-

ПОПЫТКИ РУССКИХ К ЗАВЕДЕНИЮ ТОРГОВЫХ СНОШЕНИЙ С ЯПОНИЕЮ, В XVIII И НАЧАЛЕ XIX СТОЛЕТИЙ.

Первые известия о Курильских островах и о близости в ним Японии были доставлены в Москву, в 1700 г., покорителем Камчатки Атласовым, который в донесении своем о камчатском походе, между прочим, писал:

«А против первой Курильской реки, на море, видел вдали, как островы кажется, а в них люди живут царственные, а какого государства и какие люди про то сказать не умеют. Из тех островов к ним приходит ценная посуда и платье, да полосатых и пестрых китаек. Да они же курильцы (так называл он жителей камчатской Лопатки) сказывают, что в камчадальской стороне, повыше Бобровки речки, приходят по все годы буссы (японские лодки), а что на буссах привозят того не ведаем».

Атласову даже удалось вывезти из Камчатки в Анадырский острог одного японца, находившегося до того времени в холопстве у коряк.

«А полонянин, которого на буссе принесло, каким языком (говорит) не ведаем, а подобием как гречанин: сухощав, ус не велик, волос черен; а как у русских увидел образ Божий, зело плачет и говорит, что у них такие образы есть же. Тот полонянин прежде жил у коряк два года. Он шел в Москву с ним Владимиром (Атласовым) 6 дней, и стали у него ноги пухнуть, — заскорбел и для того поворотили его в Анадырский острог» (Летопись Есипова.). [38]

Петр Великий, получив эти известия, предписал сибирскому приказу собрать о Японии самые подробные сведения. И хотя сибирский приказ неоднократно посылал по этому поводу указы якутской воеводской канцелярии; но она не могла привести их в исполнение ранее 1710 г., пока не представился к тому случай.

В 1708 г. у камчатской Лопатки разбилась японская бусса, а в 1710 г. другая. Японцы, спасшиеся от кораблекрушения с первой буссы, попали в руки туземцев, за исключением четырех, отбитых у них сыном боярским Чириковым. С другой же буссы спаслось 10 человек, из коих четверо было убито туземцами, а шестеро взято казаками в холопство.

От этих японцев камчатский прикащик Колесов узнал, что к югу от камчатского мыса тянется гряда островов (Курильских), а за нею японские острова: Матсмай и Нипон. На последнем из них находится государство Иессо или Иедзо — многолюдное, богатое золотом, серебром и медью; там делают шелковые материи, китайки и бумажные ткани, и родится в изобилии хлеб, всякий плод, овощи и табак. Сведения эти были сообщены сибирскому приказу с особым курьером.

Между тем, в начале 1711 г., в Камчатке вспыхнул бунт. Тамошние казаки, во главе которых стояли казаки Анцыферов и Козыревский, убили ясашных сборщиков и в течение 3-х месяцев разъезжали по полуострову, производя буйства и грабежи. Наконец, чтобы сколько нибудь смягчить ожидаемое наказание за свои проступки, отправились, для новых завоеваний, на острова, лежащие к югу от Камчатки. Обложив ясаком жителей первого острова, они перешли на трех, отнятых у них байдарах, на второй остров, но, встретив здесь сопротивление и не имея в запасе пороха, возвратились в Камчатку. Это было первое знакомство русских с Курильскими островами, сопредельными с Япониею.

Сибирский приказ, осведомясь о плавании казаков на Курилы (Казаки, после первого похода на Камчатку назвали их Курилы, по курящимся на них сопкам. У туземцев же нет общего названия этой гряде.), предписал якутскому обер-коменданту послать для [39] разведывания этих островов и японского царства особую экспедицию. Дело это было поручено тому же Ивану Козыревскому (Г. Бэр, в статье своей: «Заслуги Петра I-го» по части распространения географических познаний (записки Императорского Русского Географического Общества 1849 г. кн. 3, стр. 233) называет Козыревского Петром, но из всех бывших в моих руках архивных документов видно, что его звали Иваном, а в монашестве Игнатием.), как человеку бывалому.

Козыревский, в 1713 г., посетил ближние в Камчатке Курильские острова и представил описание всей гряды. В описании этом он, между прочим, говорит, что японцы приезжают на 6-й остров за рудою и ведут торговлю с жителями островов, доставляя им железные и чугунные котлы, лавовую деревянную посуду, бумажные и шелковые материи, сабли и ножи. Кроме того, он сообщил, что 15-й остров от Камчатки называется Матсмай, на котором находится японский город, а за Матсмаем лежит главный остров японского государства.

Донесение Козыревского было отправлено в сибирский приказ. Но Петр Великий, не дождавшись его, распорядился отправить, для отыскания Японии, другую экспедицию. В 1714 г. на небольшую лодку посадили двух человек, не имевших никакого понятия о мореплавании, и приказали им отправиться вдоль берега Охотского моря (Из какого именно пункта была отправлена эта экспедиция — неизвестно.), оглядываясь не заметят ли где по соседству острова, и разведывать на берегу не знают ли там о каком нибудь острове. Путешественники плыли около берега к югу и через шесть недель увидели на восток землю, достигли ее; но погибли на возвратном пути. Известие об этой экспедиции сохранилось только у гановерского резидента Вебера, которому сообщил об этом генерал Брюсс, сделавший такое предложение Государю, будучи убежден, что Япония лежит очень близко к твердой земле (Заслуги Петра I-го по части распространения географических познаний К. Бара. Запис. Географ. Общ. кн. 3, 1849 г.). Г. Бэр, из статьи которого мы заимствовали сведения об этом смелом и опасном [40] путешествии, полагает, что земля, посещенная двумя мореплавателями, была или один из Шантарских островов или же северная оконечность Сахалина.

В то время, когда предпринимались эти экспедиции, слухи о близости к нам Японии и о неимоверном богатстве этой страны, распространенные преимущественно японцами, жившими в столице, успели заинтересовать тамошнее торговое сословие, и вызвать его на новое предприятие. В 1716 г. два торговые дома в Петербурге подали в сенат просьбу о дозволении им производить торговлю с Япониею и Ост-Индиею. Не имея никакого понятия о водяных сообщениях в Сибири, они предполагали начать плавание из Северной Двины потом Ледовитым морем войти в Обскою губу и оттуда реками до Байкала, затем рр. Селенгою, Ингодою, Шилкою и Амуром в Восточный океан (Еще в 1614 г., приехавший в Москву английский посол Мерик просил от имени своего короля Иакова дозволения английским подданным ходить рекою Обью в Восточную Индию и Китай. Послу отвечали думные бояре, что Сибирь далеко — до первых городов с полгода ходу, и то зимою. Сами туземцы не знают откуда Обь река вышла и куда пошла? Сторона та самая студеная, больше двух месяцев тепла никак не живет, а на Оби всегда лед ходит, никакими судами пройти нельзя, а вверх по Оби, где потеплее, там многие кочевая орды; про китайское государство сказывают, что не великое и не богатое, добиваться к нему нечего. Государь из дружбы в Якобу королю пошлет в Сибирские города нарочно к воеводам, велит проведать: откуда Обь река вышла, куда пошла, в какое море, какими судами по ней можно ходить. (Ист. Соловьева.)). Просьба эта была передана Брюссу, который с большим участием поддерживал это предприятие. Брюсс по этому поводу просил сибирского губернатора доставить ему сведения о возможности плавания по Амуру и достоверные известия о Японии. Но в Сибири не было в то время людей способных, которым бы можно было поручить требуемые изыскания. И потому Брюсс сделал Государю представление о посылке, для ученого описания отдаленных мест Сибири и водяного пути в Японию, людей сведущих в геодезии.

Петр I-й, будучи и сам заинтересован Япониею, в 1719 г. отправил к Сибирь, с собственноручною секретною инструкциею, двух геодезистов, воспитанников основанной им [41] морской академии — Ивана Евреинова и Федора Лужина, для исследования Курильских островов и собрания подробных сведений о Японии. Об этом поручении упомянуто в журнале Петра I-го, веденном по его приказанию; по словам же открытой инструкции, данной геодезистам 2 января 1719 г. (Полное собрание законов № 3266.) им поручалось решить вопрос — сходится ли Азия с Америкою. Эта последняя инструкция вероятно дана была только для того, чтобы скрыть настоящую цель экспедиции, которая держалась тогда в величайшем секрете. Геодезисты, как мы ниже увидим, не делали даже и попыток к решению этого последнего вопроса.

