Река Сунгари, по старинному Шунгал, выходит из гор южной Манджурии, близ корейской границы, течет к северу, образуя нечто похожее на тупой угол, направлениями к северо-западу и северо-востоку, и наконец вливается двумя устьями в Амур под 47° 42' 4'' сев. шир. и под 150° 11' 56'' долготы от Ферро.

Река Амур и впадающая в нее пограничная река Сунгари уже исследованы, описаны и положены на карту; оставалась нетронутою в дальнейшем течении река Сунгари, о населенности и земледелии которой русские имели очень выгодные сведения. Хотя по трактату 1860 года мы получили разрешение путешествовать по всем областям китайского государства, но трактат этот был вынужден силою обстоятельств, а потому китайские правительственные власти, сохраняя старинную политику, под разными предлогами останавливали русских на пути в Манджурию. Наконец, представился законный случай проникнуть в глубину этого государства. По делам пограничным нужно было послать курьера в Гирин, а главное - завязать прямые сношения с гиринским цзянь-цзюнем (воен. ген.-губернатор), заявить наше право плавания по реке Сунгари; в то же время составить глазомерную карту реки и определить несколько астрономических пунктов, исследовать годность реки для плавания и разузнать о производительных силах страны.

Составлена ученая экспедиция, выбран пароход в 40 сил, и за ним шла, на буксире, баржа, с 5000 пудов каменного угля. Два лица: князь Кропотов и штабс-капитан Усольцев вели дневник плавания по Сунгари. Из этих дневников предлагается следующее извлечение.

24 июля 1864 года пароход вошел в восточное устье Сунгари; на пароходе было, кроме экипажа, 25 линейных солдат, [38] разумеется для усиления дипломатического красноречия. При появлении парохода началось движение на первом манджурском посте. Отвалила лодка с тремя оборванными манджурами, которые, под видом продажи дрянных соболей и белок, пробовали забраться на пароход. Получив отказ, старались только уверить нас, что устье реки непроходимо по причине сильно упавшей воды. В 5 верстах от караульного домика пароход подошел к главному караулу Чичаха, на котором стоят человек 40 солдат. Манджуры махали руками и что-то кричали. Пароход бросил якорь, и через переводчика подан был список всем лицам, плывущим по Сунгари.

Начались острова с протоками то мелкими, то сухими. Пароход беспрестанно садился на мель. Трудно было сыскать фарватер, который вьется от одного берега к другому и перекатывается через отмели и банки, так что нередко под носом парохода 5 и 7 футов, а под кормой 1 1/2 фута. Пароход же сидел 3 фута. Случалось также, что на некоторое пространство футшток проносит, а потом мгновенно мель, в которую пароход уткнется носом. Тогда баржа понесется в сторону и, дернув сильно буксир, подплывет к пароходу, - того и смотри, что врежется в него. Сколько видно с парохода, оба берега реки плоские и наносные. В большую воду все это заливается водою и устье превращается в огромное озеро. Однако ж правый берег повыше и спускается в реку глинистыми обрывами. Густой темный лес, начавшийся близ первого караула, редеет и потом исчезает. На возвышенностях стоят - где один, где два дома; иногда видны деревушки. Всякий раз как пароход садился на мель, команда спускалась в воду и оглашала воздух “дубинушкой”. Часто пароход принужден был идти назад, когда впереди не находили удобной глубины.

На протяжении 200 верст господствует совершенное однообразие речных видов. Там, где плаватели выходили на берег с целию поботанизировать, прибрежья изрыты водою и виден наносный песок. Отсутствие растительности наводит уныние. Вдали хотя и виднеются леса, но к берегу не подходят, на котором, кое-где, по сухим местам, сидят осиновые рощи, но по большой части берега поросли ивами и камышом. Кое-где видны деревушки, населенные гольдами.

26 июля приплыл к пароходу на лодке чиновник, манджур. Он сказал, что русские не имеют права ходить по Сунгари и [39] просил обождать, пока получит разрешение государя, но пароход поднял якорь и пошел вперед.

