-

ПРИЕМ У МИКАДО НАЧАЛЬНИКА ОТРЯДА СУДОВ ТИХОГО ОКЕАНА.

Заимствуем из Морского Сборника несколько подробностей из любопытного рассказа одного офицера с корвета Витязь:

«9-го июня 1872 года, пишет автор рассказа, мы получили известие что микадо назначил 11-го июня аудиенцию адмиралу. С нашего корвета назначено было 10 человек офицеров для составления свиты адмирала. К нам присоединились: поверенный в делась в Японии, Е. К. Бютцов, консул А. Е. Опаровский и командир корвета Витязь П. Н. Назимов.

Настало время отправляться; мы начали усаживаться в экипажи; адмирал с поверенным в делах и его женой сел в дворцовую карету, а офицеры разместились в других трех, и поезд тронулся; шесть конвойных поскакала впереди кареты, а четыре сзади последней открытой линейки; конюхи бежали рядом, и несмотря на значительное расстояние и легкую рысь лошадей, они нисколько не отставали и на их лицах нельзя было заметить даже тени усталости. Редко жителям Еддо приходилось видеть подобную процессию, и потому многие выходили из своих лавочек, становились по сторонам дорога и с большим любопытством провожали глазами поезд, как бы желая рассмотреть каждого из участвовавших в нем. Поворачивая из улицы в улицу, наконец мы приблизились к местожительству микадо, которое [452] окружено широкою канавой и довольно высокою каменною стеной, поросшею мхом. Переехав мост через большие деревянные ворота, обшитые полосным железом и висящие на громадных железных петлях, и вслед за ними сейчас же через другие подобные же ворота, мы въехала как бы в новый город. Каменные одноэтажные строения, как бы под одну крышу и в некоторых местах прорезанные вычурными воротами с навесами, тянулись вдоль улицы — это прежние дворцы владетельных князей, дерзавших сторону тайкуна и по окончании междуусобной войны принужденных удалиться из своих дворцов, которые и перешли в руки нового правительства: в одном из них теперь помещается министерство иностранных дел. Повернув в другую улицу, мы увидели другую канаву и другую каменную высокую стену; проехав мостик и вторую пару ворот, мы стали подниматься как бы в гору по широкой шоссейной улице; по правой стороне тянулась стена, а по левой разбросаны однообразные одноэтажные каменные строения, похожие на упомянутые княжеские дворцы. Ни лавок, ни магазинов, ни вообще какой бы то ни было продажи или торговли мы не видели в огороженных владениях микадо. Подъезжая к третьей канаве и стене, наши конвойные, остановившись, соскочили с лошадей, отдали их конюхам, а сами пешком уже пошли через третий мостик и третью пару ворот, у которых стояло по два человека ружейных часовых; мы же экипажей своих не покидали. За третьими воротами мы увидели небольшое деревянное строение с галлереей вокруг — это караульный дом, в котором небольшое число солдат, одетых по-европейски, в белые куртка и брюки и того же цвета кепи, занимали свои посты. Проехав четвертые ворота, мы остановились на большом дворе, где нас встретили два чиновника и два переводчика, Сиго и Марокко; они были одеты в придворные костюмы, один в черном, другой в зеленом киримоне, коротких и широких, с большими разрезами по бокам, того же цвета чикчирах, в европейских полусапожках, в белых поясах, из-под которых виднелась рукоятка маленькой сабли, и в черных креповых головных уборах, на манер колпака или рога изобилия, придерживаемого широкою белою повязкой, в виде полотенца, с бантом позади. С ними мы пошли по хорошо утрамбованной дорожке, которая нас привела опять-таки к воротам; здесь нас встретил чиновник министерства иностранных дел; он был в лиловом киримоне с белыми виноградными листьями и в таком же головном уборе как и переводчики; конвойные осталась при [453] наших экипажах. Чиновник, после обычных поклонов, предложил нам следовать за ним, сказав что г-жа Бютцова должна остаться и дальше ей идти нельзя. А. Е. Опаровский, который имел уже случай накануне представляться микадо, остался с нею; другой чиновник сейчас же повел их в парк, где, после нашего представления, все должны были соединиться; мы же пошли за встретившим нас чиновником по довольно широкой аллее, окаймленной заборами, с левой стороны высоким из частокола обшитого досками, а с правой, в рост человека, бамбуковым частоколом, через который виднелись небольшие домики с палисадниками. Близ приемного покоя, где мы должны были подождать, частокол становился более вычурным и часть его была сделана как бы из фашинника различных деревьев, резко отличающихся одно от другого. Приемный покой представлял довольно большую чистую комнату; по средине ее стоял большой стол, покрытый шелковою из разноцветных четыреугольников тканою скатертью, на столе стояли две табачницы, два лакированные ящика с манильскими сигарами и две коробки спичек. Кругом стола были мягкие диванчики, без спинок, на 2 и на 3 места каждый. Пол был устлан японскими белыми циновками; обои на стене белые глянцевые, с набросанными в шахматном порядке золотыми и черными бабочками; потолок оклеен также белыми обоями, но с золотыми стрекозами с красными хвостиками. При входе в комнату вас встретили министр иностранных дел и церемониймейстер; оба они были в белых шелковых, безукоризненно чистых киримонах, с нашитыми на груди и рукавах плетеными лиловыми тонкими шнурами в виде бантиков; рукава, кроме того, были стянуты лиловою же тесемочкой. Головной убор представлял совершенно своеобразную черного цвета шапочку, в роде маленького дамского саквояжа, вдавленного спереди; она вделана из лакированной тисненой различными узорами бумаги и придерживается на голове черными шнурочками. Соезимо (так звали министра иностранных дел) среднего роста, лет сорока с небольшим; смуглое лицо его украшено черною редкою бородой и усами; глаза в высшей степени выразительные и вся физиономия очень симпатична; это один из семи главных двигателей Японии. Поклонившись, мы сели; против министра, рядом с адмиралом, сидел поверенный в делах, а потом, по старшинству, офицеры; два чиновника министерства иностранных дел, встречавшие нас, тоже сидели вместе с нами.

