СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ВОЕЙКОВ А.

У СИРИЙСКИХ ХРИСТИАН В ТРОВАНКОРЕ

(Из путешествия по Южной Индии)

Прошлое сирийских христиан Индии. - Кочин. - Его прежнее значение. - Голландские дома. - Католики. - Торговля. - Белые Жиды. - На лодке по лиману. - Приезд в Коттаям. - Английский миссионер. - Наружность и одежда сирийских христиан. - Древняя церковь. - Алтарь. - Отсутствие иконостаса. - Посещение митрополита. - Прежние и нынешние отношения к патриарху. - Его вмешательство и раскол в церкви. - Древние грамоты на меди. - Венчание 12 пар в сирийской церкви. - Наместник патриарха. - Устройство церкви. - Обряд венчания. - Золотые украшения и зонтики. - Молодость невест. - Растительность в городе. - Множество садов. - Венчание в англиканской церкви. - Соблюдение обычаев каст. - Обед в доме жениха. - Отношения сирийских христиан к Англичанам. - Две партии между ними. - Задачи будущих исследований. - Продолжение пути. - Квилон. - Тривандрам, столица Трованкора. - Центральная часть города. - Храм и жилища браманов. - Щедрая милостыня. - Обсерватория. - Господство браманов. - Система каст. - Наиры. - Приношение золотого цветка лотоса магараджей. - Наследования по женской линии. - Тарвад. - Конкан и Намбури. - Браманы. - Пользование землей и подати. - Полудикие племена. - Отъезд в Тинневелли. - Воловья подвода. - Неверное понятие о природе Индии. - Роскошная растительность западного берега. - Резкое изменение у мыса Коморин. - Тутикорин. - Сношения с Цейлоном.

В конце моего путешествия по Индии в 1876 году мне пришлось посетить древнейшие, непрерывно сохранившиеся, христианские общины Индии. Расскажу, что видел и слышал на месте в этом отдаленном уголке, весьма редко посещаемом путешественниками. Предания здешних христиан гласят, что [231] первым проповедником христианства был здесь апостол Фома. Однако не сохранилось никаких точных исторических сведений о христианстве в Индии ранее V столетия. Были ли первые проповедники несториане или нет - неизвестно, но в VI столетии индийские христиане были несторианами.

Эта секта вообще распространилась далеко на восток от тогдашней Византийской империи по очень понятной причине. Ее держались многие жители Сирии и берегов Евфрата, и когда юна подверглась гонению, то они переселились в государство Сассанидов (которое тогда распространялось до Евфрата) и далее, и проникли в Индию.

Несториане распространили священные книги и богослужение на сирийском языке, отсюда и название сирийских христиан, - сохранившееся доныне. Дравидяне южной Индии оказались более доступными христианской проповеди, чем Арийцы, так было и позже, т. е. в XVI и XVII столетиях, во время процветания римско-католических миссий, так и теперь. В туземных государствах Кочине и Трованкоре более 20% населения христиан; в английских владениях их всего более (6%) в самом южном округе Тинневелли.

Мы не знаем в точности, что было с сирийскими христианами до XVI столетия, т. е. до приезда Португальцев в Индию. Первые католические миссии (1500) не посетили их страны, не был здесь и знаменитый иезуит Франциск Ксаверий. Лишь в конце столетия сюда явились католические миссионеры и по их отчетам сирийские христиане были христианами только по имени. Они, однако, крепко стояли за свой обряд и пришлось завести речь об унии. В 1599 году, на синоде в Диампре, уния была установлена. Сирийская церковь была очищена от «несторианских ересей», признала Filioque и главенство паны, но весь обряд, язык богослужения и устройство духовенства остались прежние, т. е. низшее духовенство вступало в брак и не было монашества.

Вскоре высшее духовенство, назначенное папой, стало изменять обряды и вводить римские. Народ был недоволен, и кончилось тем, что послана была депутация в Месопотамию искать истинной веры. Депутаты, да и вообще духовенство, не были учеными богословами и, вместо несториан, они попали к другой секте, яковитам, и подчинились ее главе, называвшемуся патриархом Антиохийским, но жившему в Мардине, в [232] Курдистане. Большая часть сирийских христиан Трованкора отказалась от унии.

В 1660 году явились новые католические миссионеры ордена Кармелитов и им удалось опять обратить в унию более половины христиан. С 1816 года в Коттаяме существует миссия англиканской церкви (Church Missionary society), которая устроила College, т. е. среднее учебное заведение для местных христиан. Сначала не предполагалось обращать их в протестантство, а лишь вступить в дружеские сношения с их церковью, стараться об искоренении между ними «суеверных и папистских обрядов», т. е., иначе сказать, посредством влияния на духовенство и воспитания юношества постепенно сблизить церковь сирийских христиан с протестантскими.

Может быть духовенство и поддалось бы понемногу, но народ стоял за свои древние обряды. Миссионерское общество убедилось, что нечего надеяться на сближение сирийской церкви с протестантскими, и с 1838 года стало вести прямую пропаганду и имеет теперь несколько тысяч последователей.

Я доехал по железной дороге до Бипура, в 7 верстах от Каликута (Calicut), там сел на пароход «British India Navigation Co» и взял билет до Кочина (Cochin), откуда уже пришлось ехать на лодке. Кочин - небольшой портовой городок на западном берегу Индии, в непосредственных английских владениях, в соседстве с туземным вассальным государством того же имени. Это одно из древнейших поселений Европейцев в Индии, так как Португалец Кабрал явился сюда в 1500 году, а в 1502 здесь основана первая португальская фактория. В 1663 году Голландцы отняли Кочин у Португальцев, и он сделался главным городом их владений в Индии, в то время был сильно укреплен и его торговля процветала. В 1795 году Англичане взяли город, а в 1814 он был им уступлен на Венском конгрессе.

