нарушая их вековых обычаев и вольностей. А тот самый Шатиль, который готовился разыграть роль опорного пункта в общем возмущении и в стенах которого прожил месяцев восемь главный двигатель всех тогдашних беспорядков и волнений в закавказском крае — царевич Александр Ираклиевич, — в 1843 годи отказался от подчинения Шамилю, блистательно защищался в течении нескольких дней от громадной толпы чеченцев и кистин, предводимых лучшим Шамилевским наибом Ахверды-Магомою, павшим здесь от хевсурской пули. Шатиль удостоился внимания покойного Государя Николая Павловича и, кроме разных наград, пожалованных жителям за эту оборону, повелело было [104] обнести аул каменною стеною и сделать на пей соответствующую надпись.

Потери нашего отряда в 1813 году ограничились 1-м офицером и 44-мя человеками убитых, да раненных 1 штаб, 4 обер-офицера и 77 нижних чинов. Самое большое число выпало на долю Кабардинского полка: 8-го и 12-го июля в боковых колоннах, разорявших на обратном пути села, у нас убито еще 27 человек; очень тяжело ранен двумя пулями майор князь Орбельян — беззаветно храбрый, не раз уже отличавшийся и неоднократно раненый в стычках с лезгинами.

В 1873 году, находясь в Швейцарии, я нарочно предпринял поездку по р. Гейсе чрез с. Готар на Тесино, чтобы взглянуть на места, по которым в 1799 году проходил Суворов с русскими войсками, и сравнить их с Кавказом, особенно с местностью верховьев Аргуна и Андийского койсу. Хотя, само собою, усовершенствованные пути сообщения изменили условия, при которых совершался переход Суворовских героев, и в 1875 году вся картина должна была иметь другой вид, тем не менее характер местности и привычка к горной природе давали мне возможность провести приблизительную параллель. И должно сказать правду, что Швейцария, даже и 80 лет тому назад, ничего подобного Хевсурии представить не могла; трудности передвижения там и здесь далеко неодинаковы; отряд Симановича, переведенный в Швейцарию, считал бы уже для себя шуткою переход чрез с. Готар. Но я говорю об этом только в тесном смысле борьбы с природой; во всем же прочем, конечно, опять движение Симановича против каких нибудь хевсур не может выдержать параллели с движением среди французских отрядов, предводимых такими генералами, как Массена, Лекурб и другие.

Во всяком случае, повторяю, хевсурская экспедиция 1813 года такая страница в военных летописях кавказской армии, какой ни одна армия в Европе представить не может. Генерал Ртищев в своем донесении Императору Александру, между прочим, писал, что хевсуро-кистинских ущелий никто ни достигал: ни греки, ни римляне, ни персы, и что в войсках, действовавших под командою ген. Симановича, было несколько участников похода Суворова чрез Альпы, говоривших, что там они ничего подобного не видели и не испытывали. По собственному опыту могу сказать, что слова эти вполне верны и не составляют реляционных, риторических прикрас. [105]

II.

1842 года

Общий план действий на Кавказе в 1842 году должен быль состоять в прочном утверждении на Андийском Койсу, для чего следовало устроить и укрепить переправы у Игали и Тлоха, двигаясь туда одновременно -главным отрядом с Кумыкской плоскости чрез Андию, а вспомогательным из Темир-Хан-Шуры.

В десятых числах мая собрались войска чеченского отряда у переправы чрез Терек. Генерал Граббе из станицы Червленной, где он оставался до перехода войск на правый берег, послал 12-го мая графу Клейнмихелю, который, за отъездом князя Чернышева на Кавказ управлял военным министерством, секретнейшее письмо, в котором сообщал, что прежде открытия предположенных действий в Андии, Гумбете и на Койсу, он решился двинуться в Ичкерию, истребить резиденцию Шамиля — Дарго, подорвать этим и материальные его средства, и нравственное обаяние, наказать Ичкеринцев, как самых упорных враждебных нам хищников.

23-го мая сосредоточился отряд у разоренного аула Хасав-юрт; 27-го прибыл сюда из Внезапной черводарский транспорт под прикрытием 4-го баталиона Кабардинского полка, а 29-го все войска перешли к Герзель-аулу, где присоединились наши 1-й и 2-й баталионы, бывшие в Ойсунгуре (укр. Гуринское).

