ДАВЫДОВ А.

ПИСЬМО ИЗ ЕГИПТА

1859 года, май.

Жарко и душно. Дует хамсин; в воздухе мрачно и в комнате 33° по реомюру, — вот в каком положении я застал Каир, приехавши в него из Александрии по железной дороге, в 6 часу вечера; на станции встречают пассажиров содержатели гостинниц, с предложениями услуг и с омнибусами от каждого отеля; сверх того, сотни мальчиков с ослами окружают пассажиров и кричат до оглушения: «донкеу, донкеу», — это класс самый назойливый и если вы выбрали осла, то садитесь на него скорей, иначе вся ватага окружает вас и каждый тянет на свое животное; жители обыкновенно отделываются палкой, но иностранец, не прибегающий к этому средству, находится иногда в весьма критическом положении, не имея возможности ни сесть на выбранного осла, ни подвинуться своей дорогой. Есть в Каире и экипажи, и вдобавок очень хорошие, — большею частию коляски на лежачих рессорах, запряженные парою лошадей по-европейски, в сопровождении араба-скорохода, который бежит впереди и криком заставляет прохожих очищать дорогу. — Неутомимость этих скороходов удивительна: при страшной жаре он бежит целые часы без отдыха, не теряя своей веселости и без всякой видимой усталости, — крепость ног и сила легких удивительны! Лучшие гостинницы расположены на площади Ezbekhie, — самое веселое и приятное место Каира, — площадь эта есть огромный сад, отеняемый огромными деревьями, под которыми расположены кафе и фруктовые лавки; эта площадь есть любимое место прогулки жителей, и [158] всякий вечер, с 6 часов до 12, играет порядочный оркестр из германских музыкантов, а невдалеке от этого оркестра играют в нескольких местах туземцы и поют свои заунывные однобразные мелодии, однакоже не лишенные приятности; в этих, грусть наводящих песнях слышишь те же самые звуки, которые раздавались еще при фараонах, когда гнали народ на созидание пирамид и тому подобных великолепных глупостей — и сердце поневоле сжимается при этом воспоминании... Отели есть превосходные, в которых стол и помещение мало в чем уступают лучшим европейским гостинницам; цены от 8 франков до 19 в сутки с человека — за комнату, чай, завтрак, lunch и обед. Так как большая часть путешественников — англичане, то мясные блюда преобладают в столе, несмотря на жару; англичане имеют привычку делать на эту пищу обильные возлияния спиртуозные, не изменяя этой привычке нигде. На улицах и везде в городе слышны все возможные наречия, в особенности языки итальянский, французский и английский преобладают; погонщики ослов говорят понемногу на всех европейских языках. Русский им не дастся, по малочисленности путешественников из России; однакоже многие из них каждому встречному иностранцу говорят: «карош, карош», чтобы узнать — не русский ли?

