РИФА‘А РАФИ‘ АТ-ТАХТАВИ

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ЧИСТОГО ЗОЛОТА ИЗ КРАТКОГО ОПИСАНИЯ ПАРИЖА,

ИЛИ ДРАГОЦЕННЫЙ ДИВАН СВЕДЕНИЙ О ПАРИЖЕ

Пожелай мне достичь недосягаемых высот,
                                            облегчи постижение труднейшего и трудного в легком.
Вы хотите проникнуть в смыслы без усилий,
                                            но сотовый мед охраняют жала пчел.

Кто знает, что сотовый мед сладок,
                                            не боится боли от укусов пчел.

Опасности подвигают на благородные поступки,
                                            Стремись к благородству и не щади своих сил.
А если возлюбленная пренебрегла тобой, скажи:
                                            Велено мне судьбой любить любимую [126]

ОБ ОРГАНИЗАЦИИ НАШИХ ЗАНЯТИЙ В ПЕРВОЕ ВРЕМЯ, ПРИ ОБУЧЕНИИ ЧТЕНИЮ, ПИСЬМУ И ПРОЧЕМУ

В обычае жителей Парижа начинать обучение человека с чтения книг с большими буквами, чтобы их вид запечатлелся в его уме. В этих книгах буквы располагаются в алфавитном порядке, затем следуют некоторые слова — имена и глаголы. Таким способом человек учится писать, запоминает слова и их произношение, чтобы его язык был с самого начала правильным. Далее в этих книгах идут простые по смыслу, понятные детям фразы. В книге, которую мы читали, нам встретились такие: «Это лошадь, у нее четыре ноги. У птиц только две ноги, но у них есть крылья, и они летают. Рыбы плавают в воде». Эти и другие доступные детскому уму фразы напоминают фразу арабских грамматиков — «Небо над нами, а земля под нами», — приводимую в качестве примера высказывания, не несущего в себе полезной информации, в отличие от высказываний другого рода, которые они характеризуют как слова, определенное сочетание которых содержит полезный смысл.

Далее в этих книгах приводятся описания известных животных, особенно тех, с которыми дети любят играть, — вроде птиц, кошек и других. Затем следует небольшой текст о правилах поведения детей, об их послушании родителям. Затем текст о правилах счета. По прочтении этой книги переходят к другой, более сложной, к книге по французской грамматике, и так далее. Время обучения распределяется таким образом, что в течение одного дня человек изучает несколько различных предметов. Утром, например, он читает книгу по истории, затем у него урок рисования с учителем, после этого урок французской грамматики, потом урок географии ¹, урок с учителем правописания и так далее.

Поскольку Благодетель связывал свои надежды с тем, что мы как можно быстрее завершим свое обучение и вернемся на родину, мы начали учиться еще в Марселе, до приезда в Париж, и выучили алфавит за тридцать дней. В Париже мы поселились все в одном доме и начали учиться чтению. Занятия были организованы так, что утром мы читали в течение двух часов книгу по истории, затем, после завтрака, учились писать и говорить по-французски. После полудня урок рисования, потом урок французской грамматики. И каждую неделю по три урока арифметики и геометрии.

На первых порах у нас было ежедневно по два урока правописания, потом по одному, а когда мы освоили правописание, учитель перестал к нам приходить. Что же касается арифметики, геометрии, истории и географии, то мы продолжали ими заниматься до тех пор, пока Аллах не сподобил нас вернуться. [127]

Мы прожили все в одном доме немногим менее года и вместе занимались французским языком и другими упомянутыми науками, однако не извлекли из этого большой пользы, разве что изучили французскую грамматику. Потом нас распределили по разным школам, по двое, по трое или по одному в школу, вместе с детьми французов либо в дом к частному преподавателю за определенную плату, включавшую расходы на питание, жилье, обучение и хозяйственные заботы, как-то стирка и прочее. Владелец школы или хозяин дома брал в год примерно десять кошельков ², и мы не испытывали недостатка ни в еде, ни в питье.

Поскольку климат в этой стране очень холодный, каждый из нас получал ежегодно по триста пиастров на дрова для отопления. Кроме этих огромных расходов, нам также покупались за счет казны рубашки, панталоны и все необходимые вещи, как-то: книги, бумага, чернила, перья, карандаши для рисования и прочее. Следует еще вспомнить о плате врачам и аптекарям за лечение заболевших среди нас. Врачи в Париже, притом что их чрезвычайно много, берут за визит к состоятельному больному внушительную сумму, размеры которой зависят от известности и репутации врача. Чем больше визитов, тем значительней сумма, в том случае, если врач не получает установленную ежегодную плату, о чем мы говорили в главе о приверженности французов к медицине и их заботе о здоровье. Самый дешевый врач берет за каждый визит, продолжающийся примерно полчаса, три франка. Средний врач берет за визит пять франков. А известный врач — пятьдесят франков. И сколько раз в день он приходит, настолько возрастает плата. Но с неимущих иногда не берут ничего. Мы же считаемся здесь состоятельными и даже богатыми, поскольку носим странную, в их глазах, одежду и присланы сюда Благодетелем. Ответственный за наше обучение, надзиравший за нами, часто напоминал нам обо всех этих огромных расходах, побуждая нас к усердию. Ты увидишь это в письмах, которые он написал мне после общего экзамена.

ОБ УСТАНОВЛЕННОМ ПОРЯДКЕ НАШЕГО ВХОДА И ВЫХОДА

Во время нашего совместного пребывания в доме, где жили эфенди, мы не выходили из него ни ночью ни днем, кроме как в воскресенье, праздничный день у франков, по предъявляемому баввабу письменному разрешению от ответственного, назначенного Благодетелем надзирать за нами. После распределения нас по школам, именуемым «ал-пансионат», мы выходили из них в свободные дни: это воскресный день целиком, четверг после уроков и дни [128] праздников у французов. Некоторые из нас выходили каждый вечер после ужина, если у них не было после него урока. Приведем здесь «Свод правил» ³, которые выработали эфенди после нашего устройства в пансионы. Вот его текст:

«Это порядок, которому должны следовать все эфенди в пансионах.

Статья первая. Воскресенье — день разрешенный для выхода, они должны выходить из пансионов в девять часов и первым делом являться в центральный дом и предъявлять разрешение от их преподавателя дежурному эфенди, чтобы он отметил час их прихода. После чего они идут в места, предназначенные для их прогулок, при условии, что прогулки будут совершаться втроем или вчетвером. Затем они возвращаются в пансионы, летом — в девять часов, зимой — в восемь. Этот порядок должен строго соблюдаться. Если кто-то вернется в пансион раньше и поужинает там, то это заслуживает похвалы. Недопустимо, чтобы кто-то бродил по улицам вечером. По возвращении в пансион каждый предъявляет упомянутое разрешение преподавателю.

