СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ГЕРАЛЬДИКА В СОЧИНЕНИИ ЖАКА ДЕ АМРИКУРА «ЗЕРЦАЛО ЗНАТИ ЭСБЕ» (XIV В.)

Геральдическая рефлексия моложе ряда традиционных источников геральдики – монет, печатей, гербовников. Первые геральдические трактаты появились спустя примерно 100 лет после появления первых гербовников. Однако даже такие виды классических геральдических источников как гербовники и геральдические трактаты имеют пограничные примеры: часть трактатов включает в себя или завершается гербовниками, чаще всего блазонными, а часть гербовников, в том числе и рисованных, [54] предуведомляется трактатами, чаще всего относительно небольшими. Поэтому источники, обладающие геральдическим содержанием, всегда интересны. Таково «Зерцало знати Эсбе» Жака де Амрикура.

Жак де Амрикур жил в княжестве Льеж, а именно в Эсбе (Hesbaye). Земли Эсбе находятся на р. Мёзе (Маасе) близ Намюра; к юго-востоку от Брюсселя, между Намюром и Льежем. Это места первой волны геральдизации. Амрикур – маленькая деревушка на р. Иерн (Yerne), притоке р. Жер (Geer) в самом сердце Эсбе, ныне именуемая Ремикур. В XII в. там был построен донжон; крепость существовала в XIII в., а в XV–XVII вв. упоминалась как лежащая в руинах. К началу XX в. никаких её остатков уже не было и в помине [11:XII].

Происхождение Жака де Амрикура (Jacques de Hemricourt) (1333 – 18 декабря 1403 г.) не вполне ясно. Он был сыном Жиля де Амрикура (Gilles de Hemricourt) и Иды д’Абе (Ide d’Abée). По матери де Амрикур происходил из старинного знатного дома Даммартэн (Dammartin), по отцу его род далеко не столь высок. Дед историка Адам Томбуар (Adam Tomboir) был сыном крестьянина из деревни, принадлежавшей Амрикурам. Будучи взят в дом своего сеньора, Тома́ де Амрикура (Thomas de Hemricourt), он влюбился в одну из его дочерей, Мари, вместе с которой бежал в Сен-Трон (St-Trond), где вступил с нею в брак. Эта Мари была племянницей шевалье-баннерета Гийома Мальклерка де Амрикура (Malclerc de Hemricourt) и прабабкой историка. Два года они прожили в Сен-Троне, потом сеньор де Амрикур простил своего юного грамотного клерка, снова поручил ему управление своими имуществами, но дочь ничего не унаследовала. Адам вскоре оставил имя Томбуар и принял имя де Амрикур, которое таким образом перешло к потомку-историку. Возможно, что особое внимание к наследованию имени и герба по женской линии у Амрикура связано не только с распространённой практикой, но и с его собственной родовой историей. [55]

И его отец, и он сам сделали заметную чиновничью карьеру. Отец был в Льеже чиновником при эшевенах в 1339 г. и имперским нотарием в 1344 г. (при епископах Адольфе де ла Марк и Энгельберте де ла Марк). В 1351 г. в возрасте 18 лет он стал служить у своего двоюродного брата Тома́ де Амрикура, нотария в Суде Льежа. С 20 лет Жак де Амрикур был чиновником-секретарём и по смерти отца занял его место при эшевенах Льежа, на котором служил с 1356 по 1383 г. [5:XIV-XV]. Под руководством одного из рыцарей юный Жак изучил военное дело и приобрёл хорошие манеры [11:XIII]. В 1372 г. должность секретаря нобилитетного Родового суда (Douze juges des lignages, Tribunal des lignages) была вакантна и члены этой юрисдикции призвали на неё Жака де Амрикура, считавшегося компетентным в такого рода делах. Он принял должность, занимая в то же время и ряд других, в том числе и бургомистра Льежа. Князь-епископ Льежа Арнуль де Хорн (Arnoul или Arnold de Horne) назначил его одним из своих личных советников и ввёл в совет при епископе. Немалое влияние на Амрикура оказал льежский хронист и историк Жан Лебель (Jean Lebel, Jean le Bel) (ок. 1290–15 февраля 1370 г.), каноник Сэн-Ламбера. Надо полагать, что именно ему он обязан склонностью к историческим штудиям, вкусом к историческим и генеалогическим трудам [11:XVI].

Есть хартия 1403 г., в которой он квалифицируется как мессир Жак де Амрикур, рыцарь ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Это подразумевало все привилегии рыцарства, его можно было именовать мессиром или даже монсеньором [11:XVII-XVIII].

Первым браком в 1352 г. Жак де Амрикур был женат на дочери льежского суконщика Франсуазе де Миссион (Françoise de Mission) († 5.10.1382). Около 1383 г. он вторично женился на Агнесс де Куар († 1397) (Agnès de Coir), вдове Жана де Лавуар (Jean de Lavoir). Оба брака существенно увеличили его состояние. В 1382 г. Амрикур жил в Льеже на улице Феронстре (Féronstrée), рядом с домами под знаками Слона (l’Olifan) и Леопарда (Léopard, [56] Lupar). Все они сгорели в 1468 г. [11:XIX-XXI]. Была у него и другая недвижимость в городе и зе́мли. К концу жизни его доходы позволили ему оставить хорошее наследство и сделать благотворительные вклады картезианцам, миноритам в Льеже и другим.

Жак де Амрикур умер 17 или 18 декабря 1403 г. в возрасте 70 лет и был похоронен в Льеже, в соборной часовне Клириков, поскольку один из его предков был её сооснователем, с эпитафией и изображением на надгробии. Эпитафия гласила «Здесь покоится мессир Жак де Амрикур, рыцарь ордена святого Иоанна Иерусалимского, который […] милостью божией дожил до 1403 года, 17 дня декабря месяца […]» (оставшаяся часть эпитафии относилась к его первой и второй супругам и другим родственникам) [11:XXI-XXII].

Жак де Амрикур – известный автор XIV в., создатель нескольких произведений. Одно из наиболее известных его сочинений – «Зерцало знати Эсбе». Он начал писать его в возрасте 20 лет, вероятно использовав при этом сведения и информацию, доступные ему как секретарю Родового суда.

«Зерцало знати Эсбе» (Miroir des Nobles de Hasbaye) – это составленный в 1353–1398 гг. генеалогический трактат на старофранцузском языке о знати Льежа и прилегающих территорий. С геральдической точки зрения оно представляет собой вторичный блазонный гербовник: в тексте содержится около 240 блазонов гербов льежской знати. Жак де Амрикур составлял своё «Зерцало» в течение 45 лет. Оно охватывает период с 1102 до 1398 г.; добавленное после этой даты вряд ли принадлежит Амрикуру. Сочинение получило известность и стало пользоваться успехом спустя 30 лет после его смерти. Многие ранние генеалоги использовали текст «Зерцала» для своих работ. Местонахождение оригинала неизвестно, скорее всего, он утрачен.

«Зерцало» сохранилось в 27 рукописях. Они, как правило, содержат не только «Зерцало», но и другие произведения Амрикура. Наиболее ранняя – рукопись A XV в. [57] (1430–1433 гг.) (в переплёте XVI в.), хранящаяся в Библиотеке Льежского университета, № 664. Рукопись C в Бельгийской Королевской библиотеке, № 524 начала XVII в. – с гербами, нарисованными прямо в тексте. В оригинале рисунков гербов не было, только блазоны. Большинство прочих рукописей хранится в Бельгийской Королевской библиотеке и Библиотеке Льежского университета и относится к XVI–XVII вв. «Зерцало» копировалось вплоть до появления издания 1673 г. [11:CCLXXIII-CCXCIX].