Выехав вечером, я был в 7 часов утра на Кочинском рейде; до города большие пароходы не доходят вследствие не большой глубины. Пришлось взять лодку и ехать около часа.

Город находится не на берегу открытого моря, а на лимане (buckwater), тянущемся вдоль берега почти на 200 верст и отделенном от моря песчаною косой. Существование этого лимана - сущее благодеяние для жителей; здесь и во время [233] юго-западного муссона их мелкосидящие суда плавают безопасно, а в открытое море они тогда не смеют показаться.

На берегу была роскошная растительность, как вообще на западном берегу Индии; особенно часто попадались кокосовые пальмы.

Далее пошли хижины рыбачьего предместья, на берегу рыболовные сети; наконец, мы доехали до пристани и я отправился в гостиницу.

День был очень жаркий, и жара особенно чувствительна потому, что центральная часть города довольно тесно застроена каменными домами с черепичными крышами. Садов мало. Дома построенные еще Голландцами по образцу их родины. Другая особенность Кочина - экипажи, везомые людьми. Это не японские двухколесные джинрикаши (С ними теперь знакомы все посетители Парижской выставки.), а трехколесные, довольно тяжелые экипажи, задние колеса довольно велики, переднее - небольшое.

Я скоро отыскал г. Юнга, представителя торгового дома Volkart brothers (Один из главных торговцев кофеем на материке Европы.), который дал мне сведения о торговле города и устроил мой дальнейший путь.

Торговля города несколько упала в последнее время. Дело в том, что прежде сюда свозились на туземных лодках разные продукты с севера и юга и отсюда отправлялись в Европу на парусных судах. Кочинская гавань безопасна и ее глубина, 12 до 14 футов, была достаточна для тогдашних судов. Теперь же пароходы заходят на открытые рейды разных городов западного берега и прямо берут там продукты назначаемые для вывоза.

Теперь из Кочина вывозятся продукты соседней местности, доставляемые на лодках по Лиману, особенно кокосовое масло, Копра (Copra), т. е. белое вещество из внутри кокосового ореха, из которого масло извлекается в Европе, Куар (Coir), т. е. волокна, облегающие кокосовый орех, из них выделываются плохие, но дешевые веревки, затем черный перец, кардамоны и имбирь.

Только центр города, населенный Европейцами, застроен тесно, вокруг простор, хижины из тростника, крытые пальмовыми листьями, и туземная жизнь, еще очень мало тронутая европейским влиянием. Природа здесь богатая, дождя [234] выпадает много, искусственное орошение нужно лишь для риса, да и то иногда без него обходятся. Особенно хорошо растет кокосовая пальма, которая при очень малом труде дает и пищу, и продукты для продажи. Поэтому здесь работают немного, и на кофейные и другие плантации рабочие приходят из густонаселенных, но более сухих восточных округов мадрасского президентства.

Я любил бродить по таким местам, где можно было наблюдать туземную жизнь, и уже привык отличать разные племена и касты.

В Кочине и его окрестностях довольно много католиков, особенно между рыбаками и лодочниками. В католицизм обращались большею частью люди низших каст, т. е. чистые Дравидяне (Племя, населяющее юг Индии; дравидские языки не имеют ничего общего с индо-европейскими.); тип их очень некрасив.

Образ жизни католиков тот же, что и Индусов-браманистов; мужчины не отличаются и одеждой, т. е. в будни ограничиваются куском бумажной материи, обернутой вокруг бедер и не доходящей до колен. Их можно отличить от других туземцев потому, что у них нет на лбу знака касты, а на шее они носят два небольшие образка, один спереди, другой сзади.

На другой день я отправился с г. Юнгом на лодке на юг от города, в туземный город Кочин, в государство того же имени, где мы посетили предместье, населенное белыми Жидами, и их синагогу.

Они живут здесь давно, имеют грамоты на меди, восходящие до VIII столетия по Р. Х. и признают лишь Пятикнижие Моисеево, но не Талмуд, т. е. в этом отношении сходны с нашими караимами.

Эти белые Жиды замечательно красивы и носят одежду, сходную с одеждой мусульман ближнего Востока. Они во вражде с черными Жидами, не допускают их в свои синагоги, не вступают с ними в браки и т. д. Последние вероятно смешанное племя, может быть даже туземцы, принявшие закон Моисеев.

После возвращения с прогулки, я нанял лодку и лодочников до Коттаяма (Cottajam) - религиозного центра так называемых сирийских христиан. [235]

Часов в 8 вечера я выехал, в тихую, ясную тропическую ночь. Лодочники запели песню на своем звучном языке малаялим (Один из дравидских языков.), очень богатом гласными. Я вскоре заснул под однообразный напев и проснулся рано утром, когда еле светало и мы подходили к небольшому городу Коттаям.

Я имел письмо к главе англиканской миссии, Бэкеру (Rev. J. W. Baker), и у него пришлось остановиться, так как гостиницы нет. Он принял меня очень любезно и обещал свое содействие.

Было воскресенье, начало Масляницы, и я поспешил в сирийские церкви, но обедня была уже кончена, и я застал народ чинно выходящим из церкви.

Сирийские христиане выгодно отличаются от католиков, видно, что это люди более высоких каст, несомненно, что у них немалая примесь сирийской крови.

Мужчины, выходящие из церкви были в одних белых дхутиях (Кусок материи, обертываемый вокруг бедер и спускающийся почти до колен.) с полотенцами, обмотанными на голове, но почти все шли под зонтиками, а это, как известно, привилегия высоких каст, браманов, кшатриев и наиров.