Через некоторый промежуток времени, тишина царствовавшая в приемной нарушилась шмыганьем придворной прислуги, одетой [454] в черные киримоны, с сетками на головах; явились синие японские чашечки с желтым чаем; выпив чай, министр встал и сказал что время идти к микадо. Он и церемониймейстер пошли вперед, а за ними последовали адмирал и офицеры; переводчики, оставив свои сабли в приемной, тоже шли с боку. Выйдя из приемной, мы прошли, по каменной дорожке, миниатюрный, с различными навесными мостиками и ручейками, садик и вышли опять на прежнюю дорогу. Повернув направо и сделав шагов двести, мы вышли на большой зеленый луг, или двор, с большими тенистыми деревьями и простым деревянным колодцем; пройдя луг, мы должны были опускаться ко входу во дворец по асфальтовой наклонной дорожке с довольно отлогими ступеньками; она привела нас прямо к корридорам. По мягким, различных цветов и узоров, европейским войлочным коврам, мы проходили, один за другим, корридоры, отделенные между собой раздвижными дверями или позолоченными ширмочками. Стены и потолки корридоров были оклеены обоями, преимущественно на белом фоне с различными бабочками и стрекозами. Наконец мы подошли к комнате в которой сидел микадо.

Комната эта небольшая, как бы разделенная на две, деревянною, не до потолка забранною перегородкой, по средине которой была вырезка в роде дверей, о подвернутою в трубочку занавеской из цыновки. Против этих дверей лежал малиновый бархатный коврик о золотою вышивкой; на нем стояло красного дерева кресло, по бокам которого было по одному лакированному табурету; сзади кресла и табуретов красовались золотые разрисованные ширмы. На кресле сидел микадо, молодой человек лет 22, без усов и бороды, с узенькими, довольно неподвижными глазами; лицо его без всякого выражения, не особенно симпатично и не имеет ничего что могло бы привлечь внимание наблюдателя. Микадо имел на голове маленькую черную шапочку, на верхушке которой был черный креп, сшитый в виде трубы суживающейся внизу, очень похожий на выходящий из трубы дым, часто встречаемый на лубочных рисунках паровых судов или домиков. Костюм микадо состоял из длинного, широкого, лиловато-синеватого цвета шелкового киромона, из-под которого виднелись ярко-малиновые шаровары. С левой стороны его стоял в трех шагах оруженосец в темно-синеватом киримоне и держал обеими руками золотую саблю, рукояткой наклоненную на сторону микадо. Кругом комнаты шел корридор, со стеклянными рамами, возле которых стояло шесть человек придворных, по три на [455] каждой стороне. Обои были белые с разбросанными цветочками; пол устлан европейским цветным ковром. Когда мы входили в комнату, то микадо встал и стоял во все время нашего представления. Взойдя на маленькое возвышение, мы поместились по эту сторону против вырезанного отверстия в перегородке. Адмирал с поверенным в делах стояли впереди, по правую его сторону; немного позади их капитан, а еще немного дальше, полукругом, офицеры по старшинству; переводчики и министр иностранных дел стояли по левую сторону нашего поверенного в делах. Г. Бютцов, имея случай представляться микадо за несколько дней назад, представал ему адмирала. Причем микадо сказал речь, а переводчик Марокко перевел ее так:

"Имею первое свидание с вами. Так как мне донесли прежде что ваши военные суда оказали моим подданным покровительство и доставили им средство вернуться в свое отечество, то сегодняшнее свидание с вами тем более мне приятно и я весьма благодарю за великодушие".

