-

СНЯТИЕ СРЕДНИХ УКРЕПЛЕНИЙ ЧЕРНОМОРСКОЙ БЕРЕГОВОЙ ЛИНИИ.

К числу многих прекрасных дел нашего флота и армии, в настоящую войну, можно причислить быстрое снятие гарнизонов шести укреплений, восточного берега Черного Моря. Укрепления эти, предназначенные для прекращения постыдной торговли невольниками и подвоза военной контрабанды Горцам, до 1838 и 1839 гг. были земляные, а впоследствии, кроме двух, возведены каменные, для Горцев, не имеющих артиллерии они были неприступны. Вход соединенного Англо-Французского флота в Черное Море совершенно изменил их военное значение.

В последних числах Февраля последовало Высочайшее повеление — гарнизоны снять, орудия заклепать, а укрепления, со всем казенным имуществом, уничтожить; — спасая только людей. Для исполнения сего предписания начальник Черноморской Береговой Линии, Вице-Адмирал Серебряков, прибыл 24 Февраля, на Кавказском пароходе “Молодец”, в Новороссийск, куда предполагалось свезти гарнизон снимаемых укреплений. На другой день перейдя из Новороссийска в Геленджик, начальник линии нашел только что прибывшие туда из Керчи Кавказские же суда: [39] пароход “Боец”, паровую шкуну “Аргонавт”, транспорты “Бзыбь”, “Гостогай”, “Мамай” и “Кодос”. Вскоре ветер, до этого времени умеренный, задул с большею силою от SW; суда отдали по другому якорю. На море развело большое волнение и хотя, 27 числа ветер стих, но зыбь была велика. Перейдя в этот день в Новороссийск, начальник линии встретил там три парохода, пришедшие накануне из Севастополя: “Крым”, под флагом Контр-Адмирала Панфилова, “Херсонес” и “Одесса” ¹; туда же прибыли Кавказский пароход “Могучий” и транспорт “Цемес”.

Большой прибой, в особенности сильный у средних укреплений, где берег совершенно открыт, заставил отложить начало экспедиции до 3 Марта. В четыре часа утра этого числа, пароходная эскадра снялась с якоря, зашла в Геленджик, где каждый пароход взял на буксир по одному транспорту, исключая пароход “Молодец” имевший на бакштове две кочермы (небольшие турецкие купеческие суда). Таким образом, эскадру составляли шесть пароходов, пять транспортов и паровая шкуна.

Погода стояла хорошая; море слегка колыхалось от опадавшей зыби, и едва заметное маловетрие от SO, местами рябило его светлую поверхность. В двенадцатом часу подошли к Новотроицкому укреплению. По росписанию судов, сюда был назначен транспорт “Кодос” с паровою шкуною “Аргонавт”; снятие же укрепления было поручено начальнику артиллерии Черноморской Береговой Линии, Генерал-Майору Кишинскому. Вслед за объявлением гарнизону Высочайшей воли, приступлено было к работе, на основании инструкции Начальника Линии.

Весь гарнизон, разделенный на две главные части, охранительную и рабочую, выполнял приказания своих начальников с [40] примерным усердием и самоотвержением. Первую часть развели по укреплению и по орудиям для отражения нападения горцев, если б они вздумали это сделать. Новотроицкое снималось первым, а Горцы не успев собраться, не мешали нашим войскам. Рабочая часть гарнизона была разделена, в свою очередь, на две половины: из них первая занималась перевозом на пристань вещей, назначенных к сохранению. Ротная канцелярия (гарнизон состоял из трехсот человек), патроны, малые медные орудия, сухарной провиант по числу людей на пять дней, небольшое количество частного имущества и наконец семейства чинов, служивших в укреплении, — все это было немедленно собрано на берегу, и оттуда перевозилось на суда. Походная церковь была погружена на суда вся, даже успели снять и перевезти на транспорт колокола; самое же здание церкви приказано было оставить неразрушенным, — “Бог покарает того, кто коснется храма Господня нечестивою рукою” — было сказано в инструкции. Другая часть, второй половины гарнизона, составляла зажигательную команду; она раскладывала в разных частях зданий провиант, мундирные материалы и вообще все казенные запасы, назначенные к истреблению. Порох рассыпали в известных местах крепости, часть его потопили, а часть оставили для взрыва порохового погреба. Углы палисада и деревянных построек были обложены хворостом, сеном, соломою и тому подобными удобовозгорающимися веществами.

Когда все работы были кончены и вторая половина гарнизона отступила на берег, перенеся с собою больных нижних чинов, тогда гальваническим приводом, взорвали полевые мины и каменометные фугасы, которые были устроены при этом земляном укреплении. В то же время заклепали орудия, отбили у них цапфы и винграды, и изломали колеса станков. Гарнизон, в полной походной амуниции, отступал в порядке на пристань, откуда к полуночи все были перевезены на транспорт и на шкуну. Перед отправлением последней шлюпки зажгли палисад укрепления и все [41] деревянные постройки. Засвежевший с вечера ветер, усилился до того, что суда отстаивались на двух якорях, но, не смотря на это важное затруднение, работа шла не прерываясь и без замешательства. Забрав всех людей, транспорт и шкуна снялись с якоря, и, при свежем ветре, вошли в Геленджик, где выгрузили благополучно войска, назначенные для усиления этого пункта.