Сирийские христиане имеют старинные грамоты на меди, утверждающие за ними разные права и привилегии, из них видно, что их права почти те же, что касты наиров, т. е. местных дворян и чиновников. Они не прочь показать, что они люди высокой касты, и чтобы сохранить свое высокое общественное положение, им волей-неволей приходится соблюдать многие обычаи каст.

Женщины были в ярких сари (Женская одежда здесь такая же как дхутия, а на севере Индии более длинная и широкая. Известная длинная кашемирская шаль - то же сари, только шерстяное.), кофтах и покрывалах, надетых на голову и плечи. Это - церковная одежда, дома они обыкновенно в одном сари.

Затем я отправился смотреть древнейшую церковь города, построенную в XV столетии, т. е. еще до унии с римскою церковью. Служба уже кончилась.

Вход в церковь с западной стороны, алтарь на восточной и имеет арку с занавесом вместо царских дверей. Там, [236] где у нас боковые двери в алтарь., были кресты и выточенные из дерева головы херувимов.

Иконостаса и икон нет. На площади предо церковью большой крест с металлическими чашками для масла.

Затем заехав к митрополиту (Metran); я не застал его, но видел его позже. Он живет в доме семинарии, уступленном Сирийцам протестантскою миссией, после того как она построила другой дом для своего колледжа.

Митрополит, оффициально признанное главное духовное лицо Сирийцев, находится в хороших отношениях с протестантами. Это живой старик, хорошо говорящий по-английски. Он был в красной шелковой рясе, черном поясе, а на голове была мантия иеромонаха, черная с золотыми крестами.

Он жаловался на несогласия в Церкви. Прежде было де лучше, Сирийская церковь признавала Антиохийского патриарха и посылала ему посильную лепту, а он не вмешивался в ее дела. От Мардина до Коттаяма так далеко и путь был так труден, что сношения были поневоле редки. Теперь дело изменилось. Трудно только доехать до Багдада, а там английские пароходы по Тигру, Персидскому заливу и Океану скоро и дешево довезут до Кочина.

Яковитская церковь бедна, стали чаще и чаще являться посланные патриарха за милостыней, а теперь совсем водворился его наместник, епископ Иерусалимский, стал вмешиваться в управление, восставать против светского образования и особенно образования женщин. Наконец, в Церкви произошел раскол, часть духовных и мирян приняла сторону епископа Иерусалимского, другие остались верны прежнему главе. Правительство в дело не вмешивается, хотя признает одного его главой церкви.

Говоря о древности своей церкви, Метран упомянул о том, что у него в ризнице хранятся грамоты прежних раджей, дающие ей разные права и привилегии и восходящие до VI столетия. Он велел принести эти документы. Они писаны на медных небольших дощечках, шрифтом совершенно отличным от нынешнего.

После полудня в воскресенье на Маслянице в Сирийской церкви, признающей наместника патриарха, должны были венчаться многие пары - это последний день свадеб пред Великим Постом. [237]

Не желая опоздать, я пришел уже слишком рано. Народу было много, духота ужасная, а до начала службы должно было пройти еще полчаса.

Я вышел на веранду, идущую вокруг церкви, где по крайней мере не было духоты. Когда узнали что я Русский, народ стал толпиться около меня, знающих по-английски было довольно, как из духовных лиц, так и из учащихся, так что было с кем разговаривать. Один из присутствующих предложил отправиться к епископу Иерусалимскому в ризницу.

Он довольно молодой, благообразной наружности, из «восточных человеков». Одет в рясу и клобук, последний той же формы что у нас. По-английски он не говорил, поэтому я ограничился несколькими словами, переданными ему переводчиком на местном языке малайялим, которому он уже выучился.

Он ответил цветистым восточным приветствием и затем просил войти в церковь.

Она построена не крестом, а базиликой, т. е. длинным четвероугольником. Алтарь на восток, с одним входом, иконостаса нет, но на стенах алтаря фрески.

Брачущиеся пары уже собрались и священники в синих суконных рясах и скуфьях сидели на ступенях вблизи алтаря, находящихся там, где у нас вход на клирос.

Затем началась исповедь и причащение брачущихся, это первая исповедь в Сирийской церкви.

Когда кончилось причастие, вошел епископ и облачился на возвышении пред алтарем. Вокруг него внизу покоем стояло 12 пар брачущихся; ближе к алтарю был поставлен стол, покрытый цветною скатертью, за который сел епископ, а вокруг него стали священники и диаконы, только двое были в ризах. Начались довольно продолжительные молитвы, и в это время священники снимали кольца и кресты с женихов и невест и клали их на стол.

Затем спросили о согласии вступить в брак и совершили обручение, потом епископ со священниками благословляли женихов крестами, каждого отдельно. Держа крест над головой, произносили длинную молитву на сирийском языке. Чаще всего повторялось слово «гнахэ». Потом таким же порядком благословляли каждую невесту. Затем тоже с молитвой надевали синие покрывала на головы невест и этим окончилась [238] церемония, молодые вышли из церкви, причем над невестами несли большие красные зонтики. Они были взяты на прокат в сирийской униатской церкви, там же взяли и часть золотых украшений невест.

Женихи и невесты очень молоды, ни одной из последних не было более 14 лет, а иным лишь 10. Слез не было видно, замечалось тупое равнодушие.

За каждою невестой стояла мать или старшая родственница, поддерживавшая ее.

