№ 77
20 июля 1880 г. — Записка профессора С.-Петербургского университета действительного статского советника И. П. Минаева о своей второй поездке в Индию
В настоящем году [1880], в продолжение пяти месяцев мне довелось объехать часть западной Индии. Высадившись в Бомбее, я отправился затем в страну махратов, посетил независимые владения низама, Индора, Ратлама, Гвалиора, [184] был в Ражпутане, С[еверо]-З[ападных] провинциях, Пенджабе и закончил свое путешествие Гузератом и Беродой.
В настоящую поездку мне приходилось сталкиваться и беседовать с людьми различного общественного положения, различных каст и неодинакового образования. В независимых владениях я имел случай представляться многим владетельным князьям, беседовать с их диванами; в числе своих знакомых я мог бы назвать несколько выдающихся туземных ученых и политических писателей. Упоминаю обо всем этом для того, чтобы определить, на основании какого материала сделаны мои выводы.
Большинство моих наблюдений относятся ко времени, непосредственно предшествующему последней смене министерства. Я выехал из Индии до приезда туда нового вице-короля маркиза Рипона.
Беседы, личные наблюдения, чтение туземных газет привели меня к следующему общему заключению о современном состоянии Индии.
Уже в начале пребывания в Бомбее, после первых встреч с прежними знакомыми, меня поразило настоящее настроение умов в туземном интеллигентном обществе; высказываемые мнения и опасения, осуждение внешней политики правительства, ропот на его подозрительность, все это вместе взятое указывало на какое-то тревожное состояние общества. Меня удивляло в эту мою поездку, с каким живым интересом всюду в Индии туземцы следят за различными вопросами и событиями дня: об афганских затруднениях 23, об отношениях Англии к Турции и России 24, о внутренней индийской политике толковалось даже в таких кружках, которые еще пять лет тому назад исключительно занимались отвлеченными, философскими и религиозными вопросами.
При обсуждении политических вопросов чаще всего приходилось замечать или сильное раздражение против верховной власти, или недоверие к ней. Я не видел ни одного туземца, который не относился бы враждебно к министерству Биконсфильда 25. Все индийцы, с которыми мне приходилось говорить, прошедшие через английские школы и воспитавшиеся в них, осуждали действия ныне павшего министерства 26.
Бесцельность афганской войны и весь вред этого предприятия для Индии доказывали мне туземцы в Бомбее; в Бароде то же самое утверждал сэр Мадхава Рао 27; не иначе смотрели на войну в Хайдерабаде приближенные Низама 28 и его диван сэр Салар Жанг 29, а в Ратламе даже британский резидент Мир Шахамат Али, весьма просвещенный мусульманин, знающий близко Афганистан, так как он бывал там несколько раз с различными поручениями от своего правительства.
Большинство англичан в Индии было безусловно на стороне консервативного министерства; его падение было встречено в Индии, в образованной среде туземцев восторженными ликованиями, в английском обществе тот же факт поразил всех неожиданностью и далеко не считался событием радостным.
Воззрения туземцев на павшее министерство отличались удивительным единодушием. Империализм Биконсфильда, по толкованию индийцев, для них отождествлялся с 1) тяжелыми налогами, 2) ретроградным законодательством; то и другое понимается ими как следствия тревожной иностранной политики. Афганская война, на которую затрачены были деньги голодного фонда 30, всеми туземцами, без различия вероисповедания, почитается не только бесцельною и вредною для Индии, но и за самую несправедливую из всех войн настоящего времени. Они смеются над экспедицией в Мальту 31, ибо видели своими глазами, как недовольны были сипаи, отправлявшиеся в Европу, и как один бенгальский полк вернули даже назад с дороги в Бомбей. И какой результат, спрашивают туземцы, имело это абсурдное хвастовство? Никто никогда не сомневался в [185] бесполезности этих войск для европейской войны. На вашу демонстрацию театральную, бесцельную и смешную, Россия, замечают с злорадством индийцы, ответила посольством в Афганистан 32. Она знала, где самое чувствительное место вашей Империи. Вы затеяли безумно рискованное дело, и теперь ваши вербовщики уже не находят более в Индии солдат для афганской войны. Вы принуждены были увеличить премию, а солдат, готовых идти к Гиндукушу, все-таки нет!