Оставив шкуну “Аргонавт” и транспорт “Кодос” у Новотроицкого, начальник линии, с остальными судами, пошел к следующим укреплениям. Миновав Тенгинское, которое предполагалось снять на возвратном пути, эскадра в шестом часу по полудни была на высоте Форта Вельяминовского. Подведя как можно ближе к берегу транспорты “Цемес” и “Мамай”, и высадив начальника второго отделения Черноморской Береговой Линии, Генерал-Майора Вагнера, которому поручено было распоряжаться при снятии этого форта, пароходы, с двумя оставшимися транспортами, подошли в одиннадцатом часу к форту Лазарева. Здесь точно так же оставили один транспорт (“Гостогай”) и состоящего по особым поручениям при начальнике линии, майора Цакни, который должен был приготовить форт к снятию. В обоих последних пунктах приказано было погрузить на транспорты вещи, назначенные к перевозу, приготовить к уничтожению все постройки пожаром и взрывами, гарнизон же начать грузить тогда, когда будут возвращаться наши пароходы, с тем, чтоб в случае неблагоприятного ветра, или каких-либо других причин, пароходы могли взять транспорты на буксир.

При Головинском Укреплении оставили последний транспорт “Бзыбь”, и при нём пароход “Боец”. Инженерному Подполковнику Нату, которому поручалось снять это укрепление, приказано было, окончив все работы, погрузить людей на остальные суда, и взорвать все постройки; судам же, со снятым гарнизоном, следовать в Новороссийск.

Распределив таким образом транспорты и пароход для снятия [42] всех укреплений вдруг, начальник Черноморской Береговой Линии, с оставшимися у него пятью пароходами, подошел 4-го числа, в четыре часа по полуночи, к последнему, снимаемому гарнизону форта Навагинского. Пять пароходов, составлявших главную силу эскадры, Начальник Линии держал соединенно, для того чтоб ими первыми можно было встретить неприятеля, которого по всей вероятности, надобно было ожидать с юга, по этому все пароходы подошли к Навагинскому, самому южному из снимаемых пунктов, хотя для принятия гарнизона назначались только два парохода — “Крым” и “Херсонес”. Лишь только якорь был брошен, все гребные суда, вместе с кочермами, взятыми для перевозки войск, отвалили от борта на берег за десантом. Работы в этом месте производились под надзором Контр-Адмирала Панфилова. Гарнизон ни мало не был приготовлен к оставлению крепости, впрочем это обстоятельство ни сколько не замедлило дела. Люди, рассчитанные, как было сказано в инструкции начальника линии, выполняли Высочайшую волю с усердием и в полном порядке. Работа шла быстро, гребные суда, нагруженные перевозимыми казенными вещами и тем небольшим количеством частного имущества, которое дозволялось каждому взять с собою, ходили беспрерывно от пристани к судам, и возвращались обратно за новым грузом. Здания в укреплении приготовлялись к сожжению, порох в бочонках топили в море и в колодцах, а часть подложили под крепостные башни и другие постройки, назначенные ко взрыву. Гранаты были также разложены по разным местам укрепления, чтоб разрывами их разрушить здания еще более. Все эти работы рассчитывались таким образом, чтоб те здания, которые гарнизон подожжет при отступлении, не имели пороху, но сообщаясь с другими, зажигали их по истечении известного времени и от последних уже, посредством пороховых дорожек и стапина, огонь сообщался взрываемым местам. В следствие такого распоряжения, последние отступающие части, [43] команды имели достаточное время сесть на гребные суда, отвалить от берега, и взойти на палубу пароходов, прежде нежели последуют взрывы.

В шестом часу утра, на рассвете, матрос, осматривавший горизонт с салинга, дал знать, что на SO виден дым. Вскоре можно было рассмотреть в трубу мачты, над которыми широко расстилался дым английского угля. Гарнизон еще не начинали свозить на суда, и орудия не были заклепаны. Остановив работу, Начальник Береговой Линии с Контр-Адмиралом Панфиловым возвратились на пароходы, которые тотчас же начали приготовляться к бою. Эскадра наша стояла лишь в нескольких кабельтовых от берега расположенная эшелонами, завезенные шпринги были выбраны и в то же время подняли пар на случай снятия с якоря. Большое расстояние, отделявшее наши пароходы от замеченных на SO судов, дало время осмотреться и привести всё в боевой порядок, причем не была упущена ни одна мелочь. Между тем пароходы держали прямо на нашу эскадру. Издали их приняли за большие турецкие пароходы приходившие уже в эти места. Предположение это оказалось ошибочным: два парохода, один под Английским Флагом “Самсон”, другой под Французским “Гомер” подошли к нашим судам на расстояние миль двух. На английском пароходе, имевшем полное фрегатское вооружение подняли сигнал, и оба корабля, сблизившись между собою, остановили ход машин, вероятно для переговоров; потом снова пошли тем же курсом. Французский пароход имел в закрытой батарее по шести орудий на стороне, но ход его был несравненно хуже английского, он тяжело смотрел на воде, а другой имел красивый корпус и легкий вид.

