-

ЭКСПЕДИЦИЯ Н. М. ПРЖЕВАЛЬСКОГО ЗА ТЯНЬ-ШАНЬ И НА ЛОБ-НОР.

Географическое изучение внутренней Азии сделало, в последние десятилетия, чрезвычайные успехи, в ряду которых не малая доля принадлежит русским путешественникам. Их неутомимости и любознательности наука по преимуществу обязана этим огромным развитием сведений о значительной части Восточного Туркестана и Монголии. В числе русских деятелей по изучению Средней Азии имя подполковника генерального штаба Н. М. Пржевальского занимает видное место. Кроме путешествия в Южно-Уссурийский край, им исполнена в течение трех лет (1870-1872 гг.) огромная экспедиция в южную и юго-западную Монголию, на пространстве от Далай-нора до верхних частей Ян-цзе-кьяна, результатами которой были: глазомерная съемка на пространстве 5,300 верст; определение широты 18 точек, которое повело к перенесению некоторых местностей на картах на целый градус по меридиану; девять наблюдений магнитного склонения и семь пунктов горизонтального напряжения в стране, для которой подобных данных совсем не было; определение 146 пунктов гипсометрически, с точностью, дающею возможность судить о рельефе страны и ее абсолютном возвышении над уровнем моря; метеорологические наблюдения в таких местностях, где они до сих пор не были производимы; измерение температуры во множестве водоемов на пройденном пути; собрание любопытных этнографических сведений о Монголах, Тангутах, Дунганах и Далдах, и наконец, собрание обширных коллекций зоологических, ботанических и минералогических. [86]

Не успело еще кончиться предпринятое Императорским Русским Географическим Обществом издание подробного описания этого путешествия (Поныне изданы два тома этого путешествия, под заглавием: «Монголия и страна Тангутов»; в первом томе содержится общее описание путешествия и наблюдения г. Пржевальского над жителями Восточной Монголии; во II томе разработаны данные о климате ее, собранные во время путешествия.), как г. Пржевальский отправился в новую экспедицию — в западную часть средне-азиатской пустыни. При этом он начал свое исследование с восточного Тянь-Шаня, от Кульджи и Хами, и предположил распространить их чрез бассейн озера Лоб-Нор в Тибет до Гималая. В недавнее время получен в С.-Петербурге отчет г. Пржевальского об одном из важнейших эпизодов этого путешествия, о поездке его из Кульджи за Таянь-Шань и на Лоб-Нор. Хотя неутомимому путешественнику и пришлось убедиться в невозможности проникнуть в Тибет этим путем, тем не менее самое описание его странствований в неизвестной местности бассейна Лоб-Нора представляет большой в географическом отношении интерес. А потому небольшое извлечение из этого, еще неизданного в свет, отчета не будет лишним.

Утром 12-го августа 1876 года г. Пржевальский и его спутники выступили из Кульджи, напутствуемые добрыми пожеланиями соотечественников, проживающих в названном городе. Путь лежал первоначально вверх почти по самому берегу р. Или, долина которой здесь густо заселена Таранчами. Всюду видно, что население живет зажиточно. Магометанская инсуррекция не коснулась своим разрушительным потоком этой части Илийской долины. Красивые, чистые деревни с садами и высокими серебристыми тополями следуют чуть не сплошь одна за другою. В промежутках раскинуты хлебные поля, орошаемые многочисленными арыками, а на лугах, по берегу самой Или, пасутся большие стада баранов, рогатого скота и лошадей.

Следуя вверх по течению реки Или, экспедиция достигла до места слияния рек Кунгеса и Текеса, образующих реку Или. За Текесом путь ее лежал, все в том же восточном направлении, долиною нижнего Кунгеса, которая ничем особенно не отличается от верхне-илийской; только здесь в большем обилии встречается ковыль. Окрайние горы, как и прежде, имеют луговой характер и вовсе лишены лесной растительности. Так до реки Цанмы, левого притока [87] Кунгеса. Здесь же, то есть, на Цанме, виднеются последние пашни и кочевья Тургоутов. Далее, вплоть до выхода в Карашарскую долину, путешественники вовсе не встречали жителей. От реки Цанмы, вместе с увеличением абсолютной высоты местности (Абсолютная высота Кульджи около 2,000 футов.), долина Кунгеса изменяет свой характер: делается уже и гораздо плодороднее. В замен прежней тощей растительности волнистая степь покрывается превосходною разнообразною травою, которая с каждым десятком верст становится выше и гуще. Окрайние горы также принимают более суровые формы, и на них появляются еловые леса, нижний предел которых обозначает собою пояс летних дождей. По лесным лугам, а также по скатам соседних гор, везде заросли густейшие, переплетенные вьюнком и павиликою, травы, часто в сажень вышиною. Летом в подобной гущине почти невозможно пробраться.

