СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Русские помыслы об Индии в старину

Д. Кобеко. Наказ царя Алексея Михаиловича Махмету Исупу Касимову, посланному в 1675 году к великому Моголу Аурензебу.
С.-Пб. 1884

Г. Кобеко обнародовал небольшой, но весьма ценный документ; всякий, кому не чужда русская история на азиатском Востоке, без всякого сомнения, найдет не мало любопытного в этих старинных планах и предначертаниях о развитии торговых сношений между Индией и Россией, о сближении старой Руси с империей Великих Моголов. То же самое, что соблазняло европейские умы в XVI и XVII веках, влекло и наших предков в Индию; и им казалось в высшей степени заманчивым общение со страною, которая давно уже на западе слыла за край неисчерпаемых богатств, злата и драгоценных каменьев: и на Москве, поэтому, стали [350] помышлять о том, что торговать с такою страною выгодно. Попытки завязать сношения с Индией делались не раз в старой Руси. Нельзя не желать, как в интересах исторической географии, так и истории Русских в Азии, чтобы поскорее явилось собрание, по возможности полное, документов подобных изданному г. Кобеко, или по крайней мере тщательно и искусно сделанный выбор из наиболее важных наказов, статейных списков, сказок или показаний людей бывалых на востоке. Такой сборник, несомненно, должен во многих отношениях уяснить историю русской миссии на азиатском Востоке, раскрыть перед читателем рост и развитие мировой задачи в Азии, еще предлежащей русскому решению там, и которая у нас далеко не всеми оценивается по своему значению и достоинству

Русские документы любопытны еще потому, что весьма многие из них относятся к эпохе до начала новейшей истории Востока, то есть, к концу XVII и началу XVIII века. Русские пришли в Азию и завязали там сношения за долго до появления там тех новых сил и факторов, ведаться и считаться с которыми и нам, и Азиатам приходится в настоящем столетии. Русские не были в Азии новичками в знаменательную эпоху, отмеченную великими политическими переворотами как в Европе, так и в Азии, когда весь азиатский контингент подпал под давление самых разнообразных европейских элементов и сил и как бы против воли стал выходить из векового застоя. Русские документы, издание которых нам кажется столь желательным, относятся к периоду между двумя эпохами в истории Азии. Начиная с VI по XVI век свершается великое движение завоевателей по одному направлению с востока на запад. История сохранила нам грозную повесть об ужасных нашествиях с востока, закончившихся турецким преобладанием на Балканском полуострове. Затем, в истории Азии наступил как бы застой, грозные силы пришли в равновесие и словно успокоились. Но покой Азии в свою очередь был нарушен движением в противоположном направлении: с конца XVIII века западная предприимчивость обратилась на восток и мало по малу подчинила его себе. В Азии стали появляться не только европейские купцы и завоеватели, но и блудные сыны цивилизации, стаи смелых авантюристов. Азиатский покой был нарушен: менее, нежели в сто лет, свершился там замечательный переворот: европейское влияние стало господствовать в странах древней [351] цивилизации, оно проникло за вековые препоны, к народам издревле чуждавшимся всего иноземного; в землях, до последнего времени совершенно неведомых на западе европейские силы становятся господствующими.

В этом мировом по своему значению перевороте в Азии, поныне не закончившемся в своем развитии действуют два главные фактора - Россия и Англия. Одна твердою поступью подвигается в глубину азиатского континента, преимущественно в страны, ныне обиженные от природы, где культура никогда долгое время не цвела, появляясь там урывками, время от времени. В странах на восток от Каспия Русские являются продолжателями вселенского дела Римлян. Великая задача предстоит им в этих обездоленных странах, откуда бедные всходы цивилизации исчезли вместе с удалением оттуда римских легионов. Но историческая судьба заводит русских пионеров и в такие края, где не было цивилизации даже в те времена, когда Римская империя двинула свои полчища в Азию.

