В то время, когда внимание Европейских Ученых обращено на остатки древнего Египта, бросим взгляд на нынешнее состояние сего края, и на необыкновенного [132] человека, который управляет его судьбами: через несколько лет решится вопрос, до сих пор разделяющий многих: усовершения, предпринимаемые Пашею Египетским, служат ли к умножению благоденствия сей страны, или к истощению источников ее богатства? Нельзя не согласиться, что Паша расширил производящую промышленность Египта, хотя, кажется, руководствовался до сих пор более видами личной выгоды, нежели благом своего народа. Может быть, сие произошло не столько от своекорыстия, сколько от незнания первых начал Политической Экономии и желания ввести скорее новые перемены. Если, по уверению Европейских путешественников, намерения его клонятся в самом деле к общему благу, то он вскоре увидит свои ошибки, и Египет сделается опять, как в древности, житницею окрестных народов. «Мир, которым наслаждается сия страна», говорит Г. Агуб в предисловии к книге Манжена: «под правлением [133] Могаммеда Али, и просвещенное покровительство, оказываемое им всем путешественникам по Египту, много способствовали ученым разысканиям. Паша приобрел Европейскую славу мудростию управления, возвышенными видами и терпимостию, которая до него неизвестна была в Египте». Прибавим с своей стороны, что ему остается теперь только заботиться о приобретении Африканской славы, просвещенным и снисходительным управлением мирных и трудолюбивых его подданных.

Возвышение сего человека, интриги его с различными партиями, которые в течение многих лет господствовали в Египте, походы Паши и его сыновей в Аравию против Факамиков, Вехабитов, награды, коими осыпал его Султан, словом все хорошее и дурное описано у Г. Манжена подробно и верно, хотя несколько растянуто. Подробности о военных и политических его предприятиях, о его торговых спекуляциях и опытах для распространения промышлености и земледелия, весьма любопытны: описание различных народов, которые составляют нынешнее население Египта, основанное на сведениях, собранных в [134] течение 20 лет, носит на себе отпечаток достоверности. Почерпнув из книги Г. Манжена занимательнейшее, мы в сей статье прибавим новые сведения, не менее важные, и равно достоверные, из находящихся в нашем распоряжении документов.

Нынешний Египетский Паша, Могаммед Али, родился в Кавалле, в Румилии, в 1769 году. Отец его, Ибрагим Панга, предводительствовал войском, которое охраняло дороги. — По смерти Ибрагима, Наместник Каваллы взял к себе в дом сына, бывшего тогда отроком. Еще в это время Могаммед был убежден, что сделается великим человеком: мысль сия родилась, может быть, от того, что ворожеи, толкуя сон беременной его матери, говорили, что дитя ее достигнет высочайшей степени могущества. Не знаем, действовало ли таковое предсказание на его поведение, или, может быть, обстоятельство о сне и толковании оного выдумано было после; но достоверно то, что Могаммед начал свое поприще собиранием податей в Румилии, и усмирением непокорных, отказывавшихся от платы, за что он был пожалован в звание Булук-Баши, и получил в [135] супружество одну из родственниц Наместника, от которой и имел трех сыновей: Ибрагима, Туссуна и Измаила.

С помощию небольшого приданого жены и родственных связен, Могаммед завел табачную торговлю, которую он продолжал довольно успешно, пока новое обстоятельство не переменило его судьбы. Французы сделали высадку в Египте. Наместник Каваллы, обязанным выставить в поле участок свой, состоявший из 300 человек, совершенно вооруженных, отдал их под начальство своего сына, а Могаммеду Али поручил надзор за ним; но сын Наместника, наскучив путешествием, опасаясь трудностей, которые ждали его в песках Абукирских, и не страстный к воинской славе, ушел из армии домой, оставив начальство своего отряда Могаммеду, который после того и принял титул Бик-Баши. В первом сражении против дивизии Французского Генерала Лагранжа, он потерял большую часть своего войска; но благоразумное его поведение во время дела обратило на него внимание Капитана-Паши, который после того поручил ему аттаку укрепления, в коем засели Французы. Ночью он успел достигнуть до [136] ретраншамента, и с рассветом приготовился к приступу, но с наступлением утра, Французы вышли из укрепления. Сие обстоятельство послужило к новому возвышению Могаммеда.

В следующем походе против Мамелюков Вице-Король Египта, Хузруф-Паша, поручил Могаммеду начальство над отрядом армии Юссуф-Бея. Юссуф, быв совершенно разбит, сложил вину на подчиненного своего, и раздраженный Вицерой, решившись выгнать Могаммеда из Египта, повелел ему притти к себе в сумерки. Могаммед отвечал требованием платы для себя и для своих войск, дав знать притом, что он явится к Вицерою на другой день, и не один, а с своим войском. Вицерой, зная связь Могаммеда с Тагер-Пашею и с подчиненными Тагеру Албанцами, которые ему неблагоприятствовали, несмел привести в действо своего намерения, и чрез несколько дней был выгнан из своей столицы Алием и Тагером; последний принял бразды правления, но не на долго: пригласив Мамелюков в Каир, он был убит Турками.

