ТИМКОВСКИЙ Е. Ф.

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИТАЙ ЧЕРЕЗ МОНГОЛИЮ,

В 1820 И 1821 ГОДАХ.

Путешествие по кочевьям войска Цахарского до крепости Халган, лежащей в Великой стене Китайской.

Ноября 8. В пособие для перевозки наших вьюков, Цахарские старшины, по примеру ⁸⁷ Сунитов, снабдили нас четырьмя верблюдами и Китайскою двухколесною тележкою, в которую запрягают одну лошадь. На минувшей станций и здесь Монголы спрашивали у нас в продажу одноколок. Поручив старейшинам Двух изнуренных верблюдов и 1 лошадь, отправились мы с Елесуту в 8 часу утра, и переехав верст 30 в Южную сторону, пришли на станцию Хара тологой [черный холм] в 4 часа по полудни. Переезд сей крайне был тягостен для нашего утомленного скота; ибо дорога лежит по крутым увалам.

Отъехав верст 6 от Елесуту мы с изумлением увидели на самой дороге лежавшего, в кожаном мешке, мертвого ребенка, коему было от роду более года. На мешке положен был лоскут овчины, несколько пшена и хлебец: это обыкновенное погребение мертвых у Монголов. [308]

Смерть конечно есть для всякого трогательнейшее явление в природе. Воображение, смущенное видом оной, не внемлет голосу рассудка и представляет неизвестную будущность в самых мрачных картинах. В таком действии суеверие открыло для себя полную свободу составлять множество странных предположений, верить темным догадкам, и самые мечтания признавать законами судьбы. Жрецы Секты Шигемуниевой, к обузданию своих последователей, почли вернейшим средством угрозы об ужасах смерти. Добрый простолюдин, для избавления себя и умирающего от злополучия, настоящего и будущего, видя близкий конец своего больного, немедленно зовет Ламу. Таинственный жрец, соображаясь со днями, часами и прочими обстоятельствами, при рождении усопшего или в последние минуты его жизни случившимися, произносит, на основании своих духовных книг и Астрологии, приговор: мертвое тело предать огню, или бросить в воду; выставить оное на высоком срубе, или заметать камнями и т. п. При чем однако наблюдаются некоторые непременные исключения, например: повесившегося не предают земле; удушенного опухолью не сожигают; потонувшего во время наводнения, убитого громом и сгоревшего на пожаре в воду не кидают; умершего от заразительной болезни не хоронят на горе. Словом, без причины не [309] сожигайте дерева в огне, не кидайте огня в воду, не кладите земли под водою, не носите дерева на гору и в лес: — вот завет Шигемуниев! Обыкновеннейшее погребение состоит в том, что покойника отвозят на широкую степь, и там оставляют его на съедение диким зверям и птицам воздушным. Но и в сем случае могущественный Лама дает решение, в которую сторону света должно лежать тело головою: ставят в поле флюгер, и направление ветра определяет сию участь покойника. Впрочем, все зависит от усмотрения Ламы, который равным образом предписывает, как положить покойника: в одежде или без оной, под открытым небом или в ветхой юрте, и какие должны при нем находиться вещи и жертвенные принадлежности. В случае созжения умершего тела, не прикрывают ничем ни места сих похорон, ни бренных остатков. Некоторые ставят там хоругви против четырех стран света, либо окружают пепелище воткнутыми в землю лопатками, на коих бывают написаны Тибетские молитвы. Желающие придать месту некоторый род святости, или люди знатные строят деревянные или каменные памятники и кладут в оные пепел созженного тела. Сей обряд замечен в Монголии и Европейскими путешественниками давних времен. Рюйсбрук ⁸⁸ [310] именно говорит: «Татары [Монголы], подобно народам глубокой древности, сожигают мертвых, и их прах берегут в высоких пирамидах». Богатые приглашают Лам для отправления над телами умерших своих родственников, смотря по достатку, более или менее молений об упокоении души, продолжающихся по крайней мере 49 дней.

