ЗАПИСКИ

После Кемпфера и Тунберга, конечно, первое место занимает, для познания Японии, Путешествие Зибольда, даже и потому, что после недостаточных и кратких известий нашего почтенного соотечественника, В. М. Головнина, оно есть единственное современное описание Японии, недоступной Европейцам. Зибольд жил в Нангазаки семь лета, с 1823-го по 1830 год, находился при посольстве в Иеддо, успел собрать богатый музей редкостей и произведений Японских, и теперь издает свое Путешествие на Голландском и Французском языках. Жаль, что, по роскоши издания, оно не многим будет доступно, составляя пять томов, с великолепным атласом, из 120 листов. Цена его, на подписку, не менее 300 франков. До сих пор выдан только один том. Переводим для наших читателей самую интересную статью из сего тома, где видна вся характеристика Японии и сношений с ними Голландцев.

* * *

Когда в 1609 году, первое Голландское посольство было отправлено к Сейгуну (Sjogun), или гражданскому государю Японского царства, Минамото Ижежас, родоначальник новой царской [378] династии передал уже сыну своему бразды правления, упрочивая ему законность наследия, и он учредил местопребывание свое в Иеддо, где построил крепость в 1605-1606 гг. Потому посланники, Иаков Спекс и Петр Загертзоон, посетив Футзиу, местопребывание Ижежаса, отправились в восточную столицу, Иеддо, изъявить свое почтение сыну и наследнику его, Минамото Гидстаду.

Следовавшие затем посольства Индийской Голландской Компании, посланные к Сейгуну Минамото Ижемидсу, все были принимаемы в Иеддо. Укажем между другими на посольства Франциска Катана и Гендриха Гагенлара в 1634 и 1636 гг., а также на посольство Андрея Фризиуса и Антония Фан-Бронкгорста в 1560 г. Неся богатые подарки, они шествовали по всем величии к резиденции государя, благосклонности коего искали первые морские державы Европы. По роскоши и великолепию, упоминаемое нами посольство было, конечно, самое замечательное от посыланных Голландскою Компаниею. Между последовавшими затем особенно замечательны посольства Захарии Вагенкара в 1657 г., и Гендриха Индейка в 1661 г., хотя щедрость Компании уменьшалась, по мере уменьшения, какое производили в барышах Компании затруднения, наложенные на торговлю Японским правительством. Через тридцать лет потом, видим представителя сего сильного общества, Генриха Фан-Буйтенгейма, которого сопровождал Энгельберт Кемпфер, надзираемого, будто он был государственный преступник, и совершающего путешествие в Иеддо совсем не в почетном виде.

Со времени сей эпохи, президент Голландской фактории в Дезиме (титул его: «Начальник [379] Голландской торговли в Японии», а во время посольства именуется он «Старшим Послом»)ежегодно отправлялся в Иеддо, сопровождаемый многими из своих чиновников, относя подарки Сейгуну и главным государственным чиновникам. Около 1790 г. торговля Японская уменьшилась вполовину, и было решено, чтобы впредь посольства были через четыре года, а по три другие года подарки были доставляемы толмачами, для того уполномоченными. Экономический расчет заставил Японцев принять такую меру. Когда, в недавнее время, кавалер Ян Кок Бломгоф, ожививший торговлю фактории, требовал, чтобы прежний обычай был восстановлен, или, по крайней мере, чтобы посольства являлись ко Двору каждые два года, то правительство отказало. Каковы бы ни были предлоги отговорок его, достоверно, что отказ должно приписать денежным расчетам. Посещение президента фактории было утверждено через четыре года. С приближением времени отбытия, президент, согласно установленному порядку, уведомляет о том письменно правителя Нангазаки, который отвечает, что он примет меры для исходатайствования от Иеддского Двора необходимого позволения, но в самом деле извещает он только о будущем приезде посланника Голландского, посылая ко Двору роспись особ, составляющих его свиту. Вторым отношением, сей Японский чиновник извещает о согласии Царя, и предлагает ему самым настоятельным образом о поддержании в фактории порядка на время его отсутствия (За несколько дней до отъезда, президент представляет правителю чиновника, который должен временно заменить его в фактории.).

Прежде, когда Голландцы имели еще свою [380] Факторию в Фирато, и даже после перенесения ее в Дециму до 1657 года, посольства отправлялись по северо-западному берегу Киузиу, в порт Симонозеки, а оттуда в Огозаку, через архипелаг, лежащий между Ниппоном и Сикоком. Позже, и при Гендрихе Индейке, в 1661 году, посольства отправились сухопутно от Нагазаки в Токитс, плыли до Соноги, переправляясь через залив Огомура; потом следовали по большой дороге, через провинции Фицеи и Теикуцен до Конуры; тут переплывали они море, мотом доезжали до Симонозеки, откуда в третий раз отправлялись морем до Огозаки. С 1776 года, запрещено им переплывать залив Огомура, и с тех пор караван, везущий подарки, идет сухим путем от Нагазаки в Кокуру.

Только некоторая часть багажа перевозится морем в Симонозеки. Кемпфер, во время путешествия своего в 1692 году, отправился из Изафажи в Янагаву, в провинции Тсикуго, через залив Орима, а оттуда через Курум в Ямай же, откуда ехал обыкновенным путем. Ныне посольство садится на суда в Симонозеки, входит в порт Муро, и едет, через Фиого, сухим путем, до Огозаки. Позволение на остановку в Муро и на продолжение остальной дороги сухим путем, дано только со времен Кока Бломгофа, который выпросил его под предлогом болезни. До него, посольство ехало морем несколько дней лишних, до Фиого, в провинции Сетс. Из Огозаки, оно едет обыкновенно по большой дороге, до Иеддо, за исключением малого переезда через реку Иодо, и через устье Кизогав, между Куваною и Мижаю.

Свита посланников, в прежнее время, бывала довольно многочисленная. При Фризиусе и [381] Бронкгорсте, она состояла из двадцати человек; потом постепенно уменьшалась; Кемпфер имел уже при себе четырех, а Тунберг только трех человек: это число и определено для посольства с 1790 года. Начальник фактории, секретарь и медик, суть ныне три особы, отправляющиеся в Иеддо; находятся ли они действительно в сих должностях, или носят только титла их, все равно; однако же имена их должны быть предварительно сообщены правителю. Японская свита, их сопровождающая, состоит из тридцати пяти особ, назначаемых оффицияльно правителем. Вот названия их: полицейский коммисар (kuinin или gobansjosi), и при нем три помощника, из коих первый называется funaban (у Голландцев — onderbanjoost), а два другие именуются tjosi, banjoosten; переводчик и помощник его (oho-tsuzi и ko-tsuzi); четыре писца (fi-sja); вагенмейстер и его помощник (sai-sjo), и смотритель носильщиков; двое первостепенных и пять второстепенных слуг; два повара для Голландцев и один для Японцев. Наконец, тридцать два лакея, из коих шесть называются рассыльными и предназначаются для служения посольству. Прочие лакеи принадлежат различным Японским чиновникам, о коих мы говорили, и кои имеют столько слуг, сколько им следует по чину. Рассыльных обыкновенно почитают за шпионов, но мы не думаем, чтоб такое мнение было справедливо. Впрочем, посол может взять к себе в услужение, на свой счет, еще переводчика, медика и слуг из Японцев. Таким же позволением пользуются и оба его товарища, но правитель обо всем должен быть подробно предварен. В 1826 году, мы взяли с собою, для физических наблюдений, медика, живописца и [382] шестерых туземцев. Часто свита чиновных Японцев, сопровождающих посольство, бывает вдвое более назначенного числа, ибо, как после увидим, во многих случаях им нужны люди, совершенно им преданные. Каждый знатный путешественник имеет при себе определенное число носильщиков, и народ может, по тяжести багажа, узнавать чин его хозяина. Обыкновенно, когда счеты представляются жителями для уплаты издержек из финансового правления Нагазаки, назначается вес багажа, какой может иметь при себе путешественник, смотря по его чину, а Голландцы могут взять и более, приняв на свой счет происходящие от излишка издержки. Президент имеет два больших носимых сундука (nagamotsi), две пары таких же, поменее и продолговатее (riogake) и четыре квадратных ящика (dani); секретарь и медик пользуются вместе тремя nagamotsi, двумя парами riogake и четырьмя dani. Кроме сего, берут с собою несколько корзин (называемых kappokago), в кои кладутся плащи, фонари и соломенные шляпы. В продолжение всего переезда, подарки остаются при посольстве; только большие тюки отправляются морем из Нагазаки в Симонозеки, для облегчения носильщиков в переезде через Киузиу. Из Огазаки в Иеддо, когда каждый имеет своих собственных носильщиков паланкина, свита умножается до того, что на дороге, называемой Tokaido, караван, в коем находятся три Голландца, состоит почти из двух сот человек. Понятно, что с такою свитою издержки становятся значительными. Бросим на них взгляд, по одному из последних путешествий, умалчивая о торжественных шествиях, чрезвычайно великолепных, прежних послов. [383]

Когда Голландский посол отправляется ко Двору, департамент финансов, называемый в Японии Денежною Палатою (kwai sjo), получает от фактории, в вознаграждение за его издержки, 13,533 компанейских тейла (tails) или 33,956 франков товарами, кои ценятся весьма дешево, так что палата получает на них чистого барыша 126 1/2 на сто. В число полученной суммы, палата выдает начальнику фактории, во время путешествия, 2,207 тейлов камбангских (В счетах Голландской фактории употребляются тейлы Компанейские и тейлы Камбангские. В Японии, некоторые статьи торговли привозятся и вывозятся исключительно Голландским правительством (прежде бывшею Ост-Индскою Компаниею Соединенных Штатов), другими статьями дозволено торговать чиновникам в Дециме и корабельным капитанам. Первый род торговли называется Торговлею Компанейскою, а второй — Торговлею Камбангскою. Компанейский тейл стоит 2 фр. 81 сент., и Камбангский 3 фр. 36 сент. Есть еще Японский тейл (Sjumonme), монета, выбитая из золота или серебра, стоющая около 4 франков.) (7,446 фр.) монетою, и кредитует Компанию на 1,326 тейлов Компанейских (3,722 фр.), на следующий год. Когда одни переводчики везут подарки в Иеддо, то выдастся только 7,866 тейлов (23,123 фр.). Внеся в счет чистую прибыль, о коей мы сейчас говорили, находим, что Палате остается на издержки путешествия, 74,882 фр., когда едут сами Голландцы, или 49,975 фр. когда подарки отвозятся Японцами. Из сей суммы палата должна уплатить издержки по следующим статьям:

1. Путевые издержки Японских чиновников;

2. сухопутную перевозку, квартиры, стол, и пр.;

3. переезда, через море и разные реки;

4. вознаграждения домохозяевам в Кокуре, Симонозеки, Огозаке, Мижако и Иеддо, где путешественники живут довольно долго. [384]

Суммы, назначаемые на издержки Японским чиновникам, весьма малы в сравнении с великолепием, какое от них требуется; зато они получают особое вознаграждение, которое выплачивается обыкновенно факториею, с помощию 500 пиколов дерева сапан; сей товар доставляет казне значительные выгоды, без всякого ущерба Компании. Все-таки правительство находит важный дефицит в издержках, когда посол сам отправляется в Иеддо и, без сомнения, по сей-то причине не дозволены ежегодные посольства.

