Труд, на который мы обращаем внимание читателей, принадлежит перу одного из бывших членов нашей дипломатической миссии в Китае и является в современной географической литературе одним из хороших образцов строго научных отчетов о путешествиях. Поездка на священную гору У-тай, считающуюся центром буддизма в северном Китае и обиталищем бога мудрости Вэнь-шу-пу-са (Маньчжушри бодисатвы), была давно задумана г. Покотиловым и заставила его исподволь проштудировать важнейшие сочинения европейской, китайской и монгольской литератур, ближайшим образом относящиеся к вопросу об У-тай-шани. Пред автором, интересующимся судьбами и современным бытом монголов, которые находят твердую опору своей желтошапочной вере в Утайских монастырях, стояла строго определенная задача - ознакомиться на месте с буддийскою святынею, изучить ее внешнее положение, знаменитые реликвии, памятники старины, быт причастного к ней населения и взвесить значение этого буддийского Рима для окружающей местности и люда. И работа г. Покотилова является новостью в европейской литературе.

Книга распадается на несколько частей: 1) дневник автора во время путешествия на У-тай из Пекина через Бао-дин-фу и Лун-цюань-гуань и на обратном пути в Пекин (гл. I и IV); 2) историко-географический очерк У-тая в связи с общею историею буддизма в Китае (гл. II); 3) настоящее положение У-тайских монастырей и описание наиболее замечательных из них (гл. III). В приложениях помещены: а) имена и описание изображений 18 лохан’ов (архатов) и б) китайские и монгольские имена 48 будд. [172]

Хорошо знакомый с языком и культурою Китая, автор исследует предмет не ощупью и ведет свои записи не с оговорками, как то мы видим у большинства современных туристов, а уверенною рукою знатока. Всякий факт, отмеченный г. Покотиловым, сообщается совершенно объективно, с полным пониманием дела и сознанием его важности. Каждый факт поэтому самым своим существованием на страницах книги или учит нас чему либо новому и ставит науке еще новые вопросы, или дает ответ на циркулирующие уже в европейском обществе вопросы о китайской жизни. По отдельным поводам, где только оказывается возможным, г. Покотилов разнообразит свой дневник эпизодическими вставками, уясняющими ту или другую сторону народного быта. Так мы находим у него общие сведения о кладбищах в Китае (ст. 9), о путешествиях императоров (12-14), о пилигримстве и перевозке покойников с места кончины на родину (23-24), об азартных играх (29-30), о земледельческих ассоциациях с целью охранения полей от воров (40-41) и множество других. Таких драгоценных бытовых картинок встречается в книге весьма и весьма много.

В историческом очерке У-тая автор рассматривает судьбы священной горы с древнейших времен до настоящего времени в связи с общею историею буддизма в Китае. Особенное значение мы признаем здесь за соединением китайских и монгольских источников с европейскими. Перевод одних восточных сочинений дал бы автору, без сомнения, неисчислимо больше фактического материала, но для всякого, знакомого с оригинальною литературою Востока, понятно, как трудно сообщить ясность и стройность массе мелочных данных, почерпаемых из туземных сочинений, чуждых очень часто логической связи, ту ясность и стройность, какую мы находим в труде г. Покотилова. В руководители себе г. Покотилов взял Chinese Buddhism, J. Edkins’а, авторитет которого достаточно сильно говорит за научность сообщаемых им выводов и положений. Но позволим себе заметить, что взгляды на историю первоначального распространения буддизма в Китае, высказываемые Edkins’ом, не единственно существующие в науке, и что опираться на них с безусловностью, может быть, преждевременно. Французские ученые пытаются доказать переход буддизма из Индии через юг Китая. С этою целью они сближают буддизм Индо-Китайского полуострова и Бирмы с китайским и иллюстрируют [173] ламаизм, уже как заключительную стадию развития буддизма. Но если эта теория встречает себе возражения, ибо трудно проследить переход буддизма с юга на север Китая, то и существование его в Восточном Туркестане во II веке до Р. Хр., равно как и введение его в Китай при Ханьском Мин-ди, признается фактическим не всеми. В. П. Васильев думает, что китайские источники не дают оснований ни для одного из двух последних положений. Историческое распространение буддизма в Китае началось, по его мнению, только со времени обоснования в Северном Китае инородческих, пришедших из Монголии и Тибета, племен, то есть, с IV века по Р. Хр. (В. П. Васильев, История буддизма. Приложение к “Истории Китайской литературы”. Литограф. издание, стр. 54-77.). Можно пожалеть, что г. Покотилов не принял во внимание этих взглядов; у него нет недостатка в критическом отношении к делу: называя рассказ китайских летописей о сне и посольстве Мин-ди легендарным (ст. 55), он тем самым свидетельствует о своем скептическом отношении к нему, но под влиянием двух указанных нами взглядов он расширил бы свой кругозор и отнесся бы, может быть, несколько иначе к другим сообщаемым им фактам из ранней истории буддизма в Китае, дав им субъективное освещение.

