СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Весьма секретно
Его сиятельству графу Д. А. Милютину.

Ваше сиятельство граф Дмитрий Алексеевич!

На днях я возвратился в Женеву. В Пенджабе и на Инде я пробыл 3 месяца, выдавая себя европейцам за путешествующего экс-профессора одного из шведских университетов, проживающего в Швейцарии. Несмотря на короткое время, мне удалось познакомиться со многими туземцами-мусульманами и чрез них принимать некоторое участие в афганских делах. Предварительно представлению отчета о моей поездке, долгом считаю доложить Вашему сиятельству в немногих словах то, что мне кажется особенно заслуживающим внимания.

I. Трудно представить, до какой степени ненавидят нас индийские англичане.

II. О наших войсках и наших деятелях все европейцы высокого мнения, особенно веско имя генерала Кауфмана.

III. О своих европейских войсках и предводителях англичане отзываются весьма нелестно. Л[орд] Литтон считается человеком ничтожным, лгущим без всякой системы. Общий голос, что в Индии теперь нет способных людей.

IV. Хвалят туземные войска, особенно из сейков и гуркасов, но думают, что на них мало надежды в случае русского вторжения.

V. В Афганистане ² было несколько случаев трусости и неповиновения европейских войск целыми частями, — в редакции газет прислано много писем о грустном положении там дел — письма эти запрещено печатать.

VI. В декабре прошлого года, когда была паника, все говорили, что русская политика в афганских делах соображена с полным знанием местных обстоятельств и глубоко обдумана, что только люди, ничего не понимающие, как Л[орд] Литтон и его клика, могут смеяться над этой политикой и называть ее нерешительною.

VII. Думают, что трудно предвидеть конец афганских усложнений, что они продлятся до начала войны с Россией.

VIII. Туземцы убеждены, что война Англии с Россией начнется скоро, надежды на нас огромные во всех классах туземного общества.

IX. Англичане и в европейской, и в туземной прессе употребляют все усилия, чтобы парализовать наше обаяние, рисуя внутреннее и внешнее наше положение в самых мрачных красках: газеты, прибавления и афиши на всех языках по нескольку раз в день возвещали наши неудачи в Туркмении ³, худые, грозящие неизбежной войной отношения наши к Германии и, наконец, возрастание и распространение нигилизма в чудовищных размерах. При вкоренившемся в туземцах убеждении, что англичане никогда не говорят и не пишут правды, мне не трудно было в знакомых туземных кружках опровергать газетные сообщения. Особенно, что касается раздутых туркменских неудач, в действительность которых по крайней мере в той степени, как они в Индии описывались, я сам, достаточно зная туркмен и страну, не верил.

X. Московское покушение произвело на туземцев подавляющее впечатление ⁴.

В конце концов я вполне убежден, что разоряемая англичанами несчастная Индия готова принести всякого рода жертвы, чтобы сбросить позорное тяжелое [246] иго, но страна безоружна, туземные владетели хотя и имеют войска и некоторую власть над своими подданными, но сами лично находятся, можно сказать без преувеличения, в плену у англичан: в таком положении сделать шаг, значит поставить на карту все, никакое отступление и исправление невозможно: вот, чем объясняется их осторожность и выжидание. Чтобы произвести общий взрыв в Индии, нужен какой-нибудь новый веский фактор, а именно: или наша война с Англией, или решительные неудачи англичан в Афганистане (чего нельзя ждать без нашей по крайней мере негласной помощи оружием и волонтерами), или война Англии с Турцией или Персией. Имя последнего государства, несмотря на его слабость, имеет большое значение в Индии. Англичане в мою бытность всячески уверяли, что Персия на их стороне, — мое убеждение, что нам нужно употребить все меры, даже крайние, чтобы не только возвратить нам наше прежнее влияние, но совершенно отвлечь персов от англичан, в противном случае мы совершенно испортим наше положение на востоке. Достаточно зная страну, имею основание думать, что мы можем с Персией сделать все, что угодно.