С другой стороны, и Голландские чиновники получают также недостаточную сумму (президент 2000, а товарищи его по 400 фр.), и принуждены вознаграждать себя за невольное великолепие торговыми спекуляциями, которые, в таком случае, весьма неприличны. Сам президент пользуется теми же средствами; но чин принуждает его к осторожности, и он поручает дела свои каммердинеру. Не следовало бы, в таком путешествии, искать случая продавать товары, и особенно со стороны Голландцев. Приличнее было бы им, в качестве послов, брать с собою только драгоценности, предметы роскоши, дельные Голландские книги, — словом, вещи, коими можно дарить; таким образом, они могли бы благодарить за учтивость и подарки, получаемые ими, по обычаю страны, при поздравлении их с приездом, или когда они посещают туземцев. Незначащие подарки, полученные от иностранцев, имели бы большую цену в глазах жителей и доставили бы посольству многих друзей. Таким средством можно было бы распространить внутри империи любовь ко многим предметам; выгоды, таким [385] образом доставленные торговле, вполне вознаградили бы за малое увеличение издержек посольства.

Подарки, поднесенные Сейгуну и членам его правительства, стоили, во время нашего путешествия в 1826 году 13,862 Компанейских тейла (38,910 фр.), и были распределены следующим образом: в Иеддо, Сейгуну и наследнику престола, государственным советникам Сейгуна (goro tsiu), пяти духовным советникам (zi sja go bugio), двум правителям Иеддо (matsi go bugio и советнику финансов (gokansio bugio); в Мижако, представителю Сейгуна при Дворе Микадо (Sjosidai), и двум правителям; в Огозаке, двум правителям города. В Иеддо, когда место одного из сих сановников не занято, подарки, ему предназначенные, остаются в пользу хозяина дома посольского. Сии подарки принимаются Японским правительством не за добровольное приношение, а за подать, за повинность или фассак (Фассак, по-Китайски pa so, значить первый день восьмого месяца, то время, когда чиновники в Нагазаки выплачивают собираемую подать.); род их и количество определяются предварительно. Они состоят из сукон, шерстяных материй, из материй шелковых и пестрых бумажных, из парчи золотой и серебряной, и пр. Обыкновенно везут с собою шерстяных материй и других мануфактурных изделий более чем сколько следует, ибо излишек всегда выгодно сбывается. Дела такого рода вносятся в книги под именем продаж в Иеддо. В 1826 году, они простирались до 2,504 тейлов Камбангских (8,637 фр.). Производство продаж поручается переводчикам; когда они ездят одни, то привозят с собою обратно даже обрезки, в дюйм шириною, в доказательство своей честности. [386]

В чрезвычайных случаях, Сейгуну подносят в подарок еще предмет роскоши, произведения искуств или редкости. Такой обычай принят, за несколько лет перед сим, по предложению президента Гендрика Дефа (Doeff). По Японским обычаям, посольство получает в подарок тридцать шелковых одежд от имени Сейгуна, двадцать от наследника престола, и сто сорок семь от вельмож. Последние остаются у президента фактории, а первые отсылаются в Батавию, Голландскому правительству. Иногда, при большом торжестве, президент получает деньги, за придаточные подарки. В 1822 году, он получил сто двадцать три серебряные монеты, называемые itakane, а в 1826 восемьдесят, из коих каждая стоила 6 фр. 95 сент.

(Сей подарок должен быть производим деньгами, но вывоз золотой и серебряной монет строго запрещен а потому послу доставляют, на блюде, пустые свертки бумаги, в коих находились монеты, и кредитуют его на всю сумму. В 1826 году, г-н Штюрлер отказался от подобного подарка, сказав, что в качестве посла, он не может сравнить перевод денег по счетам с честию получить подарок из рук Сейгуна. Закон о невывозе монет исполняется с такою удивительною точностью, что во время путешествия ко двору, нам дают денег не прежде первой станции, а на возвратном пути отбирают все остающиеся монеты. Закон исполняется так строго теми самыми чиновниками и переводчиками правителя Нагазаки, которые платили, в последнее время, тысячами кобангов за контрабанду. Эта Японская золотая монета очень известна на Амстердамской бирже.)

Подобно Японским вельможам, Голландцы совершают путешествие в паланкинах, похожих на переносные домики и называемых norimono, а начальник имеет при себе все знаки своего достоинства, в числе коих находится богато украшенный палой, на коем вырезаны буквы V. N. O. C. (Vereenigde-Nederlandsche Oost-Indische Compagnie: Соединенная Нидерландская Ост-Индская Компания). [387] На сем налое, в прежнее время, лежал Императорский паспорт. При начальнике есть еще таблица, с словами: pai-li Olandazin, т. е. Голландцы, едущие для изъявления почтения. Везде пропускают его свободно, и даже при въезде в Дециму освобождают его от таможенного досмотра. Японцы, состоящие в свите, кроме kuinin и главного переводчика, отправляются в обыкновенных паланкинах, сделанных из досок и крытых переплетом из бамбука, называемым kago или kemon kago. Ныне только чиновники ездят верхом; иногда, их несут в корзинах (sjug kago), перед караваном, или за ним.

Вообще, поезд похож на поезды туземных принцев, и посол пользуется отличиями и преимуществами наравне с ними, не в качестве представителя чужеземной нации, а потому, что имеет честь ехать ко двору Сейгуна, куда допускаются только вельможи империи. Нельзя однако не признать, что все это частию происходит от почтения и привязанности жителей к имени Голландцев. Во время сухопутного переезда, соблюдается порядок княжеских поездов. Впереди везут подарки и багаж, а за ними, в значительном расстоянии, едут tsjo si, составляющие авангард. За ними следуют: помощник переводчика, медик, секретарь и посол. Главный переводчик, funaban и kuinin, заключают шествие. Каждое nirinomo или kago сопровождается служителями и знаками отличия своего хозяина; таким образом он становится центром особого отделения. В противность существующего в Европе обычая, младшие предшествуют старшим, и левая сторона считается почетною. Отъезд назначается в половине [388] первого Японского месяца (Он соответствует нашему Февралю.); только важные события при дворе Сейгуна могут его замедлить. Обыкновенно посол выезжает 7 или 9 числа, а переводчики, если едут одни, отправляются в путь 15 числа. Когда подарки и другие необходимые для пути вещи уложены и часть багажа отправлена морем в Симонозеки, накануне въезда, в Дециму является главный banjos. — Tsjo-si, едущие с тремя Голландцами, досматривают, только для формы, их частный багаж, и отправляют его тоже морем. На другой день, все Японцы, составляющие свиту, должны явиться лично за послами и подарками. Во время Кемпфера, оба правителя Нагазаки лично приезжали с прощальным визитом к послу; ныне они ограничиваются холодными поздравлениями. Голландцы, служащие при фактории, провожаюсь своих соотечественников шагов за сто далее Децимы, на улице Иеддо (Jedo matsi), до места Огогато, где и прощаются; потом путешественники проезжают через Нагазаки и останавливаются у храма Тенцин. Тут прощаются они с Японскими чиновниками, служащими при фактории, выпивая с ними чашу sake, и потом едут через Сакурабаба до горы Нагазакитож, где их ждут и приветствуют власти окружных городов. Сей день становится праздничным для Нагазаки. Любопытство и благосклонность выводят на улицу жителей, которые, по обычаю, называемому mi-jage, исполняемому в этой стране всеми классами народа, толпами несут путешественникам сахарные изделия и лакомства, для развлечения от скуки вовремя путешествия. Возвращаясь из Иеддо, посольство отдаривает их, из благодарности, незначительными подарками. [389]

Давно уже назначено семь дней на переезд из Нагазаки в Конуру. Правда, что до отъезда подают послу маршрут, но он ничего в нем не изменяет. Можно изменять места, назначенные для ночлега или для обеда и час выезда, но для сего требуются сильные причины.

