СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АДМИРАЛ ПЕТР ИВАНОВИЧ РИКОРД И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ

(Продолжение).

IV

Кругоземное плавание на шлюпе «Диана», под командою Лейтенанта В. М. Головнина, в 1807-1809 г. - Плавание из Камчатки к острову Ситхе и обратно, на том же шлюпе, в 1810 году.

В 1806 г., по возвращении в Кронштадт двух судов Российско-Американской Компании: «Надежда» (Капитан Крузенштерн) и «Нева» (Капитан Лисянский), счастливо совершивших кругоземное плавание (Это были первые Русские суда, посланные в кругоземное плавание, в 1803 году.), Компания эта решилась послать вторично «Неву» в такую же экспедицию, под командою Капитана Гагемейстера. Вместе с «Невою» повелено было отправить в кругоземное плавание военное судно, для конвоирования первого; но главное - для открытия неизвестных и описи [470] малоизвестных земель Тихого океана, в сопредельном с Россиею восточном краю Азии и на северо-западном берегу Америки. Кроме того, военное судно должно было взять, вместо балласта, разные морские снаряды для Охотского порта, которые до того времени доставлялись туда сухим путем, с большими трудами и издержками, а некоторые, по тяжести своей, и вовсе не доставлялись. Таким образом с этой экспедиции началась морская транспортировка запасов для Охотска и Петропавловска. Для экспедиции этой избран был транспорт-шлюп «Диана», начальство над которым вверено Лейтенанту (Н. И. Греч, в биографиях Головнина и Рикорда ошибочно говорит, что Головнин в то время был уже Капитан-Лейтенантом. См. Записки Головнина и его формулярный список.) В. М. Головнину (23-го Августа 1806 г.). Старшим офицером назначен Лейтенант Рикорд.

Приготовление шлюпа к дальнему плаванию заняло много времени и только 8 Октября он был готов к отправлению из Петербурга в Кронштадт, где окончательное вооружение и нагрузка, по разным обстоятельствам, и по причине октябрьских дождливых дней, должны были занять еще около месяца. Видя невозможность изготовить шлюп к плаванию в одно время с «Невою», морской министр отложил отправление шлюпа до будущей весны и приказал ему остаться на зимовку в Петербурге.

15 Мая 1807 года шлюп отправился из Петербурга, 21-го прибыл в Кронштадт и 7-го Июля был готов к выходу в море. 20-го Коля, главный командир Кронштадтского порта сделал шлюпу депутатский смотр. 25 Июля «Диана» вступила под паруса и пустилась в путь, богатый приключениями. [471]

Оставляя свое отечество, моряки наши не могли предвидеть тех перемен в политических делах Европы, которые впоследствии изменили и едва было вовсе не уничтожили главную цель экспедиции. Путешествие это было необыкновенное в истории русского мореплавания, как по предмету своему, так и по чрезвычайной своей продолжительности, и наконец по тем несчастиям, которые, впоследствии, постигли Головнина с некоторыми из его подчиненных.

По причине противных ветров, и не обладая качеством ходока (Шлюп, при самых благоприятных обстоятельствах, более 8 узлов не ходил (Записки Головнина о путешествии шлюпа, стр. 114).), шлюп медленно подвигался вперед. В Кёге бухте (около Копенгагена) «Диана» увидела английские: военный корабль и множество мелких купеческих судов. Поджидая лоцмана, «Диана» уменьшила парусов и в то время с английского корабля приехал к ней Лейтенант, от которого моряки наши узнали неприятные для них новости. В Зунде находился английский военный флот из 25 линейных кораблей, большого числа фрегатов и мелких судов, под командою адмирала Гамбиера, а на транспортных судах, стоявших тоже в Зунде, было до 20 тысяч английского дессантного войска, под командою лорда Каткара. Купеческий же флот, стоявший в Кёге, пришел тоже с английскими войсками, которые посланы были в Померанию. Вместе с этим английский офицер сообщил, что корабль его, Ganges, принадлежит к эскадре коммодора Китса, назначенной крейсеровать в Балтийском море; но с какою целию? не сказал.

Проходя по Зунду, моряки наши увидели, что в нем сняты все вехи и бакены; даже лоцмана, приняв наше судно за английское, по сходству гюйсов поднимаемых [472] при этом случае, не выезжали до тех пор, пока не удостоверились, что «Диана» действительно русское судно. Поэтому, проход по Зунду, без вех, среди многочисленных военных и купеческих судов, был затруднителен: офицеры и вся команда «Дианы» провели всю ночь на верху.

Поутру 6 Августа, на шлюпе слышали сильную канонаду в Копенгагене, а вечером, подойдя ближе к рейду, увидели весь английский флот. В 7-м часу, со всех копенгагенских батарей палили рикошетными выстрелами по направлению к английским кораблям, но, по дальности расстояния, ядра до них не долетали, и потому на «Диане» заключили, что пальба эта была направлена по английским шлюпкам, производившим промер рейда. Несколько сот орудий копенгагенских батарей рикошетными выстрелами подымали воду до невероятной высоты; глазам представлялась великолепная картина тысячи разом бьющих фонтанов; ужасный гром артиллерии делал вид сей еще величественнее (Записки Головнина о путешествии «Дианы», стр. 40.).

Видя явные доказательства неприязненных отношений между Датчанами и Англичанами, и не зная какое положение приняла Россия в рассуждении этих наций, Головнин решился, однако ж, следовать данным ему предписаниям и потому стал на якорь на копенгагенском рейде.

