КАВКАЗСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В 1845 Г.

Кавказская экспедиция в 1845 г.

...В течение двух дней 8-го и 9-го июля неприятель, занимая по-прежнему лежавшие за Аксайским оврагом Белгатойские высоты, обстреливал лагерь наш из 2-х полевых орудий, которые, однако же, не нанося никакого нам вреда, часто должны были сниматься с занимаемой позиции, чрез меткое действие нашей пушечной батареи и конгревовых ракет. Ружейная перестрелка с цепями и в табуне, и кругом лагеря велась беспрерывно. Потеря наша в эти два дня ограничилась в нижних чинах: 2 убито и 20 человек ранено. Ясные дни 6-го и 7-го чисел не долго продолжались, и в ночь с 7-го на 8-е июля повалил туман из Ичкерийских ущельев; сильная гроза после жарких дней разразилась над нашим лагерем при проливном дожде; пронзительный свист свирепствовавшей бури оглашал воздух; часть палаток наших были поднесены порывистым ветром в вышину и повалены. К утру 8-го числа хотя гроза и буря утихли, но дождь продолжал идти во весь день. 9-го июля погода не изменялась во весь же день.

Утро 10-го числа было пасмурно, и мелкий дождь перемежался; неприятельские толпы виднелись по всем высотам крутом нашего лагеря, а главные силы с Шамилем занимали по-прежнему Белгатойские высоты; лес в тылу нашем, на пути сообщения с Андиею находившийся, также занят был неприятелем. Немного за полдень в тылу нашем послышалась перестрелка и показались на Андийских высотах передовые казаки колонны, препровождавшей к нам транспорт с продовольствием. Командовавший этою колонною подполковник Гюлинг остановился на высотах перед входом в Ичкерийский лес. Колонна генерал-лейтенанта Клутенау выступила из лагеря в 4 часа пополудни. Ей предстоял двукратный путь через тот же лес, который был свидетелем упорной битвы с горцами 6-го июля; лес этот опять был занят неприятелем еще с 8-го числа, а с выступлением колонны нашей с Белгатойских высот, направленные туда свежие толпы горцев тянулись по левому берегу Аксая. (Незанятие этого леса составило капитальную ошибку графа Воронцова, давшую возможность нашему противнику стать на наших сообщениях, а нас принудившую прибегнуть к этой погибельной "сухарной оказии", стоившей столько жертв и не доставившей нам ожидаемых сухарей.

Колонна генерал-лейтенанта Клугенау двинулась из лагеря частью по Аксайской долине, а частью по левым высотам, отделявшим лагерь наш от перелесной в Ичкерийском лесу поляны. Соединившись у подъема на поляну, колонна взошла на оную, имев все время лишь незначительную перестрелку с горцами, укрывавшимися по левому берегу Аксая. На поляне найден был оставленный неприятелем лагерь; выждав же здесь, пока стянулись войска, в хвосте колонны находившиеся, начато движение через лес в следующем боевом порядке:

Генерал-лейтенант Клюки-фон-Клугенау в донесении своем о деле 10-го июля пишет: "предвидя трудности, ожидавшие меня на лесистом хребте, лежащем в тылу лагеря (у Дар-го), я принял все зависящие от меня меры (?), чтобы пройти опасное место это со всевозможным порядком (?) и скоростью (?) и избегнуть сколь возможно потери (?)".

Избегнуть сколь возможно потери через скорость марша — дело несбыточное не только против горцев, но и против всякого неприятеля, где каждый шаг необходимо было приобретать оружием; здесь же, по местности, затрудненной самою природою и притом занятой неприятелем в значительных силах, быстрота в движении ни к чему иному не вела, как к большей еще трате в людях, что испытано уже неоднократным опытом в битвах на Кавказе и что не замедлило подтвердиться на деле. (Лично храбрый Клюки-фон-Клугенау уже достаточно показал еще в 1843 г. свою неспособность и нераспорядительность, послужившие главными причинами или одними из главных причин многих катастроф 1843 года и особенно гибели наших многочисленных гарнизонов. Удивительно, как мог Воронцов взять в этот поход совершенно не работавшего головой Клюки и назначить его начальником этой оказии за сухарями, имея генерала Лабынцева, самого надежного себе помощника, наконец, и Пассек, хотя и был горяч, но справился бы лучше. Офицерство подсмеивалось над Клюки, а солдаты, называя его генералом Клуха, мало ему доверяли, хотя и считали храбрым.

Вот подробности несчастных для нас дел 10-го и 11-го июля.