Стали видны горы, по большой части безлесные, только по долинам, вдоль речек, видны кустарники. Деревни попадаются чаще, между ними четыре большие, и лишь показывался пароход, как верховые скачут в следующую деревню, вероятно с вестию о приближении русских. Попадаются китайские фермы. У одной из них пароход останавливался на ночлег. Ферма состоит из двух больших домов, конюшен и амбаров. Скот был огромный, тучный и состоял из быков, ослов, мулов и лошадей. Все надворное строение сделано хорошо. Жернова на мельнице ворочаются мулами. Огороды великолепны - капуста, огурцы, лук огромных размеров. За огородами большие скирды хвороста для топлива. Приняли русских очень дружелюбно, особенно женщины. Сквозь растворенные окна говорили с ними пантомимами, дарили цветами из головных уборов. Китайцам это не нравилось,

Близ деревни монголов, на правом берегу Сунгари, горы доходят до реки, а в иных местах спускаются к ней крутыми склонами, потом удаляются, опять приближаются. Почти с появления гор острова стали редеть, а фарватер сделался глубже, так что, наконец, пароход шел полным ходом, не встречая мелей. На склонах гор видны цветущие абрикосы. Природа сделалась живописною, деревни видны по обеим сторонам реки; встречаются суда под парусами, идущие из города Сянь-синь. В одной деревне встретили трех манджурских чиновников, а на другой день опять троих же, которые взошли на пароход, ночевали там и, в продолжение дня, лежа на палубе, много писали; от их проницательности не ускользнула ни одна веревочка. Все вписали в свое донесение.

Народ гольды, обитающие в низовьях Сунгари, разбросаны по правому берегу реки, деревеньками в 5 и 10 домов; рыболовство - их главная промышленность летом, а зимой уходят они в усурийские хребты ловить соболей. В первых деревнях видны только огороды, но чем далее вверх, тем правильнее и обширнее становились обработки полей, засеянных просом, ячменем, кунжутом, табаком и проч. Оседлость как нельзя лучше привилась к гольду. Он уже мало отличается от манджура. В домах большая опрятность, решетчатые двери и окна, китайские очаги и жаровни, каны, устланные новыми циновками. Одежда [40] мужчин и женщин манджурская. За всем тем гольд ненавидит манджура, своего притеснителя.

Наконец, показалось предместие Сянь-сина (Илан-хала). Самый город стоит на реке Хулха, при впадении ее в Сунгари. Тут русских встретила лодка с амбанем, или губернатором города. Лодка причалила к пароходу, и амбань с приличною церемониею уведен в каюту, где было приготовлено угощение. Между тем пароход с шумом подходил к городу, и против ямуня или губернаторской канцелярии бросил якорь и со свистом начал выпускать пары. Вся набережная и заборы были покрыты народом: перед ним было невиданное чудо - пароход; у ямуня столпилось манджурское войско в синих халатах, а сверху - оборванные грязные курмы разных цветов. На груди - кожанные нагрудники с нарисованными черными драконами. Воины вооружены были ружьями с фитилями, длинными копьями и алебардами. Одни солдаты стояли в строю, другие лежали, или сидели. На берегу стон стоял. Оборванные толпы народа, по большой части без шапок, лезли одна на другую, а между тем полицейские урядники (божхо) ломили народ по головам палками. На реке стояло множество джонок и лодок, набитых солдатами и народом, и на готове к движению. Казалось, что по одному движению начальника все бросится на пароход и раздавит его. Несколько больших лодок, набитых грязными оборванцами без шапок, отчалили от берега нашестах и проходили перед носом и за кормою парохода.

Угостив амбаня и спровадив его с парохода, русские получили дозволение погулять по городу. Пологий и усыпанный галькою берег, застроен полуразвалившимися заборами и мазанками. Почти на средине береговой линии резко отличалась от других строений губернаторская канцелярия, окруженная черным деревянным забором с красными воротами по средине, пред которыми стояли 2 высокие красные столба, - знак присутствия большой особы. Самый город представлял сплошную кучу мазанок с черепичными и соломенными крышами.