На салют «Дианы» отвечала крепость и английский адмирал. Офицер, посланный к нашему министру при Датском дворе, с рапортом о прибытии «Дианы», возвратился с известием, что ни министра нашего, ни консула нет в Копенгагене, что весь дипломатический корпус живет в Родсхильде, что столица Дании [473] обложена Англичанами и всякое сообщение с окрестностями пресечено. Желая узнать нет ли возможности чрез самих Англичан отправить свое донесение министру, Головнин поехал на берег, а Рикорду велел идти со шлюпом с рейда и, удалясь из под крепостных выстрелов, - ожидать его возвращения. На берегу Головнин узнал, что Англичане обложили Копенгаген с целию сохранить для Дании датский флот в английских гаванях, ибо, в противном случае, говорили они, Франция употребит флот этот, вопреки желанию Датчан, против Англии, и потому из дружелюбия к Датчанам и без всякой просьбы их, Англичане берут на себя труд сохранить датский флот.

Возвратившись на шлюп без всякого успеха в своем намерении, Головнин пошел к Эльзинёру в то самое время, когда началось бомбардирование Копенгагена. Эльзинёр - «этот постоялый двор всей балтийской торговли», обыкновенно многолюдный и деятельный, тогда был совершенно пуст, почти необитаем. Купеческие конторы и лавки были заперты, лучшие вещи их перевезены в замок, и все граждане, способные носить оружие, расписаны по пушкам в крепости. С большим трудом едва достав несколько самой необходимой провизии, шлюп оставил Эльзинёр и, продолжая плавание, 5-го Сентября бросил якорь на Спитгедском рейде, в Портсмуте. Тут же находился и наш фрегат «Спешный» (См. статью г. Шульца: плен в Англии фрегата «Спешный» и транспорта «Вильгельмина», Морск. Сб. Т. XIV.).

Занятый сношениями с нашим министром и другими лицами в Лондоне, Головнин часто оставлял шлюп и команду над ним принимал Рикорд. Возвратясь из Лондона Головнин нашел, «что старанием [474] Лейтенанта Рикорда шлюп приведен был в совершенную готовность идти в море» (Записки Головнина о путешествии шлюпа, стр. 82.). Однако ж, заготовление некоторых предметов провизии задержало «Диану» в Портсмуте до 1 Ноября.

Между тем слухи о войне Англии с Россиею (вследствие Тильзитского мира между Россией и Францией) становились громче и повсеместнее. В этих обстоятельствах Головнин обратился к нашему посольству с просьбою об исходатайствованы ему у английского правительства паспорта, какой дается судну плавающему для открытий, с ученою целью. Английское правительство согласилось и выдало паспорт на свободное плавание «Дианы». Головнин, Рикорд и некоторые из прочих офицеров и нижних чинов «Дианы» уже не в первый раз оставляли Европу; но никогда еще не овладевала ими такая грусть, как теперь - предчувствие будущих несчастий (Записки Головнина о путешествии шлюпа, стр. 107.).

Предпочитая остров Тенериф острову Мадере, в отношении возможности запасаться провизией и вином, Головнин направил курс шлюпа к первому из этих островов, имея в виду, что если будет продолжаться попутный ветр и хорошая погода, то не заходить и на сей остров, как и случилось. Переход из Европы в Америку, не заключая ничего замечательного, был «скучен» и беспокоен. С 5 по 18 Декабря положение шлюпа особенно было неприятно: частые штили, сменявшиеся тихими переменными ветрами, заставляли беспрестанно переменять курс; частые сильные грозы, темные ночи, проливные дожди, и, наконец, шквалы, находившие с разных точек горизонта, особенно беспокоили офицеров и команду, почти не имевших [475] отдыха. По причине тихих ветров, «Диана» несла большие паруса и потому люди, из опасения шквалов, почти не отходили от снастей. Сверх того, не смотря на продолжительные ливни, теплота была чрезвычайная; по океану ходила сильная зыбь, или вернее, толчея, какая обыкновенно бывает после ветров, сильно дующих скоро один после другого, и бросала шлюп то с носу на корму, то с боку на бок. Вступив в SO прохладный пассат, моряки наши отдохнули. 20-го Декабря «Диана» пересекла экватор, 9 Января 1808 г. бросила якорь около крепости Санта-Круц, что на острове Св. Екатерины, у берегов Бразилии.

Опасаясь салюта «Дианы», так как в крепости не было пороха и следовательно нечем было отвечать на салют, крепость не подняла флага. Вообще порт этот находился в самом жалком состоянии (В это время Бразилия еще не была независимою Империею, а была Португальскою колониею. В последствии же, при образовании Бразильского государства, порт на о-в Св. Екатерины принял лучший вид.). По неимению при порте лоцманов, «Диана» вошла в гавань руководствуясь только картою Крузенштерна, причем моряки наши имели случай убедиться в ее точности.

Неудобство, встреченное здесь шлюпом, по снабжению команды свежею провизиею, чрезвычайно беспокоило Головнина. «Рогатого скота пишет он (стр. 148), по берегам было довольно, и он не дорог; но жители не били скотины и не продавали мяса по частям; надобно было купить живого быка; но он был так велик, что его хватило бы на суточную порцию для всей команды 3-х дечного корабля. Но для нас одной ноги его было много; а жар среди лета, под 28° широты, делал невозможным сохранить мясо даже в продолжении суток. И потому нужно было покупать телят и свиней, которые, хотя и дороже приходились говяжьего [476] мяса, но для нас несравненно выгоднее было покупать их, нежели быков, которых самую большую часть мы принуждены бы были бросить». Закупка этой живой провизии поручена была Рикорду; он, взяв с собою барказ и четырехвесельную гичку для разъездов по береговым селениям, где продавался скот, купил там двух «добрых» бычков и перевез их на шлюп оригинальным образом.