Генерал-майор Пассек с авангардом спустился с поляны в лес, очистил дорогу от неприятеля, засевшего за вновь устроенным им после дела 6-го июля завалом, и с небольшою потерею перешел тот узкий перешеек дороги, который тянется по седловине хребта, предоставлявшей неприятелю все преимущество для обстреливания этого пункта метким перекрестным навесным огнем с боковых высот; Пассек, выбив горцев из-за большого завала, на этом перешейке сделанного, с пехотою поднялся по дороге выше, но орудия авангардные по невозможности переправить их через завал были остановлены им; ведя жаркую перестрелку с неприятелем, авангард остановился на восходившей местности за завалом.

Главные силы с ранеными и вьюками, следуя по дороге по колено в топкой глинистой грязи, образовавшейся от двухдневного беспрерывного дождя, не могли поспешно двигаться, причем увеличивали затруднение идти в порядке и конные грузины, которые в смешанной массе, движимой страхом, спешили пробираться вперед и тем расстраивали ряды пехоты. Генерал Клугенау, видя, что авангард остановился по невозможности переправить через завал свои орудия, вызвал вперед сапер и приказал им срубить завал.

Со своей стороны неприятель по собравшимся на перешейке и подле него войскам нашим, несмотря на усиленное действие нашего картечного огня из двух горных орудий и конгревовых ракет, открыл из-за боковых высот и с вершин деревьев убийственный ружейный огонь; ничего не было слышно, и гром выстрелов с обеих сторон слился в один продолжительный звук. Работая с хладнокровием, саперы в 10 минут срубили завал и тем открыли дорогу для перевоза орудий: авангард, а за ним главные силы с обозом и ранеными выдвигались чрез остальную часть леса. Между тем, на перешейке [51] неприятельский огонь не уставал, но напротив, все более и более увеличивался. Последние вьюки колонны, а также некоторые из раненых проходили чрез лес в беспорядке, предоставленные собственной защите, ибо все войска в главных силах и в цепях быстро выдвигались из леса за авангардом.

Страшная минута вследствие быстрого движения авангарда приблизилась: толпы неприятельские в лесу усиливались прибывавшими вновь, беспорядок в следовании последних наших вьюков и раненых увеличился, и горцы, пользуясь оным, с гиком бросались в шашки почти на беззащитные вьюки и раненых, что могли захватить, то сбрасывали в кручу, а чего не могли — нещадно рубили шашками; проложив же себе таким образом путь чрез наш обоз, неприятель в большой массе занял дорогу и отрезал арьергард. Арьергард наш, уже понесший потерю, в этот момент сильно был тесним с тыла и с обеих сторон. Генерал-майор Викторов, видя себя отрезанным и окруженным неприятелем со всех сторон, мужественно пробивался чрез неприятельские толпы, и уже рождалась надежда восстановить сообщение, как сильно раненный Викторов повержен был на землю; беспорядок за сим дошел до крайней степени: два орудия наши арьергардные, потеряв почти всю прислугу и лошадей, сделались неподвижными машинами и при общем движении арьергарда в разные стороны достались неприятелю, который немедленно сбросил их в кручу; завладев орудиями, горцы усилили натиск на арьергард и спереди, и с тыла; смятение в войсках нашего арьергарда увеличилось, и ими овладел панический страх: никто уже не думал защищаться, всякий бежал в жалком намерении спастись бегством; так Викторов, поверженный на землю и не имея сил сам подняться, несмотря на просьбы и обещания наградить того, кто бы его взял, оставлен был в добычу неприятелю и тут же им изрублен.

Клугенау, находившийся в это время у авангарда, быстро выдвигавшегося из леса, осведомясь о потере арьергардом своих орудий, приказал адъютанту своему капитану Ключареву с пехотною ротою следовать обратно в лес для подания помощи арьергарду и вместе с тем остановил авангард, коего головные части вытянулись уже к опушке леса, вдоль которой на поляне расположена была колонна, пришедшая из Андии с транспортом продовольствия. Поручив Пассеку распоряжаться на месте боя, Клугенау, не руководя движением, отбыл к [52] колонне полковника Гюлинга и расположился там для отдохновения.

Ключарев, возвратившийся уже раненым, известил, что хотя неприятель частью отбит, но потерянные нами орудия спасти никоим образом не было возможности, ибо и прислуга и лошади все перебиты. Войска же наши, в арьергарде следовавшие, сопротивляясь на каждом шагу отчаянным нападениям горцев, проходили лес, исключая молодцев Кабардинцев, в величайшем беспорядке; день клонился к вечеру, когда авангард, занимая опушку леса, встретил некоторые части из арьергардных войск, а последние из них успели пробиться и соединиться с авангардом к 10 часам вечера. Оставив опушку леса в своих руках, Пассек занял впереди лежавшую поляну и вправо берег оврага, примкнув хвост к голове колонны, из Андии пришедшей. Перестрелка ружейная не умолкала далеко за полночь.