На 13 версте от Елесуту спустились мы в глубокий овраг, где, как и по всей дороге, ходили многочисленные стада овец Богдохановых. Мы насчитали здесь более 50 юрт, в коих живут смотрители и пастухи сих стад. Довольно попадалось нам и рогатого скота, малорослого, но весьма тучного. Нельзя не приметить, что в Цахарских степях, более нежели где либо в Монголии, разводят быков, коих или продают в Китай на пищу, или сами Цахары перевозят на них цветочный чай и китайку, от Халгана до Урги и даже до Кяхты. Еще верст через десять, мы приближились к стоящему влеве большому хребту Онгон [царь Шаманов]. Шаман по Монгольски называется Бэг, а Шаманка Уддугун: они в призывании духов отличаются пламенным воображением, приводящим их в дикий восторг. Онгон же собственно есть домашнее божество, покровительствующее семейства и стада: это остаток Шаманских обычаев, коим, не взирая на сильное противоборство [311] жрецов Шигемуния, некоторые из Монголов следуют с ревностию и сердечным доверием. Кумир Онгона, состоящий из нескольких лоскутков красного холста, получается или из рук знаменитого Шамана, или суеверные старушки делают оные сами из каких нибудь ветошек, по своему вкусу. Матери семейств весьма почитают сих Ларов, хранят их в юртах, и в случае приключившегося несчастия, которое обыкновенно приписывают их гневу, приносят им обильные жертвы, с горячими молитвами о примирении и пощаде.

Потом переехали мы через вал, едва приметный и, по словам жителей, отделявший некогда владения Китайцев от независимой Монголии. Вал сей идет с востока далеко на запад и будто бы примыкает там к вершинам р. Орхона. От вала ехали мы верст 8 до Хара тологоя, то по каменистым высотам, то по глинистым и бестравным долинам. В южном конце самой большой из них расположена станция, неподалеку от колодезя при кочевье, состоящем из 15 юрт пастушьих. Впереди на ЮВ, верст за 15 виден длинный хребет, на коем высоко поднимается гора Чжибхаланту, весьма огромная. На оной, в положенное время, приносится жертва Цахарами Кубошарской дивизии.

Мимо наших юрт прошли два каравана на верблюдах, возвращавшиеся из Долоннора, куда [312] отвозили они соль, и на оную выменяли пшена, табаку и проч.

Нояб. 9. Дневали. Во весь день дул холодный западный ветер, и было весьма пасмурно. Несколько раз прорывался снег; а потому скот наш, и при хорошем корме, мало освежился. Цахарские пастухи приглашали к себе Начальника Миссии и меня пить чай: знак Монгольского гостеприимства. По причине ненастья, мы отказались.

Монголы, как и все народы сего племени [разумею Бурят, Калмыков] большие охотники до курительного табаку. Мешочек с табаком, маленькая трубка, огниво — суть нужнейшие для каждого снаряды дома и в пути. Знакомые, при встрече, друг другу подносят раскуренную трубку, взаимно наблюдая сие потчивание. Учтивые Цахары показывали сию вежливость и перед нами. Трубки большею частию покупают Монголы у Китайцев; а огнива приготовляют Монгольские кузнецы сами, и довольно искусно, с хорошею закалкой стали. Монгол носит огниво за кожаным поясом назади, как необходимую принадлежность и вместе украшение, подобно патронной сумке у наших кавалеристов; для сего обделывают огнива серебром, кораллами и проч. Здесь у многих заметили мы на огнивах, вместо пуговиц для прикрепления к поясу, Российскую монету — пятаки и старинные Сибирские [313] гривенники: сие украшение местными жителями весьма уважается.

Битхеши приходил утром с посещением к Начальнику Миссии и ко мне. Он разными способами изъяснял нам, что ему нужна лисья шуба, какую он видел на О. Архимандрите Петре. С своей стороны я дал заметить, что таких мехов не имею, и оные продаются на Кяхте не дешево. — По требованию моему, Битхеши сделал распоряжение, чтобы усталые наши четыре верблюда были оставлены здесь, хотя до некоторого поправления, и потом доставлены жителями на урочище Цаган балгасу.

Вечером был у меня Цзангин Энкечжиргал [по Монг. вечное счастие] лет 30. За пособие нашему обозу верблюдами, подарена ему лисица, и сверх того рюмка из зеленого стекла, которою он весьма любовался. В разговоре Цзангин между прочим сказывал, что он, имея от роду 15 лет, был уже отправлен в числе многолюдного конвоя, для сопровождения Российского Чрезвычайного Посла в 1806 году. И здесь на каждой станции приготовлено было по 20 лошадей, 150 верблюдов и 50 юрт для свиты Посольства. Мы долгом почли объяснить, сколь важное лице представлял Посол и проч. Цзангин слушал также с великим вниманием, и восхищался нашими известиями о Российских домах, вещах, экипажах и т. п. С своей [314] стороны Энкечжиргал рассказывал, что в Цахарских Хошунах чиновники получают от казны жалованья в год: Ухерида, дивизионный начальник 120 лан, т. е. 240 руб.; Цзалан, полковой командир 115 лан — 230 руб.; Сомуи Цзангин, эскадронный командир 100 л. 200 руб.; Хаван или Кундуй и Чжуанида, как бы Поручик и Корнет по 60 л. 120 руб.; наконец Бошко или вахмистр 24 л. т. е. 48 руб. серебром. Ухерида и старший Цзалан [Тусулахчи] не могут сами требовать для себя жалованья из Халгана; но делают о сем представление своему Гузай-Амбаню, за приложением печатей Цзангинов. Все Цахары составляют военный Корпус, из осьми знамен или дивизий состоящий и подчиненный Халганскому Гузай-Амбаню. Миссия проезжает по землям только двух дивизий: Кубошара [знамя желтое с каймою] и Гулишара [желтое без каймы], в сей дивизии находятся последние 2 станции к Халгану.

