(Статья сия была издана, на английском языке, особою брошюрою, в виде письма, по назначении автора ее главнокомандующим ост-индской армией на место Лорда Гоу. Ред.)

В 1842 году, когда я получил от лорда Элленборо, бывшего ост-индского генерал-губернатора, приказание отправиться в Синд, все вообще были убеждены в неизбежности войны с эмирами, и все опасались за наши войска, там находившиеся, в особенно за ту колонну, которую генерал Энгленд вел из Кандагара через боланские и куджукские ущелия.

По прибытии войск генерала Энгленда в Саккар, я, в первый раз, увидел беспорядочность движения обозов индо-английской армии, и убедился в опасностях, которые могут произойти от того. Из истории наших войн в Индии я уже имел понятие об этом предмете, но до сих пор не мог убедиться в сущности дела собственными глазами. Я выехал на встречу колонне, и когда она прошла мимо меня, сказал своему адъютанту: «Если бы [96] кавалерийский отряд атаковал с тылу генерала Энгленда, то овладел бы всем обозом».

Между тем беспорядок в следовании обоза этой дивизия был такой же, как и во всех прочих корпусах индо-английской армии, потому что он был следствием одной и той же системы. Эта система доказала мне, что, в Индии, ни одна армия не может быть, в полном смысле, действующею, до тех пор, пока движения ее будут стесняемы столь беспорядочною массою.

Я невольно подумал о средствах к отвращению зла, и прежде всего мне представились следующие положения, которые, по своей непогрешительности, могут быть названы аксиомами:

1) армия, в Индии, имеет при себе гораздо большее количество тяжестей, в сравнении с другими армиями;

2) Европейцы, служащие в индийской армии, должны иметь при себе более вещей, нежели туземцы;

3) в настоящее время, офицеры берут с собою более тяжестей, нежели сколько их нужно, а простые солдаты, сипаи, сравнительно еще больше;

4) как климат требует значительного числа тяжестей, то, желая устранить сие неудобство, надобно стараться не впасть в другую крайность, то есть, чрезмерным уменьшением обоза не увеличить болезней и страданий солдат. Нужна большая дальновидность при проводе черты между излишним и необходимым, ибо, в Индии, эти две крайности почти сливаются, особенно в отношении Европейцев;

5) количество обоза, допускаемое в военное время, должно быть меньше нежели в мирное; [97]

6) Все тяжести должны быть перевозимы на счет казны; офицер, получивший деньги на подъем, может лишиться своих верблюдов без вины своих деньщиков или своей собственной. Если же, по уставу, он может иметь лишь определенное число вьючных животных, то есть столько, сколько достаточно для перевозки всего нужного для сохранения его здоровья и польз службы, то, лишившись одного верблюда, он может потерять и все необходимое; следовательно, может сделаться неспособным к службе, или, по крайней мере, подвергнуться важным лишениям. Вот почему, в военное время, не должно дозволять офицерам иметь собственных вьючных животных, потому что если сею частию будет заведывать правительство, то офицер почти никогда не подвергнется опасности лишиться своих вьюков. Армия, на походе, всегда имеет запасных верблюдов и такие средства, какими не может владеть частный человек.

Все сии соображения приводят к двум истинам: 1) ни одна армия не должна иметь при себе лишних тяжестей, то есть, более того, что необходимо, и 2) в военное время, все обозы, без различия, должны быть перевозимы на счет казны.

Теперь посмотрим, какое лучшее средство к перевозке обозов регулярной армии, действия которой не имеют ни малейшего сходства с действиями тех иррегулярных наездников, которые, делая набеги для одного грабежа, не берут с собою тяжестей, опустошают страну, и удаляются с добычею, почти уверенные, что их не будут преследовать, [98] потому что почти не оставляют за собою ни одного живого существа.

Обозы индийской армии во нынешней системе.

Обозы регулярной армии, в Индии, соображаются во многом со страной, где ведется война.

Если страна плодородная, изобилует необходимыми потребностями, то, по соразмерности, уменьшается и количество тяжестей.