Лишь русские сошли на берег, как очутились в толпе оборванцев; она зашумела, заколыхалась и плотно стиснула наших. Крик, шум, давка, оглушили и сжали русских так, что нельзя было ступить шагу. Но вдруг засвистали палки божхо и пошли ходить по головам и спинам любопытных. Очистилась тропинка, по которой можно идти вдвоем; с обеих сторон конвоировали божхо, расхлестывая народ. Узкая и грязная улица вымощена бревнами; по обеим сторонам тянулись ряды каменных [41] лавок. В них, кроме плохих китайских безделушек, банок с красками, бумаги, чаю и грубых китаек, ничего не было. В некоторых выставлено коровье, свиное мясо и овощи. Это лавки передние; главные и лучшие товары находятся в лавках во дворе, где живет сам хозяин. Мы пытались купить что нибудь, но лишь заносили ногу за порог, как испуганный купец махал руками и кричал: “мейю-мейю!” давая знать, что нет ничего продажного. Заранее было запрещено продавать русским что бы то ни было. Все лавки, или по крайней мере боковые и задние их стены, большею частию сделаны из серого кирпича, с открытым передним фасадом; пол-улицы занято торгашами с печеньями на кунжутном масле, цирюльниками, подвижными лавочками со съестными припасами, сундуками, гробами, огурцами, дынями хотя и мелкими, но сладкими. С большим трудом могли русские пройдти всю улицу; мужчины и женщины лезли бесцеремонно в карманы, за пазуху и во все места, буквально перещупывая все; они вытаскивали из карманов платки, обрезали пуговицы и клочки сукна из пол сюртуков.

К вечеру на берегу раскинулись три сторожевые палатки, и одна такая же на противоположном берегу. Перед ними всю ночь горели костры. Город спал и только на набережной слышались трещетки сторожей, да лай собак.

На завтра, с раннего утра, народ стал сходиться на берег; казалось, что не только горожане, но собрались и поселяне из окрестных деревень смотреть огненную лодку и русских. Лодки, набитые народом, беспрерывно подплывали к пароходу и барже, цеплялись и лезли на них, так что привелось сталкивать назойливых гостей.

Русские снова сошли на берег, и снова толпа с криком и давкою бросилась на них; но божхо разгоняли ее палками, так что когда они вышли из города, за ними никого уже не было. Искрестив город узкими и кривыми улицами, решительно не заметили ничего примечательного, кроме трех или четырех кумирней с уродливыми деревянными идолами.

В одном из домиков, принадлежащих кумирне, приготовляли китайцы из бумаги цветы, птиц, лошадей, башни и проч.; это для праздника по усопшим. Работа кипела: одни делали деревянные модели, вырезали бумагу, другие клеили, терли краски и раскрашивали. Каждый молельщик выбирал такую вещь, какую любил покойник. Все это сожигалось при молении. Подле ворот кумирни - две конурки, с деревянными конями боготворимых [42] идолов. На дворе каждой кумирни - цветник, за которым тщательно ухаживают.

Город окружен земляным валом с деревянными воротами, совершенно развалившимися; на площади, почти за городом, стоит высокий гранитный памятник; основанием ему служит гранитная черепаха. На памятнике две надписи: китайская и манджурская; что значили эти надписи - объяснить было некому. На рейде стояло множество лодок, а на берегу строилось их более сотни; лодки продают гольдам, обитающим в безлесных низовьях Сунгари. Жителей в городе тысяч 10 и множество чиновников и солдат. Китайское правительство считает Сянь-син передовым постом против России. Кроме того, Сянь-син есть ссылочное место чиновников. Для торговли съезжаются сюда гольды с низовьев Амура и Усури. Здесь меняют они соболей и другие шкурки на овощи, просо, вино, табак, стеклянную посуду, ткани и другие принадлежности домашней жизни. Здесь находят они изобилие водки и все другие удовольствия.

Город Сянь-син лежит под 46° 17' 46'' с. ш. и под 147° 16' 7'', долготы от Ферро, управляется губернатором с титулом Мейрени Цзянгин; на шапке у него красный непрозрачный шарик.

Дипломатические переговоры кончились, пароход развел пары и поднял якорь. Толпа бежала по берегу до самого устья Хулхи, пока пароход не завернул за мыс и вошел в реку Сунгари.