На следующую станцию, отстоящую в 55 верстах, отправился наш обоз до рассвета, в 4 часу утра. Повозки двинулись в 7, и чрез 10 часов достигли станции Куйтун [холодный].

Проехав с Харатологоя 3 версты, поднялись мы на пригорок, от которого ехали почти до самого Куйтуна, по длинной, отчасти песчаной равнине, ограничивающейся с В и З хребтами гор, кои соединяются потом у сей станции. На [315] равнине расположены в разных местах пастушьи жилища целыми улусами. Юрты, стоящие улусами т. е. по нескольку вместе, нашли мы только в кочевьях Цахарских. Прочие Монголы, по причине недостатка в траве для скота, кочуют рассеянно по степи, исключая знатнейших чиновников, кои с своими семействами, ближайшими подчиненными и прислугою ставят на одном месте юрт 15, 20 и более.

Наконец вышли мы на большую купеческую дорогу Гунчжу, с коею соединилась и Дархан цзам, оставленная нами еще 9 Окт. у Халхасов, на переходе от станции Шара шороту до Олон байшин. От соединения двух путей ехали мы, широкою и весьма гладкою дорогой, верст 10 до самой станции Куйтун, лежащей в горах, по левую сторону нашей дороги. Последние 5 верст все поднимались на гору, имея с правой стороны большую лощину, покрытую густою травой.

На сей станции разместили нас в трех юртах, принадлежащих жителям здешнего улуса, кои на сей раз выбрались из оных к соседям, оставя только в переднем углу медные кумиры Бурханов, своих Ларов и Пенатов. Ближе к дороге течет ключ, ныне замерзший. Есть и колодезь с хорошею водой, в смежности с юртами: но при оном не было колоды, а потому и принуждены мы были, для напоения лошадей, наливать воду в чугунные чаши. [316] Прочий скот довольствовался снегом, глубоко уже покрывшим хребты гор и равнины. Аргал большею частию мы покупали; что продолжалось по всему ведомству Цахарскому, до вступления Миссии в пределы Китая.

Нояб. 11. Мороз в 15 град. по Реом; но к счастию, без ветра.

Мы двинулись в 7 ч. утра и проехав 10 верст, прибыли на станцию Цзамыйн усу [вода при дороге] в 12 часов полдня.

От места ночлега ехали мы верст 5 тесными ущелиями хребта Куйтун; потом вышли на равнину, покрытую богатыми пасбищами. Не взирая на глубокий снег, местами зеленелась прекрасная трава. Тут попадались нам целые стада диких коз. Надлежало пройти еще верст 6 до той дороги, которая пересекает нашу Гунчжу цзам и ведет на В в Долоннор. Проехав еще верст 5, принуждены мы были поворотить с большой дороги вправо, и версты 3 пробираться по снегу, между огромными, разновидными камнями и высокими холмами, пока наконец достигли до станции Цзамыйн усу, учрежденной в глубокой и пространной долине. Монгол, взяв какую нибудь точку зрения, в прямом направлении стремится обыкновенно туда, не взирая ни на что, верхом или с своею одноколкой. Но мы, имея тяжелые возы и скот усталой, много потерпели от таковых переездов по правилам [317] Монгольской Астролябии. Оставалось только проехать по большой дороге версты 3; обойдя высокую гору, мы вышли бы на ту самую долину, в которой к З, близь колодезя, расположена станция, в версте от дороги.

Для Миссии поставлены были здесь 2 хороших и пространных юрты на глубоком снегу; почему и терпели мы беспрерывный холод и сырость, когда земля, очищенная от снегу, начала отогреваться. Великой недостаток терпели мы и в аргале.

Верстах в 8, далее к Ю есть урочище Цаган обо, где имели ночлег Миссии в 1794 и в 1808 Июня 3. В 100 шагах от наших юрт к З, живет какой-то богатой Цахар, имеющий бол ее 3 юрт и много скота. Он сказывал нам, что ныне обыкновенная цена за провоз клади от Халгана до Кяхты, на верблюдах, 3 ланы 6 чин со ста гинов; а как навьючивается на каждого по крайней мере 300 гинов [до 10 1/2 пуд], то причитается на верблюда 10 лан, 8 чин: около 20 рублей серебром, за доставку 11 пудов тяжести чрез расстояние каких нибудь 1200 верст.