Статья вторая. Нарушивший вышеуказанные правила лишается права выхода их пансиона на неделю или на две, в зависимости от случая.

Статья третья. Никакие жалобы на преподавателя не выслушиваются и не принимаются, если они не изложены письменно. Принимаются лишь жалобы по поводу обучения или связанные с причинением ущерба жалующемуся. Но прежде чем писать жалобу, он должен уведомить об этом своего преподавателя, а потом уже подать ее дежурному эфенди.

Статья четвертая. Все эфенди в конце каждого месяца держат экзамен для проверки знаний, полученных ими в течение этого месяца. Их также спрашивают о книгах и принадлежностях, в которых они нуждаются, и в конце каждого месяца пишется точный отчет об их успехах и поведении. Об этом следует постоянно помнить, чтобы оправдать ожидания господина Благодетеля.

Статья пятая. Те, кому потребуются книги или принадлежности в течение месяца, обращаются с письменной просьбой к преподавателю, который передает ее месье Жомару. Если последний сочтет нужным, он выдает им требуемое, уведомив предварительно дежурного эфенди. Если кто-то покупает нужное ему без разрешения, он обязан оплачивать стоимость из своего кармана.

Статья шестая. После упомянутого в статье четвертой экзамена эфенди, заслуживший своими успехами поощрение, получает книги, принадлежности и деньги.

Статья седьмая. Находясь в свободное время на улице, никто не должен вести себя неподобающим образом. Это самое главное требование, и нарушать его строго запрещается.

Статья восьмая. Все эфенди, проживающие в пансионах, приходят в центральный дом не чаще одного раза в пятнадцать дней, в воскресенье.

Статья девятая. В те воскресенья, когда эфенди не являются в центральный дом, они выходят с детьми французов либо с преподавателями в места [129] отдыха, на прогулки или для осмотра того, что необходимо увидеть. То же самое по четвергам и в праздничные дни: если у них нет работы, которую они должны выполнить, то они идут с упомянутыми лицами в упомянутые места.

Статья десятая. Они соблюдают правила пансиона так же точно и неукоснительно, как дети французов, во всем за исключением того, что касается религии.

Статья одиннадцатая. Нарушивший настоящий распорядок несет наказание, соответствующее его проступку. Если же он выказывает неповиновение, его запирают со всей строгостью. Если кто-то упорствует в недостойном поведении, переходит границы дозволенного и его преподаватель письменно свидетельствует о нарушениях им порядка и неповиновении, то, в соответствии с предписаниями господина Благодетеля, мы совещаемся с друзьями нашего Благодетеля в этом городе и немедленно отсылаем провинившегося и упорствующего в своих винах в Египет безо всяких колебаний и сомнений.

Статья двенадцатая. Все эфенди, проживающие в пансионах, должны следовать этим правилам. Если в пансионах два стола — один для преподавателей, другой для учащихся, то наши эфенди едят за одним столом со своими преподавателями.

Статья тринадцатая. Для всех без исключения упомянутых эфенди обязательно соблюдение настоящих правил. Поэтому мы дали их копию каждому.

Статья четырнадцатая. Все вышеизложенные статьи — результат наших размышлений и плод наших умов и умов достойных людей, попечению которых поручил нас наш Эфенди. На этом основании каждому вменяется в обязанность подчиняться им неукоснительно, чтобы заслужить милость нашего Эфенди Благодетеля. Тот же, кто не подчиняется и нарушает правила, подвергается наказанию, предусмотренному законом нашего Эфенди Благодетеля, да хранит его Аллах».

О ПООЩРЕНИИ БЛАГОДЕТЕЛЕМ НАШИХ ЗАНЯТИЙ И УСЕРДИЯ

Со времени нашего отъезда из Египта Благодетель взял за правило каждые несколько месяцев присылать нам фирман, которым поощрял наши старания в изучении наук и профессий. Некоторые из этих фирманов, в частности тот, текст которого мы приведем ниже, принадлежат к роду, именуемому у Османов «Оживление сердец». Другие же написаны на основании наших писем к нему и тех сведений о нас, верных или нет, которые сообщали ему некоторые люди, как, например, фирман, полученный нами перед возвращением в Каир. Приведем здесь фирман первого рода, то есть «Оживление сердец», хотя в нем и [130] содержатся некоторые порицания, чтобы ты знал, как Благодетель, да хранит его Аллах, побуждал нас учиться. Вот его перевод:

«Достойнейшие из достойных благородные эфенди, находящиеся в Париже для изучения наук и искусств, да возрастут их достоинства. Да будет вам известно, что мы получили ваши известия за месяц и отчет о результатах ваших занятий за три месяца. Этот отчет написан туманно, из него нельзя понять, чему вы научились за это время. Мы так ничего и не уразумели. Вы живете в городе Париже, источнике наук и искусств, но сделали за эти три месяца мало, из чего мы заключили, что вы не проявляете рвения в учебе, и это нас сильно огорчило. О эфенди, мы на вас так надеялись! За истекшее время каждый из вас был обязан прислать нам плоды своей работы и свидетельства своего умения. Если вы не смените свою бездеятельность на усердную работу, старания и рвение и вернетесь в Египет, прочитав несколько книг и полагая, что вы освоили науки и искусства, то вы поймете, как вы ошибались. У нас, слава и благодарение Аллаху, работают и получили известность ваши овладевшие знаниями товарищи. Как же вы сможете превзойти их в науках и искусствах, если вернетесь с таким багажом? Человек обязан предвидеть последствия своих дел. Разумный не должен упускать случая, и тогда он пожнет плоды своих трудов. Вы же, напротив, пренебрегли благоприятной возможностью и вели себя глупо, не задумались о тех трудностях и мучениях, которыми обернется это для вас. Вы не приложили усилий, чтобы приобрести наши расположение и внимание и тем самым выделиться среди себе подобных. Если вы хотите добиться нашей благосклонности, то ни один из вас не должен терять ни минуты для овладения науками и искусствами. И каждый должен ежемесячно сообщать, с чего он начал и чем кончил за этот месяц, а также свои отметки по геометрии, арифметике и рисованию и что осталось еще ему изучить в этих науках. Каждый должен сообщать, что он изучил за прошедший месяц по сравнению с предыдущим месяцем. А если ваши старания и усердие были недостаточны, то объяснить нам, в чем причина — в вашей собственной нерадивости или в каких-то помехах, естественных или случайных. Короче говоря, вы должны писать все, как оно есть на самом деле, чтобы мы поняли, что с вами. Это наше требование, прочитайте его все вместе и поймите, чего мы от вас хотим. Писано в Диване Египта, на нашем заседании в Александрии с благословления Всевышнего. По получении нашего приказа, действуйте в соответствии с предписанным в нем, избегайте и бойтесь нарушать его.