С сего времени начались интриги Могаммеда-Али с Турками, Мамелюками и [137] Албанцами; он то мирился, то ссорился с ними, и всегда употреблял свое влияние на усмирение возмущении и беспокойств, кои в то время были часты в Египте. За таковые услуги, Султан облек его в звание Паши. Между тем, армия давно не получала платы, и новый Вицерой Хуршид сделался ненавистен народу своим корыстолюбием. Сие положение дел благоприятствовало Могаммеду-Али. Неизвестно, раздувал ли он тайно сие неудовольствие, но народ, под предводительством Шейхов, и вся армия объявили, что не хотят более оставаться под управлением Хуршида. «Кому же» сказал им Могаммед-Али: «хотите вы вручить сию власть?» «Тебе», отвечали все в один голос: «мы хотим, чтоб ты управлял нами по законам, ибо знаем, что любишь правду». Сперва он от этого отказывался, чтобы не почли его зачинщиком заговора; но потом, по настоятельному требованию Шеихов, с явным отвращением, согласился на их желание. Хуршид заперся в Каире, где осадили его войска и жители, под предводительством Могаммеда-Али; но вскоре за сим прибыл от Порты нарочный, с назначением последнего трехбунчужным Пашею, и с [138] подтверждения его в звании Египетского Правителя. Новый Паша ознаменовал возвышение свое победою над Англичанами при Розетте, где, под предводительством Генерала Сигуарта, погиб цвет Английской армии.

Не смотря на сей успех, власть Паши была еще весьма слаба; он даже чуть было не лишился ее от обстоятельства, которое, как ни покажется маловажным и смешным, но сильно подействовало на умы суеверных Турок. Вдруг явилась в Каире женщина, уверявшая о себе, что в ней поселился говорящий дух, который в темноте дает даже целовать у себя руки. Слава о ней распространилась так быстро, что все жители Каира, и даже войска, сделались ее поклонниками, слепо веря, что в ней есть нечто сверхъестественное. Могаммед, зная, какая опасность может для него произойти от толпы людей непросвещенных, доступных всякого рода заблуждениям, решился открыт тайну чародейств сей женщины. Он приказал Аге схватить ее и привести во дворец, что и было исполнено, хотя с трудом. Женщина объявила, что дух говорит не иначе, как ночью. Мы подождем, отвечал [139] Али. Когда время наступило, она, призвав имя Шеиха-Али, отвечала на несколько вопросов, и потом подала ему руку для поцелуя: он велел ей поднести ее ближе, и почувствовав, что это рука человеческая, вдруг схватил ее и приказал внести свечи. Открылось, что Паша держал за руку не духа, а ту же женщину, (искуство ее состояло в том, что она говорила чревом), которая и начала просить помилования. Могаммед-Али решился однакоже наказать обман, и приказал утопить ее в Ниле. Чернь хотела было препятствовать исполнению этого намерения, по Паша остановил недовольных, сказав, что если в ней подлинно пребывает какой нибудь дух, то он спасет ее от грозящей ей погибели, в противном же случае, она понесет заслуженное наказание.

Изо всех дел Могаммеда ужасней прочих поступок его с Мамелюками. В 1811 году, он пригласил Беев в Каир, принял их в цитадели с большою церемониею и со всеми знаками дружбы, к угощая их, сделал распоряжения, чтоб их, на возвратном пути, перехватили и лишили всех жизни. Один из сих несчастных бросился в гарем Али, сие [140] недоступное для всех Магометан убежище, но его вытащили оттуда, и предали мученической смерти. По умерщвлении Беев, приказано было захватить всех Мамелюков; их приводили к Киая-Бею, и тотчас отрубали им головы. Многие погибли совершенно невинным образом, не могши защититься от ярости Могаммедовых войск. Цитадель походила на окровавленную площадь; мертвые тела заграждали улицы; везде видны были богато убранные кони, поверженные подле тел своих господ, изломанное оружие и окровавленные одежды, сделавшиеся потом добычею солдат. Того утра считалось 470 Мамелюков: все погибли во время сего убийства.

Ужас овладел Каиром; несколько дней продолжался беспорядок: лавки были заперты; базары опустели; войска безнаказанно производили грабежи, и Паша, запертый в цитадели, не показывался. Город походил на крепость, взятую приступом; никто не показывался на улицах. Всякий ожидал у себя участи, приготовленной ему судьбою.

Наконец Али вышел из цитадели, и с гвардиею объехал город: с помощию сына своего Туссун-Паши и [141] некоторыми мерами строгости, он восстановил спокойствие, но более 500 домов было уже разграблено. Так истреблены были Мамелюки в столице Египта: с таким же коварством лишали их жизни в провинциях. В извинение Паши говорят, что он действовал в сем случае по повелению Порты, ибо Мамелюки, как войско беспокойное, могли бы воспользоваться отсутствием Турецких войск в Аравии, для произведения в Египте новых возмущений. Могаммед, вероятно, обрадовался сему повелению, которое подавало ему средства к избавлению себя от сомнительных друзей и сильных врагов; кажется даже, что он не раскаивается в сем поступке. Узнав, что все Европейские путешественники упрекают его в сем коварном и бесчеловечном убийстве, он отвечал, что желал бы иметь две картины, из коих на одной было бы представлено истребление Мамелюков, а на другой смерть Герцога Ангенского, предоставляя на суд потомства сии два происшествия.