И Цахары, подобно Халхаским Ламам, как замечено выше, докучали нам своими вопросами: нет ли продажных лисиц, кораллов, юфтей? Лисицу, каковая подарена от нас Цзангину 8 Ноября в 25 руб. ассигн., по отзывам Цахаров, [318] можно купить в Халгане за две ланы или 4 руб. серебром; а юфтиевая кожа [20 руб. 70 коп.] продается там, будто бы, по 1 лане и 7 чин — 2 руб. 70 коп. серебром, около 12 руб. ассигн.

Нояб. 12. Мороз 17 град. по Реом. Со станции Цзамыйн усу выступил наш обоз в половине 2 часа по полуночи, и перешед в южную сторону около 37 верст, достиг до станции Тулги во 2 часу по полудни.

День был весьма мрачный, и с северозападным ветром шел небольшой снег.

Версты 2 ехали мы при лунном свете, по глубокому снегу, пока не выбрались на дорогу. Тут беспрестанно встречались нам Монгольские караваны, шедшие в Кяхту с чаем. Между горами, покрытыми снегом, ехали верст 11; потом перешли через древний земляной вал, пересекающий дорогу в направлении с востока к западу. Не одно ли и тоже правило военной обороны руководствовало в сооружении древних валов под Переяславлем в Полтавской губернии, в Бессарабии и по разным местам России? — Вал и теперь еще довольно высок; на оном оканчиваются горы, потянувшиеся более к В и З; а на юг открывается обширная степь, весьма выгодная для скотоводства. От вала продолжали мы путь верст 6 до поперечной высоты; на половине сего расстояния переехали большую купеческую дорогу, идущую с З на В, думать [319] надобно из Кукухото [по Кит. Гуй-хуа-чен] в Долоннор. В городе Кукухото расположен Китайский гарнизон, наблюдающий за беспокойными [прежде] Цахарами. Там же выделывается большею частию рухлядь, покупаемая Шааньсийцами на Кяхте, и оттуда развозится, чрез Халган, в Пекин и другие Китайские города.

Поднявшись на означенную высоту, опять надлежало ехать покатым косогором до озера Дуту [ду знач. на Монг. языке песнь, голос], влево от дороги лежащего; там стоял большой улус казенных пастухов юрт из 18. — На сем месте дали мы своим вьючным верблюдам отдохнуть около двух часов. По близости остановился, также для роздыха, Лама из окрестностей Ургинских, приветствовавший нас по Руски: здравствуй. Он возвращался из Халгана, куда гонял продавать быков и лошадей: первых продал по 8 и 10 лан [16 и 20 руб.]; а лошадей по 6 и 8 лань [12 и 16 руб.] серебра.

От Дуту-нора, до Тулги, еще верст 16, ехали мы по увалам. В разных местах белелись юрты здешних улусов: это подвижные села. Особенное же внимание обратило на себя кочевье, влево от дороги, Цахарского Ухериды или просто Укирды, из 50 юрт состоящее. Сей Укирда есть начальник над пасущимися здесь Богдоханскими овцами, лошадьми и рогатым скотом. Вообще на север от Великой стены, между [320] заставами Чжанцзя-кэу и Души-кэу, содержатся многочисленные стада, Китайскому Императору принадлежащие. Никто из Монголов не мог сказать мне о действительном количестве оных. Аббат Грозье ⁸⁹, основываясь на давних известиях Французских Миссионеров, живших при Пекинском Дворе, и сказав: La quantite de bestiaux entretenus dans ces fermes royales esb prodigicuse, удостоверяет, что в Богдоханских заводах считают 90,000 овец, разделенных на 223 стада, и почти столько же голов рогатого скота пасомого стадами, из коих в каждом находится до 100 голов. Не меньшее число находится и жеребцов. Таковое богатство, продолжает Аббат Грозье, заключающееся в землях, конских заводах и стадах, производит на Монголов несравненно более впечатления и представляет величие Богдохана гораздо ощутительнее, нежели все великолепие Пекинского Двора его. — Правда, табуны быстрых коней, большие стада овец и тому подобные признаки несметного богатства царского, конечно, могут удивлять кочевой народ, и возбуждать в нем чувства глубокого уважения. Но с другой стороны, Монголы гораздо сильнейшее убеждение в величии Китайского Богдо видят в бесчисленном множестве стрел и пуль, принадлежащих его войску, бодрствующему над Монголиею. [321]

Верст 7 до станции ехали мы по обширной лощине, оставя вправе, близь одного улуса большое озеро; дорога во многих местах весьма ровная и гладкая. За версту до Тулги, близь самой дороги, есть два глубоких колодезя, против горы, стоящей вдали на ЮВ с высоким Обо. От колодезя перебрались мы через песчаную высоту, и вдруг очутились в глубокой и тесной долине, где для Миссии приготовлено три изрядных юрты.

