В отличие от других итальянских гуманистов XV в., писавших о воспитании, Веджо в своем педагогическом трактате «О воспитании детей и об их достойных нравах» ¹ рассматривает две темы, которые в их работах не нашли должного обсуждения или вообще обсуждения. Одна из этих тем посвящена поведению детей, и ей гуманист посвящает пятую и часть шестой книги трактата ². Вторая тема, которая и будет предметом нашего [196] интереса, имеет отношение к нравственному воспитанию и связана с вопросом о личности и самопознании.

Средневековая личность утверждала себя через связь с божественным порядком и через включение в социальный порядок средневекового общества.

Имея душу, в которой присутствует божественное начало, человек стремился очищать ее от всего личного, неповторимого и потому греховного, чтобы приблизиться к Богу как абсолютному началу. Включение в социальный порядок иерархического сословно-корпоративного средневекового общества означало быть членом корпорации, и человек был тем ценнее как личность, чем в большей мере следовал нормам поведения, принятым в корпорации.

В эпоху Возрождения начинается постепенный отход от такого понимания личности, свидетельством чему являются в гуманистической литературе опыт самосознания Петрарки, интерес гуманистов к индивидуальности, осознание ценности и значения собственной деятельности, собственных потребностей.

Новое понимание человека проникает и в педагогические труды гуманистов.

Дети интересуют их не как однородная масса. Помимо внимания к возрастной психологии (Верджерио), гуманисты (Верджерио, Альберти) с помощью натурфилософских представлений (в частности, учения о 4-х элементах и 4-х жидкостях) обсуждают разные склонности и характеры детей. Интерес к душе ребенка проявляется в теме наказаний детей. Гуманисты пишут об отрицательном влиянии на детские души суровых порицаний и физических наказаний. Так, по мнению Пальмиери, [197] побои могут привить душам раболепство ³. Пикколомини считает, что чрезмерное наказание приводит к тому, что дети надламываются и слабеют духом ⁴. Нечто подобное говорит и Альберти: «Ведь тот, кто подвергается унижению, от негодования и ненависти черствеет или исполняется презрения к самому себе, неуверенности, и впадает в такое душевное рабство, что уже не помышляет из него выйти» ⁵.

Еще одна тема, свидетельствующая об интересе гуманистов к личности, касается выбора жизненного пути, который предполагает самопознание. Так, Верджерио, считая размышление о выборе занятия «труднейшим из всех» ⁶, все же ориентирует юношу на такой выбор: каждый должен сам оценить свои природные качества (ум?) (если по возрасту не способен, то помогут родители) и направить занятия к тому, к чему способен от природы ⁷. Об этом много пишет Пальмиери: «Пусть каждый узнает, какова его природа, задатки, умело судит о своих достоинствах и недостатках и в тех вопросах, в коих находит себя наиболее пригодным, проявляет наибольшее упорство» ⁸.

Веджо от других гуманистов отличает то, что у него в большей мере проявляется интерес к личности ребенка, к разнообразию душевных качеств детей и к самопознанию. Одна из глав его трактата (6 глава 1 книги), посвященная маленьким детям, названа так: «Пусть дети слышат серьезные и честные слова, которыми формируются человеческие души». Ссылаясь на Платона, Веджо предостерегает от того, чтобы кормилицы рассказывали [198] детям непристойные и пустые басни; ведь как руками формируются тела, так словами человеческие души; дети не должны слышать нелепейшие нашептывания сокращенных наполовину словечек, в чем проявляется часто женская забота. Пусть прекратят через такого рода нежности или уменьшать честнейшие имена, данные детям, или называть их другими, которые больше имеют привкус чего-то женственного, чтобы с возрастом дети не назывались всегда такими именами. Поскольку благопристойное (приличное) имя человеку придает достоинство и авторитет, родители не должны давать детям также имена недостойные, варварские или новые, или имена языческих богов, что оскорбляет христианскую религию; имена же выдающихся деятелей (Цицерон, Брут, Назон, Марон), хотя сами по себе они мало красивы, но из-за выдающейся добродетели их носителей давать можно. Но вполне приличное имя Нерона из-за его злодеяний следует отвергнуть ⁹.