Потеря двух орудий и большого числа людей (до 400 человек), смерть Викторова и некоторых еще из частных начальников, потеря обожаемого солдатами командира 2-го батальона Кабардинцев полковника Ранжевского раненым, недостаток в снарядах и патронах, недоумение и едва ли не совершенная потерянность Клюки-фон-Клутенау, пославшего между тем 7 охотников лазутчиками с известием в лагерь у Дарго о затруднительном положении колонны, — все это не могло не произвести дурного влияния на войска, кои, упав духом и потеряв уверенность в одержании над неприятелем верха, должны были на другой день тем же путем следовать в Дарго на соединение с отрядом.

Ночь с 10-го на 11-е число, освещенная полным сиянием луны, прошла в сдаче раненых и приеме провианта: порядка и здесь соблюдено не было: выдача провианта произведена была в несколько раз, так что войска, утомившиеся 6-часовым кровопролитным боем, едва имели к утру несколько часов для успокоения своего сном.

Неприятель во время ночи, занимая лес и перелесную поляну, провел в дележе значительной добычи, приобретенной от нас в деле 10-го числа, а стук топора и шум падающих деревьев давали знать, что горцы вновь устраивают на дороге завалы. Малые толпы их, прибывавшие в лес во всю ночь и утром 11-го числа, значительно увеличили неприятельские силы. [53]

В лагере нашем у Дарго, уменьшившемся в числительности своей, главнокомандующий для предупреждения нечаянного нападения, если бы таковое предпринял неприятель в ночь с 10-го на 11-е число, приказал, чтобы люди все без исключения были одеты и спали бы вне палаток у ружей пошереножно, дабы таким образом на случай тревоги весь оставшийся отряд был в готовности стать в ружье; кавалерии иметь ночью лошадей оседланными и равномерно быть готовой сесть на коней. Войска на фасах лагеря для уравнения боевой силы частью перемещены, а для командования назначены особо фасные начальники.

В 8 часов утра 11-го числа колонна, препровождавшая нам продовольствие, отошла обратным путем к Гагатлю, а вслед за тем три известительных ракетных сигнала взлетели для подания знака в лагерь у Дарго о нашем движении. Войска, разобрав остатки провианта, по приказанию начальника, "на ура", что не обошлось без ссоры, стали сниматься с позиции и строиться для прохождения в третий раз этого рокового для нас леса.

Войска выступили в следующем порядке:

Стрелки Кавказского батальона размещены по протяжению цепей.

Три роты Навагинского батальона размещены между обозами, состав коих против вчерашнего числа увеличился присоединением маркитантов и порционного скота.

В арьергарде, под командою раненого накануне полковника Ранжевского, находились:

2-й батальон князя Чернышева полка, две роты Апше-ронцев и рота сапер.

Передовые войска, имея над собою храброго и любимого начальника в лице генерал-майора Пассека, воодушевились героизмом; твердость и уверенность на победу не замедлили поселиться в их рядах; распевая песни, они весело глядели на [54] ходившего между ними Пассека. Веселость их прервана была внезапно ссорою, возникшею между генералами Клюки-фон-Клугенау и Пассеком за какое-то распоряжение в приготовлении к бою без ведома первого. К счастью, приближалось время к движению, и Пассек, подойдя к авангарду, скинув шапку и перекрестясь, громко возгласил: "Благослови, Господи", что отозвалось и в рядах войск, а вслед за тем послышались его же слова: "марш, ребята. Бог не возьмет — свинья не съест".

В 10 часов утра войска двинулись, и через 5 минут бой возымел свое начало.

1-й батальон Люблинский, которого батальонный командир подполковник Кривошеин убит был накануне, под командою адъютанта князя Паскевича, ротмистра Николая Беклемишева, имея впереди несколько пеших грузин, вдвигался в лес; за ним следовали: рота сапер и рота Навагинцев с двумя орудиями. Пройдя шагов 100, передовые войска, встреченные из-за устроенного вновь ночью поперек дороги завала сильным ружейным огнем, остановились; два картечных выстрела из орудий наших понудили горцев оставить завал, и авангард следовал далее. Так начался бой, продолжавшийся за сим более 6-ти часов с невыразимым упорством и ожесточением, и представил собою ужасную картину кровопролитной резни.