Летом 1720 г. геодезисты прибыли в Охотск, где застали лодию, на которой в 1716 г. мореход Треска совершил первое морское путешествие из Охотска в Камчатку (Размеры этой лодии были следующие: длина 8 1/2 саж., ширина 3 саж., в полном грузу 3 1/2 фута.). Исправив это судно, они вышли на нем в сентябре месяце в море, под управлением морехода Мошкова, и через 9 дней пришли в Камчатку, к р. Иче, где, за поздним временем, остались зимовать. Раннею весною 1721 г. судно перешло в Большерецк, откуда 22 мая, по распоряжению геодезистов, пошло прямо для проведывания островов, лежащих от Камчатского пролива (первого Курильского) под летом (S) и шелонником (SW).

По выходе в море, лодия шла сперва вдоль камчатского берега, а потом около курильской гряды до 5 острова (Сведения эти взяты из показаний матроса Буша и кормщика Березина, бывших в том походе.), у которого, по причине свежего ветра и изорвавшегося паруса, стали на якорь. На третьи сутки якорной стоянки, лопнули оба каната и лодию отнесло от берега и носило по морю по произволу ветра целую неделю, пока наконец не принесло ко 2-му острову. Здесь, вместо якоря, бросили пушку и наковальню; но при подъеме пушки, лопнул и последний канат. К счастию, был попутный ветер, дозволивший им под изорванным парусом, добраться до Большерецкого [42] устья, в конце июня месяца. Здесь Мошков сделал деревянные якоря, оковал их имевшимися на судне железными сковородами, и 12 июля пустился в Охотск, куда и прибыл благополучно через несколько дней (Извлечено из дел иркутского архива.).

Так как экспедиция эта держалась в секрете, то и донесение геодезистов, как об этом путешествии, так и о собранных ими сведениях о Японии остались неизвестными. Достоверно только то, что геодезисты, встретившись на обратном пути с Государем в Казани, в 1722 г., получили от него благодарность за точное исполнение его поручения. Эти геодезисты первые нанесли на карту Курильские острова.

При основании Охотского порта, первому начальнику порта, Скорнякову-Писареву, 31 § инструкции предписывалось: «если к камчатским берегам будут занесены японцы, то, не грабя и не озлобляя их, надлежит отвозить в Япон, по прежнему в их жилища и тем подать причину дружбы и искать способа к свободному торгу» (Инструкция эта дана из сибирского приказа.).

В 1724 г. монах Игнатий, бывший казак Иван Козыревский, желая избавиться от истязаний архимандрита якутского монастыря Феофана, и каким нибудь способом пробраться в Москву, предъявил якутской воеводской канцелярии, что он имеет много сведений о Японии, и если отпустят его в Москву, то он может указать каким путем достичь до этого государства. Канцелярия донесла об этом Сибирскому губернатору. Но как в это время капитан Беринг следовал чрез Сибирь, в Охотск, для снаряжения там экспедиции, предназначенной для решения вопроса — сходится ли Азия с Америкой, то тобольская канцелярия и передала Берингу на рассмотрение предложение Козыревского. Беринг лично виделся в Якутске с Козыревским, и объявил ему, что плавание в Японию несовместно с данным ему назначением; но что он возбудит вопрос об Японии по возвращении своем в Петербург. И действительно, по окончании первой экспедиции, Беринг, в числе прочих вопросов, [43] представил Императрице записку о выгодах обладания Курильскими островами, соседственными с Япониею, и о пользе заведения торговых сношений с этой страной. «Не без пользы бы было, писал Беринг, чтобы охотский или камчатский водяной проход до Японских островов выведывать; понеже надежду имею, что там нарочитые места можно находить, и с теми некоторые торги установить; также ежели возможность допустит и с японами торг завесть, чтоб не малой прибыли Российской Империи впредь могло оказаться; а за неимуществом судов в тех местах, можно будет и из попадаемых на встречу японских судов побирать; да к тому же еще можно одно судно при Камчатке такою величиною, как выше упомянуто, или хотя и меньше, построить».

Императрица благосклонно приняла это предложение, и приказала снарядить туда особую экспедицию, для полного ознакомления с Япониею, так как, не смотря на ряд полученных из Камчатки донесений о близости к нам этого государства и богатстве его, о географическом положении Японии имелись тогда самые темные и сбивчивые понятия, тем более, что европейские географы того времени распространили ложное мнение, что Камчатка и земля Иессо или Иедзо (Матсмай), посещенная в 1643 г. голландским кораблем Кастрикоме, одно и тоже. Мнение это было основано на том, что по определению шкипером Кастрикоме широты и долготы некоторых точек земли Иессо, видно было, что земля эта лежит близ самой Японии, которую мог всякий видеть на карте на восточном берегу Азии. Когда же услыхали о Камчатке, которая лежит также на восточном конце Азии, и не зная ни широты ни долготы ее, то и составили ложное предположение, что это и есть земля Иессо. Таким образом из двух земель сделали одну (Записки Импер. рус. геогр. общ. кн. III 1849 г., ст. г. Бэра.).

Но как вообще в то время географические наши познания о прибрежьях нынешней восточной Сибири и сопредельных с нею стран и морей были крайне ограничены, и к тому же исследования экспедиции Беринга найдены были [44] неудовлетворительными, то правительство наше признало необходимым произвести ученые изыскания как в самой Сибири, так и прилежащих к ней морях, снарядив, в 1732 году, для этой дели новую экспедицию, которую поручило тому же капитану Берингу. В состав этой экспедиции вошла и японская.

В инструкции Берингу, относительно Японии, между прочим, предписывалось: «капитана Шпанберга отправить, ради обсерваций и исследований пути до Японии, разведывать о ее состоянии и портах, остерегаясь, чтобы не попасть в руки японцев».

Шпанберг, в 1738 г., доходил до острова Урупа, а помощник его лейтенант Вальтон до параллели Японии; но позднее осеннее время заставило их превратить дальнейшие изыскания. На другой год оба капитана снова были у берегов Японии. Шпанберг посетил остров Нипон, где виделся с японцами; но запуганный инструкциею, поспешил уйти в море. Вальтон же доходил до шир. 33° 28', останавливаясь на якоре в шир. 34° 19' у какого то японского города, где также виделся с туземцами. В Охотске Шпанберг предлагал Берингу возобновить японскую экспедицию, но Беринг не решился на это предприятие, без разрешения адмиралтейств-коллегии. Между тем коллегия, встретив недоразумения в журнале Шпанберга, и получив донесение от начальника Охотского порта Скорнякова-Писарева, что Шпанберг был не в Японии, а в Корее, 15 сентября 1740 г. предписала последнему плыть еще раз в Японию и определить вернее долготу. На основании этого указа, Шпанберг с отрядом, состоящим из трех судов, предпринял в 1742 г. новое путешествие в Японию. Но на третий день по выходе из Большерецка, все суда разлучились, и по причине туманов и свежих ветров, ни одному из них не удалось попасть в Японию.

Тем и кончила свои изыскания японская экспедиция; и как по видимому ни бесплодны были, в научном отношении, ее исследования, но тем не менее она рассеяла прежние ложные слухи об этой стране, а главное указала первая путь на [45] дальние Курильские острова, сопредельные с Япониею, и тем вызвала туда людей предприимчивых, для торговых и промышленных целей.

В 1743 г., один из участников беринговой экспедиции, капитан Чириков, представлял правительству свои соображения, чтобы, в видах заведения торговли с Япониею, занять один из ближайших к Японии Курильских островов, удобный для якорной стоянки, на котором нет японцев, и построив на нем крепость, содержать в ней пристойное число служителей. Но предложение это не было принято.

В 1744 г. якутский дворянин Новограбленный, посетил остров Маканруши, где курильцы, бывшие на Симусире, сообщили ему, что один японский сановник, живший на острове Кунашире, просил их передать русским, чтобы они привозили свои товары прямо на Кунашир. Новограбленный донес об этом большерецкой канцелярии, представив при том карту Курильских островов своего изделия, с показанием где жители или звери какие.

В 1745 г., ясачный сборщик Слободчиков встретил на 5-м острове японца Юсанчея, спасшегося с разбитой буссы (Судно, на котором находился Юсанчей, шло с Матсмая на Симусир. Во время бури сломало на судне мачту и его носило по произволу ветра, пока не принесло к 5 острову, где к прибытию русских 7 умерло от утомления, а 10 спаслось.), который сообщил ему, что на Матсмае владетеля зовут Пинга; живет он в каменном доме, крытом медью. На острове Симуре начальник Тоим Чунчин; там много фабрик и добывается золото и серебро. К югу от Симура лежать земли Тораб и Туникур, богатые рухлядью, которую готовят на Симур. К востоку лежит земля Нангасаки, с 10 городами, в которых имеется войско. Кроме того, Юсанчей сообщил ему, что на острове Аткисе есть хорошая гавань, в которую приходят с Матсмая большие суда, для вымена бобров и Орловых хвостов.

