СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Гракх Бабеф. Собрание сочинений в четырех томах

М., т. I, 1975, 392 стр.; т. II, 1976, 528 стр.

В I960 г. на бабефском коллоквиуме, Происходившем в Стокгольме во время XI Международного конгресса историков, советские историки выдвинули предложение об издании научного собрания сочинений Г. Бабефа. Знаменательно, что это предложение было тогда же единодушно поддержано всеми участниками Коллоквиума.

Осуществление такого научного издания взяли на себя Институт истории (а ныне как один из его преемников — Институт всеобщей истории) Академии наук СССР, Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (в фондах которого хранится значительная часть рукописного наследия Г. Бабефа) и французское историческое «Общество робеспьеристских исследований», возглавляемое Альбером Собулем.

Подготовка издания потребовала преодоления многочисленных трудностей. Крайне распыленное огромное литературное наследие Бабефа, преобладающую Часть которого составляют рукописи, Хранящиеся в различных архивах СССР, Франции, США, Италии и некоторых Других стран, нуждалось в самом тщательном выявлении и описании. Эту Предварительную исследовательскую работу выполнили совместно советский, Итальянский и французский историки — В. М. Далин, А. Саитта и А. Собуль, составившие первый точный перечень Всех печатных и рукописных произведений Г. Бабефа. Их труд был опубликован отдельным изданием в Париже в 1966 г. и оказал ценнейшую помощь при подготовке научного собрания сочинений Гракха Бабефа.

Не меньшую трудность представляли расшифровка автографов и фотокопий рукописей Бабефа, большую часть которых представляют необработанные автором черновики либо снятые им самим копии неопубликованных писем и произведений, наброски к ним, заметки и дневниковые записи для себя.

Как свидетельствуют первые тома этого собрания сочинений Бабефа, трудности такого международного научного издания были успешно преодолены его подготовителями и редакторами (Редакционная колегия: В. М. Далин (отв редактор), А. 3. Манфред, О. К. Сенекина, А. Собуль.)

I том открывает вводная статья А. Собуля «Бабеф, бабувизм и «Заговор во имя равенства»», содержащая общую характеристику современного состояния исследований генезиса коммунистических идей Бабефа и исторического места бабувизма в событиях Великой французской революции. Публикуемая далее статья О. К. Сенекиной — «К истории создания фонда Бабефа», после краткого обзора предшествующих публикаций литературного наследия Бабефа, сообщает интересные данные относительно происхождения и неоднократных пополнений богатейшего московского фонда рукописей Бабефа, ставшего основой всего предпринятого научного издания его сочинений. В каждом из томов публикуются также предисловия и комментарии В. М. Далина к произведениям и письмам Бабефа, вошедшим в соответствующий том. [178]

С первых строк предреволюционных писем Бабефа читатель попадает в напряженную социальную и духовную атмосферу страны, наполненную перекрестным обсуждением исторических, этических, политических и социально-экономических вопросов времени, спорами вокруг реформаторских проектов, отражавших растущую кристаллизацию течений общественной мысли и классовую их дифференциацию.

Материалы первых двух томов подтверждают, что то был пытливый ум глубоко мыслящего одиночки и самоучки, лишенного фундаментального или даже достаточно широкого образования и потому о многом судящего еще простодушно и наивно. Вместе с тем содержание первых томов существенно уточняет характеристику Бабефа. Новые материалы исправляют многие обедненные представления о Бабефе и показывают читателю его незаурядную начитанность, способность к независимым суждениям человека, стремящегося все рассматривать «с точки зрения философа, отыскивающего происхождение всех вещей» (т. I, стр. 67). Несмотря на очень большое влияние социальных концепций и исторических построений Руссо и Мабли на формирование идей Бабефа, его размышления по социальным вопросам, как свидетельствуют его письма тех лет, не были перегружены чужими идеями. Подтверждается также, что мысли Бабефа нельзя объяснить филиацией идей теоретиков левого крыла Просвещения, их книжным влиянием. В идейном багаже Бабефа раскрываются новые теоретические компоненты, привносившиеся стремлением проникнуть в глубь социальных явлений и добраться до подлинных причин социальных бедствий бедняцких и пролетаризированных трудящихся масс.