Страна цветущая, богато одаренная от природы, колыбель одной из древнейших мировых цивилизаций, выпала на долю Англии. В Индии Англия не нашла того варварства, с каковым приходится встречаться и ведаться ее сопернице в Азии, ни той скудости даров природы, которая досталась последней в завоеванных ею странах... Но не все выгоды все-таки на стороне владетельницы империи Великих Моголов: не без ужаса и страха ее сыны усматривают, что господствующее положение в Азии на стороне соперницы; и оно зависит не столько от географических условии, в которых находится Россия, но и в такой же, быть может, даже большей степени, от ее исторического прошлого и народного характера. Русские сильны в Азии, конечно, не потому только, что владеют тем или другим пунктом, откуда могут грозить слабым соседям, Персии или Азиатской Турции, или откуда им открываются пути к Китаю и в Индию или к дальнейшим поступательным движениям... Они сильны потому, что в этих поступательных движениях вперед, не отмечая своего шествия обилием щедрот от благ западной цивилизации, они и не сеют за собою, в среде покоренных и подвластных народов, той грозной ненависти, которая может быть так опасна для иноземных владетелей. Характер русских отношений к Азиатам выработался не со вчерашнего дня, не только с настоящего столетия: дружить и ладить [352] мы умели с Азиатами уже давно. Русских знали в Азии, и знали хорошо, в те времена, когда в Европе никто и не помышлял ни о Бухаре, ни о Хиве, а гонцы Московских царей тем временем пробирались уже в Балх и в Кабул, а на Москву приходили бить челом и видеть - светлые очи Московских государей послы далеких халатников, из глубины Средней Азии.

Повесть об этих послах на Москву от далеких азиатских халатников в высшей степени оригинальна по своим подробностям, а порою даже не лишена комизма. Но из-за этих комических черт следует уметь прочитать главную суть дела, усмотреть, что уже в те времена Москва входила в роль древнего Рима по отношению к Азии, Рима властного, но не горделивого и ненавистного народам покоренным; в этой повести о сношениях старой России с Азией нам открывается как бы пролог к истории мирового события, свершающегося у нас на глазах.

Если хорошенько порыться в наших архивах, то подробностей о пребывании Средне-Азиатов на Москве и о сношениях с ними найдется не мало. Они приходили к нам даже из тех мест, откуда в настоящем столетии усиленно, хотя и не с успехом, старались исключить русское влияние. На Москве бывали послы из самого теперешнего Афганистана. Вот например, в царствование Федора Алексеевича на Москву прибыл балкский посол от Супхон-Кули-хана. С ним была свита: хановых людей 17 человек, да его посольских 13 человек, и вел он с собою к великому государю в дарех два зверя барса, да девять иноходцев. На Москве в то время знали, что Балх - город стольный, и что владеет тем городом с придержащими к нему городами и уезды Балхинский хан, брат «большой родный» Бухарскому. Балхское посольство было ответным вслед за посылкою в Балх и в Кабул того самого Исупа Касимова, наказ кому издал г. Кобеко. Балхский хан, «желаючи быть с великим государем в дружбе и в любви», отрядил к его величеству посла, «своего начального человека Али Мурата», о котором хан писал, что Али Мурат «человек добрый и нам верен, и между своих сверстников честен». Посылая царю подарки, хан и сам наметил, чем его следует отдарить: «Да прошу у вас великого государя», писал он между прочим, - «чтобы изволил своей потехи прислать столько кречетов, сколько вы изволите».

В Москве балхского начального человека приняли с тем [353] почетом, который установлен был обычаем на Москве, для приема среднеазиатских посольств. Царь приказал быть ему у себя на дворе, на приезде. И принят он был у даря с обычным церемониалом. С конюшни великого государя послали за ним сани и в них привезли к Посольскому приказу. В посольской палате думный дьяк объявил Али-Мурату, что великий государь указал быть ему у себя великого государя на дворе, на приезде и видеть свои государевы пресветлые очи. Государю посол представлялся в столовой избе. Государь был одет в опашне черевчатом. Его окружали рынды, стольники, бояре и окольничие, думные люди. В сенях были дворяне и дьяки, гости и все в чистом платье. По крыльцу стояли дворяне из городов, боярские дети, подъячие, все также в чистом платье.

В такой обстановке балхский посол правил великому государю своего хана челобитье. Государь изволил спрашивать, сидя; о ханове здоровье и пожаловал посла к своей царской руке. Затем Али-Мурат явил свою приезжую грамоту и Балхского хана поминки; великий государь велел думному дьяку «сказать послу свое великого государя жалование в стола место корм и питье», этим закончилась аудиенция, и посол был отпущен на подворье.