На реке Кунгесе экспедиция решилась остановиться на несколько дней. Она выбрала для своей стоянки то именно место, где в 1874 году стоял несколько месяцев пост из одной казачьей сотни, и где еще остались целы сараи, кухня и баня. В течение этой стоянки путешественники занялись охотой и ботаническими поисками весьма успешно.

Затем экспедиция направилась вверх по Кунгесу и далее по реке Цанме до самого ее истока, и таким образом, придвинулась к подножию хребта Нарата, составляющего, вместе с своими западными продолжениями (Западными продолжениями Нарата служат (в последовательном порядке) хребты: Дагат, Хара-нор, Куку-сун, Джамби-дабан. Три последние, как говорят, вечно снеговые.), северную ограду обширного и высокого плато, помещенного в самом сердце Тянь-Шаня и известного под именем Юлдуса.

Хребет Нарат хотя и не достигает предела вечного снега, но тем не менее имеет самый дикий, вполне альпийский характер. Вершины отдельных гор и их крутые боковые скаты, в особенности близ гребня хребта, везде изборождены голыми, отвесными скалами, образующими узкие и мрачные ущелья. Немного пониже расстилаются альпийские луга, а еще ниже, на северном склоне гор, разбросаны островами еловые леса; южный ясе склон Нарата безлесен. [88]

Спустившись с Нарата, путешественники очутились на Юлдусе. Имя это в переводе означает «звезда» и дано описываемому плато, быть может, вследствие его высокого положения в горах. Отчасти такое название могло произойдти и потому, что Юлдус представляет обетованную страну для кочевников в отношении скотоводства. Здесь везде превосходные пастбища; притом же летом нет мошек и комаров. «Место прекрасное, прохладное, кормное; только бы жить господам да скотине», говорили еще ранее путешественникам Тургоуты, рассказывая про Юлдус.

Сам Юлдус состоит из двух частей: Большего Юлдуса, занимающего более обширную западную половину всей котловины, и Малого, помещенного в ее меньшей восточной части. В общем как тот, так и другой Юлдусы имеют один и тот же характер; разница лишь в величине. Малый Юлдус, весь пройденный вдоль экспедицией, представляет собою степную равнину, протянувшуюся на 135 верст по долготе и расширенную по средине верст тридцать. Абсолютная высота Малого Юлдуса, по приблизительному вычислению, простирается от 7500 до 8500 тысяч футов.

Как раз срединою Малого Юлдуса, во всю его длину, протекает порядочная речка Бага-Юлдус-гол, впадающая в Хайду-гол, который проходит по Большому Юлдусу и затем несет свои воды в озеро Багараш (Бостан-нор на картах. Калмыки называют это озеро Тенгиз-нор.). Самые низкие части Малого Юлдуса лежат по нижнему течению Бага-Юлдус-гола; на верховьях этой реки и ближе к окрайним горам местность выше.

На Юлдусе экспедиция провела около трех недель, занимаясь, главным образом, охотою на зверей. Последних было добыто более десятка прекрасных экземпляров для коллекции, в том числе два самца Ovis Polii. Этот великолепный баран, свойственный исключительно высоким нагорьям Средней Азии, встречается на Юлдусе часто, иногда стадами от 30-40 голов.

