СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

№ 9

Инвектива против Джироламо Алеандро ¹

Ульрих Гуттен ευ πραττειν (Желает здравствовать (греч.).) римскому легату Джироламо Алеандро

Мне бы не следовало всю вину целиком возлагать на § 1 тебя, так как наибольшая ее часть ложится на того, кто тебя послал. Но поскольку, исполняя порученное, ты преследуешь нас с таким рвением и изобретаешь такие коварные приемы, которые тому, по-видимому, и в голову не приходили, я считаю себя в полном праве первого привлечь к ответу тебя. Ты увезешь от нас славу самого § 2 алчного, самого усердного и дотошного из всех, кто когда-либо брался за подобные дела. Однако не забывай при этом, что за каждым твоим словом и действием следят внимательные глаза и настороженные умы; и пойми же, пойми, наконец, что люди, населяющие Германию, еще свободны! Не будь ты поврежден в уме, ты бы даже надеяться § 3 не дерзнул, что с помощью жалких интриг сумеешь вырвать из-под наших ног почву свободы, на которой мы стоим так уверенно. Но допустим, что тебе удалось § 4 превозмочь собственное ничтожество и добиться своего, – при каких же условиях будет на то воля и согласие всеблагого и всемогущего бога? При тех лишь единственно, что и тебя ждет неизбежная гибель! А иначе как бы мог ты дойти в своем безумии до того, чтобы верить, будто один жалкий эдикт ², который ты хитростью, обманом, коварством, ложью выманил у юного государя, приведет Германию в трепет и заставит отступиться от своей свободы, отступиться от веры, религии и истины? Так § 5 [340] неразумно, так неосмотрительно повел ты это дело, что легко вообразить, будто вы хотели оказать нам помощь и § 6 поддержку, а не помешать и схватить за горло. И это не противоречило бы моему мнению о тебе – насколько я знаю, ты всегда поступаешь безрассудно, – но меня изумляет твой коллега Караччоли ³: человек, которого здесь считают если и не порядочным, то, во всяком случае, до крайности осторожным, столь необдуманно и § 7 глупо действует заодно с тобою. Я говорю это не потому, чтобы считал, будто вам не достает изворотливости или грязного лукавства, но потому, что вижу, с какой удивительной самоуверенностью, не взирая на резко изменившееся положение дел в Германии, на неблагоприятный для вас оборот событий, на неотвратимые угрозы рока, вы преступаете все границы алчности и § 8 разнузданности. И, разумеется, я не могу расценивать это иначе, как проявление божественной силы, которая не дает вам узреть того, что вы видите воочию, ни услышать того, что отчетливо звучит в ушах ваших, и которая заставляет вас накликать беду на свою голову, а вы о том даже не подозреваете и стремглав несетесь § 9 навстречу гибели. Я никогда еще не встречал ничего более буйного и яростного, нежели это твое исступление; и верно, прах побери, что за безумие полагать, будто жалким запугиванием удастся погасить столь могучий, уже набравшийся сил пожар! Ты решил, наглец, что недавнее сожжение книг сломит наш дух, а не озлобит, не ожесточит его еще сильнее?! Впрочем, сохраняй этот образ § 10мыслей, и впредь всегда поступай так же нагло и стремительно, так же мало обуздывай свои страсти, сдерживай гнев, укрощай безрассудность! Когда-нибудь наступит желанное время, грозный час пробьет: поверь, Германия не оставит неотмщенною боль от того ожога, и все долготерпение ее не помешает ей расквитаться за обиду. Или, может быть, ты надеешься, что мы молча проглотим оскорбление, а не изблюем в недолгом времени § 11 гибель тому, кто нам его нанес? Право же, мы не так беспечны, как тебе кажется, и не так слепы, чтобы ничем не ответить на твои действия, ничего не предвидеть и не предпринять. Мы знаем, к чему клоните вы в этом диком своеволии, знаем, куда вы рветесь, приняв решение, столь опрометчивое и опасное, – мы все знаем! И не [341] так уже мы неподготовлены, чтобы не в силах были оказать сопротивления в нужный момент. Мы следим за § 12 вами неотрывно; даже если нас разделяют большие расстояния, душою мы рядом, бок о бок; словно в некоем неусыпном бдении мы зорко смотрим за каждым вашим движением, ловим каждое слово. Известно ли тебе, что § 13 та «блистательная» речь, которую ты держал несколько дней назад, дошла до меня уже через девять часов после того, что была произнесена? Вот как мы сидим сложа руки, Алеандро, пока вы неустанно хлопочете, вот как мы дремлем!