Таким образом путешествие продолжается до Кокуры по однообразному маршруту, который ежедневно вечером подносится послу одним из переводчиков, болтливым говоруном, и подает повод к важному прению, результаты коего наперед известны. Беспечный зритель мог бы насладиться единственным зрелищем, сим путешествием, в коем каждое действие, каждое обстоятельство, относящиеся до посольства, определены, ограничены старою рутиною, родившеюся из обычаев страны или из законов, а часто из злоупотреблений, нами же произведенных. Когда обычай утвердился, то продолжается бесконечно, не может быть уничтожен и принимает оффицияльное имя обряда (chapitre). Не приступая к описанию старинных обычаев, обрядов, которые мучат послов в течение семидневного переезда из Нагазаки в Кокуру, отдадим справедливость отличному порядку поезда, учтивости владетельных князей, дружескому приему в гостиницах, кой предназначены для Голландцев, усердию и точности Японских трактирных слуг, словом, характеру жителей. На границе каждой провинции или каждого уезда, чиновники, высланные князем, встречают посольство, а солдаты сопровождают его от одной границы до другой, как почетная стража. Хозяева гостиниц, где посольство останавливается для обеда или ночлега, выходят к нему на встречу в праздничной одежде, и поздравляют с [390] счастливым приездом, низко кланяясь. Даже в домах принимают послов радушно, и обходятся с ними, как с вельможами, с тою только разницею, что послов принимают в комнатах простых, но чрезвычайно чистых и угощают по-Европейски. Для этого, посольство берет с собою два стола, со всеми необходимыми предметами; повар, помощники его и один стол отправляются впереди каравана. Также берут с собою кровати и все необходимые мебели, и за тысячу миль от Европы, пользуются всеми Европейскими удобствами, среди чуждой нам образованности. Жители никогда не оказывают презрения или неучтивости; напротив того, их любопытство и учтивость надоедают иногда путешественнику.

Гостиницы, назначаемые для ночлега послу и обоим его товарищам, суть те самые, в коих останавливаются путешествующие принцы, правители Нагазаки и другие вельможи. Они украшены сообразно с чином обычных своих посетителей. Главное лицо помещается в обширных комнатах, а слуги занимают небольшие каморки, или ищут убежища на дворах. У входа в дом, где помещается посольство, выставляют pavesades, украшенные Голландскими флагами и начальными буквами Компании, более или менее изуродованными. Таков Японский обычай. Вот обыкновенный маршрут из Нагазаки в Кокуру, и расстояние расстахов:

Nagasaki, 3 ри (В системе Японских мер, единица есть sjak’ или sasi, равный 0,303 метра. Он разделяется на 10 sun, 100 bun или 1000 rin. 6 sjak’ 3 sun (1,909 метра) составляют ken; 60 ken (114,540 метров) составляют tsjoo или matsi; 36 tsjoo или matsi составляют ri или 13/14 Французской обыкновенной льё, которая не много менее почтовой.); Zagami, 4; Zsafaja, 3; [391] Ohomura, 6; Sonogi, 3; Uresino, 3; Siwoda, Naruse, 2; Woda, 2, Usits, 2; Saga, 1 1/2; Sakai Bara, 1 1/2; Kansaki, 2; Nakabara, 1 1/2; Todoroki, 1; Dasiro, 2; Faruda, 1 1/4; Jamaile, 3; Uisino, 3; Jidsuka, 5; Ko Janose, 3; Kurosaki, 3; Kokura, 3; Simonoseki.

Места для обеда и ночлега суть следующие:

Японцы, сопровождающие Голландских посланников, охотно показывают им, тоже по старинному обычаю, редкости (miserasi) различных мест, через кои посольство проезжает. Такая учтивость соединена с большим неудобством: она заставляет иностранцев восхищаться и удивляться, иногда против воли. Вот любопытнейшие из показываемых редкостей: в селе Огомура, славном ловлею жемчужин, путешественникам подают за обедом жареные жемчужные раковины; в Нинозе, им показывают огромное камфарное дерево, внутри совершенно пустое. В Урезино, они посещают источники кипящих вод, и кушают яйца, в них сваренные и превосходный чай из соседних плантаций. Вечером, они купаются в минеральном источнике в Тсуказаки, в доме Фиценского князя. Посол, после многократных просьб, получает дозволение покупаться в купальне самого князя. В Воде, им показывают грубо высеченное в дереве изображение бога Bato Kwanwon, [392] покровителя однокопытных животных. Потом послы проезжают чрез Сагу, столицу провинции Фицен; в Какено, им подносят знаменитое sobakiri, кушанье из сарачинского пшена, и они едут до Жамайже, где посещают минералогический музеум одного Японского любителя. На вершине горы Fijamidstoge, посольство отдыхает от усталости в доме, построенном, для чая, где оно устроивает, по обычаю, пир с начальниками Японской свиты, — этим случаем пользуются для взаимных приветствии, о коих Японцы так много заботятся. Та же церемония повторяется у подошвы горы, где посольство останавливается после тяжкого схода с горы, и принимает от жителей фазанов, уток и яйца. Потом проезжают через долины Кожа поз и выезжают на ближайшую возвышенность Tsjano Bara, с которой, в ясную погоду видны море и желанный берег острова Ниппон. В Изизаке, любуются красотою женщин; близ села Киомидс замечают границу между провинциями Tsikuzen и Buzen, и наконец вступают в предместие Кокуры. Тут, навстречу посольству, выходят хозяин гостиницы с семейством, и хозяин и капитан корабля, на коем послы будут перевезены из Симонозеки в Огозаку. Вечером, посол принимает посланного от князя (в 1826 году это был швейцар дворца), который, от имени своего господина, приветствует иностранцев горшком амы. Посольство пользуется плохою квартирою в Конуре, хотя тут столица провинции Буцен. На другой день, по утру, дозволено прогуливаться по городу, но запрещаю близко подходить ко дворцу принца. Из Кокуры есть случай писать к соотечественникам в Дециму, посылая им несколько бутылок амы [393] (грудного сыропа из пшеницы). Носильщики получают в сем городе небольшое награждение, которое записывается в путевом дневнике под именем обрядных денег.

Из Кокуры отправляются морем до Симонозеки, садясь на суда в устье речки Фалимото, или доезжая по берегу до Даири, где посещают дачу князя и потом плывут в Муро. Последний переезд, кратчайший и менее трудный, предпочитают первому, особенно в бурную погоду. Паланкины остаются на острове, ибо неудобно возить их на судах, тем более, что есть другие в Муро, откуда опять начинается сухопутное путешествие.

В Симонозеки, один из градоначальников гостеприимно принимает послов в своем доме. В 1691 году, при Кемпфере, тут не останавливались, а тотчас отправлялись в Муро, а оттуда в Фиого. Ныне остаются они по три дня, а иногда и долее, смотря по обстоятельствам, в просторных жилищах градоначальников, которые за удовольствие почитают принимать поочередно посланных фактории. Во время переезда в Киузиу, издержки за носильщиков, лошадей и даже за дневную пищу всего поезда, большею частию выплачиваются, как мы уже сказали, теми принцами, чрез провинции которых посольство проезжает. То же бывает в провинциях Нагато и Алима, на острове Ниппоне. Но издержки выплачиваются таким образом, что ничего не стоят принцам. Жители доставляют носильщиков, лошадей и жизненные припасы; а из небольших сумм, платимых правительством от имени Голландцев, содержателям почт, им почти ничего не достается. В Симонозеки, посланные фактории живут на счет принца в течение трех дней, а потом все издержки падают на [394] жителей; такое распоряжение, в случае долгого пребывания послов, производит в народе неудовольствие. Репутация Голландцев, хорошо принимаемых в сем красивом городе, еще более увеличилась бы, если б жителям назначалось приличное вознаграждение; ибо часто, по прихоти посла, желавшего иметь удобнейшую барку для перевозки свиты, отплытие замедлялось более, нежели неделею. Сии барки слишком узки, и Голландцы и Японцы не могут прилично в них разместиться. Такое неудобство всегда повторяется, хотя можно легко от него избавиться, уговорив начальников свиты занять вторую барку, идущую вслед за первой, и в которой им было бы просторно.

Симонозеки весьма приятное место для Голландцев. Им показывают все достопримечательности города и стараются доставить тысячу увеселений. Они осматривают славный храм Амида, прогуливаются по улицам города и предместий Такезаки, и находят всегда приятное общество у градоначальников. Они принимают визиты от чиновников князя, живущего в Tsjofu, между коими бывают знатные люди. Как скоро в барке все готово для принятия путешественников, и подарки на нее свезены, посольство отплывает. По Японскому обычаю, на море доставляют удобства только знатным лицам, которые должны были бы доставить облегчение своим подчиненным, если б о них заботились.

Из Симонозеки, послы едут обыкновенно к Каминозеки, где бросают якорь. При самой благоприятной погоде, благоразумие не дозволяет Японцам оставаться на ночь под парусами, а к вечеру капитан ищет порта или другого места, где можно было бы бросить якорь, и когда ветер ему не [395] помогает, то он призывает на помощь веслы. Главные такие места, между Симонозеки и Огозакою и расстояния между ними, суть следующие: Simonoseki, 18 ри, (ri); — мыс Мико, 17; — Kaminoseki, 12; Tsuwa, 8; — Kamigari Sima, 10; — Tadaumi, 10; — Tomo, 10; — мыс Simotsui, 10; — Usimato, 10; — Muro, 13; — Akasi, 5; — Fiogo, 10; — Ohosaka. Следственно, между Симонозеки и Огозакою считается 133 ри.

Ежедневно, утром и вечером, Японцы спрашивают посла, какою дорогою ехать. Обыкновенный результат сих прений есть то, что капитан, опытный моряк, отвечающий головою за целость гостей, должен распоряжаться, как заблагорассудит. Когда посольство останавливается в Каминозеки, жрецы храма Abtono Kwanwon, бога — покровителя моряков, приносят разные яства, и приглашают послов войти во храм, где ждут их обед и народное празднество. Пребывание в Каминозеки весьма приятно, ибо дозволено прогуливаться по горам, у подошвы коих лежит порт, и посещать домы как в самом городе, так и в соседнем селении Муротс. Там можно провести несколько дней с удовольствием; но в городе скучно, если провести там несколько недель, как случилось с Тунбергом.

При неблагоприятной погоде, через пролив переправляются выше Каминозеки и пристают к юго-восточному берегу острова Язирозима, где можно безопасно бросить якорь в заливе Дсинокамуро, и в противолежащем заливе Окипокамуро. Тут запасаются пресною водою. Селение Окинокамуро должно быть очень привлекательно для путешественника, ибо отцы наши проводили в нем время самым приятным образом.