На женихах были цветные дхутии и куртки, большие золотые кресты на шее и золотые браслеты. На невестах белые сари, кофты и кисейные покрывала на головах и плечах. Браслетов на руках не было, но большие серьги в ушах, золотые монисты на шее и серебряные браслеты на босых ногах.

Я воспользовался ранним утром следующего дня для прогулки. В городе менее семи тысяч жителей, но он занимает большое пространство, так как все дома одноэтажные и множество садов.

Растительность замечательно роскошна и красива, несмотря на то, что я был в конце сухого времени года. Здесь уже не преобладает кокосовая пальма, хотя она и попадается, чаще всего встречаются як (Artocarpus inteyrifelria) банана и арековая пальма. Образ жизни, постройка жилищ, одежда, все у сирийских христиан такое же, как у Индусов-браманистов; они гораздо менее отличаются от последних, чем мусульмане.

Затем я осматривал два протестантские колледжа, один светский, куда принимают детей всех вероисповеданий и, по словам Бэкера, не стараются обращать их в протестантство, и другой духовный, по нашему семинария, где готовят семи англиканских священников из туземцев.

После полудня я с Бэкером и его семьей отправился в англиканскую церковь, где должна была происходить свадьба.

Церковь построена на частные пожертвования, в простом готическом стиле; в ней не было жарко, благодаря высоте и ставням в больших окнах.

Пришлось дожидаться невесты. Вместе с Бэкером служили два священника из туземцев, в белых рясах с черными поясами.

Вскоре явилась невеста, ее принесли в паланкине - опять привилегия высокой касты, которою обыкновенно пользуются. [239] Жених имеет право приехать на свадьбу на слоне, но конечно не многие имеют средства на такую роскошь.

До начала церемонии родные жениха внесли установленную плату в церковь, т. е. одну десятую приданого невесты. Это обычай издавна соблюдающийся у сирийских христиан, который сохранился и у принявших протестантство.

Началось венчание по протестантскому обряду; в конце Бэкер надел голубое покрывало на голову невесты.

Потом родные жениха стали надевать золотые украшения на невесту, между прочим, тяжелую золотую повязку на лоб. По типу и костюму эта брачная пара почти не отличалась от виденных накануне, только украшений на невесте было более, и, кроме белых сари и кофты, были надеты и цветные. Очевидно семьи были богаче.

Брачная процессия двинулась из церкви в дом жениха. Над ней несли три большие красные зонтика. Бэкер уступил жениху свой фаэтон, кажется единственный в городе, а мы пошли пешком, и по дороге заходили в дом одного из христиан.

Дом был довольно богатый, видно было много разных украшений из тикового дерева и анжели (древесины яка), но комнаты очень малы и больше места занято домашним скарбом, чем спальнями.

Затем мы подошли к дому жениха. Гостей было так много, что поместить их в доме не было возможности, и угощение было приготовлено на дворе под навесом.

На одном конце для нас были поставлены стол и два стула, а остальные гости расположились в четыре ряда, сидя на корточках или с поджатыми ногами на земле.

Сначала им подали бетель, арековые орехи и известь. Эту смесь жуют, она слегка возбуждает и заменяет табак.

Потом Бэкер прочел молитву и нас просили начать.

Первое блюдо - рис со сладким соусом, поданный на банановом листе. Как только мы начали, все гости стали есть разом, руками. Прислуживавшие родные жениха подбавляли каждому риса, так что получался порядочной величины конус.

Потом принесли еще кокосового масла, соли и разные кари (едкие соусы, которые едят с рисом). Гости смешивали все это в шарики и отправляли в рот. Затем опять следовал сладкий рис, наконец, бананы; гости встали, пошли мыть руки, [240] а их места заняла вторая серия гостей. Нас к счастью не очень принуждали есть. По окончании угощения второй серии нам принесли по рюмке красного вина, и мы пошли поздравлять молодых. Они сидели рядом в комнате, неподвижно как истуканы. Мой хозяин Бэкер был уже давно в стране и много рассказывал мне о ней и особенно о своем деле, т. е. миссиях. К тому, что он мне говорил о сирийских христианах и особенно об их прошлом, я конечно относился к его рассказам cum grano salis, не потому чтобы подозревал почтенного миссионера во лжи, а потому что протестантские миссионеры обыкновенно не знакомы со всеми христианскими вероисповеданиями Востока и относятся к ним с презрением. Поэтому от них нельзя ожидать беспристрастия.

Я по возможности старался входить в сношения с туземцами и проверять их показания одно другим.

Благодаря тому, что английскому языку учат и в миссионерских колледжах, и в семинарии сирийских христиан, он довольно распространен между молодежью, так что я мог обходиться без переводчика. Приезд Русского возбудил всеобщий интерес, и у меня не было недостатка в собеседниках. Иные, но очень немногие, имели смутное понятие о том, что русская церковь ближе к их церкви, чем к протестантским сектам, но конечно главный интерес был не в этом, а в том, что им известно о соперничестве Англии с Россией.

Между «интеллигенцией» (С массой народа я, конечно, не мог объясняться не зная местных языков.) здесь не заметно вражды к Англии, которая существует в непосредственных владениях Англии. Причина понятна: здесь управление туземное, английская администрация существует лишь в виде президента в столице; он очень влиятелен, но не соприкасается с массой народа. Недовольные мерами правительства не обвиняют в них Англичан. Здешние христиане, по крайне мере грамотные из них, хоть и интересуются «высшею политикой», но интересуются платонически, сознавая, что эти дела их близко не касаются. Англичане и туземные газеты убедили их, что Россия зарится на Индию, и разубеждать их в этом не удается. Они думают, что рано или поздно произойдет борьба, но убеждены, что их страны эта борьба не коснется, что дело решится на севере, [241] на берегах Инда или Джамуны, и кто там победит, тот будет владеть и их прекрасною страной.