Вдоволь поохотившись на Юлдусе, путешественники направились в долину Хайду-гола через южный склон Тянь-Шаня. Подъем на перевал со стороны Юлдуса чрезвычайно пологий, даже едва заметный, хотя абсолютная высота этого перевала 9,300 футов. За то спуск крайне труден. Едва заметная тропинка идет здесь, на протяжении 40 верст, ущельем р. Хабцагай-гола, а затем 22 версты по Балгактай-голу. Оба ущелья чрезвычайно узки (местами не [89] более 60 сажен), дно их усыпано осколками камней и валунами, бока же обставлены громаднейшими отвесными скалами.

На Хайду-голе путешественники остановились в урочище Хара-мото, где встретили первых жителей Тургоутов, которые приняли их радушно. Между тем быстро разнесшийся слух о приближении Русских всполошил все ближайшее мусульманское население. Уверяли, что идет русское войско, и что на Хайду-голе появился уже передовой отряд. Подобному слуху еще более поверили, когда с первого же дня прихода начали раздаваться выстрелы путешественников по фазанам и другим птицам. Мусульмане, живущие по Хайду-голу, невдалеке от Хара-мото, до того струсили, что побросали свои дома и убежали в Карашар.

На третий день прихода путешественников в Хара-мото к ним явились шесть человек мусульман, посланных правителем города Корлы (в 50 в. на юго-восток от Карашара) — Токсобаем — узнать о цели их прихода. Г. Пржевальский объяснил, что идет на Лоб-Нор, и что про его путешествие хорошо известно Якуб-беку (Ранее выступления экспедиции из Кульджи, Якуб-бек уведомил письменно Туркестанского генерал-губернатора, в ответ на просьбу последнего, что Русские, идущие на Лоб-Нор, встретят гостеприимство в пределах Джитышара.). С такими вестями посланцы отправились обратно в Корлы, но на противоположной стороне Хайду-гола был поставлен небольшой пикет для наблюдения за путешественниками. На следующий день к ним опять явились те же посланцы и объявили, что Токсабай отправил гонца к владетелю Восточного Туркестана, ныне уж умершему, Якуб-беку, находившемуся тогда в г. Токсуме, недалеко от Турфана, и что до получения ответа нельзя идти далее.

Простояв семь дней в Хара-мото, путешественники получили наконец разрешение идти в город Корла (но не в Карашар), через который лежит путь на Лоб-Нор. От Хара-мото до Корлы 62 версты. Они прошли это расстояние в три дня, сопровождаемые теми же людьми, которые приезжали к ним в первый раз. Дорогою на каждой стоянке путешественникам приводили барана и приносили фруктов. Прежде чем достигнуть Корлы, необходимо пройдти через последний отрог Тянь-Шаня ущельем, по которому стремится река Конче-дарья, вытекающая из Багараша в Тарим. Это ущелье имеет верст десять длины и чрезвычайно узко. При входе [90] и выходе устроены из глины два укрепления, в которых стоят небольшие караулы.

Лишь только путешественники пришли в Корлу и поместились в отведенном вне города доме, как к ним был приставлен караул под предлогом охранения, а в сущности для того, чтобы не допускать сюда никого из местных жителей, вообще крайне недовольных правлением Якуб-бека. В то же время и путешественников не пускали в город. «Вы — наши гости дорогие», говорили им, — вам не следует беспокоиться, все что нужно будет вам доставлено». Им каждый день доставляли барана, хлеб и фрукты; но этим да сладкими речами и ограничивалось гостеприимство. Все что только интересовало их, что составляло прямую задачу их исследований, было для путешественников закрыто. Они не знали ни о чем далее ворот своего двора. На все вопросы, относительно, например, города Корлы, числа здешних жителей, их торговли, характера окрестной страны и пр. они получали самые уклончивые ответы или явную ложь. Так было во все время шестимесячного пребывания экспедиции во владениях Якуб-бека, или как называли его подданные, Бадуалета (счастливец). Только впоследствии, на Тариме и Лоб-Норе, путешественникам удавалось изредка, тихомолком, выведать кой что у местных жителей, которые были вообще к ним расположены, но боялись явно выказывать такое расположение. От Таримцев же путешественники узнали, что в Корлы, с окрестными деревнями, считается до шести тысяч жителей обоего пола. Самый город состоит из двух частей, обнесенных глиняными стенами: старого, населенного торговцами, и новой крепости, в которой живут только войска. Последних во время посещения Корлы членами экспедиции было очень мало: все ушли в г. Токсум, где Якуб-бек, под личным своим надзором, возводил укрепления против Китайцев.

