РИФА‘А РАФИ‘ АТ-ТАХТАВИ
ИЗВЛЕЧЕНИЕ ЧИСТОГО ЗОЛОТА ИЗ КРАТКОГО ОПИСАНИЯ ПАРИЖА,
ИЛИ ДРАГОЦЕННЫЙ ДИВАН СВЕДЕНИЙ О ПАРИЖЕ
СТАТЬЯ ПЯТАЯ
Об имевшей место в Париже смуте и об отречении короля перед нашим возвращением в Египет
. Мы упоминаем об этих событиях, поскольку французы считают их одним из самых важных и самых славных периодов своей истории РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙПРЕДИСЛОВИЕ, ПОМОГАЮЩЕЕ ПОНЯТЬ, ПОЧЕМУ ФРАНЦУЗЫ ВЫШЛИ ИЗ ПОВИНОВЕНИЯ СВОЕМУ КОРОЛЮ
Знай, что эта нация разделились в своих взглядах на две основные группы: роялистов и либералов. Роялисты это сторонники короля, утверждающие, что вся власть должна находиться в руках верховного правителя и подданные ни в чем не должны ему противоречить. Другие же склоняются к свободе и говорят, что нужно лишь соблюдать законы, а король является исполнителем сказанного в законе, то есть своего рода инструментом закона. Ясно, что две точки зрения противоречат одна другой. Поэтому между жителями Франции не было согласия, так как их взгляды не совпадали.
Большинство роялистов составляет духовенство и его последователи, а большинство либералов — философы, ученые, мудрецы и преобладающая часть подданных. Первая группа пытается помочь королю, вторая хочет ослабить его и поддерживает народ. Во второй группе много таких, кто считает, что вся власть должна принадлежать народу, а король вообще не нужен. Но поскольку народ не может одновременно управлять и быть управляемым, он должен избрать тех, кому он доверит управление. Главные будут называться машаих (сенаторы), остальные — джумхур (публика). Это напоминает Египет в эпоху правления «хумамитов» 1, когда Верхний Египет был откупной республикой (джумхуриййа илтизамиййа) 2.
Из сказанного понятно, что некоторые французы хотят иметь абсолютную монархию, другие — монархию, ограниченную законами, а третьи — республику. [145]
Французы уже восставали в 1790 г. Тоща они осудили своего короля и его жену на смерть и провозгласили республику. Они изгнали султанскую семью Бурбонов из Парижа, объявив ее членов врагами. Смута не утихала до 1810 г. Потом Бонапарт, именуемый Наполеоном, захватил власть и присвоил себе титул султана султанов 3. Когда он начал беспрестанно вести войны и завоевывать королевства, его сила и мощь стали вызывать страх, и франкские короли сговорились изгнать его из страны и сделали это несмотря на любовь к нему французов. Вопреки желанию французской нации они вернули Бурбонов. Первым из них королем стал Луи Восемнадцатый. Ради того чтобы привлечь к себе людей и укрепить свою власть, он провозгласил закон, регулирующий отношения между ним и французами, предварительно посоветовавшись с ними и заручившись их согласием. Он обязался следовать этому закону и не нарушать его. Перевод этого закона — аш-Шарта — мы привели в разделе о французской политике. Как известно, слово благородного человека обязательнее, нежели долг кредитору. Этот закон был обязателен для самого короля и для его преемников, внести в него изменения можно было лишь с общего согласия короля, дивана пэров и дивана представителей под данных, то есть двух диванов и короля. Говорят, что король взял на себя это обязательство против воли своих родственников и приближенных, которые хотели абсолютной власти над подданными. Они якобы организовали против него заговор, который возглавил его брат Шарль Десятый. Король раскрыл заговор и пресек его. Говорят, что когда король состарился, Шарль Десятый хотел восстановить абсолютное правление, но это ему не удалось. А после смерти брата Шарль пошел на хитрость, он скрыл свои намерения и разрешил всем свободно выражать свое мнение в газетах без предварительной проверки публикуемого. Народ поверил ему на слово и решил, что он не нарушит обещания. Все под данные были очень рады тому, что он правит, опираясь на законы. Но кончилось дело тем, что он перестал считаться с законами и с правами французов. Планы его стали ясны уже тогда, когда он поставил во главе правительства Полиньяка, известного своими взглядами и решимостью сосредоточить всю власть в руках короля. Этого Полиньяка считают незаконным сыном этого короля, якобы его мать состояла в связи с королем и родила от него. Он известен своим произволом и жестокостью. Как гласит пословица, несправедливости, совершаемые слугами, обращаются против их господина. И сказано в хадисе: «На всякого, кто обнажает меч насилия, есть другой, победоносный меч, и да убоится он его». Как сказал поэт:
Тот, кто справедлив к людям и не
требует от них
справедливости в награду, эмир.
Тот, кто отвечает справедливостью на
справедливость, становится равным другому.
Тот, кто требует справедливости, а сам
несправедлив, низкий, презренный человек.
Этот министр в прошлом был посланником французов в стране англичан, то есть согласовывал интересы двух стран. Французы приписывали ему все случаи [146] нарушения либерализма, а когда возникали слухи о его возвращении во Францию, все люди думали, что он возвращается лишь для того, чтобы возглавить правительство и изменить законы. Его ненавидели все поборники свободы и большинство подданных. Французы заранее знали, что его выбор в качестве главы правительства преследует определенную цель, и это подтвердилось примерно год спустя после его назначения.
Мы уже говорили, что диван посланников провинций, представляющих подданных, собирается ежегодно для обсуждения общих вопросов. Когда диван собрался, он предложил королю отправить в отставку этого вазира и вместе с ним еще шестерых. Король не прислушался к их словам. Обычно все вопросы в этом диване решаются большинством голосов. На заседании, где обсуждался вопрос о вазирах, присутствовало четыреста тридцать человек. Триста из них высказались за отставку министров и лишь сто тридцать — против. Таким образом, отставка их была предрешена. Но король хотел сохранить их и с их помощью осуществить планы, которые он вынашивал. Он не отправил их в отставку, а затем издал несколько указов, нарушающих закон. В результате французы вышли из повиновения и изгнали низложенного короля из страны. Согласно словам поэта:
Он не знал, чем обернутся для него
слова
и к чему приведет его судьба.