В четырех батальонах нашего полка было более 3 тысяч штыков; люди свежие, бодрые, хорошо снаряженные, с генерал-майором Лабынцевым во главе. (Приказа о сдаче полка полковнику Козловскому еще не было, хотя этот уже несколько месяцев командовал.) 30-го мая весь отряди. 12 бат., рота сапер, 350 казаков, 24 орудия, при громадном транспорте с продовольственными и боевыми запасами, до 3000 лошадей, выступил из Герзель-аула вверх по р. Аксаю и в семи верстах, на р. Газеине, ночевал. Движение при беспрерывных остановках и стягивании обоза, по испорченной дороге, не могло совершаться быстрее. В этот день была пустая перестрелка. [106]

Дорога впереди извивалась по узкому гребню, пересекаемая оврагами и глубокими промоинами, впадающими в Аксай; чем дальше, тем лес становился гуще, поляны встречались реже. С вечера 30-го пошел проливной дождь, еще значительно испортивший дорогу. Нужно знать к тому же, что на расстоянии 22-х верст впереди не было ни капли воды и потому начальник отряда предполагал пройти это пространство непременно в один день.

31-го числа, к полудню, отряд прошел вперед только 4 версты. Дождь прекратился и вместе с тем тотчас же показались чеченцы: они преимущественно напирали на правое прикрытие колонны и на арриергард; стреляли с деревьев, из балок, из за корней поваленных чинар, пули жужжали кругом, сверху, снизу, поражая людей и в цепях, и в колонне...

К вечеру отряд сделал еще около 4-х верст до урочища Башиль-Ирзау, потеряв уже 72 человек, выбывшими из строя.

1-го июня, отряд продолжал движение, имея в виду непременно пройти безводное пространство. Авангарду из 1 и-2-го баталионов Кабардинского полка, под командою генерал-майора Лабынцева, приходилось беспрерывно выбивать неприятеля из завалов, устроенных поперег дороги; не менее тридцати этих засек было уже взято штурмом; подвиги Кабардинцев были изумительны. Оставался еще главный завал на урочище Еажалык, защищаемый партиею Шуаиб-Муллы, но и этот взят с геройским самоотвержением; однако победа здесь куплена потоками крови: пал командир 1-го баталиона Кабардинского полка, храбрый подполковник Островский; почти все офицеры авангарда были убиты или переранены. Опрокинутый неприятель бежал. Генерал Лабынцев действовал с присущими ему в критические минуты хладнокровием и мужеством. Командир 2-го батальона, майор Шуляковский, опасно раненый, заменен генерального штаба штабс-капитаном Рыльцевым, который показал себя достойным его преемником. Между тем бой в боковых цепях и арриергарде кипел с прежней силой. В этот день мы имели убитыми и ранеными более 500 человек. Идти далее с таким количеством раненых, для несения которых требовалось по крайней мере 2000 человек, было невозможно, тем более, что в три дня было пройдено только 22 версты, а до Дарго оставалось еще столько же.

Дорогу приходилось беспрерывпо разработывать; саперы гибли [107] под выстрелами; два орудия для своей переправы чрез один овраг потребовали целый батальон и два часа времени... Ночь наступила и ее пришлось провести без воды и корма, стоя на дороге; все были ужасно утомлены. Вскоре мог оказаться недостаток перевозочных средств, потому что лошадей много погибло, а увеличение числа раненых требовало или бросать запасы, или оставлять на жертву людей, не могущих идти. К тому же, с увеличением численности неприятеля, получавшего все новые и новые подкрепления из разных аулов, он мог занять в тылу труднейшие места и преградить обратную дорогу к Герзель-аулу. Благоразумие требовало отказаться от дальнейшего движения и генерал Граббе решился отступить.

2-го июня, отряд начал обратное движение посреди страшного боя, кипевшего в арриергарде, состоявшем из двух Кабардинских баталионов.

Лабынцеву было приказано тронуться только тогда, когда весь отряд, уже вытянется на верх из глубокой впадины, в которой он на походе был захвачен ночью и простоял до рассвета; двум же батальонам Куринцев велено занять те места, где накануне Кабардинцы брали главный завал, чтобы обеспечить движете обозов и раненых в главной колонне.

Едва горцы заметили начало отступления, они окружили войска со всех сторон, как шмели, пуская выстрел за выстрелом из лесной чащи; главную же атаку повели, по обыкновению, на арриергард. Здесь наши 1 и 2-й батальоны, уже очень пострадавшие накануне, явились вполне героями, с презрением смотревшими в лицо смерти и страданиям, которые грозили отовсюду. Отчаянные, ожесточенные, обезумевшие, можно сказать, видя вокруг себя столько крови и торжествуя очевидную победу, чеченцы встретили соперников, не уступавших им ни шагу даром.