Благодаря отсутствию английского управления и деятельности англиканской миссии, отношения туземцев к Англичанам касаются скорее религиозной области, чем политической. Миссионеры относятся к туземцам Индии лучше чем чиновники, и здешние миссионеры, конечно, сделали много для сирийских христиан.

Отношения последних к Англичанам определяются особенно тем, к какой партии они принадлежат. Те, которые стоят за туземного митрополита живут в ладу с миссионерами; говорят что между христианскими вероисповеданиями должны быть братство и любовь. Они не особенно враждебны к своим бывшим единоверцам, принявшим протестантство, хотя и осуждают их, но не считают нечистыми.

Иное дело - приверженцы епископа Иерусалимского. Они враждебны протестантам, обвиняя их в попытке совратить Сирийцев, и еще более враждебны к своим единоверцам, дружащим с протестантами, «это слепые люди, не видящие козней диавола, или люди, купленные золотом миссионеров», говорят они.

Особенно они восстают против светского образования в протестантских колледжах. «Даже если их и не обратят в протестантство», говорили мне, «то ведь они отвыкают от обычаев и обрядов своей церкви, становятся чужими нам. Посмотрите на молодых браманов в Калькутте и Бомбее, прошедших уж через английские школы, они большею частью становятся атеистами. Нашим детям грозит то же». Более всего они восстают против женского образования.

Впрочем факты не совсем согласны с их мнениями, и даже между приверженцами епископа Иерусалимского не мало бывших воспитанников английских школ.

Отмечу еще одну черту, отличающую приезжее духовенство из «восточных человеков» от туземных христиан, духовных и мирян.

Последние очень чистоплотны, ежедневно раза два купаются, носят чистую, большею частью белую одежду; в этом отношении они сходны с высшими кастами браманистов. Духовенство из приверженцев туземного митрополита тоже чисто, [242] носит белые рясы из бумажной материи, т. е. одежду, приспособленную к климату.

Приезжее духовенство держится того мнения, что чистота - дело греховное, не угодное Богу; у мирян ее еще можно допустить, но не у духовных, и поэтому носит только сравнительно дорогие и неудобные в здешнем климате темные суконные рясы, которые конечно редко меняются и обыкновенно бывают грязные.

Я уже заметил выше, что сирийские христиане соблюдают обычаи каст. Этого вопроса часто касаются Англичане, имеющие сношения с ними, особенно миссионеры, и осуждают их за соблюдение множества обрядов, в спасительность которых они не верят и которые очень стеснительны. Мне конечно приходилось касаться того же вопроса. Ответ получался тот, что живя в стране каст приходится подчиниться требованиям обычая, тем более, что в данном случае этим обеспечивается относительно высокое общественное положение; затем эти обычаи соблюдаются из рода в род, с незапамятных времен, к ним привыкли и не тяготятся ими. Притом соблюдается лишь то, что необходимо для постороннего глаза; в семье нет тех бесчисленных церемоний, которые окутывают жизнь Индусов-браманистов.

Впрочем вопрос о кастах поднимается не только здесь, а составляет камень преткновения для католических и протестантских миссий с XVI столетия. Практические отцы иезуиты убедились в том, что если не признать каст, то нечего думать об обращении высших каст; поэтому они себя выдали за европейских браманов, соблюдали все необходимые для того церемонии, и их миссии имели удивительный успех, даже браманы обращались в католицизм тысячами. Когда в XVIII столетии запретили действовать так, дело сразу изменилось, католиками остались почти одни люди низших каст или бывшие вне каст (парии).

Протестантские миссионеры, не выдавая себя за браманов, признают однако касты настолько, что у них особые службы, часто даже особые молитвенные дома для разных каст.

Базельская миссия, напротив, не признает каст.

По поводу Англичан и их отношения к этому делу, Индусы, прошедшие чрез английские школы, говорят, что Англичане напрасно нападают на них за обычаи каст, так как у [243] самих Англичан джентльменами соблюдаются тысячи церемоний, без которых они не могут сохранить своего общественного положения, и туземцев вообще, да и своих простолюдинов гнушаются так же, как браман гнушается своей низкой касты.

В этом отдаленном уголке Индии совершается также борьба между его местною стариной и новшествами, вносимыми Англичанами. Но здесь дело усложняется тем, что борьба происходит в области религии и что противниками английских новшеств является приезжее духовенство, которое под предлогом сохранения старины вносит свои новшества.

Мое пребывание в Коттаяме было слишком непродолжительно, чтоб я мог хорошо ознакомиться со страной; несомненно, что здесь очень много интересного и не исследованного.

Вероятно найдется многое, способное разъяснить прошлое сирийских христиан, затемненное посторонними наслоениями. Масса народа и даже духовенство еще недавно были очень невежественны, а теперь сюда вносится европейское просвещение, изменяющее старину. Духовенство из Месопотамии, правда, враждебно европейскому влиянию, но оно вносит свои обычаи и обряды, также чуждые народу.

А пред тем, в течение полустолетия, здешние христиане подвергались сильнейшему влиянию католического духовенства, и оно несомненно истребляло по возможности то, что несогласно с его учением, затем было очень сильное влияние протестантских миссий. Разобраться в этом трудно, трудно отличить действительно древние обычаи и обряды от заимствованных, начиная с XVII столетия; но подобная задача была бы по силам русским людям; конечно необходимы время, деньги и хорошее знание церковной истории и археологии.