Он говорил что ему взбредет на ум
и не задумывался о последствиях.
Такова опасная сила слов
и дружбы со злодеями и глупцами.
Унизит тебя глупец, сколь бы ни возвышал,
навредит, утверждая, что помогал.
О ПРОИСШЕДШИХ ИЗМЕНЕНИЯХ И ВЫЗВАННЫХ ИМИ ВОЛНЕНИЯХ
Из приведенных выше законов о правах французов следует, что любому человеку во Франции не возбраняется высказывать свое мнение и публиковать его при условии, что оно не противоречит сказанному в законе. В 1830 г. король неожиданно издал несколько указов, в том числе указ, запрещающий людям публиковать свои мнения в печати, особенно в ежедневных газетах, без предварительного ознакомления с ними представителя государства, который и решает, что будет опубликовано. Король был не в праве издавать такой указ, не согласовав его с законом, а закон принимается лишь с общего согласия короля, членов [147] дивана пэров и членов дивана представителей. Другим указом король изменил порядок работы коллегии выборщиков, то есть тех, кто выбирает представителей провинций, направляемых в Париж, и открыл заседание дивана до собрания коллегии, тогда как должен был открыть его лишь после ее собрания, как делал это раньше. Все это шло вразрез с законами.
Издав эти указы, король, сознавая, что совершил правонарушения, назначил на военные посты нескольких военачальников, известных своей враждебностью к свободе — заветной цели французского народа. Указы застали народ врасплох, он был явно к ним не готов. Сразу же по опубликовании указов многие опытные политики стали пророчить большие волнения в городе, последствия которых непредсказуемы. Как сказал поэт:
Я вижу среди пепла горящие угли,
они грозят пожаром.
Огонь разгорается от щепок, а война начинается со
слов.
Вечером того же дня, когда указы были опубликованы в газетах, народ начал собираться возле султанского дворца Пале Рояль, в котором живут родичи короля из семейства Орлеан. Лица собравшихся были печальны. Все это произошло 26 июля.
27 июля большинство либеральных газет не вышло в знак несогласия с навязанными им условиями. Таким образом новость стала известна всем и вызвала большое волнение, потому что обычно газеты не выходят только лишь, если произошло что-то очень серьезное. Закрылись мастерские, заводы, фабрики и школы. Некоторые либеральные газеты вышли с призывами не повиноваться королю, в них перечислялись все его злоупотребления. Газеты раздавались людям бесплатно.
В этой стране, как и в других, слова могут разить цели вернее стрел, особенно сильно воздействуют красноречивые, зажигательные речи. Недаром говорится: «Если ниспосылается откровение народу, то после пророков оно ниспосылается красноречивым писателям!» То, что пишут эти газеты, находит отклик у простого народа и отвечает стремлениям избранных. Подлинное красноречие именно то, которое понятно народу и вызывает одобрение избранных.
Полицейские начальники, узнав о происходящем, явились в места скопления людей и запретили им читать газеты. Типографии были окружены, некоторые печатные станки сломаны, рабочие, обвиненные в нарушениях, арестованы. Многие из выступавших против распоряжений короля подверглись жестокому обращению. Это еще больше разожгло гнев французов. Редакторы газет и те, кто в них пишет, составили протест и во многих экземплярах расклеили его на стенах городских домов, призывая народ к борьбе. Местом сбора была объявлена улица перед дворцом Пале Рояль. На ней и на прилегающих улицах собрались огромные толпы людей. Королевские солдаты пытались их разогнать. Народ зашумел, гневные голоса зазвучали повсюду. Солдаты напали на людей, [148] завязались стычки. Сначала народ пустил в ход камни, а солдаты — сабли и орудия. Столкновения разрастались и становились все ожесточеннее. Народ стал искать оружие. С обеих сторон по всему Парижу зазвучали выстрелы. Похоже, что внутренний голос французов, возобладавший над голосами ораторов, призывал: мечите копья в ваших братьев. Началось настоящее сражение, большинство убитых в нем было со стороны народа 4. Народ пришел в ярость, убитых выставляли в общественных местах, чтобы побудить людей включиться в борьбу и продемонстрировать зверства солдат. Подданные возмутились против своего короля, будучи убеждены, что это он отдал приказ стрелять. По какой бы улице ты в то время ни прошел, всюду услышал бы возгласы: «К оружию! К оружию! Да здравствует аш-Шарта и долой короля!» Кровь потекла рекой. Оружие брали у оружейников за деньги или силой. Рабочие, ремесленники и особенно типографские рабочие нападали на караульные посты и на солдатские казармы и забирали оттуда оружие и порох, убивая находившихся там солдат. С магазинов и мест общественного присутствия срывали королевские гербы (герб короля Франции — лилия, как герб мусульманского султана — полумесяц, а московского царя — орел) и разбивали уличные фонари. Из мостовых выламывали камни и складывали в кучи, чтобы затруднить движение всадников по улицам. Разграбили султанские пороховые склады.
Когда обстановка стала критической и король, находившийся вне Парижа, узнал об этом, он приказал окружить город и назначил командующим войсками принца из числа врагов французов, известного среди них как предавший принципы либерализма. Эти меры, однако, шли вразрез с политическим и государственным благоразумием и свидетельствовали о недальновидности короля. Ему следовало бы проявить терпимость и милосердие, а он пошел на истребление своих подданных, низведя их до уровня своих врагов. Но умиротворение противника разумнее, чем его истребление. Как прекрасно сказал поэт:
Будь мягким и добрым, терпимым
и снисходительным к провинившемуся,
Иначе можешь сказать не то, чего от тебя ждут,
и тут же напустятся на тебя невежды.