Детей не надо пугать страшными образами лемуров, колдуний, говорить им об Орке, поглощающем людей, Сильване, богине-мстительнице, Демогоргоне, Морфее. От страха, который дети испытали в ранние годы, трудно потом избавиться, что Веджо подтверждает собственным опытом ¹⁰. Вывод из всех этих примеров ясен: с целью сохранить достоинство маленького человека детскую душу надо беречь от унижений, насмешек и чувства страха.

Достойны внимания рассуждения гуманиста в 12 главе 1 книги о различных от природы характерах детей. Эти различия объясняются им, как и другими гуманистами, с помощью натурфилософских представлений, в частности учения о составляющих все тела 4-х элементах с их свойствами (у огня свойство — жар, у воды — холод, у воздуха — влага, у земли — сухость); преобладание в теле тех или иных свойств определяет особенности и характер человека: «в ком преобладает огонь, мы видим гневными, в ком вода — мягкими, в ком воздух — веселыми, а в [199] ком земля — печальными» ¹¹. Казалось, Веджо идет в русле идей прочих гуманистов, говоривших о различиях детей. Но в своих дальнейших рассуждениях он показывает такое разнообразие душевных свойств детей, какое не укладывается в рамки натурфилософских представлений и дается скорее всего из наблюдений: «Одни ведь словно нежнейшие цветки, в ком пробивается свет будущей выдающейся добродетели, хотя они и более робки, чем подобает, и более застенчивы. Другие необузданны, отважны, дерзки. Некоторых найдешь многословными и болтливыми, другие — с глазами, опущенными в землю, едва говорящие, даже когда прикажут. Много надменных и тщеславных и гораздо больше тех, кто стремится к истинной похвале и славе. Есть также небрежные и нерадивые, другие легкомысленны, непостоянны, гулены, а иные твердого и ясного духа... Есть те, кто охотно трудится и бодрствует, и те, кто позорно покоится в лени и бездействии. Некоторые все, что имеют, щедро раздают, другие крайне скупы, для них нет ничего страшнее, чем обеднеть, хотя они еще совсем не испытали бедности. Очень велико различие умов и волевых качеств, велика противоположность, поэтому при воспитании детей надо применять разные способы» ¹². И он говорит о необходимости разного подхода к детям — одних (робких) надо поддержать, похвалить, улыбнуться им, похлопать в знак одобрения, в отношении других (бесстыдных и дерзких) — не применять ни улыбки, ни дружелюбного упрека, а подходить со строгим лицом и грозным взглядом. Похвала благородные и расположенные ко благу души «возвышает и окрыляет доброй надеждой на самих себя; а неумеренные и разнузданные от похвалы становятся более надменными, чванятся и раздуваются, словно река от долгих дождей» ¹³.

Но ни в коем случает детей нельзя бить. Гуманист резко высказывается против суровых порицаний и угроз, которые могут искалечить детскую душу, привести к страданию: «так страх последует за суровой дисциплиной, за страхом неверие, за неверием [200] отчаяние, за отчаянием страдание, за страданием небрежность, за небрежностью, наконец, ненависть» ¹⁴ — Веджо показывает развитие психологических состояний, порождаемых учительской суровостью, вредных и для души ребенка, и для обучения. Сильнее остальных гуманистов он высказывается и по поводу телесных наказаний, которые ломают человека на всю жизнь: «Те, кого столь угрожающе бьют, обретают рабскую душу, становятся покорными, сломленными, измученными страданием, отчаиваются; и если они имели нрав благородный, то (теперь) они унижены, всего боятся и не осмеливаются ни на что выдающееся и достойное свободного человека» ¹⁵.

Подобные наставления Веджо, суть которых в том, чтобы оградить детскую душу от насилия и унижения, дать ей возможность свободно развиваться, вполне естественно приводят гуманиста к мысли о роли самого ребенка, вернее, уже юноши, в этом процессе. Ведь если сначала учителя и родители должны создать благоприятные условия для формирования детской души, то теперь в этот процесс должен включиться подросший ребенок. И потому не удивляет название 10 главы 4 книги трактата: «О том, что должно иметь высочайшее уважение к самому себе» (Apud seipsum summam habendam esse reverentiam). Ни один из гуманистов, писавших о воспитании, так вопроса не ставил, хотя об уважении к личности ребенка в гуманистических трактатах и в практике Витторино да Фельтре имеются данные. Но у Веджо идет речь о самоуважении.