Центром и самою важною частью всей книги г. Покотилова является глава третья, посвященная изложению современной картины жизни Утайских монастырей. Нужно сказать, что сжатость и краткость слога автора скрывают от обыкновенного читателя ту полноту исследования предмета, которая произведена путешественником, и нужен целый ряд уясняющих положений, чтобы сделать понятными заключения, выходящие из каждой фразы автора. “Все Утайские монастыри, - пишет г. Покотилов, - разделяются на две главные категории: ламские и хэшанские”, и, сообразно с этим началом, он дает нам описание настоящего положения того и другого рода монастырей и быта их духовенства. Это первая попытка в европейской литературе к разрешению вопроса о взаимоотношении северного буддизма с китайским. В Китае водворился буддизм школы Махаяны. С IV века по Р. Хр. он был уже официально признан в Срединной Империи, и с тех пор связи Китая с Индией поддерживались в течение целого ряда веков. Пилигримы китайцы посещали в Индии колыбель своей веры и [174] разыскивали священные книги; бонзы индусы приходили в Китай и принимали участие в переводе канона. В буддизме китайском первенствующая роль принадлежит будде А-ми-то-фо (Амитоба) и двум бодисатвам (пу-са): Гуань-инь (Авалокитешвара) и Вэнь-шу (Маньчжушри). Будда Шакья-муни играет в нем роль только провозвестника религии. В XIV веке буддизм был реформирован Цзонхавою, создавшим культ живых будд, во главе которых стоит в настоящее время Далай-лама. Школа Цзонхавы, нашедшая себе массу последователей и служащая ныне центром и главным двигателем всей нравственно-религиозной жизни населения восточноазиатского нагорья, приходит на У-тае в соприкосновение с буддизмом китайским, и здесь две школы соперничают одна с другой. До чего трудно строго отделить китайский буддизм от ламаизма, мы видим это наглядно по имеющимся в Европе музеям религий Китая. В Musee Guimet в Париже одни и те же изображения будд стоят в витринах обеих школ. Museum fur Volkerkunde в Берлине находит возможным назвать весь отдел северно-китайского буддизма ламаизмом, а в то же время в отделе фоизма, то есть, чисто китайского буддизма, помещает всю коллекцию видов и предметов, относящихся к У-таю. Г. Покотилов устанавливает строго определенное различие между обеими школами и в описании быта их приверженцев на У-тай-шани ясно рисует то преобладание, которое ламаизм стяжал здесь над своим соперником.