Станция Тулга лежит в Цахарской дивизий Гулишара, ведомство коей простирается до самой Китайской границы, или вершины стоящего впереди хребта Синьхан Дабахань. Странною игрой природы произведены здесь три скалы в долине, на восток, север и юг, представляющие громады набросанных камней; под каждою из оных есть колодезь с водою, имеющею вкус селитренный. Местные жители называют сии скалы Гурбун тулготу [3 тагана], объясняя, что здесь во времена глубокой древности Чингис Хан, предводитель Монголов, неся брань против Китайцев, имел свой воинский стан.

Вскоре, по нашем приезде, пришел к нам пожилой Даргуй [смотритель известного количества казенных стад] Молон, для поздравления нас с прибытием в сии места. Он давно уже знаком с Рускими, проезжающими в Пекин.

Нояб. 13. После перехода в три дня около 100 [322] верст на утомленном скоте, я нужным нашел дать оному здесь отдохновение на целый день.

Ночью был жестокий мороз, но к утру сделалось несколько теплее; днем погода ясная и тихая.

Утром приходили проститься с нами провожавшие Миссию старшины минувшей Цахарской дивизии. Они, подобно Сунитскому Мейрену, дали мне на Монгольском языке росписку в приеме на сохранение казенных 8 усталых верблюдов, с тем чтобы, по отдохновении их, пригнать в Ц. Балгасу. За оказанную помощь верблюдами, в проезд Миссии чрез минувшие четыре станции, подарено Цзангину Энкечжиргалу два соболя, а Хавану или Кундую и Чжуньде по красной лисице. Подарки приняли они с благодарностию и расстались с нами дружески.

В след за ними, явились ко мне Цзангин и Кундуй новой дивизии, назначенные провожать Миссию до Халгана: приняты с ласкою и угощены приличным образом. Мы не могли не заметить, что должностные люди у Цахаров довольно молоды. В течение сего дня беспрестанно приходили к нам с посещением чиновники, служащие при Укирде, управляющем Богдохановым скотоводством в сих местах. Они все были одеты чисто, вежливы в обращении и, кроме своего Монгольского языка, хорошо говорят по [323] Манжурски и Китайски. В Халгане, при Гузай-Амбане, учреждено особое училище для образования Цахаров. Многие из посетителей убедительно приглашали нас к себе пить чай: мы отказались за недосугом. В числе гостей был со свитою один из родственников Укирды. В удовлетворение их любопытству, мы с удовольствием объяснили ему и прочим Цахарам о военных силах Его Императорского Величества, о великом числе и превосходном устройстве нашей Пехоты, Конницы, Артиллерии, флота; о победах, над многими народами одержанных и проч. Кундуй с своей стороны сделал вопрос: обреем ли мы свои головы, по приезде в Пекин, когда окончится срок траура по смерти Цзяцина? Он думал, что и Россияне, подобно им, отростили волосы на голове, следуя тому же обычаю. — С другой стороны, однажды какой-то Монгол откровенно выразил перед нами свою догадку, что наши Офицеры и Студенты, имея на голове короткие волосы, и следовательно сходствуя в том с здешними Ламами, по его мнению, должны быть люди духовного звания. Цахары сказали нам, что век нового Богдохана будет назван по Манжурски: Дорой Элденге, а по Китайски Дао Гуан. Смысл сих слов О. Архимандрит Петр объяснил на Руском языке: Свет разума; а по толкованию Переводчика Фролова, они должны значить Правление, озаренное законом. [324]

Часу в 4 по полудни Начальник Миссии и я, с Обозным и Переводчиком, посещали Битхеши и Бошка. Битхеши в разговорах сознался, что Цахары [усерднейшие к Манжурам из числа подвластных Монголов] великим пользуются уважением при Пекинском Дворе. Они все получают от Правительства жалованье; даже мальчикам на содержание выдается в месяц по одной лане т. е. по 2 руб. серебром. Станционный Кундуй или Хаван на шапке носит шарик белый непрозрачный [6 класса Кит. наравне с нашим Поручиком], каковым Битхеши пользуется только вне Пекина; а Цзангин имеет шарик синий непрозрачный [4 класса, противу Майора].