Рассказывая об этом, Рикорд шутя заметил, обращаясь к мичманам: обратите, господа, внимание на этот случай: он поучителен и еще не записан в «Морской Практике».

«Когда бычки были уже закуплены, продолжал Рикорд, я воротился на берег, к своим судам, чтобы грузить на них привезенные мною разные вещи, как вдруг вижу: на шлюпе поднят условный сигнал: «немедленно прислать барказ!» Нечего делать! Отваливай! И барказ ушел.

Не прошло и четверти часа после того, как отвалил барказ, приводят ко мне бычков, славных таких! Досада! Какой бы ростбиф отличный был! подумал я, и приказал возвратить их хозяину.

Но соблазнительный вид животных этих вдохновил одного из моих матросов.

- Ваше благородие, сказал он, бычков то можно перевести.

- Как! На четверке?

- На четверке.

- Сам ты бык! отвечал я с досадой матросу, сделавшему такое глупое, по-видимому, предложение: перевести двух огромных животных на шлюпке, которая едва может поместить шесть человек, и так вертлява, что, того и смотри, черпнет всем бортом. [477]

- Право, В. Б... вы того... не гнушайтесь, что я вам скажу... право перевезем! продолжал матрос.

- Да как же?

- А вот как: привяжем их, бычков-то, по сторонам шлюпки: они сами поплывут.

- А как станут барахтаться и перевернут четверку?

- Не станут!

- Да почему ж ты уверен в этом?

- Да до того ли им будет! Им будет вряд думать о себе.

Получив такое удовлетворительное объяснение, я не знал на что решиться. Наконец сказал:

- Посмотрим, привязывай...

И бычков погнали в воду, к четверке, которая, отойдя от берега, держалась на веслах.

- А чтобы глупые скоты воды не напились, продолжал матрос, то мордочки им кверху вздраим. Им как попадется соленая вода в рот, то будут пить, пока не захлебнутся, и тогда как ключ ко дну, и с четверкой.

- Как же это сделать?

- А мы вот В. Б... положим поперег четверки реек, да на него и вздраим морды-то: так и ладно будет. - Сказано, сделано, и я, сопровождаемый справа и слева двумя, поднятыми к верху, мордами животных, спокойно плывших за четверкой, благополучно достиг шлюпа, к общему удивлению сослуживцев, и с тех пор принял за правило выслушивать предложения каждого матроса. На другой день у нас был прекрасный ростбиф, благодаря находчивости матроса, которому, в знак общей признательности, была послана порция этого кушанья». [478]

Сильные бури господствующие около мыса Горна в осенние месяцы южного полушария (Февраль и Март), и особенно несчастная экспедиция лорда Ансона, погубившего весь флот свой при огибании этого мыса, долго удерживали мореплавателей от этого пути в Тихий Океан. Но Головнин, желая выиграть время, и имея в виду, что Маршанд, в Апреле, а Крузенштерн и Лисянский, в Марте, обогнули Горн не встретив ни штормов, ни продолжительных противных ветров, решился испытать счастия, тем более, что, в случае неудачи, всегда можно было спуститься скоро и безопасно к Мысу Доброй Надежды, при господствующих в южном полушарии западных ветрах. Выйдя из порта Св. Екатерины 19 Января, «Диана», 26 числа, прошла параллель устья р. Лаплаты, а 12 Февраля была на меридиане Горна. С 14 числа начались почти беспрерывные жестокие штормы и противные ветры, с дождем, снегом, градом и постоянной пасмурностью на горизонте. 24 Февраля начался самый ужасный шторм, шлюп едва мог нести стаксели: жестокое волнение - следствие продолжительных бурь в таком огромном пространстве как Южный океан, совсем лишило шлюп ходу вперед: его несло боком, по направлению волн и ветра. До 27 Февраля на шлюпе не имели случая ни разу определиться астрономически, но в этот день ветр немного стих. 28 Февраля опять поднялся шторм с прежнею жестокостию, и опять с пасмурностью, снегом, дождем и градом: шлюп опять потащило боком. Положение его было неприятно во всякий крепкий ветер, а продолжительные бури очень вредили ему и здоровью команды; несмотря на то, что все порты, кроме двух, были законопачены и залиты смолою, многие из них текли чрезвычайно, так что из дека, где жила команда, и из [479] офицерских кают ведрами выносили воду. Замазав порты салом с золою, уменьшили течь, но мокроты и сырости в палубах избежать было невозможно. Частый дождь и снег мочил платье вахтенных, ненастное время не позволяло просушить его. Между матросами показались признаки цынги. Опасаясь за здоровье команды, Головнин решился оставить этот путь и спустился к Мысу Доброй Надежды, имея в виду достигнуть Камчатки хотя дальним, но за то вернейшим путем. При попутном W ветре «Диана» достигла Мыса Доброй Надежды менее чем в два месяца (с 29-го Февраля по 18 Апреля 1808 года), без особенных случайностей.