Почему же так мало сделали в этом отношении англиканские миссионеры, люди давно живущие в стране, притом люди обеспеченные и образованные? Им мешают сектантские предрассудки и незнание церковной истории ближнего Востока, откуда было занесено сюда христианство.

Несмотря на вражду к католицизму, английские миссионеры способны беспристрастно отнестись к деятельности католиков в Индии. Католицизм они знают и понимают.

Путешествие сюда не особенно трудно, так как страна совершенно спокойна, опасности для путешественника нет, единственное опасение могло бы встретиться со стороны Англичан. [244] По трактатам, заключенным ими с траванкорскими магараджами, последние обязались не разрешать иностранцам приезд в страну без согласия английского резидента. Эти трактаты остались в полной силе, но в такой спокойной и невоинственной стране, как Траванкор, да еще настолько отдаленной от опасной для Англичан северо-западной границы, они фактически не соблюдаются.

Иностранец, желающий посетить Траванкор с соблюдением всех установленных правил, должен лично или письменно испросить разрешение у английского резидента в Тривандраме, столице Траванкора, или у мадрасского губернатора, которому подчинен резидент. Но, как выше замечено, это в сущности лишнее, и я никакого разрешения не спрашивал, видел английского резидента уже после отъезда из Коттаяма и сказал ему, что я был там. Из Коттаяма я поехал опять на лодке - иначе Здесь путешествовать нельзя, и отправился на юг по тому же лиману (backwater). Выехав вечером, я был на другой день пополудни в Квилоне (Quilon). Город несколько больше Коттаяма, большинство населения-католики. Он очень широко раскинут, как и Коттаям, есть даже рисовые поля среди города. Я остановился только до вечера и поехал далее; ночью доехал до Warkollai barrier - скалистого перешейка длиной около семи верст, отделяющего северные лиманы от южных. Уже несколько лет шли работы по постройке канала через перешеек, не знаю окончены ли они теперь.

Я рассчитал лодочников, нанял две воловьи подводы для перевозки меня с моим лакеем и багажом до южного лимана, где нанял другую лодку до пристани Тривандрама, столицы Трованкора. Эта лодка была меньше прежней и всего с тремя гребцами, вместо 10, как на прежней.

Водой пришлось ехать еще 30 верст, и был полдень, когда мы добрались до пристани. От пристани до центра города версты четыре, и их пришлось пройти пешком. Благо еще нашлись носильщики для вещей.

Гостиницы в городе нет, а имеется dak bungalow, устроенный правительством. Это дом, где могут останавливаться Европейцы, и прислуга обязана приготовлять кушанья по определенному тарифу. Отдельной комнаты не было, пришлось остановиться в комнате, где жил кофейный плантатор-Англичанин, который был пьян целый день и очень беспокоен. [245]

Мне хотелось собрать сведения о стране, но был большой индусский праздник и никого из туземцев нельзя было видеть. Пришлось ограничиться помощником английского резидента; он принял меня довольно холодно, так как я не имел рекомендательного письма к нему, и советовал написать дивану, первому министру магараджи, от которого я получу нужные сведения.

Город больше Квилона и Коттаяма и в нем довольно значительное число европейских домов (bungalow), так как у раджи немало офицеров и чиновников Англичан.

В центральной части города, ранее укрепленной и до сих пор называемой фортом, где находятся храмы, жилища браманов, дворец раджи и т. д., вообще живут сильные мира сего, а люди низших каст не допускаются.

Я ездил в форт с новоприезжим - цейлонским плантатором Керром, который оказался очень приятным собеседником, уже несколько знакомым со страной.

В большой храм Вишну Падманабха нельзя было войти, он особенно почитается здесь.

Около него священный пруд, с каменными ступенями (гатами) ведущими к воде. Целый день здесь совершается омовение, особенно рано утром, когда каждый правоверный Индус должен погрузиться в воду. После того люди высших каст (дважды рожденные) надевают священную нить через плечо (до того она обмотана вокруг уха) и остальным браманы изображают знак касты на лбу масляными красками.

Жилища браманов окрашены попеременными полосами в белый и коричневый цвета; эти же цвета я видел ранее на храмах и жилищах брахманов южной Индии. Далее было большое здание, где браманам ежедневно раздают сырой и вареный рис. Это милостыня раджи.

Пока мы были тут, мы увидели паланкин с возлежащею в нем тучною особой - это был родственник раджи, отправлявшийся в священный пруд для омовения.

Почти все присутствующие туземцы, мужчины и женщины, оголились до пояса, это знак почтения к высокой особе до 1865 года это было обязательно в Траванкоре, но и после того народ соблюдает старый обычай.

Большая часть города низка и нездорова, форт также не [246] пользуется хорошею репутацией в этом отношении, тем более, что толстые стены мешают движению воздуха.

Европейцы и иные из богатых и знатных туземцев построили дома на холмах, где воздух чище, нередко уговаривали и раджу оставить нездоровый форт, но ему приходится так часто бывать в священном храме Падманабха, что нельзя поселиться вдали от него.

Меня интересовала обсерватория магараджи, работы которой хорошо известны европейским ученым. К сожалению, она была закрыта, так как содержание было слишком дорого дня Траванкора.

Всего лучше шли здесь работы при втором директоре Броуне (I. A. Broun, T. R. S.) с 1842-55. Он не ограничивался астрономическими наблюдениями, но завел превосходные магнитные и метеорологические инструменты, и с 1854 начались его ежечасные наблюдения на вершине горы Агастья-Малья (6.200 футов над уровнем моря). Большая часть этих наблюдений не изданы, они увезены Броуном в Англию.