Истребив Мамелюков, Могаммед обратил внимание на Аравию; он отправил туда сына своего Туссуна, с армиею, против Вехабитов. Туссун [142] ознаменовал сей поход быстрыми успехами: он взял город Медину, которой ключи Паша отправил к Порте, с богатыми подарками денег, драгоценностей, кофе и проч. После того Могаммед-Али отправился на поклонение в Мекку. В Джедде встретил его, со всеми знаками приязни, Шериф Галеб; в благодарность за это Могаммед, из корыстолюбия ли, или, как другие говорят, уверившись, что Шериф действует неоткровенно, приказал сыну своему Туссуну схватить его и отвести в Каир, а сам ограбил его дворец, в коем заключалось несметные сокровища, и употребил часть оных на войско, а другою поделился с Портою. Порта, узнав, каким образом приобретены полученные ею подарки, возвратила их было Паше, с приказанием отдать их Галебу; но Галеб был между тем сослан в нездоровое место, занемог там и скончался.

Возвращение Наполеона с Эльбы во Францию ускорило отъезд Могаммеда Али из Аравии. Мамелюков нечего ему было бояться; державшие сторону их Бедуины приходили ежедневно к нему с изъявлением своего покорства. Сильнейший между ними Шеих Абу-Кораим явился в [143] Каир, и, за отсутствием Паши, прибегнул к покровительству его сына Ибрагима. Когда Могаммед воротился, он представился к нему, приведши 45 лошадей: но Паша не забыл, что Абу-Кораим был некогда его врагом, и несчастный Шейх был умерщвлен.

Магоммед, давно ужо принявшие намерение преобразовать свои войска, поставит их на Европейскую ногу, начал с тех, кои находились под предводительством меньшего сына его Измаила. Но войска сии возмутились; офицеры присоединились к солдатам, и составился обширный заговор для свержения Паши, который столь явно нарушал закон Магометов, называющий преступлением всякое нововведение. Заговорщики двинулись к цитадели, но, быв встречены пальбою, рассеялись по городу, начали грабить домы и базары, и распространили ужас между жителями. Франки взялись за оружие, для защиты своих жилищ; полиция пристала к ним: наконец приверженцы Паши одержали верх, и возмущение было усмирено. Паша действовал в сем случае справедливо и благоразумно: собраны были точные известия о потере, понесенной жителями, и каждому сделано [144] было вознаграждение из собственной его казны. Начальники бунтовщиков и офицеры армии были приласканы подарками, и Паша отложил на время намерение о преобразовании своего войска.

Вскоре после сего, Могаммедь-Али потерял второго сына своего Туссун-Пашу, на место коего отправлен был в Аравию старший, Ибрагим. — Туссун забывал о сражениях в объятиях своих любовниц, в толпе музыкантов и танцовщиков, которых привел из Каира. Он купил несколько Грузинок: одна из них была образцем красоты. Несчастный юноша сделался жертвою своей привязанности к прекрасной. — После первой ночи, проведенной с нею, он начал жаловаться на сильную головную боль, за которою последовали сильные судорожные движения. Доктор его находился в отсутствии, и всякая помощь была бесполезна. Холодный пот, предвестник смерти, покрыл все тело: Туссун скончался в бреду и в судорогах, страдавши не более 10 часов. Думали, по приметам и по ходу болезни, что его застигла чума, которую, вероятно, Грузинка привезла из Константинополя. Впрочем она осталась невредимою. [145]

Спустя несколько времени, Ибрагим Паша успел покорить совершенно Вахабитов. В ознаменование сего происшествия, он по обету, собрав всех поклонников, пришедших ко гробу Магоммета из Египта и Сирии, на гору Арафат, с большим торжеством принес в жертву 3000 овец, и сверх того в Мекке роздал богатые милостыни. За сим он возвратился в Каир, где был принят с торжеством. Магоммед-Али получил по сему случаю от Султана, вместе с поздравлениями, богатые подарки.

После успеха над Вахабитами, Паша Египетский обратил внимание свое на юг, для покорения стран, прибрежных к Нилу до Сеннаара, а для сего и отправил туда войско под предводительством меньшего своего сына Измаила. Измаил показал в сей войне большую деятельность, человеколюбие и великодушие к пленным и к покорным народам. Случилось однако ж, что один строгий поступок едва не причинил ему погибели. В Сеннааре он велел наказать палками одного из тамошних Начальников. Сей воспользовался первым представившимся ему случаем для отомщения. Измаил отправился с отрядом 40 человек в [146] маленькую деревню подле Сеннаара; наказанный последовал за ним, и напав ночью на его квартиру, поразил его кинжалом в грудь, при чем некоторые из Ибрагимовой свиты лишились жизни.

Экспедиции сей поручено было между прочим, набрать жителей из Сеннаара Шеиды и Кордофна и окрестных стран, для образования Египетской армии. Г. Манжен говорит, что привели в Египет до 3000 Негров: по нашим известиям их было вдвое более. Сим несчастным привили сперва оспу, а потом отдали на руки Французским офицерам, которые должны были обучать их ружейным приемам и строевой службе. Но Паша сильно обманулся в надежде на сии черные войска. Приведенные Негры были крепкого сложения и охотно учились; но вскоре появилась в лагере болезнь, и сии несчастные умирали, подобно зараженному стаду. Врачи приписывали сию смертность не столько физическим, сколько нравственным причинам: изведано по многим случаям, что отторженные от родины Негры сих стран не могли пережить сей разлуки, и сие чувство имело такое сильное влияние на здоровье новых солдат, что из 20,000 едва три тысячи [147] остались и живых,— после двух-летнего пребывания в Египте. В Каире часто встретите черных невольников, кои, несмотря на ласковое с ними обхождение, скучают жизнию, и ищут смерти: в сем расположении духа, они чаще бывают подвержены болезням, особенно чуме.