Первым изданием «Зерцала» было издание де Сальбрэ (de Salbray) 1673 г. [9]. Текст сформирован в две колонки: 1-я – перевод Сальбрэ на язык XVII в., 2-я – на языке рукописи, языке XIV в. На основе этого перевода К. де Борма́н (C. de Borman) в сотрудничестве с А. Байо и Э. Понселе (A. Bayot и Edouart Poncelet) в 1910 г. предприняли публикацию де Амрикура. Но сама рукопись XV в., на основе которой создавался текст первой публикации, ныне утрачена.

В издании 1673 г. на первом фронтисписе видно аллегорическое Principauté de Liège, сопровождаемое гербом епископства-княжества и держащее прямоугольное зеркало, в котором отражается Noblesse, блистающая отвагой и мудростью; сам Амрикур представлен справа, пишущим книгу на спине ветхого Времени. Эти же аллегорические фигуры использованы и в других изданиях.

Второй фронтиспис посвящён прославлению Жана-Гаспара-Фердинанда, графа де Маршэн. Эти графы де Маршэн упоминаются в тексте «Зерцала» (§ 979). Три другие – документальные – с надгробием Жака де Амрикура и других. На обороте одного с датой смерти Амрикура – картуш с изображением штриховки геральдических цветов и металлов. На виньетке перед текстом посвящения представлено изображение графа де Маршэн в медальоне с его гербом и девизом; на стр. 154 – церемония бракосочетания Расса Бородатого с прекрасной Аликс де Варфюзе [11:VI].

Вторым изданием «Зерцала» было издание Ш. Жало (Ch.-Fr. Jalheau) 1791 г. [10]. Жало (Льеж, 14.02.1730 – Мюнстер, 1.02.1795) в своём издании полностью отказался [58] от того чтобы учитывать текст оригинала, который считал написанным на варварском языке [11:VII]. Для издания Жало не пользовался никакой рукописью, а основывался на переводе де Сальбрэ, снабдив издание некоторыми генеалогическими примечаниями. Это издание эрудитами не уважалось, они предпочитали издание 1673 г. [11:VIII, CCCV].

На геральдическом фронтисписе представлена печать льежской знати (Sigillum ordinis equestrium) с гербом князя-епископа de Hoensbrouck, сопровождаемым четырьмя щитками с гербами Буйона, Лоса, Франшимона и Горна. На венке гербы знатных родов. Таблица с гербами воспроизведена в конце книги [11:VIII].

Оба эти издания дают подчас ошибочные воспроизведения гербов.

Следует упомянуть издание 1852 г. Ж.-А.-А. Васса (Jacques-Antoine-Abraham Vasse) (Дижон, 1800–Дьепп, 1859). Издание должно было содержать перевод «Зерцала» на современный французский язык, публикацию текста оригинала, генеалогические таблицы и гербы. Программа была декларирована, но не осуществлена, опубликован лишь перевод (186 стр.), который, тем не менее, учитывал разночтения между изданным текстом и рукописями Бургундской библиотеки.

Наконец, в 1907 г. по поручению Королевской исторической комиссии началась работа по подготовке нового издания трудов Амрикура. Критическое трёхтомное издание было прервано Первой мировой войной и смертью в 1922 г. одного из организаторов, Камилла де Борма́н, и завершено лишь в 1931 г. [8]. Это итог изучения «Зерцала» сегодня. Переиздания «Зерцала» выходят постоянно, но это перепечатки, не сопровождающиеся новыми научными подходами.

Мне не хотелось бы вдаваться в кодикологическую и издательскую историю «Зерцала». Упаси меня Бог предполагать, что с этой стороны оно не заслуживает внимания (интересующихся этими сюжетами отсылаю к изданию [59] сочинений Амрикура 1910–1931 гг.), но по вполне понятным причинам меня несравненно больше интересует историческая геральдика в этом сочинении.

Источники «Зерцала» – это письменные, эпиграфические памятники и устные сообщения.

Амрикур использовал льежские хроники, но генеалогической информации в них немного. Было одно генеалогическое сочинение XIV в., возможно анонимное, аккумулировавшее генеалогические данные и остановившееся на 1350 г., но оно не сохранилось ни в оригинале, ни в копии, хотя есть тексты, близко напоминающие его [6:XXXII].

Есть предположения, что «Зерцало» – результат компиляции ряда произведений. Амрикур упоминает о неких «старинных писаниях» в § 605. Эта проблема источников-предшественников Амрикура дискутируется в историографии, но нас она интересует минимально, потому что геральдический компонент в них более чем скромен. Э. Понселе считает, что Амрикур не обладал необходимой информированностью и знаниями для такой большой работы [11:XXXIII]. С этим трудно согласиться. Разве что, возможно, в самом начале своего труда. Можно допустить, что первоначальной идеей Амрикура было продолжение труда его предшественника или предшественников, но в процессе работы замысел изменился и стал обширнее [11:XLIV]. Во всяком случае, Амрикур творил не в пустоте: XIV в. отмечен в Льеже наличием целой плеяды историков и эрудитов-анналистов [11:XXXVII].

Амрикур, надо полагать, обращался к церковным архивам и библиотекам, большинство которых были другим недоступны, чтобы не сказать – секретны, но уж к собранию хартий в соборе Сэн-Ламбер он имел непосредственное отношение [11:XLIV]. У него были хорошие связи среди клириков, с которыми он постоянно сотрудничал. Его служебные обязанности чиновника Родового суда давали ему доступ к разным источникам. Амрикур не приводит ни одной хартии, ни полностью, ни частично, но он их явно использует, что отличает его от современников. [60]

Такой источник как печати, Амрикур знал, но того значения, которое они в действительности имеют, им не придавал [11:XLXIX]. Между тем, к началу XIII в. 99% рыцарей пользовались своей печатью; к 1300 г. все печати рыцарей были «конного» типа, каковой тип печати был зарезервирован исключительно за ними [11:CCII].

Погребальные памятники, многочисленные в храмах его времени, также могли быть источником сведений первого порядка, и Амрикур неоднократно упоминает, что обращался к погребальным памятникам в церквях и изучал гербы, там представленные. Средневековые надгробия сегодня редки, реставрация церквей и обновления в XVII– XVIII вв. уничтожили многие из них. К счастью, многие эпитафии ещё до их исчезновения были зафиксированы геральдистами [11:CCLXVII]. Во времена Амрикура это были не только камни с эпитафиями, но и повешенные гербовые щиты, изображения рядом с захоронениями. Описывая гербы рода Па де Вонк (Pas de Wonck), он напоминает, что их щиты с давних времён висели в церкви Воттема (Vottem) и сожалеет, что не всегда был внимателен к этим драгоценным памятникам [11:XLVII-XLVIII]. А это, конечно, совершенно другой уровень наполнения пространства гербами и геральдическими знаками. Практически нигде на таком уровне он не сохранился, ни в одном храме, ни на одном кладбище.

Жак де Амрикур имел многочисленных друзей. В «Зерцале» он пишет, что все славные рыцари его любили, и это похоже на правду: надо полагать, что и сеньоры встречали его труд благожелательно и были рады предоставлять необходимые свидетельства, удовлетворяя таким образом свои амбиции фигурировать в его книге [11:XVIII], а, соответственно, и в истории.

Многие сведения были получены Амрикуром от рыцарей старшего возраста. Э. Понселе считает устную традицию главным источником для Амрикура. Каждый человек в возрасте 70 лет имеет представление не менее чем о пяти поколениях – своём собственном, своих родителей и [61] дедов, детей и внуков [11:L]. Что-то он узнал из уст своей бабушки Клеман лё Корню, умершей в возрасте 106 лет. Около 1360 г. он сам расспрашивал рыцаря Анри де Фекс (Henri de Fexhe) о мотивах оставления его дедом по отцовской линии «благородного боевого клича и герба Лимбурга», чтобы взять со стороны его матери (Hasdael) герб менее значимый и боевой клич Даммартэнов [11:XLXIX].