В генваре я приехал в Калькутту с намерением попытаться познакомиться с английскими официальными сферами, но в этом потерпел полную неудачу. Там я не скрывал своей национальности, говорил, что делаю кругосветное путешествие и заехал в Калькутту отдохнуть. Таким образом, я сделал визит Л[орду] Литтону, но самого его не застал, — в этот день был совет. Видел его private secretary (Private secretary (англ.) — личный секретарь), полковника Колин ⁵. Полковник был, видимо, смущен моим появлением, просил меня оставить адрес, обещался доложить вице-королю и уверил меня, что ему будет очень приятно со мной познакомиться, но His Grace (His Grace (англ.) — Его Превосходительство) был, вероятно, другого мнения, в тот же день он уехал в Баракпур, откуда и не возвращался до моего отъезда. Кроме Л[орда] Литтона я сделал также оставшиеся бесплодными визиты бенгальскому губернатору и командующему войсками. Во время двухнедельного пребывания в Калькутте я был в кругу весьма почтенных американцев, от них и от знакомых французов (компания Messageries Maritimes (Messageries Maritimes (франц.) — морские перевозки, название французской транспортной компании)) я узнал, что за мною учрежден строгий полицейский надзор. Американцы, полагая, что я действительно только что высадился в Калькутте, звали меня ехать с ними посмотреть некоторые места внутри страны, но так как я все это уже видел в качестве шведского профессора, и полагая, что до начала ранней весны мне необходимо доложить Вам мои наблюдения, я решил оставить Индию.

В заключение имею честь доложить, что мною приняты меры, чтобы не только не скомпрометировать наше правительство, но и мою личность, — все это удалось вполне. Здесь я говорю, что провел осень и зиму в Италии и Египте. Докладывая о вышеизложенном, имею честь почтительнейше просить Ваше сиятельство не оставить поставить меня в известность — должен ли я немедленно приехать в С. Петербург для личного доклада.

С чувством глубочайшего почтения и преданности
имею честь пребыть Вашего сиятельства покорнейшим слугою
Н. Столетов

7/19 февраля 1880 г.
г. Женева

Комментарии

1. Столетов Николай Григорьевич (1834-1912), военный деятель, генерал от инфантерии. Окончил курс в Московском университете кандидатом математических наук и Николаевскую академию Генерального штаба. На военной службе с 1854 г., участник русско-турецких войн 1853-1856 гг. и 1877-1878 гг., завоевания Кавказа, Средней Азии; заложил город Красноводск. В 1878 г. в чине генерал-майора был главой русской миссии, направленной к эмиру Афганистана. После этого был прикомандирован к Главному штабу и с 5 июня 1879 г. по 5 мая 1880 г. числился в отпуске за границей с сохранением содержания (РГВИА, ф. 409, оп. 1, П/с 243-049, л. 5, 8 об.).

2. Здесь и далее в тексте имеется в виду 2-я англо-афганская война 1878-1880 гг.

3. Имеется в виду неудачная первая Ахал-текинская экспедиция 1879 г., когда 12-тысячный отряд русских войск, изнуренный переходами, жарким климатом и нехваткой продовольствия, был отброшен от укрепления Денгиль-Тепе, около Геок-Тепе.

4. 19 ноября 1879 г. на одной из окраин Москвы было совершено покушение на жизнь царя Александра II. Члены организации «Народная воля» взорвали поезд, в котором царь возвращался из Ливадии. Обычно царь ехал во втором составе, и лишь случайно из-за нерасторопности железнодорожных служащих на этот раз вторым шел состав со свитой, что и спасло жизнь царя.

5. Полковник Колин, Эдвин Генри Хайер (1843-1913), английский военный деятель, с 1878 г. был секретарем комиссии по реорганизации англо-индийской армии.