Нояб. 14. Ночью, из числа казенных лошадей, две пали от изнурения и стужи. — Обоз выступил в 2 часа утра.

Ночь весьма мрачная. По причине холода, многие из нас лучше предпочли идти пешком, нежели ехать на лошади. Из Тулги по берегу замерзшего озера выбрались мы к В на большую дорогу, и по отлогим местам ехали верст 12, несколько в гору. И в сию ночь много встречали мы караванов с чаем: в некоторых из них было по 100, по 200 и 250 верблюдов. За провоз от Халгана до Кяхты, с 100 гинов клади взяли по 3 1/2 ланы. Прошед означенное расстояние, приближились мы к каменистому уступу, от которого сопровождавшие нас горы потянулись [325] цепью далеко на В; а с правой стороны белелось обширное озеро Ангал. По случаю мороза, солнце взошло из рдяных туч, и открыло виды обширные. Впереди представилась нам низменная равнина, простирающаяся к югу верст на 40, до самой подошвы хребта Синьхан дабахань [горный путь]. По вершине оного синелись башни на рубеже, отделяющем Китай от Монголии. Какое радостное волнение произвел в нас первый вид Китая!

По приметному уступу сошли мы на сей луг необозримого пространства, заросший высокими, тучными травами. К великому сожалению нашему, снег теперь уже покрыл сии богатые пасбища на 1/4 аршина и более. Влево от дороги, расположился в палатке какой-то богатый Монгол из под Урги, ожидавший на степи, со 100 верблюдами, повышения цен на перевозку товаров из Халгана в Ургу и Кяхту. Нам сказывали, что за отправлением многочисленных караванов, еще оставались в Халгане товары, для подъема которых нужно было около 2000 верблюдов. Версты три ехали мы по равнине, и миновав урочище Хамхун, где останавливались Миссии в 1794 и 1807, перешли через замерзший проток воды на самой дороге. Много попадалось нам диких коз и зайцев. Потом верст 8 поднимались мы на возвышенную плоскость, по коей проходит с В на З земляной вал, гораздо ниже [326] виденных нами прежде, и коими вообще Китай некогда препоясал себя против Номадов. Около сего места несколько Монголов раскинули синюю палатку свою на самой дороге. Они везли в Китай из Ургинского Маймачена, на верблюдах, сосновые брусья и несколько ящиков с сушеными грибами, до коих Китайцы большие охотники. За провоз до Халгана взяли по 1 1/2 по 2 ланы серебра со 100 гинов тяжести.

От вала верстах в 3 на юговосток, стоит четырехугольный земляной городок, называемый Цаган балгасу [белый вал] и пришедший уже в совершенное запустение. Миновав сей городок, против юговосточного угла мы остановились близь колодца в 10 часу утра, проехав сего дня около 27 верст.

И так, мы уже вступили в гавань, где скоро бросим якорь. Благополучен был наш переход под снегом и холодными бурями песчаных пустынь, в коих Небо спасло нас от бедствий!

По прибытии на место, занялись мы описью вещей и скота, оставляемого здесь на зимовку. Для сбережения обоза и пасьбы казенного табуна, я назначил, в первую смену, Сотника Захарова и при нем девять казаков, положив переменить их в Марте месяце будущего года. Сего требовала самая необходимость, по необыкновенной суровости нынешней зимы, и по сомнительному состоянию скота. Отведенное место для зимовки [327] есть обширная равнина; травы, как приметно, хороши, но все теперь уже под снегом. Сие самое заставляло меня весьма опасаться, будет ли утомленный скот наш в силах выдержать зиму на открытой степи, и не имея достаточного корма, для подкрепления сил. Всего скота оказалось:

Быков вышло за границу 27; за исключением употребленных на пищу 13, осталось 14.

Окончив наши хозяйственные распоряжения, мы почли долгом Христианской обязанности, отслужить панихиду в память об умершем здесь 13 Маия 1808, из конвоя Миссии, казаке Якиме Таракановском. Могила его, прикрытая камнем, находится в версте на югозапад от городка.

В 4 часа по полудни Бошко отправился в Халган, для донесения Гузай-Амбаню о приближении Миссии. С ним поехал и старый Нерба Битхешия. Я просил Бошка и Нербу изготовить для помещения Миссии теплые покои; ибо оставаясь, в продолжении 2 1/2 месяцев, почти на открытом воздухе, некоторые из наших [328] путешественников чувствовали приметное ослабление в здоровье.

Нояб. 15. С вечера минувшего дня начал идти большой снег, и как оный не переставал до самого утра, то я счел за необходимое провести сей день на месте; на что и Битхеши согласился охотно. Снег шел до вечера.