Войдя в Саймонс-бай, Головнин послал Рикорда к начальнику стоявшей здесь английской эскадры сделать учтивость, наблюдаемую военными судами при входе в иностранный порт, и условиться о салюте. Почти в то же время, на шлюп явился лейтенант с английского командорского корабля и, узнав откуда и куда идет «Диана», оставил ее. Вскоре после того, английский фрегат Nereide, поспешно выпустив канаты, поставил паруса и подошел к шлюпу; вместе с тем шлюп окружили вооруженные гребные суда и тот же лейтенант, возвратясь, объявил Головнину, что по случаю войны между Россией и Англией, он прислан овладеть шлюпом, как законным призом. Узнав, что шлюп имеет паспорт на свободное плавание, английский лейтенант тотчас велел своим людям оставить «Диану», а сам отправил с этим известием офицера на фрегат Nereide. Пока это происходило, Рикорд находился в плену на английском фрегате. Узнав о праве «Дианы» на свободное плавание, командир английского фрегата приказал освободить Рикорда [480] и поручил ему уведомить Головнина, что тотчас же будет послан курьер с донесением к командору (находившемуся в отсутствии) о деле «Дианы» и что хотя до получения ответа от начальства, на «Диану» не поставят английского караула, но фрегат всю ночь будет готов вступить под паруса, на случай если бы «Диана» покусилась уйти. В тоже время приказано было Мастеру-Атенданту (Master Attendant - портовый офицер) поставит «Диану» фертоинг между английскими военными судами и берегом, что и было исполнено. 2 Мая прибыл в Саймонс-бай командор и, под различными предлогами, объявил, что освободить «Диану» не может; главною же причиной к тому поставлял свое временное командование станцией. 21 Июля приехал и настоящий начальник английских судов на этой станции, Вице-Адмирал Барти; он принял Головнина весьма учтиво, выразил сожаление об участи «Дианы» и обещал немедленно рассмотреть ее дело. Не полагаясь на это обещание, Головнин письменно протестовал против несправедливого задержания «Дианы» и требовал чтобы Вице-Адмирал Барти, как главнокомандующий английскими морскими силами в этих водах, рассмотрел дело о задержании «Дианы» и письменно уведомил его о решении. С этим протестом отправлен был Рикорд в Капштадт, куда снова уехал английский вице-адмирал. Рикорд возвратился без положительного ответа и Головнин решился сам ехать в Капштадт. Барти принял Головнина с прежними выражениями участия, но объявил, что в рассуждении «Дианы» ни на что решиться не может, что нужно посоветоваться с губернатором колонии. Наконец, после бесчисленных проволочек и уклонений от прямого ответа, объявлено, что до получения [481] приказания из Англии, освободить «Диану» нельзя. Головнин «вооружился терпением» и ждал.

Из записок Рикорда о мысе Доброй Надежды сохранился следующий отрывок:

Cap de Bonne Esperance.

«Les plaines sablonneuses da rivage, contribuent a donner au pays un aspect aride et nu. Il faut avouer que dans la belle saison on y voit en grand nombre eparses, ca et la, les plus belles fleurs africaines, mais elles ne peuvent etaler tout le brillant de leur couleur a des amas d’herbes differentes qui les environnent... Les demoiselles allerent y chercher des mans, et font rarement le voyage, elles sont les bien venues chez nombre de celibataires qui, apres avoir acquit une grande fortune, ne peuvent se resoudre a epouser les beautes basannees du pays; nous supposons donc, que quelques unes de ces belles voyageuses etaient une sottepacotille, envoyee pour les commercants. Quoiqu’il en soit, elles paraissaient toutes bien dignes de riches et de bons maaris, tant par leur courage et leur resolution a se hasarder sur l’ocean, que par d’autres belles qualites, dont elles etaient pourvues... J’avais tort de juger de la colonie a la premiere vue; les environs du cap sont aussi riches, fertiles, que le port est triste, pauvre et aride... On n’a pas d’idee combien au bord, ou, malgre toutes les occupations qu’on se donne, il reste encore bien de moments vides; on n’a pas d’idee, dis-je, combien l’apparition d’un poisson, d’un oiseau, dun navire enfin, de tout ce qui n’est pas ciel et mer, est une nouveaute et une grande distraction... La femme etait la bonte meme; mais cette bonte etait enveloppee dans un corps extremement flegmatique... Les oiseaux Africains l’emportent en general sur nos oiseaux europeens par le brillant de leur plumage; mais, quant a l’autre present du ciel, celui qui donne a la nature une nouvelle vie, le plus fait pour nous charmer et pour agir puissament sur nos [482] sens, - je veux dire le ramage et le chant melodieux, il y en a fort peu qui a cet egard meritent noire attention...

«Dans une fete de nuit, pres du cap, un joueur de trompette avait bu du yin un peu plus que de raison; on le mis a la porte, pour le rafraichir et lui apprendre a etre une autre fois plus sobre. Un tigre-loup, attire par l’odeur, vint a lui et, croyant trouver un cadavre, - excellente capture, le chargea sur son dos et le traina jusqu’au bord de la montagne de la Table. Notre musicien, peu accoutume a cette maniere de voyager, s’eveilla et assez revenu a lui-meme, pour connaitre le danger de sa situation, il prit sa trompette, qu’il portait attachee a son cote, et se mit a sonner l’allarme; alors la bete, effrayee a son tour, lacha sa prise sans se faire prier. On a vu rarement un plus heureux effet de la musique, et il est probable que tout autre qu’un joueur de trompette eut fait dans cette circonstance le fond d’un excellent repas pour le famelique animal...»

На мысе Доброй Надежды Рикорд познакомился с возвращавшимся из Англии, в свое отечество, Новозеландским Принцем Метамера, и при этом случае впервые обнаружил свое уменье обходиться с дикарями и привязать их к себе. Принц этот, полюбивший Рикорда и почти всюду следовавший за ним, как дитя за нянькою, был совершенный дикарь, хотя и ездил в Англию для окончательного своего образования.