Выйдя на улицу, чувствуешь, как будто вышел в теплицу пли парник, потому что улицы беспрестанно поливаются водой, людьми нарочно для того приставленными, которые как видно очень усердно этим занимаются, потому что в иных местах, несмотря на жару, грязь постоянная; поливка делается из кожаных мешков. Нил — истинное благодеяние Египта, в особенности Каира, и не даром его боготворили в древности; вода очень здоровая и можно ее пить сколько угодно, без малейшего вреда. Вода для питья держится здесь обыкновенно в горшках, сделанных из глины, пропускающей через себя воду, что, возбуждая испарение ее снаружи, делает воду внутри холодною; это при жаре африканской доставляет большое утешение жаждущему. Вода из Нила проведена во все части города, и потому поливка деревьев производится прилежно, и все цветет и зеленеет. Народ на улицах кишит постоянно, ибо при поливке улиц и узкости их — постоянно прохладно. Базары все крыты дранью, многие улицы также имеют навес, а потому все работы, начиная с ювелирной до кузнечной, производятся на улицах, на глазах всех. В Каир еще не проникла мода константинопольских женщин носить прозрачные чадры, которые дают возможность видеть явственно все лицо; каирские женщины высшего класса одеваются в [159] черные шелковые мантильи и такого же цвета чадру, которая дает только место для глаз и по длине носа держится золоченою бляхой; женщины же из сословия феллахов одеты в темно-синего цвета платье и чадры того же цвета, что дает им очень угрюмый вид. Нет, кажется, народа в мире (кроме итальянцев), который бы, говоря между собой, так сильно кричал, как арабы. — и потому улицы сильно оживлены. Базары полны фруктов, но все эти фрукты, кроме апельсинов, очень дурны; абрикосы мелки и невкусны, дыни и арбузы так же дурны, как плохие бакчевые в Малороссии, — и все это по нерадению жителей. Поражает также на улицах в Каире, как и во всем Египте, огромное количество слепых и больных глазами, что нужно приписать врожденной азиатцам нечистоплотности, производящей, в соединении с сильным действием солнечных лучей, глазную эпидемию, которая без помощи медицинских пособий производить много случаев слепоты; в Александрии же роса ночная производит эту болезнь и часто человек, неосторожно заснувший на открытом воздухе, лишается зрения. Нет теперь в Каире базара невольников: торг этот делается лишь тихомолком; нет знаменитых альме, все они высланы из Каира и теперь можно их найти лишь в деревнях; нет и знаменитых магиков; правительство, несколько лет назад, гуртом сослало их в Сенаор, в самую нездоровую часть страны; некоторые из них там погибли, а остальные были оттуда сосланы на каторжную работу, и года два назад отпустили на волю с условием не гадать. Не стану описывать мечетей и прочих зданий: о них столько писано, что это было бы лишь повторением известного. Мечеть Махмета-Али почти совсем кончена и, действительно, поразительно хороша; внутренность имеет сходство с Софийским храмом Константинопольским, в меньшем только размере; в особенности хорош мрамор на стенах, который доставляется из Верхнего Египта. Рука Махмета-Али видна везде в Египте; эта рука была тяжела для народа, но за то много устроено прекрасных дорог, много засажено мест бесплодных, которые теперь обратились в прекрасные сады; впрочем сделано много и лишних дворцов и казарм. Флот Махмета-Али теперь гниет в Александрийской гавани, и нынешний паша мало о том заботится, — и может быть к лучшему, ибо в руках такого правительства, каково египетское, военная сила мало может произвесть истинно полезного, а ежегодное сохранение нескольких сот десятин леса, который был бы употреблен непроизводительно, есть выигрыш для живущих на нашей планете. Египетский паша воображает себя умнейшим в мире человеком, [160] и потому на каждом шагу делает глупости, начиная с мелочей и до важных вещей. Он воображает себя знатоком морского дела; недавно получил он прекрасную паровую яхту из Англии только-что пришла, — сей час же велел срубить грот-мачту и опять вскоре поставил ее, с надделками, чем совершенно всю яхту испортил.

Цивилизация в Египте, как и везде, начинается с устройства регулярных войск и полиции; если судить по этим двум признакам, то цивилизация делает здесь быстрые шаги; солдат пропасть, полиции хоть и меньше, но довольно; недавно учреждена и тайная.

Войска одеты поевропейски, но совершенно противно требованиям климата; платят им очень неисправно, за исключением гвардии (от 7 до 8 тысяч солдат); эти последние все имеют на теле фланелевые рубашки и у каждого серебряные часы, у офицеров золотые; паша их очень балует, и они следуют за ним всюду, во всех его поездках; и так как Саид-паша, при всей своей тучности, очень подвижен, то гвардии приходится постоянно быть в движении, и часто пассажирские поезды по железной дороге приостанавливаются, по случаю движения войск, ибо тут везется все — и пехота, и кавалерия, и артиллерия, чему я был сам свидетелем. За исключением, как я сказал, гвардии, остальные войска получают жалованье весьма неисправно: недавно, несколько месяцев тому назад, офицеры были доведены нуждою до того, что хотели подать прошение о выдаче им жалованья и собирались для этого. Саид принял это за бунт; 30 офицеров исчезли неизвестно куда; многих секли нещадно, и современная хроника, ведомая людьми, достойными веры, гласит, что паша сек многих сам собственноручно. В Каире, одновременно с этим, чиновники тоже подали прошение о выдаче жалованья; и с ними расправа была коротка: сослали на каторжную работу, и всему конец. Такова цивилизация в Египте.