Туземное население Индии еще в очень недавние годы, действительно, слепо верило в могущество англичан, хотя и имело весьма оригинальный и в высшей степени знаменательный взгляд на историю британцев в Индии. Господство британцев, говорят туземцы, было достигнуто не открытою силою, не завоеванием, но хитростью и ловкостью. Невежество и разобщение туземного населения способствовали укреплению британского владычества.
«Наше разобщение есть причина наших несчастий!» — так говорит туземец о своей исторической судьбе. Но как бы то ни было, индийцы ясно сознавали, что британский лев владеет Индией; они жаловались на то, что следы его когтей видны всюду, и должны были признать, что когти сильны. Тайный и глухой ропот всегда был слышен в Индии; еще распространеннее, однако ж, была безропотная покорность своей исторической доле. Терпя от голодовок и кряхтя под тяжестью всяких местных и имперских налогов и податей, рая говорит: «Такова воля сиркара (правительства)», он не мог себе представить, что сиркар должен был бы отнестись к нему несколько иначе. «Сиркар силен», а потому все, что он требует, необходимо должно быть выполнено.
В 1857 году было какое восстание, и что же? Англичане не потеряли Индии. Потушить восстание оказалось по силам им! А теперь их чхари (экипажи, т.е. паровозы и пароходы) быстро носятся посуху и по морю! Сети железных дорог, телеграфы, пароходы, приходящие из Европы в 14 дней, все это, несомненно, должно было еще более укрепить положение англичан в Индии. Индийцу, казалось, оставалось одно — бесповоротно и вполне покориться воле сиркара.
Внешние события мало-помалу поколебали эту твердую веру индийца в могущество британского сиркара.
Перемена в индийских воззрениях на британское могущество началась уже несколько лет тому назад; афганские и турецкие дела способствовали во многом тому, что в умах индийцев сложилось полное недоверие к британской силе.
Затем подозрительность и чрезвычайные меры последних лет в правление лорда Литтона сильно раздражили туземцев. В мерах против туземной печати, а еще более в законодательстве об оружии, т.е. Arms’ Act 33, распространенном на всю Британскую Индию, туземец усмотрел признаки слабости сиркара, а уничтожение ввозной пошлины на хлопчатобумажные произведения и Licence tax 34 убедили его в вопиющей несправедливости британского правительства.
«Пошлина, — говорит индиец, — для нас нисколько не тягостная и даже обогащавшая туземных производителей, уничтожается на пользу и процветание Ланкашейра; в законе является новый налог, всею своею тяжестью падающий на бедняка: его платят деревенский брадобрей и даже то жалкое существо, которое у европейцев известно под именем баядерки».
Уже в 1873 г., в то время, когда лорд Нортебрук 35 отклонил требования Шир-Али 36, напуганного самими же англичанами, и о чем тогда же толковалось на всех базарах Индии, туземцы заподозрили англичан как в трусости, так и в слабости. В Индии знали, что отвечал вице-король афганскому посланцу, и очень хорошо помнили, что писалось в различных английских журналах об Афганистане и России. Туземцам (образованным вполне, другим по извлечениям) были хорошо известны мнения и Раулинсона, и многих других [186] высокопоставленных писателей о среднеазиатском вопросе, а также писания венгерского жида Бамбери 37 и даже политические убеждения лорда Пальмерстона; многочисленные британские чиновники в частных сношениях с туземцами постоянно враждебно отзывались о России, и в то же время вице-король отсылает ни с чем афганского посланца, уверяя его, что между Россией и Англией дружба и согласие.