В томительном, долгом ожидании ответа из Англии, Головнин не терял, однако ж, надежды на освобождение шлюпа и готовил его к походу. Но чрез 8 месяцев, по прибытии из Англии некоторых депеш, в которых будто бы о «Диане» не упоминалось, начальствующий Капскою станциею вынудил Головнина дать письменное обязательство не уходить из залива без разрешения, грозя, в случае несогласия на это, свезти экипаж на берег, как пленный, и держать шлюп [483] под английским караулом. Прошло еще несколько месяцев, без всяких будто бы известий из Англии. Молчание это могло быть объяснено только расчетом, что Головнин, не находя наконец средств к продовольствию своей команды, должен будет согласиться на все. С этою же целию, конечно, английский адмирал не только не оказывал Головнину ни в чем ни малейшего пособия, но еще делал разные притеснения; например, требовал, чтобы русские матросы ходили на работу на английские суда, в чем, однако, Головнин решительно отказал. «Уверившись, - пишет Головнин, - что в этом деле справедливость на моей стороне, я решился, при первом удобном случае, извлечь порученную мне команду из угрожавшей нам крайности, уйти из залива и плыть прямо в Камчатку».

«Чтоб оценить всю смелость этой мысли, - говорит Вице-Адмирал Барон Врангель (Биография В. М. Головнина, в Энциклопед. лексиконе), - нужно заметить, что «Диана» была поставлена в глубине залива, возле адмиральского корабля и окружена многими другими кораблями и фрегатами, мимо которых должно было проходить, что все паруса на шлюпе были отвязаны, что, сверх того, ни офицеры, ни команда не имели ни куска свежей провизии, а сухарей было очень мало. Для успешного преодоления всех этих препятствий требовалась большая решительность и столько же благоразумия и предусмотрительности».

Долго не было случая, благоприятного для исполнения смелой мысли Головнина; когда ветр способствовал, тогда на рейде стояли фрегаты совсем готовые идти в море, а когда с этой стороны не было препятствия - удерживал ветер. Зная, что во всех гаванях и рейдах, лежащих при гористых берегах, часто ветры дуют не те, которые в то же время бывают [484] в открытом море, Головнин с компасом ездил часто на шлюпке в Фалс-бай и замечал там силу и направление ветра. На «Диане» в те же часы делалось тоже. Наблюдения эти показали, что только тогда, когда дует NW с крепкими шквалами и приносит облачную мокрую погоду, и дождевые тучи несутся к SO, - направление ветра и в море не изменяется. Но NW ветры летом здесь бывают редко и ждать их пришлось долго. Наконец, 16 Мая (Н. И. Греч, в биографии Рикорда (стр. 5) говорит: «4 Июня 1809 г. приглашены были Русские офицеры начальником колонии на обед, по случаю дня рождения Короля Английского. Головнин извинился нездоровьем и остался на «Диане», для приготовления к уходу. Рикорд был на обеде, произносил тосты и спичи, и к вечеру был на своем посту. Наступила темная, бурная ночь. Капитан вызвал на верх всю команду, подняли паруса и ушли из Столового залива». Основываясь на записках самого Головнина, отличающихся, между прочим, подробностию, ясностию и точностию, заметим, что шлюп ушел в море не 4 Июня, а 16 Мая; ни в записках Головнина, ни в записках Рикорда не упоминается об обеде у начальника колонии, на котором будто бы Рикорд произносил тосты и спичи, в то время когда шлюп готовился к смелому предприятию; сам Рикорд не рассказывал об этом в нашем присутствии и потому справедливость этого места, в биографии Рикорда, подвержена большому сомнению. Но во всяком случае обед этот с присутствием на нем Рикорда не мог быть 4 Июня, когда шлюп находился в море в широте 42° и долготе 62° (см. Зап. Головнина, часть 2 стр. 126 и карту к ним приложенную). В Столовой бухте шлюп не был, а стоял в Саймонс-бае, откуда и ушел. Заметим еще, что в биографии Рикорда соч. г. Греча слишком легко и поверхностно упоминается о смелом уходе «Дианы» с мыса Доброй Надежды, в чем Рикорд, как старший офицер шлюпа, принимал не малое участие.) 1809 года, сделался крепкий NW, на вице-адмиральском корабле паруса были отвязаны, а другие военные суда, превосходившие силою «Диану», не были готовы идти в море. По сигналам с гор, Головнину было известно, что в море видны два судна, лавирующие в залив; суда эти могли быть и военные; но так как им невозможно было приблизиться к выходу из залива прежде ночи, а положение шлюпа и его команды оправдывало всякий риск, [485] то приготовясь к походу, и в сумерки привязав штормовые стаксели, в половине 7-го часа вечера, при нашедшем сильном шквале, с дождем и пасмурностью, Головнин велел отрубить канаты, и шлюп, поворотясь на шпринге, пошел под штормовыми стакселями. Едва шлюп успел переменить место, как с ближайшего к нему судна закричали в рупор на адмиральский корабль, что шлюп вступил под паруса. Какие меры были приняты, чтоб остановить отважных моряков наших, неизвестно. На шлюпе была мертвая тишина. Миновав все суда и спустись в проход, на «Диане» стали поднимать брам-стеньги и привязывать паруса. Офицеры, гардемарины, унтер-офицеры и рядовые - все до одного работали на марсах и реях. В два часа, не взирая на крепкий ветр, дождь и темноту, привязали фор и грот-марсели и поставили их; выстрелили брам-стеньги на места, подняли брам-реи и поставили брамсели; подняли на свои места лисель-спирты, продели все лисельные снасти и изготовили лисели к подъему. В 10 ч. вечера шлюп был в океане. Так кончилось беззаконное арестование шлюпа на мысе Доброй Надежды, продолжавшееся один год и 25 дней.