Люблинский батальон в голове и за ним прочие войска авангарда, не встречая на дороге горцев, быстро подавались вперед под сильным перекрестным огнем неприятеля, занявшего в больших силах боковые высоты и овраги, и, пройдя таким образом до перелесной поляны три четверти протяжения дороги по лесу, авангард остановлен, дабы дать возможность стянуться обозу и арьергарду.

Цепи наши, в то же время занимая, где дозволяла местность, боковые высоты, а где нельзя было, следуя вместе с войсками по дороге с неумолкаемым треском ружейного огня, выдвигались за авангардом; потеря людей в обеих цепях делалась ощутительною, пары редели; сбить неприятеля не было возможности, ибо горцы 11-го числа, собравшись едва ли не вчетверо более противу нашей колонны, заняли неприступные места и вершины деревьев по всему протяжению и с обеих сторон лесистого хребта, чрез который пролегает дорога, и на занятых ими местах оставались во все время боя; цепи же наши, двигаясь вперед и движением сим люди себя открывая [55] неприятелю, падали на месте, поражаемые нередко многими в один раз неприятельскими пулями.

Остановив авангард, не выходя из леса, Пассек отправился сам назад, дабы следить за движением обоза и арьергарда и ожидать приказания, когда будет время тронуться авангарду.

Так истек час времени после вступления нашего в лес; между тем, ясное небо утреннего дня покрылось облаками, и дождь начинал падать; впереди предстоял трудный переход через заболотившуюся часть дороги; неприятель в этот момент слабо перестреливался с авангардом, но нельзя было не ожидать, чтобы на остальном пути чрез лес к полям он дозволил бы следовать, не налегая сильно на нас.

Неприятельская партия, наблюдавшая за движением колонны подполковника Гюлинга, отошедшей по направлению к Гагатлю, услышав позади себя начавшийся бой в лесу, немедленно повернула назад и приняла участие в деле противу нас.

Около часу употреблено времени, чтобы стянуть в лесу вьюки и арьергард; беспрерывные перекаты ружейных выстрелов в тылу авангарда не умолкали и многие жертвы пали при прохождении описанного 10-го числа перешейка в седловине хребта и в других более открытых неприятелю местах. Около же часу и авангард простоял, не двигаясь вперед. Пассек, возвратившийся к авангарду, объявил, что вьюки и арьергард скоро стянутся, что потеря хотя уже и есть между ними, но не так значительна, какой нужно было ожидать по превосходству неприятеля над нами; потом Пассек благодарил авангард за успешное движение по пройденной части леса; ему отвечали громким и искренним "ура", вовсе не думая, что несколько только минут нужно, чтобы не стало храброго. Поделившись сухарем и трубкою, все мы и с нами Пассек прилегли на дороге в лесу, в ожидании приказания идти вперед.

Неприятель, приобретя накануне в добычу и несколько сигнальных наших рожков, мог легко ими воспользоваться для подания сигналов, не соответствующих распоряжениям движения нашего, а потому на 11-е число извещательных знаков сигнальными трубами отдавать запрещено и исполнять все не иначе, как по словесным приказаниям своих начальников.

Несколько минут прошло в раздумье, что готовит для нас неприятель впереди, как головной Люблинский батальон без приказания двинулся вперед и стал подходить к тому месту [56] дороги, которое затоплено было глиною и где притом неприятель, готовя для нас решительный удар, воспользовался минувшей ночью и навалил на этом месте на протяжении до 30 сажен груды обнаженных и страшно изувеченных наших человечьих и конских трупов, доставшихся в его руки после дела вчерашнего числа; составив таким образом небывалый доселе завал из трупов и заняв боковые по сторонам высоты и местность впереди завала на полуружейный выстрел, горцы открыли убийственный по Люблинцам огонь, лишь только они вступили на этот страшный завал. Никакая сила не могла уже удержать Люблинцев; они, по колено в глине, топча трупы своих товарищей, стремились достигнуть поляны, поражаемые смертоносным огнем; командовавший батальоном ротмистр Беклемишев, перерезывая себе дорогу чрез батальон, тщетно старался остановить Люблинцев; они его не слышали, а может быть, и не хотели слушать от незнания лица, им приказывавшего остановиться, ибо Беклемишев, как выше сказано было, принял начальство над Люблинским батальоном утром 11-го числа перед боем. Часть сапер, следовавших за головным батальоном, также устремилась за Люблинцами к поляне.