Принятые королем меры не достигли цели и обернулись против него. А если бы он предоставил народу больше свободы, то не попал бы в такой переплет и не лишился бы трона, тем более что французы уже привыкли к свободе и она превратилась у них в черту характера.
Прекрасно сказал поэт:
У людей обычаи, к которым они
привыкли,
у них законы, которые они соблюдают, и заповеди.
И тот, кто не хочет жить с ними по их обычаю,
неприятен им и ненавистен. [149]
28 июля народ отвоевал у солдат здание, которое называется Дом города 5, в нем размещается шейх Парижа. Тут появилась Национальная гвардия. Это солдаты, которые раньше охраняли народ. У короля своя гвардия. Король Шарль Десятый распустил Национальную гвардию, но когда началась смута, она вновь появилась, чтобы защищать народ, пустила в ход оружие и прогнала всех солдат с их постов, а многие посты сожгла. В это время были созданы суды, в которых судьями были подданные. И власть ничего не могла поделать. Она пустила в ход все силы, которыми располагала, чтобы подавить восстание, но ей это не удалось. Были мобилизованы все резервисты и брошена артиллерия на поддержку двенадцати тысяч султанских гвардейцев и шести тысяч унтер-офицеров (всего восемнадцать тысяч человек, не считая резервистов и артиллерии). В рядах народа вооруженных было меньше, но безоружные сражались камнями или помогали вооруженным людям.
После взятия Дома города и захвата у солдат пушек стало ясно, что султанские войска терпят поражение. Восставшие направились к Лувру и к королевскому дворцу Тюильри, там тоже произошли схватки между ними и солдатами. Схватки еще продолжались, когда на церквях и на общественных зданиях взвились трехцветные флаги, символ свободы. Зазвонили большие колокола, призывающие весь народ Парижа и других городов к оружию и к борьбе против солдат короля. Когда солдаты увидели, что народ побеждает, и им стало стыдно сражаться против соотечественников и родных, большинство из них сложило оружие, а многие их командиры ушли со своих постов.
К утру 29 июля три четверти города было в руках народа, были захвачены дворец Тюильри и Лувр, и на них водрузили флаги свободы. Узнав об этом, командующий войсками, которому было приказано вернуть жителей Парижа в повиновение королю, сдался, и народ одержал полную победу. Даже солдаты переходили под знамя народа. С этого времени был установлен временный режим и создан временный диван для поддержания в стране порядка до назначения постоянного правителя. Главой временного режима стал генерал Лафайет, который и во время первой смуты 6 сражался за свободу. Этот человек прославился своей преданностью делу свободы и верностью однажды избранному политическому направлению. За это его почитали, как почитают королей. Он не был талантом, вознесшимся к славе из небытия, как большинство знаменитых французов, особенно в военной области. Своей славой он обязан не уму и таланту, а достойному поведению. Я говорю это не для того, чтобы принизить его ум, а чтобы объяснить причины его избрания главой правительства. Как это наблюдается во всех странах мира, главенство не всегда принадлежит умнейшему, хотя это было бы и законно и естественно. Странно, что таким же образом обстоит дело и в цивилизованных странах. Полагаю, что все это подтверждает сказанное [150] в священном хадисе: «Ум человека зачтется ему как хлеб насущный!» Как сказал поэт:
Если увидишь ученого неимущим,
не удивляйся его бедности,
Истинно сказал Пророк:
ум человека зачтется ему.
Прекрасно сказал и другой:
Если бы тучи проливались умом,
он не орошал бы вместе с пальмами и тракагант
7,
Если бы тучи проливались умом,
он напоил бы возвышенности и обошел стороной
низины.
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
КАК ВЕЛ СЕБЯ КОРОЛЬ В ЭТО ВРЕМЯ. КАК ОН СОГЛАСИЛСЯ НА ПРИМИРЕНИЕ, КОГДА УЖЕ БЫЛО ПОЗДНО. ЕГО ОТРЕЧЕНИЕ В ПОЛЬЗУ СЫНА
Знай, что король издал свои указы, находясь в Сен-Клу, возле Парижа. Смута вспыхнула в Париже, когда его там не было. Жители города отправили ему требование сменить вазиров и отменить указы, то есть восстановить прежний порядок. Король не согласился. К нему послали нескольких представителей, чтобы его смягчить и уговорить, но все было бесполезно, как плач на останках жилья! 8 Ему сказали, что подданные отвергают его указы и что это может иметь самые серьезные последствия. Он ответил, что его решения не подлежат отмене и изменению. Когда же он убедился, что может из-за своей непримиримости лишиться трона, то сам предложил им мир. Ему ответили, что время уже упущено и мира быть не может, что он не подумал о последствиях, а не думающему о последствиях, достаются бедствия, что если бы он был дальновиднее, то с ним бы этого не случилось.
30 июля члены палаты представителей провинций договорились послать к дюку д’Орлеан, родственнику короля по боковой линии, чтобы просить его взять на себя правление государством до тех пор, пока не будет достигнуто согласие относительно того, кому должна принадлежать власть в королевстве. Дюка не было в Париже, но получив это послание, он немедленно, 31 июля, прибыл, в Париж и остановился в Доме города. Он выразил свое удовлетворение действиями членов дивана и произнес большую речь о причинах, побудивших его [151] принять их предложение. Вот, вкратце, ее содержание: «Я чрезвычайно озабочен положением, которое создалось в Париже в результате нарушения законов или их неверного истолкования. Я откликнулся на ваш призыв и явился сюда, чтобы спасти страну от краха. Я должен, как и вы, носить трехцветную эмблему, которую частенько носил в юности». И заключил такими словами: «С этого момента аш-Шарта становится реальностью». Этим он хотел сказать, что будет действовать в соответствии с законами королевства и неукоснительно их соблюдать. Эта фраза стала у французов поговоркой. На французском языке она звучит очень торжественно. После этого Шарль Десятый решил, что он может избежать утраты власти, отказавшись от трона в пользу своего сына.