Попав в гости к богатому и знатному соседу, халатник, хотя и называвшийся у своего хана человеком начальным и честным вел себя истым восточным человеком. Он все жаловался и попрошайничал. На Москве эти жалобы выслушивались: они не были в диковину. Сколько бы ни давали Али-Мурату, ему все казалось недостаточным; и еды ему мало: меньше того - пишет он - что ему давано в Астрахани; ему послу - жалуется Али-Мурат - с хановыми и своими людьми тем кормом не прокормиться. Не нравилось ему и питье. Бил он государю челом: «Вели государь мне с людишками моими вместо меду кислого давать свое жалование медом сырцем. Царь-государь, смилуйся!» Не только еды и питья было мало Али-Мурату: он потребовал придачи и к дровам, которые ему отпускались, и к корму для кречетов, назначенных в дар хану С хановыми поминками не обошлось также вполне благополучно. Вместо двух барсов посол доставил на потешный двор только одного, а иноходцы оказались шелудивыми и с сапом; их не приняли на царскую конюшню и вернули послу. Из этого последнего обстоятельства возникла переписка. Привели шелудивых [354] иноходцев к послу и сказали ему царский указ. Заплакал посол и ударился о земь; принять назад коней он ни за что не хотел, потому что совершенно основательно боялся, как бы ему от хана без головы не быть, и молил он государя, «чтобы царское величество указал его на Москве казнить, нежели ему в свое государство к хану с теми лошадьми на смерть ехать».

Не смотря на все эти передряги и не смотря на то, что посла, судя по одной его жалобе, как кажется, пристав неподобными словами бранил и даже побил, Али-Мурат пожил в Москве несколько месяцев и был принят государем на прощальной аудиенции. На отпуску он цаловал царскую руку и повез к своему хану грамоту великого государя, два сорока соболей, да два кречета птиц добрых.

Много посольств из глубины центральной Азии видела Москва в своих стенах. С этих стародавних сношений началась великая историческая миссия России на восток, вполне определившаяся и обозначившаяся в настоящем столетии. Наши связи с Среднею Азией обусловливались нашим географическим положением и вытекавшими отсюда потребностями политического характера. Не могли на Москве забывать, например, тех несчастных полоняников, о которых говорится так много в старинной дипломатической переписке с средне-азиатскими ханами. Эта забытая история несчастных русских полоняников несомненно представляет глубокий интерес. Этот русский люд, насильно уведенный в Азию, был своего рода культуртрегером на дальнем Востоке. О нем, к сожалению, до сих пор весьма мало известно. Не подлежит, однако ж, никакому сомнению, что между этими страдальцами могли выдаваться люди далеко не заурядные. Несколько известий о скорбной истории одного русского полоняника, дополнений к которым весьма желательно иметь, сохранились в одной из безобразных, но очень ученых статей Вильфорда. Вильфорд, излагая свои полоумные блуждения в области исторической географии, упоминает, что он пользовался записками одного Русского, который в 1780 г. прошел из Бухары в Кашмир. Историю этого Русского, по имени Чернышева, Вильфорд рассказывает так: «Где-то на границах Сибири Чернышева полонили Калмыки и продали Узбекам. Хозяин, купивший Чернышева, был купец и по своим торговым делам ходил не раз в Кашгар, Яркенд и Кашмир. В этих странствиях ему сопутствовал Чернышев. В знак своего благорасположения к [355] Чернышеву Узбек отпустил на волю своего раба. Освобожденный Чернышев в сообществе с несколькими Армянами добрался до Лакнау; здесь судьба столкнула его с Англичанами, которые помогли ему вернуться в Россию. Англичане, знавшие Чернышева в Индии, описывали его Вильфорду, как человека открытого и честного и владевшего персидским языком. Любопытно и важно, что Чернышев пробрался в Индию путем, в то время едва ли кому-либо из Европейцев известным. Он прошел через Кокан, Кашгар, Яркенд, Кашмир и т. д. до Лакнау. Вел свои записки, так как Вильфорд утверждает, что у него в руках был журнал Чернышева. Словом, о пройденном им пути, об истоках Инда Чернышев сообщал Англичанам в Индии сведения, в то время никому неизвестные.

Едва ли нужно упоминать, что всякая подробность о странствиях Чернышева была бы во всякой степени интересна. По всей вероятности, он возвращался в Россию морем и был в Англии. Трудно полагать, чтобы память об этом любопытном русском путешественнике не сохранилась в каком-либо из наших архивов. Высказывая это предположение, не думаем, однако ж, отрицать возможности некоторой ошибки со стороны Вильфорда. Быть может, Чернышев, о котором он рассказывает, есть наш известный надворный советник Ефремов. Ефремов странствовал в Азии в те же годы и по тем же местам. Хотя история его пленения не совсем похожа на рассказ Вильфорда, но с другой стороны, известно также, что Ефремов назывался в Индии майором знатной фамилии и графа Чернышева родственником. Быть может, по фамилии своего знатного родственника Ефремов и стал известен в Индии Англичанам.