Между тем, генерал-майор Пассек, остановив саперов сколько было можно, приказал им расчищать дорогу от трупов в предположении, что головной батальон, миновав завал, остановится, но сделалось иначе: Люблинцы, перейдя по трупам чрез завал, вышли на поляну и таковым движением открыли неприятелю дорогу, который, заняв ее немедленно, с ожесточением бросился в шашки на работавших сапер; передние саперы, не успев защититься, тут же были срублены, находившиеся же сзади оставили работу и приняв отчаянных горцев в штыки, сбросили их частью в овраг, а частью за завал. Таким образом сообщение с головным батальоном было прервано, и неприятель, оставаясь в оврагах и за завалом, открыл по саперам смертоносный огонь.

Чрез опыт неоднократных битв, с честью для русского оружия над горцами одержанных в разное время, Пассек свыкся с мыслью, что в подобном разе лишь решительный натиск с нашей стороны мог остановить отчаянного неприятеля, а потому, не видя иного средства к прогнанию горцев с дороги, как идти напролом, собрал роту Навагинцев и с нею лично сам бросился вперед. Навагинцы не тотчас последовали, а Пассек, находясь впереди почти один, пал, смертельно пораженный [57] пулею. Клугенау, прибыв в это время к авангарду, видел, как не стало того, который до последней минуты был и грозным, и верным бичом горцев. Навагинцы остановились.

Неприятель, видя нерешительность с нашей стороны, усилил ружейный огонь, а толпы его, выбегая на дорогу с правой стороны, с гиком бросались в шашки; атаки эти хотя и стоили значительных для нас потерь, но горцы были каждый раз отражаемы при помощи Навагинских рот, над коими начальство принял сам Клугенау.

Более получаса прошло, пока прогнанный с дороги неприятель дал возможность восстановить сообщение с головным батальоном, который, между тем, вместе с грузинами частью занял цепь по оврагу, опоясывавшему перелесную поляну, и удерживал неприятеля, стремившегося овладеть поляною; другая же часть Люблинцев, собранных Беклемишевым, введена была им обратно в лес навстречу к остановившимся войскам за завалом. В этот критический для нас момент в патронах и снарядах оказывался недостаток; боковых цепей на некоторых местах уже совсем не было, и горцы, поражая почти беззащитные наши вьюки, успели завладеть многими из них; отважность их доходила края границы: некоторые из более отчаянных, засев в оврагах у дороги, схватывали за ноги и вожатых, и вьючных лошадей, и порционный скот и сбрасывали их в овраги; беспорядок в обозе увеличивался до крайней степени.

Арьергард наш, сильно теснимый неприятелем, истратив притом все почти патроны и потеряв храброго начальника своего, продолжавшего с носилок и дважды раненного, распоряжаться, (полковник Ранжевский в одну из схваток с неприятелем был убит) должен был выдерживать отчаянные и неоднократные атаки горцев, почему и не имел возможности прикрыть с боков обоз наш. Выдерживая хладнокровно и мужественно отражая неприятельские атаки и пренебрегая неумолкаемым перекрестным ружейным огнем, Кабардинцы не терялись: они были храбрые товарищи Егерей, так славно ознаменовавшихся 14-го июня на Азалских высотах; видя у себя недостаток в патронах, Кабардинцы камнями и штыками удерживали и опрокидывали горцев, взбиравшихся на дорогу по фланговым оврагам.

К сожалению, нельзя не упомянуть, что некоторые из арьергардных войск, как равно оставшиеся вооруженными [58] при вьюках, видя страшный беспорядок и лишась, может быть, надежды на спасение, предались грабежу; вместо того, чтобы быть защитою обозу, они сами прокалывали бурдюки штыками, упивались вином без меры, грабили казну и вещи, и в свою очередь падали, поражаемые в беспамятстве пулями и шашками неприятельскими.

Вот положение, очерченное, может быть, еще слабо, в сравнении с тем, в каком находилась колонна, не двигаясь вперед более получаса времени.

Но что может сравниться со смятением, наступившим за сим? Неприятель, сброшенный передовыми Навагинскими ротами в овраги, занял там места на полуружейный выстрел от дороги и смертного из трупов завала; войска наши подвинулись вперед к завалу и, чтобы переправить через него орудия, начали скидывать трупы в овраги. Едва только в середине вьюков заметили, что завал очищен от неприятеля и началось движение вперед, как спешенная грузинская кавалерия, раненые, вьючные лошади, порционный скот с их вожатыми и все безоружные, бывшие вне строя, бросились на дорогу плотною массою и в страшном беспорядке. Тщетно генерал Клугенау своими же штыками хотел остановить эту толпу — многочисленность ее опрокинула все, что было впереди, и, увлекши с собою большую часть Навагинцев, бросилась к поляне, поражаемая смертоносным неприятельским огнем, а на едва очищенном завале образовала собою груды сваленных один на другой новых трупов. Клугенау, как в донесении своем упоминает: "потеряв в эту страшную минуту всю надежду спасти остальные два орудия, коими овладеть неприятель беспрестанно покушался", увидев две Люблинские роты, следовавшие, как выше сказано было, с Беклемишевым обратно в лес, и приказав Люблинцам остаться при орудиях, отправился сам вперед и после величайших усилий успел пробиться сквозь беззащитную массу, приведенную в движение одним страхом, и выплел из дефиле на перелесную поляну.