На гиканье джигитов, наскакивавших с обнаженными шашками, ответом были картечные выстрелы, «ура» и штыки. Сдвинув папахи на затылок бритых голов, или сняв и засунув их за пояс, засучив рукава, подобрав полы черкесок, чтобы ни что не мешало движениям, рассвирепевшие чеченцы, подобно дикому, хищному зверю, с ловкостью тигра, совершали отчаянные прыжки, кидаясь на цепь, или чуть-чуть удалившегося на шаг от колонны солдата, нанося привычной, ловкой рукой смертельные удары шашками и падая в свою очередь от штыка. Никогда еще [108] горцы не вынесли такого рукопашного боя и с этого дня они хорошо узнали солдат с черными воротниками и синими погонами! ⁴

Отступление арриергарда, по ужасной местности, при необходимости прежде спуститься по тропинке в Кажелыковский овраг, имевший с одной стороны отвесный обрыв, с другой — крутую лесистую покатость, было изумительным подвигом: чрез каждые несколько шагов приходилось останавливаться, отбиваться от неприятеля, опять двигаться, опять останавливаться, делая иногда пять шагов назад и едва столько же вперед. Только такие батальоны, как наши и Куринские егеря, и с такими начальниками, как Лабынцев, могли выполнить трудную задачу, выпавшую им на долю 2-го июня.

В то время когда в арриергарде происходил этот ожесточенный бой, ичкеринцы в одном удобном месте внезапно ринулись толпой в тянувшийся обоз, почти истребили шедшие в прикрытии с правой стороны дне роты, перебили много артиллерийских лошадей, произвели полное расстройство и успели захватить 6 легких орудий. Но командир 3-го батальона Кабардинского полка (бывшего в боковой колонне), подполковник Траскин, и бросился туда, выгнал неприятеля из главной колонны отбил обратно пушки. Горцы, однако еще несколько раз пытались врываться на дорогу в ряды обоза и всякий раз Травкин выбрасывал их штыками назад в лес.

Жар был нестерпимый. Утомление от боя и беспрерывного передвижения без капли воды, доходило до крайности. Травкин, без сюртука и фуражки, бросался впереди егерей на неприятеля, пока не пал мертвым, сраженный несколькими пулями...

Это были ужасные часы! дорога загромоздилась группами людей, лошадей, изломанными повозками, брошенными зарядными и патронными ящиками; неприятель наступал с неистовством; все части более или менее расстроились от потери своих начальников. А в арриергарде Кабардинцы гибли от убийственного огня, хотя и дорого продавали жизнь свою. Была минута, когда, ослабев от жары и жажды, потеряв половину людей, они уже отчаивались удержаться в хвосте и заграждать свободный путь неприятелю в тыл главной колонны; но в это время подоспел полковник Козловский с двумя ротами нашего 4-го батальона, менее других пострадавшего. Это подкрепление ободрило истомленных до крайности людей 1-го и 2-го батальонов, дало [109] возможность сменить цепь и продолжать отступление. Артиллерийская прислуга была почти совсем истреблена, офицеры сами заряжали орудия и картечь без умолку осыпала лес.

Кое как выбравшись наконец из оврага, войска немного стянулись и сделали вид, будто располагаются на ночлег, чтобы обмануть неприятеля, который после дневного боя обыкновенно расходился по ближайшим селениям и хуторам, на отдых, чтобы с рассветом возобновить дело.

Как только совсем стемнело, отряд, побросав в пропасть все излишние тяжести и разместив кое как раненных, в глубокой тишине двинулся далее и к рассвету достиг урочища Башиль Ирзау, никем не преследуемый.

3-го июня с восходом солнца преследование возобновилось, но далеко уже не так упорно, и войска прибыли в урочище Газейн к вечеру. В одном месте только неприятель так сильно атаковал арриергардный батальон Куринцев, что пришлось отрядить подкрепление из батальона Кабардинцев, под командою майора Евдокимова ⁵, бывшего при генерале Граббе временно (ему был поручен батальон после смерти Травкина). Потеря в этот день была уже значительно менее.

4-го июня войска, уже слабо преследуемые, вышли к Герзель-аулу, оставив в руках неприятеля одно полевое орудие и большую часть своих тяжестей.