Находящийся близь станции городок может служить некоторою защитою для скота, во время зимних вьюг. Стены оного, ныне полуразвалившиеся, выведены из земли в 5 сажень вышины; по четырем углам приметны небольшие бастионы. Внутри городка, в северо-западном углу есть круглое место, обложенное диким камнем; вероятно, оное служило основанием Ханского шатра. По средине площадки высокая земляная насыпь; на западной стороне лежит изломанный четвероугольный столбик из белого мрамора, на коем иссечен дракон, герб Китайской Империи. Иные утверждают, что сей городок, как и лежащие далее к югу, служили военным станом во время походов славшего Китайского Императора Кансия, в конце XVII столетия. Не ограничивая древности оного одним или двумя столетиями, можно однако же сказать, что сие место действительно имеет вид крепости. Со всех сторон приметны еще следы небольших окопов, в коих, по правилам Китайской фортификации, располагается войско лагерем. Мимо [329] городка ведут в Халган две дороги: одна, расчищенная, лежит по восточной стороне через речку Шабартай и деревню Толайсумэ ⁹⁰, ездят по ней Цахары дивизии Кубошара, и тем же путем были проводимы прежние наши Миссии, другая на З от городка, через гору Сенчжит называется верблюжий или караванный путь. В сем направлении обыкновенно ездят до Халгана Цахары дивизии Гулишара, ныне нас сопровождающие.

В 12 часов прибыл к нам Хаван Тукжи дивизии Кубошара, принявший в свое ведение казенный скот. Через месяц он сменится старшиною из дивизии Гулишара, а там обратно. Для большого убеждения пещись о наших людях и о казенном скоте, подарена Хавану лучшая лисица.

Между тем у Цахарского Ламы Баин Цагана, кочующего по соседству, наняли мы юрту для помещения казаков, оставляемых на зимовку. Условились платить в месяц по 1 лане [2 руб.] серебра; другие хозяева менее не отдавали, как по 2 ланы. Помянутый Монгол снабжал также своею юртой казаков, бывших при Миссии в 1807 и 1808.

В 5 часов по полудни снег перестал; но [330] сделалась сильная стужа, до 18 град. по Реом. Не смотря на то, мы решились на другой день ехать далее.

Нояб. 16. Отобрав надежнейший скот, верблюдов 27 [Монгольских дано в помощь 4], а равно взяв 9 повозок и 4 одноколки с вещами, Миссии принадлежавшими, двинулись мы вперед в 3 часа по полуночи. Для вспомоществования в трудном пути до Халгана, отправился при Миссии и Сотник Захаров с пятью казаками, из числа оставленных здесь на зимовку.

Версты две пробирались мы к западу до караванного пути. Верст через 6, у самой дороги виден большой холм, насыпанный из земли. Оттуда верст 5 до излучистой речки Бургасуту, по Монг. изобилующая ильмовником. Вправо от дороги, стоит на лугу каменный, четвероугольный городок. Через речку перебрались мы по льду, и поехали прямо к большому ущелию в хребте Синханском. Влеве оставили дорогу, ведущую также в Халган, но по другому направлению. Близь оной, на пригорке виден третий городок, занимающий весьма большое пространство. Верст 7 ехали мы по лугу до Китайских Постоялых дворов. Тут стоит у подошвы горы капище, называемое Бороцечжи. Против оного есть театр. В годичные праздники приезжают сюда из Халгана комедианты, и представляют разные фарсы в народном вкусе. [331]

С восхождением солнца, подул северозападный ветер при 17 град. морозу, и в 10 часу утра поднялась жестокая метель. Луга и горы почти не были приметны от снега, носившегося в воздухе; даже за полверсты ничего не можно было видеть. Вдруг насыпало высокие сугробы. Утомленный скот наш едва мог тащить повозки. Стужа от ветра сделалась сильнее, так что пешком идучи, не можно было совершенно согреться. При столь суровой погоде, надлежало нам ехать еще верст 20 до назначенной станции.

От капища прошед версты 4, поворотили мы влево, и по тесному ущелию поднимались более 4 верст на гору. Верблюды, упряжные и верховые лошади беспрестанно то падали, идучи по скользким косогорам, то утопали в снежных сугробах. Проехав означенное пространство, спустились мы в лощину, где стоит Монгольский пикет из нескольких торт. Не могли мы не заметить здесь особенного движения, производимого и оживляемого соседством торгового места. Беспрестанно встречались нам караваны и телеги, идущие из Халгана; или обгоняли нас едущие туда верхом, на лошадях и верблюдах.

