СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Путешествие в Уссурийском крае
1867-1869 г. Соч. Н. Пржевальского. С.-Петербург. 1870 г.

Об Амуре и Уссурийском крае, составляющем южную часть нашей Приморской Области, писано довольно много; но одни сочинения представляли этот край какой-то Калифорнией, которая должна обогатить Россию и сделаться житницей всего Востока; другие, напротив, толковали о совершенной бесполезности и бесплодности этих пустынь. Первые относятся к тому времени, когда составлялась амурская компания и местные администраторы употребляли великие усилия, чтобы привлечь колонизацию или заручиться средствами для нее в возможно более широких размерах; вторые же появились в свет, под влиянием той же администрации, но после ее неудачных попыток колонизировать, и писались, может быть, с целью оправдать неуменье. Только такие труды, как книга г. Пржевальского, могут сколько нибудь выяснить значение стран, приобретенных Россиею по пекинскому договору. Из этого сочинения делается очевидно, что Уссурийский край и весь Амур не представляют Эльдорадо для быстрого и неминуемого обогащения, что только при разумной колонизации и усиленном труде, опирающемся на выводы науки и на опыт других народов-колонизаторов, далеко нас опередивших в этом [23] деле, он может принести значительную пользу государству и народу.

Хотя г. Пржевальский более зоолог, орнитолог и ботаник, чем путешественник, всесторонне обозревающий страну и ее жителей, но все ж в сочинении его, характеристика Уссурийского края в естественном отношении менее важна, чем очерк страны в экономическом отношении и описание состояния в ней нашей колонизации в настоящее время. Сверх того, что академик Максимович, Мосак, Будищев, даже Черкасов (в «Зап. охот. вост. Сибири») сказали относительно флоры и фауны этих местностей, мы находим у г. Пржевальского очень немногое; о геологическом и геогностическом строении не упомянуто им даже ни одного слова, хотя он видел высокие, обрывистые берега Уссури и ее притоков, на протяжении тысячи верст. По этнографии туземного населения замечается также значительный пробел, несмотря на то, что автор жил между инородцами по целым месяцам. Главный интерес книги сосредоточивается в описании нашей, русской колонизации.

В топографическом отношении Уссурийский край отличается полным преобладанием равнин и степей, очень плодородных и удобных для скотоводства и возделывания хлебных растений. В мире растительном, здесь такая смесь форм, свойственных и далекому северу, и далекому югу, какая не встречается нигде в других частях света и составляет отличительную черту только этого уголка Азии. Величественные кедры и ели обвиваются виноградными лозами, пробковое дерево и грецкий орех растут возле лиственниц и пихт в 100 футов вышиною. В Уссурийских лесах водятся бенгальские тигры и медведи, соболи и антилопы, кабаны и лисицы. Страна лежит под одною широтою с северною Испанией и южною Франциею, и занимает пространство, равное половине нынешней Пруссии, конечно, без Эльзаса и Лотарингии. Климат благорастворенный и представляет множество благоприятных условий для жизни русского человека. Арбузы и дыни растут здесь так же роскошно, как русская капуста, огурцы, яблоки и груши. Отличного строевого леса, годного даже для кораблестроения, несметное количество, а сбыт его в Китай, страну совершенно безлесную, очень удобен, потому что кроме значительных рек, изливающихся в южную часть Японского моря, самая Уссури (впадающая в нижнюю часть Амура) и все притоки ее глубоки, многоводны и не извилисты. Реки эти кишат рыбою (так что неводом в 90 саж. длины нередко случается вытаскивать по 1 400 пудов рыбы, за один раз). Леса и степи изобилуют пушным зверем, лосями, фазанами и разнородной дичью.

Повидимому, природа сделала с своей стороны все для того, чтобы колонизация в этой богатой стране, с [24] населением по 3 человека на 8 квадр. верст, принялась вполне. Все здесь есть для прочного благосостояния переселенцев, и край наделен драгоценными условиями для своего развития, но... и администрация, взявшаяся за водворение русского человека на дальнем востоке, сделала с своей стороны все возможное для того, чтобы колонизация потерпела полнейшую неудачу.

Русскими колонистами обработывается теперь 2 350 дес. (то есть по ½ дес. на душу). И это в стране, где около 7-ми мильйонов десятин плодороднейшей черноземной земли! Вот все, что сделали с 1858-1869 г. 5 258 человек жителей обоего пола, поселенные по всему правому берегу р. Уссури, и составляющие ⅚ всей колонизации. Но посмотрим, что сделалось в эти 10 лет с самими поселенцами! По словам г. Пржевальского, они пришли в ужасное и безысходное положение, так что лучшею мерою было бы, по его мнению, снова переселить их на прежние места их жительства, то есть за несколько тысяч верст от Уссури.