Ссылаясь на Деметрия Фалерского, гуманист в начале главы говорит, что юноши должны дома почитать родителей, в пути — путников, в уединении — самих себя ¹⁶. Итак, вводится условие — уединение. В гуманизме эта ситуация уединения практически или не обсуждалась, или не считалась лучшей для воспитания детей. У Верджерио, например, одиночество располагает к безделью и страстным желаниям, и потому детей надо бдительно охранять «от всякой мерзости и преступной безнравственности» ¹⁷. [201] Но Веджо, хотя он и допускает некоторую опасность уединения, именно уединение рассматривает как такое состояние, которое дает юноше возможность поразмышлять над самим собой.

Мысль о самопознании могла быть связана у Веджо с христианским представлением о душе и с христианской исповедью. Ведь сама идея уникальности и самоценности человеческой души, представление о нравственной ответственности человека, лежащее в основе христианства, способствуют развитию личного самосознания. Веджо в большей степени религиозен, чем другие гуманисты, что могло послужить толчком к обсуждению им вопроса о самопознании. Но в главе о самоуважении к обсуждению самопознания широко привлекаются и античные авторы (гуманист ссылается на 14 античных писателей), а из христиан для него важен Амвросий Медиоланский и «божественный пророк», имени которого он не называет. При этом Веджо не выявляет противоречий между ними, напротив, всячески подчеркивает сходство их мыслей, толкуя порой античных мыслителей по-христиански. Главное для него — получить авторитетное подтверждение своим идеям.

Гуманист говорит об уединении людей образованных — сладостном, радостном, всегда плодотворном и рождающем святые плоды мысли, и, напротив, уединение невежественных (необразованных) людей, не занятых ничем славным считает вещью почти пустой и полной вздора, родительницей злых пороков. В похвалу первому уединению приводятся слова Плиния, Амвросия Медиоланского, Цицерона и др. Так, Амвросий, писавший к Сабину, в уединении видит возможности самопознания и творчества: «действительно, сколько радости и пользы в уединении, по (собственной) воле вызываю, кого хочу, а также присоединяю к себе тех, кого больше ценю или кого считаю более подходящим, никто не мешает, никто не искажает (переделывает) (interpolat), (и) потому я больше постигаю себя и обращаю (направляю) к сочинениям» ¹⁸. [202]

Мысль о самопознании Веджо подтверждает и с помощью древних авторов. Философ Антисфен, спрошенный, какую выгоду он имеет от философии, благоразумно ответил, что может говорить с самим собой ¹⁹. И, напротив, глупейший обычай был у императора Домициана, который в одиночестве занимался истреблением мух ²⁰.

Итак, «предаваться добрым искусствам, чтобы иметь возможность обдумывать великие и святые дела и, обдумывая их, делаться лучше» ²¹ — вот какой положительный результат видит Веджо в уединении. Досуг, с которым связаны науки (littere), гуманист считает святейшим и сладчайшим.

Но далее в размышлениях Веджо об уединении и досуге появляется тема пороков. Он обращается к Цицерону, который говорит о силе страстей, побуждающих ко всякому злодеянию тех, кто воспламеняется их соблазнами. Поэтому, полагает Веджо, мы должны с большим искусством эти страсти сдерживать и обуздывать чтобы то, что мы из-за стыда никогда не делаем открыто, тайно стыдились обсуждать, оставшись наедине с собой, и «чтобы верили, что Бог, который постоянно пребывает в человеческих мыслях, словно сидящий в трибунале, судит все, что мы сами с собой обсуждаем. Ибо Бог — судья и арбитр наших помышлений» ²². Эту христианскую мысль он подкрепляет словами античного мыслителя — Фалеса, которого трактует по-христиански: «Когда его кто-то спросил, не скрыты ли от бога деяния людей, Фалес верно ответил, что даже мысли не скрыты, напоминая, что не только наши руки, но даже мысли, в коих сокровенное и божественное имя (nomen) всегда обитало, должны быть незапятнанными» ²³. Если в эпизоде с Фалесом у Веджо появляется «бог» вместо «богов», то, обращаясь к Амвросию Медиоланскому, [203] он приводит его размышления не о Боге как судье человека, а о душе. Человек в одиночестве, по Амвросию, прежде всего, должен стыдиться (совеститься) самого себя, кого он более всего должен почитать. Пусть избегает злой брани, даже если подумает, что его нельзя уличить. «Ведь даже закрытый стенами и погруженный в темноту, без свидетеля, без сообщника, он однако имеет арбитра (своего) деяния, которого ничто не обманывает, к кому взывают все деяния, имеет каждый душу свою суровым судьей, мстителем за злодеяния, карателем за преступления» ²⁴.