За тем почти ежегодно посещали ближние Курильские острова камчатские ясачные сборщики, производя на них грабежи и жестоко наказывая туземцев за малейшее неповиновение. [46] Такие поступки сборщиков заставили большую часть жителей ближних островов удалиться на южные острова и соединиться с мохнатыми курильцами. Большерецкая канцелярия, осведомясь об этом, поручила тоену первого острова, оставшемуся на месте прежнего своего жительства, возвратить беглецов. Тоен Сторожев, в 1750-1753 годах, объехал первые 16 островов, уговаривал сошлых (Так в документах названы бежавшие с ближних островов Курильцы.) возвратиться на свои родные острова; но они решительно отказались (Сторожев первым доставил краткое описание 16-ти островов и этнографический очерк ее обитателей.). После него ходили на острова посадский Новиков, для торговых целей, и тоен Чикин для возвращения сошлых. Новиков доходил до 16-го острова, а Чикин, узнав, что мохнатые курильцы 12-го острова убили в 1754 г. японцев с разбившейся на этом острове буссы, возвратился в Камчатку.

Сибирский губернатор Соймонов, будучи заинтересован последними донесениями о дальних Курильских островах и получив чрез живших в Иркутске японцев сведения, что острова эти до 21-го включительно независимы от Японии, и что обладая ими, легко завести торговые связи с Япониею, предписал охотскому командиру Пленеснеру подробно осмотреть эти острова и, если можно, привести их в подданство России. Пленеснер поручил это дело тоенам Чикину и Чупрову и сотнику Черных. Чикин, дойдя до Симусира, умер на нем, а Черных с Чупровым с 1766 по 1769 г. путешествовали по островам, доходили к югу до 19-го острова. Черных в эти три года нажил себе большое состояние и в отношении жестокости и корыстолюбия превзошел своих предшественников и тем окончательно вооружил против русских мохнатых курильцев. Ко всему этому в 1770 г. команда судна купца Протодьяконова разграбила на 18 острову имущество мохнатых и убила одного тоена. Курильцы на другой год в свою очередь убили русских в числе 21 человека, пришедших на острова за промыслами.

При таком положении дел, нельзя уже было посылать для [47] разведывания островов небольшие партия на байдарах, как делалось это прежде, и потому иркутский губернатор, при назначении камчатским начальником Бема, в инструкции, данной ему в 1772 г., поручил снарядить, под видом промыслов, особую секретную экспедицию, для осмотра Курильской гряды и японского царства, но не иначе, как на морском судне, стараясь при том завести с японцами дружественные сношения.

Бем успел уговорить купца Лебедева-Ласточкина принять на себя это дело. Лебедев, пригласив в участники купца Шелихова, снарядил купленное им судно «Николай» и назначил, с согласия Бема, во всем секретном вояже начальником дворянина Антипина, знавшего японский язык и навигацкие науки. В помощь ему были даны штурманский ученик Путинцов и ученик японского языка Очередин, который, впрочем, был слаб рассудком. Команду «Николая» составляли: боцман, 3 матроса, 45 рабочих, секретарь, подлекарь и капрал. Судно было снабжено артиллериею и необходимыми судовыми припасами и морскою провизиею на один год.

В инструкции, данной Бемом Антипину, между прочим, предписывалось:

а) Под смертною казнию не обижать диких.

б) На месте зимовки судна, на 18-м или другом острову, построить возможную крепость и ходить всегда вооруженными.

в) По установлении дружественных сношений на 18 и 19 островах, отправиться на 20, 21 и 22 острова. Но до установления порядка, не ходить вскорости до японского города Матсмая и не доводить себя до гибели.

г) При свидании с японцами, поступать учтиво, ласково, благопристойно, и объявить им, что пришли для заведения с ними, как с соседями, дружественных сношений. При склонении же на обоюдный торг, и заключении договора, взять от янонцев письменное по этому предмету объяснение.

д) Разведать об обширности Японии, о числе городов, укреплениях и войске, а также о вере, нравах, обычаях, торговле и т. д.; [48]

е) Путинцову земли и острова класть на карту, а если у туземцев есть собственные карты, то снять с них копии.

х) Мохнатых курильцев пригласить в подданство, обнадежив их защитою от притеснения соседей.

При этом Бем распорядился, чтобы до окончания секретного вояжа никто из русских не ходил на Курильские острова.

Вот «Николай» отправился из Петропавловской гавани по назначению 24 июня 1775 г.; но около 18 острова разбился. Лебедев, осведомясь об этом, послал посадского Шабалина на двух больших байдарах, на 18 остров, с разными продовольственными припасами, войдя в то же время к иркутскому губернатору с прошением о дозволении ему, для приведения в подданство мохнатых, заведения коммерции с Япониею и вывоза рабочих с 18 острова — взять казенное судно, за условленную плату.

Иркутский губернатор разрешил ему взять одно судно на три года, с тем, чтобы он завел торговлю с Япониею и привел в подданство жителей 20, 21 и 22 островов.

Охотский начальник назначил для этой цели бригантин «Наталия», под командою штурмана Петушкова. Судно это вышло из Охотска 10 сентября 1777 г. и благополучно достигло острова Урупа, где и осталось зимовать. 31 мая 1778 г. Шабалин, на трех байдарах, с переводчиком Очерединым и 32 челов. команды, отправился на 19 остров, где удалось ему склонить жителей в подданство России, потом посетил он 22-й остров (Аткис). Здесь русские встретили японское судно, виделись с японцами и условились с ними, чтобы впредь до указа их Государя, для обоюдного торга приходить русским и японским судам на остров Кунашир, в гавань, находящуюся на северной его стороне. При чем японцы просили придти русских на указанное место к 20 июля 1779 г., для утверждения торга с полным установлением и даже дали письма в главное русское правительство о желании торговать с нами. При чем в знак обоюдной дружбы, обменялись подарками.

Пробыв 5 дней на Аткисе, Шабалин возвратился на [49] Уруп и оттуда на бригантине «Наталия» прибыл 29 августа 1778 г. в Охотск, откуда 7 сентября, по распоряжению Лебедева, снова отправился с дворянином Антипиным на Уруп, с разными товарами. Охотский командир Зубов и купец Лебедев послали на этом судне от себя письма и подарки к командиру японского судна, которое хотело придти для торговли на Кунашир. По приходе бригантины на Уруп, он остался там зимовать. Весною 1779 г., Антипин и Шабалин отправились на 7 байдарах с 45 человеками на Аткис, и 24 июня прибыли в японскую гавань Ноткоме. На Аткисе они виделись с японцами, которые, однакоже, в ожидании распоряжения с Матсмая, не решались заключить с русскими торговых условий. Наконец, 5 сентября, прибыло с Матсмая судно, с двумя чиновниками, собственно для переговоров с русскими. После обычных церемоний, японцы объявили русским, что у них есть Бог, который запрещает им знакомиться с русскими и торговать с ними, и потому матсмайский начальник приказал сообщить, чтобы русские на Кунашир и Итуруп (20 и 21) не ходили, тем более, что на Матсмае, кроме съестного, ничего нет, а если им встретится нужда в пшене и вине, то посылали бы к ним с острова Урупа мохнатых курильцев. Кроме того, русским дозволили приходить торговать с японцами в Нангасаки, где собираются для торговли разные народы.

После этих переговоров, русские отправились на остров Уруп, к своему судну, где и остались зимовать. С 8 января 1780 г., начались на острове частые и сильные землетрясения, повторявшиеся ежедневно по нескольку раз; а 18 числа, утром, когда судно совсем было уже готово к отплытию, сделалось до того сильное землетрясение, что морская вода, отступив сначала от берега, поднялась потом сажень на 6 выше своего горизонта, стремительно хлынула на берег, сорвала судно с двух якорей и выбросила его на остров на 190 сажень от берега. Землетрясение это продолжалось целый месяц, а 28 января, во время сильного удара, прорвало сопку на 11-м острову, причем засыпало сотника Черных с командою, возвращавшегося с 12-го острова в [50] Камчатку. После этого несчастного случая, Антипин отправился на одной байдаре в Камчатку, с 14 человеками, а Шабалин с 52 челов. остался на Урупе. Из Камчатки Антипин был отправлен в 1781 г. в Иркутск, с донесением о последнем походе в Японию.