Такое противоречие между словом и делом давало повод туземцам делать заключение, совершенно неожиданное и не совсем выгодное для англичан. Они думали, что все дело вполне объясняется трусостью англичан, с одной стороны, и превосходною силой России, с другой.
Затем в 1877 г. загорелась восточная война 38. Нельзя отрицать, что в мусульманском населении Индии существовало сочувствие к туркам, но в то же время рядом с этим заметно было сильнейшее раздражение против англичан. Вся пресса того времени наполнена враждебными выходками против англичан. Их положение весьма часто сравнивается с положением лисицы перед виноградом. О них говорится, что роскошь изнежила их и сделала совершенно неспособными к войне; при этом высказывается уверенность в неминуемости русского нашествия на Индию, и русским предрекается успех.
Когда генерал Столетов появился в Кабуле и был там блестящим образом принят, у всех индийцев было еще свежо в памяти, как года за три перед тем эмир не дозволил сэру Д. Форсайту 39 переступить через афганскую границу.
С этого времени начинаются для англичан афганские затруднения. Туземцы, как мусульмане, так и индусы, убеждены, что англичане навсегда проиграли афганское дело; у многих из них появилось ожидание, что в ближайшем будущем наступит очередь разрешению великого индийского вопроса.
Англичане уже давно и много толкуют о русских происках в Индии, о грядущем русском походе на Индию; в былое время они в таких ужасных красках рисовали мощь русского колосса... (Отточие в подлиннике) и индийцы поверили им. В пришествие русских верует индиец; об этом толкует махрат в Декане и куки в Пенджабе; хотя в Пенджабе население спокойно более, нежели где-либо в Индии.
Перемена в воззрениях туземцев на силу англичан в последнее время стала проявляться в целом ряде мелких восстаний. В Махратской стране появился некто Бхальвант Пхадки 40, задумавший низвергнуть Британскую империю; в Мадрасском президентстве, в Румпе 41, на севере в горах Нага до сих пор не вполне прекращены местные беспорядки. Не следует, конечно, преувеличивать политического значения этих местных возмущений, и англичанам без сомнения не составит никакого труда, даже при современных афганских замешательствах, переловить разбойничьи шайки, и тем не менее важно иметь в виду то сочувствие, которое возбуждают к себе разбойники как в сельском населении, так и в других классах. В Румпе сельское население, несмотря на строгие распоряжения правительства, или само укрывает разбойников от преследования полиции, или помогает им безнаказанно избегать заслуженной кары. Эти действия сельского населения легко объясняются: действительно, отчасти оно боится разбойничьих шаек, но еще более рая симпатизирует им. Чандрия 42 восстал против налогов сиркара, а налоги на соль, на производство тодди (крепкий напиток из кокосов) ненавистны в равной степени как атаману разбойничьей шайки, так и мирному сельскому населению.
Гораздо серьезнее были махратские беспорядки 43, благодаря энергическим мерам и расторопности английской полиции, а также неумелости и [187] непрактичности главного вождя, они кончились ничем. Значительную часть шайки переловили, Пхадки осужден и сослан в Аден.
Бхальвант Пхадки был революционер и патриот; он мечтал о низвержении британского владычества, и факт общего сочувствия, с которым к нему относилось сельское население, констатирован самими англичанами. Хотя полиция после некоторых усилий переловила большинство разбойников и захватила самого вождя, но сделалось все это без всякого содействия местного населения, и даже помимо его воли. Сельское население около Пуны, так же, как в Румпе, или пассивно смотрело на поиски полиции, или же тайно укрывало разбойников от ее преследования.
Из владений Низама, где столько всякого рода беспокойных элементов и где Arm's Act 78 г. 44 не мог быть введен, к бунтовщикам постоянно прибывали новые подкрепления. Восстание могло разрастись до весьма значительных размеров; вовремя начатое преследование и удачная поимка самого Пхадки положили конец беспорядкам. Его судили в Пуне. Массы туземцев стекались в суд посмотреть на патриота. По объявлении обвинительного вердикта ему сделана была овация. На базарах появились в продаже его портреты и автобиография. Даже в среде интеллигентных махратов, между университетскою молодежью в принципе его дело не осуждалось. Его называли и безумцем, и неумелым, затею осуждали как преждевременую, но в то же время не отрицали, что существует много причин к возмущению против иноземных правителей, и мотивы Пхадки почитались всеми высокоблагородными. Это сочувствие безумцу как у рай, так и у образованного индийца не трудно понять.