Не смотря на сию неудачу, Могаммед-Али решился однако ж исполнить свои намерения в рассуждении армии. Очевидец, который с Гг. Сольтом и Дроветти посетил Пашу в его лагере, подле Манфалута, и пробыл там несколько недель, сообщил нам известия о мерах, какие принял Паша для введения регулярных войск. Думали было, что Могаммед решился на сие предприятие, дабы заранее приготовиться к свержению с себя зависимости от Порты, которую он будто оскорбил покровительствуя Грекам, и отказавшись от бесчеловечных мер, какие принимались против них в Сирии, Каире, Смирне и Константинополе. Мы имеем причину не верить сему суждению. Правда, что помощь, оказанная им Порте могла быть гораздо деятельнее и важнее: но он до сих пор отправлял беспрестанно в Турцию суда и войска, и в [148] прошлом году выслал против Мореи сильную экспедицию. Может быть, богатые подарки, посланные им в Константинополь, послужили к извинению его за слабое участие в войн против Греков. В последнее время Паша подарил Султану алмаз, купленный у Рондлей Байгота за 30 т. фунт, стерл. (720,000 руб.).

Корреспондент наш извещает нас, что Могаммед-Али начал образование армии отобранием 500 Мамелюков, которых поручил в Ассуане надзору преданного ему Мегмед-Бея, служившего прежде Кияя-Беем: они были отданы в обучение Полковнику Севу, который был некогда Адъютантом Маршала Нея, и вместе с некоторыми Англичанами старался об освобождении его перед смертию, но потом, когда покушения его не имели удачи, принужден был бежать из своего отечества. Отобранные Мамелюки долженствовали составлять офицеров новой Египетской армии: легко можно вообразить, какие затруднения предстояли в том, чтоб приучить их к новой должности: надлежало созидать новое в противность принятым обычаям и правилам религии; однако же твердость духа, постоянство и терпение превозмогли [149] сии препятствия. Не раз недовольные Мамелюки грозили Севу смертию; но он никогда не терял твердости духа, и это спасло его. Однажды он явно обратился к заговорщикам, и предложил всем им драться с ним на саблях, одному после другого, и продолжать это до тех пор, пока найдутся недовольные. С таковою решимостию он постепенно овладел буйными их умами; они даже весьма полюбили его и, под его начальством, сделали большие успехи.

Когда все черные перемерли, Паша решился внести регулярный способ конскрипции, как у Французов, набирая рекрут из Аравитян: схватили их до 30,000 и послали под сильным военным прикрытием в Верхний Египет. Сии то Аравитяне, вместе с остатками черных невольников, с немногими Берберами и офицерами из Мамелюков, составляют нынешнюю армию Паши. Двенадцать Европейцев, большею частию Италиянцы, исправляют должность учителей. Болезни значительно уменьшили ряды сего войска; но в начале прошлого года, число их простиралось до 23,000 человек на лице. Они разделены на шесть полков, из коих каждый, по положению, составлен из 8 [150] баталионов, в коих должно быть по 500 человек.

Когда корреспондент наш посещал Египетский лагерь, тогда четыре сиих полка стояли лагерем близ Манфалута, по границе степи, на каменистом грунте. Маневры их были сопряжены с различными затруднениями, по недостатку башмаков у солдат. До сих пор еще нет в сем войске регулярного управления; Могаммед Бей заведывает всем, донося обо всем Паше. Впрочем сила повелений и быстрота в исполнении, происходящие от Египетского деспотизма, много помогают военной системе, принятой Пашею; как, например, в рассуждении башмаков: Паша, приметив у одного из Европейцев башмаки на высоких каблуках и перевязанных по военному, выпросил их у него для образца, и менее нежели в 12 часов, дюжина пар была у него готова. Дюжину сию тотчас послали в Каир, с повелением, чтоб в месяц приготовлено было 40,000 пар. Все башмачники города Каира принялись тотчас за дело, которое и было исполнено. «Вы мне отвечаете головой, если этого не будет», говорит обыкновенно Паша, давая поручения такого рода. [151]

Мамелюкские начальники сделалась из рабов хорошими Полковниками, и 15,000 войска довольно хорошо устроены, и способны для действительной службы. Сюда можно присоединить З000 человек, употребляемых при обозах. Сверх того предписано было в начале прошлого года, сделать новый набор 15000 человек; ибо Могаммед-Али решился довести армию до 40,000 человек. Из оных один баталион будет находиться в Александрии; он будет поставлять матросов для флота, который доведется до 40 судов различной величины. Все сии матросы Аравитяне.

