СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ХАЯСИ СИХЭЙ

ОБЩИЙ ОБЗОР ТРЕХ СТРАН

САНГОКУ ЦУРАН

Япония и варвары: влияние традиционной китайской геополитической модели на восприятие японцами сопредельных стран

Взаимоотношения того или иного этноса с окружающими его народами составляют не только существенную часть его политической и внешнеполитической истории, но и оказывают значительное влияние на общекультурную картину мира этого народа и каждого из его представителей в отдельности. Территориальные и религиозные конфликты, войны, торговые связи вырабатывают то или иное отношение к сопредельным народам. Именно противопоставление своего народа ближайшим соседям, поиск отличий от них и составляет процесс самоидентификации этноса. Сравнение себя с представителями другого народа, высмеивание тех или иных черт и качеств находят широкое отражение и в народном творчестве, поговорках, анекдотах. Тем самым положение своего народа среди всех других «врастает» в картину мира человека и становится одним из необходимых условий его культурной и этнической идентичности. История знает не один пример, когда повышенное внимание государства к такого рода проблемам приводило к самым трагическим результатам. Тем актуальнее становится рассмотрение вопроса о том, какое место среди других отводили себе представители того или иного этноса.

Так, например, в Японии после реставрации императорской власти в 1867 г., с началом активных контактов с западной культурой и с переходом к индустриальному типу общественного устройства государство всерьёз занялось проблемой «построения» японской нации ¹.

Однако постоянное сравнение себя с европейцами обнажило у японцев наличие целого ряда культурных и антропологических комплексов, что привело к слепой идеализации [50] все- го «своего» и, как следствие, к ксенофобии, а в дальнейшем и к тоталитаризму японского общества. Однако после поражения во Второй мировой войне ксенофобия, бывшая частью идеологии, господствовавшей на протяжении нескольких десятилетий, никуда не исчезла и продолжает определять поведение многих японцев в их контактах с представителями других народов и по сей день. Всё это даёт основания предполагать, что японская ксенофобия уходит своими корнями гораздо глубже в прошлое, нежели в период строительства японской нации в правление императора Мэйдзи (1868-1912).

С древних времён и вплоть до последних лет периода Токугава (1603-1867) Япония в вопросе восприятия сопредельных стран и выстраивания взаимоотношений с ними находилась под влиянием геополитической концепции «Китай — варвары» ² (кит. хуа и чжи бянь (**). Согласно этой концепции, цивилизованные государства центра (а в дальнейшем единое Срединное государство) были окружены варварскими племенами или вассально зависимыми государствами, ориентированными по сторонам света. Для варваров каждой из сторон света имелось собственное языковое обозначение. Ещё до вступления в активные дипломатические отношения с Китаем и вхождения в область китайского культурного влияния Япония стала относиться в китайских исторических хрониках к «восточным варварам». Япония упоминается в соответствующих разделах династийных хроник, начиная с «Хань шу» ³ (если не считать более ранних сочинений «Шань хай цзин» ⁴ и «Лунь хэн» ⁵, где также упоминаются «люди страны Во», хотя соотнесение их с предками современных японцев остаётся дискуссионным вопросом). Внутри же самой Японии вплоть до начала активной иммиграции выходцев с материка, прежде всего с Корейского полуострова и из Китая, господствовало разделение по принадлежности к тому или иному роду, нежели к этносу. Активная иммиграция и попытки ревизовать японский миф привели к составлению генеалогических списков «Синсэн сёдзироку», где потомки иммигрантов были отнесены к отдельной категории, чем ограничивалось их влияние при дворе ⁶. Это явилось одним из шагов в вопросе самоидентификации японцев.

С началом интенсивных контактов между Японией и Китаем с конца VI в. начинается активное заимствование [51] методов государственного строительства и, как их основы, даосско-конфуцианского мировоззренческого аппарата. Составной частью последнего и являлась геополитическая концепция «Китай — варвары». Однако, усвоив для себя такую модель, японцы так никогда до конца и не признали себя данниками китайского императора. Более того, они сильно преуспели в построении другой, японоцентричной, модели мироустройства.