В это время Курильские острова были чрезвычайно богаты бобрами. Все промышленники и казаки, бывшие на этих островах, приобретали бобров у туземцев за весьма незначительную плату; да и самый промысел их, при большом изобилии бобров, не требовал особых трудов и расходов. Такой легкий способ обогащения заставил и лиц служащих, не исключая даже и духовенства, искать случая побывать на Курильских островах. Охотский начальник капитан-лейтенант Зубов, известный своим корыстолюбием и разгульною жизнию, в особенности добивался у начальства разрешения посетить эти острова, под предлогом окончательного их покорения и водворения на них порядка. И когда ему было в этом отказано, то он поднял вопрос о необходимости заведения торговых сношений с Япониею, предлагая при этом свои личные услуги. Сентября 19-го 1776 г., он представлял об этом иркутскому губернатору; но, не дождавшись в течение года никакого ответа, 4-го сентября 1777 г. вошел с новым представлением по этому делу. «Купцы — писал он — заботятся об барышах, а не об открытиях, и хотя Шпанберг и Вальтон были у берегов Японии, но только для описей, а не для заведения связей». Наконец, 10 июля 1779 г., просился в Японию третий раз. В представлении этом он, между прочим, писал: «я могу отправиться под видом купца, не придавая своей экспедиции никакой официальности, и постараюсь открыть новые острова. На ближайшем же к Японии острове построю гостинный двор, а под этим предлогом и хорошую крепость, около того места, где найдется удобная гавань. Гарнизон этой крепости мог бы держать в повиновении курильцев. Экспедицию эту я мог бы совершить в одно лето. Неужели Охотский порт и суда существуют только для того, чтобы [51] доставлять провизию в Камчатку? — Нет, нам нужны открытия! Судно же для этого плавания уже готово».

Между тем, в 1779 г. Лебедев отправился в Петербург с подарочными японскими вещами и отчетом о плавании на острове бригантины «Наталия». Иркутский губернатор послал с ним к обер-прокурору князю Вяземскому представление о посылке Зубова в Японию. Вместе с тем он ходатайствовал о предоставлении Лебедеву исключительного права заниматься на Курильских островах торговлею и промыслами, в том внимании, что он привел до 1500 челов. мохнатых курильцев в подданство России и истратил на снаряжение судов в Японию более 70 тысяч рублей. Представление это было доложено Императрице, которая приказала князю Вяземскому сообщить иркутскому губернатору следующее (Отношение кн. Вяземского 29 мая 1779 г.):

1) По затруднительности наблюдения за покоренными отдаленными землями, мохнатых курильцев оставить свободными.

2) Взаимная торговля с японцами предоставляется всем без исключения русским подданным.

3) Сделанное иркутским губернатором распоряжение о запрещении ходить на дальние Курильские острова другим купцам, кроме Лебедева-Ласточкина — отменить, так как все монополии, на основании манифеста 1762 г. июля 31, уничтожены.

4) Охотского командира Зубова отправить на острова только в таком случае, если губернатор сочтет эту поездку полезною.

Лебедев, по возвращении своем в Иркутск, узнав о новой неудаче на островах, вошел в 1781 г. к иркутскому губернатору с прошением, чтобы ему, взамен понесенных им убытков в 79500 руб., назначили в его распоряжение другое казенное судно, для промысла на островах. Генерал-майор Кличка, 11 мая 1781 г., дал по этому предмету предписание охотскому начальнику, который назначил для этой цели гальот «Св. Георгий». Командиру судна дана была [52] инструкция идти на Уруп, снять «Наталию», и затем отправиться на Алеутские острова за промыслами. Но командир, напуганный землетрясениями, пошел прямо на Алеутские острова, под предлогом свежих противных ветров. Лебедев, узнав об этом, купил судно «Павел», которое в 1783 г. отправил на Уруп; но и это судно ушло прямо на Алеутские острова. Тем Лебедев и кончил свои попытки к заведению торговли на Курильских островах и в Японии.

Что же касается до капитана Зубова, то он в 1781 г. был вытребован в Иркутск, для личного разъяснения проекта его об открытии торговли с Япониею, и здесь, за буйство, пьянство и распутство, отдан под суд.

После таких громадных потерь, понесенных Лебедевым, частные лица не рисковали уже делать новых попыток к заведению торговых связей с Япониею, и с этого времени дело это исключительно приняло на себя правительство.

По указу Императрицы Екатерины II, 22 декабря 1786 г., должна была отправиться из Балтийского порта, кругосветная экспедиция Муловского. Императрица, между прочим, поручала этой экспедиции принять все меры к установлению торговли с Япониею. Но война с турками и ожидаемый разрыв с Швециею остановили посылку экспедиции.

Пять лет спустя, по повелению Императрицы Екатерины II, была снаряжена новая экспедиция в Японию, поводом к которой послужили следующие обстоятельства. В 1787 г. вывезено было в Камчатку 6 человек японцев, спасшихся от кораблекрушения (Судно их разбилось на о-ве Амчите в 1786 г.). Иркутский губернатор вытребовал их в Иркутск, где в то время проживал, прибывший в Сибирь, для ученых изысканий, профессор Лаксман. Начальник японцев Кодай, познакомясь с Лаксманом и узнав, что он возвращается в Петербург, просил взять его туда с собою. Лаксман, будучи заинтересован Япониею, и надеясь помощию Кодая пополнить запас собранных им в Сибири сведений об этой стране, охотно принял это предложение. Во время же пути, узнав о желании Кодая и [53] его соотечественников возвратиться на родину, он но прибытии в Петербург, предложил Императрице, под предлогом доставления их в Японию, снарядить туда особую экспедицию. Императрица, приняв это предложение, поручила Лаксману составить но этому вопросу записку, и на основании ее, 13 сентября 1791 г., состоялся Высочайший указ, на имя иркутского и колыванского генерал-губернатора, содержание которого в главных чертах заключалось в следующем:

1) Японцев, претерпевших на Алеутских островах кораблекрушение, отправить в их отечество.

2) Для путешествия в Японию или нанять частное судно, или же взять одно из судов экспедиции капитана Биллингса.

3) Японцев отправить на казенном содержании.

4) Для препровождения экспедиции назначить одного из сыновей профессора Лаксмана, имеющих познания в астрономии и навигации и находящихся в иркутском наместничестве.

5) Склонить кого либо из купцов отправиться в Японию с товарами.

По получении этого указа в Иркутске, начальник экспедиции поручик Адам Лаксман немедленно отправился в Охотск. В распоряжение его было отпущено 36 318 р., ассигнованных на расходы по экспедиции, и вместе с ним отправлены японцы и два сержанта геодезии. Купцы Шелихов и Голиков приняли на себя часть торговую, назначив от себя прикащиком купца Шабалина. Главный же надзор за снаряжением экспедиции был возложен на профессора Лаксмана, который для этой цели нарочно ездил в Охотск.

По неимению хороших частных судов в Охотске, и по случаю неприбытия из Камчатки судов Биллингса, Лаксман назначил для экспедиции бригантину «Екатерина», которая по возможности была исправлена и снабжена всеми необходимыми припасами. Командование судном было вверено штурману Ловцову (Команда бригантины состояла из следующих лиц: подштурмана Олесова, геодезистов Полномочного и Трапезникова, волонтера Коха, переводчика Туголукова, купца Шебалина с прикащиком, 20 матросов, 4 солдат и японцев: Кодай с двумя его помощниками.). [54]

13 сентября 1792 г., бригантина вышла из Охотска, и согласно с данной профессором Лаксманом инструкции, взяла курс в 22 острову (Матсмаю), лежащему, по словам инструкции, под 45° широты. Прибыв к северной оконечности этого острова, судно осталось здесь зимовать в небольшой гавани Немуро. Отсюда Лаксман послал письмо к матсмайскому губернатору, в котором извещал его, что доставил японских подданных и остался зимовать и что он прислан послом к главному Нифонскому правительству.

К 17 ноября на месте зимовки изготовили 2 казармы. 12 декабря прибыл с Матсмая чиновник, который сообщил, что письмо его отослано в столицу, и что он прислан для охранения русских от курильцев.