Погода становилась все хуже и хуже; хотя в пылу боя холод и не был чувствителен, но частый и довольно крупный, беспрестанно увеличивавшийся дождь значительно уже вымочил всех. Бой не ослабевал.

Главнокомандующий в лагере у Дарго, слыша сильно завязавшееся сражение в лесу и видя новые толпы неприятельские, непрерывною нитью тянувшиеся от Белгатоя по левым высотам Аксая к месту боя, отрядил в подкрепление сражающимся [59]: 1-й батальон князя Чернышева полка и сводный батальон из рот 3-го Люблинского и 3-го Навагинского батальонов с частью Кавказских стрелков и пешей грузинской милиции. Кроме того, часть кавалерии направлена была в Аксайскую долину для занятия правого берега Аксая.

Из войск, присланных к нам в помощь, только 1-й батальон Кабардинских Егерей (князя Чернышева) под начальством майора Тиммермана подоспел вовремя и показался вместе с грузинами на перелесной поляне около 2-х часов пополудни.

Генерал Клутенау приказал майору Тиммерману, прибывшему с Кабардинцами, идти с батальоном густыми цепями в лес и особенному его попечению вверил оставшиеся там орудия, которые по случаю большой убыли в людях, их прикрывавших, слабо уже были защищаемы, а под одним из них подломался лафет. Обоз наш выходил небольшими частями на поляну, все еще обстреливаемую горцами из окрестных оврагов.

Движение 1-го батальона Кабардинских егерей навстречу оставшихся в лесу частей колонны нашей восстановило неравный бой с многочисленным неприятелем; обозы ускорили свое следование по лесистому хребту, а за ними и арьергард, сильно теснимый горцами с тыла, подошел к завалу, у которого оставались наши орудия. Храбрый штабс-капитан Фохт, раненный в грудь, с остатками своей 2-й саперной роты, подоспев к орудиям, втащил их на руках на поляну. Между тем, Кабардинцы 1-го батальона, торопившиеся навстречу к своим товарищам и однополчанам 2-го батальона, оттеснили горцев от дороги и сим много способствовали прохождению наших остатков через лес. Что же касается пришедших в помощь грузин, то они, встретившись на поляне со своими земляками, начали с ними обниматься, и почти никто из них не принял участия в оканчивавшемся бою в лесу. Другой батальон и стрелки, отправленные в подкрепление, соединились с нами на скалистом спуске в Аксайскую долину.

В 5-м часу пополудни, среди тумана и проливного дождя, авангард колонны стал спускаться с поляны в Аксайскую долину; дорога по скалистому спуску или, точнее сказать, тропинки по оному до того испортились дождем, что не только легко раненные, но и те, которые вышли из боя целыми, опираясь ружьями и палками, с трудом могли сходить по спуску, склоняющемуся не менее 45°; трудно же раненные, равно как [60] и тела убитых, положены были на лубки, оставшиеся на поляне от неприятельского лагеря, и с помощью веревок, платков, древесных прутьев и всего, что было под рукою, привязанных к концам лубков, раненые на таковых носилках спускались с ужасными страданиями от беспрерывных скачков по крутому и скалистому спуску. На одном из описанных лубков, по приказанию начальника колонны, казаки тащили тело Пассека, но при спуске от неосторожности останки храброго соскочили с лубка и упали в глубокий и отвесистый овраг, из которого уже никаким способом нельзя было поднять труп для отдания и последней слезы, и последней чести геройски павшему и любимому всеми начальнику.

Раздел приобретенной от нас добычи в лесу привлек туда многочисленные толпы горцев, а потому лишь малые их части и преимущественно из не успевших принять участие в деле обеспокоивали колонну нашу на пути следования по спуску и в Аксайской долине.