В этих местах есть ненадежный порт [396] Mitarai, в который иногда заходят суда, везущие посольство, проезжая пролив Окамуро и приближаясь к берегу Аки, чтобы бросить якорь в заливе Мибара, во время отлива, вечером, когда плавание становится весьма опасным среди островов и бесчисленных утесов. Отсюда посольство отправляется, между островами Юкезима и Тазима, к мысу Факозаки, в провинции Сануки, и объезжает гору Комбира, расстоянием на три ри. Приехав вечером в Тамо, небольшой порт на оконечности мыса провинции Бинго, посольство могло бы бросить якорь в Mitarai, и таким образом видеть сей город, довольно замечательный. Вообще, следовало бы более искать случая узнавать города и важнейшие порты сего превосходного архипелага; об этом можно просить самого Kuinin и главного переводчика, предоставляя капитану решать, какой путь следует выбрать в этом лабиринте. Напрасно думают, что путешествие шло бы медленнее, если б не погоняли беспрерывно моряков. Чем быстрее совершается переезд, тем более выгоды людям, заведывающим доставкою посольства к месту назначения; это самая лучшая причина, служащая к ускорению путешествия. Пробегая в Дециме морские дневники посольств, удивляемся нескончаемым спорам о направлении пути, об остановках, и проч. Такие плачевные истории происходят не от нерадивости или эгоизма Японцев, а от недоразумений, от совершенного незнания послов в географии сих островов. Например, желая посетить важнейшие порты, посол должен требовать сего от начальников свиты, но не должен просить того, что противно данным инструкциям или законам государства. Как Японцы, во всех своих решениях, основываются [397] на том, что отвечают за нашу безопасность, так и мы, во всех своих требованиях, должны основываться на той же причине, столь важной для них. Просьба, не превышающая власти начальника свиты и принесенная послом под предлогом болезни, даже невероятной для Японцев, никогда не будет отринута. В Японии, на такой предлог смотрят иначе, чем в Европе. Там хотят приличным образом избавиться от строгости закона, и дать особую и достаточную причину для оправдания в случае удаления от колеи, прорезанной обычаем, имеющим силу закона; ибо каждый Японец носит с собою журнал своих предшественников, и тщательно справляется с ним и вносит в собственный дневник, для своего оправдания, все события путешествия.

Томо — превосходный порт, в который посольство заезжает обыкновенно на возвратном пути, ибо Японцы, составляющие свиту послов и соединяющие с сим путешествием важные торговые предприятия, покупают в сем месте разные произведения провинции Бинго. Места, в коих потом останавливается посольство, суть: островок Siraisi, мыс Simotsui, или несколько далее, порт Fibi, на острове Kosima. В два сии места заходят только в таком случае, когда идут весьма близко к берегам острова Ниппона. Если не заезжали в Томо, а шли прямо на мыс Факозаки и на берег Сануки, то оставляют в левой стороне все семь островов Сиаку-сима, доезжают почти до Фиби, потом, ночью, идут к северу и бросают якорь близ берега Битсиу, откуда можно ехать смотреть селения Фиби и Мукофиби, близлежащие саловарни и где можно запастись водою и свежими припасами. [398]

Довольно большой остров Sjodo Sima служит указателем пути, по коему должно следовать до порта Муро. Достигнув до его западной оконечности, поднимают все паруса, и таким образом идут до мысов Оготаб и Акафо, и потом входят в порт Муро, находящийся близ них. Тут кончается морское путешествие; но часть людей, принадлежащих к свите, и весь багаж перевозятся морем через Фиого, в порт Огозаку. Послы проводят в Муро день или два, очень приятно, гуляют по городу, посещают чайные дома и публичные места, устроенные оригинально; осматривают отличные кожевенные заводы, производят покупки и заказы.

Кавалер Кок Бломгоф, как мы уже сказали, первый получил позволение на сухопутный переезд из Муро в Фиого. По просьбе его, правитель Нагазаки согласился исполнить его желание и произвел столь важную перемену в маршруте Голландцев, не спросясь у правительства. Посему видно, как велика власть сих важных чиновников, в делах, касающихся до фактории. Таким образом, можно было бы смягчить многие постановления, многие обычаи, на кои жалуются, как в Дециме, так и во время путешествия в Иеддо, только бы предлагаемые перемены не были противны законам или выгоде правительства, которая предпочитается всем прочим соображениям по устройству наших дел. Мы думаем, касательно путешествия в Иеддо, что ныне пора сделать шаг вперед и доставить поболее свободы нам самим, и более обширное поле для ученых розысками! Для сей цели, надлежало бы выпросить следующие уступки:

1. Присоединить к посольству четвертую особу, [399] под именем медицинского помощника, как то было при Кемпфере;

2. Укоротить пребывание в стране Киузиу, и останавливаться на несколько дней в Кокуре и Симонозеки;

3. Посещать во время переезда важнейшие порты;

4. На возвратном пути, оставаться долее в Мижако и Огозаке;

5. Посвятить более времени путешествию по большой дороге в Иеддо, чтобы возможно было посетить все любопытные места, встречающиеся на пути; и

6. На возвратном пути в Мижако, ехать по дороге через Кизодси.

Мы знаем, что такие нововведения покажутся, с первого взгляда, невозможными; мы знаем, что все Японские чиновники, от последнего досмотрщика до правителей областных, почитают их неисполнимыми; однако же смеем уверить, что все они будут приняты, если употребить надлежащие средства и не упустить из вида, что в денежных делах всякого рода, мы имеем дело не с правительством, а с толпою важных и мелких чиновников; в их руках находится монополия внешней торговли, и они избегают продолжительного путешествия, единственно потому, что при этом случае увеличиваются их издержки (Уже Кемпфер и Тунберг превосходно понимали это. Последний пишет в своем путешествии, Т. III, стр. 62: «Главному переводчику, человеку в летах, поручено было вести расход во время путешествия и заботиться обо всем. Нельзя довольно похвалить его предусмотрительность и экономию; правда, в этом была его выгода..). Можно назначить правительству вознаграждение за четвертую особу посольства и за каждый день, проведенный [400] посольством, сверх положенного срока, на дорогах, в больших городах и портах; присоединить к сему денежную награду Японцам и новые подарки для обоих правителей Нагазаки. При такой щедрости, Японские чиновники употребят все свои усилия и усердие на удаление препятствий. Все милости, полученные Кок Бламгофом от Японского правительства, добыты подобными средствами, — не говорим уже о милостях, нами полученных, в продолжение нашего семилетнего пребывания в Японии.

Дорога из Муро в Фиого идет по замечательнейшей и самой веселой части острова Ниппона. Вот разделение дней: в первый день, обед в Siso, ночлег в Fimedsi; во второй, обед в Sone, ночлег в Kagogawa; в третий, обед в Akasi, ночлег в Fiugo.

Быстрым и тяжелым спуском съезжают с Муро в плодоносную равнину, посреди коей возвышается Сизо. Тут посольство обедает в гостинице, где его принимают с особенною ласкою; потом оно переправляется на лодке через неглубокую реку Сизогава, коей берега представляют повсюду живописные виды, а вечером оно приезжает в большой и красивый город Фимедси. Второй день занят осмотром новых любопытных и замечательных предметов. После обеда, оно идет к известным храмам Сон, Изинокура и Таказого, где жрецы принимают его учтиво и радушно; и наконец прибывает в долину Инамино и приказывает нести себя, по песчаной дороге, на ночлег и Кагогаву.

В третий день, едут чрез Низитани в Фудсижаму и останавливаются в гостинице, на берегу Машконофамы, откуда очаровательный вид на море. [401] Потом, отобедав в Акази, едут вдоль по берегу, против острова Авадси; кушают в Итсинотани, где иностранцы обыкновенно лакомятся лапшою, и потом, довольно поздно вечером, въезжают в Фиого. Барка из Муро уже здесь, о чем хозяин докладывает послу с низкими поклонами, тотчас по прибытии его в гостиницу. Обыкновенно, караван выступает в путь, на другой же день, в Огозаку. Весь багаж, за исключением подарков, и часть лиц, принадлежащих к свите, отправляются морем, а Голландские послы едут сухим путем, и на другой день, после недолгой остановки в Sumijosi, приезжают в Низиномижу. Между редкостями, встречаемыми в этот день, следует заметить надгробный памятник воина Kutsnosi Masasige и храм Sinto-Ikuda Miozin. Удаляясь от храма, видишь с восторгом очаровательную картину залива Огазаки. Посол пользуется свободным временем, которое у него бывает во время переезда через Низиномижу, и наперед вознаграждает себя за этикет, возлагаемый на него в Огазаке. Этикет требует, чтобы знатные путешественники въезжали в большие города утром; посему-то они проводят ночи в Низиномиже близ Огозаки, в Фузими близ Мижако, и в Кавазаки, который отстоит от Иеддо на четыре с половиною ри.

Главный переводчик отправляется вперед с поспешностию и объявляет обоим правителям Огозаки о приезде иностранцев. Потом, следуют за ним вскоре, и проезжают мимо Амагазаки, резиденции принца Matsdaira Tohodomino Kami; переправляются через реки Кансакигава и Сжурогава, и останавливаются в Сжуро, вероятно, для того, чтобы угостить рюмкою анисовой водки [402] содержателей гостиниц и Огозаки и Фузими, которые являются сюда, встретить гостей своих. Скоро показывается, на западной стороне обширной равнины, город Огозака. После доезжают до предместий, переезжают через мост Нанивабас и через несколько минут останавливаются у гостиницы, которая отличается от всех прежде виденных своею чрезвычайною бедностию. Сие здание принадлежит финансовому Управлению Нагазаки, которое закупает здесь медь для внешней торговли. Управление содержит здесь на свой счет всех особ, едущих в течении года ко Двору, также и обоих правителей Иагазаки, которые ездят ко Двору ежегодно по очереди. Пока послы не представлены Сейгуну в Иеддо, никто из них не может прогуливаться в Огозаке или в Мижако, ни ездит к правителям. Стало быть, в сих городах, обходятся с Голландцами, как с пленниками, помещают их в дурных гостинницах, что еще более наводит на них скуку. По приезде в Огозаку, главный переводчик уведомляет посла, что подарки, назначенные правителям, останутся в сем городе до его возвращения, когда ему можно будет посетить сих вельмож. Послы могут однакож принимать друзей и любопытных, являющихся с визитом, между коими, по визитному журналу, значится обыкновенно один управитель Сейгуна (oho dai hwan). Наибольшая часть посетителей является для медика; он окружен слепыми, параличными и прокаженными, и может показать свое искуство и терпение.