Так как вся земля Египта, за исключением весьма незначительной части, считается собственностию паши, то доходы его весьма значительны: цифра их считается от 150 до 200 миллионов франков в год, из которых большая часть употребляется, по обыкновению, на войско и на постройку дворцов. Делаются и железные дороги, но на них больше издерживается бамбуковых палок, чем денег. Кажется, паша считает себя временным гостем Египта, если только не удастся, при удобном случае, совершенно отделаться от турецкой опеки; а желание это выражается, при всяком удобном случае, явно. [161]

Европейцы очень пользуются двусмысленным положением паши, и указывают на многие лица, которые сделали фортуну в самое короткое время; а делается это весьма просто, — стараются затеять какой нибудь процесс с правительством, насчитывают на него суммы колоссальные и, при помощи консулов, надоедают до того, что наконец Саид, выведенный из терпения, платит сотни тысяч, чтобы только отделаться от процесса и, чтобы дело не пошло на апелляцию в Константинополь, где он вполне уверен, что будет обвинен, ибо там ждут всякого удобного случая показать, что он вассал Порты. Подобных процессов, начатых и конченных уплатою значительных сумм, множество; если рассказать сущность их, то можно, как говорится, надорваться от смеха. Нужно, к чести нашей, связать, что ни один из русских подданных не имел подобного процесса.

Теперь в Египте совершенная безопасность для путешественников, чем обязаны огромному количеству английских туристов, которые ездят целыми семействами в Египет, Нубию и Абиссинию, как на прогулку из Лондона в Остэнде; одно, что только и обеспокоивает путешественника, это — огромное количество жителей обоего пола, протягивающих руки с вечным словом на устах: «бакчиш, бакчиш»; но для путешественника, бывавшего в Италии, это не новость, — там клерикальное управление тоже, развело до невероятных размеров нищенство.

Дорога железная из Каира в Суэц открыта в феврале нынешнего, года; переезд делается в 4 1/2 часа по страшной пустыне; вода для Суэца и для станций возятся особыми поездами; станций между Каиром и Суэцом — 24; в них живут караульные и служащие при дороге; на этой дороге, — так же, как и на Каирско-Александрийской, — вместо деревянных подкладок под рельсы, употреблены пустые чугунные сегменты, которые соединяются между собою железными полосами; при здешнем грунте они достаточно неподвижно держат рельсы. — Из Каира в Суэц идет телеграф электрический, а из Суэца в Перим; в июне должен быть кончен телеграф до Адена.

Предварительные работы прорытия Суэцского перешейка, как известно, уже начались; маяк около Перузы почти кончен и я слышал от самого Лессепса, что работы могут идти очень успешно, потому что все нужные для построек материалы найдены и изобилии, как-то — камень, известь, бетон и пресная вода во многих местах и сверх того в огромном количестве топливо, состоящее из корней, деревьев и растений, что заставляет предполагать, что не всегда была здесь пустыня. Лессепс заметил, [162] что напрасно клевещут на разрушительное действие египетского климата и на зыбучесть песков: он через 2 года находил целыми следы тех мест, где он разбивал свои палатки, и потому засыпание песком канала может быть предотвращено обыкновенными, везде употребляемыми средствами, т. е. засаживанием деревьев по окраинам и неусыпным надзором. Суэц не имеет никакой зелени, и потому вид его грустен и безжизнен; англичанами устроен здесь огромный отель для путешественников, — это единственный там отель. Управляющие железными дорогами и служащие при них — большею частию англичане, но есть много итальянцев и поляков. В последнее время итальянцы, после объявления войны между Франциею и Австрией, гурьбою начали отправляться в Италию; многие из них бросили независимое положение и семейства свои, чтобы идти на предполагаемое освобождение родины. — Саид поступил с некоторыми из них очень благородно: многие из итальянцев были на службе правительства по контрактам, он дозволил им ехать в Италию и выдал даже годовое жалованье. Египет много теряет в этом случае: лучшие и полезнейшие итальянцы уезжают, остается только брак.