На другой день по прибытии в Корлу, к г. Пржевальскому явился один из приближенных Бадуалета, некий Заман-бек, бывший русский подданный, выходец из города Нухи в Закавказья, и сколько кажется, Армянин по происхождению. Этот Заман-бек, состоявший некогда даже в русской службе, отлично говорил по русски и с первых слов объявил, что прислан Бадуалетом сопутствовать экспедиции на Лоб-Нор. Очевидно было, что Заман-бек посылается для наблюдения за экспедицией, и что присутствие официального лица будет не облегчением, но помехою [91] для ее исследований. Так и случилось впоследствии. Впрочем Заман-бек лично был весьма расположен к Русским, и на сколько было возможно, оказывал им услуги. «Глубокою благодарностию обязан я», говорит г. Пржевальский, — «за это почтенному беку. С ним на Лоб-Норе нам было гораздо лучше, нежели с кем-либо из других доверенных Якуб-бека конечно, на столько, на сколько может быть лучше в дурном вообще.

4-го ноября экспедиция выступила из Корлы в направлении к Лоб-Нору. Кроме людей ее каравана, с Заман-беком ехал еще какой-то хаджи и несколько человек прислуги. С первого шага эти спутники г. Пржевальского заявили себя самым непривлекательным образом. Чтобы не показать города, Русских повели от квартиры окольным путем, по полям, и не стыдились уверять, что лучшей дороги нет. Пришлось по неволе прикидываться незнайкой, как в этом случае, так и много раз впоследствии. Про самую пустую вещь путешественники не могли ничего точно узнать, не видав ее собственными глазами. Их подозревали и обманывали на каждом шагу. Местному населению запрещено было даже говорить с ними. Выходило, что экспедиция шла под конвоем; ее спутники были шпионы — не более. Заман-бек часто видимо тяготился подобным положением, но не мог, конечно, изменить своего поведения относительно Русских. Впоследствии на Лоб-Норе, когда к ним уже присмотрелись, прежняя подозрительность немного исчезла, но сначала полицейский надзор был самый строгий. Даже каждую неделю являлся гонец от Бадуалета или Токсабая «узнать о здоровье Русских», как наивно сообщал Заман-бек.

Вероятно, для того, чтобы заставить путешественников отказаться от дальнейшего странствования, их повели к Тариму самою трудною дорогой, идя которою пришлось переправляться вплавь через две довольно большие и глубокие речки Конче-дарья и Инчике-Дарья. Избрав этот путь, вероятно, хотели запугать Русских трудностию переправы вплавь, при морозах, достигавших — 16,7 Ц. на восходе солнца.

Переход от Корлы до берегов Тарима, на расстоянии 86 верст, г. Пржевальский посвятил, между прочим, на собрание сведений касательно бассейна среднего течения Тарима и на изучение жителей этой страны. После переправы через реки Конче и Инчике, экспедиция вышла на Тарим в том месте, где в него впадает Уген-дарья, а отсюда, сделав еще переход, добралась до деревни [92] Ахтармы, самого большого из всех таримских и лоб-норских селений. Здесь имеет местопребывание управитель Тарима — некий Аэлям-ахун. Не смотря на свой громкий титул, который, как переводил Русским Заман-бек, — означает «наиученейший человек», этот ахун совершенно безграмотен.

В Ахтарме, где путешественники простояли восемь дней, было сделано астрономическое наблюдение долготы и широты, а барометром была измерена абсолютная высота. Последняя достигает 2,500 фут. Озеро Лоб-Бор поднимается над уровнем моря на 2,200 фут. так что нижний Тарим имеет сравнительно небольшой наклон. Тем не менее течение в этой реке весьма быстрое; оно достигает, при среднем уровне воды, около 180 футов в минуту.