Прошел праздник, и я понемногу собрал нужные сведения. Видел дивана, от него получил отчет об управлении Траванкором, со множеством статистических и других сведений, затем и других туземцев, протестантских миссионеров и т. д.

Страна во многих отношениях любопытная, богато одаренная природой и еще мало исследованная. Почти половина состоит из гор и мало населена, только недавно Европейцы стали заводить кофейные и чайные плантации на землях, нанятых или купленных у правительства.

Равнина и особенно прибрежье моря густо населены. На берегу население занимается рыбною ловлей и разведением кокосовой пальмы, а подалее от берега рисовые плантации.

Траванкор - рай браманов. Нигде в Индии нет раджей столь щедрых на украшение храмов и милостыню касте жрецов. В других частях Индии давно не стало прежней щедрости. Иные из раджей расчетливые хозяева и копят деньги, большинство же воспитанники Англичан - тратят много на свои прихоти, особенно на новую европейскую роскошь и возможно мало на храмы и милостыню.

Лучшее доказательство того, как оскудела ревность к вере у индийских раджей то, что теперь видно на берегах священного озера Пумкар, близь Аджмира. Они почти сплошь застроены [247] храмами, и прежние раджи наперерыв старались увеличивать и украшать их, являлись в большие праздники с многочисленною свитой и раздавали щедрую милостыню. Теперь этого уже нет, храмы постепенно приходят в разрушение.

Иное дело - Траванкор. Здесь браманы сохранили прежнее влияние. Из пяти миллионов рупий (Рупия приблизительно равна нашему бумажному рублю.) доходов 500 тысяч тратится на храмы (эти расходы называются девассом) и еще 300 тысяч на милостыню браманам. Кроме главного здания для раздачи милостыни в столице, есть целый ряд других, на север до границ Кочина, на юг до мыса Коморина. Как только браманы дошли до Траванкора, они могут рассчитывать на щедрую милостыню. Это только то, что обыкновенно перепадает браманам; в экстренных случаях они получают огромные суммы.

Система каст здесь существует вполне, но она далеко не такова как была прежде из древних каст браманов (духовенства), кшатриев (воинов), ваисиев (земледельцев и купцов) и судра (ремесленников и чернорабочих); вторая и третья исчезли или почти исчезли в южной Индии, и права их отчасти переданы другим кастам, т. е. судрам, в жилах которых течет хоть немного арийской крови. Такова на западном берегу каста наиров, которая по нашему может быть названа дворянством, так как наиры - землевладельцы, чиновники, и некоторые захудалые сами обрабатывают землю. По переписи 1875 года 74% жителей исповедуют браманистскую религию (христиан 20% и мусульман 6%), около одной четверти браманистов принадлежат к касте наиров, из них же вышел и магараджа, хотя он и считает себя членом касты кшатриев.

Этим и пользуются браманы, чтоб утвердить свою власть и получить щедрые приношения. Каждый раджа, по восшествии на престол, получает права высшей касты, так что даже браманы благоволят присутствовать при его обеде, но он обедает один, другие члены его семьи не получают тех же прав. За эти великие права платится дорого, приходится дать браманам золотой цветок лотоса, такого же веса как тело раджи.

У наиров еще сохранился древний обычай наследования по [248] женской линии, таково наследство и в семействе махараджи. Наследником считается старший сын старшей сестры. Он же, по смерти дяди, исполняет все религиозные обряды, которые в других частях Индии исполняет сын.

У кого нет сестры, тот не имеет законных наследников. Нередки случаи усестрения, т. е. формального признания сестрой женщины той же касты, имеющей детей, которые тогда становятся наследниками.

Причина такого порядка наследства та, что у наиров до сих пор господствует матриархия (материнская семья) и определить, кто отец ребенка - очень трудно.

Наиры очень заботятся о том, чтоб их дочери были отданы замуж возможно рано, обыкновенно еще детьми. Но брак лишь формальность, законный супруг не имеет никаких прав. Женщины обыкновенно остаются в тирваде, т. е. в доме родственников по женской линии, и там живут с кем угодно, лишь бы он не был низшей касты. Связь с браманом считается особенно почетною и так как такой порядок существует уже давно, то порода наиров улучшилась примесью сирийской крови. Они светлее цветом и красивее других каст, кроме браманов. Браки между членами тирвадама не разрешаются, а родство его мужской линии не принимается в расчет. Здесь следовательно в полной неприкосновенности сохранил матриархат (материнская семья), который, по мнению многих ученых, предшествовал семье патриархальной.

То обстоятельство, что этот обычай сохранился на дальней юго-западной окраине Индии также говорит за его древность. У последователей более новых религий - христиан и мусульман - семья патриархальная, брак действительный, а не фиктивный, и наследство по мужской линии. То же нужно заметить и о браманистах, переселившихся сюда из других частей Индии, кроме Малабара и Кочина, где также господствует матриархат.

Браманы в Траванкоре делятся на Конкан-браманов и Намбури-браманов. Первые занимаются торговлей и считаются не совсем чистыми потомками касты жрецов. Намбури-браманы гнушаются их, а себя считают единственно чистыми.

Они не живут семьями в южной части Траванкора, стране нечистой по их понятию, до такой степени, что женщина браманка теряет касту, если проведет ночь к югу от Квилона. [249] Но мужчины имеют право оставаться сколько им угодно и пользоваться всеми земными благами.

В Траванкоре издревле существует полная земельная собственность джанам (janam), не платящая никаких налогов. Предание гласит, что первый государь страны, полумифический Перумал, отдал всю землю Намбури-браманам.

Теперь джанам сохранился лишь там, где земли были непрерывно в руках Намбури и где они живут сами. Как только земля продается человеку другой касты, она подвергается небольшому налогу.