Наконец, 29 апреля, прибыли в Немуро 60 японцев и 150 мохнатых курильцев и просили Лаксмана идти за ответом на письмо в Матсмай, сухим путем; но Лаксман отказался. Вследствие чего, 1 июня прибыли в Немуро несколько японских лодок, для сопровождения «Екатерины». 4-го вышли в море, 28-го вошли в залив Аткис, а 4 июля в Хакодате, откуда. Лаксман ездил на Матсмай, для переговоров с японскими чиновниками, присланными для этой цели из столицы. Но переговоры эти не принесли ожидаемых результатов. Японские чиновники сперва объявили Лаксману письменно следующее: «Неведая о степени достоинства Российской Империи, не знаем почтительно или непочтительно нам в их государстве покажется, а потому далее трактовать не могут, и предоставляют иметь рассуждение о торговле с нангасакскими чиновниками» (Перевод этот взят из писем Рязанова. Отеч. Запис. 1822 г. част. X.).

А после дальнейших переговоров выдали Лаксману лист следующего содержания:

1) Хотя по японским законам и надлежит всех иностранцев, приходящих к японским берегам, кроме порта [55] Нангасаки, брать в плен и держать вечно в неволе; но как русским сей закон был неизвестен, а притом они привезли спасшихся на их берегах японских подданных, то сей закон над ними теперь не исполнен, и позволяется им возвратиться в свое отечество, без всякого вреда, с тем, чтобы впредь к японским берегам, кроме Нангасаки, не приходить, и даже если опять японцам случится быть в России, то их не привозить; в противном же случае, упомянутый закон будет иметь свое действие.

2) Японское правительство благодарит за доставление его подданных в отечество, но объявляет, что русские могут их оставить или взять с собою, как им угодно, ибо японцы, по своим законам, не могут их взять силою, предполагая, что люди эти принадлежат тому государю, к которому они занесены судьбою, и где спасена жизнь их при кораблекрушении.

3) В переговоры о торговле японцы вступить нигде не могут, кроме одного порта Нангасаки, и потому теперь дают только Лаксману письменный вид, с которым один русский корабль может придти в помянутый порт, где будут присланы японские чиновники, которые с русскими договорятся о сем предмете.

Затем, после обычных церемоний со стороны японцев, 11 августа бригантина оставила гавань.

8-го сентября 1793 г., бригантина благополучно возвратилась в Охотск, и правительство наше осталось довольно результатами экспедиции, что можно заключить по щедрым наградам, пожалованным всем участникам экспедиции. Мне положительно неизвестно, по каким причинам не было на другой же год послано судно в Нангасаки. Быть может, беспокойства, причиненные Европе французскою революциею, были тому причиною (Подробности об этой экспедиции см. Сев. Арх. 1822 г. ч. 12, статья Берха.).

Вскоре по окончании этой экспедиции, и именно 1 марта 1794 г., сибирский генерал-губернатор представил на [56] Высочайшее имя проект о снаряжении новой экспедиции в Японию. По проекту этому экспедиция должна была отправиться из Архангельска, на хорошем судне, с надежным начальником, из природных русских. На судне этом предполагал он отправить разные товары, а для постоянной торговли с Япониею предлагалось составить особую компанию на акциях. Но на представление это не было получено никакого ответа.

Между тем, купец Шелихов, осведомясь об успешных переговорах Лаксмана, отправил в 1795 г. на остров Уруп партию промышленников, в числе 30 семейств под начальством мещанина Звездосчетова. Партия эта, по приказанию Шелихова, должна была прежде всего завести пашни, огороды и вообще все хозяйство, и уже затем начать бобровые промыслы, стараясь, по возможности, сблизиться с японцами и завести с ними торговлю. Но на третий год, 14 лучших поселенцев по ссоре с Звездосчетовым, возвратились в Камчатку, а в 1803 г. выехало еще семь семейств; остальные же вместе с управляющим умерли на Урупе.

В том же 1795 г. было вывезено с Алеутских островов судном купца Шелихова 15 человек японцев, спасшихся с разбитой буссы. Иркутский губернатор Нагель донес об этом в Петербург, и в ответ на это донесение получил указ Императрицы, от 28-го июля 1796 г., чтобы японцев отправить в отечество, и пользуясь этим случаем, установить торговые сношения с Япониею.

По получении этого указа, Нагель представил генерал-губернатору Селифонтову, что в его распоряжении нет никаких сумм, на которые бы он мог отнести расходы по снаряжению экспедиции, которые по его исчислению простирались до 31 722 р., в том числе 8 000 руб. на постройку нового судна, так как в Охотске не было тогда ни одного благонадежного транспорта. Селифонтов обо всем этом представил Императрице; но за смертию ее, вопрос этот оставлен без всякого исполнения. [57]

Наконец, иркутский губернатор Леццано, 1 марта 1800 г. донес министру коммерции князю Гагарину, что вопрос о торговле с Япониею не приводится к окончанию за неполучением из Петербурга ассигнования. По докладе этого дела Императору Павлу, он приказал, на основании данной в 1798 г. Российско-американской К° привилегии, предоставить ей дальнейшие сношения с Япониею.

Около этого же времени англичанин Макмейстер предложил нашему правительству завести на острове Урупе русское поселение и вступить в торговые сношения с Япониею; но ему было отказано под тем же самым предлогом.

Доведя свой обзор до учреждения Российско-американской компании, мы должны здесь заметить, что пользовавшийся расположением Императора Павла I, камергер Рязанов, женившись на дочери купца Шелихова, учредителя компании, и получив в приданое акции компании, имел причины хлопотать в ее пользу. По смерти Шелихова, Рязанов, как главнейший акционер, стал во главе управления компании и обратил все свое внимание на Японию, так как торговлю с нею он считал единственным средством к выгодному продовольствию всех колоний в бесхлебном месте.

В 1803 г., по проекту капитана Крузенштерна, был сделан первый опыт кругосветной отправки в колонии грузов. Государь, при утверждении проекта этой экспедиции, нашел, согласно с ходатайством Рязанова, удобным, чтобы при этом путешествии было отправлено посольство в Японию, для установления торговых сношений. Послом был назначен Рязанов. Кругосветная экспедиция состояла из двух судов: одно снаряжено было на счет казны под командою Крузенштерна, а другое на счет компании, под командою капитана Лисянского. Посольству поручались три главные предмета: 1) на основании листа, привезенного Лаксманом, истребовать от Японии согласие на торговлю с Россиею; 2) описать на обратном пути из Японии, сколько позволят обстоятельства, [58] Курильские острова, Сахалин, устье Амура и Татарский пролив; сделать осмотр вообще всего восточного края Сибири, с уполномочением от правительства и компании принимать такие меры в его устройству, какие будут признаны за нужные. В инструкции Рязанова, составленной по его же докладной записке, между прочим, было сказано, что Россия имеет больше прав против других держав на торговлю с Япониею, как государство с ним соседственное, и что остров Сахалин, независимый от китайцев, необходимо присоединить к владениям России. 3-го августа 1803 г., экспедиция вышла из Кронштадта и у Сандвичевых островов суда разлучились: «Нева», под командою Лисянского, пошла с грузом в колонии, а «Надежда», с Рязановым, в Камчатку. Сдав здесь казенный груз, в августе 1804 г., Крузенштерн отправился с посольством в Японию и в начале октября прибыл в Нангасаки. Переговоры с японскими чиновниками шли шесть месяцев и, не смотря на то, не увенчались никакими полезными результатами. 4-го апреля 1805 г. японские уполномоченные сообщили Рязанову, что император их удивляется благодарности Русского Императора на дозволение производить русским торговлю с Япониею, ибо никогда не давалось подобного дозволения. Но даже, напротив того, Лаксману было отказано в этом, и что государь их приказал сообщить послу, что хотя прежде и дозволялось иностранцам приходить для торговли в Японию, но ныне более уже двух столетний доступ в Японию иностранцам запрещен, исключая голландцев и китайцев. Что же касается до присылки Русским Императором посла с подарками, то по японским законам, следовало бы ответить тем же; но как посла отправить в Россию нельзя, потому что японским подданным запрещен выезд заграницу, то ни грамоты, ни подарков, государь их не принимает. Кроме того, передали Рязанову, чтобы русские суда не приходили уже в Японию, и что если японское судно разобьется у русских берегов, то спасшихся японцев передавали бы, для отправления в отечество, голландцам. Этот решительный отказ вынудил Рязанова высказать японским чиновникам, что Русскому Императору не трудно привести [59] Японию в правила, каких требует уважение в его лицу. При этом он передал желание русского правительства, чтобы японцы не простирали своих владений далее северной оконечности Матсмая.