Из Ахтармы путь экспедиции лежал вниз по Тариму. То удаляясь от берега, то приближаясь к нему, экспедиция прошла по Тариму около 190 верст до слияния его с рукавом Кок-ала-дарья; здесь выстроен глиняный форт. Отсюда путешественники направились не на Лоб-Нор, до которого было уже недалеко, а прямо на юг в деревню Чархалык, основанную лет тридцать тому назад ссыльными, а частию добровольными переселенцами из Хотана. В настоящее время эта деревня состоит из 21 двора и глиняного форта, в котором помещаются ссыльные. Они обязаны заниматься хлебопашеством на пользу казны; прочие же жители сеют для себя. Вода для орошения полей получается из реки Чархалык-дарьи, вытекающей из соседних гор. Эти горы стоят на южной стороне Лоб-Нора, достигают громадных размеров и известны под именем хребта Алтын-таг.

Верстах в трехстах к юго-западу от Чархалыка, на реке Черчен-дарье, лежит небольшой город Черчен, правитель которого ведает и Чархалыком. От Черчена далее к юго-западу десять дней пути до большого оазиса Ная (900 дворов), откуда через три дня приезжают в город Керию, имеющий, как сообщили путешественникам, до трех тысяч домов. Из Керии, через город Чжиру, путь лежит в Хотан. Последний, равно как Керия и Черчен, находится в зависимости от Якуб-бека Кашгарского. В одном дне пути от Керию в горах добывают золото. Золотые рудники находятся также в пяти переходах от Черчена, в верховьях Черчен-дарьи. Здесь, как говорили Русским, ежегодно добывают около шестидесяти пудов золота, поступающего в казну Якуб-бека. [93]

На том месте, где ныне расположен Чархалык, видны развалины глиняных стен старинного города, который путешественникам называли Оттогуш-шари. Эти развалины имеют около трех верст в окружности; впереди главной стены были выстроены сторожевые башни. Кроме того, в двух днях пути от Чархалыка к Черчену лежат развалины другого города — Гас-шари. Наконец, близ Лоб-Нора путешественники нашли остатки третьего города, весьма обширного. Это место зовется просто Коне-шари, то есть, старый город. От местных жителей путешественники не могли однако узнать никаких преданий о всех этих древностях.

Отдохнув неделю в Чархалыке, г. Пржевальский оставил здесь большую часть своего багажа и при нем трех казаков, с остальными же тремя и помощником своим Ф. Л. Эклоном отправился на другой день Рождества в горы Алтын-таг на охоту за дикими верблюдами, которые, по единогласному уверению Лоб-норцев, водятся в вышеназванных горах и пустынях к востоку от Лоб-Нора. Заман-бек с своими спутниками также остался в Чархалыке.

Хребет этот начинает виднеться еще от переправы Айрылган, то есть, верст за полтораста, сначала узкою, неясною полосою, чуть заметною на горизонте. После утомительного однообразия долины Тарима и прилегающей к нему пустыни, путник с отрадою смотрит на горный кряж, который с каждым переходом делается все более и более ясным. Можно уже различать не только отдельные вершины, но и главные ущелья. Опытный глаз видит издали, что горы не маленьких размеров, и не ошибается. «Когда мы пришли в д. Чархалык», сообщает г. Пржевальский. — «то Алтын-таг явился перед нами громадною стеною, которая далее к юго-западу высилась еще более и переходила за пределы вечного снега. Нам удалось исследовать описываемые горы, то есть, собственно их северный склон, на протяжении около 300 верст, считая к востоку от Чархалыка. На всем этом пространстве Алтын-таг служит окраиною высокого плато к стороне более низкой Лоб-норской пустыни. Хотя нам и не удалось, по причине глубокой зимы и недостатка времени, перейдти за Алтын-таг и измерить абсолютную высоту местности на южной стороне этих гор, но несомненно, что там расстилается высокое плато, поднятое над уровнем моря не менее 12 или 13 тысяч футов. Так по крайней мере можно предполагать, судя по огромной абсолютной [94] высоте долин передовых уступов Алтын-тага. Проводники наши, не один десяток раз охотившиеся на той стороне описываемых гор, сообщали нам, что если идти к югу по старой дороге, которою прежде (до Дунганского восстания) Калмыки ходили в Тибет, то тотчас же за Алтын-тагом расстилается высокая равнина шириною верст 50. За нею стоит опять поперечный хребет (верст 20 шириною), не имеющий особенного названия, а за этим хребтом вновь является равнина, шириною верст до сорока. Эта равнина обильна ключевыми болотами (сазами), и по южную ее сторону высится огромный вечно снеговой хребет Чамен-таг. Обе вышеупомянутые долины уходят к востоку за горизонт; туда тянутся и хребты, параллельно друг другу. К западу же все три хребта — Алтын-таг, безыменный и Чамен-таг — соединяются недалеко от г. Черчена в один вечно-снеговой хребет — Тугуз-дабан, потянувшийся к городам Керии и Хотану. В общем описываемые горы характеризуются своим крайним бесплодием. Только по высоким долинам и в ущельях здесь можно встретить кой-какую растительность, два-три низких уродливых солончаковых растения, преобладающих по высоким долинам, три-четыре породы сложноцветных, низкие кустики Potentilla, Ephedra и др.». Далее, несколько любопытнейших страниц своего рассказа г. Пржевальский посвящает описанию охоты за диким верблюдом и зоологическим подробностям об этом любопытном животном, четыре экземпляра которого ему удалось добыть для своей коллекции.