В вышедших томах сочинений Бабефа собраны почти все его произведения, рукописи и письма, обнаруженные в архивах и книгохранилищах всех стран, за период с 1779 г. по май 1794 г. В жизни, деятельности и идейном развитии Бабефа указанный период обладает определенной цельностью, несмотря на все существенные отличия составляющих его исторических фаз и ступеней.

Ценность первых томов определяют прежде всего впервые воспроизводимые в них редчайшие издания произведений Бабефа предреволюционного и революционного времени. В первую очередь здесь следует назвать трактат «Постоянный кадастр», воспроизводимый с печатного издания 1789 г., единственный сохранившийся экземпляр которого хранится в Корнельском университете (США) вместе с первоначальной рукописью этого сочинения Бабефа, написанной в 1787 г. Сравнение фотокопий обоих текстов показывает, что при подготовке своего сочинения к опубликованию после начала революции Бабеф значительно переработал первоначальную рукопись и написал к ней особую вводную главу «Вступительная речь», наполненную размышлениями о социальных проблемах революционного времени. Из других прижизненных изданий произведений Бабефа, впервые воспроизведениях в рецензируемых томах, необходимо отметить корреспонденции Бабефа, опубликованные в газете Марата «Друг народа» в 1790 г. статьи в предпринимавшихся изданиях «Газеты Конфедерации» и «Пикардийского Корреспондента», многочисленные писавшиеся Бабефом петиции для крестьянских общин, в которых он выступал в защиту требований бедноты о быстрейшей и безвозмездной ликвидации всех феодальных прав и привилегий. Отметим также воспроизводимую объемистую брошюру, опубликованную в феврале 1794 г., с текстом «оправдательного мемуара», составленного Бабефом во время тогдашнего его заключении в парижских тюрьмах, с целью самозащиты от клеветнических обвинений и для разоблачений своих злостных, классово корыстных преследователей из администрации родного города Труа и новообразованного департамента Соммы. Ценность этих томов еще более увеличивают публикуемые в них впервые письма и рукописи Бабефа из драгоценного Московского фонда. В I томе публикуется 34 новых документа Бабефа, главным образом письма дореволюционных лет и рукописных неопубликованных публицистических произведений первого года французской революции.

II том содержит 67 новых бабефовских документов последующих лет революции по январь 1794 г. Среди них воспроизводятся рукописи проектов различных обращений к Учредительному собранию и к некоторым его депутатам, наброски газетных статей тексты и варианты петиций, связанных с локальными аграрными движениями 1791-1792 гг., [179] а также 32 впервые публикуемых письма к жене и к ряду политических деятелей. В некоторых из этих писем Бабеф излагал мысли программного характера и принципиальные соображения, проливающие дополнительный свет на процесс созревания его коммунистических идей в обстановке поступательного хода развития французской революции.

Советский читатель получает впервые публикуемую на русском языке обширную переписку Бабефа в 1785-1787 гг. с постоянным секретарем Аррасской академии Дюбуа де Фоссе, в которой обсуждались многие социальные проблемы того времени. Большое значение для исследователей из всех стран приобретает в данной серии писем Бабефа впервые публикуемое целиком самое обширное и самое значительное по содержанию неотправленное адресату письмо Бабефа от середины июня 1786 г., копия которого обнаружена В. М. Далиным в Московском архиве рукописей Бабефа. Письмо ато, пролившее новый свет на процесс формирования коммунистических идей Бабефа, привлекло к себе всеобщее внимание благодаря обширным извлечениям из него, приводившимся В. М. Далиным в его работах о Бабефе и вызвавшим споры среди историков. Нет сомнения в том, что полный текст этого письма Бабефа сделает развернувшуюся вокруг него дискуссию более плодотворной.

Содержащийся в этом письме Бабефа проект создания в крупных поместьях «коллективных ферм», как известно, породил среди историков обмен мнениями, выявивший расхождения в оценках не только самого бабефовского проекта, но и характера воззрений Бабефа до революции.