Намерение Головнина было скорее удалиться к югу и, поворотив в больших широтах, плыть прямо к востоку, обогнуть Новую Голландию, не приходя на вид ее, пройти между ею и Новою Зеландиею; далее, идти по O-ую сторону Новогебридских островов и пройдя между Каролинскими островами, править прямо к Камчатке. Окольный путь этот Головнин избрал с целию избежать встречи с английскими судами. Расстояние было велико, время коротко, провизии мало, так что Головнин принужден был производить команде менее двух третей регламентной порции. Но план его [486] удался во всем. День и ночь «Диана» несла всевозможные паруса. Офицеры и нижние чины были неутомимы. Ветер, постоянно почти, был крепкий и со шквалами. «Часто находили легкие, непродолжительные порывы от N и O, наносившие грозные тучи, из коих ужасная молния блистала и чрезвычайный гром гремел». Некоторые удары его падали возле шлюпа. Удар молнии, упавшей возле самого шлюпа, едва не ослепил Головнина и Рикорда: они долго не могли видеть друг друга после этого удара, хотя стояли в двух шагах один от другого. 27-го числа, около полудня, «Диана» выдержала жестокий шквал с дождем, превратившийся потом в бурю, которая продолжалась до 8 ч. утра 28-го. - 30-го Мая, с рассветом, опять поднялась жестокая буря с сильными порывами и пребольшим волнением. Эта продолжительная и почти беспрерывная борьба шлюпа с бурями и грозами, беспокоила команду, не знавшую отдыха; но она не теряла присутствия духа и бодрости; ветры были попутные и быстро удаляли наших моряков от места их годового заключения. 5-го Июня, по недостатку в пресной воде, капитан приказал уменьшить ее порцию.

Быстро удалялся шлюп от мыса Доброй Надежды, избегая встречи с неприятельскими и нейтральными судами. И действительно ни одного из них не встретили моряки наши. Полагаясь на Провидение, на собственные свои силы и мужество, они были одни в пустынных водах Южного океана (Н. И. Греч в Биографии Рикорда, говорит: «шли вдоль льдов Южного океана» (стр. 6). Но в путешествии Головнина о льдах нигде не упоминается, потому что от 60° южной широты, южнее которой шлюп не был, до льдов еще далеко. Транспорт «Двина», путь которого в Южном океане лежал южнее пути «Дианы» на три градуса, тоже льдов не видал.), далеко от [487] средств продовольствия и всякой посторонней помощи. 7-го Июля прошли меридиан Ван-Дименовой земли, в расстоянии от нее в 120 милях; 25-го Июля увидели остров Анатом (южнейший из Новогебридских); потом открылся остров Тана с курящейся на нем огнедышащею горою, а за ним - остров Эратан.

«Чем ближе подходили мы к острову, - пишет Головнин, - тем явственнее замечали жителей, пальмы, кокосовые деревья. Совершенно нагие дикари, заметив нас, бегали по берегу с предлинными копьями, которыми махая, делали нам знаки, но в угрозу ли оные были, или приглашали они нас к себе, мы не знаем»... «Ровный попутный ветер от SO, при ясной погоде, скоро привел нас к острову Тане. Невозможность войти, доколе еще было светло, в гавань, заставила нас дожидаться до утра; почему мы легли в дрейф. Небо было облачно и ночь темна, но Танская огнедышащая гора, извергая большое пламя, служила нам вместо маяка. Извержение сей горы имело величественный вид: сколь мы ни устали от дневных трудов, но не скоро оставили палубу, любуясь толь прекрасною и вместе страшною картиною природы». С рассветом 26-го Июля, шлюп подошел к юговосточному берегу острова, чтоб осмотреть вход в бухту Резолюшин (так названную Куком в честь своего судна Resolution). По берегу бегало множество черных, нагих жителей. Все они, и старые и малые, вооружены были длинными рогатинами и дубинами; казалось, что дикие, махая, приглашали мореходцев к себе. Но зная, что эти дикари напали на Кука, и с тех пор не была здесь ни одна европейская нога, моряки наши не слишком доверяли этому приглашению.

Пройдя несколько вдоль берега, со шлюпа увидели, [488] «что показавшееся заливом не что иное было, как небольшая заводь, загражденная рифом, почему поворотили назад и стали держать к N. Тогда ветер вдруг утих и зыбью стало валить «Диану» к рифу. Бросив лот и найдя слишком большую глубину для положения якоря, стали отбуксировываться гребными судами; но тщетно». «Мы видели ясно свою гибель: каменья угрожали разбитием нашему кораблю; а несколько сот диких, на них собравшихся, грозили смертию тем из нас, которые спаслись бы от ужасных бурунов при кораблекрушении; однако ж Богу угодно было избавить нас от погибели: в самые опасные для нас минуты вдруг повеял прежний ветр ONO; в секунду мы подняли все паруса; никогда матросы с таким проворством не действовали. Шлюп взял ход и прошел в нескольких саженях от подводного камня, которым риф оканчивался. Вот какова жизнь мореходцев! участь их часто зависит от дуновения ветра!» (Записки Головнина о путешествии шлюпа: от Мыса Доброй Надежды до Таны. Стр. 144.)

В 9 ч. вечера шлюп вошел в порт Резолюшин и бросил якорь, при радостных криках островитян, во множестве собравшихся на берегу и на лодках около шлюпа, и махавших зелеными ветвями - символом мира и дружества. Здесь Головнин надеялся запастись водою, плодами, курицами и свиньями (другой провизии здесь не было) для команды, которая после 3-х месячного трудного плавания с Мыса Доброй Надежды, при ограниченной пище и питье, без свежей провизии, при усиленных, беспрерывных трудах, нуждалась в освежении. Притом Головнину и прочим офицерам хотелось собрать сведения о жителях этих островов, [489] на которых со времен Кука не был ни один Европеец (Острова эти открыты испанским мореходцем Квиросом, в 1606 г. и названы им островами Св. Духа. Кук определил их географическое положение и назвал Новогебридскими. Между Квиросом и Куком сюда не заходило ни одно европейское судно.).