Наконец, после долгого странствования, миновав озеро Карабуран, сквозь которое протекает Тарим, экспедиция достигла до Лоб-Нора. По своей форме это озеро, или вернее, болото представляет неправильный эллипс, сильно вытянутый от юго-запада к северо-востоку. Наибольшая длина в этом направлении около 90 или 100 верст; ширина же не превосходит 20 верст. Так, по крайней, мере, сообщали членам экспедиции местные жители. Самому г. Пржевальскому удалось исследовать только южный и западный берега Лоб-Нора и пробраться в лодке по Тариму до половины длины всего озера; далее ехать было нельзя по причине мелководья и густоты тростников. Эти последние поростают сплошь весь Лоб-Нор, оставляя лишь на южном его берегу узкую (от 1 до 3 вв.) полосу чистой воды. Кроме того, небольшие чистые площадки рассыпаны, как звезды, среди тростников. По рассказам туземцев, описываемое озеро, лет тридцать тому назад, было глубже и гораздо [95] чище. С тех пор Тарим начал приносить меньше воды, озеро мелеть, а тростники размножаться. Так продолжалось лет двадцать, но теперь, уже шестой год, как вода в Тариме снова прибывает, и не имея возможности поместиться в прежней, ныне заросшей тростником рамке озера, заливает его берега.

Весь февраль месяц экспедиция посвятила сначала на ознакомление с населением Лоб-Нора и затем уже занялась исключительно наблюдением над пролетом птицы.

Лоб-Норцы или Кара-Курчины (по местному названию) — народ, находящийся на самой низкой степени умственного развития, может быть, стоит с этой точки зрения еще ниже, нежели обитатели первобытных свайных построек. Живя на плоских отмелях среди Лоб-Нора, люди эти, не смотря на суровый климат, довольствуются жалкими шатрами, сплетенными из местного камыша, в которых они защищены от непогоды на столько же, как и на открытом воздухе. Жалкая одежда, едва прикрывающая их наготу и сотканная из волокон местного водяного растения, несколько рыболовных сетей и челнок составляют все движимое имущество семьи, питающейся круглый год рыбою, которую жители добывают здесь же, вокруг своего жилища. Если у Кара-Курчинов и встречаются иногда металлические вещи, ножи и топоры, то это редкое явление: предметы эти вымениваются ими от приходящих сюда жителей Корлы.

Наблюдения г. Пржевальского над пролетом птицы дали ему обильные результаты для орнитологии вообще. Невозможно представить себе того громадного количества птиц, которое прилетает на Лоб-Нор, чтоб отдохнуть на пути с юга, и ежедневно сменяется вновь прилетающими видами.

В марте месяце экспедиция двинулась в обратный путь. Конец марта и начало апреля были проведены в долине нижнего Тарима; не смотря на весеннее тепло, экспедиция нашла здесь то же царство смерти, что и зимою.