Для русских едва ли скоро может открыться здесь торговля: она невозможна до тех пор, пока не сломается закоснелое невежество манджурских чиновников. Этот грубый народ презирает все иноземное и готов на всякое зверство, когда видит силу на своей стороне. Чиновничество хорошо понимает, что с появлением русских падет его деспотизм над народом. Чтоб преодолеть все, нужны сильные дипломатические настояния с нашей стороны. В деревнях, где не было чиновников, народ принимал русских добродушно и продавал все; но лишь показывалась шапка с шариком, прятали свой товар под полу и кричали: “Мейю-мейю!”

От Синь-сина река Сунгари продолжает тянуться под тем же острым углом к ю. з.; в редких местах идет одним руслом. Острова, поросшие ивою, изредка тополем и вязом, встречаются беспрестанно. Каковы бы ни были протоки, а фарватер глубок, отмелей мало; пароход шел полным ходом; на береговых горах виднелись дубы, сосны, лиственицы, вязы и липа. [43] Небольшие деревушки, дома в 3 и 4, встречаются довольно часто, и более на правом берегу; при каждой из них на склоне гор видны засеянные поля. Выше Сянь-сина есть подводные камни в реке, опасные в малую воду.

Горы правого берега обрываются в реку порядочно крутыми склонами; во многих местах виден красный глинистый сланец. Река прижимается к горам правого берега, левый же или совершенно открыт, с густою травою, то с безлесными холмами; там, где местность живописна, расположено непременно несколько домиков, в тени дерев. Горы хотя невысоки, но значительно круты, а притом изрыты узкими лощинами, которые придают горам пирамидальный вид; редколесье дуба, клена, ясени, тонкого пробкового дерева и яблоней, прикрывая склоны и вершины гор, дают им необыкновенно живописный вид. Река заметно становится уже и быстрее (5 верст в час). Наши плаватели на 4-й день пути от Сянь-сина встретили католического миссионера Дю-Баий; он был человек малоученый, но хорошо говорил по китайски; по его словам, христианство здесь увеличивается, только новообращенные не тверды в вере и крестятся из подражания другим.

Против устья Аже-хэ река разделилась на три протока, а потом опять соединяется. В 35 верстах от Сянь-сина кончается его округ по правому берегу реки; левый же принадлежит Цичигарскому ведомству и населен монголами.

От устья река Хулучя, Сунгари верст на 10 уходит к югу одним руслом, а потом под крутым углом поворачивается к юго-западу, дробится на большие притоки и вьется по низменностям, заливаемым водою; китайские домики встречаются довольно часто; кое где видны табуны лошадей, коров; деревни же видны вдали у подножия гор.

Подле разбросанных на плодородной почве хуторов, пароход стал на якорь, чтобы купить быков на убой. Указали дом зажиточного купца. Русские вошли во двор, чисто выметенный, с клумбами цветов. Скот содержался в удивительном порядке. Быки принадлежали к крупной породе, а лошади низенькие, с маленькими головами, тоненькими ногами, крепкие и красивые. Три часа торговались наши с купцом; он взвешивал наши рубли, пробовал зубом, ножиком, выкладывал на своих щетах и наконец отдал пару быков за 36, а 6 баранов за 18 руб., - цена дорогая. В этой же мызе купили длинных огурцов, картофеля и дынь; торговля состоялась, потому что тут не было манджурского чиновника. [44]

Далее природа утомительна однообразием. Видна голая степь, испещренная озерами и лужами. Везде ил от наводнения; на местах несколько повыше, лепятся хижины; если где подступают к реке низкие холмы с глиняными обнажениями, там видна деревушка и около нее джонки; для топлива заготовлены большие скирды камыша.

На этом пути прошли мимо устья реки Нонни, текущей почти с севера; на ней в верховье стоит город Цичигар, в котором живет цзян-цзунь, по нашему генерал-губернатор.

От устья Нонни, Сунгари делает крутой поворот к югу, характер берегов низменный, заливной, с густою высокою травою; река сделалась в половину менее. Верстах в пяти от города Бэдунэ встретили пароход две большие лодки; сидевшие в них что-то кричали, показывая бумагу. Пароход остановился, и три чиновника поднялись на ноги; они привезли привет от амбаня и приглашение посетить город.