18 апреля Крузенштерн вышел с посланником из Нангасаки и, взяв курс в северу, вдоль западного берега Нипона, определил положение этого острова, Сангарского пролива и западной стороны Матсмая. Потом осмотрел пролив Лаперуза и залив Анива, на южной оконечности Сахалина, вышел в Охотское море и описал восточную часть Сахалина до широты 48° (до мыса Терпения), где, встретив сильные льды, прекратил опись и отправился в Камчатку. Высадив здесь, 5 июля, посланника, Крузенштерн вышел опять в море и 18-го июля снова подошел в восточной стороне острова Сахалина, в тому месту, где была прекращена опись. Отсюда поплыл в северу, вдоль берега, и обогнув северную оконечность и следуя к югу, 13 августа, увидел Амурский лиман и сделал части его поверхностный осмотр. «Сильное течение, встреченное мною в этих местах — писал Крузенштерн — и опасение, чтобы дальнейшими исследованиями не навлечь подозрения китайского правительства, и тем не повредить кяхтинской торговле, и наконец, опасение встретиться (с воображаемою им) китайскою эскадрою, наблюдавшею за устьем Амура — заставили меня прекратить исследования».

По окончании этих изысканий, Крузенштерн отправился в Камчатку и оттуда в Кронштадт. В отчете своем о плавании в японским берегам, он, между прочим, писал, «что завладеть Анивою можно без всякого сопротивления, и удержать за собою этот залив легко, ибо в северной оконечности Иессо, как и на Сахалине, нет войска. Достаточно одной малой батареи о 12 пушках и одного небольшого военного судна, чтобы удержать нападение японцев, если императору их вздумается послать из Матсмая войско — выгнать пришельцев, что впрочем сопряжено с невозможностию». Быть может и действительно, в то время было удобно занять Сахалин, потому что он не был тогда заселен японцами, [60] за исключением самой южной оконечности острова, где жили японские рыбопромышленники и то только летом. Рязанов также писал из Камчатки о необходимости немедленного занятия Сахалина, чтобы не могли предупредить нас другие державы. Особенное внимание обращал он, как и Крузенштерн, на залив Аниву, еще мало известный тогда морским державам. Не вдаваясь в причины, заставившие наше правительство не воспользоваться предложениями Крузенштерна и Рязанова, мы переходим к изложению дальнейших действий последнего.

Из Камчатки Рязанов послал отчет о своих неудачных переговорах, в заключение которого писал, что если он и не достиг ожидаемых результатов, то по крайней мере проложил путь в Японию, и что ни в каком случае не следует упускать из виду торговлю с этим государством, предпринимая ее исподволь и сперва в северных пределах Японии, т. е. на Матсмае и Сахалине.

Из Камчатки Рязанов отправился в 1805 г., на компанейском судне «Мария» в американские наши владения, по делам компании, не смотря на слабое свое здоровье, расстроенное еще неудачами и постоянными ссорами с Крузенштерном. На этом же судне отправились в колонии лейтенант Хвостов и мичман Давыдов, назначенные на службу российско-американской компании. Познакомившись с ними, Рязанов составил план о снаряжении, под их командою, двух судов в Японию; но только уже не с миролюбивыми целями, потому что поступок японцев он считал в лице своем оскорблением звания посланника..

Рязанов предполагал сначала осмотреть гавань на 16-м Курильском острове и узнать об участи партии Звездосчетова на острове Урупе. Потом отнять у японцев остров Сахалин, выгнать их оттуда и истребить все заведения их на острове, приняв туземцев под покровительство России; кроме того, захватить несколько знатных японцев, доставить их в Охотск, содержать там, как можно лучше, и через год доставить их в Японию, дабы они могли [61] рассказать о поступках наших с ними, и чрез то внушить своим соотечественникам большее доверие к русским.

29 августа 1805 г. Рязанов дал предписание правителю колоний российско-американской компании об отправлении в будущем году экспедиции в Японию, для исполнения своего плана, о чем и донес министру коммерции, графу Румянцеву. В донесении этом, объясняя пользу экспедиции, Рязанов присовокупил, что он не решился бы на такое отважное предприятие, если бы не имел под своею командою лейтенанта Хвостова, офицера примерной неустрашимости, мужества и усердия к службе. Вскоре после того, у американца Вульфа куплено было судно, названное «Юнона», на которое был назначен командиром лейтенант Хвостов; для мичмана же Давыдова был вновь заложен тендер, названный «Авось».

21 июля 1806 г., когда экспедиция была совсем уже готова к отправлению, Рязанов написал Хвостову письмо, в котором, отказываясь от личного участия в экспедиции, уведомлял, что тендер должен остаться в Ситхе, и не отменяя экспедиции, не определил однакож и положительно ее действия. Три дня спустя, тендер вновь был назначен в экспедицию и Рязанов, с обоими судами, отправился в море, имея намерение лично присутствовать при исполнении задуманного предприятия. Но 8 августа, снова изменил свой план и дал Хвостову инструкцию, в которой предписывал все, о чем упоминалось выше и, кроме того, поручалось ему обязать всех своих подчиненных держать эту экспедицию в тайне. О себе же он сказал, что ему надо торопиться в Петербург.

Мичману Давыдову Рязанов предписал идти для осмотра 16 и 18 Курильских островов, и потом к Сахалину, где в губе Анива, или в проливе Лаперуза, ожидать «Юнону», которая, по отвозе его (Рязанова) в Охотск, немедленно туда должна была отправиться. Если же до 27 сентября «Юнона» не прибудет к назначенному рандеву, то произвести действия, сколько позволят малые силы и способы, и через два дня отправиться в Новоархангольск. Но Давыдов, по причине [62] повреждения в судне, не мог исполнить поручения и спустился в Петропавловский порт, вскоре после разлучения с «Юноною».

В Охотске Рязанов съехал с Юноны и потребовал инструкцию Хвостова для дополнения. 24-го сентября, когда Хвостов совсем уже был готов к выходу в море, Рязанов прислал к нему обратно инструкцию с следующею надписью:

«По прибытии вашем в Охотск, нахожу нужным вновь распространиться по сделанному вам поручению. Открывшийся перелом в фок-мачте, противные ветры нам в плавании препятствовавшие, и самое позднее осеннее время, обязывают вас теперь поспешить в Америку. Время, назначенное к соединению вашему с тендером в губе Анива, уже пропущено, желаемых успехов, по окончании уже там рыбной ловли, ныне быть не может, и притом, соображаясь со всеми обстоятельствами, нахожу нужным, все прежде предписанное оставя, следовать в Америку, к подкреплению людьми порта Новоархангельского. Тендер «Авось», по предписанию, и без того возвратиться должен; но ежели ветры, без потери времени, обяжут вас зайти в губу Анивы, то старайтесь обласкать сахалинцев, подарками и медалями, и взгляните в каком состоянии на нем водворение японцев находится. Довольно исполнение и сего соделает вам чести, а более всего возвращение ваше в Америку, существенную пользу приносящее, должно быть главным и первым предметом вашего усердия. Подобным наставлением снабдите вы и тендер, буде с ним встретитесь. Впрочем в плавании вашем могущие быть непредвиденные обстоятельства, соглашать вы сами будете с пользами компании, и искусство ваше и опытность конечно извлекут лучшее к достижению, исполнением сего последнего предписания. Я, со своей стороны, крайне сожалею, что порт здешний неспособен к перемене вам мачты, и что стечение обстоятельств обязало меня и к перемене плана».

Хвостов, прочитав это предписание, поехал на берег, для личного объяснения с Рязановым; но тот уже выехал [63] из Охотска (Рязанов во время следования своего из Охотска в Петербуг, умер в Красноярске.). Такое двусмысленное предписание поставило Хвостова в затруднительное положение. Если бы Рязанов хотел вовсе отменить экспедицию, то он бы оставил у себя инструкцию, и вместо ее дал бы положительное предписание. Хвостов из всего этого вывел заключение, что экспедиция не отменена, а только отсрочена, и между тем неожиданная отсрочка эта могла подвергнуть тендер опасности. Причинами же отсрочки экспедиции Хвостов полагал: ненадежность «Юноны», позднее осеннее время и неуверенность в успехе. Но как все эти препятствия он считал маловажными, то и нашел излишним отлагать экспедицию до будущего года. С этими мыслями, Хвостов пошел прямо в Сахалину, и 6 октября прибыл в залив Аниву, где не нашел тендера. Но это не остановило Хвостова в исполнении своего плана. В небольшом японском селении, у которого стояло его судно на якоре, он захватил четырех японцев, взял из магазинов до 1200 пуд. пшена, соли и разных вещей; сжег остальные их магазины с припасами, и обласкав айнов, выдал старшине деревни бумагу следующего содержания:

«1806 г. октября 12 (24) российский фрегат «Юнона», под начальством лейтенанта Хвостова, в знак принятия острова Сахалина и жителей оного под покровительство российского Императора Александра I-го, старшине селения, на западном берегу Анивы, пожаловал медаль, на Владимирской ленте. Всякое другое приходящее судно, как российское, так и иностранное, просит старшину сего принимать за российского подданного».