На это адмирал сказал:

"Ваше величество, я весьма счастлив доставленною мне честью представиться вашему величеству и искренно признателен за благосклонные слова с которыми вашему величеству угодно было отнестись к услуге оказанной нескольким Японцам командирами русских военных судов моего отряда и, между прочима, капитаном 2-го ранга Назимовым, которого я беру смелость представить вашему величеству. Я и офицеры русского Императорского флота всегда счастливы, когда нам представляется случай приходить на помощь Японцам, и мы, конечно, никогда не будем пренебрегать возможностью выказывать им дружеские чувства которыми одушевлены вообще все Русские относительно Японцев".

Марокко переводил эти слова на японский язык, и хотя прежде он был учителем русского языка в Нагасаки, но в день представления далеко этого не было заметно: или он забыл язык, или и без того плохо его знал, или в присутствии микадо он сально робел. Во всяком случае результат был тот что он весь трясся, заикался и говорил чуть не шепотом. Когда он кончил переводить сказанные адмиралом слова, мы все поклонились. После чего пошли обратно, сопутствуемые министром и переводчиками, по старой дороге.

Мы должны были остановиться в приемной комнате, где уселись за стол в прежнем порядке и закурили сигары. Вскоре пред каждым стояла фаянсовая японская чашечка с желтым чаем и маленькая европейская десертная тарелка, на которой лежали: два кусочка желе в виде параллелепипеда, два кусочка той же формы тягучего вещества, обваленного в мелком сахаре, на подобие рахатлукума, и две розовые лепешки, сделанные из муки с сахаром; у каждой тарелки лежал десертный нож с черенком из слоновой [456] кости и маленькая серебряная вилка обыкновенной европейской формы. Бокалы для шампанского стояли пред каждых из нас, и очень искусно и ловко наполнялись шипучею влагой из бутылок, обернутых чистыми салфетками. Первый бокал был выпит за здоровье микадо, потом за здоровье министров, после чего нам предложили осмотреть парк принадлежащий микадо. Конечно, все с большим удовольствием воспользовались разрешением микадо осмотреть место любимого его времяпровождения».

В заключение своей статьи автор описывает посещение корвета Витязь японским министром иностранных дел Соесимо, причем находились г. и г-жа Бютцовы и известный и всеми уважаемый. архимандрит отец Николай, знакомый читателям Русского Вестника по статьям о Японии. «Соесимо приехал с двумя переводчиками и десятилетним своим сыном, бравым, живым мальчиком, со смуглым лицом и черными большими глазами, очень похожим на Цыганенка, которого отец собирается одеть в русский национальный костюм. Караул, команда и офицеры, стоя во фронте, их встретили. Через некоторый промежуток времени пошли осматривать корвет, потом остановились под полуютом, где большой стол был установлен всевозможными гастрономическими закусками. Фонтан и все убранство представляли хороший вид. Вскоре попросили спуститься в адмиральскую каюту, где был накрыт большой стол на 16 человек. Надушеные букеты из амойских цветов, вставленные в серебряные вазы с конфектами, украшали сервировку стола. Завтрак был заказан на берегу у французского повара, и тот действительно, как и все Французы в этом отношении, не ударил лицом в грязь и исполнил возложенное на него поручение безукоризненно. Завтрак был очень оживлен и продолжался довольно долго; после жаркого, бокалы наполнились шампанским: адмирал встали с бокалом в руке, обратился к министру иностранных дел Сеосимо и сказал следующее:

"Наше высокопревосходительство, благодаря вас за честь которую вы оказали моему судну вашим посещением, я позволяю себе выразить пред вами несколько мыслей внушенных мне наблюдением над вашею страной. Недавно еще Япония считалась недоступною, непроницаемою, какою-то таинственною страной. Еще живы в нашем воображении картины прежней Японии, впечатленные в нас теми, не совсем точными, хотя во многих отношениях поэтическими сведениями которыми питалась ваша юность: то была по внешности страна золота, страна всех благ которые только природа может отдать в распоряжение людей, но страна народа крайне нелюбезного, предпочитающего свое одиночество всем выгодам внешних сношении. Не прошло еще двух десятилетии, как мы считали все подобные сведения о Японии неоспоримо верными. Двадцать [457] лет — значительная сумма лет для отдельного человека; но что значит она для народа? И вот однако, в это двадцать лет весь народ, целая империя совершенно изменились. Правительство вошло в самые дружественные сношения с иностранными державами; народ спешит заимствовать от иностранцев все что считает для себя полезным; почти нет отрасли европейских знаний к которой уже не было бы приложено самого горячего труда, видимо начинающего венчаться и должным успехом. Для примера укажу на предмет более всего заинтересовавший меня, — на японский императорский флот. Еще целы те джонки которые одни имели привилегию бороздить моря Японии, по возможности удовлетворяя потребностям нации, созданной преимущественно для морского искусства. Хороши были они для своего времени, но что значат они в сравнении с судами построенными по правилам новейшего искусства? И вот уже джонки любуются этими судами как своими собратьями и с готовностью уступают им свое место и службу, отодвигаясь сами на задний план; словом, Япония быстрым и верным шагом спешит занять место неоспоримо принадлежащее ей и безотлагательно имеющее быть занятым ею. Так младший брат, когда приспеют его лета, по праву входит в круг старших чтоб иметь свою долю и свою часть в доме. Приветствуют Японию все старшие нации мира и готовятся принять ее в свою среду; с особенною искренностью и теплотой чувства приветствует ее Россия, сама еще молодая нация. Велика заслуга тех сынов Японии которые ясно поняли назначение своей страны и неуклонно ведут ее к избранной цели. В вашем высокопревосходительстве я приветствую одно из таких лиц и с особенным чувством желаю вам вожделенного успеха ваших трудов, а для продолжения их — за многие, многие годы всегда неизменного здоровья! Здоровье его высокопревосходительства, министра иностранных дел Японской империи Соесимо Танеоми!»

Все чокнулись и выпили здоровье министра. Отец Николай, сидевший рядом с министром и владеющий великолепно японским языком, сейчас же перевел ему сказанную адмиралом речь. Соесимо рассыпался в благодарностях за сделанный ему и его сыну радушный прием и благодарил адмирала за сказанные им слова. Потом было предложено несколько тостов, в которых не были забыты ни хозяева, ни гости».

Вот что, между прочим в заключение статьи своей, автор говорит об отце Николае:

«Отец Николай своими трудами и действиями снискал всеобщую любовь и расположение не только своих соотечественников, но даже и Японцев, которые наперерыв стараются учиться у него сами или отдавать своих детей ему в ученики. Этот добросовестный труженик считает потерянным тот день в который он дозволил себе дать несколько часов свободного времени, и потому не было возможности упросить его остаться у нас переночевать».

Текст воспроизведен по изданию: Прием у микадо начальника судов Тихого океана // Русский вестник, № 11. 1872

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info