Огозаку оставляют без сожаления, выгрузив багаж из барки, на которой он привезен, для перевозки его сухим путем. Дорога идет по [403] превосходной долине, по берегу реки Иодогава, и ведет в Фиракату, где посольство обедает, и откуда отправляется к знаменитой крепости Иодо. Ночлег имеют в Фузими, где посольство встречает ласковый прием, но не находит покоя, ибо в течение целой ночи его преследуют продавцы галантерейных вещей, которые выставляют перед путешественниками свои красивые товары и беспокоят их просьбами о покупке.

Выехав из Фузими, въезжают в предместий Мижако, которые идут по обеим сторонам дороги. Караван проезжает мимо храмов Inarinojasiro, Tofukusi и Daibutsin, и въезжает в Мижако по мосту Gosio no Basi. Пребывание в сем городе походит на пребывание в Огозаке; только дом, занимаемый Голландцами, несколько веселее, и был бы веселее для всех, если б им давали нижний этаж; но переводчики оставляют его себе, и помещают секретаря и доктора в комнату, назначенную для курения табаку, находящуюся возле квартиры посла, которая состоит из спальни, кабинета и приемной комнаты. Главный переводчик извещает правителя и sjosidai о прибытии иностранцев, и выпрашивает скорую выдачу паспортов в Иеддо. Исполнив сию обязанность, он уведомляет посла, что подарки, назначенные сим двум сановникам, останутся, как было в прежние годы, в городе, и что он увидит их только на возвратном пути. Вскоре засим, приносят послу паспорт, писанный по Китайски, как и все бумаги, выдаваемые правительством; Посол просматривает его и прикладывает свою печать. Это есть дозволение на проезд мимо постов Fakone и Arai, и приказ всем другим постам, находящимся на дороге Tokaido, у [404] перевозов на больших дорогах, об оказании путешественникам покровительства и пособия.

В Мижако находится несколько друзей Голландцев, из коих, в 1826 году, мы заметили Komuli Hikonoske, придворного доктора Микадо, просвещеннейшего и честнейшего из Японцев. Часто эти друзья, с своими семействами, ездят к посланным фактории, которые проводят с ними вечера очень приятно. Часто и важнейшие особы Dairi тайно приезжают с ними повидаться. Когда нет препятствий, стараются поскорее отправить Голландцев из Мижако, так, как и из Огозаки (По весьма странной причине стараются удалить Голландцев из сего города. Отъезд их избавляет Sjosidai и правителя от опасении насчет коротких связей между иностранцами и прекрасным полом, и особенно насчет действия, какое было бы произведено сим известием при Дворе Микадо, который страшится при мысли о нервом браке в своем семействе, ибо род Микадо считается божественным.). Однако же не худо помнить, что часто случались обстоятельства, задерживавшие послов в Мижако более недели. Живя довольно долго в сем городе, Голландцы могли бы собрать, с помощию друзей, самые любопытные местные сведения; и если б не успели обогатить науки новыми материалами, то могли бы легко купить или заказать разные предметы искуств или торговли, чрезвычайно замечательные.

Заплатив тяжкую подать, налагаемую обрядами, посольство выезжает из Мижако. С сего города начинается быстрое путешествие по дороге Tokaido и посольство проезжает, не останавливаясь, по 125 ри в день. Правда, что на многих станциях трудно найти дом, в котором можно было бы провести один или несколько дней. Это было бы даже невозможно в таком случае, [405] когда спита какого нибудь вельможи, едущего ко Двору, встретилась бы с многочисленною свитою посольства; но это не всегда бывает. Послы часто останавливаются в беднейших селах, на берегах рек, разливающихся от дождей; почему же не могут они, по собственной воле, провести день в замечательном месте, или ехать не так быстро как для отдохновения, так и для ученых наблюдений? Решение этого вопроса, со стороны Голландцев или Японцев, зависит от денежного пожертвования, и потому-то правители фактории до сих пор не занялись им. Двор в Иеддо, повторяем, нимало не заботится о медленности путешествия, ни о том, каким образом посольство достигает до столицы; это дело исключительно относится до правителя Нагазаки, финансового Управления и главного переводчика, заведывающего путевыми издержками. Квартира и стол, в каждый лишний день, стоят пятьсот франков (прочие издержки не увеличиваются); и все предложения клонящиеся к замедлению путешествия, отвергаются по сей причине. В 1826 году, мы не могли жаловаться на поспешность наших проводников; сам посол спешил, зная, что важные дела ожидали его при Дворе; а может быть, у него была еще и другая причина. Если сей визит Сейгуну нетягостен для послов, то они в этом случае обязаны превосходному устройству гостиниц, носильщикам и перевощикам, которые привыкли перевозить и переносить через широкие потоки и через высокие горы значительные тяжести без потрясения. Притом же, почти во всех гостиницах стол превосходный, и все приготовлено для ночлега; страна безопасна; не нужно заниматься дорожными хлопотами, и можно провести время [406] приятно в обществах городов, через которые проезжаешь.

Различные места для обеда и ночлега назначены предварительно на сей дороге, как и на предыдущих, и переменяются только в случае крайней нужды. Вот обыкновенный маршрут, по коему ехал Бломгоф в 1822 году, ибо быстрота, с которою мы ехали в 1826 году, не может быть принята за постоянное правило.

Посольство обыкновенно выезжает из Мижако после полудня, и достигает, по гористому пути, до берегов озера Бивако, которое кажется чрезвычайно живописным, если смотреть на него из красивых домиков в Ohots. Пообедав в одном из сих домов, посольство пускается опять в [407] путь, проезжает милю дворца Цез по двойному мосту Сета (который был прежде в числе трех главных постов пограничной стражи), и ночью приезжает в Кузатс, куда часть багажа доставляется из Оготса на барке. На основании путевых журналов, шарлатан Муменоки зовет на завтрак к себе послов, которые принимают приглашение, зная, что он имеет в виду не гостеприимство, а желание уверить народ, что продаваемые им лекарства получены от Голландцев. Из Кузатса, посольство направляется к Изибу, переезжает через реку Iacoda-zawa, обедает в Минагутсе, и ночует в Tsutsijama. На следующее утро, оно проезжает по замечательной цепи гор; по удовольствие отравлено быстротою, с которою проезжают но этой стране. С раннего утра до полночи, тащут посольство по трудной дороге, и едва останавливаются на несколько минут в Sakanosita, Seki, Kamejama, Sjono u Isijakusi, и наскоро обедают. Ночь похищает потом у путешественников лучшие виды на пути, и они приезжают очень поздно ночью в Jokaitsi, проехав в день одиннадцать ри. Караван трогается с места до свету, с факелами, обедает в Куване, переправляется через широкое устье Кизогавы и останавливается в Saja или в Mija, через которую идет кратчайший путь. Переезд через Кизогаву в хорошую погоду гораздо приятнее сухого пути, а во время бури опасен и даже невозможен. Этот переезд часто подавал повод к жарким прениям. Начальник стражи принца этой страны, по приказу его, снабжает посольство кораблем и выбирает безопаснейший и легчайший, путь, и потому можно избежать сих прений, отдавшись во власть Японцам, которые столько раз [408] возили уже посольство. Когда проезжают через Saja, тогда из сего города едут сухим путем до Mija. Вместо пребывания в Jokaitsi и Saja, путешественникам гораздо было бы приятнее провести день в Kuwana и другой в Mija. Занимающиеся спекуляциями нашли бы в Кубане превосходные мелочные железные изделия, а занимающиеся учеными трудами, и особенно натуралисты, встретили бы там деятельное и умное содействие докторов Midzutani, Sakerok, Ito Keiske и Okutsi Sonsin, которые, по заслугам, оказанным физическим наукам, стоять, чтобы имена их, славные в Японии, перешли к потомству. Из Mija отправляются в Оказаки, где стоит посмотреть цитадель и большой мост на Жифаки гаве. Потом проезжают через гористую страну, где находятся Фудзи гава, Аказака и Гожу; останавливаются в Жозиде, где проводят ночь, и потом по скату горы Сифомизака спускаются к берегу, и берегом продолжают путь до поста Arai, мимо которого должно ехать посольство. Посол идет к дежурному офицеру; благодарить за привет принца, который дает ему яхту для переезда через залив Фамануко. Kuinin и главный переводчик сопровождают его во время сего визита; но он производил бы более впечатления, если б брал с собою своих товарищей, а не заставлял их ждать у дверей, посреди лакеев. Сей обычай, по несчастию, подражающий Японскому, не дает ли этому народу ложное понятие о нравах Европейских?

Подарив офицеру, в знак благодарности, две бутылки ликера и несколько глиняных трубок, посол возвращается на яхту, построенную изящно, но не могущую удобно вместить в себе всех Японцев, принадлежащих к свите. Такое [409] неудобство превращает учтивость принца в тягость Голландцам, и разрушает все удовольствия, какие можно было бы иметь во время этого переезда. Искусно сооруженная плотина обезопасивает плавание между Arai и Maisaki; из сего последнего порта едут на Фамаматсу, после легкого обеда.