Паша взирает с восхищением на успехи своей армии. Предприятие сие дает ему новую жизнь, и питает его честолюбие. Он проводит утро в принимании офицеров и в делах с Могаииед-Беем. Пополудни который нибудь полк учится перед ним; после захождения солнца он уходит во внутренние комнаты, где собираются главнейшие офицеры для изучения теории воины: они садятся, за большой стол, покрытый жестяными фигурами, представляющими плутонги и баталионы. Паша просиживает тут по три и но четыре часа сряду, <…[152,153]> (Cтраницы в доступном экхемпляре отсутствуют - Thietmar. 2021) [154] зинного цвета, и прикрепленные на груди двумя золотыми застежками, кои усыпаны изумрудами. Верхнее платье отделяется от нижнего поясом; вместо широких Турецких шаровар, введены обыкновенные панталоны, которые подвязываются под коленами, и спускаются по ногам в виде штиблет. Обер-офицеры получают также достаточное жалованье: нижним чинам дается по 18 пиастров на месяц, и сверх того одежда и достаточное количество хорошей провизии. Они теперь довольны и привязаны к службе: в войске поселился дух соревнования. Часто видишь, что солдаты, в часы отдыха, вместо забавы учатся ружью. Бывали также случаи, в которые они показывали решительную твердость духа. Однажды, во время пальбы из мортир, обломок бомбы упал подле одного воина. Он, вместо того, чтоб убежать или броситься на землю, остался неподвижен на месте, и к счастию, без вреда; после, когда его спросили, от чего он не искал спасения: «я теперь солдат» отвечал он, «а солдат не должен знать страха». К распространению сего духа много способствовало беспристрастие, с каким раздаются по [155] заслугам сержантские чины. Сержанты хорошо одеты и носят сабли, отличие, которому многие из простых воинов завидуют.

Честь сего преобразования или, лучше сказать, создания Египетской армии принадлежит во многом Полковнику Севу: но, отдавая ему справедливость в сем деле, мы вообще не можем не говорить об нем без сильного негодования. Уверяют, что он принял Магометанский закон и назвал себя Сулейман Беем и Мир-Алле или Полковником четырех тысяч; но он скоро узнает, что ошибся в расчете, ибо, когда пройдет в нем надобность, Могаммед будет уметь поступать с ним, как он того заслуживает. Недавний случай может послужить ему примером. Европеец, принявший исламизм, как-то напился: Ибрагим-Паша приказал бить его по пятам. Некоторые заметили, что он Европеец. «Нет, нет», отвечал Ибрагим: «он теперь наш, не жалейте его!», и отступник получил 500 ударов.

Остается нам рассмотреть Могаммеда-Али в его мирном быту, как гражданская правителя страны Фараонов, заметить пространства и средства его [156] владений, и подать некоторое понятие о разнородном собрании народов, составляющих население нынешнего Египта.

Египет заключается в обширной долине, простирающейся от севера к югу, от Суана или Ассуана до берегов Средиземного моря, от 24° до 31° с. ш., на 600 миль ² в длину при различной широте. Верхний Египет или Саид, заключающийся Каиром, содержит 500 миль пространства, лежащего между двумя рядами серых гор из песчаного камня, которые иногда сходятся на пять или шесть миль. От Каира до моря холмы исчезают, и разделяясь, дают сей части вид треугольника, которого длина вверх по Нилу простирается на 100, а ширина по берегам Средиземного моря на 150 миль. Пространство сие названо, по виду своему, Египетскою Дельтою. Посреди ее протекает величественный Нил. Положив Верхний Египет, средним числом, шириною в 10 миль, и присоединив долины, идущие от Дельты, можно назначить в Египте удобной для удобрения земли 16 т. квадр. миль, или круглым числом 10 миллионов акров. Это [157] составляет ровно половину против Ирландии, и как число жителей сего острова простирается, по новейшим сведениям, до 6 миллионов, а число жителей в Египте составляет половину сего числа, то взаимное население их одинаково. Но нельзя сравнивать числа и ценности земледельческих произведений в сих двух странах: в сем отношении Египет берет верх над Ирландиею. В первом значительная часть наводняется Нилом и способна к искуственным наводнениям сей реки. Остающиеся за сим земли требуют больших трудов, и приносят ничтожные произведения. Без Нила, весь Египет сделался бы степью, подобно той, которая прилегает к сей стране с востока и с запада, ибо там изредка идут дожди. От Марта до Ноября, при безоблачном небе, продолжаются сухое время года и зной от палящего солнца; средняя высота солнца доходит до 90°. В прочие шесть месяцев термометр показывает 60°; ночи холодны и росы часты. Ветры, пагубные для здоровья и истребляющие все растения, дуют в степях. Аравитяне называют их Симум; Турки Самиель. Свойства сего ветра различны, смотря по временам года, в [158] которые он дует. В Декабре и Январе он сопровождается сильным и проницательным холодом; но около весны, когда он дует иногда в продолжение двух месяцев, и потому называется пятидесятидневным, он жарок, приносит с собою облака тонкого, неощутительного песку, который затемняет воздух лишает солнце всякого блеска и придает лучам его слабый, фиолетовый цвет. Всякая мебель в доме коробится и трескается; листья сжимаются; лихорадки господствуют между жителями, которые бегут с улиц и базаров, и запираются в своих домах.