В мифологическо-летописном своде «Нихон сёки» имеется ряд пассажей, на основании которых можно утверждать, что подобная модель мироустройства утвердилась к началу VIII столетия (по крайней мере, в той степени, в какой «Нихон сёки» являлся проводником идей и представлений правящей верхушки японского общества). Так, описание походов государя Дзимму представляет собой поиск символического центра, откуда должно распространяться цивилизующее влияние правителя. Во время же основания столицы (центра) государь выражает намерение «распространять умозрение царственного внука, установившего справедливость... в восьми [великих] направлениях» ⁷. В описании правления государя Судзин говорится, что «в отдаленных местах люди еще... не пользуются милостью правителя» ⁸. Государь выражает намерение отправить вельмож в четыре стороны света, а затем и «разослать военачальников по четырем дорогам», где «не прекращаются волнения среди диких племен по ту сторону». В итоге «военачальники четырех дорог доложили о положении [втехместностях], где надлежит усмирять варваров. В тот год отличающиеся [от Ямато] племена стали являться [ко двору], и в стране наступило полное спокойствие» ⁹. После этого в тексте постепенно определяется и наполнение японоцентричной структуры. Роль западных варваров стали играть государства Корейского полуострова, южных — племена кумасо и хаято, северными и восточными же варварами называли племена эмиси северо-западного и северовосточного побережья острова Хонсю соответственно. Примечательно, что в действительности к моменту создания текста «Нихон сёки» Япония уже не имела вокруг себя столь чёткого наполнения этой структуры. Южные племена были практически ассимилированы, королевство Рюкю [52] на смену им ещё не пришло. На Корейском же полуострове с объединением трёх государств под эгидой Силла Япония окончательно утратила свои позиции в качестве гегемона. В Японии начался первый в истории процесс намеренной изоляции.

Лишь «восточные варвары» эмиси ещё долгое время играли важную роль в политической культуре Японии. Постоянные столкновения и отправка военных корпусов на их усмирение привели к формированию ряда военных домов, их усилению, а в дальнейшем и активному участию во внутриполитической жизни страны и выделению военного сословия как такового. Иероглиф же, обозначающий «восточных варваров», прочно «врос» как в письменное наименование эмиси, так и в титулатуру японских военных. После успешных подавлений эмиси японские военачальники, начиная с Отомо-но Отомаро и Саканоуэ-но Тамурамаро, получали титул «великого полководца, усмиряющего восточных варваров», сохранившегося в наименовании всех сёгунов вплоть до Токугава.

Примечательно также, что Китай вплоть до середины XIX в. находился за пределами японоцентристского мира. Ярким примером такого положения дел может служить обращение с военнопленными во время второго монгольского вторжения в Японию. Тогда южные китайцы, до недавнего времени жившие под властью династии Сун, пользовались расположением японцев, которые называли их «людьми Тан», в то время как северные китайцы вместе с киданями, чжур- чжэнями, корейцами и монголами, которые уже почти столетие жили под властью Монгольской империи, именовались варварами и были безжалостно казнены.

Однако вплоть до периода Токугава в Японии, в отличие от Китая, не предпринималось попыток теоретически обосновать правомерность подобной модели мироустройства. С наступлением мира, развитием науки и общественной мысли, популяризацией конфуцианских идей началось переосмысление концепции «Китай — варвары». Для многих токугавских ученых это переосмысление принимало форму вопроса о возможности описания отношений между Китаем и Японией с помощью традиционной схемы «срединное государство — варвары» ¹⁰. Большинство мыслителей доказывали неприемлемость этой [53] схемы и выдвигали тезисы об уникальности и исключительности Японии, отводя роль центра именно ей ¹¹. Наибольшее развитие вопрос о восприятии концепции «Китай — варвары» получил в творчестве последователей учения Ямадзаки Ансай (1618-1682), таких как Асами Кэйсай (1652-1712) и Сато Наоката (1650-1719). Их взгляды были плодом внутренней борьбы конфуцианца, который не мог не признавать «срединность» Китая, и японца, любящего свою страну, и представляли собой поиск соответствующего компромисса ¹². В итоге эти мыслители приходили к выводу о незыблемости концепции «Китай — варвары», однако утверждали возможность перехода в разряд «срединного государства» стран, бывших до определённого времени варварскими ¹³.

Яркий контраст с сухим теоретизированием конфуцианцев представляют собой взгляды Хаяси Сихэй (1738-1793), изложенные в трактате «Сангоку цуран» («Общий обзор трёх стран», 1785 г.). Трактат не содержит никаких рассуждений о возможности для Японии являться срединным государством, он представляет собой географическое и этнографическое описание сопредельных с Японией стран: Кореи, Рюкю ¹⁴ и Эдзо ¹⁵, а также необитаемых островов Огасавара.

Бином «сангоку» (кит. санъго, кор. самгук) в названии трактата Хаяси использует, во-первых, в силу традиционности его употребления на Дальнем Востоке. Данный бином употреблялся, например, для обозначения царств Вэй, У и Шу в эпоху Троецарствия, трёх корейских царств Когурё, Пэкчэ и Силла, а также как общее название для трёх буддийских государств — Индии, Китая и Японии. Во-вторых, название трактата говорит лишь о трёх странах, поскольку по отношению к необитаемым островам Огасавара с трудом можно применить обозначение «коку», подразумевавшее населенную территорию. С другой стороны, то, что Хаяси посвятил этим островам отдельную главу, возможно, обусловлено его желанием «замкнуть» с востока ту самую японоцентричную модель. Ведь в описании всех трех государств Хаяси попытался подчеркнуть их вассальное по отношению к Японии положение. Примечательно, что делает он это с помощью разных способов для каждого из государств.