Наконец на правом берегу показалось предместие города на спуске небольшой возвышенности; затем с 1/2 версты тянется на краю берега досчатый забор, за которым видны крыши домов, потом глиняный бруствер с воротами. Внутри бруствера город расположен на ровной местности, почти в лощине; с реки очень неживописен. В средине города возвышается башня с черепичною крышею, а за городом виднеются песчаные холмы, на которых кое-где невысокие деревья с круглыми пушистыми вершинами; набережная ломилась от народа, только невидно было ни ружей ни копей; с берега отвалили две лодки и под парусами подошли к пароходу, - это чиновники с своими шариками привезли визитный билет от амбаня. Билет состоял из длинной бумаги, с одной стороны красной, с другой алой; на ней изображены четыре китайские знака, выражавшие имя и чин амбаня. Немедленно приплыл к пароходу и амбань.

Это был мужчина довольно высокого роста, плотный, с жирным монгольским лицом; халат на нем был синий шелковый, сверху курма (род пиджака, без карманов, с широкими рукавами); наверху шапки - красный каралловый шарик, означающий чин генерала, и павлиное перо - выражающее военное отличие. Амбань говорил по-китайски, но мало и тихо, а за него рассыпался переводчик манджур. Амбаня повели в каюту, где стояли уже на столе конфекты, пряники и любимая китайцами наливка шерикордиаль. Каюта наполнилась чесночным запахом, которым пропитаны все китайцы. Беседа продолжалась около часа; амбань дружески предупреждал, что на пути множество мелей и худых [45] людей; что вода сбывает, а потому лучше воротиться домой. Между тем на палубе происходила сцена в другом роде: лодки, переполненные голыми и оборванными любопытными, лепились около парохода; люди с лодок, как мухи лезли на него по веревке, и в то же время палки божхо немилосердно поражали их по голым спинам и по головам; оскорбленная толпа с бранью отваливала от парохода; на смену ей валили другие, желавшие рассмотреть огненную лодку; палуба загромоздилась чиновниками. Эти господа лезли в каюты, в машину и в камбуз; на берегу же плотною стеною, по колена в воде, стояло все население Бэдунэ с разинутыми ртами.

Кончив визитацию, амбань любезно простился с русскими, извиняясь, что не успел приготовить для них обеда, и обязательно просил посетить его на обратном пути; по вышло противное: на обратном пути пароход остановился у Бэдунэ, и лишь только шлюпка ударилась о берег, как густая толпа народа стала перед русскими стеною и не пускала их в город; однако ж нашим удалось кое-как добраться до бруствера; но здесь напрямик объявили им, что амбань решительно не желает их видеть, и что самое лучшее сделают, если поскорее уйдут от города.

Таким образом русским не удалось осмотреть город Бэдунэ. В передний путь они спешили, и, по уходе амбаня, подняли якорь и пошли на парах вверх по реке. Пароход шел между низкими заливными берегами; эта однообразная картина до того надоела всем, что лишь раздавались слова: “мимо гор идем!” как выходили все из кают на верх. Потом местность начата становиться лучше и лучше, деревья чаще; но это не амурские дубники, а раскидистые, растрепанные деревья. Где нибудь под утесом гнездится выбеленный домик; река суживается острогами гор; удивительная растительность: вьется дикий виноград, из густых папоротников поднимаются дикие сливы, яблони, вишни, жасмины и персики, - так и пышет теплом даже в 9 часов вечера. Потом река разбивается на множество притоков, и фарватер из рук вон плох; река рвется с такою силою, что кипит кругом и образует воронки; пароход не слушает руля.

Наконец плаватели решились бросить баржу и, сгрузив с нее достаточное количество угля, плыли на одном пароходе. Вскоре выбрались на хороший фарватер и пошли быстро. Берега оживлены, дома встречаются чаще и обращаются наконец в сплошной ряд хуторков, за которыми разбросаны пашни. По лугам бродят лошади, мулы, очень крупные ослы и прекрасный рогатый скот. По реке взад и вперед идут джонки. Верстах в 30 от [46] Гирина одна джонка привезла визитный билет от амбаня города Бутхай (Этот город напоминает древнее царство Бохэ в Манджурии.), стоящего верстах в 5 от Сунгари. Густота населения выражает богатство черноземной почвы; повсюду ототдельные фанзы, т. е. китайские хутора, окруженные огородами. Кажется, отсюда начинаются житницы Манджурии с классическою обработкою полей; чем выше по реке, тем гуще населенность. Дым и шум парохода был слышен далеко, и народ валил из деревень смотреть огненную лодку.