Исупу Касимову, как известно, не удалось добраться до Индии; далее Кабула он не доехал. Но и после его делались попытки в Москве завязать сношения с Индией; Русские люди не раз пытались проникать туда и морем, и сухим путем. Об этих подвигах Русских людей до сих пор, к сожалению, обнародовано весьма мало сведений. Многое, конечно, безвозвратно погибло, но несомненно также, что иное еще может быть отыскано. К числу утраченных документов, как кажется, следует отнести и статейный список Исупа Касимова, памятник, который, на основании известных ныне отрывков, следует признать не лишенным значения для истории географических знаний; в нем, без [356] сомнения, заключалось много любопытных известий о теперешнем Афганистане. Не приведены также в известность все известия о другом русском путешественнике (конца XVII и начала XVIII века) в Индию, Семене Маленьком. Он посетил Агру и в Дельги представлялся Великому Моголу. На родину он не вернулся и умер по дороге в Россию, в Шемахе. Спутники привезли в Москву две грамоты «в двух мешочках в парчовых за красными печатями». Грамоты эти были от Великого Могола. На Москве в этих грамотах современные переводчики много слов выразуметь не могли. Из одного современного перевода с листа индейского письма видно, между прочим, что честной купчина Семен Маленький был хорошо принят в Индии. В этом документе значится, что Семен Маленький «был с честью отправлен назад. И дан ему указ чрез индейские городы и земли ехать свободно с будущими при нем людьми и с товары. Отпуск ему учинен честной для почтения его царского величества». Хотя Семен Маленький, за смертью, не подавал в приказ большой казны статейного списка о доезду его, но кое-какие сведения о его странствованиях сохранились.

Купчина гостиной сотни Семен Маленький был отправлен в Индию для продажи царской казны и товаров и для покупки про царский обиход всяких индейских товаров. С ним вместе было отправлено несколько человек; некоторые из них вернулись на родину, а один, Андрей Семенов, даже сообщил кое-какие данные о своем пребывании в Индии. Но еще более любопытного сохранилось в некоторых уцелевших отписках Семена Маленького.

Семену Маленькому при отправлении его из Москвы, в 1695 году, были даны грамоты на татарском языке к ханам Хивинскому, Бухарскому и Балхскому, но поехал он не через эти владения, а через Персию, и его путешествие, как кажется, было переполнено разного рода злоключениями. Задержки и притеснения начались в Шемахе: здесь - значится в одной отписке - путешественников задержал бездельный Шемахинский Залхан три месяца. Хотя русские купцы по приезде в Шемаху и пошли к Залхану с дарами, но тому показались их приношения недостаточными. «Дали они ему Залхану гостинцев на двести на пятьдесят на три рубля, да всяким его начальным людям на сто на пятьдесят на семь рублев, и знатно де им той дачи показалось мало». Вслед затем начались притеснения; Залхан заарестовал товар, «взяли [357] у них лучшую коробку соболей, и присылал к ним людей своих, Назыря и иных басурманов, и говорили им, чтобы они за тое коробку взяли бы тысячу пять сот Рублев, и он де их из Шемахи отпустит, и подводы, и провожатых до Испагани им дает». Купцы заупрямились. По их оценке товар стоил дороже, и коробки с соболями «меньше двух тысяч рублев отдать было невозможно». Семен Маленький решился двинуться без содействия Шемахинского Залхана; нанял под казну и товары подводы и пошел по дороге в Испагань. «И отошли» - говорится в той же отписке - «далее, от Шемахи три дни, до реки, до Куры. И на той реки перевоз великой. И он Залхан прислал людей своих, и их купчин перевозить не велел, и у того перевозу на пустом месте остановили и караулу им не дали, и держали их шесть недель. И они де казну в том месте склали в кучу и караулили сами со всяким страхом».

В конце концов путешественники должны были уступить Залхану короб с соболями. «И тою коробку они за неволю ему Залхану отдали за тысячу за пять сот рублев. И у тех соболей не доняли четыре ста рублев». Отняв у купцов товары, Залхан отпустил их в Испагань. «И как те соболи отдали, и он Залхан до Испагани дал им подводы и провожатых». Залхан, кроме того, отнял у купцов и другой товар; «взял у них неволею всяких товаров на тысячу рублев малою ценою. И за те взятые товары против договору им не додали сто рублев».

В Шемахе купцам жилось очень худо; «а как они» - говорится в той же отписке - «в Шемахе жили, и над ними де тамошние жители ругались, и его Семена били, и у астраханского стрельца саблею голову в двух местах порубили».