В разделе о Корее вассальная зависимость обосновывается, во-первых, с опорой на историю: «Со времени [54] покорения императрицей Дзингу, — пишет Хаяси, — Корея из поколения в поколение платила нашему государству налогами, трудовой повинностью и подношениями» ¹⁶. В международных отношениях на Дальнем Востоке важное место при переписке отдавалось вопросу титулования и обозначения времени. Говоря о Корее, Хаяси не обходит вниманием и этот вопрос: «Корея полностью подчиняется власти цинского Китая, однако при переписке с нашей страной из уважения не использует цинские девизы правления, а ограничивается лишь циклическими знаками и указанием того или иного месяца. Это ещё одно свидетельство того, что они преклоняются перед Японией» ¹⁷. Наконец, Хаяси упоминает и о военном присутствии: «В бухте Пусан есть резиденция представителя княжества Цусима, и в мирное время из Цусимы туда отправляют несколько сотен человек личного состава. Всё это является подтверждением того, что корейцы преклоняются перед Японией» ¹⁸.

Не менее интересна позиция Хаяси в отношении королевства Рюкю: «Страна эта маленькая, она зажата меж двух держав, Китая и Японии, поэтому она подчиняется обеим державам и отправляет послов с подношениями к обоим дворам. Когда отправляют посла с визитом в Японию, используют японские девизы правления. Когда отправляют посла с визитом в Китай, используют китайские девизы правления. Это свидетельствует о недостатке силы у этой страны. Однако если отправку послов в Китай они не держат от нас в секрете, а отправку послов в Японию держат от китайцев в секрете, то можно предположить, что авторитет Китая для них больше, чем авторитет Японии» ¹⁹. И далее: «Общение этой страны с Китаем ограничивается одним разом за одно правление, во время предписанной им церемонии получения наследственной грамоты, в обычное время они не сближаются с Китаем, поэтому не обучаются ничему китайскому ²⁰. Что же до нашей страны, то и граница с нами ближе, и связи княжества Сацума с Рюкю очень активные, поэтому они естественным образом подвержены влиянию нравов нашей державы. Сейчас в этой стране поют "утаи" ²¹, ставят спектакли театра "но", играют музыку "хаяси" ²², занимаются каллиграфией в японских стилях Оохаси и Тамаки ²³, а также там повсеместно используется наша азбука "хирагана". Поэтому они также [55] могут читать и запоминать японские стихи "вака". Это свидетельствует о подчинении Рюкю благодетельному влиянию нашего государства» ²⁴. В подтверждение Хаяси приводит целый ряд стихов, написанных заезжими жителями Рюкю. Кроме того, Хаяси подчёркивает и религиозное влияние Японии на Рюкю, отмечая наличие в этой стране «святилищ, повторяющих храмы Исэ-дзингу, Хатиман, Кумано, Тэммангу и другие» ²⁵.

Что же до земель Эдзо, то позиция Хаяси по этому вопросу хорошо отражена в следующем отрывке: «Если рассматривать Кумаиси ²⁶ пределом японских земель, то Эдзо нужно считать иностранным государством. Это мягкая, но правдивая позиция. Однако если подумать гораздо глубже, то пределом японских земель следует считать Соя, Сирануси ²⁷ и остальной крайний север Эдзо. Это позиция, согласно которой Эдзо входит в территорию Японии. Каким же образом? В давние времена даже провинции Дэва и Муцу ²⁸, не говоря уже о собственно земле Эдзо, не подчинялись власти императора, презирали императорский дом, и лишь благодаря доблести двух-трёх полководцев земли эти были подчинены, и теперь 70 ри земли Эдзо — это окраина нашей славной империи (т. е. 70 ри земель Мацумаэ). Однако с тех пор варвары стали уважать развитые страны, среди них нередко заметно желание стать подданными такой страны. В подобном случае если проявить умение, то их обычаи изменятся, а сами они вскоре станут подданными развитой страны... Мнения, поддерживающие такую позицию, были и раньше, однако из опасений навлечь недовольство они не были озвучены» ²⁹. И далее: «Если подумать о началах любой из стран, то и Япония, и Китай, и Корея, и Голландия хоть и являются сегодня цивилизованными странами, во времена сотворения мира были подобны сегодняшней земле Эдзо, но появлялись великие мудрецы, и благодаря просвещению на протяжении нескольких тысяч лет все мы стали цивилизованными странами. Нет сомнений, что если бы и в Эдзо появились мудрецы, то и эта страна постепенно стала бы цивилизованной. Однако этой низшей стране всё никак не везёт, и со времён сотворения мира там не появилось ни одного мудреца, а ждать их появления в будущем непозволительно. Поэтому ради их спасения принести просвещение и [56] гуманность, начать производство и помочь в развитии должна соседняя страна. Это то, чему нас учат синтоизм, буддизм и конфуцианство. Более того, границы Эдзо близки, и если они будут относиться к Японии с уважением и доверием, если их немного обучить, то их обычаи сразу изменятся» ³⁰.