Пятого раби‘ ал-аввал 1245 года хиджры».

После получения этого письма мы стали ежемесячно отчитываться обо всем, что прочли и изучили за истекший месяц. Под отчетом преподаватели ставили свои подписи, и мы посылали его Благодетелю. Когда некоторые из нас не исполняли предписанное, месье Жомар писал всем нам письма: прилежным [131] рекомендовал и впредь быть таковыми, а нерадивых порицал. Вот перевод его письма, адресованного мне:

«Париж, 15 июня 1830 г. (25 мухаррама 1246 года хиджры). Нашему другу, дорогому шейху Рифа‘а. Вам известен приказ, полученный от Благодетеля касательно полных ежемесячных отчетов о ваших занятиях. Продолжайте исполнять его так же прилежно, как вы это делали до сих пор. Отправляйте бумаги тридцатого числа каждого месяца месье мухрадару-эфенди и просите его прислать незаполненные листы, чтобы заполнить их. Известно, что написание ежемесячного отчета требует не более получаса, в нем следует указать лишь количество проведенных занятий и название предметов. И пусть директор вашей школы ставит свою подпись под вашей. Я хорошо осведомлен о вашем усердии и мне известна плодотворность ваших занятий. Прошу вас и далее столь же прилежно выполнять возложенные на вас обязанности. Примите заверения в моем к вам расположении.

Жомар, член дивана Института».

О МОЕЙ ПЕРЕПИСКЕ С НЕКОТОРЫМИ ИЗВЕСТНЫМИ ФРАНЦУЗСКИМИ УЧЕНЫМИ ПОМИМО МЕСЬЕ ЖОМАРА

Среди тех, кто писал мне несколько раз, месье де Саси. Я приведу здесь некоторые его письма из написанных по-арабски и по-французски. Вот копия одного из писем:

«От смиренного перед лицом милосердия его Господа, хвала Ему и возвеличение, дорогому и уважаемому брату шейху ар-Рафи‘ Рифа‘а ат-Тахтави, да хранит его Аллах, Великий и Славный, от всякой напасти и зла и да пошлет ему здоровье, счастье и благополучие. И далее. Я возвращаю вам с вашим слугой прочитанную мною часть вашей ценной книги, в которой вы описываете ваше пребывание в Париже. Вместе с нею вы получите мои комментарии к сказанному вами в разделе о спряжении глаголов во французском языке. Если вы поразмыслите над ними, то вам станет ясно, что употребляемая нами форма спряжения глагола в прошедшем времени верна. Вам следует написать книгу о грамматике французского языка, распространенного среди всех народов Европы и во всех ее королевствах, чтобы она стала руководством для жителей Египта на пути к источникам наших трудов о науках и различных ремеслах. Такая книга принесет вам в вашей стране великую славу и сохранит память о вас в грядущих веках.

Будьте здоровы.

Любящий вас Сильвестр де Саси». [132]

Вот копия другого письма:

«Нашему дорогому шейху Рифа‘а ат-Тахтави, да сохранит его Аллах и да продлит его дни. И далее. При этом направляю вам, по вашей просьбе, свидетельство о том, что мы прочли вашу книгу с описанием вашего путешествия. Все ваши наблюдения, касающиеся нравов и обычаев французов, их политики, основ их веры и их литературы, показались нам интересными и полезными, все это нравится наблюдателю и восхищает ознакомившегося с ними. Я не возражаю, если вы покажете наше письмо месье Жомару. И если будет угодно Аллаху, вы заслужите вашим сочинением благосклонность Его Превосходительства Паши, и он отблагодарит вас так, как вы того заслуживаете. Желаю вам всего наилучшего.

Любящий вас и молящийся за вас Сильвестр де Саси, Парижанин».

К этому письму он приложил записку на французском языке, с которой я должен был ознакомить месье Жомара, весьма хвалебную. Вот ее перевод:

«Поскольку месье Рифаа хотел, чтобы я ознакомился с его книгой о путешествии, написанной по-арабски, я прочел это сочинение, за исключением небольшой его части. С полным основанием могу сказать, что осуществление его плана показалось мне великолепным. Его соотечественники правильно поймут из книги наши обычаи, наши религиозные, политические и научные дела. Но она содержит некоторые мусульманские предрассудки. Из этой книги можно узнать об устройстве мира, и она свидетельствует о том, что автор хороший критик и здравомыслящий человек. Однако он иногда судит о всех французах по жителям Парижа и больших городов, что, правда, неизбежно в его положении, поскольку он видел лишь Париж и еще несколько городов. В главе о науках он проявил осторожность, сообщая предварительно известные вещи, чтобы затем перейти к неизвестным, особенно в его очерке об арифметике и астрономии. Книга в большей своей части написана ясным языком, безо всякой вычурности, как и подобает писать о тех вопросах, которые он затрагивает. Он не всегда соблюдает правила арабской грамматики, что, возможно, объясняется поспешностью при написании черновика, который он исправит при переписывании. Говоря о поэзии, он цитирует слишком много арабских стихов, иногда не имеющих, как мне кажется, отношения к теме книги, но это, вероятно, понравится его соотечественникам. Говоря о предпочтительности округлой формы перед другими, он упоминает некоторые малозначительные вещи, которые следует вычеркнуть. Я пишу столь подробно об этих мелочах лишь из желания подтвердить, что прочел книгу очень внимательно.

В целом, я убедился, что месье Рифаа хорошо использовал время своего пребывания в Париже, он приобрел здесь большие познания и усвоил их настолько прочно, что вполне может быть полезным в своей стране. Я охотно подтвердил ему это и питаю к нему большое уважение и искреннюю дружбу.

Барон Сильвестр де Саси. Париж, февраль 1831 г.