Он хотел бы, чтобы благословенные
дни вернулись,
но прошедшее редко возвращается.
В один из дней его сын-«дофин» вышел на площадь в Сен-Клу, собрал на ней солдат и сообщил им, что отец назначил его королем. Солдаты восприняли это известие безучастно. Король же, передав престол сыну, уехал ночью 29 июля вместе со своими советниками и свитой, оставив «дофина» в одиночестве ожидать последствий своего восшествия на престол. «Дофин» призвал всех своих солдат и произвел им смотр, желая узнать, как они себя поведут. Когда он понял, что они не хотят сражаться за него, то решился уехать и покинул Сен-Клу. Несколько часов спустя после его отъезда над королевским дворцом в Сен-Клу уже развивался трехцветный флаг. Король и его свита приехали 1 августа в Рамбуйе, и на следующий день Шарль Десятый и его сын направили письмо дюку Орлеанскому, извещая его, что они отказываются от престола в пользу дюка де Бордо, внука короля и племянника «дофина», и назначают дюка Орлеанского регентом при нем до достижения им совершеннолетия. В этом письме они также просили дюка прислать им сопровождающих, которые охраняли бы их при выезде из Франции. Дюк д’Орлеан передал письмо на рассмотрение палаты депутатов, те не согласились с передачей власти дюку де Бордо, но выразили готовность направить нескольких представителей высших кругов, которые охраняли бы короля во время его выезда из Франции. После этого в Париж поступили известия, что король не хочет уезжать немедленно. Тогда были посланы солдаты, чтобы принудить его к отъезду. Услышав об этом, король поспешил отправиться в путь, в страну англичан.
Судьба порой возносит вверх, порой обрекает на унижение 9.
В это время двоюродный брат короля, занявший его место во главе государства, находился в Париже и делил власть с консультативным диваном. Первое, что он сделал, утвердил трехцветный флаг, символ свободы французской нации. Затем открыл диван представителей провинций и диван пэров. По установившемуся порядку король должен был присутствовать на открытии дивана [152] представителей провинций и произносить с трибуны речь, перечисляя в ней все сделанное им на пользу страны и излагая планы на предстоящий год. Поскольку этот дюк исполнял обязанности короля, он поднялся на трибуну и коротко сказал, что удручен тем опасным положением, в котором оказался Париж вследствие попрания законов королевства, а кончив говорить, вручил членам дивана письмо, полученное им от Шарля Десятого и его сына, в котором они отрекались от власти в пользу дюка де Бордо. Они называли его Генрихом Пятым, потому что до него во Франции четыре короля носили имя Генрих. После этого он покинул заседание, а диван стал собираться ежедневно для обсуждения дел.
РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙНА ЧЕМ СОШЛИСЬ ЧЛЕНЫ КОНСУЛЬТАТИВНОГО СОВЕТА, И КАК СМУТА ЗАКОНЧИЛАСЬ ВОЗВЕДЕНИЕМ НА ПРЕСТОЛ ДЮКА ОРЛЕАНСКОГО
Знай, что на заседаниях консультативного дивана обсуждалось будущее Франции. Как мы уже упоминали, французы не были едины в своих взглядах. Расхождения были столь велики, что члены дивана даже сидели в разных местах: справа — роялисты, слева — либералы, в центре — сторонники вазиров, и каждый излагал свою точку зрения, не прислушиваясь к мнению оппозиции, потому что главное было иметь большинство голосов. Такое положение существует и по сей день, революция ничего не изменила. Присутствие делилось на две партии: сторонников монархии и сторонников республики. Среди первых одни хотели видеть на троне дюка де Бордо, внука прежнего короля, другие — сына Наполеона Бонапарта, третьи — дюка Орлеанского, замещавшего короля. Семейство д’Орлеан было вторым, обладавшим правом наследования престола после пресечения первой, старшей, ветви — Бурбонов. На улицах Парижа, на стенах домов, появилось воззвание следующего содержания: «Как показал опыт, республика не годится для Франции. Возведение на престол дюка де Бордо отдаст французов во власть Бурбонов, и они вновь окажутся в том же положении, из которого только что вырвались. Что же до сына Наполеона, то он воспитан священниками, врагами свободы. Поэтому поддерживайте дюка Орлеанского».
Консультативный совет выработал и принял несколько статей:
«Статья первая. Престол пуст и фактически и с точки зрения прав на него. Необходимо решить вопрос о том, кто его займет.
Статья вторая. В интересах французов убрать из Хартии, свода законов королевства, выражения, ущемляющие достоинство подданных, и некоторые [153] неуместные статьи и заменить их другими, соответствующими нынешнему положению. После чего консультативный диван представителей провинций должен, учитывая общие интересы всех французов, немедленно обратиться к Его Высочеству дюку Луи Филиппу Орлеанскому, исполняющему обязанности главы королевства с просьбой стать королем. Его власть должна быть наследственной и передаваться его детям мужского пола по старшинству, то есть если король умирает, ему наследует старший сын и так далее. Дюк должен дать свое согласие и подтвердить, что принимает условия, выработанные консультативным диваном. И он должен носить титул не короля Франции, а короля французов».