И, напротив, вступая в степь, надобно брать с собою все, и в таких случаях число тяжестей увеличивается до невероятности. Я принужден был возить с собою даже воду.

Следовательно, надобно принимать в соображение случаи, когда обозы значительны, то есть, когда армия ведет войну в стране бесплодной, занятой предприимчивым неприятелем, имеющей вредный для здоровья климат, ибо тогда число больных может увеличиваться в поразительной пропорции, а средства к поданию им помощи уменьшаться в обратной соразмерности.

Отсюда явствует необходимость такого устройства обозов, которое бы устраняло сии случайности.

Предварительно, познакомлю читателя с обозами индийской армии.

Положим, что, для подъема военных тяжестей, нужно 20.000 верблюдов. Эти животные, следующие, по азиатскому обычаю, гусем, растянулись бы на пятьдесят английских миль, считая пятнадцать футов от морды одного верблюда до морды другого, так что половина верблюдов еще не тронулась бы [99] с места вчерашнего расположения, между тем как передние уже достигли бы новой стоянки.

Одно это обстоятельство дает понятие об обозе индийской армии. Допустив, что верблюды вдут не так прямо, как я сказал, все же она составят необъятную массу (Я читал в газетах, что одна осадная артиллерия лорда Гоу растягивалась на шестнадцать английских миль (слишком 25 верст). Не знаю, справедливо ли это, но думаю, что возможно. Прим. автора.), в каком бы порядке на разместились. Здесь они сбились в кучу; там разбрелись в разные стороны; более сильные в здоровые ушли вперед: слабые отстали; одни падают от изнеможения; другие, стараясь сбросить с себя вьюк, убегают; проводники, гоняясь за ними, теряют много времени; часто, слишком часто верблюды гибнут тысячами от руки неприятеля, от дурного ухода за ними, или от нерадивости солдат в вожатых. Такова картина обозов индийской армии.

Убыль верблюдов составляет одну из важных статей издержек при ведении войны в Индии; ибо цена на сих животных чрезвычайно возвышается при открытии кампании, и идет в возрастающей прогрессии во все время военных действий.

Беспорядок в следовании тяжестей достигает крайней степени, когда надобно проходить чрез какое нибудь ущелье. Тут нет конца остановкам. Я помню, что в кампанию, веденную мною в горах Белуджистана, обозы мои тянулись от шести до восьми часов по ущелию Тюссу. Если бы я имел в своем распоряжении благоустроенный фурштадт, то выиграл бы при этом часов пять, что, в иных [100] обстоятельствах, может быть весьма важно. Не должно также забывать о страданиях больных, потому что лазарет следует обыкновенно в обозе.

Таковы неудобства, происходящие от неимения особого фурштадтского корпуса: они не прекращаются и на марше войск. По прибытии на место, назначенное для лагерного расположения, солдаты, сложив ружья в пирамиды, ждут верблюдов по два, по три, по четыре часа, иногда и более, под лучами знойного солнца, истомленные, взмученные. Не меньше людей истомлены и верблюды. Часто случается — и в этом я убедился собственными глазами — что, после трудного перехода, вожатые привяжут несчастных животных к какому нибудь кустарнику, который они съедят в пять минут, а сами уйдут спать. С наступлением ночи, верблюды загоняются в лагерь. Интендант, в полной уверенности, что вьючные животные успели подкрепить себя кормом, не может, по множеству других обязанностей, ни предупредить, ни открыть подобных злоупотреблений.

Все это губительно действует на физические и нравственные свойства солдата; он получает отвращение к войне, и неохотно подвергается тяжким лишениям походной жизни. Правда, в день сражения, энергия его пробуждается с изумительною быстротой; но прежде нежели настанет сей день, сколько храбрых падут под бременем трудов, сколько останется их в обозе, больных, убитых духом!

Главнокомандующий.