Из Испагани Маленький отправился в Бендер-Абас, а оттуда в Индию. В Индии он, несомненно, был, но «каким образом в Индии и в других тамошних странах принят и как отпущен, того в Приказе Большой казны не ведомо, для того что он купчина и племянник его в Шемахе померли, а после смерти его статейного списку о доезду его в Приказ Большой казны не подано». Сохранилась одна отписка Семена Маленького, из которой явствует, что не благополучно было и его обратное путешествие на родину. Он отправился из Сурата «в Персидскую землю, на морскую пристань Акияна моря в город Бендер-Абас». Отправил он товар на двух кораблях бранденбургском (?) и суратском, а [358] с товаром вместе астраханских стрельцов, конного Григория Чулкова, и пешего Алексея Шапошникова. «И тот де сурацский корабль на море Акияне воровские Мешкецкие арапы с товары и с людьми взяли и товары выгрузили в городе Мешкете». Спустя с месяц, разбойники возвратили часть товаров, то есть, «басурманские» товары (вероятно, индейские), а также некоторых людей, но не выдали великого государя товаров, двух стрельцов и трех человек армян. «Всего воровские Мешкецкие арапы взяли на пример по Московской цене на осьмнадцать тысяч на пять сот на девяносто на один рубль, на пятнадцать алтын, на пять денег».

Не только Русские люди в старину предпринимали далекие и трудные путешествия сухим путем в Индию, но тем же путем до Москвы добирались из Индии туземцы. От них в посольском приказе отбирались сведения о кратчайших и наиболее удобных путях в Индию. Индейцы указывали путь им известный и не запретный; так как уже в то время Индусы почитали осквернением для себя переплывать через океан, то нисколько не удивительно, что, по их мнению, лучшая дорога в Индию пролегала через Бухарскую землю. Из Бухары нужно было ехать до порубежного индейского города Кабыла, а от того города идти индейскими городами до города Джан-абату (Дельги). Этот сухой путь, связывающий Индию и Россию, обстоятельство весьма важное для установления прямых торговых сношений с Индией и по ныне не утратившее значения. Из показаний иноземцев Индейской земли на Москве узнавали также о том, что в особенности дорого ценится в Индии. В числе этих предметов были такие, которые главным образом Россия могла поставлять в Индию, например, соболи или кречеты, соколы, а также собаки борзые, злобные дворные. Об иноземцах земли Индейской, бывавших на Москве, пока, конечно, приведено в известность очень мало сведений; но, смеем думать, что тщательные поиски в наших архивах будут не вполне бесплодными.

В заключение позволим себе напомнить об одном Индейце, появившемся в России в половине XVIII века (в 1734 г.). Этот принц индейский Султан Жип-Амет - личность загадочная. Он называл себя правнуком того Аурензеба, к которому из Москвы посылались Исуп Касимов и Семен Маленький, рассказывал «весьма подробно о своем происхождении и весьма много неправдоподобного о своей жизни в Индии. В Петербург он явился «ее [359] Росейско-императорского величества неописанно великой в свете прославленной милости и протекции себя подвергнуть, всепокорнейше поклон отдать, и повсюду выхваляться, что великою ее императорского величества милостью пользовался».

Принц показывал, что он происходит от того сына Аурензеба, который, как доподлинно известно, умер в изгнании, в Персии. Происходя от мусульманских родителей, он, по его словам, был воспитан брахманами, и «патентом на семь лет от своего отечества отлучен». Эти два обстоятельства сильно изобличают неумелое сочинительство. В Петербург он попал с запада, из Европы, где странствовал очень долгое время, представлялся к разным дворам, слушал лекции в разных университетах, изучал и натур-философию, и философию Конфуция. В Галле, в университете ему дан был паспорт на латинском языке, «однако оный пашпорт у него обезьяна изодрала».

В Петербурге к индейскому принцу отнеслись с крайним недоверием. Ко двору он не был допущен и, кажется, был даже заарестован; по крайней мере в дополнении к своей реляции индейский принц заявляет, как «он зело печалится, что не сподобился желание свое исполнить и всепокорно просит, чтобы ему как наискорее резолюция учинена была, понеже он не смеет без позволения из квартиры выходить и просит, чтобы с ним милосердие показано было».

Эти беглые заметки (Факты о Маленьком и о балхском посольстве, сообщаемые в настоящей статье, извлечены из архива министерства иностранных дел в Москве. Статья Вильфорда, в которой говорится о Чернышеве, находится в т. VIII Asiatic Researches, стр. 324 и сл.) о старинных сношениях Руси с империей Великих Моголов, конечно, далеко не исчерпывают даже в одном перечне всего того, что может быть обнародовано по этому вопросу со временем. Мы, однако же, сочли уместным высказать их теперь, по поводу прекрасного и полезного издания г. Кобеко, в надежде, что и вслед за ним станут издаваться и другие наказы и статейные списки русских бывалых людей на Востоке.

И. Минаев.