В этом отделе книги подготовка автора к выполнению предначертанной задачи высказалась во всей широте и дала ему возможность бесконечно возвыситься над другими путешественниками туристами, странствующими по Китаю без строго научной подготовки и без знания языка. Пред нами лежит другое путешествие на У-тай, также недавно вышедшее в свет-г. Потанина, описанное им в первой главе книги “Тангутско-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия” (С.-Пб., 1893 г.). По необходимости отдавшийся в руки слуг и проводников китайцев, ленивых, нахальных и плутоватых, он стоял вне возможности самостоятельного критического исследования У-тая на месте, а без знания литературы предмета не мог исправить и восполнить недочеты впоследствии. Поэтому-то его отчет переполнен данными самыми ошибочными. Его даты - анахронизмы; его транскрипция собственных имен неправильна и стоит в прямой зависимости от грубого местного шаньсийского наречия; его заключения о внутреннем быте и жизни [175] монастыря, там где он идет дальние непосредственных впечатлений, сомнительны и способны часто вводить в заблуждения. И его самого винить в данном случае было бы неосновательно, тем более, что сознание недостаточности подготовки для работы даже угнетало его при виде богатства материала. Вот его собственные слова: “Отсутствие, при осмотре буддийских храмов, какой нибудь руководящей книги очень затрудняло для нас записывание впечатлений; я не имел ни такой книги, ни самим мною выработанных руководящих идей; поэтому трудно было ориентироваться и выделить важное и особенное в этой быстрой смене пестрых впечатлений, получаемых глазом наблюдателя от множества предметов, которыми переполнены кумирни, от серебряных ваз для воды и масла, сладких печений, сложенных на жертвенниках в виде клетчатых башенок, в роде того, как складывается торф для просушки, от расписанных красками бубнов, или лежащих на деревянных козлах и прикрепленных к ручке, как подсолнух, от фонарей четыреугольных, яйцевидных и т. д., серебряных шандалов, самых разнообразных хоругвей в виде знамен, в виде зонтов, или подвешенных в роде того, как подвешиваются наши ландкарты и пр. Жаль было также, что я не имел под рукою перевода описания утайских святынь, которое есть на монгольском и, вероятно, на китайском языке. О существовании описания на монгольском языке упоминает г. Позднеев в своей книге “Монгольская летопись” (С.-Пб., 1888, стр. 302). В У-тае я не мог достать описания этого священного места северных буддистов”. (стр. 20-21). В другом месте он пишет: “Кроме существующих обителей, есть некоторые в развалинах; дно долины у святого холма усеяно остатками стен и облупившимися субурганами. В окрестностях встречаются как заброшенные субурганы и башни в китайском стиле, так и надгробные старые памятники с черепахой в основании. Синологу археологу здесь довольно нашлось бы работы, может быть, и интересной” (ст. 20).