Страны, наводняемые Нилом, весьма плодоносны, и хотя они постоянно, в течение слишком З000 лет, приносили ежегодно, без перемежки, одну или две жатвы, без всякого удобрения, но несмотря на это, они и теперь также изобильны: весь труд земледельца состоит в уравнении черного ила, оставленного наводнением. С другой стороны плодородие частей, неподверженных наводнению, весьма преувеличено. Особенно пшеница родится весьма бедно, в пять или шесть зерен. Земля удобнее для маиса и для проса (dourra), и так как сии роды хлеба, [159] вместе с рисом и чечевицею, составляют главную пищу 9/10 жителей, то Правительство, присвоив себе монополию торга хлебом, имеет способы к большому вывозу пшеницы. Со времени Европейского мира, сия отрасль торговли почти прекратилась, по мере большого добывания сего рода хлеба в других Государствах. Было время, что 500 или 900 Европейских судов, нагруженных сырыми произведениями, отправлялись из Александрии в Марсель, Генуу, Ливорно, Триест, Мальту и Константинополь, для промена сего груза за монету или за мануфактурные изделия. В 1821 году, один Английский купец сделал опыт нагрузить корабль льняным семенем: найдено было, что, не смотря на двойные пошлины против вывозимого из России, произведение это может с выгодою служить заменою за товары, вывозимые из Англии; в прошлом году торг сей так возрос, что вывезено было льняного семени из Египта прямо в Англию 25,000 четвертей, на что употребили более 20 Английских кораблей. — Но главнейшею статьею для торговли и мануфактур Англии, может почесться хлопчатая бумага. Недавно положено начало сего [160] рода промышлености, и успех ее превзошел все ожидания. Вместо грубой хлопчатой бумаги, до сих пор находившейся в Египте, посеяли там семена Бразильской. Первый опыт сему сделан был в 1822 году, по повелению Паши, и собрано было хлопчатой бумаги 25,000 мешков, каждый в два центнера. Несколько мешков послано было в Ливерпуль, и там мешок продавался от 11 до 13 пенсов. В 182З жатва была так изобильна, что за удовлетворением требований стран, прилегающих к Средиземному морю, исчислено, что в Англию можно отправить, в течение 1824, по крайней мере, 50,000 мешков. Паша между тем распространяет возделывание сего полезного растения на участках земли, находившихся до сего времени в запущении, очищая старые каналы, и снабжая плотинами те, кои сообщаются с Нилом. Надеяться можно, что жатва нынешнего года принесет вдвое более против предъидущего, и что со временем, количество хлопчатой бумаги, собираемой в Египте, сравнится с тем, которое привозится из Америки. Бумага сия ни в чем не уступит Американской, и так как она в Египте не должна бояться ни [161] морозов, ни дождей, то и добывание ее здесь вернее.

Сей новый источник торговли приобретет большую важность, если рассудить, что бумага будет привозиться в Англию на Английских кораблях, и что она существенным образом увеличит наш торг с Египтом. Поелику большая чаешь сего произведения привозится в Ливерпуль, то намереваются завести подле сего города карантин, для предохранения его и вместе всей Англии от ужасов моровой язвы. Впрочем сие опасение едвали может существовать, хотя не бесполезно принимать меры благоразумной предосторожности. Опыт пришедшего столетия свидетельствует, кажется, что бояться нечего. Климат Англии покровительствует ее. Притом Египетский Паша, не веря, подобно собратиям своим Магометанам, предназначению, и предпочитая собственные выгоды прихотям своего закона, готовится завести в Александрия лазарет, для совершенного искоренения чумы в Египте.

К числу вывозных товаров можно присоединить еще шелк и лен; едва ли нужно говорить, что в таком климате, при хорошем поливании земли, может с [162] успехом рости сахарный тростник. Индиго, шафран и другие красильные растения возделываются в большом количестве. Здесь могут произрастать все Европейские и тропические фруктовые дерева, и почти все здесь находятся. В прекрасной области Файгон цветет в изобилии виноград и масличное дерево. В долине Тоумлант Паша поселил колонию 500 Сирийцев, для разведения шутовых дерев и воспитания шелковых червей.

Между тем должно опасаться, что непосредственное участие Могаммеда-Али в каждой почти статье промышлености затруднит и остановит трудолюбие жителей, которые сделаются равнодушны к произведениям всякого рода, ограничившись только возделыванием небольшого количества дурры, необходимого для их продовольствия. Прежде Египетские Наместники довольствовались собиранием мири или поземельной подати; но Могаммед во многих случаях присвоил себе земли, выдавая вместо того владельцам оных пожизненные пенсионы, так, что отец не оставляет сыну никакой собственности. Захваченные таким образом земли принадлежали, большею частию, [163] Мамелюкам, или некоторым заведениям для пропитания бедных, для содержания мечетей, фонтанов и публичных школ, и Шеихам. Даже владелец незахваченной земли не может свободно располагать ее произведением; надобно прежде, чтоб агенты Правительства осмотрели, какую часть желают они взять, по цене, ими же положенной; также, вместо учрежденного для содержания придворных чинов мири, выдают им по половинной цене — земледельческие произведения. Один Паша продает товары, назначенные для вывоза. Сие послужит к объяснению сказанного Г. Манженом, что в Египте путешественник поражен богатством жатвы, и бедностию деревень, и что нет страны богатее земными произведениями — и с другой стороны, в которой жители доходили бы до такой степени нищеты.