Теперь посмотрим, в какое затруднительное положение ставит эта система главнокомандующего. [101]

Вьючные животные рассеялись на пространстве нескольких миль; они идут как попало; здесь стараются миновать болото или ущелье, там гору или лес, словом бросаются из стороны в сторону. Больше одной английской мили в час верблюд пройти не может; положим полторы мили, и это составит наибольшую его быстроту. А как главнокомандующий должен дорожить сохранением тяжестей, особенно если армия его значительна и кампания предстоит продолжительная, то ему надобно рассчитывать переходы не по деятельности своих войск, не по движениям или позиции неприятеля, не по возможности наступательных действий, а по своему обозу, который не в состоянии пройти больше полуторы мили в час. Между тем известно, что нет такой пехотной колонны, которая бы не прошла, по крайней мере, двух миль по всякой дороге. Приняв за основу наименьшую скорость пехоты и наибольшую быстроту обозов, устроенных по нынешней системе, увидим, что главнокомандующий, по милости своих тяжестей, теряет по полумили в час — потеря значительная, потому что каждый походный день отнимает одну треть времени больше, нежели сколько было бы нужно. На войне, это обстоятельство важное, могущее, в виду деятельного неприятеля, повредить успеху всей кампании. Не мудрено, что главнокомандующий проклинает свой обоз, как помеху быстрых движений, от которых часто зависит победа.

В самом деле, как проходит день?

Войска поднимаются в четыре и даже в три часа утра. Начинаются уборка лагеря и приготовления [102] к походу. Утро пасмурное; может быть, идет дождь. Солдаты и служители (camp-followers) навьючивают всякого рода тяжести на верблюдов, не обращая внимания ни на вес, ни на удобное размещение поклажи, то есть, не исполняя ни одного приказания по этому предмету. Ведь верблюды не их собственность! Кто об них позаботятся? Никто. Бедные животные, чувствуя лишний груз (Не могу не припомнить здесь кстати об одном из синдских слонов, Кубадар-Молле, взятом в 1843 году. Он принадлежит к сформированному мною фурштадту, и недавно находился при полку, двинутом на Мультан. Мне пишут, что Кубадар-Молл позволяет навьючивать на себя сколько угодно; но, когда надобно выступать, сбрасывает хоботом все, кажущееся ему лишним. Впрочем этот слон очень смирен. Прим. автора.), оглашают воздух гневными криками. Тщетно офицеры генерального штаба стараются направить обоз на дорогу; в темноте, в степи, ничего не видно, а проводников всегда бывает недостаточно.

Наконец армия тронулась; но она скоро принуждена остановиться, что бы дать время подойти обозу. После многих утомительных хлопот и скучных распоряжений, главнокомандующий видят наконец сосредоточение вокруг себя тяжестей, радуется успеху, и хотя вся масса подвигается черепашьим шагом, но он надеется, что обоз без замешательства достигнет следующей стоянки. В колонне нет большого порядка; по крайней мере, она идет.

Увы! мученье несчастного генерала еще не кончилось.

Вот мчится генерал-интендант с известием, что ночью бежали пятьсот вожатых с [103] верблюдами. Так именно случалось со мною, да еще хуже: дней за десять перед сражением при Миани, я лишился вдруг тысячи верблюдов, а в две ночи перед сражением при Гайдерабаде, у меня бежали двести вожатых! Близость битвы естественно пугает людей невоенных и наемных; они, действительно, подвергаются опасностям, и, в случае поражения, спасаются с трудом. В 1844 году, в декабре, я потерял под Гайдерабадом только 456 верблюдов, но при Саккаре у меня выбыло их 1341. В Гайдерабаде, в пять месяцев, я лишился 408 вожатых из 729. Не говорю об опасностях и затруднениях мнимых, или мало вероятных.

- Ну, как же вы намерены распорядиться с оставшимися тяжестями! спрашивает главнокомандующий у генерал-интенданта.

«Я в затруднении, генерал; но мы разложили их по уцелевшим верблюдам».

Увы! генерал-интендант сказал горькую правду. Уцелевшие верблюды и без того были чрез меру навьючены... Здесь, там, на каждом шагу, падает под невыносимою тяжестию бедное животное; дорога усеяна верблюдами. Вожатые немедленно отрезывают у них хвост в уши, в доказательство, что вьючные животные пали, или сделались неспособными к дальнейшей службе. Предосторожность жестокая, но, как говорят, необходимая, если главнокомандующий не хочет быть ограбленным подрядчиками!