Потеря наша в течение шести дней была следующая: убито: 2 штаб офицера, 7 обер офицеров и до 500 нижних чинов; ранено штаб и обер-офицеров 57 и нижних чинов до 1300, не считая погибших черводаров, маркитантов и т. п.

Больше всего был расстроен 3-й батальон, так что из него взяли людей для укомплектования остальных и затем отослали в Екатериноград, поближе к штаб-квартире, (в Нальчике) для приведения в порядок пополнением рядов и т. п.

Ичкеринский бой на всегда останется в памяти как один из самых кровавых, эпизодов Кавказских войн, ужасным даже в рассказах. Все горцы торжествовали нашу неудачу...

Шамиль в то время находился в Дагестане, отстаивая против отряда князя Аргутинского Казикумык и стараясь утвердить свою власть в ближайших покорных нам частях Среднего Дагестана.

Когда к нему прискакали посланные от Шуаиб-муллы с [110] известием, что русский отряд идет из Герзель-аула на Дарго, он тотчас с бывшими при нем лучшими конными мюридами бросился чрез Андию к Дарго, где между тем в ужасной тревоге все его семейство, с более ценным имуществом и всеми русскими пленными, были на скоро переведены в Андию; но опоздал одним днем.

Узнав обо всем происходившем, он рвал себе бороду от досады, что все это случилось в его отсутствие с большинством вооруженного населения и что упущен случай истребить отряд русских войск, с самим Граббе, и отомстить за поражение горцев при Ахульго.

Шамиль вполне оценил подвиг Шуаиб-муллы и Уллу-бея, которые с одними ичкеринцами и ауховцами, всего, по самым щедрым расчетам, до полуторы тысячи человек, съумели не допустить отряд до Дарго, и в награду подарил им взятые в Казикумыке два богатые знамени, пожалованные государем казикумыкским ханам в прежние времена за их верную службу.

Из рассказов участников несчастной экспедиции генерала Граббе в Ичкерию, в том числе от покойного графа Николая Ивановича Евдокимова, я знаю, что действительно положение отряда 2 и 3 июня было таково, что если бы кроме местных партий Шуаиб-муллы и Уллу-бея появилось еще две-три тысячи горцев, то могла бы последовать ужасная катастрофа. Были моменты паники в некоторых частях и большое замешательство среди громадного обоза, превратившегося в беспорядочную кучу растерявшихся, обезумевших от страха людей... При отступлении, когда горцы ворвались в колонну и истребили роты бывшие в прикрытии, а нестроевые команды, фурлейты, маркитанты и т. п. люди в паническом страхе бежали от 2-3-х человек, даже от раздавшегося неожиданно лая собак, генерал Граббе сидел на высоте, с которой был виден ужасный хаос, происходивший в лесу, было слышно адское гиканье, вопли, стоны, смешивавшиеся с гулом выстрелов, и, видимо упав духом, даже не мог скрыть слез, проступавших у него на глазах. И не удивительно: он видел гибель многих храбрых, видел неизбежный закат своего положения, своих надежд...

Только малочисленность неприятеля, утомившегося уже в трехдневном бою, и беспримерная стойкость егерей дали возможность отступить без потери всей артиллерии, без пожертвования ранеными и всеми тяжестями; а подойди к чеченцам свежие силы, [111] едва ли это было бы возможно, тем более, что половина артиллерийских лошадей была перебита.

В день прихода в Герзель-аул генерал Граббе отправил в Петербург флигель-адъютанта Скарятина с собственно-ручным письмом к государю, которое привожу здесь целиком:

Всемилостивейший Государь!

Отряд вашего императорского величества, под начальством моим, претерпел неудачу и понес важный урон. Все, от генералов до нижних чинов, вели себя с самоотвержением и готовы каждый на новые труды, но приведение войск, особливо артиллерии, в порядок потребует много времени. Я же, Великий Государь, слагаю голову свою к стопам Вашего Величества.

Сведения о действительной потере нашей еще не могли быть собраны и вслед за сим будут представлены.

Твердость, усердие и присутствие духа, доказанные в самых чрезвычайных обстоятельствах флигель-адъютантом ротмистром Скарятиным, побудили меня избрать его для доставления сей прискорбной вести, до подробного обо всем безотлагательного донесения».