(19 ша‘бана 1246 года хиджры)». [133]

Вот перевод письма, написанного мне им же перед моим отъездом из города Парижа:

«Я приветствую месье Рифаа и был бы счастлив, если бы он пришел ко мне в следующий понедельник в три часа и доставил бы мне тем самым удовольствие провести с ним несколько приятных мгновений. Я был бы также чрезвычайно рад, если бы он сообщил мне свои новости по прибытии в Каир. Если нам не удастся повидаться, я желаю ему счастливого пути и всегда буду вспоминать о нем и радоваться вестям от него. С сердечным расположением и душевной симпатией.

Барон Сильвестр де Саси».

Вот копия письма месье Коссена де Персеваля ⁴, преподавателя арабского разговорного языка, называемого обычно народным, в Султанской библиотеке Парижа. Я просил его высказать свое мнение о моем описании путешествия, и он ответил мне следующим письмом:

«Любезный, дорогой и многоуважаемый, красноречивый в слове и в письме господин шейх Рифа‘а, да хранит его Аллах. Аминь. Приветствую вас и выражаю вам свое уважение. Вчера я получил ваше письмо и спешу выполнить вашу просьбу. Прилагаю к сему пакет, содержащий наше мнение о книге с описанием вашего путешествия, с которой вы любезно нас ознакомили. Мы высказали то, что действительно думаем, и прокомментировали то, что сочли достоинствами книги. Что касается недостатков, то мы таковых не обнаружили. Поскольку вы намерены уехать в конце этого месяца, то выражаем надежду на ваше к нам расположение и на то, что после благополучного возвращения в вашу страну вы не вычеркните нас из памяти и не преминете присылать нам вести о вашем здоровье. Надеемся также, что, если ваша книга будет напечатана, вы пришлете нам экземпляр, мы за это будем вам очень признательны и благодарны. Да хранит вас Великий Аллах. Привет вам.

Любящий вас Коссен де Персеваль, 24 февраля 1831 г.»

К письму было приложено его свидетельство о том, что он прочел эту книгу и высказал свое мнение о ней. Вот копия перевода этого свидетельства, написанного им по-французски для месье Жомара:

«Я внимательно прочел сочинение шейха Рифаа под названием «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа» и увидел, что оно представляет собой небольшое повествование о поездке египтян, направленных в Париж вазиром Египта хаджи Мухаммедом Али-пашой. В нем описывается город Париж, содержатся краткие заметки обо всех отраслях науки, которые было предписано изучать этим студентам. Я нахожу, что это сочинение достойно высокой похвалы и принесет великую пользу соотечественникам сочинителя. Он предлагает им точное описание искусств Франции, ее обычаев, нравов ее жителей и политики французского государства. Увидев, что его родина стоит ниже [134] европейских стран в области гуманитарных наук и полезных искусств, он выразил свое сожаление по этому поводу и вознамерился своей книгой пробудить народы ислама, заронить в них желание овладеть полезными знаниями, стремление познакомиться с европейской цивилизацией, продвинуться в жизненно важных ремеслах. Рассказанное им о султанских учреждениях, учебных заведениях и прочем имеет своей целью внушить жителям его страны, что все это должно служить им примером для подражания. Его замечания свидетельствуют в большинстве своем о здравомыслии, отсутствии предвзятости и нетерпимости. Стиль книги простой, то есть лишен вычурности, и вместе с тем приятный. Когда рукопись попала в мои руки, часть, касающаяся наук и искусств, была еще не дописана. Я видел лишь заметки о математике, астрономии, геометрии и физической географии. Несмотря на свою краткость, эти заметки удовлетворительны. Я надеюсь, что автор допишет оставшиеся части в той же манере. Если все эти заметки будут собраны в книге, то получится самостоятельная книга о науках, могущая служить ключом к другим наукам и полезная для народов, говорящих по-арабски. Если книга будет завершена на том же уровне, она станет свидетельством высокого ума и широты познаний ее автора.

Коссен де Персеваль».

Сравнив это письмо с предшествующим, ты увидишь, что месье де Саси и месье Коссен едины во мнении о достоинствах этой книги, о простоте ее слога, то есть отсутствии в ней вычурности, и о ее полезности для жителей Египта. Месье де Саси нашел в ней три изъяна: первый — включение в нее некоторых вопросов, отражающих, как он считает, исламские заблуждения; второй — распространение на всю Францию того, что свойственно Парижу и другим городам; третий — упоминание нами некоторых малозначительных вещей при обосновании превосходства округлой формы над другими формами.

Месье Коссен не вдается, как месье де Саси, в вопрос о заблуждениях. Когда я заговорил с ним на эту тему, он ответил, что не видит в этом вреда, поскольку я писал, исходя из своих убеждений, а если бы я следовал тому, что говорят европейцы, и согласился бы с их взглядами, из скромности или по другой причине, то это было бы просто лицемерие. Что же касается сказанного им — и месье де Саси — относительно простоты стиля книги, то имелось в виду, что в построении фраз автор не пытался следовать путем красноречия. Французские ученые противопоставляют простой стиль красноречивому стилю.

Приведем здесь и послание от человека, с которым у меня сложились прочные дружеские отношения. Я познакомился с ним в библиотеке, куда пришел почитать «газетат», то есть ежедневные новости. Этот человек — мухасибги ⁵ Министерства финансов. Брат его — ма'мур ⁶ одного из «департаментов», то есть французских провинций. Он принадлежит к известному роду «Саладинийа», происходящему от «Саладина», то есть Салах ад-Дина. Они считают себя [135] потомками султана Салах ад-Дина ал-Аййуби, утверждая, что когда он сражался с франками, то, возможно, у него была наложница-француженка, которая понесла от него, а потом уехала в свою страну. Имя же сохранилось у ее детей и потомков до сих пор! После знакомства с этим человеком я познакомился и с его родственниками и во все время пребывания в Париже поддерживал с ними дружеские отношения. Когда я уезжал, он находился у своего брата-ма'мура в провинции Тарн, в городе Алби. Он прислал мне письмо, перевод которого я привожу с некоторыми незначительными пропусками:

«Наш дорогой господин шейх Рифа‘а, я вручил одолженную вами вещь сыну шейха ма'муриййи для передачи вам. Ожидайте его вскоре после получения этого письма. Брат просил меня поблагодарить вас за то доброе дело, которое вы сделали, одолжив ему эту вещь, и поздравить вас с достижением желаемого. Правда ли, что в скором времени вы покинете нас, чтобы увидеть вашу дорогую родину? Там вы встретитесь с родными и любимыми и, Бог даст, найдете их в добром здравии. Я слышал, что вы уезжаете в самое ближайшее время, так что вряд ли я встречу вас в Париже. Но если бы выехали чуть раньше, то мы могли бы встретиться в Марселе, и я попрощался бы с вами в последнем из французских городов, который вы посетите на вашем пути. А если бы ваш отъезд немного задержался, то мы распрощались бы в Париже, где впервые и встретились. Не знаю, суждено ли нам свидеться вновь, но жизнь полна превратностей, особенно жизнь европейцев, и я не исключаю такой возможности. Так или иначе, не сомневайтесь, что вы оставили во Франции друга, который помнит о вас, сопереживает вам во всем хорошем и дурном, что может с вами случиться, и будет крайне рад узнать, что в вашей стране вас оценили по достоинству и по заслугам. Хотелось бы мне знать, с каким мнением о французах вы возвращаетесь в свою страну! Вы видели эту нацию в момент, который должен стать чрезвычайной датой ее истории. Думаю, в вашей стране вам часто будут задавать вопросы об этом великом восстании и о победе французов, требовавших свободы. Если удастся договориться об отсрочке вашего отъезда на несколько дней, то надеюсь увидеть вас в Париже. Если же нет, прошу вас не уезжать, не попрощавшись со мной письмом.

Искренне любящий вас Жюль Саладен».

Вот перевод еще одного письма, из которого можно понять, насколько французы заинтересованы в приобретении любопытных книг и как они поощряют деятельность сочинителей и переводчиков:

«Господину шейху Рифа‘а. Месье Деппинг ⁷ поручил мне узнать у вас о вашем переводе небольшого научного труда о нравах и обычаях наций, поскольку он является его автором. Если ваш перевод будет опубликован в Египте, может ли автор оригинала подписаться на несколько экземпляров книги? Просим вас также сообщить нам, до какого места вы дошли в переводе первого тома [136] «Географии» Мальт-Брюна ⁸. В настоящее время находится в печати второе, исправленное и дополненное, издание этого тома. Вам небезынтересно будет знать, что издание будет завершено в течение текущего месяца.

Свидетельствую вам мое почтение

Ваш искренний друг Рено ⁹.

Султанская библиотека, Париж».

О КНИГАХ, ПРОЧИТАННЫХ МНОЮ В ГОРОДЕ ПАРИЖЕ, О ПОРЯДКЕ СДАЧИ ЭКЗАМЕНОВ, О ТОМ, ЧТО ПИСАЛ МНЕ МЕСЬЕ ЖОМАР, И О ПУБЛИКАЦИИ В НАУЧНОМ ЖУРНАЛЕ ОТЧЕТА О ПОСЛЕДНЕМ ЭКЗАМЕНЕ.

Я ПЕРЕЧИСЛЯЮ ЗДЕСЬ ВСЕ ПРОЧИТАННОЕ МНОЮ, ХОТЯ ПРИ ЭТОМ НЕИЗБЕЖНЫ ПОВТОРЕНИЯ

Изучение основ грамматики французского языка

Мы покинули карантин 27 шавваля 1241 года хиджры ¹⁰. Уже в Марселе, несколько дней спустя после прибытия, мы приступили к изучению алфавита и чтению. Примерно за сорок дней мы освоили написание и произношение всех французских букв. В Париж мы приехали в месяце мухарраме ¹¹ и снова принялись изучать алфавит. Это продолжалось около месяца. После чего все начали читать грамматику Шарля Франсуа Ломонда. Преподаватель, когда это было необходимо, добавлял и тексты из другой грамматики. После того как я покинул дом, где жили эфенди, я читал с месье Шевалье еще одну грамматику, а с месье Ломонри — две грамматики. И в доме эфенди, и в доме преподавателя я занимался грамматическим и логическим анализом, то есть разбором текстов с точки зрения правил грамматики и правил логики, писал диктанты, изложения и учился читать. Это продолжалось три года.

Историческая наука

В доме эфенди мы все вместе начали читать книгу «Жизнеописания философов Греции» и прочли ее до конца. Затем принялись за краткое изложение всеобщей истории, которое включало в себя жизнеописания древних египтян, иракцев, сирийцев, греков, персов, римлян и индийцев. Эта книга содержала также краткий очерк мифологии, то есть наук греков-язычников и их легенд. Затем я [137] прочел с месье Шевалье книгу «Занимательная история», собрание рассказов, историй и анекдотов. После этого книги «Нравы, обычаи и правила поведения народов», «История и причины возвышения и падения империи римских цезарей» ¹², «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию» ¹³, книгу Сегюра по общей истории ¹⁴, «Жизнь Наполеона», научный труд о хронологии и генеалогии, книгу «Панорама мира», то есть «Зеркало мира», и описания путешествий, одного — по Османской империи, другого — в Алжир.

Арифметика и геометрия

Арифметику я изучал по книге Безу, а геометрию — по четырем первым разделам книги Лежандра.

География

Я прочел с месье Шевалье учебник географии, включающий разделы исторической, физической, математической и политической географии. Затем прочел статью о физической географии в географическом словаре. Учебник я перечел еще раз с другим преподавателем, а с месье Шевалье прочитал большие отрывки из «Географии» Мальт-Брюна и статью по астрономии, которую он написал для обучения своей дочери. Самостоятельно я прочел много сочинений по этому предмету.

Искусство перевода

Во время пребывания в Париже я перевел двенадцать книг и отрывков, список которых приводится в конце этой книги. То есть у меня двенадцать переведенных текстов либо целых книг, либо небольших выдержек.

Книги по различным отраслям знания

Я прочел с господами Шевалье и Ломонри книгу по французской логике и несколько отрывков из книги Пор-Рояля ¹⁵, в том числе отрывок о категориях, а также еще одну книгу о логике Кондильяка, в которой он изменяет «Логику» Аристотеля. С месье Шевалье я прочел небольшую книгу о минералах ¹⁶ и перевел ее. Прочел много литературных книг, в том числе сборник Ноэля ¹⁷, отрывки из диванов Вольтера, Расина и Руссо, у последнего, в частности, его «Персидские письма» ¹⁸, в них он говорит о разнице нравов франков и персов, которые служат для него мерилом нравов Запада и Востока. Самостоятельно я прочел также английские письма, сочиненные графом Честерфилдом ¹⁹ в целях [138] воспитания и обучения своего сына, и много французских макам. Короче говоря, я познакомился со многими известными произведениями французской литературы. О естественном праве я прочел с преподавателем книгу Бурламаки ²⁰, перевел ее и очень хорошо понял. Это наука о понимании добра и зла на основе разума. Франки положили ее в основу своих политических суждений, которые они называют законами. Также с месье Шевалье я прочел две части книги «Дух законов» знаменитого среди французов автора Монтескье. Он сопоставляет законодательные и политические системы и оценивает их с точки зрения разумности. Его здесь называют французским Ибн Халдуном ²¹, так же как Ибн Халдуна именуют Монтескье Востока или Монтескье Ислама. На эту же тему я читал книгу «Общественный договор», ее автор Руссо высказывает великие мысли. По философии я читал «Историю философов», в которой излагаются их системы, убеждения, идеи и наставления. Прочел несколько ценных мест в «Философском словаре» хаваги Вольтера и в философских книгах Кондильяка, а также — с месье Шевалье — небольшую статью о физике, но опыты ставить не пытался. По военному искусству прочел, с этим же преподавателем, книгу под названием «Операции крупных военачальников» и перевел из нее сто страниц. В газетах я читал много сообщений на политические темы, внутренние и внешние, они вызывают у меня огромный интерес. Газеты помогают и в изучении французского языка. Иногда я переводил из них научные и политические статьи, особенно во время войны Османской империи с Московским государством.