Земли, издавна принадлежащие наирам, также подлежат лишь небольшому налогу - около половины посевного зерна, если они под рисом. Земли проданные наирами или лицами, купившими их у Намбури, затем земли перешедшие к правительству за отсутствием наследников, конфискованные, расчищенные из-под леса, осушенные и т. д. называются саркор и подвергаются уплате полного налога.

Рисовые поля платят от двойного до пятерного количества посеянного зерна; сухие, т. е. заорошенные земли, засеянные зерновыми хлебами, значительно менее.

Плодовые деревья обложены особо, напр. каждая кокосовая пальма от 15-18 коп., крековая 6½ коп., пальмира (пальма, из сока которой добывается патока, сахар и вино) до 9½ к., як 17 коп. и т. д.

Обложение легче, чем в непосредственных владениях Англии, и главное - налоги не взыскиваются так беспощадно. Поэтому положение земледельцев лучше, но за то дела ростовщиков не так процветают. И здесь, конечно, они берут большой процент, но за то в голодные годы свято соблюдаемый обычай не только препятствует взыскивать долг, но предписывает помогать голодающим должникам.

На крайнем юге и в горах Траванкора живут племена, которые еще стоят вне индийского мира. Именно потому эти племена оказались очень доступны христианской проповеди и миссионеры здесь действуют с большим успехом.

Им же мы обязаны чуть ли не единственными сведениями об этих племенах.

Одно из этих племен, Шанары (Shanars), живущие на юге Траванкора и английского округа Тинневелли. Их религия - шаманизм и обряды настолько сходны с встречающимися у [250] наших сибирских инородцев, что даже существует предположение, что Шанары - монгольское племя, пришедшее с дальнего северо-востока Азии.

Сохраняя свои шаманские обряды, они, однако, отчасти приняли браманизм и считаются одною из низших каст. Многие из них обратились в христианство.

Их главное занятие - добывание сока пальмиры (Palmyra) - пальмы, растущей в сухом климате, и приготовление из него сахара, патоки и опьяняющего напитка, который Англичане называют toddy, а шанаров toddy-draulers. Они очень охотно напиваются этим напитком.

Другое племя живет на севере Траванкора, в горах, делает расчистки и занимается земледелием. Религия их не исследована; известно только, что у них нет организованного священства и они до сих пор ставят памятники, сходные с друидическими дольменами, только меньше древних дольменов, которые найдены и в Индии.

Из Тривандрама я отправился в Тинневелли, главный город английского округа того же имени, самого южного в Индии. Единственный способ сообщения, если не считать пешего хождения, езда на воловьей подводе, с подставами (bulloch bandy), езда довольно неудобная: тряско и днем очень жарко под кожаным верхом подводы. Выехав вечером, я был в 11 часов утра в город Начеркойль, близ мыса Коморин, южной оконечности Индии.

Природа и люди были совсем другие. Преобладала пальмира, роскошной растительности западного берега не было и следа; изменилось и население. Теперь преобладали Шанары и Тамили; последние живут отсюда до Мадраса и несомненно самые образованные из Дравидян.

У нас преобладает мнение, что Индия - страна, где природа необычайно богата и растительность роскошна. Относительно большей части страны это несправедливо. Богато одаренные части Индии - западный берег, подножие Гималаи и низовье Ганга. В остальных частях Индии попадаются лишь небольшие уголки с роскошною дикою растительностью, а в большей части страны человеку приходится много потрудиться, чтобы получить урожай, и природа далеко не привлекательна. Лишь там, где введено искусственное орошение видишь красивые деревья. Остальное - или бесконечное поле с жалкими хижинами, или мелколесье с колючею растительностью (jungle). [251]

Западный берег Индии, от Бомбея до мыса Коморина, действительно отличается красотой природы и роскошною растительностью лесов и садов. По берегам тянутся целые леса кокосовых пальм, о которых говорят, что они дают 99 продуктов полезных для человека; затем як с его темною листвой и съедобными плодами; манго с огромною кроной и желтыми плодами, самыми вкусными из тропических; красавица крековая пальма и вьющийся по ней черный перец, которым издавна славится страна. Все это и многое другое растет в садах, а лесные богатства гор еле тронуты и не вполне известны.

Причина роскошной растительности здесь - обильные дожди. Во всей Индии тепла довольно для самой роскошной растительности, но в 3/4 страны дождя недостаточно.

В такую сухую страну я попал около мыса Коморин. Переход был чрезвычайно резок.

Впрочем в округе Тинневелли немало уголков с красивою растительностью, но они возникли благодаря искусственному орошению.

Из Тинневелли я по железной дороге отправился в Тутикорим, самый важный центр Индии, и отсюда на парусной туземной лодке в Коломбо на Цейлон.

Сношения Индии с Цейлоном очень давние, о них упоминается уже в Рамайяне, и со времени постройки железной дороги до Тутикорина они чаще всего происходят отсюда.

В последние 50 лет они все усиливаются. На Цейлоне постоянно растет число кофейных и чайных плантаций, а местных рабочих недостаточно, поэтому рабочих нанимают в восточных округах Мадрасского президентства.

На острове не хватает и риса для прокормления туземного и особенно пришлого населения, и поэтому из разных портов Мадрасского президентства вывозят рис, всего более из Тутикорина.

Масса рабочих, едущих на Цейлон или оттуда, очень оживляет город, который в других отношениях ничем не замечателен. Нет ни красивых зданий, ни остатков старины. Природа вокруг безотрадная, сыпучие пески тянутся на многие версты. «И это роскошная природа Индии», думалось мне, уезжая отсюда.

А. Воейков.