17 октября, по позднему времени, Хвостов вышел из Анивы, и получив на пути несколько повреждений в судне, зашел в ноябре месяце в Петропавловскую гавань, где и остался зимовать, вместе с тендером. Весною 1807 г. он с двумя судами снова отправился к Сахалину. Эта экспедиция предполагалась для приобретений богатого приза и [64] освобождения островитян от тиранства японцев. «К чему — писал он — призывает нас долг, приняв единожды Сахалин под покровительство Российского Монарха». Пред отправлением своим в эту экспедицию, он донес морскому министру, как о прошедших своих действиях, так и о будущих предположениях.

4 мая, прорубившись сквозь лед, оба судна вышли в море, и следовали одно по одну, а другое по другую сторону Курильской гряды, с тем, чтобы сделать ей опись, но беспрерывные туманы не дозволили им этого исполнить. Осмотрев 16 и 18 Курильские острова, оба судна остановились на якоре в губе Найбо, на острове Итурупе. Здесь захватили четырех японцев, сожгли их селение, отдали курильцам найденную в магазинах рыбу и соль, и наименовав губу «Доброе начало», 22 вышли из нее, а 24 мая стали на якорь в другой губе того же острова. Тут были большие селения, защищенные крепостцами. В одном из них японцы встретили наш дессант выстрелами; не смотря, однакож, на это, наши заняли один магазин, при чем убили несколько японцев и многих ранили. Перестрелка с обеих сторон продолжалась два часа; наконец, истратив все взятые с собою патроны, русские вернулись на суда. На другой день свезли снова дессант, но не нашли в селении ни одного человека — все японцы скрылись, оставив на месте два больших единорога, три мортиры, две пищали и несколько ружей. Магазинов было до десяти, наполненных пшеном и разного рода товарами. Все лучшее стали грузить на суда, а между тем, команда перепилась саки (хмельной напиток) и начала буйствовать. Двое из нижних чинов пропали без вести. Предав огню селение и магазины, 27 числа вышли отсюда. После того, посетили остров Уруп, и не нашли там ни одного человека из партии Звездосчетова; видели только остаток строений, да доску с надписью, на которой написано, что до февраля 1803 г. наши промышленники жили здесь благополучно, но с этого времени стали умирать, и первым умер Звездосчетов. 11 июня стали на якорь в заливе Анива, и здесь узнали от жителей, что японцы, [65] после прошлогоднего посещения Хвостовым этой бухты, не появлялись в ней. Потом посетили еще два селения в той же бухте, оставленные жителями, и в одном из них сожгли строение, признанное японским. 15-го остановились против японской фактории, которую осматривал капитан Крузенштерн. В ней взяли несколько чугунных котлов и сожгли 8 сараев. Отсюда пошли к острову Матсмаю, и около острова Пик-де-Лангль, овладели четырьмя японскими судами, с грузом пшена, соли и рыбы; — суда сожгли, а лучший груз взяли на свои суда. На северо-западном берегу острова Матсмая нашли японское заведение, состоящее из 4-х казарм и нескольких сараев, которые также сожгли. Спустив наконец всех захваченных японцев на берег, кроме двух, 30 июня, суда наши, полные грузом, сделали друг другу поздравительный салют, и пошли к своим берегам. Хвостов, желая уведомить правительство о своих действиях, отправился сперва в Охотск, куда и прибыл 16 июля.

Между тем молва о прошлогоднем походе Хвостова в Японию разнеслась по охотскому краю, и разумеется с разными преувеличениями. Охотский начальник, капитан 1 ранга Бухарин, известный своим самовластием и жестокостию, под предлогом самовольства командиров, арестовал прибывшие суда, в видах захвата командирами огромных богатств, вывезенных из Японии. Схватили обоих командиров, как государственных преступников, и обобрав у них все, даже платье и обувь, посадили под арест и начали производить над ними следствие. При допросах Хвостов показал, что он был на 18 острову, но после настоятельных требований решительно объявил, что на предлагаемые ему вопросы отвечать не будет, потому что поручение его было секретное. Давыдов дал подобный же отзыв; находившиеся же под командою Хвостова лейтенант и корабельный мастер отвечали неопределительно, но штурмана и нижние чины, принужденные страхом, рассказали все подробности дела. Привезенный на судах груз, состоявший из пшена, саки, соли, разных одеяний, одной пищали, 2-х [66] пушек, 3-х мортир, 58 ружей и других принадлежностей, оценен был Бухариным в 18 тысяч рублей.

Два месяца Хвостов и Давыдов содержались под строгим караулом и в течение этого времени один только раз дозволено им было переменить белье. 24 июля им удалось послать в Иркутск уведомление о своем положении, и хотя из Иркутска прислано было предписание облегчить их арест; но предписание это не застало уже в Охотске Хвостова и Давыдова, потому что они, при содействии жителей Охотска, не любивших Бухарина, бежали, 17-го сентября, из под ареста и 13 октября явились якутскому областному начальнику. Отсюда была послана ими в Иркутск эстафета, на которую иркутский губернатор Трескин дал им предписание выехать в Иркутск, куда и прибыли в январе 1808 г. Трескин принял в этих офицерах горячее участие, и по ходатайству его, генерал-губернатор Пестель, разрешил им выехать в Петербург.

Дело о настоящей экспедиции было сперва передано на рассмотрение министра коммерции, графа Румянцова, который оправдал действия Хвостова и Давыдова, и Государь, 9 августа, Высочайше повелел, дела этого им в вину не ставить, а жалобы на жестокости Бухарина передать на рассмотрение адмиралтейств-коллогии; коллегия же дала этому делу совершенно другой оборот. Она, напротив, оправдала Бухарина, а Хвостова и Давыдова предала военному суду. Но отличная храбрость этих офицеров, во время войны в Финляндии, о которой доведено было до сведения Государя, была причиною, что дело это окончилось без всякого с них взыскания (Введение к «Двукратному путешествию в Японию Хвостова и Давыдова», Соколова; X ч. Запис. гидрогр. деп-та и дела иркутского архива.).

В 1807 г. был послан из Кронштадта в кругосветное плавание шлюп «Диана», под командою лейтенанта Головнина. Главная цель посылки этого судна заключалась в открытии неизвестных и описи малоизвестных земель, лежащих на Восточном океане и сопредельных российским [67] владениям в Азии и на северо-западном берегу Америки, По случаю разрыва России с Англиею, шлюп был задержан в Саймонс-бэй более года, а потому он и не мог прибыть в Камчатку ранее сентября 1809 г. В 1810 году шлюп находился в наших американских колониях, для охранения их от нападения корсаров. В апреле же 1811 г. Головнин получил от морского министерства предписание, сделать точнейшее описание южных Курильских и Шантарских островов, южной половины Охотского моря, татарского берега и амурского устья. На основании этого предписания, 3 мая «Диана» вышла из Авачинской губы, и придя 14-го мая к проливу Надежда, между островами Матуа и Расшуа, Головнин приступил к описи южных Курильских островов. В начале июня были осмотрены острова от Матуа до Урупа. Жители последнего сообщили Головнину, что как этот остров, так и все лежащие от него к югу, принадлежат японцам. 30 июня вошли в пролив Св. Екатерины, а 6 июля стали на якорь в заливе, на южной оконечности острова Кунашира, в глубине которого находилась японская крепость. 11 июля Головнин съехал на берег с мичманом Муром, штурманом Хлебниковым, четырьмя матросами и переводчиком, курильцем Алексеем. Японцы, желая хоть чем нибудь отмстить русским за поступки Хвостова, заманили их в крепость, связали им руки и ноги и, под строгим караулом, отправили в Хакодате. Там посадили их в небольшие клетки, поставленные в темном сарае, и через семь недель мучительного заключения, привели в город Матсмай. Здесь положение их несколько улучшилось. Близость моря внушила пленникам мысль спастись бегством. Зная трусость японцев, они надеялись овладеть одним из судов, и на нем уйти в Камчатку. Но предприятие это не удалось: на девятый день скитания по горам и оврагам, японцы их поймали и привели обратно в тюрьму.