Войдя в сношения с жителями острова, Головнин выменял у них на разные безделицы, ценные в глазах дикарей, различные плоды и живность. При разговорах с дикарями, моряки наши руководствовались словарем, составленным Форстером и приложенным к описанию путешествий Кука. Мичман Мур, обладавший удивительным искусством объясняться пантомимами, собирал слова здешних жителей и составил довольно пространный словарь танского языка, к сожалению, затерянные во время японского плена. Зная нравы диких, Головнин принял все меры осторожности при размене вещей между ними и командою «Дианы», поручив наблюдение за этим Лейтенанту Рикорду.

Из записок Рикорда об о-ве Тане сохранилось несколько черневых листов, весьма пострадавших от времени, - приводим из них, что можно было разобрать.

«Таниян... Кротость воздуха постоянно-умеренною теплотою не принуждает его (дикаря) иметь попечение о жилище; он видит вокруг себя излишество всех вещей, в препровождении жизни ему потребных; таким образом удовлетворяет все свои желания на месте рождения, и дух его не тревожит зависть лучшего состояния другого народа. Весь свет его и знания состоят в группе 4-х островов, мало разнствующих в произведениях, между коими (островами) дикари сообщаются, выменивая друг у друга те вещи, которые тот остров не производит. Жители его ездят за деревом [490] (чтоб) делать себе военные дубины. После сего мудрено ли, что они заключают о нас, как о пришельцах из самой бедной страны, ибо первое наше требование к ним всегда было в провизии? К тому же, большею частию истощенные лица мореходцев явно утверждают справедливость их мнения... С прискорбием вспоминаю, что время не позволило нам пробыть между ними (дикими) более 5 дней. Что может быть любопытнее как видеть подобного себе человека в первобытном его состоянии? каковы бы жители там не представлялись нам, особенно в нынешнем состоянии мореходства, когда весьма мало осталось мест, куда бы корыстолюбие, одушевляющее самого ленивого Европейца, не направило его паруса, и следы оставляемые им везде бесчестят просвещение человеческого рода. Тана спокойствием своих жителей обязана тому, что природа не скрывает в недрах их земли ни золота, ни серебра и лежит вдали от трактов коммерческих держав.

«Удивление, какое они (дикие) изъявили при виде нашем, неоспоримо доказывает, что со времени великого Кука не видели они Европейцев. Белизна нашего тела и одежда равно их изумляли. Когда случалось скидывать шляпу, они делали великие восклицания, и после мы узнали, что голова со шляпою им казалась одною вещью. Они кроме бисеру и других безделиц ничего в размен от нас не брали, не знали никого употребления железа - только топор их пленил, за который готовы были дать даже поросенка, но, к несчастию, Российского флота шлюп так был скуден в этих инструментах...

«Хотя нам совершенно было известно в каком недостатке находится этот край, но желание освободиться из мучительного нашего единообразного состояния - 27-ми [491] месячного безотлучного нахождения на «Диане» и в подобных неприятных еще обстоятельствах, побудило нас пристать к нему. Я через этот вояж узнал истину, что ежели человек и рожден жить в обществе, то без сомнения не на корабле в море. Беседы наши давно иссякли новыми предметами. Да и какой ум может иметь запас на столь долгое время? У нас было много описаний вояжей, они нас с начала занимали, а под конец мы перечитывали их только для сведения. Читая что нибудь интересное, еще немного можно чувствовать удовольствия, не сообщив его кому нибудь другому. Мы же, были этого лишены, ибо каждый тоже читал, а пересказывать другому известное - скуку наведешь, и потому беседы наши часто происходили в самых красноречивых молчаниях, как беседуют философы...»

31 Июня шлюп оставил Новогебридские острова и пустился к северу, по пути, усеянному островами, открытыми, большею частию в XVII столетии, мореплавателями, которые не имели средств верно определять географическое положение мест. По этому плавание шлюпа теперь подвержено было большим опасностям. В Камчатку же надо было придти осенью, до замерзания Петропавловского рейда, и потому шлюп, в самые темные ночи, нес много парусов и имел такой большой ход, который иногда наводил ужас на весь экипаж. За совершенным недостатком свежей провизии, экипаж питался иногда акулою, которую ловили на уду. 26 Августа шлюп проходил Каролинские или Новофилиппинские острова. Непостоянство ветра в полосе чистых пассатов, происходящее от близости больших и высоких островов, заставило «Диану» нести парусов менее обыкновенного; все офицеры и [492] команда всякую минуту готовы были броситься к своим местам и не раздевались.

Быстрое приближение к Камчатке дало возможность увеличить порцию сухарей: вместо одного фунта приказано производить 1¼ ф. на человека, в день. Четыре месяца экипаж «Дианы» жил на сухарях и солонине, пил вонючую гнилую воду и потому с радостию мечтал о наслаждениях камчатской кухни, как мечтает путник - гастроном, проезжающий, положим, от Нижнего Новгорода до Москвы, о французской кухне первого московского ресторана.