Тут есть разница: титул короля французов ближе душам людей, поскольку они сделали его королем, тогда как титул «король Франции» означает, что пока существует земля Франции, он является ее господином и королем, и никто из жителей страны не может этого оспорить. По этой причине прежние короли именовались королями Франции, и каждый в своих указах использовал формулу: «Я, такой-то, Божией милостью король Франции и Наварры, приветствую всех читающих настоящие указы. Мы предписали и предписываем следующее...» Смысл титула «король Франции» понятен. Что же до титула «король Наварры», то он чисто условный, почетный. Дело в том, что прежние короли Франции правили королевством Наварра, которое затем отошло к Испании и стало ее частью, а титул остался за королем Франции. Король французов использует другую формулу: «Я, такой-то, король французов, приветствую всех присутствующих и прибывающих. Мы предписали и предписываем...» Разница между первым и вторым в том, что первый заявляет себя королем Франции и Наварры по милости Всевышнего, а второй называет себя королем французов и воздерживается от упоминания о милости Господа в угоду французам, которые говорят, что он король французов по воле нации, доверившей ему власть. Тем самым они отрицают, что Всевышний особо отметил его семью, а подданные не имеют к этому никакого отношения. Из этого ясно, что в слова «милостью Божией» они вкладывают смысл «по праву рождения и происхождения». А титул «король Франции» означает «владеющий землей и правящий ею». Но если бы это было у нас, то оба выражения были бы равнозначны! Ибо быть королем по выбору подданных не противоречит тому, чтобы быть королем по воле Всевышнего Аллаха, по его снисхождению и милости. Для нас, например, нет разницы между «королем персов» и «королем земли персов!»
После завершения консультаций члены консультативного дивана отправили к дюку Орлеанскому нескольких посланцев, и их глава зачитал ему решение, к которому пришел диван. Он тотчас же ответил: «Я с волнением выслушал решение консультативного дивана относительно избрания меня королем. Я уверен, что ваше мнение выражает мнение всех подданных. Мне представляется также, что изменения, внесенные вами в законы, соответствуют тем принципам, которых я всегда придерживался в моей политической жизни. Но я [154] чрезвычайно взволнован, поскольку не могу забыть все, что мне пришлось претерпеть в прошлом, и что даже заставило меня принять решение никогда не помышлять о королевской власти. Я намеревался отойти от дел и жить спокойно среди своих детей. Но моя забота о процветании страны взяла верх, я убедился, что необходимость требует отдать ей предпочтение перед спокойной жизнью».
После этого был назначен день коронации в диване посланцев провинций. Когда этот день наступил, дюк Орлеанский прибыл в назначенный час с огромным кортежем, но без королевской гвардии и без придворных, которые обычно являлись украшением кортежей королей при всех их выходах. Каждый его шаг собравшийся по сторонам кортежа народ встречал возгласами: «Да хранит Бог дюка Орлеанского! Боже, храни короля!» Войдя в диван, он поднялся на возвышение, где стоит трон, и трижды приветствовал собрание. Затем сел на скамью перед троном, справа и слева от него сели его старший и второй по старшинству сыновья, а позади встали четыре маршала. Маршал — это высший военный чин во Французском государстве, к нему всегда добавляется слово «Франция». Говорят: маршал Франции (марешаль де Франс, во-французском, де — частица, указывающая на принадлежность определяемого к определяющему, как у нас буква «лам» в идафе 10. У французов тоже есть идафа). Затем дюк Орлеанский пригласил членов дивана пэров и дивана посланников провинций сесть и предложил председателю дивана зачитать решение членов двух диванов об избрании короля. Когда же председатель закончил чтение, упомянутый дюк сказал: «Господа, я внимательно выслушал решение двух диванов, взвесил его, глубоко обдумал и заявляю: я без оговорок и комментариев принимаю все ваши условия и данный мне вами титул короля французов, и я готов принести клятву верности своим обязательствам». Король встал с непокрытой головой, поднял правую руку и твердым, звучным голосом произнес следующую клятву: «Клянусь Всевышним, я буду хранить верность записанным в Хартии законам королевства со всеми внесенными в них изменениями, буду править только в соответствии с законами и на основе законов, буду соблюдать записанные в законах права каждого и буду действовать исключительно в интересах французского народа, ради его счастья и славы». Затем он взошел на королевский трон и продолжил свою речь: «Господа, я только что принес великую клятву и отдаю себе отчет в тех обязательствах, которые она на меня налагает, в их важности и серьезности. Я уверен, что я их выполню. Я принес эту клятву добровольно. Я был намерен никогда не занимать трон, на который только что призвал меня французский народ. Но свобода Франции была ущемлена, общественное спокойствие оказалось под угрозой, нарушение законов королевства привело к беспорядкам. Необходимо было восстановить действие законов. Это входило в обязанности дивана пэров и дивана посланцев провинций. И вы это сделали. Изменения, которые мы внесли в Хартию, гарантируют безопасность в будущем, и я надеюсь, что Франция обретет внутреннее спокойствие и уважение за ее пределами, что мир в Европе упрочится». [155]
По окончании его речи раздались возгласы: «Боже, храни короля Луи Филиппа Первого». Затем король попрощался с собранием и вышел, на ходу пожимая руки членам дивана и другим присутствующим. Сел на лошадь и поехал, также пожимая руки людям, стоявшим по обе стороны улицы. Многих он даже обнимал. Жители города и национальная гвардия горячо приветствовали его кортеж. Вечером Париж осветился яркой иллюминацией. Провозглашение его королем состоялось 7 августа 1830 г.
РАЗДЕЛ ПЯТЫЙЧТО ПРОИЗОШЛО С ВАЗИРАМИ, КОТОРЫЕ ПОСТАВИЛИ СВОИ ПОДПИСИ ПОД КОРОЛЕВСКИМИ УКАЗАМИ, СТАВШИМИ ПРИЧИНОЙ СМЕЩЕНИЯ ПРЕЖНЕГО КОРОЛЯ, ПОСКОЛЬКУ ОН НАРУШАЛ ЗАКОНЫ, НЕ ДУМАЯ О ПОСЛЕДСТВИЯХ, И ЖАЖДАЛ ТОГО, ЧЕГО НЕ МОГ ПОЛУЧИТЬ.