Приведу здесь перевод анонимного письма одного француза, родственника парижских князей Оливье, добровольно воюющего на стороне Москвы. Письмо датировано 22 июля 1828 г.:

«Знай, мой дорогой, что это была первая, с момента нашего прибытия в расположение московских войск, стычка с мусульманами. То, что мне довелось увидеть, поразило меня в высшей степени. Все это трудно передать словами. Если бы я был таким бывалым солдатом, как ты, участником египетского похода, сражения при Абукире и осады города Акки, то воспринимал бы все спокойнее. Для меня же это было внове, и я испытываю большие затруднения, описывая увиденное. Представь себе, брат, мое положение: я служил в охране нашего короля, окончил школу Сен-Сир и участвовал только в андалусской кампании. Неожиданно для себя, после переходов через степи и пустыни, я оказался в Балканских горах, увидел враждебное отношение к нам их жителей, их желание освободиться от нас, препятствия, которые они чинили нашим войскам. Вообрази мое удивление и волнение, когда возле Шумлы я увидел турецкую конницу, стройными рядами несущуюся на подмогу мусульманским воинам. По сообщениям из Москвы, вам, конечно, известны подробности этого сражения, в котором участвовало много наших солдат, и то, что оно было проиграно. Я собственными глазами наблюдал страшную смерть московского полковника [139] Барди, разорванного на куски снарядом турецкой пушки. Лишь теперь стало понятно, сколь трудна эта война и почему она так затянулась. Хотя наши солдаты храбры и стойки в бою, мусульманские воины оказывают достойное сопротивление, они и не помышляют о бегстве, и их мощь не следует недооценивать, они готовы преодолеть любые препятствия ради достижения поставленной цели. А в результате противник, во-первых, приходит в замешательство, а во-вторых, его боеспособность снижается, даже если солдаты противника — герои. Если бы ты, подобно мне, своими глазами видел, как османские всадники наводят страх на московскую пехоту самим своим видом, молниеносным натиском, звуками своих диких песен и ржанием курдских коней, ты понял бы, что война эта надолго, что пламя ее потухнет не скоро. У Османского государства мощная и прекрасно организованная конница и огромная сила. Никто не может отрицать, что их кавалеристы великолепно вышколены, а их дикие от природы лошади полностью послушны наезднику во всех обстоятельствах и помогают ему в бою. И горе солдатам первой линии, сталкивающимся с этой конницей, с могучими всадниками, силы которых умножает в битве их мусульманский и патриотический дух. Такими достоинствами явно не обладают московские солдаты. Кроме того, огромные скопления людей на войне должны быть хорошо управляемы, а в этой войне, как всем, даже казакам, известно, превосходство на стороне мусульман. Возможно, такое суждение в моих устах покажется тебе странным, тем более что я добровольно вступил в ряды московитов, чтобы сражаться вместе с ними и делить с ними славу. Но, прибыв сюда, я испытал разочарование и понял, что совершил ошибку. Оказалось, что наши враги, которых мы считали презренными и ничтожными, настоящие львы и что они даже более дисциплинированны и воспитанны, чем европейцы.

Знай, брат, что мое стремление вызволить румов из-под власти османов ничуть не ослабло. Но скажу так: я не уверен, нужно ли идти войной на Стамбул ради их спасения? Не достаточно ли тех жертв, которые мы понесли при взятии Браилы? Стоит ли и дальше проливать нашу кровь? Недавно мы взяли в плен одного османского офицера, очень красивого и тяжело раненного юношу. Наши солдаты не стали его убивать, как других, пожалев за красоту и ранения. Я заговорил с ним по-итальянски, он понял меня и ответил на мои вопросы. Сказал, что его отцу восемьдесят лет, и у него два брата на службе Хусейна-паши, что он не сомневается в победе Османского государства и уверен, что турки возьмут Москву!

В Шумле находится около двухсот тысяч аскеров, и каждый день прибывают новые пополнения. Султан, бесспорно, великий герой. Сейчас я сворачиваю свое письмо, чтобы поставить ногу в стремя. Аскеры противника ведут бой с нашими авангардными частями, и я слышу пение турок и глухой шум русских голосов. Страшная это война, если говорить правду». [140]

ЭКЗАМЕНЫ, КОТОРЫМ МЕНЯ ПОДВЕРГЛИ В ПАРИЖЕ, В ЧАСТНОСТИ ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН ПЕРЕД ВОЗВРАЩЕНИЕМ В ЕГИПЕТ

Знай, что в науках французы обычно не довольствуются знанием способностей человека и его усердия или похвальными отзывами преподавателя об ученике. Им требуются ясные и ощутимые доказательства, убеждающие присутствующих на экзамене в силе экзаменуемого и в его превосходстве над другими. Для этого и устраиваются публичные экзамены, на которых присутствуют официальные и неофициальные лица, как правило, по приглашению, вроде приглашения на торжество. Проводятся и частные экзамены, когда преподаватель раз в неделю или раз в месяц проверяет успехи своих учеников и уведомляет о результатах их отцов. В пансионах соблюдался именно такой порядок. А раз в год нам устраивали публичный экзамен в присутствии именитых французов.

Первый экзамен мы сдавали по французскому языку. У них принято отличившимся на экзамене вручать подарки. После первого публичного экзамена месье Жомар прислал мне книгу «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию» — семь прекрасно переплетенных томов с золотым обрезом. Он сопроводил подарок письмом, перевод которого я привожу:

«1 августа 1827 г. Вы заслужили подарок за успехи, достигнутые во французском языке, и за результаты последнего экзамена. Я имею право поздравить себя, посылая вам этот подарок от имени господ инспекторов. Он свидетельствует о том, что вы преуспели в науках. Благодетель будет, несомненно, обрадован, получив от меня известие, что ваше усердие и достигнутые результаты оправдывают его огромные затраты на ваше воспитание и обучение. Примите мой дружеский привет».