На другое утро, посольство переправляется через Тенриугаву, находящуюся на равном расстоянии от Мижако и от Иеддо, и приезжает через Mitske в Какогаву, где отправляется к гробнице капитана Гемми, умершего там в 1798 году. Скоро возвращаются курьеры, высланные вперед, для узнания о высоте быстрого потока Ohoi gawa, который иногда от снегов, таящих и текущих с гор, и от сильных дождей, так возвышается, что лодочники не решаются перевозить через него. Дорога, ведущая к сему потоку, идет по достойной замечания горе Nisi taka toge. Эта часть путешествия весьма разнообразна; везде восхитительные виды, чайные домы, коих хозяйки очень внимательны, монахи, пилигримы и нищие, которые сохраняют в своих молитвах, песнях и рассказах воспоминание о чудесном колоколе, называемом Mukenokane, и о камне, имевшем в прежнее время силу Медузиной головы.

Близь Канажи, где виды бесподобны, как по всему Токаидо, спускаются к реке Оголчава, и переезжают через нее, с приготовлениями, которые страшнее самого переезда. Долговременная опытность и сила лодочников, переносящих людей и багаж на плечах своих, и особенно строгое распоряжение закона, который заставляет каждого из них отвечать за безопасность его ноши, должны успокоивать трусливого путника, тем более, что высота потока тщательно измеряется, и [410] если она превосходит известную меру, то не переезжают через реку, а ждут уменьшении воды, на близлежащей станции. Не раз случалось, что Голландцы были остановлены такими случаями и принуждены ехать назад, на дальнее расстояние, в место, где прежде останавливались. Цены за переноску людей и багажа изменяются по высоте потока; обыкновенно платят от 80 до 98 сен каждому носильщику; в 1826 году, мы платили по 94 сен. За перевозку всей овиты платится, средним числом, 28 кабанов (707 франков). Когда вода низка, лошади переправляются с багажом; когда высока, багаж переносится особо. На другой стороне реки, близ берега, лежит селение Симада, где обыкновенно обедают и откуда едут в Futsi eta, перед которым переправляются через репу Сетогава, в таком же порядке, как через Огойгаву. Футси-Эта небольшой город, растянутый, бедный, хотя известный по приготовлению кож акул, камбалы и других рыб. Отсюда едут по высотам Ulsuno jama в Мариго, где переправляются через Абегаву, и ночью приезжают в Футсиу. Важнейшая промышленность сего обедневшего города, в косм трудно узнать старинную и великолепную столицу Сейгуна, состоит в изделиях из тростника и в столярной работе. Сии изделия превосходны; по цепы, за них требуемые, так велики, что смело можно предлагать за них половину или даже четверть. Дозволяют Голландцам, в сем городе, как и во всех других, посещать купеческие магазины, в сопровождении Японских офицеров и переводчика.

Из Футсиу, дорога идет через Жезири в Окитс, небольшое селение, лежащее на берегу, близ коего Окитс гава впадает в море; переезд через [411] эту реку незатруднителен. Путешествие более замедляется переездом через Фузи гаву, которая течет между Камбарою и Жозиварою, ибо караван должен останавливаться несколько раз, в Окитсе, в Юви и в Камбаре, а между тем другие путешественники ждут понижения воды на левом береге, в Жозиваре, или близ этого места, в селениях Теута Матеи, Мотоитсиба или Фейгаки. Несправедливо обвинять Японцев в медленной переправе через Физигаву, и вообще через все широкие реки, пересекающие путь, хотя видно из журналов правителей фактории, что эта медленность была причиною беспрерывных споров между ними и их проводниками. Сии последние в этом случае так же виновны, как при переезде из Симонозеки в Муро, а от приписываемой им медленности страждет собственный их карман. Переезд через реку Фузигава производится в легчайших лодочках, почти эластических, с высокими бортами. Прибыв на противоположный берег, посольство направляется, не теряя величественного волкана Фузи из вида, в селение Мотоитсиба, где селянин ждет путешественников с легким обедом, с приправою sake, и со льдом, взятым с вышеупомянутой горы и приготовленным по-Европейски. За гостеприимство его награждают обыкновенно кабаном (25 фр., 25 сант.), который едва вознаграждает его за издержки. Если не едят рыбы, составляющей сей обед, то платят пол-кобана, а если сидят в носилках, как мы сделали в 1826 году, и наслаждаются красотою местоположения, то ничего не платят. Гладкая дорога ведет от подошвы горы Фузи, через Жозивару, в Фару, где посещают замечательный цветник одного селянина, и потом едут [412] к горе Факоне. Тут начинается самый трудный переезд через сию гору, не по причине дурной дороги, а от быстроты, с которою проезжают в один день значительное пространство земли. Этот переезд кажется еще более долгим, если, переночевав в Нуматсе, находишься в дороге с четырех часов утра до десяти часов вечера, (как было с нами в 1826 году) и должен большую часть пути пройдти пешком. Легко удалить такое затруднение, проводя ночь в Мизиме и даже в селении Факоне. Только следовало бы дельно объясниться с Японцами, до отъезда из Нагазаки, и этот трудный переезд исчез бы из маршрута, составленного скупостию и выполняемого слепым духом рутин.

Начиная с Мизимы, дорога становится труднее и труднее; но часто встречаются приятные места для отдыха, где могут и носильщики поправлять силы свои. Всегда обедают в Факоне, потом проезжают мимо караула, стоящего на границе Императорской резиденции, высылаемого Принцем Водавары. Никто не имеет права сидеть в паланкине, кроме трех особ, составляющих посольство; они приказывают открыть дверцы своего norimono, обращенные к караулу. Таким преимуществом пользуются только принцы-правители и первые их министры, первые вельможи при дворе Сейгуна, например Gobugio и O-taikwan, словом, лица, принимаемые Императором на аудиенциях или определенные им к высшим должностям. Голландцы знают, что жители сих гор производят превосходные, отлично отделанные изделия из дерева и лака, доставляемого местом их жительства. При остановке, Голландцы идут смотреть сии изделия к какому нибудь богатому торговцу в [413] селениях Фата и Жумото, где осматривают также и теплые бани. Они любуются живописною красотою садов, и посещают, у подошвы горы, дом одного туземца, который всегда принимает их радушно; потом караван отправляется в путь, не гористою дорогою, но однако же трудною, до Водовары, куда прибывает ночью. Из Водовары оно едет берегом реки Сакавагавы, до Огоизо, а потом до Фирадзука, откуда оно переправляется в барке через широкую реку Банжу, иначе называемую Сакамигава, и наконец приезжает в Фидзисаву через превосходный сосновый лес. На следующее утро, проезжают через селения Тодска и Фодогажа, обедают в Канагаве, из коей превосходен вид на залив Иеддо, и ночуют в Кавазаки. Послы принимают уже в сем городе друзей из Иеддо, и особенно торговцев, которые спешат купить у них товары.

На рассвете, посольство, в парадной одежде, отправляется к Императорской резиденции, переезжает через Рокгогаву и останавливается на несколько времени с друзьями из Иеддо, которые выходят к нему на встречу в Огомори и в предместие Синагавы; посольство проходит по сему предместью, любуясь открытым видом залива; проходит по мосту Ниппонбас, служащему географическим центром, от коего считаются расстояния всех мест империи, и вступает в столицу, где занимает дом, для него приготовленный. Тотчас после прибытия, является депутация от правителя Нагазаки, живущего в Иеддо; два kuinin подают послу ноту, в коей правитель изъявляет ему свою радость по случаю его приезда и предлагает ему вести себя во всех случаях согласно с принятыми обычаями. Переводчики, [414] banjoost, и хозяин дома получают, подобное же приказание. За первою депутациею следует вторая, состоящая из нескольких чиновников другого правителя, находящегося в Нагазаки, оставшихся в Иеддо, и из посланного от главного советника финансов (Gokan sjo bugjo), заведывающего внешнею торговлею. Обыкновенно сей посланный имеет звание советника по земледелию (Go fusin jak). Депутации принимаются с большими церемониями; их угощают ликерами. Главный переводчик, ехавший впереди, для извещения правителя о прибытии посольства, возвращается с поздравлениями от имени сего важного чиновника; за ним следуют, другие вельможи, называемые коммисарами иностранцев (Commissarissen van oreemdelingen). Эти лица, описываемые в Путевых Записках под именем tempelheeren (храмовых господ), действительно суть представители министерства духовных дел, под надзором коего Голландцы находятся в Иеддо, ибо исключение иностранцев или ограничения, на них налагаемые во время пребывания их в Японии, происходят от религиозных причин.

Приверженцы и друзья Голландцев, приветствовавшие их уже дружелюбно в Огомори и Синагаве, еще раз приезжают, с визитом тотчас по прибытии посольства. Когда они не могут видеть посла лично, то оставляют карточки, во всем похожие на наши. Она впускаются в дом только с дозволения kuinin и под условием, иметь при себе переводчика. Такое правило весьма выгодно для сих чиновников, ибо только с их согласия можно достигнуть до послов, а согласие их получается только посредством подарков; подарками можно достигнуть всего в этой стране. Японцы, знакомые или незнакомые, приносят в [415] первое посещение Голландцам прекрасные и часто дорогие подарки. Поступая так, они имеют в виду подарки, которыми будут отдарены. Во время путешествия, везде, где есть друзья, и везде, где хотят их иметь, следуют сему обычаю, и сообразуются с ним тем более, что только этим средством можно приобрести любовь народную. Не следует обвинять Японцев в жадности, ибо они приносят подарки по весьма естественному желанию, получить какое нибудь произведение чужеземной промышлености.

Дом, занимаемый Голландцами в Иеддо, несколько лет тому отделан довольно хорошо, на их счет. Посол занимает четыре большие комнаты, а товарищей своих отсылает в комнату возле лакейской. Комната их очень плоха, и если они не совсем забыли учтивость Европейских нравов, то могут сравнить их с Японскими обычаями. Не удивительно ли, не достойно ли сожаления, что многие президенты или начальники фактории, живя в этой стране, забывают благородство и учтивость, отличающие высший класс в наших землях, и чванятся тем, что обращаются публично с своими соотечественниками, как Японские вельможи с своими подчиненными? Не грустно ли видеть, как представители свободной Европейской нации, вместо того, чтоб оказывать своим согражданам почтение, как чиновникам своего правительства, нарочно удаляют их от себя, для подражания Японскому этикету, желая играть роль вельмож в глазах туземцев? Напротив, многие туземцы, между коими встречаются медики Сейгуна и ученые, ежедневно посещают товарищей посла тайно, и приводят с собою любопытных и людей, желающих научиться. С другой [416] стороны, Японцы, составляющие свиту, показывают своих пленников зрителям, коих всегда много в таком городе, каков Иеддо. Подарки разбираются и отвозятся во дворец к Сейгуну и к вельможам, где остаются за печатью правителя Нагасаки, находящегося в Иеддо, до дня аудиенции. Сие распоряжение вошло в силу с 1806 года, со времени сильного пожара в Иеддо, когда часть подарков соделалась добычею пламени.