Есть, правда, основания и для упрёков в его адрес: он грешит против истины, когда пишет, что в 1213 г. все 500 рыцарей льежской Эсбе сражались против герцога Брабантского на стороне епископа Льежского, а в действительности на стороне епископа выступили только 15 рыцарей [11:LIX]. Или, например, когда говорит, что видел хартию XIII в. с 14 печатями эшевенов Льежа, все с гербами Сен-Мартэн, чего в то время не могло быть, ибо только три эшевена носили упомянутые гербы [8:T. I. P. 304. § 605]. Весьма неполной оказывается его информация о том, что касается родовых связей за пределами Эсбе [11:LI]. Ряд данных Амрикура следует принимать со значительным резервом доверия. Амрикур не имел точных данных в отношении того, что касалось периода до 1250 г., его положения не всегда согласуются с данными источников, но что касается периода 1250–1400 гг., ошибки у него редки [11:IV].

Как говорит Амрикур в самом начале своего труда, «самая благородная и самая необходимая вещь, которая есть у человеческих созданий, помимо пяти телесных чувств, это память» [8:T. I.P. 1]. C первых же страниц Амрикур извиняется за лакуны, встречающиеся в его произведении. Он пишет: «часто бывает, что некая особа имела восемь или десять детей, а я могу говорить только о трёх или четырёх, ничего не зная о других» [8:4.§ 1]. Он просит прощения за то, что подобная работа не может быть абсолютно полной [8:3.§ 1]. Надо заметить, что это вполне естественно и объяснимо, это, можно сказать, невольные ошибки. Один из настоящих недостатков «Зерцала» – это отсутствие дат, когда семь или восемь поколений упомянуты последовательно, но без временных привязок, хотя не [62] надо требовать невозможного от сочинения XIV в. [11:LII-LIII].

Жак де Амрикур по своим взглядам был консерватором. Он считал, что несчастья, которые постигают страну и город коренятся в устремлениях мятежников. Ему, как образно он говорит в предисловии, больше нравится «мёртвый рыцарь, чем живой ротюрье». Он разделял все классические рыцарские взгляды: его восхищение вызывали красота и физическая сила, богатство одеяний, широкое гостеприимство; качества собственно рыцарские – отвага и дух приключений. Моральные и интеллектуальные качества рыцарей его не интересовали [11:XXIII-XXIV].

У него присутствует категория вины – таковой может оказаться непочтительность сына к отцу, или, например, пренебрежение правами церкви в отношении десятины, что может в исторической перспективе привести род к разорению [11:XXV]. В отношении потомков рыцарских линьяжей, неспособных поддерживать свой уровень и предавшихся сельскому хозяйству, он использует малопочтительные выражения [11:XXV].

В X–XIII вв. в Льежском епископстве термин «noble» был синонимом свободного. Помимо вассального договора с сюзереном знатный не признавал над собой никакого верховенства. Не один, а несколько элементов характеризовали знатного: свобода, известное происхождение, проживание в замке, собственные владения, исключение из ординарной юрисдикции. Знатный жил за счёт своей собственности [11:CIV, CVI].

Вплоть до конца XIV в. знать и рыцарство были двумя разными ступенями аристократической лестницы [11:CLXXXIX], но затем разница между благородными и рыцарями начала стираться. В XII в. экюйе было столько же, сколько и рыцарей либо немного меньше. В 1213 г. линьяжи Эсбе насчитывали от 500 до 1000 рыцарей [11:CLXXV-CLXXVI]. В конце XIII в. некоторые из них участвовали в известных турнирах того времени. Первоначально только рыцари, но с начала XIII в. и экюйе тоже. Поскольку горожане [63] к участию не допускались, то в XIV в. они устраивали собственные турниры – в Монсе, в Брюгге, Лувене, Ипре и других местах.

Некоторые экюйе не были благородными, а происходили из ротюрье и горожан. И, судя по всему, на герб это не влияло. Некоторые экюйе занимали положение, равное положению рыцарей. У Амрикура есть примеры, когда сыновья горожан становились рыцарями. Первыми были льежские эшевены Жан Сюрле (Jean Surlet) в 1285–1312 гг. и Арнуль де Шарнё (Arnoul de Charneux) в 1308–1311 гг. [8:T. I.P. 87.§ 98]. В XIV в. это стало происходить намного чаще [11:CLXX]. Богатые горожане и их старшие сыновья носили гербы [8:T. I. P. 303-305], гравировали их на своей металлической посуде [8:T. II. P. 52; T. III. P. CCXV]. Особая ситуация с городскими экюйе (écuyers citadins), поскольку в XIV в. военное ремесло среди городского населения было распространено. Судя по завещаниям, горожане имели свои доспехи [11:CCXIII].

С конца XII в. знать пользовалась титулом dominus, эмблемами и геральдическими знаками; они имели право на торжественные похороны, право быть погребёнными в церкви [11:CC]. Эти права сохранялись и при ухудшении состоятельности (младшие сплошь и рядом не имели возможности поддерживать образ жизни рыцаря [11:CCXIV]). Линьяжным наследием были герб, боевой клич и имя, хотя корреляции социальной структуры с гербами Амрикур не видит, и которой, скорее всего, не было.

В Эсбе родовые имена, связанные с топонимикой, известны с XI в. Нередко один из сыновей принимал имя матери, обозначаясь таким образом именем, отличным от имени отца [11:CCXXVI]. Иногда основой смены патронима был формальный договор, завещание [11:CCXXVII].

Текст Амрикура, как сочинение преимущественно генеалогическое, даёт много данных для исторической демографии.

В XIII в. брак между рыцарями и городским патрициатом не считался мезальянсом [11:CCXXXVII]. Насколько [64] можно видеть по «Зерцалу», и в XIV в. браки дочерей сеньоров с горожанами – нередкая и вполне нормальная в Эсбе вещь. При разрешённом брачном возрасте юноши – 14 лет, девицы – 12, обручения могли быть и в 3, и в 5 лет.

Амрикур всегда называет мальчиков раньше девочек, не обозначая порядок рождения девочек, не знает личных имён дочерей, и самый юный из мальчиков всегда упоминается предшествуя самой старшей из девочек. Тем не менее, согласно Амрикуру благородство (gentilesse) передаётся как по мужской, так и по женской линии. Иногда прямо говорится, что ребёнок именуется благородным «вследствие благородства его матери» [11:CXVIII]. В Льежском епископстве незаконность рождения была серьёзным препятствием для целого ряда проявлений социальной активности, хотя с точки зрения современников она не уменьшала благородства отцовской крови [11:CCXLVII]. Незаконные дети носили отцовские гербы с бризурой, которая обычно представляла собой перевязь, полную или усечённую (barre, bâton) [11:CCLI].

Рождаемость в XII–XIV вв. была высокой. Амрикур упоминает семьи с 15, 19 и 20 детьми, а 8 детей встречалось очень часто [11:CCXXXIV]. Он упоминает о 20 детях (от двух браков) Расса III де Варфюзе и восхищается Жилем Полардом де Нёвис (Gilles Polarde de Neuvice) († 1329 г.), у которого было двадцать два ребёнка от одной женщины; правда, документы упоминают только о четырёх из них [11:LVI].

Известны люди в возрасте 70–80 и более лет. В нормах линьяжного сознания того времени умершие без детей или без брака вызывают у Амрикура некое сострадание и сопровождаются упоминанием о мерах по переходу земельного достояния племянникам или другим близким родственникам при условии адаптации родового имени, гербов, часто даже личного имени последнего прямого наследника [11:XXVIII].

По Амрикуру вся знать Эсбе вышла из единого корня. Амрикур выводит всю знать Эсбе от одной пары и [65] описывает её как потомство некоего французского рыцаря Расса де Даммартэн, вынужденного по политическим мотивам удалиться в Эсбе. Это легендарная история. Идея вывести всё рыцарство региона из потомства одной пары – достаточно странная в голове молодого человека 20 лет, каким тогда был Амрикур. Но с точки зрения Священной истории ничего удивительного, образец был всегда перед глазами и на слуху [11:XXX-XXXI]. Такова генеалогическая фабула «Зерцала». Внимание к генеалогиям имело целью напомнить современникам о высоких деяниях их предков и родственных связях, которые существовали между ними. Это вполне соответствовало духу общества, где родовые связи были важнее политических.