И все же меня удивляет, как это вы, забыв о Евангелии, § 14 забыв о Священном писании и христианской истине, сочли эдикты наилучшим оружием в борьбе с нами. Будто какой бы то ни было императорский эдикт может обладать достаточной силой, чтобы поколебать крепость слова божия, или будто воля государя непреложна и не способна в одно мгновение измениться самым резким образом! Но даже будь по-иному – все равно Христос не потерпит над собою такого поругания, да, не потерпит! К тому же настоятельно советую тебе поразмыслить, § 15 какое распоряжение соизволил бы сделать император не теперь, а в будущем, прислушавшись к советам добрых мужей, умудренный годами и опытом, – тот самый император, который ныне, поддавшись твоим лживым уговорам, согласился издать эдикт, исполняющий твою душу восторгом и ликованием. Нет сомнения, тогда он § 16 ответил бы тебе по-иному; а сейчас, окруженный красными шапчонками, он себе не хозяин, ибо стоит ему вознамериться сделать что-нибудь по-своему, как вы тут же заводите речь об уважении к религии. Но доколе же, доколе, враги лукавые, вы будете злоупотреблять добротою этого юноши, столь щедро одаренного от природы! А ты – когда же ты, наконец, поймешь, какую ненависть § 17 питают к тебе немцы! Когда почувствуешь, какие люди молча судят дела твои! Неужели ты не вынес никакого урока из последнего заседания, когда так пространно оправдывался, опровергая слухи об иудейском твоем происхождении, хотя никто тебя в этом не упрекал? Да, не упрекал, ибо каждому было ясно, что ты – негодяй, из какого бы племени ни происходил, а потому никто не считал нужным ставить тебе в упрек дурную [342] кровь, текущую в твоих жилах. А вот твоими привычками § 18 и замашками многие громко возмущались, и уже ясно чувствовалось, какое негодование клокочет в душах. Меж тем ты, словно главное во всем этом было очиститься от тех подозрений, долго разглагольствовал все об одном и том же и под конец даже опротивел своим слушателям, разглагольствовал с такой самоуверенностью, что было совершенно очевидно: ты твердо § 19 убежден, будто никто не понимает, как подло ты лжешь в каждом слове. Ведь ты не постыдился утверждать, что, мол, род твой восходит к самому знатному из графов, § 20 которые никогда и в глаза-то тебя не видели, а тебе известны лишь понаслышке. Но будь ты и впрямь этого рода или даже гораздо более древнего, превосходи ты знатностью самих королей,– чем провинилась пред тобою наша свобода, дрянной ты человек, для подавления коей ты и прибыл к нам из Рима? Чем провинились книги и науки, которые ты вознамерился уничтожить? Да разве таким трязным делом, нет, не просто грязным – преступным, нечестивым! – благородному человеку пристало заниматься? Пристало брать на себя посольство, в коем нет места правде, но должно лишь лгать, лгать и § 21 лгать? Какая чудовищная алчность должна была обуять тебя, чтобы ты согласился за дешевую плату преследовать науки– те самые науки, без которых ты уже давно бы с голоду пропал? Так вот какой благодарностью воздаешь ты им за то, что столько раз они приходили тебе на помощь, когда ты был сир и наг, за то, что оберегали и хранили тебя в нищете и убожестве (ибо в ту пору ты не был ни графом, ни, полагаю я, знатным дворянином,– если только ты вообще не иудей, как § 22 говорит молва)? Ты всем обязан наукам – и науки ты преследуешь! Что может быть отвратительнее такой неблагодарности! Даже то, что ты числишься среди льстецов папы (как иначе назвать мне твою должность?), даже это – благодеяние наук, а ты замышляешь им гибель! Я уже не спрашиваю, как могло зародиться у тебя намерение напасть на истину, на Евангелие, напасть на самого Христа: ты, полагаю, и жив бы не был, если бы не знал, что такое клятвопреступление, если бы верил в § 23 бога. Видишь, я говорю с тобой о вещах, которые мне хорошо известны. А ты думал, что я сижу сложа руки в своей [343] дозорной башне и ведать не ведаю, какие аргументы и кому именно приводил ты несколько дней назад в свою защиту, в чем полагал свою последнюю надежду? Нет, § 24 я знаю о тебе все до тонкостей, так и запомни: но поскольку я не уверен, удастся ли мне встретиться с тобою лицом к лицу, я и пишу об этом в письме. Вот что ты говорил в присутствии одного честного мужа – разумеется, не из доверия к нему, но твердо придерживаясь убеждения, будто немцы безмозглы, бесчувственны и лишены здравого смысла: «Даже если вы, немцы, и сбросите § 25 с плеч своих папское иго, его святейшество сумеет оберечь свое достоинство и свою власть, хотя бы дело дошло до того, что вы падете от ваших же мечей. Да, ибо папа настолько могуч разумом, что стоит вам только восстать – и жесточайшим поражением искупите вы свой проступок. Вы жалуетесь, что иго это тяжело; берегитесь, вы лишь обменяете его на другое, несравненно более тяжелое! Вот уже и мщение небес над вами – такая нехватка хлеба, мор на протяжении стольких лет, раздоры князей». Кто принес эти слова в мою башню, § 26 где, если верить вашему хвастовству, меня заставил укрыться страх?.. Но, боже правый, что за речь! Ее бы вбили тебе обратно в глотку, если бы Германия, наконец, опомнилась! Ты признаёшь, что папские повеления – это иго, и достоинство его измеряешь мерою власти, не отрицаешь, что это свое достоинство он обороняет силою, хитростью и уменьем, ты недвусмысленно указываешь нам на то, что он намерен возмутить Германию и подвигнуть князей на гражданскую войну, а обычные превратности судьбы толкуешь как возмездие! И ты еще § 27 надеешься достигнуть в нашей стране тою, чего домогаешься именем Льва Десятого, и тем стяжать его милость?! О, тупейший из всех, кто когда-либо исполнял должность легата, ты не видишь, как все это может тебе помешать, какие воздвигнет препятствия на твоем пути, какую ненависть к тебе возбудит, как беспощадно смешает твои планы? Жестоковыйный тиран, ты не § 28 боишься ненависти, предчувствуя всеобщий страх, и не ждешь смятения в рядах твоих приверженцев – ты, явившийся к нам с намерением посеять смятение среди других. Но, если только я не обманываюсь, ты скоро увидишь немало событий, которые опрокинут твои [344] расчеты. § 29 Недолго, я верю, осталось ждать, чтобы те, что ныне пекутся о тебе, вельможи в митрах и красных шапках ⁴, сами начали молить о помощи, взывая ко всем подряд и уже не думая ни о чем, кроме собственной шкуры; и Христос не забудет добра и зла настолько, чтобы такому человеку как ты, преисполненному всяческой скверны, проникнутому духом преступления и святотатства, позволить убраться безнаказанно из нашей страны,–тем более, что ты сам подбиваешь нас § 30 отомстить и расправиться с тобой. Ведь ты не сомневаешься, что в Германии есть оружие и мужи,– знай же, что найдутся у нас и доблестные души! Знай, что из моря ненависти, окружающего тебя, выйдет однажды мститель, который достойно расплатится с тобою за твои злые § 31 козни против нашей Империи. Во всяком случае, что касается меня, я не хочу никаких недоразумений, пусть тебе сразу же все будет ясно: я не пожалею ничего, испробую все средства, сделаю все возможное, чтобы ты, принесший к нам тяжкую ношу ярости, безумия, преступлений и незаслуженных обид, не унес отсюда ничего – даже собственной жизни. Теперь уже поздно надеяться, что души твоей коснутся слова наших ученых мужей, и потому жди мечей храбрецов, которые пронзят твою грудь. § 32 А пока я готов оплакать горькую участь тех знаний, что попали в такой злобный, такой испорченный ум, и позавидовать твоему искусству изъясняться на чужих языках; лишь одно это в тебе всегда будет задевать меня за живое– способность, которой кто-то может позавидовать.