Некоторые из слуг принца, провожающие во время аудиенции Голландских послов из передней до тронной залы и носящие подарки, приходят к послу на поклон. Это простые лакеи, из коих важнейшие называются камиказира, а прочие камиказира-как, они вовсе не духовные или opperpapen (верховные жрецы), как до сих пор думали; они не имеют с духовными ничего общего, кроме бритой головы и счастья быть избираемы доверенными в некоторых тайнах, что понудило нас, в 1826 году, поручить им важные торговые дела. Полезно оказывать им почтение, не теряя из виду, что по положению и званию своему, они схожи с придворными в Европе.

Kuinin и главный переводчик докладывают о делах посольства правителю Нагазаки, находящемуся в Иеддо, который доводит о них до сведения двора. Такое занятие доставляет kuinin случай жить со свитою в доме посольства, занимать комнаты, находящиеся при входе, и таким образом заниматься ремеслом тюремщика. Он должен делать это с такою точностью, что не может оставить посольского дома, даже когда жена и дети его в городе; но они входят к нему свободно. Во все пребывание в Иеддо, не редко [417] продолжающееся более месяца, все три Голландца сидят, как пленные в доме, построенном на их счет, и не могут выдти из него, ни под каким предлогом, до дня аудиенции. Когда поступает день избавления, посольство выходит из своего дома в шесть часов утра, в парадном костюме, в бархатных платьях, шитых золотом (Антикварии и самые ученые церемониймейстеры затруднились бы в приискании именитой одежды, которую надевают послы, отправляясь ко двору, или при других торжественных случаях. Судя по придворным Голландским платьям, виденным нами в Децимском гардеробе и в музеумах Японских богачей, это странная смесь мод различных времен. Смешную одежду не хотели отменить, основываясь на том, что невозможно изменять старинных форм в Японии; но полковник Стюрлер, которому мы обязаны многими счастливыми переменами в этом роде, доказал на деле противное. Однакож и наш костюм, в 1826 году, показался бы довольно смешным Европейцу.). Многочисленные слуги несут паланкины, а другие идут по сторонам паланкинов; и, что очень странно, kuinin и главный переводчик, играющий столь важную роль во время путешествия, идут пешком, как простые служители свиты. Поезд идет в том же порядке, какой соблюдался по время путешествия, и пройдя но городу шагов тысячу проходит в восточные врата внешнего дворцового двора (Tokiwabasi go mon) и по широкой и прекрасной аллее, окруженной исправно содержимыми дворцами, доходит до вторых ворот (Ohote go mon), и останавливается на широком дворе. Послы выходят из norimono, и пешком идут в двойные врата, тяжело построенные и ведущие на внутренний дворцовый двор. Они входят в караульню Сотни (Fjak nin ban), в большую залу, не красивую (Tadami), где им предлагают чай. Скоро является правитель Нагазаки, с sjo mon bugio и с начальником дворцовой полиции (Oho [418] metsuki); он кланяется послам и уведомляет, что им дана будет аудиенция. Он удаляется, а посольство выходит, через крепкие ворота, на самую эспланаду дворца. Резиденция, лежащая на возвышении, является в виде храма Будды, когда войдешь на сто ступеней. Пройдя портик, посольство вступает в большую залу налево, где сидят, в парадной одежде, офицеры, принадлежащие к свите принцев, ожидающих аудиенции; потом посол входить в переднюю, и оставляет тут своих спутников, то есть, секретаря, медика, kuinin, переводчиков и хозяина посольства и дома, посреди кучи бритых лакеев, из коих самые молодые не старее двенадцати лет, ведут себя весьма неприлично. Скоро приходят вельможи и принцы; между ними находятся близкие родственники Сейгуна, рассматривающие иностранцев учтиво, разговаривающие с ними и расспрашивающие о платьях, о чаях, и других предметах такой же важности. Через несколько времени, является снова правитель, с прежними двумя товарищами, и повторяет послу, что аудиенция скоро начнется. Не смотря на такое уведомление, нередко заставляют его ждать еще в продолжение нескольких часов, пока представится удобный случай ввести его в залу и уведомить о церемониале, который должен быть соблюдаем. Секретарю и медику дозволяется сопровождать посла и видеть устройство залы и в каком порядке расставлены подарки. Начальнику фактории показывают, самым подробным образом, где и как он должен совершить поклон, что есть самый важнейший пункт церемониала; беспокойные переводчики и усердные лакеи, окружающие посла, приглашают его повторять поклон столько раз, [419] сколько почтут нужным. Правитель и оба чиновника, при нем находящиеся, присутствуют при этом, равно как и толпа других вельмож, которых любопытство привлекает в этот день ко двору. По совершении сего обряда, возвращаются в переднюю. Лакеи, от имени правителя, приглашают посла к аудиенции и ведут его по галлерее до входа в залу тронную; kuinin и переводчики следуют за ним; секретарь и медик обыкновению остаются в передней (Такой обычай введен со времен Тунберга; прежде они следовали за послом.).

Ауедиенц-зала (o bira ma) разделена на несколько частей, отличающихся по достоинству лиц, представляемых императору. Правитель Нагазаки ведет посла в первую из сих частей, называемую ogepan. Посол становится в последнем ряду (kirimagen), в галлерее, на деревянном полу. На лево в отдельном месте (furudamari) выставлены в симметрии подарки, на носилках. Посол на коленах и согнувшись до земли, ждет, пока Сейгун с сыном покажется в gosjodan, в углублении залы. Герольд громко провозглашает: Holanda kapitan! т. е. Голландский начальник. Посол остается в прежнем положении, не трогается с места и не оглядывается, пока правитель, стоящий сзади его, не даст ему знака вставать, дернув его за плащ. После поклонов, церемония кончена; посол возвращается в переднюю (tensjo no ma), где принимает поздравления от правителя и других вельмож, по случаю оказанной ему чести; в то же время многие вельможи толпятся около секретаря и медика, для удовлетворения своего любопытства.

Послужив зрелищем в продолжение некоторого времени, посольство выходит из дворца по знаку [420] правителя, садится в паланкины, и тотчас отправляется в резиденцию императорского принца. В полдень, принимаются за закуску, приготовленную в norimono. Через несколько времени, послы выходят из паланкинов, идут мимо вооруженной стражи, украшенной разными значками, и проходят по мосту, ведущему во дворец наследного принца. Его аудиенц-зала совершенно похожа на залу Сейгуна, здесь соблюдается тот же церемониал, и посол играет ту же роль; но, по принятому обычаю, принца не бывает в зале; два государственные советника принимают поклон от посла. После сего, едут к членам совета, в том порядке, в каком жилища их встречаются посольству на дороге. На улицах теснятся любопытные. Паланкины останавливаются у дверей каждого дома, а послы идут пешком через двор. На лестнице их встречает лакей, ведет мимо красивой стражи, и вводит в залу, где они отдыхают на цыновках. Другие лакеи приносят зеленого чаю в порошке и все, что нужно для курения. Через несколько минут, входят два секретаря, и с извинением говорят, что господин их в отсутствии и находится еще во дворце Сейгуна. За сим посол и товарищи его поочередно изъявляют свое сожаление, а первый, от имени правительства Голландских владений в Индии, предлагает подарки, которые расставляются в зале на носилках. Уходя, Японские секретари приглашают их отдохнуть немного, и попробывать предлагаемых им лакомств; а между тем дамы, спрятавшись за бумажные окна, с любопытством рассматривают иностранцев и посылают просить секретаря, чтобы он написал на веерах и лоскутках бумажных девизы и комплименты, что входит также [421] в число обрядов. По возвращении домашних секретарей, послы прощаются с ними и, по заведенному этикету, управитель посольства берет к себе все предложенные лакомства.

Таким образом послы посещают пятерых главных советников (gorotsiu), откладывая на следующий день визиты к восьмерым младшим советникам, носящим титул waka tosi jori. Такой порядок заведен только с 1826 года; в прежнее время, как видно из путевых журналов, все визиты кончались в один день, что было, почти свыше сил человеческих. На третий день, посольство посещает обоих правителей Иеддо, которые предлагают ему ликер, sake, и некоторые Японские кушанья, и заключает визиты посещением четырех сановников, носящих титул духовных советников. Только после всех сих оффицияльных визитов посольство может открыто принимать медиков и астрономов Сейгуна и принцев; оно составляет торжественное собрание, на коем присутствуют kuinin и переводчики. Члены собрания предлагают вопросы в выражениях, часто показывающих обширные сведения в физике, астрономии и медицине. Усердие к науке, одушевляющее большую часть сих людей, достойно чрезвычайной хвалы; но особенно достойны удивления их успехи, если рассмотришь, какими малыми средствами они владеют. В этом случае, Японец вовсе не похож на Китайца. Китайский ум отвергает Европейскую науку, а влияние ее на физику, медицину и математику в Японии оказывается явным в течение последних лет. Путешественники, посещающие сию страну, должны развивать сей драгоценный и плодоносный зародыш западной цивилизации. По несчастию, им редко занимались и даже, [422] следует признаться, незнание и грубость многих представителей Голландии могли бы поколебать веру Японцев, любящих нашу науку, если б такие люди, как Кемпфер, Тунберг и Титсинг не утвердили их доверия к нашему просвещению. Кавалер Деф и Кок Бломгоф старались также поддержат между Японскими своими друзьями воспоминание о наших науках, доставляя им средства заниматься учением, с похвальным усердием.