Нужно ли лучшее сознание своего бессилия, чем то, которое мы читаем в этих строках? Отдавая полную справедливость г. Потанину за его искренность и правдивое отношение к делу, мы не можем не сказать, что его немногие страницы об У-тае находятся вне сравнения с книгою г. Покотилова, ибо у последнего были именно те средства, которые представляются первому далекими pia desiderata. Если г. Потанин допускает такие ошибки в [176] названиях, как Гуань-ин вместо Гуань-инь, Пу-са-сы вместо Пу-са-дин, Шин-тун-сы вместо Сянь-тун-сы, Юн-чжао-сы вместо Юань-чжао-сы, Цзун-тай вместо Чжун-тай и др., которые можно понять и исправить только чрез сличение с иероглифами или чрез уяснение себе особенностей провинциального диалекта, то “У-тай” г. Покотилова, где все названия сообщаются по пекинскому произношению, свободен от подобных недочетов. Если г. Потанин, очевидно, со слов невежественных монахов, пишет, что “400 лет прошло, как императоры перестали посещать У-тай” (стр. 20), то г. Покотилов сообщает документально, что “Цянь-лун (1736-1796) несколько раз лично посещал гору” (стр. 68). Если первый, рассказывая легенду о приобретении монастырем Пу-са-дин земель от китайского императора, приурочивает событие ко времени Минского Хун-ву (1368-1398), допуская в тех же строках ошибку по вопросу о перенесении столицы из Нанкина в Пекин, то последний, указывая цитатою, откуда он берет легенду, дает понять, что источник его не рискует усвоять точной даты событию и имени императору. Если г. Потанину только “кажется”, что Шин-тун-сы самая старая кумирня на У-тае, то г. Покотилов приводит дату построения кумирни Да-сянь-тун-сы и утверждает ее древность положительно. Все эти промахи у туриста совершенно естественны, но они представляются ничтожными сравнительно с тем, что говорит нам г. Потанин по упомянутому вопросу о взаимоотношении на У-тае двух школ буддизма. “Пу-са-сы, - пишет он, - есть единственная обитель на У-тае, которая принадлежит монгольским монахам, остальные все принадлежат китайцам” (стр. 18), и дальше он замечает, что “монголы также очень чтут У-тай” (стр. 21). Главными деятелями на У-тае представляются поэтому, по изображению г. Потанина, китайцы; не ламы, а хэшаны дают направление местной религиозной жизни, - странствуют по соседним провинциям и Ордосу и подбивают верующих к паломничеству и пожертвованиям. По словам г. Покотилова, дело стоит совершенно иначе, и нужно только посмотреть страницы 82, 88, 89, 96, 100, 101, 102, 104, 106,110, 114 его отчета, чтобы убедиться в преобладающем числе дамских монастырей и кумирен на У-тае перед хэшанскими, об их более сплоченной организации, большем приеме пилигримов и важной роли на святой горе. Наоборот, стр. 70, 101, 103, 111 и др. рисуют нам неудовлетворительное состояние и упадок хэшанства и его [177] монастырей, так что ошибка г. Потанина становится очевидною. Но мало, что г. Покотилов уясняет роль ламаизма и буддизма на У-тае, - он описывает, кроме того, отличительные особенности хэшанских храмов от ламских во внешности и внутреннем устройстве, перечисляет изображения божеств и музыкальных инструментов, свойственные каждому из этих двух разрядов кумирен; сообщает множество подробностей относительно обитателей монастырей, дает понятие о постепенном прохождении ими различных монашеских степеней, перечисляет и объясняет различные монастырские должности и повседневные правила монастырского устава и пр.

После всего этого не остается никакого сомнения, что автор крайне добросовестно, всесторонне и тщательно изучил свой предмет и сделал все возможное для придания своему отчету строгой научности и ценности. Мы считаем особенным для себя удовольствием заявить, что труд г. Покотилова должен быть назван бесспорно лучшим из всех имеющихся в европейской литературе списаний упомянутого религиозного центра Китая. Помимо богатства содержания, самое издание его с иероглифами в тексте дарит общество новостью, не виданною в нашей географической литературе и имеющей бесконечно важное значение для синологов. Мы приветствуем поэтому появление “У-тая” г. Покотилова, как признак несомненного роста русской науки.