Пока по спуску сходили авангардные войска, до тех пор соблюдался порядок, но как скоро очередь дошла до вьюков и грузин, страшный беспорядок воцарился; опять эта масса, стремясь скорее в лагерь, сталкивала шедшую по дороге пехоту, а усилия последней к отклонению беспорядка и здесь оказались тщетными. Начальников не было. Генерал-лейтенант Клугенау находился на перелесной поляне, а когда более половины войска следовало по спуску, проехал между ними вперед, не обратив внимания на беспорядок, который затем еще более увеличился; дорогу на спуске заняли: обоз, раненые и грузины; пехота же, приняв вправо, следовала чрез овраги с неимоверными затруднениями и с отсутствием всякого строя; неизвестно, был ли кто из людей жертвою при этом случае, но что касается лошадей и вьюков, то некоторые из них, сброшенные в толкотне в овраги, по невозможности вытащить оттуда, оставлены были в добавок добычи, доставшейся неприятелю сего числа.

К 7-ми часам вечера генерал-лейтенант Клугенау с передовыми войсками подошел к лагерю нашему у Дарго и тотчас же явился к главнокомандующему... К 9-ти часам и вся колонна мало-помалу стянулась в лагерь. (Что за разговор происходил у Воронцова с Клюки, остается неизвестным, но только с этого времени Клюки сходит со сцены навсегда. Очевидец событий, невоенный, состоявший при графе Воронцове барон Л. П. Николаи, в своих воспоминаниях говорит: "Клюгенау в этот день не обладал спокойствием и хладнокровием и был потрясен".) [61]

Потеря в два дела 10-го и 11-го июля была весьма значительна с нашей стороны и простиралась убитыми: генералов — 2, штаб-офицеров — 3, обер-офицеров — 14 и нижних чинов — 446; ранеными большей частью тяжело и по нескольку раз: обер-офицеров — 34, нижних чинов — 715; контужеными: обер-офицеров — 4 и нижних чинов — 84; и без вести пропавших 122 человека нижних чинов. (Официальный источник (Кавк. сборник, поход 1845 г.) указывает некоторые другие цифры, например: раненых обер-офицеров -32 и нижних чинов - 738, но не показывает вовсе 122 пропавших без вести.

Вообще же: убиты генералы - Викторов и Пассек, полковник Ранжевский, командир Навагинского батальона подполковник Сервирог, обер-офицеры - 2 нижеуказанные Куринца, генерального штаба капитан Корсаков, Апшеронцы - прапорщик Дымовский, адъютант Клюки ф. Клюгенау - капитан Ключарев и поручик артиллерии Баумгартен.

Между ранеными Кабардинцами обер-офицерами отметим: капитанов Краузе и Дурова, прикомандированного л.-гв. Гренадерского полка Козлянинова и прапорщика Геймана (известного впоследствии генерала и героя в войну 1877-1878 г.г.) и между Апшеронцами: подпоручики Кащиев и Астафьев и 9 Куринцев показаны ниже. Насколько велики и чувствительны были потери видно, между прочим, из потерь только в 3-х ротах Куринцев: убиты - капитан Пасьет, подпоручик Клименко и 42 нижних чина; ранены капитан Донейко, адъютант генерала Будберга, прикомандированный к полку капитан Колюбакин (Николай Петрович, впоследствии Эриванский губернатор, известный под именем "немирного") и капитан Ушаков, поручики Булгарчик и Швачейнин, прапорщики Мерклин, Скроцкий, Лабезников, Бардаченский и 93 нижних чина; итого потеря только в 3-х рогах была в 11 офицеров и 125 нижних чинов.

Две роты Кавказского стрелкового батальона потеряли: раненым поручика Новицкого и нижних чинов: убитыми -34, ранеными- 16 и без вести пропавшими - 7 человек. Б. Колюбакин.)

Несмотря, однако ж, на большой наш урон, неприятель также понес немалую потерю, как по уверению о том лазутчиков, так равно мы и сами были свидетелями, как падали трупы горцев в рукопашной резне, восстановлявшейся в разных пунктах и беспрерывно.

С возвращением в лагерь колонны генерал-лейтенанта Клугенау, главнокомандующий, удостоверившись на деле, что доставление необходимых для отряда продовольственных и военных запасов чрез лес, лежавший в тылу нашего лагеря у Дарго, и единственный путь сообщения с Андиею, если и допустить возможным, то потери, с какими может быть сопряжено [62] следование транспортов каждый раз чрез лес, слишком будут чувствительны, а потому предположил: двинуть отряд из Дарго вперед, сбить Шамиля с позиции, когда-то занятых нами Белгатойских высот, и оттуда предпринять движение чрез Ичкерийские леса по направлению к Герзель-аулу, укреплению нашему на линии: 12-е июля назначено для отдыха, раздачи провианта, пополнения патронов, уравнения рядов в ротах и назначения частных начальников вместо убитых и тяжело раненных. 12 июля назначалось днем выступления отряда.