По этому кардинальному вопросу рецензируемые тома, на наш взгляд, вносят полную ясность. Они подтверждают правильность мнения о том, что еще в предреволюционные годы Бабеф делал из своей социальной критики существовавшего общества определенно-коммунистические выводы. Бабеф уже тогда выражал в письмах свою убежденность, что существовавшее общество следовало бы снести «с тем, чтобы построить новое, начиная с фундамента, по новому плану» (т. 1, стр. 61), и было бы лучше, чтобы каждый пришел «в совершенно новый мир, где все было бы общее» (т. I, стр. 98). Этот коммунистический вывод Бабефа повторялся и в его публицистических выступлениях первого года революции. В «Земельном кадастре», который Бабеф называл впоследствии своим «первым опытом в политике, в литературе, в патриотизме», можно было прочесть не только требования реформ для улучшения положения неимущих классов населения, но и глухо выраженную заявку автора на гораздо более радикальный способ решения социального вопроса, обрисовывавшийся Бабефом в расплывчатых контурах социального идеала, идущего много далее аграрного эгалитаризма. Начиная с этого произведения Бабеф неоднократно и настойчиво повторял мысль о «готовящейся счастливой революции», у которой есть «подлинная цель» и «истинная задача», которые следует осуществить, «если мы хотим, чтобы революция дала свои плоды» (см. т. I, стр. 303; т. II, стр. 268). Нельзя не согласиться с выводами В. М. Далина о «коммунистических симпатиях» Бабефа еще до революции, о коммунистическом направлении формирования его воззрений. Однако были бы предпочтительнее менее фиксированные формулировки относительно выработки Бабефом определяющих признаков коммунистического идеала, поскольку процесс этот был у него далеко не прямолинейным.

Но все это еще не может объяснить нам бабефовского проекта «коллективных ферм», изложенного в его письме 1786 г., если не принять во внимание некоторых личностных особенностей происходившего в нем идеологического процесса.

В. М. Далин справедливо отметил в Бабефе его «нетерпеливость», и мы добавили бы сюда еще лихорадочную жажду практических действий по улучшению участи обездоленной крестьянской бедноты и других людей подневольного труда. Бабеф был человеком действия, и, как наглядно показывает содержание обоих рецензируемых томов, мысль его постоянно направлялась на поиск практических путей и средств радикальных социальных преобразований для немедленного улучшения участи бедняков и батраков. Это подстегивало мысль Бабефа к созданию и пересозданию реформаторских проектов, но это же делало все такие ранние проекты Бабефа неустойчивыми и переменчивыми, отражавшими метания его мысли в предреволюционные годы и в первые годы революции, когда [180] революционная идея Бабефа еще опутывалась иллюзиями компромиссного реформаторства, рассчитанного на практическое осуществление. Контекст письма Бабефа свидетельствует о том, что проект «коллективных ферм» должен быть отнесен именно к числу подобных проектов. Заслуживает внимания тот знаменательный факт, что рассматриваемое письмо содержало и другой проект, обходившийся уже без «коллективных ферм». Этот второй проект Бабефа излагался после того, как он приходил к горестному выводу, что нет почти никакой надежды на возможность убедить владельцев крупных поместий в выгодности для них коллективной аренды земель поместий крестьянами-бедняками для организации на них «коллективных ферм». После такого пессимистического вывода Бабеф в том же письме предложил иной способ устранения пагубных последствий крупной фермерской аренды земли для бедняков крестьян, представлявшийся ему более осуществимым.

Новый проект Бабефа предлагал владельцам поместий создавать «сообщество» с неимущими землепашцами и для этого принять их в свое поместье и выделить им в аренду такие участки земли, чтобы при раздельной обработке каждым арендатором обеспечить ему и его семье удовлетворение всех жизненных потребностей. Такое «сообщество», по проекту Бабефа, должно было управляться выборными лицами, уплачивать за своих членов общественные налоги и даже распределять среди них выручку от реализации излишков продуктов. Однако из не очень внятных комментариев Бабефа можно было все же понять, что в этом «сообществе» арендная плата будет выплачиваться владельцу поместья его «сообщниками»-арендаторами в форме отработочной ренты: члены «сообщества» будут обрабатывать не только полученные в аренду участки, но и ту часть помещичьей земли, которая будет добавлена к арендуемой и урожай от которой пойдет члену «сообщества» — владельцу поместья (см. т. I, стр. 93).