Слова «последний экзамен» означают здесь самый недавний по времени. Подарок за экзамен можно сравнить с наградой, вручаемой, к примеру, поэтам. После второго публичного экзамена он прислал мне в подарок книгу «Полезный собеседник для прилежного ученика. Сборник отрывков из поэзии и прозы», сочинение месье де Саси ²², сопроводив подарок письмом, перевод которого я привожу:

«Париж, 15 марта 1828 г. Вы заслужили подарок за успехи во французской грамматике, продемонстрированные на последнем публичном экзамене, и мне очень приятно послать вам эту книгу в знак моего удовлетворения и поощрения ваших усилий. Я посылаю Его Превосходительству Благодетелю результаты вашего экзамена, подтверждающие ваше усердие и старания, и не сомневаюсь [141] в том, что он будет доволен вашей работой и тем, что вы оправдываете его внимание к вам и его заботу о вашем воспитании и обучении. Примите мой привет».

За эти два экзамена я получил подарки. Что же касается последнего экзамена перед моим возвращением в Египет, то на него месье Жомар пригласил нескольких известных лиц, в том числе московского вазира образования ²³ в качестве председателя комиссии. Перед этой комиссией стояла задача оценить способности моей скромной персоны в переводе, которым я занимался во время моего пребывания во Франции. Отчет об экзамене французы опубликовали в научном журнале. Вот его перевод:

«Советом были прочитаны следующие переводы с французского на арабский язык, сделанные учащимся Рифаа ат-Тахтави: 1. История Александра Великого (отрывок из «Истории древних»). 2. Книга о минералах. 3. Календарь на 1244 год хиджры, составленный месье Жомаром для Египта и Сирии и содержащий научные и экономические сведения. 4. Энциклопедия нравов и обычаев народов. 5. Введение в физическую географию под редакцией месье Гумбольдта. 6. Фрагмент из книги Мальт-Брюна о географии. 7. Три главы из книги Лежандра по геометрии. 8. Статья по астрономии. 9. Отрывок из книги «Операции крупных военачальников». 10. Основы естественного права у французов. 11. Брошюра о мифологии. 12. Брошюра о медицине.

Была также прочитана рукопись описания его поездки.

Затем ему было предложено несколько сочинений, напечатанных в Булакской типографии ²⁴, и он быстро перевел отрывки из них. После чего читал французские тексты, маленькие и большие, из египетской «Газетт», также печатаемой в Булакской типографии. После чего с ним был обсужден его перевод из книги «Операции крупных военачальников». Один из присутствующих держал перед собой французский текст, а шейх — арабский перевод, который он бегло переводил вслух на французский, и два текста сличались.

Он успешно выдержал этот экзамен, дав точный перевод французского оригинала и не исказив его смысла. Но, очевидно, специфика арабского языка вынудила его, без ущерба для смысла, заменять одни метафоры другими. Например, уподобление военной науки богатому руднику, из которого добывают ценные металлы, он заменил следующим: военная наука это необъятное море, из которого извлекают жемчуг! На экзамене ему были сделаны замечания по поводу того, что иногда его перевод не полностью соответствует оригиналу, местами он повторяется, переводит одну фразу несколькими или одно слово целым предложением. Но при этом не допускает ошибок, всегда сохраняя верность смыслу оригинала.

Теперь шейх хорошо понимает, что при переводе научных книг нельзя перефразировать текст, а следует искать, а в случае необходимости изобретать, подходящие по смыслу выражения. Он был проэкзаменован еще по одной [142] книге, прочитав предисловие к «Универсальному словарю физической географии», переведенное им на арабский язык. Поскольку он переводил его, еще не достигнув нынешнего уровня знания французского языка, этот перевод оказался слабее перевода упомянутой выше книги. В нем не переданы все смысловые оттенки французского текста, хотя общий смысл не искажен и стиль перевода вполне приемлем. Члены комиссии согласились во мнении, что упомянутый ученик способен принести пользу своему государству, переводя книги, необходимые для распространения знаний, в которых очень нуждается цивилизованная страна.

Без сомнения, некоторые из этих книг должны быть иллюстрированы. Присутствовавший на экзамене соотечественник шейха Ахмад-эфенди ал-‘Аттар изучает литографию. Он представил членам комиссии несколько образцов выгравированных им на камне рисунков и надписей на арабском и французском языках. Это графические, без теней, изображения животных, зданий и других объектов. Дело в том, что он приехал во Францию уже в возрасте и не смог выучиться правильно рисовать. Но он вполне способен овладеть мастерством литографии, теоретически и практически, и копировать готовые образцы. Может делать это самостоятельно или же открыть мастерскую. Один из образцов его работы был положен на стол месье Жомара».

Месье Жомар написал мне поздравительное письмо по случаю успешного завершения моего обучения и возвращения в Египет, но оно затерялось. А было бы уместно привести его здесь. Приводимое же письмо месье Шевалье это своего рода «иджаза» ²⁵, свидетельство:

«Военное министерство. Нижеподписавшийся Шевалье, бывший учащийся Политехнической школы, военный инженер, уполномоченный месье Жомаром и господами инспекторами руководить обучением месье шейха Рифаа, свидетельствую, что в течение трех с половиной лет, которые упомянутый ученик провел у меня, я имел все основания быть довольным и его учебой, и его разумным и осмотрительным поведением, и его добрым, мягким характером. На первом году обучения он занимался со мной французским языком и космографией. Затем географией, историей, арифметикой и другими науками. Не обладая способностями, необходимыми для успешного овладения рисованием, он занимался им лишь раз в неделю, только следуя указаниям Благодетеля. Зато с необыкновенным увлечением занимался переводами, его излюбленным делом. Об этом говорится в моих ежемесячных отчетах, особенно в первых журналах, переданных мною месье Жомару. По этим отчетам и журналам можно судить об ученике. Следует отметить, что рвение в работе побуждало месье шейха Рифаа долго засиживаться по ночам, вследствие чего его левый глаз ослабел до такой степени, что он был вынужден обратиться к врачу, который запретил ему читать ночью. Но он не соблюдал запрет, опасаясь отстать в учебе. А когда понял, что для успешного [143] продвижения в науках лучше всего приобрести необходимые книги, помимо тех, которые выдавались правительством, и взять еще одного преподавателя, он потратил огромную часть получаемых им на содержание средств на покупку книг и на преподавателя, с которым занимался больше года. Преподаватель давал ему уроки в часы, свободные от занятий со мной. Я счел себя обязанным накануне его отъезда выдать ему это свидетельство, удостоверяющее подлинное положение вещей, и добавить от себя лично заверения в моем полном уважении и дружеском расположении к нему.