На стр. 29-й упоминается, между прочим, что: «бòльшая часть из них не имеет куска хлеба насущного, и каждый год, с половины зимы до снятия жатвы, казна должна кормить большую часть населения, чтобы хотя сколько-нибудь спасти его от голода». (Для этого выдается заимообразно по 30 фунтов муки в месяц на семью, но так как ее всегда оказывается недостаточно, то поселенцы примешивают к ней семяна различных сорных трав и глину).

«Потом (см. стр. 286) с 1867 года не только начали забирать у них хлеб, но стали даже продавать коров и лошадей, — одним словом, «выбивать» казенный долг, как они сами выражались».

Дикари-туземцы из манзов и племени гольдов, стоящие на самой низкой степени цивилизации, но живущие оседло возле описанных нами русских просветителей востока, благоденствуют сравнительно с ними. Манзы не только никогда не голодают, но находят еще возможность продавать излишек хлеба, и всегда имеют запасы его; скота у них также гораздо более, чем у русских.

Причины в высшей степени бедственного положения переселенцев подробно объяснены г. Пржевальским на стр. 280-294. Их слишком много, и потому отсылаем читателя к этим многознаменательным страницам, по предупреждаем, что на них исчислены причины, лежащие лишь в ошибках главных распорядителей из местной администрации; что же касается злоупотреблений второстепенных деятелей и ближайших исполнителей, — о них г. Пржевальским не упомянуто ни слова: да оно и действительно — дело лишнее! Где могут быть подобные ошибки, там должны бы [25] быть и злоупотребления, соответствующие им по своей громадности.

Кроме того, г. Пржевальским упущена из виду еще одна из главных причин нищеты переселенцев, а именно те 700% барыша на рубль, которыми купцы, разные аферисты и мелкие спекуляторы обложили здесь бедствующее русское население и инородцев (см. стр. 30-39) по части снабжения предметами, крайне необходимыми для жизни.

Не прав также автор в своем предположении, что «одною из причин такого положения поселенцев их лень и апатия, развившиеся вследствие первых неудач». Из предыдущего видно, что причины этих неудач были подготовлены тою же администрациею, и что они не только не были предусмотрены ею, не только не устранены ею в первые годы, но едва ли замечаются и теперь, потому что еще существуют поныне. Лень и апатия — не причины, а последствия. В них переселенцы столь же мало виновны, как и в смертности, свирепствующей теперь между ними, и в том вырождении, которое неминуемо ожидает их в будущем, очень близком. Есть, впрочем, основание предполагать, что если эти переселенцы выродятся и будут более походить на дикарей из здешних кочевых инородцев, то вымирание их уменьшится или приостановится. Конечно, цель переселения не будет тогда достигнута; мильйоны, полученные ради водворения русского населения на дальнем востоке, пропадут бесследно, колонизация сведется к нулю, и мы увидим, что со времени пекинского договора в этой благословенной стране прибавилось лишь несколько тысяч дикарей славянского племени. Но тогда сделается, по крайней мере, ясно, что заслуги администраторов, которые сумели бы разумно колонизировать Уссурийский край и Амур, несравненно выше заслуги государственного человека, способствовавшего присоединению этих стран к России.

Когда это будет понято, тогда, по всей вероятности, перестанут задерживать естественное стремление в наши пределы отличных земледельцев, мирных, полезных нам жителей Кореи, смежной с Уссурийским краем; и из этой страны, страждущей теперь избытком народонаселения (9-ти мильйонов душ) и невыносимым деспотизмом, переселятся к нам на Уссури и Амур сотни тысяч, если не мильйоны лучших и самых дешевых работников. В короткое время в Ассурийский край выбежало уже до 2 000 корейцев, и все они пользуются довольством, хотя казна нисколько не потратилась на их обзаведение. Дальнейший наплыв их, однакоже, ныне приостановлен, вероятно, в видах более легкого обрусения манз и орочей, посредством людей, перевозимых из-за 10 000 верст, и обращаемых на Уссури в нищих. Это составляет совершенную противоположность системе [26] колонизации, принятой северо-американцами, всячески сманивающими корейцев и китайцев за 3 000 верст, только бы плодородные земли не оставались мертвым капиталом. И нам следовало бы начать с привлечения этих драгоценных рабочих сил, и расселять их не отдельно, а в одних станицах с зажиточными, наиболее трудолюбивыми и развитыми русскими крестьянами из малоземельных губерний Европейской России. Один такой пионер русской цивилизации, не терпящий нужды в дешевой рабочей силе, свыкнувшейся с естественными условиями страны, был бы важнее ста нынешних переселенцев, и таким колонистам жилось бы не хуже, чем немцам в Сарепте. Деревушки, получившие громкие названия Владивостока, Золотого Рога, Графской (беднейшие изо всех), вероятно, не являлись бы тогда насмешкою над действительностью, и не наводили бы на очень грустные мысли.