Я сознательно не вхожу в подробности описанной Амрикуром междоусобной войны д’Аванов и де Вару, хотя она – своего рода продолжение «Зерцала». Эта была долгая война двух родовых объединений – обе воевавшие линии произошли от Расса де Доммартэн и Аликс де Варфюзе (начало XII в.) и их сына Бретона Старшего – она началась в 1298 г. и завершилась лишь в 1335 г. Возможно, что к написанию «Зерцала» его подвигло угасание знати в связи с возрастанием силы городов, как свидетельствует он сам (la force des villes franches s’est accrue de leurs debris).

Всё началось с того, что Умбер Корбо из рода д’Аван хотел выдать замуж за своего кузена молодую служанку. Однако её возлюбленный, молодой оруженосец, который зависел от соседнего сеньора де Вару, похитил девицу (с её вероятного согласия). Линьяж Умбера д’Аван заявил о готовности отомстить полученное оскорбление. Начались боевые действия с переменным успехом. В решительной битве на равнине Доммартэн 25 августа 1325 г. победа досталась сторонникам д’Аванов. По предложению князя-епископа был составлен мирный договор, «Мир XII», и подписан 15 мая 1335 г. в аббатстве Сен-Лоран в Льеже. Договор предусматривал постройку церкви в память о прекращении усобиц; оба рода должны были внести деньги на её строительство и заключить брак между детьми. [66]

Следствием длившейся 38 лет войны стало то, что рыцарство Эсбе было ею почти уничтожено. Князь-епископ потерял знать как союзника, а горожане Льежа вырвали у него множество свобод; так что война способствовала усилению городского патрициата.

«Зерцало» – замечательный целостный источник для целого ряда тем. Но меня в первую очередь, естественно, интересует геральдика. О геральдике у Амрикура писал ещё Л. Були де Ледэн в начале XX в. в связи с новым критическим изданием «Зерцала» и критиковал все три предшествующих издания. Само сочинение с точки зрения генеалогической истории региона он оценивал как источник первого порядка, и отмечал, что оно не менее интересно и с точки зрения геральдики [2].

Обращаясь к геральдике в трактате Амрикура, я испытываю двойственные чувства. С одной стороны, имеет смысл говорить о вещах, касающихся общей геральдической эрудиции – и материал для которых в источнике в изобилии, а с другой стороны, хочется говорить об особенных, специальных вещах, которые дискуссионны и в среде гербоведов. Я попытаюсь найти баланс между теми и другими.

Наследуемые гербы этого региона датируются второй половиной XII в. У графов Фландрии и Эно гербовые печати известны с 1160 г., у герцогов Брабантских – после 1185 г. У их крупных вассалов гербы появляются после 1170 г. Устойчивые гербы прослеживаются с 1200 г. [11:CCLVII], когда, как считается, установились правила геральдики, когда гербы стали наследуемыми. Часто воины усваивали гербом то, что они рисовали на доспехах и в догеральдические времена: карбункул, крест, льва, орла, леопарда [11:CCLVII].

Часть гербов складывалась как гласные. Один из примеров – гербы рода Кандавен графов де Сен-Поль (Candavène, comtes de Saint-Pol). С первой половины XII в. члены этого дома изображали на своих печатях один или несколько снопов, намекающих на их родовое имя – поле [67] овса, овсяное поле (camp d’avène, champ d’avoine). По мере утверждения геральдических правил эти снопы стали изображаться в щите и превратились в наследственный герб рода Кандавен [11:CCLVIII].

Дважды Амрикур пытается объяснить прозвища: Antoine de Hognoiul по прозвищу Mailhet, получил его потому, что добавил в свои гербы бризуру в виде внутренней каймы из кольчужных колец (maillets) [8:T. I. P. 445, § 932]; Брюсы на р. Жер (Brus sur Geer) звались линьяжем Булавы (Massiers) по причине того, что их гербами были три золотых булавы (masses) [8: T. I. P. 233, § 412; 11:CCXXX]. Примечательно, что оба объяснения прозвищ даны в связи с гербами. Или гербы стали отражением прозвищ?

Отдельно надо упомянуть легенду о гербе Расса де Даммартэн. Жак де Амрикур в «Зерцале» рассказывает, что рыцарские роды Эсбе произошли от Расса де Даммартэн и Аликс де Варфюзе (Rasse de Dammartin, Alice de Warfusée). Этот Расс, младший брат графа де Даммартэн, якобы прибыл из Франции и, женившись на Аликс, велел возвести близ Варфюзе башню, которую в память о своём происхождении назвал Donmartin [11:LXXVII]. Эта легенда восходит к категории фактов до 1250 г., степень доверия к которым невелика. «И был также в то время один благородный рыцарь по имени Расс Бородатый, брат графа де Даммартэн в Галлии, который носил в своём щите или на знамени с тремя косицами три кольца» (A cely tems estoit un noble chevalier, nommei Rasse alle barbe, frère al comte de Domartin en Goyelle, quy portoit en son escu ou gonfanon à trois pendans, et al desoir trois aneles). Этот вымышленный эпизод, сопровождаемый анахроничными геральдическими деталями, был предметом скептического внимания историографии с XVII в. Даммартэны утвердились в Эсбе с X в., их генеалогия этого времени известна, и в ней нет Расса Бородатого, он неизвестен вовсе. В Эсбе жил Расс де Донмартэн сир де Варфюзе, но он был чистокровным местным уроженцем и жил в начале XIII в. [11:LXXVIII]. [68]

Амрикур полагал, что герб французских родичей Даммартэнов, известный по печати, представлял собой гонфанон, то есть хоругвь. Однако старинный герб графского дома Даммартэн во Франции был чередованием шести серебряных и синих поясов с красной каймой, который якобы был заменён гербом пожалования – пресловутым гонфаноном – за защиту Римской церкви. Одна легенда накладывалась на другую.

Рассказывая о Даммартэнах, Амрикур писал, что «они носили герб их отца, а именно гонфанон, цветов которого я не знаю (!), но полагаю, что он золотой с тремя красными косицами, такой же, как графы Булонские носят и ныне, и потому вполне возможно, что граф Булонский и графы Дамартэн – братья или [происходят] из одного близкого рода» [8:T. I. P. 4-5]. Речь идёт о роде, к которому у Амрикура особое, можно сказать почти родственное внимание. Прежде чем ругать Амрикура, надо обратить внимание на его допущение – «вполне возможно».

Увы, французские Даммартэны в гербе не имели знамени. Ошибка Амрикура происходит оттого, что он, возможно зная вислую печать Робера Оверньского с гонфаноном на хартии 1282 г., полагал, что граф Булонский, как его предшественники, был в то же время графом де Даммартэн. А в действительности графство Булонь отделилось от графства Даммартэн ещё в 1259 г. [11:LXXXVI].

Но легенда развивается далее: Амрикур уверяет, что Даммартэн-Варфюзе поменяли герб с гонфаноном на геральдические лилии. Так ли это?

Есть хартия 1248 г. льежских Даммартэнов с вислой печатью и изображением церковного знамени в поле печати без щита. Существование герба без щита – вполне нормальная вещь, но был ли гонфанон гербом? В 1212 г. гонфанон – знамя епископальной сеньории – был предоставлен исключительно Рассу де Варфюзе, главе дома Донмартэнов. Убедительных доказательств, что знамя было первоначальным гербом старинного линьяжа Донмартэнов, заменённым потом на лилии, не существует [11:LXXXIX]. Возможно, [69] что Варфюзе и изначально пользовались геральдическими лилиями – весьма распространённой геральдической фигурой – и потомки сохранили этот герб. Смену герба Амрикур объясняет их протестом против родственников во Франции, но в то время, о котором идёт речь, увы, не было гербов. И даже когда гербы появились, Даммартэны во Франции носили гербом не гонфанон [11:XC].