КАК СКАЗАЛ ПОЭТ:
Души, сколь бы они ни разнились,
жаждут завладеть тем, что им не дано
Знай, что после этой смуты французы начали самое серьезное следствие по делу вазиров, повинных в случившемся. Согласно их законам, вазиры несут ответственность за причиняемый государству ущерб, и с них за это спрашивают. С короля же нет спроса, он никогда ничего не должен. А ноша вазиров тяжела, они в ответе за все, что происходит. Поэт сказал:
Люди поочередно становятся
главными,
я хотел бы быть в числе счастливчиков, но не могу.
Я взял бы на себя тяжелое бремя, ведь
испытанию подвергаются подчиненные, а не
начальник,
Им нести всю тяжесть,
а начальник лишь ставит печать и подпись.
Во всех концах страны появились указы об аресте вазиров. Как я уже говорил, главным вазиром был принц Полиньяк. Схватили четырех вазиров, в том числе и упомянутого принца. Вот как это происходило: его заметили выезжающим из Франции под видом слуги одной важной дамы, узнали и задержали. Дорожная стража охраняла его от гнева народа. О задержании сообщили в Париж. Полиньяк [156] написал письмо в диван пэров, в котором утверждал, что его арест лишен смысла, так как он сам член этого дивана. Он ссылался на статью тридцать четвертую аш-Шарты, которая гласит, что «член дивана пэров не может быть арестован иначе как по приказу членов этого дивана, и судить его за преступления могут лишь они». Ответ членов дивана был таков, что они совместно ознакомились с его письмом и, посовещавшись, решили дать разрешение на его арест и содержание под стражей до их суда над ним. Его привезли в город Венсен возле Парижа и поместили в тамошнем замке. Позже арестовали еще троих и посадили всех вместе. При этом за все время заключения ни один из них не подвергся дурному обращению. Тем временем в диване пэров соорудили большую, надежно огороженную площадку, где они должны были находиться во время слушания их дела, чтобы не допустить нападок на них со стороны народа и попыток друзей освободить их. На это сооружение были потрачены внушительные суммы. Затем подсудимых привезли в здание и держали там в одном из помещений, откуда их каждый день приводили. Суд над ними был очень впечатляющим и стал наилучшим доказательством цивилизованности французов и справедливости их государственного устройства. Упомянем здесь некоторые подробности.
Знай, что новый король французов, взойдя на престол, решил отозвать семьдесят человек из членов дивана пэров, которые были назначены бывшим королем Шарлем Десятым, и назначил на их место своих людей. Если бы эти семьдесят оставались членами дивана, они встали бы на защиту вазиров. Большинство же членов консультативного дивана пэров были настроены по отношению к ним враждебно. Однако приверженность большинства к закону, добропорядочность и естественное отвращение к несправедливости спасли вазиров. Удивительно, но когда вазир Полиньяк, будучи арестованным, захотел избрать себе защитника из числа опытных юристов, он остановил свой выбор на Мартиньяке, вазире, уволенном в отставку до него, хотя не поддерживал с ним никаких отношений и не питал к нему дружбы! Еще более удивительно, что последний, Мартиньяк, защищал его абсолютно честно и использовал все свои знания, чтобы опровергнуть обвинения, выдвинутые против его подзащитного. Так же поступали все арестованные вазиры и все их адвокаты.
Когда процесс открылся, каждому из арестованных вазиров со всей вежливостью и учтивостью были заданы вопросы: Каково ваше имя? Каковы ваши данные? Какова ваша должность? Каково ваше звание? И каждый отвечал на них, хотя ответы были известны заранее. Потом каждого спросили: Признаете ли вы, что ставили свою подпись под указами короля? Каждый отвечал: Да. Почему вы сделали это? — Потому что этого желал король. Почему король желал этого? Он давно решился на это или лишь в тот момент? На подобные вопросы каждый отвечал: Я никогда не разглашаю тайн дивана Господина Короля! Суд проявил величайшее уважение к отрешенному от власти королю! Ни один из них не сказал ни слова о тайнах дивана, и никто их к этому не принуждал. [157]
После окончания допроса и его записи, пришла очередь адвокатов, которые выступали несколько дней, приводя доказательства невиновности вазиров и чистоты их намерений.
Рассмотрев все документы, консультативный диван вынес следующее постановление:
«Учитывая, что министры поставили свои подписи под указами, противоречащими законам королевства, и, следовательно, попрали святость законов, они приговариваются к пожизненному заключению и лишению почетных званий и титулов. Полиньяк приговаривается сверх того к юридической смерти». У нас это соответствовало бы «отсутствию сведений», то есть случаю, когда судья, имеющий право иджтихада 11, приговаривает подсудимого к смерти после истечения предполагаемого срока его жизни. У французов юридическая, или гражданская, смерть часто означает, что живого судят как мертвого: осужденный лишается всех имущественных прав, которые переходят к его наследникам, как если бы он действительно умер; после этого он не может ни наследовать кому-либо, ни завещать кому-то вновь приобретенную собственность, не может распоряжаться своим имуществом ни полностью, ни частично, ни дарить его, ни передавать по наследству. Ему самому разрешается принимать в дар или по завещанию только продукты питания. Он не может выступать ни опекуном, ни законным свидетелем, ни истцом. Ему отказывается в заключении брака, и существующий его брак расторгается как не имеющий юридической силы. Его жена и дети могут распоряжаться его имуществом и сами собой, как если бы его действительно не было в живых. Короче говоря, он живой, приравненный к мертвым. Но поскольку этот вазир и другие подобные ему осужденные принадлежат к верхам общества, и их потомки хорошо воспитаны, то обычно такой приговор не меняет ничего в их жизни. Семья воспринимает такой приговор как чистый произвол и считает осужденного спасенным перед лицом Господа. Жена остается с ним, будучи убеждена, что она связана с супругом нерушимыми узами, и если впоследствии рождает от него ребенка, то его братья выделяют ему его долю наследства, хотя это и идет вразрез с положениями закона о юридической смерти.