Немногим из европейцев выпала на долю возможность видеть У-тай, но еще меньше известно нам путешественников туземцев, которые из религиозной ревности или из любознательности посещали бы священную гору и оставили какие либо труды с описанием своих странствований. Нужно предполагать, что популярность, которою искони веков пользуется У-тай, как место пилигримства, среди китайских и монгольских буддистов, должна была создать обширную географическую литературу этого рода на туземных языках, но в Европу доселе не проникло, кажется, ни одного перевода подобных произведений. В коллекции китайских книг Bibliotheque Nationale в Париже за № 40 имеется сочинение Ся-кэ-ю-цзи, дневник путешествия Сюй-хун-цзу, прозванного ся-кэ, то есть, гостем отдаленных стран. Издание - 1810 года. В самой большой из китайских библиографий, Сы-ку-цюань-шу, в отделе о сочинениях времен Минской династии об авторе Ся-кэ-ю-цзи говорится: “Минский Сюй-хун-цзу был большой любитель странствовать. След [178] ноги его остался во многих местах вселенной (Нужно помнить, что под вселенной (тянь-ся) здесь разумеется только Китай.), и особенно на западе ее он проехал много тысяч ли, исследуя истоки рек. Записки его расположены по порядку этих путешествий”. Вот этот-то Сюй-хун-цзы совершил путешествие из Пекина на У-тай, через Фу-пин и Лун-цюань-гуань, то есть, по той же самой дороге, которою проехал г. Покотилов 316 годами позднее. Краткий дневник китайца не сообщает нам много новых данных; автор его, видимо, больше увлекался красотами горной природы, нежели записывал положительные данные о местности, но все же его страницы представляют собою некоторый интерес, свидетельствуя нам, как мало изменилась страна в течение трехсот лет. Мы присоединяем здесь перевод этих же записок (Ю-У-тай-шань-жи-цзи).

1-й год Вань-ли (1573) 7 луны 28 числа. Выехал из столицы на У-тай, и 4-го числа 8-й луны подъехал к южной заставе города Фу-пин по горам из уезда Тан-сянь. Реки Тан-хэ достиг в начале вскрытия, а Хуан-ку’я в период полного разлива. Вода была очень высока. За Фу-пин к юго-западу прошел каменный мост. На северо-западе - горы. Переваливаем множество горных пиков, один выше другого и, следуя ручью, влево на север идем 8 ли. Маленький ручей течет с запада и становится большим потоком. Идем против течения потока к западу и потом поворачиваем к северу. Крутизны мало-помалу уменьшаются. Еще 7 ли, и поворачиваем к поселку Тай-цзы-пу. После 15 ли к северу до нашего слуха внезапно достиг шум воды. Повернувшись налево, увидел каменный утес. Отвесная стена в несколько десятков восьмифутовых саженей. В средине его есть впадина, как бы выскобленная ногтями; вверху такая же впадина. Образующийся здесь водопад должен разливаться широко, но в настоящий период засухи водопада нет, хотя вода струится по ложбине, образуя прекрасный горный проток в 2-3 фута. Ручей течет по маленькой тонкой ложбине впадины, протекая которую, разливается шире и выходит наружу. Следуя вниз за красивым горным потоком, опять встречаем вершину и переходим через хребет Ань-цзы-лин. Сверху хребта широкий кругозор на все четыре стороны. Северная падь ровная и открытая. На северо-восток и северо-запад высокие [179] плато с отдельными пиками, поддерживающими небо на подобие святой ладони. Только на северной стороне остается пролет между горами с далеким поперечным хребтом на горизонте. Это - Лун-цюань-гуань, находящийся в 40 ли. Внизу хребта есть поток, текущий с северо-запада. Вначале мы, следуя за ним, идем к северу, затем оставляем его, и поток уходит на восток в горы. Перевалив через небольшой хребет, встречаем опять значительный поток, приходящий с северо-запада. Течение его необыкновенно стремительно. Вначале он течет в юго-восточном направлении и, соединясь с потоком, приходящим с юго-запада, выходит с северной стороны к Фу-пин. Миновав Фу-пин, я оставил большой поток и иду к западу по течению реки к Лун-цюань-гуани. За сим, потеряв из вида западный поток, мы проходим впадину и высоту Ань-цзы-лина, а перевалив, опять встречаемся с большим протоком. На нем имеется каменный мост, которому считают десять тысяч лет. Переехав через мост, направляемся вверх по течению потока к северо-западным высоким горам и снова затем уклоняемся от ручья. Идем 10 ли вниз. Теснины. Отдельные пики закрывают небольшие горы. Не жарко. Непрерывная цепь гор составляет величественную массу. Повернув идем к северу; по направлению к северо-востоку высокие горы.