Но к суду собственной души Веджо считает очень полезным (и в этом его убеждают, как он пишет, великие философы) взять кого-то, кого душа почитает, по воспоминанию о котором формирует себя и приводит в порядок; «живя как бы под присмотром его, мы исправляем свои мысли, не осмеливаемся сами грешить, а, думая плохо о других, будем сурово в глубине своей души порицать себя» ²⁵. Так суд собственной души оказывается у Веджо недостаточным и нуждается в поддержке добродетельного человека, образца для подражания.

Обращается гуманист и к «славным искусствам и наукам», которые будут, «как свободно упражнять наши души, занятые честными науками, так и учить, какими способами мы должны будем свободно их упражнять» ²⁶.

Но предлагаемый образец для подражания и добрые искусства, важные для самоформирования, не уводят Веджо от мысли о сохранении чистоты души.

Привлекая на помощь Солона и «божественного пророка», Веджо советует «со святой помощью добрых наук» установить контроль над мыслями, «чтобы никакая грязь не забиралась в наши мысли, чтобы от многочисленных силков злых влечений, которые нам ежедневно угрожают и в сети которых мы запутываемся, мы охраняли наши сердца, превосходно огородили (их) и укрепили, как крестьяне обычно (ограждают) виноградники» ²⁷. [204] И Антисфен предписывал построить стены в наших мыслях, чтобы стали они неприкосновенными, чтобы наихудшие наши аффекты, наподобие разбойников и волков, которые непрерывно осаждают ворота, не могли принести какой-либо вред ²⁸.

И далее предлагается как бы метод для достижения этой цели. Веджо берет его из предписаний Клеобула, Пифагора, Катона суть которых в «исследовании и испытании самого себя» (sui ipsius scrutandi examinandique). Катон, к примеру, обычно повторял в душе не только то, что он сделал и что видел днем, но и кроме того, что читал ночью, и требовал от самого себя отчета не столько за все, что сделал днем (negotium), сколько за свободное время, досуг (otium). И дополняет Веджо эти предписания словами Сенеки. В книге о гневе Сенека вспоминает Секста, который, отправляясь на ночной покой, спрашивал свою душу, какое зло она сделала сегодня, какому пороку противостояла, в какой части стала лучше. Что прекраснее, по мнению, Сенеки, этого обычая рассматривать весь свой день, какой сон воспоследует после обследования (recognitio) самого себя? Сколь спокоен иной и свободен, когда душа или достойна похвалы или предупреждена и созерцатель себя и тайный цензор знает о своих нравах ²⁹.

Подобные предписания античных мыслителей Веджо рекомендует для подражания: «Если мы воспользуемся этими способами в обсуждении собственной жизни, то и грешить, действительно, будем меньше, и уважая самих себя, очистим наши мысли от всякой пагубной заразы» ³⁰.

Итак, нравственный аспект самопознания у Веджо очевиден. Цель самопознания — очищение души от пороков и нравственное самосовершенствование. Метод — исследование самого себя, самоанализ, как мы бы сказали сегодня. В этом исследовании важно обращение к собственной душе, судье и цензору. Но в человеческих мыслях постоянно пребывает Бог, судящий человека. Важен и человеческий авторитет — почитаемый человек, по образу которого можно выстроить самого себя и очистить [205] мысли. Важны и добрые искусства, которые помогают самосовершенствованию. Как видим, в процессе самопознания человек у Веджо не находит достаточных оснований в себе самом, он нуждается во внешнем авторитете.