Подданные, услышав приговор, возмутились и стали требовать для всех настоящей смерти. Власти разъяснили, что это противоречит их же требованиям свободы, справедливости и равноправия и что в книге законов не уточняется род наказания для министров, повинных в измене, поэтому консультативный диван принял самостоятельное решение, исходя из стремления наказать виновных и предостеречь им подобных.
Здесь очень уместны слова поэта:
Одни с вершины славы в пропасть,
другие с ровного места в гору,
А те, которые судят беспристрастно,
решение их лучше, чем возвращение молодости! [158]
Накануне вынесения приговора и прежде чем ознакомить подсудимых с решением консультативного дивана, их вывели из сооруженной для них загородки и отвезли под охраной в замок Венсен. Позже их перевели в другую крепость, где они до сих пор и находятся. То, как их судили, говорит о высокой нравственности Французского государства.
РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ
КАК ФРАНЦУЗЫ ПОСЛЕ СМУТЫ НАСМЕХАЛИСЬ НАД ШАРЛЕМ ДЕСЯТЫМ И ОБ ИХ НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТИ ДОСТИГНУТЫМ
Знай, что незадолго до начала этой смуты пришло известие об овладении Алжиром. Французы восприняли известие без особого восторга, хотя и выражали радость по этому поводу. Глава вазиров Полиньяк, едва узнал о случившемся, приказал устроить пальбу из праздничных пушек. Прав был сказавший: «Как часто за радостью следуют печали, так уж устроен мир».
Он расхаживал по городу с гордым видом, словно желая показать всем, что именно благодаря ему и его правительству французы победили Алжир. Но прошло совсем немного времени, и французы одержали еще более великую победу над ним самим и над его королем. Так что об Алжире полностью забыли, и люди только и говорили, что о последней победе. При этом правитель Алжира покинул страну на определенных условиях и увез с собой то, что ему принадлежало, а французский король покинул свое королевство, горько сожалея о содеянном им. Таковы превратности судьбы! Точно судьба покарала его за нападение на Алжир, для которого не было других причин, кроме удовлетворения его прихоти. А если прихоть берет верх, здравомыслие бессильно!
Архиепископ, услышав о взятии Алжира, поспешил, когда король пришел в церковь, возблагодарить за это Всевышнего, поздравить его с победой и сказал ему в числе прочего, что он возносит хвалу Господу за то, что христиане одержали великую победу над мусульманами. Однако война между французами и алжирцами была делом чисто политическим и связанным с торговыми конфликтами, спорами и недоразумениями, порожденными гордостью и тщеславием! Согласно мудрой пословице, была бы распря деревом, росла бы на нем одна досада! Когда вспыхнули волнения, архиепископ бежал, а французы разрушили его дом. Хозяин исчез без следа, потом снова появился и исчез вторично. На дом его снова напали, и до сих пор он стоит заброшенный и никому не нужный. [159]
Как сказал поэт:
Не удивляйся, обожди, ведь в этом
мире
власть переходит из одних рук в другие.
Французы, видевшие, как Шарль Десятый изгнал алжирского пашу из его владений, стали насмехаться над самим Шарлем и изображать его и пашу бредущими по дорогам. В листках новостей появились забавные намеки и анекдоты. Под одним изображением Шарля и паши была следующая подпись:
«Паша спрашивает короля с насмешкой «Пришел и твой черед? Тебя свергли, как ты сверг меня?!»»
Один поэт сказал (по сходному поводу):
Скажи злорадствующим: потерпите,
вас тоже ждут беды и несчастья.
А другой сказал:
Судьба пожирает людей. Не будь
из тех, кого ослепляют чины и звания.
Сколько счастливых жизней рушилось из-за
ничтожного промаха.
Все меняется, и у каждого изменения своя причина.
В одной газете был также помещен следующий анекдот:
«Упомянутый паша говорит Шарлю Десятому: "Давай сыграем с тобой в игру на деньги. А если у тебя нет денег, мы соберем тебе милостыню!"». Это намек на то, что алжирский паша уехал из своей страны богатым, а Шарль из своей — бедняком.
Изобразили также упомянутого короля в виде слепого нищего, просящего подаяние и говорящего людям: «Подайте бедному слепцу!» Под этим подразумевалось, что он не сумел предвидеть последствия своих поступков.
Еще на одной картинке король и его вазир Полиньяк выходят из церкви. Этим хотели сказать, что они годны лишь на бесплодные молитвы, что они священники, а не эмиры. Утверждали, что король одевал иногда облачение священника и служил мессы в часовне своего дворца.
После смуты в городе продавали печатные листки, в которых разоблачались любовные приключения и распутство короля в молодые годы, мздоимство архиепископа и тому подобное. Писали, что сын сына короля — незаконный. Удивительно то, что продавцы этих листков с громкими криками торговали ими на площади перед дворцом нового короля, родственника прежнего. Еще удивительнее, что в этих же листках говорилось, что в прошлом, после рождения внука старого короля, новый король писал обо всем этом в английских газетах. И никто этих слов не опровергал, поскольку существует свобода мнений, устных и письменных.
После восшествия на престол нового короля, появилось несколько больших партий: одни хотели его свергнуть и установить республику, которая принесла [160] бы больше свободы, другие требовали возврата к старому способу правления и возведения на трон внука прежнего короля. Последствия этой смуты чувствуются до сих пор. И, возможно, она оказала влияние на другие страны. Так, произошло восстание, в результате которого Бельгия отделилась от Фламандского королевства, частью которого она была. Некоторые страны потребовали также свободы и выхода из-под власти Московии. Произошли волнения в Италии.