Смотреть на них - они дальше уходят;
Бежать к ним, они приближаются;
Крутизны, обрамляющие их, красивы;
Далеко, далеко они гонят от себя людей.

Переход в 20 ли необычайно трудный по горам, называемым У-янь-чжай или У-ван-чжай. На самой вершине существует хижина старого хэшана. Здесь останавливаемся, а потом спускаемся с горы по направлению к северо-востоку. Широко разливается большой поток воды и сливается с большим потоком Лун-цюаня. Туземцы построили здесь каменный мост, и другой дороги, минуя Лун-цюань-гуань, нет. С моста налево идем восемь ли к северу и встречаем обрушившуюся скалу, которая, высоко вздымаясь, преградила дорогу потоку. Еще через 2 ли поселок в узком ущелье с двойною стеною кругом образует заставу Лун-цюань-гуань.

5-го числа. Въехал южными воротами, выезжаю восточными. Идем 10 ли на север. Дорога постепенно поднимается вверх. Горы [180] становятся грандиознее. Слышен шум воды, и каменная дорога пресекается. Два глубокие обрыва образуют каменную стену. В беспорядке удивительным образом нагромождены здесь деревья, и перемешанная с камнями растительность дает прекрасный пейзаж, среди которого трудности подъема не замечаются так сильно. Это тянется на 5 ли. Утесы, сближаясь, опять образуют каменное двухъярусное ущелье. Еще 5 ли. Поднимаемся на хребет Чан-чэн-лин со срезанной вершиной. Оборачиваясь, смотрю на далекие горы. Высочайшая вершина оставляет все под ногами. С двух сторон, ближайшие горы охватывают и как бы защищают ее, и только с юга длинною нитью тянется горный проход. С вершины хребта глаз охватывает горизонт на 50 ли. Высокая башня увенчивает большой пик и образует верхнюю заставу Лун-цюан’я. Внутри заставы на западной стороне ростет старая сосна. Ветви ее высоко поднимаются, и зелень красиво охватывает ствол, возвышающийся к облакам. Здесь лежит граница уезда У-тай-сянь, провинции Шаньси. Внизу хребта совершенная равнина, не достигающая одной десятой высоты гор. В 13 ли находится хребет Цзю-лу-лин (старой дороги), а внизу его по равнине бежит с юго-запада поток. Дойдя досюда, он течет по горам к северо-западу, и мы идем с ним 10 ли, где поток сливается с У-тай-шуй, идущею с северо-запада. Одним руслом они идут затем к Ху-то-хэ и, повернув к северо-западу, протекают несколько ли до деревушки Тянь-чи-чжуан, а потом на север по направлению к середине долины 20 ли. Пройдя скит Бай-тоу-ань, выходим к Нань-тай (южному пику), стоящему еще в 20 ли. С четырех сторон видим горные долины, и, кажется, будто вовсе нельзя добраться до желанной цели. Еще на север 2 ли, дорога влево к кумирне Бай-юнь-сы. Отсюда сначала поворот к югу, потом на четыре ли крутой подъем и извилина вверх на три ли. Дойдя да “Пещеры 1000 будд” по горному ущелью, на дороге еще раз поворачиваем и идем к западу. Еще 3 ли, и мы у начала цели.

6-го числа. Поднялся сильный ветер. Капли воды заледенели. При восходе солнца ветер прекратился. Оно выкатилось, как огненная жемчужина среди бирюзовых листьев. На половине горы повернув, идем к западу и через 4 ли переваливаем через хребет. Сначала направляемся к Нань-таю, находящемуся перед нами, и идем вверх к кумирне Дэн-сы. Дорога опять мало-помалу поднимается. Еще 10 ли, и пред нами стоит Нань-тай со [181] срезанной вершиной. Здесь стоит субурган в честь Маньчжушри (Вэнь-шу-шэ-ли-та).