Но насколько важен этот вопрос? Перемены такого характера были вполне возможными, и в отношении любого другого рода это бы не удивило. Вся проблема в том, что у этого разветвлённого рода Даммартэнов, ставшего в хрониках обозначением всего рыцарства Эсбе, перемен гербов не было [11:LXXXVII].

В данном случае родство между двумя домами со схожими родовыми именами требует многих допущений. История французского происхождения Даммартэнов из Эсбе полностью вымышлена [11:XC–XCI]. И вся легенда, о том, как Расс сир де Варфюзе оставил знамя, то есть первоначальные гербы рода, чтобы взять в красном поле серебряные геральдические лилии, которые носил его дед, первый Отт де Варфюзе, присутствующая уже на первых страницах «Зерцала», появляется только для объяснения геральдических лилий [11:CCLIX].

Амрикур рассказывает, что в начале XIII в. Макэр сир де ла Хейд де Флемаль (Macaire, sire de la Heid en Condroz), глава гербов рода де Суне (de Sougné или des Souvegnez) (в чёрном поле три золотых просечных ромба), отважный рыцарь, был товарищем по оружию графа де Лос (de Looz), которого он сопровождал во время его путешествий за море. Оный граф, «дабы его почтить» дал ему свои гербы, которые сир де ла Хейд поместил в свой герб, рассечённым с гербами де Лос и де Суне» [8:T. I. P. 258. N 476; 11: LVI–LVII]. Можно было бы удивиться тому, что сеньор, имея свою землю в герцогстве Лимбург, пошёл на службу к графу де Лос, а потом и вовсе обосновался в льежских землях, но ничего невероятного в этом нет. Я думаю, что гербами были просто продемонстрированы тесные личные [70] связи. Ситуация относится к середине XII в., и даже если история об этом персонаже в геральдическом отношении небезупречна (слишком уж рано), то сам по себе рассказ характерен, правда, уже скорее для XIV в.

Некоторые предоставления гербов были просто почётными, предоставленными по просьбе бенефициария. Амрикур рассказывает как Жан де Ландри (Jean de Langdris) своей военной службой заслужил милость сеньора де Шатовилэн (de Châteauvilain) из Шампани и тот около 1275 г. в числе прочих благодеяний дал ему свои гербы [8:T. I. P. 41. N 38. Note 5; T. III. P. CCLX]. Гийом Мальклерк (Guillaume Malclerc) около 1280 г. ввязался в междоусобную линьяжную войну при условии, что один из участников договора, Жерар де Блехем (Gérard de Blehen), возьмёт гербы Амрикуров [8:T. I. P. 175; 11: CCLX].

Любопытен случай сиров де Шёно (de Schönau): они оставили отцовские гербы по причине недоверия, которое пало на их дом после неудачной битвы. Тьери Мажи сир де Лье и де Рокур (Thierry Magis, sire de Liers et de Rocourt) носил гербы де Вилье (de Viliers): «в золотом поле красная перевязь с каймой того же цвета». Он нечаянно убил своего племянника, отчего возникла распря между членами рода. После ряда столкновений, в которых лишились жизни многие рыцари и экюйе, убийца отправился в Святую Землю и передал свои гербы своему брату, а сам взял «в серебряном поле синий крест» (d’argent à une crois d’azure) (№ 327) [2].

Вероятно, и другие случаи нежелания сохранения плохой памяти о себе влекли смену герба. Но вообще у нас очень мало компактных источников для того чтобы спрашивать их о подобных вещах – перемены герба, оставления его и тому подобных.

В тексте «Зерцала» присутствуют свидетельства странных с нашей сточки зрения обычаев, а именно оставления отцовского герба ради материнского, а также приятия герба лица, с которым не было никаких кровных связей [11:CCLVIII]. [71]

Перемена герба могла иметь целью визуально отделить себя от проигравшего рода, как поступил Гийом Проест де Миллен (Guillaume Proest de Millen) после битвы при Турине (Tourinne – деревня в Эсбе) [8:T. I. P. 450, § 947; 11:CCLX] в 1347 г.

Получается, что в XIV в. было принято обыкновение, по которому каждый мог взять, согласно выражению того же д’Амрикура, «герб своего лучшего родства» (le blason de sa melheur coystie), то есть гербы, которые нравились более всего и лучше всего служили интересам [11:CCLX]. Но нам эта вольность кажется странной.

В большинстве перемен герба участвовали преимущественно материнские гербы или гербы предков с материнской стороны. Тому много примеров в «Зерцале»: одна ветвь рода Флемаль (de Flémalle) взяла гербы рода de Hamal с их материнской стороны [8:T. I. P. 469, § 996; 11:CCLX]. Дети Экс де Шонворст (Aix de Schoonvorst) после битвы при Ворингене оставили гербы Лимбургов и усвоили три серебряных круга из герба де Эсдель (Haesdael), которые по отношению к их старому гербу были бризурой с материнской стороны [8:T. I. P. 61]. Оставление наследственных отцовских гербов ради того, чтобы взять «гербы с самой близкой стороны», но «гербы более малой ценности», вызывает удивление и недоумение [11:CCLIX].

Годфруа лё Корню (Godefroid le Cornu) (бургомистр Льежа в 1350–1357 гг.), чтобы удовольствовать старого сеньора де Серэн (de Seraing), которому он приходился дальним родственником, оставил старинный герб Оземонов, который он, его братья и предки постоянно носили с тех пор как стали носить гербы, и взял со стороны своей матери геральдические лилии Нёфшато (de Neufchâteau). Он произвёл эту перемену в момент, когда отказался от военной карьеры [8:T. I. P. 285, § 553; 11:CCLXI].

Арнуль де Амаль сеньор д’Одёр (Arnoul de Hamal seigneur d’Odeur) в 1416 г. женился на наследнице Тразени (Trazegnies); их второй сын Ансо де Амаль (Anseau de Hamal), которому отошли материнские домены, взял [72] родовое имя и гербы своей матери, и его потомки продолжили род Тразени [11:CCLXIII].

В XVI в. известен случай с Жаном де Линь бароном де Барбенсон (Jean de Ligne, baron de Barbençon), который 18 октября 1547 г. женился на Маргарите де ла Марк, графине наследнице Аренберг (Marguerite de la Marck, comtesse d’Arenberg); в брачном договоре предусматривалось, что их потомки возьмут родовое имя и гербы Аренбергов, то есть супруги [Ibid].

Гийом Коссен (Guillaume Cossen) под влиянием «слёз и просьб» со стороны девицы де Прейт (demoiselle de Preit), решив отомстить за смерть её мужа – своего дяди Анри лё Дамуазо де Флемаль (Henry le Damoiseau de Flémalle), убитого при Лонцене (Loncin), чтобы показать свои намерения, оставил гербы отца и взял гербы своей матери Элид де Флемаль (Aillid de Flémalle) [11:CCLXI–CCLXI]. А сама ветвь Флемалей взяла гербы Амалей (Hamal) – с материнской стороны. Ренье де Визе (Renier de Visé) оставил гербы своего рода в пользу гербов своей матери из рода де Вару (Waroux), добавив к ним усеянное серебряными гонтами [11:CCLX].

Гербы матери и бабушки брали неоднократно. В истории Оземонов присутствуют четыре примера, когда горожане усваивали гербы своей благородной матери или бабушки. Так поступали и горожане, и знатные [2:332-333]. Предпочтение материнских гербов или гербов предков со стороны матери – основа, на которой проходила смена большинства гербов. Мне казалось, что феномен такого геральдического «гендерного равенства» характерен иберийской уникальности, но текст Амрикура не позволяет настаивать на этом – он впрямую говорит об обычае усвоения гербов с материнской стороны во Фландрии в XIV в.