РАЗДЕЛ СЕДЬМОЙ
ОТНОШЕНИЕ ФРАНКСКИХ ГОСУДАРСТВ К НИЗЛОЖЕНИЮ ПРЕЖНЕГО КОРОЛЯ И ВОЗВЕДЕНИЮ НА ТРОН НОВОГО. ИХ СОГЛАСИЕ С ЭТИМ
Не секрет, что прежняя султанская фамилия вернулась после того, как франкские государства объединились против Наполеона, изгнали его и сослали на остров Святой Елены. До этого времени члены фамилии проживали в чужих странах. Вернулись они при поддержке франкских королей и правили Францией вопреки воле большинства французов. Когда начались волнения, французы испугались, что упомянутые короли пришлют в их страну свои войска и восстановят власть этой фамилии. Чтобы не допустить этого, они призвали к власти другую фамилию — Орлеанов, но не знали, как отнесутся к этому короли. Было решено, что если короли будут недовольны и выступят против них войной, то они будут с ними воевать несмотря ни на что. И приняли необходимые меры.
Упомянем же здесь об отношении франкских королей к этому вопросу.
Знай, что политика и поведение короля Испании полностью согласуются с политикой прежнего короля Франции. К тому же он его родственник, так как Испанией правит та же фамилия, которая правила Францией, и она явно и тайно держит ее сторону. Такова же и позиция Португалии. Со стороны этих двух государств прежней фамилии опасаться нечего. В Италии Неаполитанское, Римское и Сардинское королевства также согласны с политикой Бурбонов, то есть прежней фамилии. В то же время их короли втайне были встревожены тем, что произошло во Франции. Что касается Московии, Австрии, Пруссии и Англии, то они заключили между собой союз, чтобы вернуть к власти Бурбонов, и случившееся их тоже немало тревожит, особенно Московию. Малые же европейские государства зависят от больших. На стороне нового французского правительства остались лишь несколько небольших областей, добивающихся свободы. Однако жители Англии высказали свое удовлетворение тем, что [161] произошло, и поэтому их король первым признал законность власти нового короля французов. Существует обычай, требующий, чтобы при вступлении на престол нового короля другие короли признали и подтвердили его права. Чаще всего это формальность. Говорят, что наш господин Великий Султан, когда услышал об этом от посла, ответил, что ничего не предпримет, пока не увидит, как поступят франкские короли: если они заявят о признании, то признает и он. Высокая Порта редко вмешивается в дела франкских государств. Долго откладывал признание король Московии; наконец он признал, с условием, что соотношение сил между франкскими странами никак не изменится, то есть что они останутся в прежних границах и что территория Французского королевства, к примеру, не станет больше той, какой она была до смуты. Ясно, что большинство королей, признавших нового короля французов, признали его на этих же условиях и согласились с тем, что произошло, временно. Французы, разумеется, чувствовали это и не скрывали, что не доверяют заключенному миру и рассматривают его лишь как перемирие. Когда я уезжал из Франции, все ожидали объявления войны со стороны Австрии, Московии, Испании или Пруссии. Великий Аллах лучше знает, что было и что будет. Французы сейчас, как никогда, пытаются наладить отношения с англичанами.
Описание нашего возвращения смотри в конце книги.
Комментарии
1. Хумамиты — последователи шейха Хумама, эмира бедуинского племени ал-хавара в Верхнем Египте.
2. ...когда Верхний Египет был откупной республикой (джумхуриййа илтизамиййа). — То есть республикой, в которой сохранялись феодальные отношения: в 1736-1769 гг. в Верхнем Египте (в окрестностях города Гирги) шейх Хумам, владелец илтизама (откупа на право взимания натурального налога) распределил землю между феллахами-египтянами; откупщиками являлись члены племени ал-хавара; из феллахов же формировалась армия хумамитов, одолевшая в бою у Асйута войско мамлюкского эмира Мухаммада Абу-д-Дахаба. Л. ‘Авад характеризует движение хумамитов как направленное против не регулируемого законами экономического произвола султанов, препятствовавшего развитию сельского хозяйства, ремесел и торговли на основе частной инициативы (см.: ‘Авад, 37-55).
Упоминание о хумамитах и откупной республике в издании 2002 г. опущено. Вместо приведенной выше фразы вставка: «Тот, кто вдумывался в законы шариата, на которых основана власть в исламе, и знает их источники, усмотрит в них (следы) трех упомянутых форм правления».
3. ...присвоил себе титул султана султанов. — То есть императора.
4. Вставка в издании 2002 г.: «Как сказал поэт:
Война празднует свои свадьбы, и души
людей — ее калым
за невинных девушек и за женщин средних лет.
Ты видишь кровь, струящуюся из ран,
она словно бельмо на прекрасных глазах».
5. Дом города — мэрия (фр. l’Hotel de Ville).
6. Первая смута — Великая Французская буржуазная революция 1789 г. (араб. ал-фитна ал-ула).
7. Тракагант — колючий кустарник.
8. ...как плач на останках жилья! — Реминисценция традиционного зачина доисламской касыды.
9. Вставка в издании 2002 г.: «Таков мир, и вот лучшее из сказанного об утешении и терпении перед лицом его невзгод:
От радостей мира меня отвлекает
сознание его непостоянства и тленности.
И я предпочел тревоге похвальное терпение,
ведь нет такой беды, за которой не следовало бы
облегчение».
10. Идафа — сочетание определяемого с определением в родительном падеже.
11. Иджтихад — право самостоятельного, без опоры на прецедент, решения богословского или юридического вопроса; таким правом могло обладать лишь лицо, удовлетворяющее определенным требованиям: совершенное знание арабского языка, знание наизусть Корана, Сунны, владение методикой интерпретации правовых вопросов и др.
(пер. В. Н. Кирпиченко)
Текст воспроизведен по изданию: Рифа‘а
Рафи‘ ат-Тахтави. Извлечение чистого золота из
краткого описания Парижа, или Драгоценный диван
сведений о Париже. М. Наука. 2009
© текст -
Кирпиченко В. Н. 2009
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Иванов А. 2025
© дизайн -
Войтехович А. 2001
© Наука. 2009
Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info