Густые гряды гор стали приближаться к берегам - наступила живописная страна Гирин, покрытая сплошным населением; наконец показалось и предместие города, а за ним и черная сплошная масса строений. Пароход бросил якорь против ямуня, или губернаторской канцелярии. Узкая набережная, высокие заборы и крутой берег, местами подпертый бревнами, были завалены народом, но видно было как пешие, и конные спешили от ямуня, вероятно к губернатору с донесением о прибытии русских. Через час явился чиновник, с синим шариком на шапке; он сказал, что квартира для наших приготовлена в одной кумирне; но русские отказались. Между тем наступил вечер; на берегу раскинули три сторожевые палатки; засветилось и заходило множество огней; кое-где слышались песни и крики, да неумолкаемый лай собак и трещотки караульных.

Назавтра народ с раннего утра стал собираться на берег. Площадка перед ямунем и улица, выходящая на берег, были заставлены солдатами, вооруженными саблями. В 10 часов чиновник привез угощение от генерал-губернатора. - Оно помещалось в высоком узорчатом ящике и состояло из пресных булочек, начиненных горохом и бобами, испеченных на кунжутном масле; из зеленого отвратительного чаю, леденца, сахарного песку и 4 баночек сладкой водки. Тут же были по паре гуси, утки, куры и кусок свинины. Русские послали Дцян-Дцуню 2 бутылки шампанского, бутылку шери, банку ананасов, 2 коробочки сардинок и конфекты.

Физиономия Гирина довольно красива. Среди несметного количества подступающих к берегу лачужек, построенных на столбах, торчат башенки оригинальной архитектуры, с украшениями на верху. Город тянулся полукругом по берегу версты на 3, и, как приметно, изрыт лощинами, через которые перекинуты мосты; даже мазанки перекидывались через узкие овраги и казались висевшими на воздухе. Набережная завалена обрубками бревен, [47] досок и дровами. Черная масса тесно сплоченных домов шла амфитеатром по склону горы; черепичные, а местами и соломенные крыши, сливались в одну черную кучу. За городом возвышались круглые и остроконечные сопки, покрытые лесом, а влево видно ущелие, из которого выходила Сунгари. Кажется, что тотчас за Гирином начинается громадный лес, который чем далее, тем непроходимее. Этот лес простирается вероятно до Кореи и Японского моря.

В Гирине русские стояли два дня и не более как на полчаса сходили на берег. Манджуры позволили им пройтись только по одной улице и то не чрез весь город. Улица, по которой они шли, вымощена деревянною мостовою, узка и до крайности грязна; гнилой запах был невыносим. По обеим сторонам стеною шли каменные лавки, и почти пред каждой из них развевались на шестах разноцветные шары, флаги и фигурки, - При некоторых стояли каменные, четырехгранные, высокие столбы с китайскими знаками названия товаров. Если русские хотели поворотить в какую либо улицу, солдаты становились перед ними стеною и брались за сабли. Если же заходили в лавку, встречали испуганные лица, купец махал русским и кричал “мейю, мейю!” Дзян-Дзюнь заранее отдал приказание не продавать, не показывать и ничего не говорить с русскими. Неприятно было смотреть как полицейские ужасно били теснившийся народ палками по головам и спинам. Надобно было воротиться.

В Гирине можно допустить 100 000 жителей. Здесь местопребывание Цзян-Дзюня, или военного генерал-губернатора. Его воеводство заключается между правым берегом Сунгари до реки Усури, т. е. до нашей новой границы. Город лежит под 44° с. шир. и есть средоточие торговли средней Манджурии и складочное место. Здесь имеются фабрики писчебумажные, шелковых и полотняных материй. В некоторых домах есть обширные красильные заведения. Здесь складка леса, постройка военных и купеческих джонок для Сунгари и Амура; ведется торговля хлебом и вином. Если б русские простояли на рейде у города недели две, то китайцы и манджурские чиновники привыкли бы к ним и строгость надзора прекратилась бы. Но была уже половина августа, вода сильно убывала. Впереди парохода уже образовались отмели, а далее предстоял путь по 3-х футовой глубине.