Всякий путешественник считает необходимым проехаться на пирамиды, и потому драгоманы являются со всех сторон с предложениями услуг, — выезжают на пирамиды, по обыкновению кавалькадами, ночью, чтобы до восхождения солнца'быть у пирамиды Хеопса. После 2-х часовой езды на осле подъезжают к пирамидам, и сначала путешественник остается поражен тем, что они вблизи кажутся очень невелики, и только преодолев все Трудности восхождения и осмотревши со вниманием, убеждается в громадности их. Еще не доезжая до пирамид окружают вас толпы бедуинов, живущих около них. Профессия их — водить путешественников на вершину пирамид и внутрь их; услуги свои они предлагают почти насильно, и только выбравши трех из них, вы отделываетесь от назойливости остальных. Выбранные вами бедуины тащат вас на вершину, двое за руки, а третий подсаживает сзади. Восхождение весьма трудно и сопровождается песнею бедуинов, в такт восхождения «buono mano, buon signioro, bakshich». Наконец вы взошли на вершину, и бедуины наперерыв повторяют слова Наполеона «du haut de ces piramides» и прочее. Вы отдыхаете и пользуетесь хорошим видом на Каир, но солнце всходит и лучами своими гонит на низ, и вы спускаетесь во внутренность пирамид, а потом опять поднимаетесь, по довольно трудному пути, чтобы войти в большую залу. Бедуины говорят на всех языках и, войдя в [163] залу, предлагают всегда протанцовать национальный танец при свете факелов, нечто в роде шабаша ведьм. Здесь же внизу, около большой пирамиды и сфинкса, народ кишит и корзинами выносит песок из открытого Марриетом храма; другие его работники роются около Сахарских пирамид, где тоже много будет открыто со временем; все эти работы много стоили труда Марриету и много убито на эти разработки денег. Нынешний паша берет строгие меры для сохранения памятников древности; хотя и бывают похищения, но реже, а то прежде путешественники, в особенности англичане, усердно грабили все, что попадалось под руку. — Пирамиды производят самое грустное впечатление. Столько труда, столько терпения, столько слез, невыносимых страданий и жертв употреблено было на создание их — и вот прошло столько веков, и еще ученые не совсем согласны, для какой цели они были выстроены и кем именно. — Поневоле задумаешься, не находит ли на человечество периодическое помешательство, которое выражается — то бесполезной войной, то бесполезными постройками; последние часто стоят дороже первых. Казалось бы, что довольно труда было людям бороться с одними разрушительными силами природы, и она сама в Египте, более, чем где либо, указывает, что нужно делать. Нил есть благодеяние страны, он питает ее; а по соседству Сахара старается засыпать и уничтожить эту реку: тут ясно одно, — что человек должен помогать Нилу в этой борьбе. Некоторые попытки, в разные времена, показали возможность такой помощи, но за радикальную помощь никто не принимался еще; никто не старался засаживанием деревьев отнимать владения у Сахары, а возможность этого подтверждается некоторыми попытками насаждений, делаемых на песчаных почвах и на границах самой Сахары. Но так как труд этот был бы разумен и полезен, то его и не делают, и он остается лишь в области утопий, по той очень простой причине, что все науки положительные делают быстрые успехи, — одна лишь наука правильной организации человеческих обществ остается в детстве.

Трудно себе вообразить, что нибудь беднее и грустнее вида арабской деревни; маленькие, слепленные из грязи норы, — вот жилища людей; почва земли превосходна, страна богато наделена природою, сбыт произведений — прекрасный, и говорят даже, что многие феллахи имеют спрятанные деньги, а между тем бедность неимоверная!

Видел я в Египте много странствующих антиквариев-фанатиков, которые, при виде обелиска или какого нибудь камня, приходили в восторг, и первое их восклицание: «ах! кабы [164] перенесть этот памятник в Европу!» Другие задумываются над иероглифами, несмотря на то, что века показали тщетность открыть в их смысле что нибудь полезное для человечества; другие готовы опять заставить бамбуком всех жителей работать около пирамид, чтобы отрыть их до основания; готовы заставить изрыть весь Египет, чтобы опять иметь случай безуспешно поспорить о значении какого нибудь иероглифа; они в искусстве зодчества или живописи видят одно только искусство, а какими страданиями исполнены эти произведения, — им нет до того дела.

Александрия, со времени окончания канала, с каждым годом растет быстро, и теперь этот город — вполне европейский; после Каира воздух в Александрии кажется очень прохладным. Тело, которое в Каире постоянно находится в сильной испарине, в Александрии приходит в нормальное положение, и дыхание делается свободнее, а наступающие жары и отсюда гонят путешественника в это время года. Одни лишь зимние месяцы удобны для путешествий в Египте. При отъезде из Египта остается на сердце лишь грустное чувство: такая прекрасная страна, так щедро наделена природой, — и все это в руках правительства египетского, которое все сушит и глушит!

А. Д.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо из Египта // Современник, № 9. 1859

© текст - Давыдов А. 1859
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Современник. 1859

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info