Комментарии

Инвективы написаны Гуттеном в связи с разбором дела Лютера на открывшемся 28 января 1521 г. Вормсском райхстаге (см. вступительную статью, стр. 21). Гуттен находился в это время в замке Зиккингена – Эбернбурге, расположенном близ Вормса, и имел возможность быстро откликаться на все происходящее на рейхстаге. Первые две инвективы направлены против представлявших в Вормсе папскую курию легатов – кардиналов Алеандро и Караччоли. Последняя – против духовных князей и высших духовных особ, которые поддерживали на Вормсском рейхстаге требование папских легатов о придании законной силы булле Льва X, отлучавшей Лютера от церкви.

1. Алеандро, Джироламо (1480–1542) – гуманистически образованный итальянский ученый и кардинал. Встречался в Венеции с Эразмом Роттердамским и Альдом Мануцием и находился с ними в дружеских отношениях. В 1516 г. стал библиотекарем Ватикана. Ожесточенно выступил против реформации в Германии. В качестве папского легата присутствовал на Вормсском рейхстаге (1521 г.).

2. Имеется в виду не Вормсский эдикт от мая 1521 г., а, по-видимому, эдикт от февраля 1521 г., которым Карл V откликнулся на буллу «Подобает римскому папе» от 3 января 1521 г.

3. Караччоли, Марино (1469–1538) – кардинал и протонотарий папы Льва X, который послал его, как искусного дипломата, в Германию, чтобы убедить саксонского курфюрста Фридриха Мудрого выдать Лютера папской курии. Вместе с Алеандро присутствовал на Вормсском рейхстаге 1521 г.

4. Митра – головной убор епископов, красная шапка – кардиналов.