Четырем эшелонам, оставленным на пути сообщения нашего: в Андии, за перевалом у Андийских ворот, в Мичикальском урочище и у перевала Кырк, сосредоточиться к последнему и поступить в команду генерал-лейтенанта князя Бебутова, причем на обязанность князя Бебутова возложено, по усмотрению его, вывести войска эти из долины у перевала Кырк и расположить в удобном месте по правому берегу Сулака, где оставаться в сборе впредь до особых приказаний. Распоряжение о сем послано было с лазутчиками 12-го числа к ближайшему эшелонному начальнику подполковнику Бельгарду, находившемуся в Андии, в Гагатлинском редуте.

При раздаче принесенного колонною генерал-лейтенанта Клюки-фон-Клугенау продовольствия оказалось, что такового вместо 6-дневной пропорции доставлено было не более, как на 1 1/2 суток, ибо значительная часть сухарей, во время боя 11-го числа находившаяся на людях в мешках, как тяжесть была сброшена в лесу, а также много сухарей пропало с убитыми и нагруженных на лошадей, которые отбиты были горцами.

Во внимание сего и не имея уже в виду подвоза продовольствия, пока отряд не выдвинется на линию, главнокомандующий, усилив дачу войскам мясной и винной порций, приказал подтвердить по отряду, чтоб люди берегли сухарь.

Озабочиваясь также пополнением частей, уменьшившихся в своей числительности в течение двухдневного 10-го и 11-го чисел боя, главнокомандующий приказал укомплектовать их так, чтобы в каждом батальоне роты были составлены из одинакового числа всех чинов; а вместо убывших командиров частей назначить других, по усмотрению ближайших начальников. Отдавая сии приказания, граф Воронцов вменил в обязанность прочесть пред ротами приказ его о делах 10-го и 11-го чисел следующего содержания: [63]

"Вчерашнего дня (10-го июля) колонна, посланная отсюда под командою генерала Клугенау за сухарями для отряда, пострадала от сильного нападения неприятеля в лесу; мы потеряли двух достойных начальников, значительное число офицеров и нижних чинов. Вы все старые и добрые солдаты. Вы знаете, что в войне бывают иногда обстоятельства трудные; тогда-то и надобно показать настоящему хорошему воину, что он остается бодр, смел и весел. Все у нас будет хорошо, но надобно, чтоб каждый офицер, унтер-офицер и рядовой показал то усердие и ту неустрашимость, которыми русские всегда славились и которые всегда вас отличали. Помните, что неприятели наши — подлецы и всегда вас боятся и русских штыков. Я на вас надеюсь, как на каменную гору, и мы скоро возвратим вчерашнюю потерю".

Ночь с 11-го на 12-е июля прошла спокойно, а слабо освещенное утро 12-го числа застало нас в приготовлениях к похоронам убитых товарищей наших третьего дня и вчера; тихо было в лагере русских, и лишь раздавался заунывный возглас священнослужителей: "Вечная память воинам, переселившимся в горние пределы". Войска пали духом — причинами тому были как понесенные ими потери в бою 10-го и 11-го чисел, так и недостаток в съестных припасах. Но вот их собирают для прочтения приказа главнокомандующего, и лишь услышали они последние слова; "я на вас надеюсь, как на каменную гору, и мы скоро возвратим вчерашнюю потерю", как прежняя бодрость и самонадеянность на одоление врага сменили общее уныние, а вслед за тем личное радушное приветствие главнокомандующего каждой части войск, лагерь составлявших, заставило нас совершенно забыть и о потерях, и о недостатках жизненных. Веселые песни раздавались по всему лагерю, а музыканты у ставки графа до позднего вечера вторили им. Между тем, приготовления к походу не выходили из своей очереди и прерывались лишь изредка пушечною канонадою в ответ Шамилю на выстрелы его артиллерии, которая и сего дня, подобно как во все предшествовавшие дни расположения отряда у Дарго, не нанесла нам никакого вреда, кроме небольшого числа раненых лошадей осколками гранат. Ночью же каждый день Шамиль увозил орудия к своей ставке, далеко отстоявшей от нашего лагеря.<...>

Текст воспроизведен по изданию: Поход гр. М. С. Воронцова в резиденцию Шамиля Дарго и "сухарная экспедиция" (1845 год) // Россия в Кавказской войне. Вып. 2. СПб. Журнал "Звезда". 1997

© текст - Лисицына Г. Г. 1997
© сетевая версия - Трофимов С. 2008
© OCR - Ibicus. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Звезда. 1997

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info