Пароход поднял якорь и пошел в обратный путь. Жители стояли по берегу на протяжении двух верст и с изумлением смотрели на быстро идущий пароход. [48]

На другой день пароход сел на мель. Два дня силились стащить его, но бесполезно, а вода между тем сбывала, как вдруг явилась неожиданная помощь. До Гирина дошла весть о нашем бедствии. Из опасения, чтоб искренние друзья не зазимовали, прискакал чиновник и от имени губернатора предложил услуги. Тотчас же до 100 человек манджуров появилось на берегу, приплыли к пароходу и как мухи облепили его. Поднялся гвалт, заревела дубинушка, припев подхватили манджуры, и пароход на всех парах сошел с мели. Чиновники и рабочие отказались от вознаграждения.

Манджуры следили за пароходом до города Бэдунэ, и лишь он притыкался к мели, как на берегу показывались верховые, а из травы высовывались десятки бритых манджурских голов. Шлюпка шла перед пароходом и промеряла глубину. За устьем реки Нонни вода была на прибыли, пароход нигде не останавливался и 21 августа рано утром вошел в Амур.

Результат плавания вышел следующий: определены в трех местах долгота и широта, а в четвертом одна широта. Снята наглядная карта течения Сунгури от устья до Гирина. Расстояние это полагают в 1030 верст. Собрано значительное количество дикорастущих трав; обнаружены ошибки на карте Шварца.

Выступающие к реке хребты обнаруживают нептунические осадки известняков и песчанников. Только в верховьях показывается глинистый сланец и крупнозернистый гранит. Чем ближе Сунгари к устью, тем берега ее ниже и в большую воду затопляются; в малую же река изобилует мелями. Китайские географы уверены, что Амур впал в Сунгари, а она в море; так думали и наши старинные завоеватели. Теперешние плаватели говорят, что вопрос этот не затронут и нуждается в научном разрешении.

Касательно возможности судоходства по Сунгари наши плаватели признают, что шли совершенно ощупью; при хорошем знании фарватера, можно идти гораздо свободнее. Когда в верховьях реки пароход сидел на мели, большие джонки, сидящие, по видимому, не менее 4 футов, проходили мимо свободно. Более затруднения встретится от недостатка топлива. До города Сянь-сина на расстоянии 340 верст нет леса; поэтому пароходам необходимо брать с собою каменного угля дней на 10. Далее, при установившемся правильном сообщении, можно подряжать жителей заготовлять дрова, если только манджурское начальство не будет препятствовать.

В земледельческом отношении верховье Сунгари имеет [49] важное значение. Необыкновенное плодородие черноземной почвы привлекает сюда народ и могло бы служить важным предметом вывоза. В годы неурожая, русские, живущие на Амуре, могли бы приобретать здесь хлеб. Скотоводство, сколько можно было заметить, не важно. Скот значит здесь рабочую силу. Во всяком случае первый шаг уже сделан и доказано, что судоходство по Сунгари до города Гирина возможно; а этого уже достаточно, чтоб не останавливать следующие плавания, если б только удалось преодолеть крайнее невежество и упрямство манджурского чиновничества. Для этого необходимы настоятельные дипломатические требования.

Прежде описанного здесь плавания русские посещали Сунгари, хотя и недалеко, напр. граф Муравьев Амурский в 1858 году поднимался по ней верст на 25. В 1861 году ботаник Максимович не дошел до Сянь-сина и должен был воротиться. Купеческий прикащик Чеботарев, посетивший Сянь-син с товарами, был там убит, как слышно, оскорбленным мужем. Этот пример заставал манджуров остерегаться русских, тем более, что они помнят наших старинных озорников, грабивших по Амуру и Сунгари.

Наши плаватели видели в Манджурии множество китайцев, частию сосланных, частию переселенцев. Почему же бы не вызвать китайских переселенцев в нашу Манджурию? Теперь живут на наших землях беглые китайцы. Почему же не поручить им сманивать земляков на наши хлебородные места? Кроме того, у нас под боком многолюдная Корея, из которой, как слышно, уже начались переселения к нам. Лишь бы солдатики наши не считали их за тварь, нехристей.

Текст воспроизведен по изданию: Плавание по реке Сунгари в Манджурию до города Гирина // Морской сборник, № 5. 1866

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info