То есть, население земель Эдзо в представлении Хаяси — это единственные из окружающих народов полноценные варвары. В отличие от того же королевства Рюкю, которое было схожим с Японией по своему хозяйственному устройству, население Эдзо имело совершенно другие базовые компоненты культуры, занималось охотой, рыболовством, собирательством и имело лишь зачатки земледелия. Таким образом, оказать на них цивилизующее влияние, т. е. сменить культурно-хозяйственный тип на земледельческий, без которого невозможно дальнейшее развитие, являлось, по мнению Хаяси, главной задачей соседнего государства.

Подобные доводы, озвученные впервые Хаяси, были популярны и позже, после реставрации императорской власти. Примечательно, что присоединение земель Эдзо, действительно стоявших на более низкой ступени развития, и королевства Рюкю, культурное влияние Японии на которое было уже на тот момент сильным, прошло на удивление тихо и без особого сопротивления. То же самое нельзя сказать о Корее, право на присоединение которой обосновывалось лишь со ссылкой на историю, причем не всегда правдивую.

Комментарии

2. Подробнее об этом см.: Кроль Ю. А. Китайцы и «варвары» в системе конфуцианских представлений о вселенной (II в. до н. э. — II в. н. э.) // Народы Азии и Африки. М.,  1978. № 6. С. 45-57.

3. Хань шу, цзюань 28, нижняя тетрадь // Wikisource. URL: http:// zh.wikisource.org/wiki/%E6%BC%A2%E6%9B%B8/%E5%8D%B7028 % Е4%В8%8В (дата обращения 23.02.2011).

4. Каталог гор и морей (Шаньхай цзин) / Предисл., пер. и коммент. Э. М. Яншиной. М., 1977. С. 108.

5. Лунь хэн, цзюань 5, глава 18 // Wikisource. URL: http:// zh. wikisource.org/wiki/ %E8%AB%96%E8%A 1 %A 1 /18 (дата обращения 23.02.2011).

7. Нихон сёки. Анналы Японии / Пер., предисл. и коммент. Л. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова. СПб., 1997. Т. 1. С. 192.

8. Там же. С. 211.

9.  Там же. С. 214.

10. Маранджян К. Г. О характере восприятия китайской схемы «Срединное государство — варвары» в Японии (17-18 вв.) // 19-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Ч. 2. М., 1988. С. 109.

11. Маранджян К. Г. Интерпретация китайской схемы «Срединное государство — варвары» в учении Сато Наоката // 20-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Тезисы и доклады. Ч. 1. М., 1989. С. 190.

12. Маранджян К. Г. О характере... С. 110.

13. Маранджян К. Г. Интерпретация ... С. 191-192.

14. Острова Рюкю вошли в состав японского государства только в 1879 г., до тех пор же королевство Рюкю являлось относительно самостоятельным государством.

15. Под Эдзо (яп. ***) в эпоху Токугава в широком смысле понимались все земли к северу от Японии, населённые айнами. В узком смысле — территория современного острова Хоккайдо.

16. Хаяси Сихэй. Дзэнсю (Полное собрание сочинений). Токио, 1979. Т. 2. С. 24.

17. Там же. С. 22.

18. Там же.

19. Там же. С. 26.

20. Здесь, вероятно, имеются в виду дипломатические отношения. Торговые связи королевства Рюкю с Китаем были в описываемый период довольно активными, Рюкю даже выступало в качестве торгового посредника между Японией и Китаем.

21. Утаи (яп. ***) — чтение нараспев текстов пьес театра но.

22. Хаяси (яп. ***) — традиционная японская музыка, использовавшаяся в различных видах искусств. Могла воспроизводиться как небольшим оркестром, так и «а капелла».

23. Оохаси (яп. ***) — стиль письма, изобретённый Оохаси Сигэмаса (1618-1672) в XVII в. Широко использовался в официальных документах на протяжении периода Токугава. Стиль Тамаки (яп. ***), как и стиль Оохаси, был создан на основе стиля Гоиэ и широко использовался в среде военного сословия.

25. Там же. С. 26.

26. Кумаиси (яп. ***) — город в южной оконечности острова Хоккайдо.

27. Соя (яп. ***) — самый северный мыс острова Хоккайдо, Сирануси (яп. ***) — южная оконечность острова Сахалин.

28. Дэва (яп. ***) и Муцу (яп. ***) — исторические провинции Японии, занимавшие соответственно северо-западную и северовосточную части острова Хонсю.

30. Там же. С. 41.