Таким образом, текст письма Бабефа убеждает нас до конца, что проект «коллективных ферм» являлся, конечно, плодом поисковой мысли Бабефа, направленной на практическое решение задачи устранения пагубных для бедноты последствий концентрации землевладения в Пикардии. Однако проект этот был все же только одним из искомых практических решений этой задачи, и через десяток страниц своего письма Бабеф заменял его другим решением, казавшимся ему более обнадеживающим в смысле осуществления. Несомненно, этот новый вариант «сообщества» многое проясняет в проекте «коллективных ферм» и позволяет прочесть его в таком ключе, который откроет путь к нахождению ответа на трудный вопрос о том, почему же «коллективные фермы» в дальнейшем отсутствовали в бабувистских проектах и программах.

Можно привести немало других примеров того нового, что вносят рецензируемые тома сочинений Бабефа в решение накопившихся вокруг него споров. Остановимся еще на одном из них, связанном с пресловутым «экономическим пессимизмом» во взглядах Бабефа на экономический прогресс и будущее развитие человечества. Французские историки-марксисты, вводившие эту характеристику социально-экономических воззрений Бабефа, находили для нее основание в «ретроградных взглядах» Бабефа на технический прогресс. Теперь мы определенно можем признать, что этот «экономический пессимизм» не выдерживает столкновения с мыслями Бабефа, представленными в рецензируемых томах его сочинений. Если сопоставить указанную характеристику этого «пессимизма» с взглядом на машины и машинное производство, высказанным Бабефом еще до революции, то читателя не может удивить, что такая тема вторгалась в круг размышлений Бабефа, который вырос у порога промышленной революции в Пикардии и, проявляя пристальный интерес к положению рабочих ее мануфактур, мог воочию наблюдать появление в них первых машин. Но следует заметить, что наблюдения эти не просто фиксировались Бабефом, а осмысливались с помощью его просветительной «философии истории», из которой Бабеф выводил некие общие закономерности прогресса человечества. Он усматривал их в неотвратимом законе «уравнения людей» и, в частности, в постепенной утрате физической силой ее решающей роли, в «движении вперед человеческого разума». Эти выводы обрамлялись примечательными отблесками глубинной мысли Бабефа, которые встречаются и в [181] знаменитом отныне письме к Дюбуа де Фоссе от июня 1786 г.: «Наконец, когда следишь за развитием науки, разве не чувствуешь приближения эпохи, когда изобретение новых машин сделает излишним применение большой мускульной силы?» (т. I, стр. 79). Такое «озарение ума», конечно, еще не вооружало Бабефа пониманием исторической роли производительных сил в развитии общества. Взгляд его на машины как только на средство облегчения тяжкого физического труда работающего люда оставался «деревенским» и крайне узким. Однако предчувствие «эпохи машин», бесспорно, не создавало никакой идейной основы для ретроградного «экономического пессимизма».

Историки-марксисты имеют все основания различать между исторически обусловленной неспособностью разглядеть в появившихся первых машинах потенции грядущей индустрии и возможности создания изобилия в обществе «совершенного равенства» и родственным идеологическому луддизму антииндустриализмом, который заложен в «экономическом пессимизме».

В краткой рецензии мы не можем обсудить все многочисленные наблюдения и соображения, которые возникают при чтении вышедших двух томов сочинений Бабефа. По их содержанию прослеживаются отчетливо зародыши и маршруты развития почти всех основных идей будущего «Трибуна народа» и влияние на них опыта Великой французской революции. Советский читатель, интересующийся ее историей, и исследователь развития коммунистических идей в лоне этой буржуазной революции с нетерпением будут ждать появления следующих томов этого ценнейшего издания.

Н. Е. Застенкер.