Бивуак.

Сцена изменяется. Чрез несколько часов после войск, приходят и верблюды на место лагерного [104] расположения, где ожидает их главнокомандующий. В этом ожидании, солдаты, находясь долгое время под ружьем, утомляются, и малые переходы становятся почти столько же трудными как и большие.

Солдаты, не найдя палаток на месте привала, ложатся на землю и засыпают под солнцем или под дождем; лазарет наполняется с быстротой, соразмерною медленности верблюдов; добрый, храбрый воин становится жертвою дурной системы. Он пришел на место лагерного расположения часов в восемь утра, а палатки являются от девяти до четырех часов по полудни: люди проводят сии мучительные часы ожидания, валяясь на земле, под зноем или дождем. Но вот уже пора разьвьючивать верблюдов, ставить палатки, чистить оружие и аммуницию! Допустим, что солдаты ждали не больше двух часов, что войска пришли в восемь, а палатки в десять часов. Но так почти никогда не бывает, и я прошу припомнить читателя, что речь идет о рядовом солдате, которому, после многих часов марша, с ружьем и ранцем на спине, с сумою, наполненною патронами, надобно ставить свою палатку. Возьми когда нибудь, благосклонный читатель, солдатскую суму с шестидесятью патронами и взвесь ее; потом, если ты проникнут воинственным духом (я пишу не для сибаритов), надень на себя ранец, возьми на плечо ружье со штыком и прогуляйся в таком наряде тридцать английских миль, пожалуй только десять, и в заключение отметь в своей записной книжке то, что ты думаешь о подобной прогулке... Или нет, не записывай, потому что ты никогда ее не забудешь, хотя бы прожил [105] сто лет. Между тем вот что следовало бы тебе отметить: «Припоминать всегда чувства, ныне мною ощущаемые, когда, в последствии, сидя на добром коне, я буду приказывать утомленным солдатам что нибудь ненужное. И если я когда нибудь провинюсь в этом, то пусть вспомню, какую тяжесть несет солдат на своих плечах, и как мучительна эта тяжесть для слабосильных».

И так, после трудного марша, солдат, достигнув привала, не находит своей палатки: он промок до костей, или, что гораздо хуже, изжарился на индийском солнце; он лег, заснул, и изо ста человек девяносто девять заболели лихорадкою. Между тем как одни ставят палатки, другие ведут верблюдов на подножный корм, может быть за две или за три мили, и таким образом целый день остаются на солнце. Наконец огни разложены, и часа через два, то есть, около полудня или и позже, солдат подкрепляет себя горячею пищею, и приготовляется отдохнуть. Шестнадцать человек набиваются в палатку, где воздух спертый, где москиты кусают с неумолимым ожесточением. Жар и усталость производят лихорадочное состояние и мешают не только сну, но и просто отдыху. Люди крепкие выносят подобную жизнь; слабосильные держатся не долго.

Опасности от недостатка вьючных животных.

Вот еще другое затруднение для главнокомандующего. Лазарет наполняется; часть тяжестей уже оставлена для перевозки больных, боевых и продовольственных запасов, и надобно непременно [106] добыть новых вьючных животных. Если это удастся на месте, где случилось несчастие, главнокомандующий может продолжать свои действия против неприятеля; иначе ему надобно сделать привал и ждать прибытия верблюдов издалека. Если подобная остановка произойдет в первую половину прохладного времени года, то, потеряв время, выигранное неприятелем, он невозвратно потеряет и надежду на успех.