Рая, кроме разных местных и имперских налогов, уплачивают правительству с своего малого ежегодного дохода от 3 до 3 1/2 % в виде одного соляного налога. Он забит и труслив, но сильно недоволен. Обещания махратского революционера были так соблазнительны: удаление иноземного сиркара с его многими налогами, и рая или шел за Бхальвант Пхадки, или втайне сильно сочувствовал ему. Но тому же Пхадки сочувствовали люди иного образования и другого общественного положения. В автобиографии Пхадки бессвязно и в наивной форме высказаны те же самые жалобы, которые часто приходится слушать от образованных туземцев, даже допускающих необходимость в настоящее время иноземного владычества в Индии.
Эти люди не революционеры и очень умеренных воззрений, но и они признают, однако ж, что британское владычество имело нехорошее влияние как на материальное, так и на умственное состояние Индии. Другими словами, не так резко и более разумно они говорят те же горькие истины, что и Пхадки в своей автобиографии. Индия, утверждают они, оскудевает и материально, и духовно. Ее богатства истощаются ежегодным переводом местных денег в Англию. Ее сыны извращаются недостаточным и ложным воспитанием.
С каждым годом все более и более растет сумма жалований и пенсий, выплачиваемых британским чиновникам, и все эти деньги, равно как и проценты на английские капиталы, затраченные на постройку железных дорог и другие предприятия, уходят в Англию.
«Наша отчизна, — говорят индийцы, — есть единственная страна в мире, платящая так дорого за свою иноземную администрацию; все набранное здесь иноземцами переводится в Англию. Безумно расточительны были наши туземные правители, но во дни их владычества наши деньги не уходили из нашей страны. При настоящих же порядках Индия с каждым годом беднеет». Цифры ввоза и вывоза не обольщают туземцев; они хорошо знают, что торговля может [188] процветать даже в годы, наиболее тяжелые для туземного населения, нимало не обогащая его.
Англия, по мнению тех же туземцев, нанесла еще один тяжелый удар их материальному благосостоянию. «Для нас, туземцев, — жалуются они, — в нашей родной стране не существует карьеры ни на военном поприще, ни в гражданской службе».
Английское воспитание, скорбит современный индиец, убило оригинальность и творчество индийского народного гения; начиная с литературы и искусств и кончая ремеслами, на всех поприщах современные индийцы являются слабее и далеко ниже своих предков. Странно было бы ожидать от правителей иноземных, что они станут давать туземцам такое воспитание, в котором те нуждаются. Англия — страна по преимуществу торговая, не в ее интересах распространять между индийцами те знания, наполовину от которых зависит материальное преуспевание страны. Ради собственной пользы пришельцы, не любимые в стране, не желают давать туземцам военного образования. Англичане преследовали одну главную цель; они добивались от школ одного результата и получили его: туземцы, прошедшие через английские школы, стали лучшими рабами, вечными покорными слугами и плохими подражателями своих господ. Для туземца существует в настоящее время одна только самостоятельная деятельность: правители не помешают ему сделаться основателем новой секты, не воспретят стать во главе какого-либо нового религиозного движения. Другие поприща для него закрыты.
Англичане между образованными туземцами ищут себе всякого рода подручных чинов, писцов, кондукторов и т.д. Они говорят: «Туземец — вечное дитя; как его ни воспитывай, чему ни учи, должности, требующей личной инициативы, он не может занять. Еще недавно сэр Ричард Темпл публично в Бароде, перед сонмом первейших государственных мужей из туземцев, утверждал, что лучший из них не может сравниться с посредственным британским администратором».