На это граф Клейнмихель, от 20-го июня, отвечал генералу Граббе следующей бумагой:

«Государь Император, 13-го сего июня, получил чрез флигель-адъютанта ротмистра Скарятина, всеподданнейшее донесение вашего превосходительства, о важном уроне и неудаче, претерпенных чеченским отрядом войск, под начальством вашим, в бою противу горцев, а вслед затем, доставлены о сем сведения и от Военного Министра, отряд осматривавшего.

Его Императорское, Величество душевно соболезнуя о храбрых воинах, на бране сей павших, тем не менее изволит видеть и в сем горестном событии, сопровождавшемся всеми трудностями и всеми недостатками, — новое неоспоримое доказательство того непоколебимого всех и каждого мужества и той неустрашимости и самоотвержения, которыми всегда войска кавказские достойно украшались.

Государь Император предоставляет вам сказать отряду, вам вверенному, что Его Императорское Величество благодарит его за службу престолу и отечеству, верную, и в деле ратном славную; и что Его Величество уверен, что каждый из них, одушевляясь примером собратий своих, живот в рядах их положивших, — одушевлен уже новою силою, новым духом [112] возвышенной храбрости и будет стремиться к новым доблестям, — русским войскам всегда обычным.

Отряд чеченский удостоверится таким образом в неизменной милости к нему Государя Императора. Ему не остается более горевать о прошедшем. — Всем и каждому предлежит токмо поспешить своим устройством и изготовиться, с Божиею помощию, к новым подвигам, с надеждою на успех.

В заключение Его Императорское Величество повелеть мне соизволил, удостоверить Ваше Превосходительство в благоволении к вам Его Величества.

Государь вполне уверен, что вы не замедлите соединить силы ваши с трудами и приготовите как наискорее отряд, к верным успехам, при должной осторожности от распоряжений ожидаемых».

В дополнение рассказа об неудачной ичкеринекой экспедиции, нужно еще прибавить интересное сведение, сообщенное князем Ильею Орбельяном ⁶ по освобождении его из плена. С ним вместе, в яме, в Дарго, сидел один молодой чеченец, посаженный за убийство какого то мюрида и ожидавший решения своей судьбы по возвращении Шамиля. Этот человек от своей сестры, приносившей ему хлеб, узнал, что русский отряд идет на Дарго, что все жители отправились ему на встречу, но бывшие в Дарго, в роде караула, около ста человек андийцев отказались идти против русских и вообще андийцы неохотно подчинялись Шамилю и даже ждут с нетерпением русских, чтобы им покориться. С еще большим нетерпением, конечно, ждали и наши пленники, а с ними и арестант-чеченец нашего появления, надеясь получить свободу. Но случилось иначе. Их угнали в Андию, а после отступления русского отряда опять привели в Дарго и посадили в ту же яму, где они выносили голод и лишения, о которых трудно себе составить даже приблизительное понятие. От того же чеченца князь Орбельян вскоре узнал о печальном исходе экспедиции. — «Как можно было идти по такой дороге, говорил чеченец, на которой нет воды, и овраги такие, что даже местные жители очень редко его пользуются. Если бы пошли на Баяни, где везде есть вода, дорога гораздо шире и удобнее, то русские непременно дошли бы до Дарго.

А. Зиссерман.

Комментарии

1. Из готовящегося к печати труда А. А. Зиссермана «История Кабардинского пехотного полка».

2. Хевсуры и кистины населяют горные трущобы в верховьях рек, с обеих сторон главного хребта, и составляют (особенно хевсуры) чрезвычайно оригинальные племена по дикости своих нравов, обычаев, религиозных верований и образу жизни. Я прожил между ними несколько лет и, по возможности, подробно описал их в изданной мною в 1879 году книге: «Двадцать пять лет на Кавказе». — Примеч. автора.

3. Чтобы вполне обеспечить на это время спокойствие в Пшавии и наши сообщения, с Кахетиею были заарестованы многочисленные стада, принадлежавшие жителям этой местности стада были возвращены владельцам в целости, когда экспедиция окончилась. — Примеч. автора.

4. Форма Кабардинского полка. — Примеч. автора.

5. Впоследствии известный генерал-адъютант, граф и проч.

6. Умер от тяжелой раны, полученной б сражении с турками под Баиш-Кадыкларом в 1853 г. в чине генерал-майора, командуя грузинским гренадерским колком. — Прим. авт.

Текст воспроизведен по изданию: Два отрывка из истории Кабарднского пехотного полка // Древняя и новая Россия, № 1. 1881

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info