Юристы (в частности, Д. Соэ) и в конце XVIII в. не забывали этот обычай – делать наследником чужого человека со стороны – как право завещателя при условии усвоения им имени и гербов завещателя [13:19]. [73]

Перемены герба, невзирая на наши ложные представления о его неизменности, присутствовали в средневековой действительности [1]. Страницы «Зерцала» изобилуют подобными примерами [11:CCLVIII].

Гербы семейства Амрикур – одного из известнейших в Эсбе, по его мнению восходят ко временам появления гербов. Автор «Зерцала» не сомневается, что этот линьяж всегда носил герб с правой перевязью. По данным сигиллографии это не так; на самом деле перевязь они усвоили только с середины XIII в. На печати Гийома де Амрикур в 1239 г. был крест, а у его сына и его потомков – в красном поле серебряная перевязь [11:CCLVIII]. Амрикур, упоминая многие случаи перемены гербов, тем не менее, не знает о существовании подобного в роде Амрикуров [Ibid].

Варнье сир де Дав (Warnier sire de Dave), чтобы оказать честь своему дяде Гийому сеньору де Амрикур, умершему без наследников мужского пола, оставил гербы д’Эльзе (d’Elzée) и взял гербы Амрикуров [8:T. I. P. 17. 178; 11:CCLIX].

Примеры отказа от гербов предков [8:T. I. P. 449, § 946; 11:CCLIX] и смены гербов и боевых кличей, как по собственной инициативе, так и по дарованию, многочисленны. Примеры антипатии к своему линьяжу или, напротив, симпатии к другому, имели место в Льежском епископстве, «классической стране частных войн», как его называет Э. Понселе [11:CCLIX].

Виноторговец Тома де Амрикур решил вступить в войну Аванов и Вару и поменял гербы Амрикуров – в красном поле серебряную правую перевязь с бризурой – серебряным щитом с красным косым крестом, чтобы взять полные гербы рода Оземон (de Hozémont) [8:T. III. P. 16; 11:CCLXI].

Известен случай мессира Гийома д’Аллёра (Guillaume d’Alleur), который после «Мира Двенадцати» в 1335 г., будучи на турнире в Льеже, взял четверочастный герб с гербами родов д’Аван и де Вару, как бы в знак мира, заключённого между двумя враждебными родами. Однако его [74] дети носили герб только де Вару, как и их предки [8:T. I. P. 407; 11:CCLXI].

Типичным примером перемены геральдических эмблем в Льежских землях как условия, был случай с Вери де Рошфором (Wéri de Rochefort), которому его дядя с материнской стороны Готье де Анеф (Gautier de Haneffe), умерший в Гранаде в 1344 г., оставил свои земли Haneff и Ochain, при условии, что при новом крещении он возьмёт личное имя Готье и, чтобы сохранить память о своём дяде, он будет носить гербы рода де Анеф. Вери-Готье де Рошфор честно последовал распоряжениям своего благодетеля: он не только усвоил имя и гербы своего дяди, но и отказался от своего собственного патронима, пользовался печатью с гербами де Анеф, с легендой «S. Dni Walteri de Haneff militis». Возможно, правда, что сначала он использовал матрицу печати своего дяди, и в этом случае факт оставления родового имени не доказан. Как бы то ни было, в 1357 г., продолжая пользоваться той же печатью, он в актах пользовался своим родовым именем – Wautier de Rochefort, seigneur de Haneff et d’Ochain. В 1374 г. он снова взял в качестве герба орла де Рошфоров, которого поместил четверочастно с геральдическими лилиями де Анеф; в итоге он поменял только личное имя [11:CCLXII].

Иногда смены гербов происходили по завещательным распоряжениям и семейным договорам. Чтобы выполнить в полной мере взятые обязательства, в 1337 г. Гийом де Орион (Guillaume de Horion) [11:CCLXI] дабы унаследовать домен дяди Гийома де Кренвик (Guillaume de Crenwick), взял имя де Орион. Поскольку это семейство, как и семейство Кренвик, имело гербом щит с перевязью, разница была только в цветах [11:CCLXII].

Госсуэн де Госсонкур (Gossuin de Gossoncourt), умерший без потомства в 1346 г., сделал наследником своего кузена Вальтера де Голар (Walter de Golart), и завещал ему сеньорию Госсонкур. Тот стал сеньором де Госсонкур при условии усвоения им гербов и боевого клича завещателя [11:CCLXIII]. Аналогичные распоряжения сделал Жан лё [75] Полэн (Jean le Polain), эшевен Льежа с 1422 по 1436 гг. – он не желал оставлять землю де Вару своим сыновьям и передал её своему кузену Жану Гюлардэну (Jean Gulardin), а также свои гербы – «мои прямые гербы де Вару, таковые, как я их ношу» [Ibid].

Наследование гербов укоренялось медленно, однако, в конце концов стало правилом. В семействах, где не было особого повода их менять, гербы оставались неизменными с момента возникновения вплоть до наших дней или до угасания семейства, которое их носило. Род де Линь (de Ligne) и в первой трети XX в. носил те же гербы, которые они усвоили в XII в. [11:CCLXV].

Гербом выражалась принадлежность к линьяжу; на торжественных церемониях ещё и однородным одеянием, когда это было возможно [11:LXIX]. Общность гербов обозначала общность социальных интересов и общие обязательства взаимопомощи. Если меняли герб, не обязательно было продолжать сражаться за свой старый линьяж, или же, точнее сказать, если меняли партию, полагалось поменять также и герб [11: CCLXIX]. Таким образом некоторые люди в течение жизни пользовались разными гербами.

Смена герба часто была связана с новым доменом. Надо ли, исходя из этого, заключать, что гербы связаны с землёй – вопрос непростой [1; 3]. Э. Понселе, настаивая на персональном характере гербов, отрицает то, что они были привязаны к земле. Новый обладатель усваивал личные гербы своего предшественника, который часто был дядей по матери или двоюродным братом, а не сеньории, которую он получал. «Сеньории не имели гербов», утверждает он [11:CCLXIII-CCLXIV].

Но может быть всё не так однозначно. Сеньоры как в XIII, так и в XIV в. часто носили родовым именем название своей земли. Поэтому ранние эрудиты рассматривали гербы земли как гербы сеньориальной семьи этого имени [11:CCLXIV]. Были гербы личные, были родовые, но были и территориальные. И иногда они совпадали. Какая-то корреляция между землёй, именем и гербами сеньора всё же [76] была [11:CCXXVII]. Например, отличительным признаком баннерета было квадратное знамя. Качество баннерета первоначально было только личным, возможно наследственно связанным с землёй-сеньорией [11:CXCIII]. Предполагал ли сеньориальный образ мышления, чтобы владение землёй соотносилось с ношением гербов рода? В этом смысле корреляцию между гербами и землёй можно предполагать, но обязательным требованием это, скорее всего, не было, если, допустим, не было пожелания, выраженного сеньором своему наследнику. Перемены герба при вхождении во владение землёй были скорее исключением, и в Льежском епископстве, если речь шла об обретении этой земли за деньги кем-либо чужим, их и вовсе не было [11:CCLXIV].

Понятно, когда семейство усваивало гербы земли долгого сеньориального держания. Но ведь бывало, что провинция, город или эшевенство усваивали гербы своего сеньориального рода. Так сложились гербы суверенных доменов – Брабанта, Фландрии, Эно, Гельдерна, Юлиха и других, происходящие от родовых гербов [Ibid]. В Льежском епископстве известен пример города Визе (Visé), который, по меньшей мере, с XVI в. имел гербами те же самые, что рыцари рода де Визе носили с XIII в. [11:CCLXV].

Проблема отношений «герб – сеньориальная земля» пока далека от решения, хотя уже имеет в историографии полемику с радикальной конфронтацией: это, в частности, книга Р. Шабана [4], вызвавшая критику П. Адан-Эвена в 1957 и 1964 гг. и недоумённые высказывания М. Попофф [12:5]. Для выводов данные должны быть не фрагментарными, а массовыми.