Эта часть индийского общества, так мрачно смотрящая на свое современное положение, добивается его улучшения путем легальным. Победа либералов возбудила в нем великие надежды, из которых многие, конечно, окажутся несбыточными. Уже во время моего пребывания в Индии там составилось несколько петиций к парламенту, ходатайствующих о назначении особой парламентской комиссии для рассмотрения индийских нужд. Факт подачи петиций в парламент беспримерен в истории Индии. Подавались петиции в парламент и прежде, но в былые годы все они касались исключительно личных дел. Теперь мы видим, в Пуне, Бомбее, Калькутте составляются петиции по поводу общественных дел, общеиндийских интересов. В прежние годы бенгалец не симпатизировал ни бомбейцу, ни мадрасцу. Они взаимно не понимали друг друга. Отношения народностей, по крайней мере в одной части общества, начинают изменяться: у индийской интеллигенции явились общие интересы и как следствие этого взаимное понимание.
Но в Индии есть недовольные, непримиримые; это те, кто с пришествием англичан утратил общественное положение и значение, лишился богатства. Для Махратских брахманов, ныне рассеянных по всей Индии при дворах различных индусских раджей, и мусульманской аристократии компромиссов не существует. Их недовольство особенного характера и есть следствие причин, неустранимых до тех пор, пока англичане владеют Индией.
Все, что было сказано о настроении туземного населения в Британской Индии, может быть приложено также к населению независимых владений, зовет к причинам, производящим раздражение против англичан, присоединяются еще [189] новые, специально местные. Таковые причины существуют в Гвалиоре, в Чамбе, Кашмире, Низаме 45. Низам требует назад Берар 46, Гвалиор — свою крепость 47, Кашмир не хочет продавать своей страны 48 и т.д. Все местное население тяготится вмешательством в дела Британского резидента. Даже во владениях Низама ничто не делается без ведома и санкции резидента. В Хайдерабаде мне говорил один местный аристократ: «У нас резидент всесилен. Если он пожелает, то завтра же его ratru (ведро в купальне) будет заведывать целою провинцией!» Правители и подданные в одинаковой степени опасаются за свою грядущую судьбу; их страшит возможность утраты независимости, враждебно и критически как те, так и другие относятся к новейшей воспитательной системе, придуманной англичанами для юного поколения владетельных князей Индии.
В Индии в настоящее время существуют два учебных заведения, специально назначенные для воспитания молодых владетельных князей и юношей высшей аристократии. Одно такое заведение находится в Ражкот, в Гузерате, другое в Индоре. Последнее я видел.
Как в том, так и в другом, по-видимому, учебное дело не процветает, в Индоре откровенно сознавался мне в этом сам Principal 49, сваливая, конечно, всю вину на среду, в которой находились его питомцы до поступления в Раж-кумар-колледж (т.е. коллегия принцев). В его словах, без сомнения, есть доля правды. У каждого ражи и юного аристократа есть зенана, и конечно, старые и юные обитательницы зенан, матери и жены, не могут внушить юноше любови к наукам или разбудить в нем стремление к самообразованию. Такая задача выпадает на долю английских тюторов (От tutor (англ.) — домашний учитель, репетитор) и резидентов, состоящих при каждом раже, и если ража не хочет учиться, в этом виноват резидент, по крайней мере столько же, сколько и дамы зенаны.
Мне приходилось много видеть и даже живать у резидентов при дворах независимых владетелей; эти заправители царственного образования по большей части — люди хорошо (на английский образец) светски воспитанные, кое-чему учившиеся, но крайне равнодушные к литературе и всяким наукам, величественно презиравшие все индийское: народ, верования и обычаи, весь склад жизни. Под попечительством таковых руководителей, по большей части военной профессии, растет юный владетельный князь. В 18 лет он еле-еле знает кое-что; иной наивно убежден, что Константинополь — столица России. Такой образец географических познаний выказал при мне, к великому ужасу британского резидента, один юный принц-мусульманин в Хайдерабаде.