Но если главнокомандующий принужден будет остановиться в конце прохладной поры, то, по всей вероятности, ему прийдется отступать, и его отступление будет затруднительно, если не пагубно, смотря по расстоянию, по времени года, по деятельности неприятеля (В той частя Индии, которая мне известна, европейские войска могут вести войну только в продолжение пяти месяцев: в декабре, январе, феврале, марте и апреле. Продолжать кампанию в жаркое время извинительно лишь в последней крайности. Так случилось со мною в Синде, в 1843, когда я был принужден открыть военные действия в июне, что бы не погубить командуемой мною армии. Примеч. автора.). Тогда он увидит себя в необходимости дать сражение, для спасения своего лазарета, артиллерии и вообще обоза, с войсками, убитыми духом, если только он не рассчитывает на ту нравственную энергию, которая ободряет солдата при поражении. В противном случае, может случиться тоже, что случилось при отступлении из Кабула. Следовательно, главнокомандующий может быть разбит, а поражение в Индии хуже нежели где нибудь, потому что мы владеем страной одною силою [107] оружия. Если вас разобьют, все ваши враги устремятся на ваши расстроенные войска.

Я представил дело в самом мрачном виде, но, и без этой ужасной крайности, оно может быть очень непривлекательно.

Чины строевые и нестроевые.

Главнокомандующий идет с тяжестями впереди армии, или позади ее, или на фланге, смотря по расположению неприятеля. Теперь посмотрим на состав индийской армии в отношении строевых и нестроевых чинов. По обыкновенной пропорции, в бенгальской армии, набираемой, большею частию, из каст высших, считается на одного солдата по пяти человек прислуги. В армии бомбейской, состоящей из людей сравнительно каст низших, полагается по три человека прислуги на каждого строевого чина. Не ручаюсь за непогрешительную точность этой пропорция, но так вообще принимают.

(В подтверждение слог генерала Непира, можно привести официальное сведение, помещенное капитаном Гевлоком (Havelock) в его истории кабульское кампания. Он исчисляет строевые и нестроевые чины, находившиеся в Кандагаре, с лордом Кином, 4 июня 1839 года. Офицеры в расчет не входят.

Положим армию на марше в 10000 строевых, то есть в 40000 или в 60000 человек, на которых должно считать от 30000 до 50000 нестроевых чинов; допустим, что эта армия атакована врасплох, и что беспорядочная толпа нестроевых чинов отброшена на колонну сражающихся, в которой неминуемо произойдет от того замешательство. Вообразите же себе, если можете, картину суматохи, опасностей, резни в подобных обстоятельствах, и спросите, каким образом строевые чины будут исполнять свою обязанность? Подавленные толпою, оглушенные шумом, как они построятся в боевой порядок? Если бы, благодаря хладнокровию [109] офицеров, они и успели выстроиться, то куда же они будут стрелять, когда их окружают свои люди и животные со всеми запасами? Невозможно сказать, что может произойти в таком случае; но самый обыкновенный ум поймет, что армия может подвергнуться поражению. Именно эта причина, сказывают, и погубила кабульский отряд. Верю.

Количество тяжестей.

Обращаюсь к другому злу, с которым должен бороться главнокомандующий по предмету тяжестей. Почти каждый офицер, если не все, старается брать с собою в поход наибольшее число вьючных животных и тяжестей. Один из отличнейших генералов индийской армии рассказывал мне, что, перед какою-то экспедицией, приказано было всем ограничиться лишь необходимым, и один офицер прислал в главную квартиру список шестидесяти человек, как последнюю цифру, до которой он мог убавить свою прислугу! И это в военное время! Европейский читатель, не бывавший в Индии, не может составить себе понятия о военных нравах Азии в этом отношении.

Трудности продовольствия нестроевых чинов.

Главнокомандующий должен кормить всю громаду нестроевых чинов и их вьючных животных. Я не хочу этим сказать, что он всегда сам обязан снабжать их продовольствием, но что беспорядочная толпа, опустошая страну, а животные, пожирая хлеб на корне, тем самым, по соразмерности, заставляют войско терпеть недостаток. Мало этого: [110] местные жителя спасаются бегством от страшных им служителей, которые, по нынешней системе, не подчинены никакой дисциплине и, следовательно, вооружают общественное мнение против регулярной армии. И так, хотя нестроевые чины часто прокармливают себя сами, однако, грабежом и опустошением, увеличивают потребление и затрудняют продовольствие войск. Зло доходит иногда до того, что главнокомандующий становится, как говорят, в тупик.