Между тем офицеры и команда шлюпа, осведомясь о вероломном поступке японцев, единогласно решились не оставлять их берегов до тех пор, пока не освободят своих [68] сослуживцев из плена, если они живы; в противном же случае жестоко отмстить японцам на этих же самых берегах. После такого решения, старший офицер «Дианы», лейтенант Рикорд, принявший командование шлюпом, снялся с якоря и подошел к самой крепости. Японцы встретили их огнем с береговых батарей. Сохраняя честь своего флага, Рикорд приказал открыть огонь и на шлюпе. С «Дианы» сделано было 170 выстрелов и сбита одна береговая батарея; но городу, защищенному валом, не принесено никакого вреда. Считая бесполезным продолжать пальбу, шлюп отошел от берега и стал на якорь вне выстрелов. Команды на шлюпе было 51 человек, и потому нельзя было и помышлять о высадке дессанта. Составлен был из офицеров совет, который общим мнением положил идти в Охотск, для донесения об этом происшествии высшему начальству. 14 июля «Диана» оставила залив «Измены», названный так офицерами шлюпа, — и через 16 дней прибыли благополучно в Охотск.

В сентябре месяце Рикорд отправился в Петербург, для личного объяснения с начальством и получения инструкции на дальнейшие действия. Но иркутский губернатор Трескин дал ему предписание дожидаться в Иркутске распоряжений на счет новой экспедиции в Японию, о чем и сделал представление в Петербург. Но по тогдашним политическим обстоятельствам, правительство наше ограничилось только тем, что предписало Рикорду отправиться на шлюпе в море, для продолжения неоконченной описи, при чем разрешалось зайти к острову Кунаширу, для узнания об участи своих сослуживцев.

Рикорд, по получении этого предписании, нисколько не медля отправился в Охотск, и снарядив там «Диану» и одно из охотских судов — бриг «Зотик», 22 июля 1812 г. вышел в море, взяв с собою 7 японцев, из коих один — Леонзаймо был вывезен Хвостовым, а остальные шесть с разбитого японского судна. Постоянные густые туманы задержали долго отряд у Курильских островов, так что только 28 августа он прибыл в залив Измены. Тотчас было отправлено от Рикорда с одним японцем к начальнику острова письмо [69] содержание которого состояло в том, что на отряде привезены японцы, и что русские, не имея никаких неприязненных целей, надеются, что взамен японцев будут возвращены русские пленники. Но на письмо это не было получено ни какого ответа. Наконец, 4 сентября были высажены на берег Леонзаймо с другим японцем, с тем, чтобы они доставили положительные сведения о Головнине. На другой день один из посланных возвратился с известием, что Головнин убит. Такая весть поразила всю команду шлюпа и поставила Рикорда в самое затруднительное положение, ибо он не имел никаких предписаний, как поступать в этом последнем случае. Желая иметь более верные сведения об участи своих товарищей, Рикорд решился захватить какое нибудь японское судно, что ему и удалось сделать. 6 сентября была захвачена японская байдара, а 7-го большое судно, принадлежащее японцу Токатай-кахи. Этот японец уверил Рикорда, что русские пленники живы и находятся в городе Матсмае. После такого известия, Рикорд, прекратив все неприязненные действия высадив на берег всех японцев, за исключением Токатай-кахи и его прислуги, 11 сентября, ушел в море. Определив положение некоторых островов Курильской гряды, отряд отправился в Камчатку, и шлюп 3 октября прибыл в Петропавловскую гавань, а бриг «Зотик» в ту же осень разбился у камчатских берегов.

В апреле месяце 1813 г. Рикорд получил от иркутского губернатора предписание — снова отправиться к японским берегам, и на пути зайти в Охотск, куда будут высланы для него инструкция и свидетельство на японском языке в том, что правительство наше не принимало никакого участия в поступках Хвостова. 23 мая шлюп вышел из Авачинской губы и отправился в Охотск, получив здесь обещанные бумаги; через 20 дней, шлюп бросил якорь в заливе Измены. На этот раз, при содействии доброго Кахи, японцы согласились вести с Рикордом переговоры. Но дело остановилось на том, что они сомневались в свидетельстве Трескина, так как оно подписано было одним только лицом и не имело печатей. Это обстоятельство заставило Рикорда опять [70] отправиться в Охотск, куда он и прибыл через 15 дней. Здесь получил он от начальника порта Миницкого требуемое японским правительством свидетельство, и кроме того, присланное от иркутского губернатора дружественное письма к матсмайскому губернатору, с объяснением всех дел, относящихся к этому предмету. В исходе сентября Рикорд с своим шлюпом был уже в Хакодате, куда было назначено ему придти для окончательных переговоров. Здесь, после многих новых недоразумений и различных церемоний, с помощию Кахи, 7 октября выдали Рикорду Головнина с остальными русскими. Шлюп 3 ноября 1813 г. доставил их в Петропавловскую гавань (Записки Головнина в плену у японцев. — Сокращенные записки Головнина о плавании шлюпа «Диана» и Записки Рикорда.).

При освобождении Головнина, он с Рикордом дал письменный отзыв японским чиновникам, что за ответным письмом матсмайского губернатора к иркутскому, будет прислано в будущем году в июне или июле небольшое судно в острову Итурупу, на который просили прислать письмо это с мохнатыми курильцами.

Трескин, осведомясь об этом, представил правительству свои соображения о снаряжении в Японию, по этому поводу, новой экспедиции. В проекте своем он между прочим предлагал:

1) «Диану» оставить в охотской флотилии, для предполагаемой экспедиции.

2) Переговоры вести в Хакодате, где и утвердить нашу торговлю.

3) Начальство над экспедициею вверить Головнину или Рикорду.

4) Границу нашу с Япониею иметь с нашей стороны — 18 остров, а 19-й с Японской.

Но проект этот не был утвержден и за ответным письмом было послано, согласно с предположениями Головнина и Рикорда, судно «Борис и Глеб» на Итуруп, под [71] командою штурмана Новицкого, который 3 июля 1814 г. выйдя из Тигиля, подошел 20 числа к северной оконечности Итурупа, прокрейсеровал около острова целую неделю и, не дождавшись никакого ответа, вернулся в Охотск.

В 1815 г. был отправлен из Охотска к Итурупу, для той же цели, транспорт «Павел», под командою штурманского ученика Среднего, которому, кроме того, было поручено, доставить к берегам Японии 6 человек японцев, из коих 3 с разбившейся в 1813 г. на Курильских островах буссы и 3 привезенных в Камчатку из Калифорнии английским купеческим судном. 27 июля транспорт подошел на вид Матсмая, около Аткинской гавани, откуда спустился в Кунаширскому заливу; за сильными противными ветрами и туманами пролавировал 8 дней, и наконец, за поздним временем, а главное из опасения попасть в плен, — высадив японцев около Итурупа на байдару, сам отправился обратно в Охотск.

В 1816 г. управляющий Камчаткою, лейтенант Рудаков, послал от имени начальника Охотского порта к Японскому правительству письмо, которым просил ожидаемого ответа. Письмо это было послано на 14 Курильский остров, с тем, чтобы туземцы этого острова доставили его на 18 остров и привязали там конверт, к поставленному столбу, что и было исполнено. А в 1817 г. был послан с 14 острова на 18, за ответом, тоен Усов, с 5-ю курильцами; но об участи этих курильцев не было известно четыре года, и только в 1821 году найдена их байдара, опрокинутою около 16 острова.

После этих неудач, иркутское начальство, убедясь в бесполезности наших домогательств на сближение с Япониею, сделало распоряжение, чтобы на будущее время, в видах сохранения денежных расходов, прекращены были, на неопределенное время, все наши сношения с Япониею; а спасшихся от кораблекрушения японцев доставляли бы на Курильские острова, откуда они с помощию курильцев должны [72] сами приискивать средства в дальнейшему, путешествию в Японию.

Тем и кончились наши попытки в заведению дружественных и торговых связей с Япониею, до современных нам событий.

А. Сгибнев.

Текст воспроизведен по изданию: Попытки русских к заведению торговых сношений с Япониею в XVIII и начале XIX столетий // Морской сборник, № 1. 1869

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info