Между тем, прерванная на время работа снова закипела; зажигательные команды, приготовив свои части, отступали на пристань, и на гребных судах отправлялись на пароходы “Крым” и “Херсонес”. Когда в укреплении всё было готово, охранительные [44] команды, заклепав орудия, начали стягиваться на берегу; в это же время подожжены были здания. Приняв последние шлюпки с десантом, пароходы в двенадцатом часу снялись с якоря, и построившись в две колонны, пошли к Форту Лазарева. Горцы, наблюдавшие с возвышений наши работы, тотчас же бросились в оставленное укрепление для грабежа. Сперва собралось их много на форштате, но потом, не довольствуясь этим, они полезли через амбразуры в горевшую крепость. Вскоре последовали взрывы башен и каменных строений один за другим; между страшными ударами этих взрывов, слышались лопавшиеся гранаты, как ружейный огонь между выстрелами орудий, взрыв же порохового погреба довершил картину полного разрушения. Стена крепостная, обрушилась со всеми орудиями к морю; догоравшие здания разлетались по всем сторонам укрепления, погребая под своими развалинами горцев, не успевших даже раскаяться в своей алчности. Высоко взвивавшееся пламя и густой дым стояли на месте бывшего Навагинского Укрепления.

Проходя мимо форта Головинского, эскадра не нашла уже оставленных там судов; окончив свое дело, они подожгли и взорвали постройки, а сами с десантом вышли в море. К транспорту “Бзыбь” подходили французский и английский пароходы. После обыкновенных обоюдных расспросов, капитаны полюбопытствовали узнать, не горцы ли штурмуют укрепления, в которых они видели пожар и взрывы, — на это им отвечали, что по воле Государя с этих пунктов снимается гарнизон, а Горцам не удавалось еще брать наших каменных укреплений. Продолжая свой курс на NW, пароходы эти видели по всему берегу горевшие крепости, и если только сами не захотят исказить истины, то могут сообщить своим адмиралам о снятии укреплений самые верные сведения.

По приближении наших пароходов, в четвертом часу по полудни, к Форту Лазарева, в котором всё уже было готово, как [45] внутри укрепления, так и для погрузки десанта, транспорт “Гостогай” начал принимать гарнизон; часть перевозилась и на пароход “Одесса”. В этом месте Горцы, собравшись в значительных толпах, спускались с гор всё ниже и ниже, лишь только заметили, что гарнизон оставляет укрепление. Понадобилось обстреливать берег, чтоб они не помешали отступлению войск к судам. Бомбы из десяти и восьмидюймовых бомбических орудий (первые имелись на пароходах: “Крым”, “Херсонес” и “Одесса”, а последние на кавказских — “Молодец” и “Могучий”), ложась далеко на берег, разрывались в толпах горцев, и тем принудили их скрыться, и не думать о нападении. Благополучно окончив погрузку гарнизона, состоявшего из трех рот, укрепление подожгли и эскадра в шестом часу снялась с якоря, причем пароход “Одесса” взял на буксир транспорт “Гостогай”.

Вельяминовское Укрепление в это время уже горело. Генерал-Майор Вагнер, окончив все работы, посадил на каждый транспорт по триста пятидесяти человек, а все постройки и запасы уничтожил взрывами и огнем. Береговой ветер позволил судам сняться с якоря и идти в Новороссийск. Успешное действие это имело следствием то, что пароходы прямо прошли к последнему снимаемому ими укреплению, и тем выиграли много времени.

Таким же точно порядком был снят гарнизон Тенгинского Укрепления и посажен на пароходы “Молодец” и “Могучий”. Каменометные фугасы и полевые мины были взорваны, палисад и все строения сожжены, порох уничтожен и орудия заклепаны. На рассвете 5-го числа, эскадра снялась с якоря; штилевавшие недалеко от берега транспорты, были взяты пароходами на буксир, и все суда еще до полудня прибыли того же числа в Новороссийск.

В двое суток и несколько часов были сняты шесть укреплений, до четырех тысяч человек десанта (с частными людьми) было перевезено морем на расстоянии слишком ста миль, считая [46] от крайних пунктов. Самое же снятие укреплений происходило не долго, и именно, от начала работ при Навагинском и до взрыва Тенгинского, — прошли только двадцать три часа. Всё это было произведено в Черном Море и в такое время года, когда моряки, считающие себя лучшими в мире, прокрейсировав около двух недель, скрылись, при громких протестах своих посланников, в Босфор, не находя возможным, не только плавание в этом негостеприимном море, но и якорные стоянки в турецких портах.

Василий Давыдов.

15 Марта, 1854 года.

Комментарии

1. Эти пароходы, до объявления войны Турциею, содержали сообщение между Константинополем и Одессою; машины на них в 260 паровых сил.

Текст воспроизведен по изданию: Снятие средних укреплений Черноморской береговой линии // Морской сборник, № 5. 1854

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info