Но сама постановка в педагогическом трактате Веджо вопроса о самопознании, самоуважении вкупе с рассуждениями гуманиста о разнообразии душевных свойств детей, с защитой личности ребенка от унижения, насилия над ней создает предпосылки к развитию понимания новой, несредневековой, личности.

1. Трактат Веджо De educatione liberorum (между 1445-1448) в результате неправильной атрибуции вышел под именем Ф. Филельфо (Francisci Philelphi de educatione liberorum clarisque moribus. Tubingae, 1513). В литературе этот факт широко известен, см., например: Буркхардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. СПб., 1905. С. 412. В нашей статье трактат используется в этом издании. Современное издание трактата (Vegio M. De educatione liberorum et eorum claris moribus libri sex. Washington, 1933-1935. Lib. 1-3 / Ed. by M. W. Fanning; Lib. 4-6 / Ed. by A. St. Sullivan) нам было недоступно. В ссылках в статье — Vegio. De educatione liberorum.

2. Теме поведения детей Веджо посвящает пятую книгу трактата (De castitate seu pudicitia) и часть шестой (De loquacitate et gula vitanda). Эти книги весьма интересны и уникальны, ибо никто из итальянских гуманистов, писавших на педагогические темы, не дал такого обильного материала о детском поведении. Эразм Роттердамский, писавший об этом в 1530 г. в трактате De civilitate morum puerilium (см. рус. пер.: Еразма Ротеродамского молодым людям наука, как должно вести себя и обходиться с другими. М., 1788), испытал влияние трактата Веджо. Но Эразм думал, что это работа Ф. Филельфо.

3. Пальмиери М. Гражданская жизнь // Образ человека в зеркале гуманизма. Мыслители и педагоги эпохи Возрождения о формировании личности (XIV-XVII вв.) / Авторы-составители Н. В. Ревякина, О. Ф. Кудрявцев. М., 1999. С. 187.

4. Пикколомини Э. С. О воспитании детей // Образ человека. С. 218.

5. Альберти Л. Б. Книги о семье / Пер. М. А. Юсима. М., 2008. С. 63.

6. Верджерио П. П. О благородных нравах и свободных науках // Образ человека... С. 105

7. Там же. С. 96.

8. Пальмиери М. О воспитании детей // Образ человека. С. 191-192.

9. Vegio. De educatione liberorum. F. 9v.

10. Ibidem. F. 9v.

11. Веджо М. О воспитании детей // Образ человека. С. 207-208. В этом издании нами были переведены фрагменты из трактата Веджо.

12. Веджо М. О воспитании детей. С. 208.

13. Там же.

14. Vegio. De educatione liberorum. F. 19r.

15. Веджо М. О воспитании детей. С. 205.

16. Vegio. De educatione liberorum. F. 43-43v.

17. Верджерио П. П. О благородных нравах и свободных науках. С. 101.

18. Vegio. De educatione liberorum. F. 43v.

19. Vegio. De educatione liberorum. F. 43v.

20. Ibidem.

21. Ibidem.

22. Ibidem. F. 43v-44.

23. Ibidem. F. 44. Фалес известен Веджо скорее всего по Диогену Лаэрцию. У Диогена: «Кто-то спросил его (Фалеса), можно ли скрыть от богов дурное дело. “Ни даже дурное помышление!” — сказал Фалес» (Диоген Лаэртский. I.1.36).

24. Vegio. De educatione liberorum. F. 44.

25. Ibidem.

26. Ibidem.

27. Ibidem.

28. Ibidem.

29. Ibidem. F. 44v.

30. Ibidem.

Текст воспроизведен по изданию: Некоторые вопросы формирования личности в педагогическом трактате итальянского гуманиста Маффео Веджио // CURSOR MUNDI: человек Античности, Средневековья и Возрождения, Вып. VIII. Иваново. ИвГУ. 2016

© текст - Ревякина Н. В. 2016
© сетевая версия - Тhietmar. 2022
© OCR - Николаева Е. В. 2022
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Cursor mundi. 2016

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info