Другие затруднения для главнокомандующего.

Обоз растянулся по всей равнине; офицер (bagagge-master), им заведывающий, всячески старается держать всю массу в совокупности; но как всякий деньщик должен отвечать за свое вьючное животное, то по неволе надобно позволить ему итти по избранной им дороге, то есть, по той, которую он считает удобнейшею для скорейшего достижения места привала. Я допускаю, что отряд, охраняющий тяжести, ревностно исполняет свою службу, но что вместе с тем он утомлен длинным переходом под знойным солнцем, утомлен трудами при сохранения возможного порядка в обозе, что и ариергард измучен не меньше и задержан или бежавшими, или павшими от усталости верблюдами. Предположите, что в эту минуту неприятельская кавалерия, или, может быть, как это неоднократно случалось в Индии, все неприятельские силы атакуют обоз, и что генерал будет свидетелем потеря своих тяжестей или умерщвления своих больных. Или представьте себе, что, в минуту атаки, обоз столпился и всею громадою ринулся на армию, и спросите сами себя, что [111] должен делать в таком случае главнокомандующий? Для него, уверяю вас, это страшная минута! Какие меры примет он? Беспорядочная масса может двигаться только по прямой линии; не имея понятия о дисциплине, о повиновения, она неспособна принять какое либо другое построение, и несчастие неизбежно. Но если бы обоз имел правильное военное устройство, он немедленно построился бы в карре и защищался бы до прибытия помощи.

Предположим еще, что главнокомандующий хочет форсированным маршем нагнать один из неприятельских корпусов. Тяжести не могут поспеть за войсками; надобно или оставить им прикрытие, или бросить их на произвол судьбы, и, в последнем случае, обоз может быть атакован отдельными отрядами неприятеля, или разграблен местными жителями. Скажу более: между служителями найдутся всегда такие, которые готовы присвоить себе вверенную им чужую собственность; похитив, эти люди не побоятся явиться в армию, если надеятся продать в ней украденные вещи или спрятать их. Но если добыча состоит из вещей громоздких, или не удобных к немедленной продаже, то воры-деньщики переходят к неприятелю, в рядах которого часто имеют друзей. Не должно забывать, что, в Индии, люди, нам служащие, и наши враги суть одноплеменники, и что мы насильно вторглись в их страну.

Я бы не кончил, если бы захотел исчислять все случая, способствующие, при нынешней системе, при отсутствия всякой организации, хищничеству, со [112] стороны ли неприятеля, или людей, которым мы платим жалованье.

Главнокомандующий, предприняв преследование разбитой или отступающей армии, скоро опережает обоз, и не имеет при себе ни продовольствия, ни палаток, может быть и воды, потому что, в степях Индии, колодези редки и часто отравлены. Коротко сказать: тяжести индийской армии затрудняют главнокомандующего во всех его движениях; вместо того, что бы быть для него предметом второстепенной важности, они становятся предметом главным; вместо того, что бы думать о разбитии неприятеля, ему должно прежде всего позаботиться о прикрытии обоза.

Есть много других неудобств, происходящих от нынешней системы; но довольно и указанных мною для того, чтобы произнести ей справедливый приговор. Конечно, сии неудобства представляются не всегда и не все вдруг; но они могут представиться всегда и все вместе, и действительно случаются часто. Например, с одним из таких неудобств надобно бороться ежедневно: обозы отстают от войск, а эта задержка губительна для здоровья солдата, и опасна во всех отношениях.

Я попрошу теперь читателя взвесить в уме своем все сии невыгоды, нисколько мною не преувеличенные, и оценить затем средство, предлагаемое мною к отвращению зла. Я признаю необходимым сформировать.

Фурштадт.