М. Шевалье, 28 февраля 1831 г.»

Комментарии

1. ...урок географии... — ат-Тахтави употребляет выражение средневековых арабских географов «таквим ал-булдан» (наука о положении стран).

2. Кошелек — араб. кис, сумма в 500 пиастров.

3. «Свод правил» — ат-Тахтави употребляет персидское слово канун-наме.

4. А. П. Косвен де Персеваль (1795-1871) — французский арабист, преподаватель арабского разговорного языка в Школе живых восточных языков, бывал в Сирии в качестве переводчика по линии Министерства иностранных дел, издал оставшийся в рукописи подготовленный египтянином Элиусом Боктором, его предшественником в Школе живых восточных языков, «Французско-арабский словарь», пополнив его преимущественно лексикой сирийского разговорного языка. Автор 3-томного «Очерка истории арабов до ислама, в эпоху Мухаммада и до подчинения всех племен мусульманскому закону» (1847-1848).

5. Мухасибги — бухгалтер, финансовый чиновник (тур.).

6. Ма’мур — административное лицо, возглавляющее ма‘муриййу.

7. Месье Деппинг — см. примеч. 27 к разделу второму статьи третьей.

8. Мальт-Брюн (1775-1826) — автор популярных географических трудов, в том числе «Общей географии» («La Geographie universelle»), первый том которой был переведен ат-Тахтави и издан в Каире под названием «ал-Джуграфийа ал-‘умумиййа» в 1838 г.

9. Рено — Жозеф Туссен Рено (1795-1867), французский арабист, ученик де Саси и его преемник в Школе восточных языков, хранитель Национальной библиотеки, автор многих трудов по ориенталистике, в том числе «Общего введения в географию стран Востока» («Introduction generale a la geographie des Orientaux», 1848 — предисловия к своему же переводу «Таквим ал-булдан» Абу-л-Фида'. Осуществил также второе издание перевода Сильвестром де Саси макам ал-Харири. Наряду с изучением средневековой арабской культуры постоянно следил за новыми явлениями в современной культуре Арабского Востока.

10. Июнь 1826 г.

11. Август 1826 г.

12. «История и причины возвышения и падения империи римских цезарей» — «Considerations sur les causes de la grandeur des Romains et de leur decadence» — сочинение Ш.-Л. Монтескьё (1689-1755).

13. «Путешествие юного Анахарсиса в Грецию» — «Voyage du jeune Anacharsis en Grece» — просветительское сочинение аббата Бартелеми.

14. ...книгу Сегюра по общей истории... — Граф Луи-Филипп де Сегюр, автор книги «Общая история древняя и современная» («Histoire universelle ancienne et moderne», 1821).

15. ...несколько отрывков из книги Пор-Рояля... — «Логика, или искусство мыслить» («Logiqie ou l’art de penser», 1662), сочинение аббатов монастыря Пор-Руаяль А. Арно и П. Николя, последователей Р. Декарта (A. L.).

16. ...небольшую книгу о минералах... — Речь идет о книге «Популярная минералогия» (Brard C. P. Elements de mineralogie populaire. P., 1826) (A. L.).

17. Сборник Ноэля — сочинение Жан-Франсуа Ноэля и Пьер-Антуана де ла Пласа «Курс сравнительной литературы, или сборник самых прекрасных отрывков — в прозе и стихах — из литературы двух последних веков на французском языке» («Cours de litterature comparee... ou Recueil, en prose et en vers, des plus beaux morceaux de notre langue dans la litterature des deux demiers siecles», P., 1823) (A. L.).

18. ...отрывки из диванов Вольтера, Расина и Руссо, у последнего, в частности, его «Персидские письма...» — Ат-Тахтави ошибочно приписывает Руссо «Персидские письма» Монтескьё.

19. Граф Честерфилд (1694-1773) — английский писатель, автор наставительных «Писем сыну».

20. Книга Бурламаки — сочинение Жан-Жака Бурламаки «Элементы естественного права и обязанности человека и гражданина, предписываемые естественным законом» («Elements du droit naturel et devoirs de l'homme et du citoyen tels qu'ils lui sont presents par la loi naturelle» P., 1820) (A. L.).

21. Ибн Халдун — Абу Зайд ‘Абдаррахман ибн Мухаммад ибн Халдун (1332, Тунис — 1406, Каир), арабский историк и философ, автор универсальной истории «Китаб ал-‘ибар». В знаменитом Предисловии к этой книге («Мукаддима») Ибн Халдун изложил свое учение о развитии общества, основываясь не на эволюции политического строя, как греческие философы, а на эволюции форм хозяйства: кочевого быта, земледельческой оседлости, городской жизни. Он первым также отметил влияние климата, географической среды на цвет кожи людей, их нравы и «многие обстоятельства у них». Аналогичные мысли были развиты в Европе лишь несколькими веками позже со времени Монтескьё (см.: Крачковский 1957, 433, 437).

22. ...«Полезный собеседник...», сочинение месье де Саси... — См. примеч. 58 к статье третьей.

23. Московский вазир образования — князь А. И. Тургенев (1784-1845), брат декабриста Н. И. Тургенева, был в 1810-1824 гг. директором Департамента духовных дел в Министерстве духовных дел и народного просвещения, член литературного кружка «Арзамас». С 1825 г. жил за границей, занимался научными изысканиями по русской истории в европейских архивах.

24. Булакская типография — первая правительственная типография в Египте, ал-Матба‘а ал-ахлиййа ал-амириййа или «типография паши», как ее называли в обиходе, была создана в 1821 г. в предместье Каира Булаке (ныне район города).

25. Иджаза — письменное свидетельство, выдававшееся учащемуся ал-Азхара его преподавателем и удостоверявшее его право на преподавание и толкование определенных дисциплин или отдельных научных трудов. Правом выдачи иджаз обладали также известные ‘улама и шейхи суфийских тарикатов.

(пер. В. Н. Кирпиченко)
Текст воспроизведен по изданию: Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави. Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже. М. Наука. 2009

© текст - Кирпиченко В. Н. 2009
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Иванов А. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 2009

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info