Нововведения Паши оставили Египетского крестьянина на той же степени нищеты, на коей он находился всегда, с самых древних времен, с тою разве разницею, что теперь он еще несчастнее, потому что по новой конскрипции отрывается от своей семьи. Также нельзя сказать, чтоб Паша сделал много [164] полезного для мануфактур и общей торговли своей земли. Не имея ни малейшего понятия о Государственном Хозяйстве, он вводит новости, чтоб быть чем нибудь занятым. Имея разнообразные и ценные произведения от земли, не находит он нужды в мануфактурах. Для приведения в действие машин находятся в его распоряжении только грубые силы, а именно, люди; нет у него ручья воды для обращения колеса; нет уголья и дров для приведения в действие парового судна; между тем он завел колеса, прядильни, паровые суда и проч., находящиеся под ведением немногих Французов, кои, из личных видов, поощряют его к продолжению сего дела, хотя он, не помышляя о фабриках, может покупать Английские бумажные изделия и Английские сукна гораздо лучшей доброты и гораздо дешевле. Кроме того есть физические препятствия введению машин в Египет, а именно, постоянная и неощутительная пыль мелкого песку, от которой нельзя ничего уберечь; она проходит в колеса и в тончайшие части машин, и останавливает их действие; все дерево коробится или трескается во время жарких ветров, и от чрезвычайного жару и сухости [165] бумажные нитки рвутся. С сими затруднениями, при насильной и дурно заплаченной работе, нельзя полагаться на быстрый успех мануфактур в Египте.

Между разными проэктами Али-Паши нельзя не упомянуть об учреждении в Каирской цитадели полного военного арсенала, под управлением одного Француза: здесь 600 человек находятся в беспрестанной работе; здесь назначено лишь пушки, приготовлять все, что касается до вооружения войска, и порох, для которого находится много материалу, кроме разве лесу. Селитру находят в степях и в озерах, а между Нилом и Чермным морем отыскано несколько серных руд. Часть сего арсенала взлетела, на воздух вероятно, по случаю прибытия в Александрию Капитана-Паши для употребления участка Могаммедовых войск против Греков. Телеграфы, устроенные между Каиром и Александриею, дали ему тотчас знать о приближении Турецкого флота, и он догадывался, какого роду сие посещение, и какая причина оному. Если однако ж взрыв сей сделан был с намерением, — то действия оного гораздо оказались ужаснее, нежели Паша [166] предполагал: почти вся цитадель была разрушена, и до 5000 человек погибло.

Открытие старых каналов и укрепление новых, по благодетельным последствиям, заслуживают всеобщую признательность. Между сими особенно замечателен канал Магмудия, соединяющий Александрийскую гавань с Нилом, в Фуа; посредством его, все произведения Египта могут быть удобно привозимы к месту их отправления. В 1817 году, когда во всей Европе был неурожай хлеба, множество судов отправлялось в Египет, изобилующий сим произведением, но по случаю затруднений при устье Нила, подле Розетты, и по бурям, господствовавшим вдоль берегов, ни один транспорт с хлебом не мог заблаговременно прибыть в Александрию, где находилось до 300 кораблей; некоторые из них ушли с половиною груза, а другие с балластом, что подало повод к неисчисленным потерям и к бесконечным спорам. После этого представили Паше выгоды судоходного канала, которой и был вскоре начат.

Все трудящиеся классы народа, в Нижнем Египте, употреблены были на эти работы; им выдано было вперед [167] месячное жалованье, для закупки сухарем и провизии. Каждой деревне и округе назначены были их участки. Аравитяне отправлялись на работу тысячами и десятками тысяч, под предводительством своих начальников, и хотя показание наше покажется преувеличенным, но мы имеем достоверные сведения, что число людей, употребленных в одно время для сего дела, превосходило 250,000 человек. В 6 недель канал был вырыт, и работники распущены по домам; но осенью призвали еще несколько тысяч человек для обведения стен канала каменною одеждою, и вообще для того, чтоб сделать его удобным для сильно нагруженных судов. Канал сей имеет 48 миль в длину, 90 футов в ширину и от 15 до 18 фут. в глубину. Он открыт был, с большим торжеством, 7 Декабря 1819 года, и Паша поспешил известить о том всех приятелей своих в Европе. Разумеется, что работавшие крестьяне не разделяют с нами чувства признательности к Могаммеду за сие предприятие; справедливо взирая на Европейцев, как на людей, подавших Паше совет к такому предприятию, они смотрят на них, как на притеснителей, [168] и при случае стараются показать им свое негодование.

Более всего приносит чести Могаммеду-Али заведение школ для обучения юношества иностранным языкам и Математике, покровительство иноверцев всякого рода, введение оспы и медицинских пособий, употребляемых в Европе, украшение Каирских фонтанов и бассейнов мраморными колоннами, и другие важные усовершения. Турки однако же не любят сих новостей, а по этому ни того, кто их заводит, ни людей, поощряющих к тому Пашу. Они видят, что он обращается с ними совершенно как Турок, между тем, как в поступках с Христианами и язычниками, действует благоразумно и без предрассудков; они желали бы, чтоб всем оказываема была равная справедливость.

В отношении к медицинским чиновникам, и армия и жители терпят большой недостаток. Паша приказал завести медицинскую школу, от которой он надеется такого же успеха, какой он имел, заказав 40 т. пар башмаков. Начались работы в рудниках каменного уголья, серных, порфирных и изумрудных. Вообще, жаждою к новостям и [169] усовершениям, какая одушевляет Могаммеда, одно ведет к другому; срывают холмы, и открываются взоры новые горы, но они ни мало не останавливают рвении Паши. По его мнению, должно все преодолеть.