23 Сентября, около полудня, открылся берег Камчатки. «Берег, принадлежащий нашему отечеству!» восклицали моряки наши. «Радость, какую мы чувствовали при воззрении на сей грозный, дикий берег, представляющий природу в самом ужасном виде, могут только те понимать, которые были в подобном нашему положении. Камчатка представляла нам такую картину, какой мы еще не видали: множество сопок и превысоких гор, с соединяющими их хребтами, были покрыты снегом, а под ними чернелись вдали леса и равнины. Некоторые из вершин гор походили на башни, а другие имели вид ужасной величины шатров; что подало повод острякам из наших матросов сказать, что тут черт лагерем расположился. И в самом деле, Мильтон в поэме своей «Потерянный рай» не мог бы лучше уподобить военный стан сатаны, когда он вел войну против Ангелов, как если б сравнил оный с Камчатскими горами в осеннее время... Скоро усмотрели мы, к северу, между двумя горами, на возвышенной, несколько отлогой равнине, десятков до пяти, крытых соломою избушек, из коих многие могли назваться в точном смысле хижинами. Вот из какого строения состояло селение Петропавловской гавани! Самые [493] великолепные в ней здания были: казенный дом Начальника и дом Российско-Американской Компании: первый занимал сажень 7-8 длиннику и около 5 поперешнику; вышиною был сажени 3; а последний, почти при такой же величине, был покрыт тесом и имел в рамах целые стекла; в первом же, вместо оных, служила слюда и старые рапорты. Церковь не была еще готова» (Записки Головнина о путеш. Дианы. Н. И. Греч ошибочно говорит, что «Диана» прибыла в Камчатку 23 Ноября (Биография Рикорда, стр. 6). В этом месяце Петропавловская гавань покрыта льдом и шлюп не мог бы войти в оную.).

Вот как описывает Головнин главный город области, благосостоянию которой, Рикорд, впоследствии, посвятил пятилетнюю свою деятельность и которую оставил в гораздо лучшем состоянии.

Через несколько месяцев по прибытии в Камчатку, Рикорд писал:

«L’homme, nous dit Buffon, maitre du domaine de la terre, en a change, renouvele la surface entiere, et, de tout temps, il partage l’empire avec la nature. Cependant il ne regne que par droit de conquete; il jouit plutot qu’il ne possede, il nele conserve que par des soins toujours renouveles. S’ils cessent, tout languit, tout s’altere, tout rentre sous la main de la nature; elle reprend ses droits, efface les ouvrages de l’homme et ne lui laisse que le regret d’avoir perdu par sa faute ce que ses ancetres avaient conquis par leurs travaux... Справедливо выражает Французская пословица: la guerre et les elements renversent les esperances les mieux fondees. - Такая чрезвычайная перемена в политических делах Европы. Когда «Диана» приуготовлялась в вояж, Россия имела неприятелей; - отправившись, Коллегия указом сообщила нам о мире со всеми державами. Первым преткновением нам был мыс Horn. Там были в то же время года, как и наши предплаватели [494] (Крузенштерн и Лисянский), но с ними было счастие и путь их - услуга для разума. Нам же, напротив, везде встречался терновник. Я к тебе отзывался из трех частей света. Никто из нас не мог ласкаться видеть четвертую. Но случай оправдал наше предприятие, допустив благополучно приплыть в Камчатку. С каким нетерпением исчисляли мы, всякий день, расстояние до Камчатки! это можно только вообразить... Самое приятнейшее плавание, как тебе известно, между тропиками, - для нас оно было несноснейшим. Что мы терпели там, где солнце большею частию бывает в зените!... Ежели ты запомнил размещение «Дианы», что люки провизии находятся в кают-компании, - зловоние выходящее из оных выживало всех на верх, а на верху вертикальные лучи солнца сильно ударяли в голову и гнали вниз, и мы частью уподоблялись летучим рыбкам, кои беспрестанно то в воде, то в воздухе»...

«...Из всех мест, где случалось «Диане» приставать, я к тебе отзывался: из Америки - с о-ва Св. Екатерины, из Африки - с мыса Доб. Над. дважды, а в Азии - в нашей колонии Камчатка, я твердо уверен был найти, если только Провидение допустит благополучно доплыть до нее, ожидал получить большой от тебя пакет писем. Если подверженное сомнению - совершилось, то несомненное не сбылось и меня жестоко огорчило. По дошедшим от нас к Министру депешам, ты без сомнения известился о благополучном пристанище «Дианы» к диким берегам Камчатки. Я бы к тебе тогда же писал, если бы не уверил нас здешний батальонный командир, что он видел на почте два пакета, из коих один с партикулярными письмами; и как он сам отправлялся в город Нижнекамчатск, то мы оставались в твердой надежде вскоре их получить, но вместо того мучились [495] нетерпением в ожидании более двух месяцев и как последовала denouement (catrastrophe)... узнали, что проклятый, безмозглый почтмейстер, придерживаясь какого-то почтового порядку, возвратил оные пакеты Ф. С...

К облегчению таковой печальной досады, мы по крайней мере утешаемся приятною мыслию, что друзьями нашими остались незабытыми...»

Две зимы, 1809-10 и 1810-11 годов, Рикорд провел в Камчатке. В это время, с начальником своим В. М. Головниным, он объехал весь полуостров. 26 Февраля 1810 года Рикорд произведен по линии в Капитан-Лейтенанты, прослужив Лейтенантом десять лет. В Мае того же года, он, на «Диане», под командою Головнина, по прежнему занимая должность старшего офицера, отправился в Ситху и Ново-Архангельск для описи берегов и для отвоза значительного количества хлеба в колонии Российско-Американской Компании, находившиеся тогда в бедственном состоянии. По случаю возмущения нескольких промышленников, которые условились убить главного правителя колоний, г. Баранова, и отправиться на Сандвичевы острова, и известия, что колониям угрожает нападение корсаров, шлюп пробыл в Ново-Архангельске до Сентября и прибыл в Камчатку 1 Октября 1810 года. По возвращении в Камчатку, Рикорд был обрадовал известием, что 29 Июня 1810 г. он награжден орденом Св. Владимира 4 степени «за отличное исполнение своей должности на шлюпе «Диана» и за оказанную командиру оного в плавании помощь и содействие».

Вс. Мельницкий.

(Продолжение впредь).