Постоянные иронизирования резидента насчет индийских постов, молитв, празднеств, обычаев и поверий страны вконец разрушают религиозные убеждения юноши; от суеверия он перескакивает к безобразному неверию, к какому-то глупому желанию открыто высказывать неуважение к верованиям своей страны. В Альваре брахманы с ужасом шепотом сообщают: «Наш раджа пьет Brandy and Soda (Коньяк с содовой водой (примем. автора)), зная, какое впечатление эта привычка производит на его подданных, устраивает в своем дворце бадмингтон, созывает англичан, поит их коньяком и винами, и хотя плохо говорит по-английски, но громко и твердо угощает: Соте, major, one more peg (Иди, майор, выпей еще (примем. автора))». И все это в присутствии брахманов. Те стыдливо опускают глаза. На них царские угощения коньяком производят подавляющее впечатление. Они смущаются так же точно, как бы смутился наш верующий постник от соблазнительной пьески. [190]
Английская политика в деле царственного воспитания преследует очень выгодную для британского могущества цель. Не в британских интересах воспитывать в Индии молодое поколение правителей, сильных духом, разумных и образованных; англичанам нужны преданные и покорные слуги; политика присоединения и захватов не удалась; всеми признано, что она опасна; но к той же цели может привести и иной путь; воспитывая бесхарактерных и ничтожных правителей, можно исподволь уничтожить всякую тень самостоятельности в независимых владениях. Для таковой задачи не нужны сведущие тюторы и резиденты — необходимы люди ловкие и преданные. А таких именно у англичан достаточно.
Плохо и малому учат принцев и дома, и в колледже. Главное внимание обращено на manly sport (Спорт (примеч. автора)); и, конечно, весьма нетрудно развить во всяком юноше страсть к разного вида спортам. Выиграют ли от того подданные ражи? — об этом англичане думают иначе, нежели сами подданные. Но ража, которому привиты страсть к охоте, поло, бадмингтону и т.д., плохо учившийся и ничему не выучившийся, постоянно издевающийся над обычаями и поверьями своей страны, охотно пьющий brandy and soda (Коньяк с содовой водой (примеч. автора)), — не станет много заниматься делами своего княжества; во всем станет слушать резидента, оттолкнет от себя староверов-брахманов, среди которых повсюду в Индии гнездится крамола. Все это, бессомненно, очень выгодно англичанам. Ража, большую часть своего времени посвящающий manly sport и представляющий резиденту ведать дела своей страны, конечно, безопаснее, нежели Гвалиорский ража, окруженный толпой мятежных правоверных брахманов, до сих пор мечтающий о том, как бы вернуть назад свою крепость, в которой так крепко засели англичане и откуда им так легко и удобно в какие-нибудь два-три раза разрушить его роскошные дворцы. Воспитанный ража, рассчитывают англичане, занят поло, охотой, он пьянствует и развратен, но смирен, не честолюбив и делом не занят. Он не станет упрямиться, подобно кашмирскому раже, и если ему предложить несколько лакхов рупи, продаст, конечно, свою страну. Его менее всего можно подозревать в интригах; но он, по словам одного англичанина в Лагоре, как какая-нибудь жена кокетка may sometimes enjoy mystery of a flirtation (Позволяет втихомолку ухаживать за собой (примеч. автора)); а владетели необразованные и в Ражпутане, и в Кашмире, и в Гвалиоре подозреваются именно в таких отношениях к северному великану.
Всего сказанного выше, полагаю, достаточно для того, чтобы оправдать мое мнение о теперешнем настроении индийского общества. Оно, действительно, тревожное, и положение британских властей в Индии может быть названо даже критическим. Жалобы и ропот слышны всюду. Туземцы и в разговорах, и в газетах заявляют, что «народы, подвластные России, гораздо счастливее, нежели индийское население под управлением Британии», что «русский неспособен быть высокомерным тираном, каковым англичанин является в Индии», и т.п.