Судные и Уголовные дела решатся Кадием или Судьею, который присылается от Порты, и сменяется ежегодно; под ним находятся Шеихи, обученные закону. Гражданский процес стоит около 4-х процентов оспариваемой суммы; из оной Кади берет 4/5 для себя, а 1/5 для помогающих ему Шеихов. Маловажные споры и жалобы идут к Киая-Бею. Под его начальством находятся: Янычарский Ага, которому поручено содержать внутренний порядок, особенно между войсками, и Али или Ага полиции, который смотрит за ворами и за женщинами сомнительного поведения, с которых он и берет взятки для себя и своих подчиненных. Мотецеб заведывает мерами и весом, чтоб не происходило в них обмана. Баши-Ага начальствует патрулями и шпионами, кои посещают кофейные домы, базары и другие публичные места; наконец есть в городах по кварталам Старшины, которые [170] примиряют ссорящихся, и стараются о содержании тишины в окрестностях. От сего улицы в Каире также безопасны, как и Лондонские, кроме тех случаев, когда войско возмущается от недостатка платы и для отмщения за обиды, причем обыкновенно терпят мирные жители.

Народонаселение Египта довольно верно определяется податью, налагаемою на домы. Г. Манжен, обращавший на сей предмет большое внимание, полагает в Каире на каждый дом по 8, а в провинциях по 4 души; посему и выйдет:

Таким образом один Каир имеет большое народонаселение. Город сей построен Гоубаром, предводителем войск первого Халифа из Фатимитов. Знаменитый Саладин окружил его стенами. В [171] последние три столетия он постепенно упадал; дворцы Паши и его родственников незначущи; домы большею частию в развалинах, и число жителей в течение последних 25 лет уменьшилось одною четвертью. «В Каире, по словам Г. Манжена, находится 240 главных улиц, 46 площадей, 11 базаров или крытых улиц, 140 школ для обучения юношества, 300 общественных водоемов, 1166 коренных домов, и 1 госпиталь для немощных и больных. Сверх того Каир содержит в себе 400 мечется, куда Мусульмане отправляются молиться, есть, пить, где купцы производят свой торг и где праздные люди проводят время, слушая басни сказочников. Народонаселение состоит из Европейцев, Армян, Греков, Сирян, Жидов, Турок, Аравитян и Коптов, которые почитаются, по всей вероятности, потомками древних Египтян. Франки или Европейцы, большею частию из стран прилежащих к берегам Средиземного моря, заняты торговлею или употреблены в новых мануфактурах. Одна часть их живет в Александрии, а другая в Каире. Число их не превосходит тысячи. Не взирая на явное покровительство Паши, Турки не [172] пропускают случаев к их оскорблению. Армян находится 2000; они живут по большей части в столице, и занимаются торговлею или денежными оборотами. Исповедников Греческого закона из Сирии в Каире З000, в других городах Египта 1000. Прежде они снабжали сельских владельцев разными статьями, и были довольно зажиточны; но монополия Наместников привела их в бедность. Есть тут около 5000 потомков древних Греческих колонистов, которые совершенно отличны от новых Греков: они утратили свой язык и говорят наречием Арабского: многие из них мореходцы; но вообще они занимаются мелочным торгом. — Жидов в Египте 4000: три четверти живут в Каире в части города, названной Жидовскою, и также нечисто и неопрятно, как везде.

Из Христиан, живущих в Египте, всех многочисленнее Копты: число их простирается до 160,000; из них 10,000 живут в Каире. К городах они торгуют; но большая часть трудится в поле наравне с крестьянами (fellah), от которых едва можно их отличить. Во время Мамелюков Копты употреблялись для собирания доходов с деревень: [173] некоторые из них и теперь еще занимают сии должности; Они вообще удаляются от сообщения с людьми, молчаливы, угрюмы, строги в своей нравственности, и, достигнув власти, поступают с подчиненными тиранским образом.

Крестьяне, Феллаг, составляют главную часть Египетского народонаселения; они суть отличного происхождения и вероятно произошли от смеси древних Египтян, Аравитян и Сирин: они близко подходят к Коптам, но все суть Магометане, строго соблюдают обряды своего закона и покорны до чрезвычайности своим Шеихам и священникам. Перемены правления не изменили их одежды, обычаев и положения. Они производят трудные земледельческие работы, и питаются дуррою, живут в избах из нежженого кирпича, одеваются в грубые шерстяные платья и спят на рогожках: городские Феллаги промышляют мелочным торгом, и имеют лавки на базарах, которые оставляют, чтоб итти в мечети. По примеру всех жителей Востока, они любят посещать кофейные домы и слушать сказочников. Они с кротостию переносят все притеснения. [174]

Аравитяне, кочющие со стадами в палатках на берегах Нила, сохраняют свой первобытный характер и свои обычаи, смотрят с презрением и гордою независимостию на прочие классы людей, и особенно негодуют на своих соотечественников, живущих в стенах, и называют их в насмешку гати или стенными. Жены их красивы и статны, и превосходят наружным достоинством и поведением своим прочих Египетских женщин.

1. Статья сия извлечена из помещенного в № 60 Quarterly Review разбора книги: Histoire de l'Egypte sous le gouvernement de Mohamed Aly, ou Recit des evduements politiques et militaires qui ont eu lieu depuis le depart des Francais jusqu’en 182З. Par М. Felix Mangin, ouvrage enrichi des notes par Mrs. Langles et Jomard, et precede d’une Introduction historique par Mr. Agoub. Paris 182З.

2. Английских.

Текст воспроизведен по изданию: О нынешнем состоянии Египта // Северный архив, Часть 15, № 10. 1825

© текст - К. 1825
© сетевая версия - Thietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Северный архив. 1825

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info