Фурштадтский корпус должен состоять из офицеров, унтер-офицеров и рядовых. Одни из них [113] будут вожатыми верблюдов; другие станут наблюдать за приличным содержанием бедных животных, за соразмерною с их силами нагрузкою, и это, может быть, есть важнейшая обязанность фурштадтских офицеров. Верблюд, навьюченный через меру, погибает неминуемо.

В Синде я сформировал фурштадт следующего состава:

Общий итог: 21.098 рупии (13.186 р. 25 коп.). [115]

Такова была организация фурштадта, сформированного мною в 1848 году.

Я упомянул о сумме, потребной на его содержание, потому что в военное время, при армии непременно должен быть фурштадт. Поражение на войне всегда стоит много крови и денег, и влечет за собою новые войны и новые расходы. Прежде всего надобно устроить все необходимое, а потом уже стараться о сокращении издержек. Если пожалеешь денег на первоначальное устройство, то, в последствии, расходы будут крайне отяготительны. На войне, важное дело в различения скупости от [116] бережливости. Скупость отвергает необходимое, и есть величайшее зло в военное время, потому что влечет за собою пагубные, ничем невознаградимые последствия. Бережливость устраняет только излишнее. Необходимое может стоить миллионы и при всем том быть бережливостию; платить за излишнее хотя бы несколько пенсов (копеек) — безрассудство. Сущность, а не сумма должна служить руководством.

Польза фурштадта для армии.

Обращаюсь к выгодам, которые можно извлечь из хорошо устроенного фурштадта.

1. При бдительном надзоре, вьючные животные накормлены, навьючены по силам, следовательно могут итти скорее наемных верблюдов.

2. Они выстраиваются, употребляя военное выражение, то есть, могут итти в линию, колоннами, гусем, смотря по месту и обстоятельствам; словом, они маневрируют или могут маневрировать, повинуются приказанию, следовательно легче преодолевают встречающиеся на пути препятствия, потому что соблюдают порядок. В случае какого нибудь затруднения, вожатый сей час может помочь животному, потому что все, люди, животные и вещи, находятся под рукой и на определенном месте.

3. Для сохранения порядка ночью, при фурштадте должен быть один слон: он везет большой фонарь, помещенный над будочкою, которая обыкновенно ставится на хребте слона. По свету этого фонаря, фурштадт может выстраиваться очень скоро даже в самую темную ночь. Кроме того, каждое отделение фурштадта имеет свой фонарь, меньшего [117] размера и отличительного цвета, сообразно с цветом мундира.

При однажды установленном порядке движения войск, слон, везущий главный фонарь, помещается на сборном месте фурштадта; отделенные фонари располагаются на любом расстоянии от слона, и каждый вожатый верблюда строится по фонарю своего цвета.

Днем, фонари заменяются ротными значками.

4. По отличительному цвету мундира людей, принадлежащих к тому или другому отделению, каждый вожатый верблюда легко находит свое место, а войска, по тому же цвету, узнают отделение, к которому принадлежат их тяжести, и если бы какая нибудь колонна отделилась, то всяк без труда может найти свои вещи.

5. Как все люди в фурштадте вооружены, и состоят под начальством офицеров и унтер-офицеров, то они в состоянии защищать себя и свое животное, удерживать местных жителей от грабежа.

6. Будучи солдатами, а не наемными слугами, они не дезертируют, не мародерствуют, потому что сознают честь военного звания и помышляют о пенсии, ожидающей их при отставке. Это последнее обстоятельство я почитаю весьма важным, ибо, по моей системе, фурштадтский солдат не только строевой, как и всякий другой, но и человек, которому доверены многоценные вещи; следовательно, отвечая за их целость, он имеет важные обязанности, требующие от него более опытности и осмотрительности, нежели от обыкновенного пехотного солдата.

7. В случае атаки, верблюды должны быть [118] построены в каре, головою к центру. Таким образом возникнет живая цитадель, и люди могут стрелять между головами животных, которые будут лежать на коленях со спутанными ногами, привязанные за морду друг к другу. При подобном построении, ни один кавалерист не достанет саблею солдата, находящегося внутри каре, а от ружейного огня солдат укроется за тяжестями, навьюченными на верблюдах.