Герб – важная характеристика рода. Когда Амрикур упоминает об одном из первых браков в роде Варфюзе, он характеризует супругу следующим образом – «из линьяжа Лемборг и Аздаль по имени монсеньоров Хейнеман де Шонехове или д’Айс, которые носили гербы Лемборг, а именно в серебряном поле красного льва, и на груди льва три серебряных кружка» (lynage de Lemborg et de Hazedale nommeit monssaingnor Heyneman de Schonehov, atrement [77] d’Ays, qui portoit les armes de Lemborg, assavoir d’argent à on lyon de gueles, et en la poytrine do lyon trois tortelés d’argent…) [8:T. I. P. 5. § 12]. Этим мессирам Расс сирам де Варфюзе (Rasses, sires de Warfezéez) было дозволено носить гербом в красном поле серебряные геральдические лилии, как носили их деды, потомки Отт де Варфюзе (Ottes de Warfezéez) [8:T. I. P. 5. § 13].

Возможна ситуация, когда человек с другим именем носил те же гербы. Например, «Сир де Давелес носит гербы и боевой клич Амрикуров в честь упомянутого сеньора де Амрикура, его дяди… а именно красный с серебряной перевязью…» (Chis sires de Daveles enkargat les armes et le cry de Hemericourt, pour l’oneur do dit saingnor de Hemericourt, son oncle, qui morit sains hoir marle, assavoir de geules à une bende d’argent…) [8:T. I. P. 6. § 16].

Описывая давние браки известных родов, он часто не упоминает никаких гербов – надо полагать, они ему неизвестны [8:T. I. P. 7. § 17-18]. При случае он, конечно и в ранней генеалогии старается гербы упомянуть: «…и второй сын славного сеньора де Варфюзе, который имел двадцать детей, и носил [гербом] в красном поле серебряные геральдические лилии с синим титлом с пятью зубцами…» (…portoit de geules à flours de lis d’argent, à on labeal à V pendans d’azure…) [8:T. I. P. 9. § 25]. Он пишет, что происходившие по прямой линии от Варфюзе, носили их полные гербы, а потом с утратой ими сеньории и гербы были утрачены (les armes sont perduez) [8:T. I. P. 8. § 24].

Характерен такой текст: «Эти мессиры Эрну де Корварен носили гербы Биерлу: в поле горностая два красных пояса» (Chis messires Ernus de Corwaremme portoit les armes de Bierlouz: d’yerminez à dois faxhes de geules) [8:T. I. P. 9. § 25].

«Зерцало» даёт и многочисленные примеры бризур: рыцарь Вальтер де Па де Вонк (Walter de Pas de Wonck) носил, как его отец, в серебряном поле красную главу, а его младший брат Жан – поле горностая с красной главой [8:T. I. P. 440. § 919; 11:CCLXVI]. Бризуры, собственно [78] говоря, не представляли собой перемену герба: добавлениями или модификациями они отличали гербы младших и незаконнорождённых от полных гербов главы линьяжа. Бризурой родительских гербов могла быть инверсия цветов. В XIII в., по словам Амрикура, братья меняли цвета своих гербов и, поскольку каждый хотел носить полный герб, разница в цветах не считалась изъяном [8:T. I. P. 94. § 112; 11:CCLXVI]. А наследственными в XIII и XIV вв. бризуры ещё не были. Расс де Варфюзе (1332–1374 гг.), старший сын от второго брака Расса III сеньора де Варфюзе, носил отцовские грабы с бризурой со стороны его матери – четвертью де Вару, а именно в красном поле золотым львом [8:T. I. P. 49. § 52; 11:CCLXVI]. У Амрикуров каждая ветвь усваивала свою отличающуюся бризуру [11: CCLXVI; 8:T. I. § 52].

Надо заметить, что текст «Зерцала» – самое старое известное упоминание многих из гербов, во всяком случае, в отношении цветов. Геральдическая терминология Амрикура имеет некоторые особенности XIV в.: sinople обозначен как vert, но при этом дважды как sinople; sable всегда под своим именем; покрытие vair блазонируется с указанием цветов; автор употребляет campagne вместо champ, ourle вместо bordure. Он всегда указывает число зубцов у титла. Когда герб с чередованием поясов, он указывает число фигур, не упоминая при этом, что это чередование именно поясов, как в гербе Риго де Борьё (Rigaut de Beaurieux) (†1328) – «de VIII pieches d’argent et d’azure, à on lion de geules» [2:325-326].

Последовательные генеалогии тщетно искать в «Зерцале», но это отражение рыцарских нравов, привычек обыденной частной жизни сеньора замка в мирное и военное время, любопытных деталей. Фактической стороне приводимых в «Зерцале» историй отдельных линьяжей не стоит верить безоговорочно, но как отражению нравов и представлений времени Амрикура – вполне. Например, если уважение к пленнику становится предметом повествования, то, скорее всего, это уважение – далеко не норма. [79]

Не о каждом роде сообщение сопровождается гербом. Амрикур приводит блазоны родовых гербов потому, что для него сходство гербов было свидетельством генеалогической близости. «Не [прошло] и 200 или 240 лет – говорит он, – как большинство знатных этой страны взяли некие гербы или определённые блазоны, которые они передавали своим потомкам. В древности они имели гербы, сделанные по собственной прихоти, нарисованные разными цветами, и меняли их каждый раз таким образом, что на войне или на турнире они появлялись то с одним гербом, то с другим (!): они переставали знаться между собой, забывали своё родство и утрачивали помощь, которую имели право получить от своих близких» [9:4]. Однако, чтобы ни казалось Амрикуру, идентичность или различия гербов не могут априори служить уверенными линьяжными идентификаторами.

Амрикур хорошо различал воображаемые эмблемы и наследственные гербы и полагал, что благодаря гербам рыцари имели хорошее распознавание (cognissance) служб и линьяжей. Самые богатые и могущественные из них взяли гербы (ensengnes et blasons), которые постоянно передавали своим потомкам, и усвоили определённый боевой клич к тому знамени (ensengne), которое они носили [2:325].

Э. Понселе, достаточно искушённый в геральдике исследователь, считает, что представления о ношении гербов в Средние века были диаметрально противоположны тем, что существуют в XX в. Адаптация, далёкая от того, чтобы рассматриваться как узурпация, составляла одно из свидетельств наиболее явных дружественных отношений; могущество сеньора могло измеряться числом лиц, родственных или вне родства, которые носили его гербы [11:CCLXV]. В то же время нам несколько непривычно то, что бытование гербов не было предметом законодательного регулирования и каждый мог их носить; в том числе горожане и крестьяне [11:CCLXV-CCLXVI].

Кстати, заметим, что разницы между щитовой и знамённой формами Амрикур не делает. Дополнительные [80] элементы герба, в частности, шлемовые эмблемы и щитодержатели восходят ко временам достаточно отдалённым, обнаруживаются примеры с XIII в. Первые стали устойчивыми с 1350, вторые к 1400 г.

Амрикур приводит блазоны гербов основных семейств, упоминаемых в его «Зерцале». С этой точки зрения он допускает очень мало ошибок. Автор не снабдил свой текст рисунками, все гербы были добавлены позднейшими копиистами, не располагавшими ни документами, ни соответствующими для этой работы геральдическими знаниями [11:CCLXVIII]. И здесь ошибки возможны. В издании де Сальбрэ некоторые щиты остались пустыми, некоторые имеют искажения, некоторым семействам приписаны ложные гербы [Ibid]. В XX в. были попытки свести всё воедино, но это уже совсем другое. Да и задача в связи с тем, что гербы подчас отличаются, сложна [11:CCLXIX].