Для правильной оценки современных обстоятельств необходимо, однако ж, иметь в виду множество местных условий, среди которых поставлен индийский патриот, самый решительный, энергичный и либеральный в религиозных вопросах.
Не следует забывать 1) существующего в Индии разобщения как этнографического, так и общественно-религиозного между различными кастами и сектами, как индусскими, так и мусульманскими. [191]
2) Запрещения туземцам всей Британской Индии иметь оружие.
3) Различные степени недовольства:
а) наибольшее недовольство вследствие тяжести налогов и частых голодовок следует признать в сельском населении, особенно же южных местностях бомбейского президентства. Но сельское население, у которого отобрано оружие, в силу законодательного акта 1878 г., не имея руководителей, не поднимется само собою.
b) Класс интеллигентных индусов находится в положении выжидательном, легко пойдет на сделки и совершенно успокоится после некоторых уступок правительства.
c) Затем остаются непримиримые, т.е. Махратские и всякие другие, но не бенгальские, брахманы и мусульмане. Махратские брахманы как теперь, так и прежде считались англичанами за отъявленных мятежников. Нигде я не видел такого сильного раздражения против британской власти, как в их среде. У них свято хранятся предания времен пейшвы, блестящей эпохи брахманского владычества. Многие из них помнят Нана Сахиба 50. В разваливающихся чертогах различных обедневших сановников Махратского двора поныне поются восторженные былины о блеске и величии пейшвы. Но махратские брахманы, как учит их история, всегда являлись лишь тайными руководителями восстания, и притом они непримиримые враги мусульман и ражпутов.
4) Во владениях независимых, как, напр., в Низаме или в Гвалиоре, где сильно раздражение как правителя, так и населения, англичане имеют значительные военные силы. Пока англичане владеют гвалиорскою крепостью, восстание там немыслимо.
Вот те важнейшие причины, которые могут замедлить наступление кризиса в Индии. Он неминуем, если, при дурном обороте афганских дел, образ действий министерства Биконсфильда будет продолжаться и при новом министерстве, и может быть замедлен и даже отсрочен на неопределенное время, если англичане признают возможность сделать хотя бы некоторые уступки той части индийского общества, которая, не любя их, признает британское владычество пока необходимым для Индии.
РГВИЛ, ф. ВУА, д. 6924, л. 22-27. Автограф. Опубликовано: Проблемы востоковедения. М., 1959, № 3, с. 96-105.
Комментарии
23. Имеется в виду 2-я англо-афганская война 1878-1880 гг. Англия пыталась за счет материальных средств Индии подчинить себе Афганистан и распространить свое влияние на Среднюю Азию. Эта война обострила англо-русские отношения на Среднем Востоке.
24. После русско-турецкой войны 1877-1878 гг. усилилось проникновение Великобритании на Средний Восток, значительно ухудшились англо-русские отношения.
25. Консервативный кабинет лорда Биконсфильда (Дизраэли) (1804-1881) стоял у власти в 1874-1880 гг.
26. Неудачные кампании в Афганистане и Трансваале привели консерваторов к поражению на выборах в 1880 г. и к смене кабинета министров Великобритании.
27. Мадхава Рао (1828-?), маратхский брахман, был первым министром в княжествах Индор, Барода и Траванкур.
28. Низам — титул правителя княжества Хайдерабад. Низам Мир Махбуб Али Хан Бахадур Асаф Джах (1866-1911) был провозглашен правителем в 1869 г., но фактически начал управлять княжеством по достижении совершеннолетия с 1884 г.
29. Салар Жанг (Салар Джанг) — титул Мир Тураб Али хан Бахадура (1829-1883), первого министра княжества Хайдерабад в 1858-1883 гг.
30. Так называемый голодный фонд был создан английскими колонизаторами в связи с массовым голодом, охватившим Индию в 1876-1878 гг. Этот фонд, созданный за счет повышения налогов с индийского населения, предназначался для оплаты общественных работ в пораженных голодом районах. В 1878-1880 гг. английские власти израсходовали эти деньги на войну в Афганистане.