На северной стороне все пики охватывают гору кольцом, а на юго-восток и юго-запад - открытое пространство. Прямо к югу - древний Нань-тай, южный пик, находящийся внизу нынешнего, а дальше все горы уезда Юй-сянь закрывают горизонт, выставляясь отдельными пиками, идут к востоку. Соединяясь с вершинами Лун-цюаня, они дают богатую картину. Следуем по дороге вниз, вправо от пика. Почва совершенно ровная, так что можно ехать верхом. По западному хребту двигаемся в направлении к северо-западу. Через 15 ли встречаем хребет Цзинь-гэ-лин. Дальше следуем влево от горы вниз на северо-запад. Через 5 ли встречаем скалу Цин-лян-ши. Кумирня внизу темного красивого высокого навеса похожа на картину. Здесь имеется камень, по виду походящий на чжи (Чудесное грибовидное растение, шестицветное; цветет 3 раза в год, когда государь не изменяет заветов старины и чтит старцев; оно имеет силу продолжать жизнь.), вдоль и поперег с каждой стороны девять шагов, и на верху его могут стать 400 человек. Поверхность его ровная, а нижняя часть острая, при чем внизу нет никаких скрытых пружин для его поддержки.

На северо-запад проходим длинный ряд складов и поднимаемся вверх. Через 12 ли встречаем ручей Ма-пао-цюань, то есть, источник лошадиного следа, берущий начало на дороге в расселине горы Юй-шань. Щель в камне едва вместит половину лошадиного копыта. Вода, выходя из средины, наполняет водоем и бежит вниз. Ровная и открытая расселина в горе могла бы служить местом для кумирни; но кумирня Ма-пао-сы находится в стороне от ручья в 1 ли. Еще вниз по ровной дороге 8 ли, и останавливаемся на ночлег в Ши-цзы-го (пещере льва).

7-го числа. Идем на северо-запад 10 ли. Переправились через мост - Хуа-ду-цяо. Один пик возвышается от основания Чжун-тая. С двух сторон журча омывает его текущий ручеек, потом исчезающий в горных теснинах. Опять переправились через мост левого протока и, повернув на западную сторону горы, поднимаемся вверх. Дорога крайне искривленная. Еще 10 ли и восходим на вершину Си-тая (западного пика). Солнце освещает все пики, и один за одним они представляют собою изумительные [182] картины. На западной стороне их, как будто недалеко, торчит утес Би-мо-янь (запертого черта), вдали ямыньская застава. Представляется, что один за одним их можно схватить рукой. Би-мо-янь лежит, однако, в 40 ли. Отвесные скалы идут здесь кругом, громоздятся одна на другую и лезут вверх, образуя в центре своем удивительное место - пещеру для постановки изображений будды и для созерцания. Отсюда в 3 ли внизу северной стороны пика есть кумирня Па-чун-дэ-шуй-сы. Влево от северной стороны ее находится палата Вэй-мо-гэ, внизу лежат два высокие камня и подпирают рамою палату. Есть и другие палаты. В них такие же камни, и длинные, и короткие. По свойствам грунтового камня некоторые палаты существуют и без подпорок. Среди них Вань-фо-гэ (зала 10.000 будд). Статуи все золотые или светло-зеленого индийского дерева Чантана расположены и расставлены в порядке и сияют блеском. Здесь не менее 10.000 статуеток. Спереди еще 2 палаты. Все три яруса окружают здание кольцом. От середины рамы, подпирающей палату, два параллельных пути ведут в пустое помещение. Здесь горная твердыня - самая непроницаемая, из 10.000 гор, и даже духи не могут проникать через нее.