В Средние века в Эсбе вопросы, относящиеся к геральдическим делам, рассматривали не ординарные суды, а геральдические комиссии, состоявшие из сведущих в гербах рыцарей и экюйе. После того как уже упомянутый Жан ле Полэн передал свои гербы своему кузену Жану Гюлардэну, один из близких покойного, Корбо де Фрэпон (Corbeau de Fraipont) в 1436 г. представил завещание, сформулировал протест и объявил, что вопрос гербов не должен рассматриваться судом эшевенов Льежа, а должен быть представлен перед рыцарями и экюйе, которые «таковые вопросы могут судить». А потом и вообще дела такого рода стали рассматриваться на семейных советах [11:CCLXXI].

Под конец два слова о боевых кличах, которые упоминает Амрикур [7:46-56]. Я уже говорил о том, что они входили в наследуемое достояние линьяжа. Боевой клич объединял воинов в бою и воодушевлял на турнире. Кличем чаще всего было имя их происхождения, их сеньории. Многие льежские семейства, более дюжины, имели общим боевым кличем Donmartin – это были Bernalmont, Chantemerle, Duras, Fooz, Haneff, Harduemont, Hermalle, Kemexhe, Many, Marteau, Momalle, Othée, Schönau, Sechfawe, [81] Warfusée. Другие «кричали» их собственное родовое имя: Beaufort, Berlo, Dave, Hemricourt, Hozémont, Jeneffe, Julémont, Langdris, Velroux, Waroux. Корреляция между боевым кличем и линьяжем была даже больше, чем между линьяжем и гербами [11:CCLXIX]. Боевой клич учитывался в рыцарской характеристике – в одном гербовнике 1363 г. в списке 105 рыцарей приводятся их гербы и боевые кличи [11:CLXXXIII].

Младшая ветвь де Вельру (de Velroux) после того, как рассорилась с главой линьяжа, оставила гербы этого семейства и взяла гербы де Фолонь (de Fologne), но сохранила боевой клич «Velroux», поскольку сеньория Вельру у них осталась [11:CCLIX]. Амрикур ничуть не сомневается в том, что боевой клич – это прежде всего родовое имя, а не отвлечённая фраза. Разумеется, боевой клич мог и отличаться от родового имени и представлять собой короткое изречение (инвокацию, взывание к доблести, презрение к опасности), но чаще всего это было имя происхождения. Иногда смешивают боевой клич и девиз [11:CCLXX], но это разные вещи.

«Зерцало» Амрикура – огромный по объёму и по исследовательскому потенциалу источник. Я позволил себе говорить только о некоторых геральдических проблемах, достойных внимания в не меньшей степени, чем всё остальное.

Различные причины заставляли жителей Эсбе оставлять отцовские гербы – иногда из-за усвоения герба материнского линьяжа, иногда для того, чтобы по политическим или иным соображениям взять гербы особы, с которой не было кровнородственных связей [11:CCLVIII]. Смена герба иногда имела целью дистанцироваться от приходящего в упадок рода, когда связанные с ним гербы оставлялись в пользу гербов победителей. В XIV в. было принято, согласно Амрикуру, носить герб «какой больше нравится», то есть герб, который льстил самолюбию или лучше служил интересам линьяжа. В целом работало и первое, и второе [11:CCLX]. [82]

Общность герба можно рассматривать как выражение общности интересов и обязательство взаимопомощи, прежде всего, в случае войны. Не смена герба диктовала социальное поведение, а изменённая позиция подразумевала, что подходящим было бы сменить и герб. Пользование гербом не было предметом никакого законодательного регулирования, социальные ограничения неизвестны [11:CCLXV]. Но в Средние века адоптация герба не должна рассматриваться как узурпация, а скорее как свидетельство дружественных связей. Могущество сеньора измерялось числом особ, родственных или чужих, которые носили его гербы.

«Зерцало» Амрикура – уникальная вещь. Возможно, что это генеалогическое «обобщение знати» – не случайно, а попытка упорядочить новый после «Чёрной смерти» мир. Но так или иначе – это зеркало знати маленькой Эсбе, возможно, отражает то, как обстояли дела с гербами во всей Европе XIV в.

Литература

1. Barthélemy de. Essai sur l’origine des armoiries féodales. Poitiers, 1872.

2. Bouly de Lesdain L. L’héraldique dans Hemricourt, à propos d’une édition récente de ses oeuvres // Revue du Nord. T. 4, n°16, novembre 1913. P. 324–339.

3. Bouly de Lesdain L. Notes sur quelques changements d’armoiries au XIIe et XIIIe siècles // Archives héraldiques suisses. 14 (1900). P. 44–62.

4. Chabanne R. Le régime juridique des armoiries. Lyon, 1955.

5. Cuvelier J. Notes pour servir à la biographie et à l’étude critique de l’oeuvre de Jacques de Hemricourt (1333–1403) // Compterendu des séances de la commission royale d’histoire. Deuxième Série. T. 71. 1902.

6. De Theux J. La chevalerie hesbignonne au XIVe siècle // Bulletin de l’Institut archéologique liégeois. T. V, 1862. P. 245–257.

7. Du Cange. Glossarium mediae et infimae latinitatis. T. VII. P. 46–56.

8. Hemricourt J. de. Œuvres de Jacques de Hemricourt. Le Miroir des nobles de Hesbaye / C. de Borman, A. Bayot, Ed. Poncelet. T. I.-III. Bruxelles, 1910–1931. T. I. Le Miroir des nobles de Hesbaye. Bruxelles, 1910. 491 p.; T. II. Le Miroir des nobles de Hesbaye (Codex diplomaticus – Tableaux généalogiques). Bruxelles, 1925; 496 p.; T. III. Le Traité des Guerres d’Awans et de Waroux. Le Patron de la Temporalité. Bruxelles, 1931; 944 p. (463 p.).

9. Miroir des nobles de Hasbaye, composé en forme de chronique, par Jacques de Hemricourt, chevalier de S. Jean de Jerusalem, L’an M.CCC.LIII. Où il traite des Genealogies de l’Ancienne Noblesse de Liege et des environs, depuis l’an 1102. jusques en l’an 1398. Avec l’Histoire des Guerrres Civiles dudit Pays, qui ont duré l’espace de quarante cinq ans, et le Traitté de Paix, qui fut conclude ensuite desdites guerres. Mis du vieux, en nouveau Langage, Enrichy d’un grand nombre des Figures en Tailledouce, et dedié à Monseigneur le Comte de Marchin, par le Sr. de Salbray. A Bruxelles, Chez E. Henry Fricx. M.DC.LXXIII. 375 [13] p.

10. Miroir des nobles de Hasbaye, par Jacques de Hemricourt, Nouvelle edition augmentée; Dédiée à Monseigneurs de l’Etat-Noble du Pays de Liege et Comté de Looz, etc. etc. Où en conservant le texte de l’Auteur, l’Editeur a dissipé l’obscurité qui regnoit dans la généalogie de l’Illustre Famille de Dammartin, et où il a classé par ordre alphabétique celles des autres Familles, dont Hemricourt fait mention dans son Livre; il y a joint l’Abrégé des Guerrres d’Awans et de Waroux du meme Auteur; la Commission donnée par les deux partis des Familles, les Paix et Statuts, etc. etc. etc. par Mr. Charles-François Jalheau, prothonotaire Apostolique et Chanoine de l’Eglise Collégiale de Sainte-Croix, en Liege. A Liége, de l’Imprimerie J.F. Bassompierre. M.DCC.XCI. 344 p. 16 ff. d’armoiries à la fin.

11. Poncelet E. Introduction historique // Hemricourt J. de. Œuvres de Jacques de Hemricourt. T. I–III. Bruxelles, 1910–1931. T. III. Bruxelles, 1931.

12. Popoff M. Bibliographie héraldique internationale (et de quelques disciplines connexes). Paris: Le Léopard d’Or, 2003.

13. Sohet D. Fr. Instituts de droit ou sommaire de jurisprudence canonique, civile, feodale et criminelle, pour les pays de Liege, de Luxembourg, Namur et autres. Bouillon: Chez A. Foissy, 1772.