8. Чтобы дать людям всех оружие и всех чинов средства к наблюдению за соразмерным навьючиванием верблюдов, я признаю нужным разделять — как это было исполняемо мною в Синде — вьючных животных на два разряда, сильных и слабых. На сильных полагалось у меня 300 фунтов поклажи, на слабых 200, а для большей действительности надзора я приказывал вешать на шею каждому верблюду медную дощечку, с обозначением на ней, к какому разряду он принадлежит и сколько может поднять тяжести.

Взглянув на эту дощечку, всяк, встретивший через меру навьюченного верблюда, знал, что ему надлежало делать, потому что на дощечке был обозначен вес, определенный уставом, буква и нумер роты, и цвет отделения, к которому принадлежал верблюд. Таким образом легко было открыть и немедленно наказать виновного в нарушении правил.

Число верблюдов.

Число верблюдов определяется по обстоятельствам; можно, впрочем, принять за общее правило, что оно должно быть почти равно половине числа строевых [119] чинов. Тан, на пример, на пехотный королевский полк, в нижеследующем составе, надобно брать верблюдов:

Я полагаю, что это количество вьючных животных удовлетворяет всем потребностям; думаю [121] даже, что штаб-офицерам назначено их слишком много. На походе, ни один офицер не должен иметь больше трех верблюдов. Говорю по опыту. Я сам сделал кампанию с пятью верблюдами, хотя был тогда не только главнокомандующим, но и генерал-губернатором Синда, и притом один из моих пяти верблюдов был навьючен исключительно официальными документами, канцелярскими принадлежностями, картами, книгами, разными бумагами, и т. д. Если я мог ограничиться таким числом (а в 1843 году, на походе к Иман-Гору, у меня и у моего адъютанта было только три верблюда), то для всякого линейного офицера достаточно трех верблюдов. Что нужно офицеру? Палатка, постель, погребец, одна перемена нижнего платья, пара сапогов, полдюжины сорочек, запасная фланелевая фуфайка, два полотенца и кусок мыла. Все остальное излишнее, и не должно быть в походе. Мундир свой офицер несет на спине. В Индии, кампания продолжается, по большей мере, пять месяцев. Мы выступаем на войну не для того, что бы роскошничать, но для приобретения славы, и сибарит еще никогда не заслуживал лаврового венка.

Если бы, на время войны, потребовалось увеличить состав фурштадтского корпуса, то правительство может 1. нанять вожатых верблюдов, 2. купить верблюдов и 3. прикомандировать к фурштадту большее число офицеров, единственно на время кампании. Само собою разумеется, что прибавочное число людей и вьючных животных должно быть распределено по кадрам. Таким образом можно учетверить состав фурштадта, потому что, в случае [122] надобности, всякий фурштадтский солдат может заведывать тремя наемными вожатыми в их верблюдами.

Я бы мог написать целый том, если бы захотел показать всю пользу предлагаемой мною системы; но факты говорят громче теорий, в я заключу статью примером, над самим мною сбывшимся. Благодаря фурштадту, сформированному мною в Синде, я мог сосредоточить в Рори, в 1846 году, пятнадцатитысячный корпус с такою быстротой, которая всех изумила. 24 декабря 1845 года, я получил в Гайдерабаде от генерал-губернатора уведомление, что сейкская армия переправилась через Сотледж, в, в следствие того, мне предписывалось сосредоточить, как можно поспешнее, 15.000 человек в Рори. Это было, повторяю, 24 декабря. 6-го февраля я уже был в Рори с пятнадцатитысячным отрядом, с 86 орудиями, с понтонами, готовый выступить с войском, одушевленным в высшей степени. Имея под рукой фурштадт, я явился под Бахавальпуром так скоро, что никто не хотел верить моему прибытию. Следовательно, со введением предлагаемой мною системы, можно удесятерить действительную силу индийской армии.

Текст воспроизведен по изданию: Армия в Индии на походе // Военный журнал, № 3. 1850

© текст - ??. 1850
© сетевая версия - Thietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный журнал. 1850

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info