Из кумирни на северо-восток проходим 5 ли до большой дороги, а еще через 10 ли доходим до Чжун-тая. Обернувшись, видим вне в 50-60 ли расстояния Дун-тай и Нань-тай, а за последним Лун-цюань. Ближе лежат Си-тай и Бэй-тай, вместе связанные. В это время ветер развеял туман и сделал день прекрасным. Открывшиеся горы расположены в порядке, как борода и брови. Я сначала поспешил на южную сторону горы, и предо мною открылся горный вид, где камни казались все взвороченными драконом. Несколько десятков тысяч глыб и утесов разбросаны в беспорядке, а пики возвышаются среди них, как бьющие ключи. Внизу находится крепкая ограда, в которой висит одинокий фонарь. Говорят, что в нем Вэнь-шу-пу-са оставил свой свет. Идем на север от пика прямо вниз четыре ли. В темном овраге остается несколько сот саженей льда, называемого “льдом 10.000 лет” (вань-нянь-бин). Теперь здесь не холодно; но снег выпадает среди пиков в самые различные сезоны. Я слышал, что здесь выпал снег 27-го числа 7-й луны, то есть, как раз в то время, как я выехал из столицы. Проехав 4 ли, направились к северу, по ручью Цзао-юй-чи. Еще через 10 [183] ли к северу заночевали на Бэй-тае. Бэй-тай по сравнению с другими пиками самый высокий. Въехал я при солнечном блеске. Вокруг сияли своею внешностью кумирни, которые я посещал. Солнце село, и ветер усилился.

8-го числа. Старый хэшан Ши-тан сопровождает меня и объясняет мне все о пиках. Внизу Бэй-тая находится Дун-тай, на западе - Чжун-тай, в средине - Нань-тай. На севере находится горная падь, называемая Тай-вань. Все пики огибают ее кольцом. На восток от нее с небольшим уклоном к северу есть пик Фоу-цин-тэ, иначе называемый Хэн-шань. На западе с небольшим отклонением на юг виден небольшой столб горных паров, как бы нарисованный на горизонте одним взмахом кисти: там-я-мынь. Прямо к югу все горы, и вне Нань-тая только Лун-цюань образует высокую вершину. Прямо к северу, смотря сверху вниз, видим две границы: внешнюю и внутреннюю. Обрывистые скалы как бы обрезаны во множестве ярусов, и неровные очертания гор наполняют всю местность. С Бэй-тая видим все. В 40 ли от него Дун-тай, между ними перевал Хуа-янь-лин. Бэй-тай всего удобнее рассматривать с северной стороны Хуа-янь-лина, откуда на расстоянии 40 ли видны все возвышения и уклоны. Расставшись здесь с пиком, я направился к востоку. Прямо вниз 8 ли; по равнине вниз 12 ли. За перевалом через Хуа-янь-лин, от северной пади вниз через 10 ли, начинается равнина. Один горный поток бежит с севера, другой с запада, по соединении они образуют русло значительной глубины. Идем по течению потока на северо-восток 20 ли по равнине, называемой Е-цзы-чан, которую достигают и другим путем, двигаясь на юг, от скита Бай-тоу-ань. В средине ее ростет трава Тянь-хуа-цай и, выходя отсюда, всегда ее срывают. Дальше два обрыва, огражденные, как ширмами, тремя пиками. Отдельные горы и пики разнообразятся по формам бесконечно, и среди этого разнообразия дорога тянется на 10 ли. Каменный овраг идет далеко в средину гор, и на дне его имеется забытая пустая кумирня; здание в несколько этажей. Каменные стены ее обладают удивительным свойством; они составляют внешнюю ограду Бэй-тая, и если миновать ее, то не получишь благодатной силы Тай-шаньских духов.

Этим оканчивается дневник Сюй-хун-цзы на У-тае; автор оставил священную гору и выехал на север Шань-си.

Димитрий Позднеев.

Текст воспроизведен по изданию: У-тай, его прошлое и настоящее. Отчет о поездке, совершенной в мае 1889 года // Журнал министерства народного просвещения, № 3. 1894

© текст - Позднеев Д. 1894
© сетевая версия - Тhietmar. 2025
© OCR - Иванов А. 2025
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖМНП. 1894

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info