Возвратясь 25-го апреля в г. Корлу, путешественники были помещены в прежнем доме, опять содержались в заперти и под караулом. — На пятый день по приходе они имели свидание с Якуб-беком. Последний принял их ласково, по крайней мере наружно, и все время аудиенции, продолжавшейся около часа, не переставал уверять в своем расположении к Русским вообще, а к г. Пржевальскому лично в особенности. Однако, факты показывали противное. Через несколько дней после свидания, [96] путешественников, также под караулом, проводили за Хайду-гол и при расставании не устыдились попросить росписку в том, что они остались всем довольны во время своего пребывания в пределах Джитышара.

В ответ на подарки, сделанные г. Пржевальским Якубу-беку и некоторым из его приближенных, члены экспедиции получили четыре лошади и десять верблюдов. Последние были до крайности плохи и все издохли в два дня, лишь только Русские вошли в горное ущелье Болгантой-гола. Положение путешественников сделалось тогда весьма трудным. Ворочаться назад нечего было и думать, а между тем на лицо осталось только десять верблюдов и шесть верховых лошадей. Завьючив последних и сжегши все лишние вещи, без которых можно было обойдтись, путешественники взошли пешком на Юлдус. Отсюда г. Пржевальский послал казака и переводчика в Кульджу дать знать о трудном положении экспедиции и просить помощи. Через три недели явились новые вьючные животные и продовольствие. В последнем путешественники особенно нуждались, так как их небольшие запасы, взятые из Корлы, вскоре истощились, и пришлось питаться исключительно охотою.

В половине мая, когда они пришли на Юлдус, растительная жизнь развернулась здесь еще весьма мало. Много было работы солнцу растопить глубокий зимний снег и согреть оледеневшую почву. Не скоро, только в июне месяце, мертвящий холод уступил место благотворному теплу.

Перевалив, в начале июня, через хребет Нарат, на южном склоне которого весенняя флора была еще разнообразнее, чем на Юлдусе, экспедиция спустилась на верховья р. Цанмы. Здесь сразу изменился характер климата и растительности: появились еловые леса, а по долине и горным склонам густая трава достигала уже двух футов вышины. Дожди падали каждый день; черноземная почва была напитана водою словно губка. То же обилие влаги встретили путешественники и в соседней долине Кунгеса. Только здесь, при меньшей абсолютной высоте, травянистая растительность была еще более развита и богаче цветущими видами. Покончив здесь с своими исследованиями, путешественники поспешили в Кульджу, куда и прибыли в начале июля, усталые и оборванные, но за то с богатою научною добычею.

«Оглянувшись назад» — так г. Пржевальский заключает свой отчет, — «нельзя не сознаться, что счастие вновь послужило мне [97] удивительно. С большим вероятием можно сказать, что ни годом раньше, ни годом позже, исследование Лоб-Нора не удалось бы. Ранее, Якуб-бек, еще не боявшийся Китайцев и не заискивавший вследствие того у Русских, едва ли согласился бы пустить нас далее Тянь-Шаня. Теперь же о подобном путешествии нечего и думать при тех смутах, которые, после недавней смерти Бадуалета, начали волновать весь Восточный Туркестан».

Что касается научных результатов экспедиции на Лоб-Нор, то они заключаются в следующем: 1) сделана маршрутно-глазомерная съемка всего пути от Кульджи на 1,200 верст внутрь Азии; 2) астрономически определена долгота и широта семи пунктов; 3) сделан ряд барометрических определений высот; 4) произведен ряд метеорологических наблюдений — четыре раза в сутки; 5) составлены этнографические описания неизвестных до последнего времени народов, живущих в бассейне нижнего Тарима и на Лоб-Норе; 6) специально исследована — местная фауна: млекопитающихся найдено вместе с домашними 55 видов, и птиц 218 видов; 7) собраны коллекции зоологическая и ботаническая; в первой величайшую редкость составляют четыре экземпляра дикого верблюда. Обилие этих результатов говорит само за себя, и потому нет надобности распространяться о разнообразных заслугах нашего неутомимого путешественника: одною вышеописанною поездкою Н. М. Пржевальский приобрел себе почетное имя в кругу современных деятелей географической науки.

Текст воспроизведен по изданию: Экспедиция Н. М. Пржевальского за Тянь-Шань и на Лоб-Нор // Журнал министерства народного просвещения, № 12. 1877

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info