Исполнив сое обряды, о коих мы сейчас говорили подробно, послы могут заняться делами фактории и производить важнейшие предложения в сильных выражениях, только не выходя из пределов старинной рутины и не противясь устройству дел по принятым обычаям. Следуя такому правилу, посольство может быть уверено, что все его дельные требования дойдут по назначению, хотя может случиться, что неважные жалобы останутся незамеченными. Вернее всего, составить коммиссию из нашего переводчика, из kuinin и из переводчика правителя Нагазаки, находящегося в Иеддо, и вручить ей все бумаги, следующие к сему сановнику. О делах особенной важности следует относиться до начала путешествия, к правителю, живущему в Нагазаки, к потом представлять их снова товарищу его в Иеддо. Надобно сблизить обоих правителей Нагазаки и заставить их произнести решение, ибо власть их в делах, до нас касающихся, весьма обширна, или убедить их в чрезвычайной важности дела, чтоб они почувствовали необходимость представить его на рассмотрение государственного совета.

Отпускная аудиенция, имеющая место при первой возможности, когда дела позволяют, совершенно [423] похожа на приемную, бывающую при прибытии Голландцев. На этот раз государственные советники принимают от посла только один поклон, в зале Sinoma, где они сидят в порядке, каждый по чину своему. Они передают Императорское повеление правителю, а он читает его послу, садясь в его присутствии. Статьи переданы переводчиком слово в слово; все они относятся к одному предмету, в чем Японская политика отстала целым веком. Такой же приказ ежегодно, до отхода Голландских кораблей из Нагазаки в Батавию, сообщается правителем первого города президенту фактории (Вот сия бумага и том виде, как ее передают послу Японские переводчики:

«Голландцы, имея издревле дозволение один раз ежегодно торговать в Нагазаки, как в старину было приказано, не должны вовсе вести сношений с Португальцами; и если вы о том станете говорить с ними и мы сведаем о том чрез известия из иностранных земель, плавание вам в наши страны будет запрещены; также запрещается вам возить сюда Португальцев на ваших кораблях.

«Если желаете производить торговлю с Японией, то должны извещать нас, посредством кораблей ваших, о всех предприятиях или покушениях Португальцев на Империю; надеемся узнать от вас, завоевывает ли сей народ новые места или новые страны, и обращает ли их в свою христианскую секту; что узнаете, все сообщайте правителям Нагазаки.

«Если известитесь, что Китайцы ведут сношения с Португальцами и принимают их на свои суда, тоже сообщите правителям.

«Не ездите в Японию на Китайских ионках.

«Во всех странах, где будете на кораблях, не входите в сношение с Португальцами, там находиться могущими, и если встретите людей сей нации, передайте правителю Нагазаки имяна сих городов и стран письменно, чрез капитанов, ежегодно приезжающих в Японию.

«У жителей островов Лиукиу, кои суть Японские подданные, не отбирайте ни кораблей, ни судов».). Посол объявляет, что понял все статьи этого повеления, и обещает сообщить его правительству Батавии. [424] Правитель и два чиновника, его сопровождающие, относят сей ответ совету, после чего посол выходит из залы и ждет подарков от Сейгуна; потом снова возвращается и раскланивается. Подарки от наследного принца принимаются таким же порядком. Наконец, посол входит еще раз в залу, и произносит прощальную речь к совету который дает ему, через правителя, позволение на выезд. По выходе из Императорского дворца, Голландцы отправляются к сыну Сейгуна, которого нет еще дома, и возвращаются в свой дом, куда приносят подарки от советников и других вельмож. Подарки состоят, как уже сказано, из шелковых одежд. Посланные вельможи бывают принимаемы с особенною учтивостию; их потчуют ликерами, вареньем и табаком в глиняных трубках. Исполнив все обычаи придворного этикета, приступают к продаже товаров, привезенных из Нагазаки вместе с подарками. Сия торговля, проистекающая не от благоразумия, а от жажды корысти, занимает в высшей степени не только Японцев, приехавших с посольством, и правителя Нагазаки, получающих от нее значительные выгоды, но и членов посольства, из коих каждый получает прибыль, сообразную с его чином. Во время приготовлений к отъезду, посольство принимает еще друзей и любопытных, производит покупки и продажи, и наконец, к величайшему удовольствию управляющего домом, выезжает из Иеддо, где тесная и недоверчивая политика не позволяет послам рассмотреть город. Друзья Голландцев провожают их до предместий Каназуки, Сибакутси, Таканабе и Синагавы, где сановники еще раз приходят повидаться с посольством. В 1826 году, мы принимали визит [425] почтенного старца, князя Сатцмы в Синагаве, а князя Накатс в Огомори.

Караван отправляется в путь и идет до Мижако с таким же однообразием, как в прежнее путешествие из Нагазаки в Иеддо, с тою только разницею, что на обратном пути посольство ночует в городах, где прежде останавливалось для обеда. Еще позволяют им долее оставаться в некоторых городах, где продаются редкости; наприм. в Футсиу и Миже, только бы такие остановки не изменяли порядка в распределении дней.

На возвратном пути в Мижако, с послами обращаются точно так, как в Иеддо: их держат в их доме до тех пор, пока Sjosidai и правители не дадут им аудиенции. Она обыкновенно дастся после полудня, с чрезвычайною пышностию, и оканчивается вечером. В тот же день, или утром на следующий, сии сановники присылают к послу подарки, а он принимает посланных и отдаривает их таким же порядком, как в Иеддо.

Японцы, сопровождающие посольство, стараются как можно сократить пребывание Голландцев в Мижако, и только в минуту отъезда, Голландцы могут посмотреть город. Жаль, что тут останавливаются только на полдня; легко было бы выпросить целый день на осмотр храмов и достопримечательностей этого древнего города. По старинному обычаю, в полдень переезжают через прекрасный мост Sansjo bas, ведущий к храму Tsjo nin, а оттуда к священному портику Kami, кушают кое-что в соседнем чайном домике, потом посещают храм Kijo mids, откуда превосходный вид на город и на бесчисленные церковные [426] здания, его окружающие, на храмы 33,333 богов, Одая и Даибутса, где показывают гробницу Сейгуна Daiko Hidejosi и чрезвычайной величины колокол; потом продолжают путь до Фузими, где ужинают, и в тот же вечер на судах отправляются в Огозаку. Через Иодогаву переправляются в удобных ладьях, и в Огозаку прибывают на рассвете.

Обыкновенно послы живут в сем городе целую неделю, и тут аудиенция похожа на аудиенцию в Мижако, с тою разницею, что в Огозаке предлагают им обед Японский. Послу дозволено, в продолжение двух часов, осматривать город, в сопровождении своих товарищей, и он пользуется сим дозволением до аудиенции или после нее, как заблагорассудит. После церемонии, обыкновенно идут смотреть литейные, где превосходно выливают медь; владелец их сам объясняет все малейшие подробности устройства и приглашает посетителей к обеду. По древнему обычаю, владелец должен был поднести послу большую монету (ohoban), а товарищам его несколько малых кобанов; но такой обряд уничтожен. На следующий день, едут в театр и проводят там целый день, что весьма ослабляет впечатление, производимое сперва этим увеселением. Огозака, первый торговый город в Империи, доставляет все статьи торговли превосходного качества, и потому посольство производит закупки, садится на суда и плывет в Амагазаки, вниз по течению Иодогавы. Хозяин дома и многие друзья провожают посольство; некоторые дамы присоединяются к ним и содействуют к увеселениям во время переезда. Посольство выходит на берег близ Амагазаки и отправляется в norrimono до Низиномижа, где имеет [427] ночлег. На следующий день, достигают до Фиого, где стоит на якоре корабль, назначенный для перевозки посольства. На корабль нагружают багаж, привезенный из Огозаки водою, и чрезвычайно умноженный, не Голландцами, а Японцами, которые соединяют с этою поездкою значительные торговые обороты, и пользуются ею для перевозки товаров без платы за фрахт и без пошлин.

Продолжение пребывания посольства в Фиого зависит от обстоятельств. Возвращение морем в Симонозеки совершается точно так, как и первое путешествие, и Японцы бросают якорь только в тех местах, где ведут торговые дела., в Томо, Митараи и Каминозеки. Рассматривая старинные журналы посольств, встречаешь огромные страницы, наполненные рассказами о спорах, случающихся во время сего переезда между послами и их проводниками, о направлении пути, о портах, где останавливаются, и о числе барок. Споры обыкновенно кончаются благоразумным и твердым отказом Японцев.

После шести или двенадцатидневного плавания, посольство достигает до Симонозеки, где остается на целый день с друзьями, а потом едет водою до Кокуры, где проводит ночь, и поспешно отправляется прежним путем в Нагазаки; корабль плывет туда же с багажом. Об остановках на острове Киузиу скажем, что в этот раз ночуют, в тех местах, где прежде обедали. При последней остановке, обыкновенно в Жагами, строгие tsjo si осматривают багаж и опечатывают его; иначе он не может быть пропущен в Децимские врата. Некоторые друзья Голландцев выезжают к ним на встречу до Огомуры, а [428] большая часть ждут их в чайном доме на горе Нагазакитож, а чиновники фактории приветствуют послов на дороге, вне города. Посольство вторично выпивает чашу sake в храме Тенцинском, за счастливое возвращение, и путешествие оканчивается торжественным въездом в Децимскую факторию.

Разные лица, принадлежавшие к каравану, собираются в доме президента, взаимно поздравляют и благодарят друг друга. Чиновник, занимавший место начальника фактории, на время его отсутствия, подает ему с большою церемониею ключи архива и журнал, богатый наблюдениями метеорологическими и любопытными описаниями увеселений, происходивших в городе и окрестностях.

Текст воспроизведен по изданию: Описание обрядов и церемоний, установленных для голландского посольства, отправляемого из Нанганзаки в Иеддо // Сын отечества, Том 1. 1840

© текст - ??. 1840
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сын отечества. 1839

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info