31. Имеются в виду события русско-турецкой войны 1877-1878 гг., когда русская армия, взяв города Карс, Адрианополь, стала угрожать Константинополю. Англия, снабжавшая Турцию в этой войне деньгами и вооружением и не хотевшая усиления России, начала формирование десантной армии на о. Мальта. Несмотря на это, Турция согласилась на предъявленные Россией условия мира.
32. См. примеч. 6.
33. Arms’ act (Закон об оружии) 1879 г. запрещал индийцам без особого разрешения ношение огнестрельного оружия.
34. Licence-tax — акцизный сбор с предпринимателей за право заниматься торговлей, ремеслами и другими видами деятельности. И. П. Минаев также упоминает снижение ввозной пошлины на ряд английских товаров.
35. Нортбрук Томас Джордж (1826-1904), английский государственный деятель, в 1872-1876 гг. — вице-король Индии.
36. Шер-Али-хан, эмир Афганистана, в 1873 г. в ответ на требование вице-короля лорда Нортбрука принять английского резидента в Герате выдвинул контртребование о предоставлении такого же права России.
37. Бамбери, правильно — Вамбери Герман (1832-1913), венгерский путешественник, ориенталист-тюрколог и публицист, занимался исследованием Средней Азии, этнографией Востока, автор ряда словарей, сторонник политики Англии в Азин.
38. Имеется в виду русско-турецкая война 1877-1878 гг.
39. Форсайт Томас Дуглас (1827-1886), чиновник англо-индийской администрации, приехал в Индию в 1848 г., участвовал в подавлении сипайского восстания; в 1869 г. вел переговоры в Петербурге о границах продвижения русских в Туркестане; возглавлял миссии в Кабул и Яркенд.
40. Бхалвант Пхадки (Васудев Балвант Пхадке) (1845-1883), вождь крестьянского движения в Махараштре в 1879 г. После поражения восстания был осужден на пожизненную каторгу.
41. Восстание сельского населения в области Рампа (Румпа — у И. П. Минаева) Мадрасского президентства 1879-1880 гг. носило партизанский характер и было направлено против колониальных властей и местных ростовщиков.
42. Чандрия — руководитель рампского восстания (см. примеч. 41), предательски убит англичанами в феврале 1880 г.
43. «Махратские беспорядки» — вооруженное восстание маратхских крестьян под руководством Пхадке, где антифеодальные выступления слились с национально-освободительной борьбой.
44. Ошибка И. П. Минаева: Arms’ act (Закон об оружии) был принят в 1879 г., а не в 1878 г.
45. И. П. Минаев часто употреблял титул правителя княжества Хайдерабад, имея в виду территорию княжества.
46. Северная часть княжества Берар по договору 1853 г. была передана низамом Хайдерабада колониальным властям. Салар Джанг пытался добиться возвращения Берара низаму. В 1874, 1876 и 1877 гг. Салар Джанг вел переговоры с колониальными властями о возвращении Берара, но переговоры окончились безрезультатно, и это княжество было включено в состав Британской империи.
47. Возвращение маратхской династии Синдхия Гвалиорской крепости, занятой английским гарнизоном в 1858-1886 гг., было декларировано в конце 1885 г. Военные укрепления были срыты.
48. Правителем-махараджей Кашмира был Рамбир Сингх (1829-1885), проводивший независимую политику.
49. Principal — директор колледжа. Директором Радж-Кумар колледжа в Индоре во времена И. П. Минаева был Макнатен. Колледж был приписан к Калькуттскому университету.
50. Нана Сахиб (настоящее имя Нана Говинд Данду Пант) — приемный сын и наследник последнего пешвы Баджи Рао. Во время Индийского народного восстания 1857-1859 гг. встал во главе одного из очагов восстания. После поражения восстания бежал в Непал и бесследно исчез.