Еще версты 2 пробирались мы по оврагам между горами, и наконец достигли до рубежа, отделяющего Монголию от Китая. По хребту насыпан из камня вал. В известном [332] расстоянии одна от другой стоят высокие, четвероугольные башни, сложенные из кирпича; они имеют в основании около 3 сажень квадратных, а вышины до 9 сажень. — С сего места открывается Китай в самом грозном виде. На юг, на восток и запад, весь горизонт не представляет ничего более кроме гор, коих черные хребты, прикрытые снегом, досягают до облаков. От рубежа до Китайской деревни Нордянь, ехали мы верст 5, приметно спускаясь вниз, по самой тесной и скользкой дороге. С правой стороны по высотам идет упомянутый вал; а с левой пропасть, всегда готовая поглотить неосторожного ездока. За оною на В поднимается громада высоких гор, коих торчащие утесы имеют вид угрюмой дикости. Вот известный спуск с высоких Монгольских степей в глубокий Китай! ⁹¹

Наконец, проехав сего дня около 40 верст, мы прибыли в первую Китайскую деревню: обозные верблюды наши пришли в 3 часа пополудни; а две одноколки и шесть повозок, в коих помещались Члены Миссии, приехали в 5 часов. [333] Прочие же, за крайнею усталостию лошадей, оставлены под надзором 3 казаков до другого дня, у Монгольского пикета.

С чувством неизъяснимой радости вступили мы в жилища Китайцев, не видев от самой Урги, на пространстве около тысячи верст, ни каких признаков устроенного хозяйства. Деревня состоит домов из 20; расположена на косогоре высокого хребта. К востоку за оною, в глубоком овраге, также есть селения; но все чрезвычайно стеснены. Местами приметны возделанные нивы.

Для Миссии Цахары приготовили квартиру в конце деревни, в одном из постоялых домов, последнем на левой стороне, при выезде в Халган. Избы а равно все службы оных сделаны из глины т. е. мазанки, крытые соломой. Битхеши расположился в гном же доме. Здесь едва могли мы отогреть свои члены, окоченевшие от сырости и стужи, кои мы терпели, находясь на открытом воздухе с самого выезда из Кяхты.

Сидя у раскаленных углей, каждый из нас почти забывал трудности и неприятности, претерпенные в минувший путь по Монголии. — Китайские поселяне собрались во множестве в постоялый дом, чтобы посмотреть на Руских. Между тем Толмач Битхешия Чакдур, желая вероятно показать пред нами свое искуство в [334] музыке, достал в деревне трехструнную балалайку и наигрывала, разные национальные песни, с припевом. По своему тону и содержанию, нам поправилась песня, содержащая тоскливые мечты Китайской царевны, выданной замуж в Монголию за Харачинского Князя.

Для кормления скота покупали мы, у хозяина постоялого двора, порядочное зеленое сено, по 3 чеха ⁹² небольшой сноп, весом около 1 фунта. За водопой скота из колодцев, крайне глубоких, равным образом должно было платить по 1 чеху с каждой головы.

Нояб. 17. Мороз 16 град. Дул сильный северозападный ветер, от суровости коего несколько защитили нас близь стоящие утесы.

Когда лошади наши несколько оправились; то посланы были казаки обратно, для доставления сюда остальных двух повозок и одноколок, кои привезены на постоялый двор во 2 часу по полудни. [335]

Прибытие в Халган. Пребывание в оном.

Ноября 18. Трудная впереди дорога и опасные пропасти, близь оной лежащие, не позволили нам выехать отсюда рано; а потому мы двинулись к Халгану уже в 9 часов утра.

Верст 5 ехали по крутым и тесным спускам, имея с левой стороны глубокие стремнины. Переезд по сим местам немало затрудняли встречавшиеся нам огромные Китайские телеги о двух колесах, запряженные в 4 и 5 лошадей, таким образом, что одна только шла в оглоблях, а прочие впереди везли рядом за веревочные постромки. Лошади здесь весьма сильные; но по большей части вместо них запрягают мулов и ослов. Версты через 5 наконец вышли мы на ровную дорогу, которая имеет большую покатость к Халгану, и проехали мимо постоялого дома, где останавливалась Миссия в 1807. Мы не могли третьего дня доехать сюда, по причине отдаленности: от Цаган балгасу считают до сего места 48 верст. По косогорам расположены Китайские деревни с капищами. Некоторые домы высечены в крутых скалах или к оным приделаны, подобно гнездам птиц; много деревьев и пашень на [336] глинистой пошве. Более всего поразила нас смелость Китайских земледельцев, вынужденная впрочем недостатком земель: вершины высочайших гор обращены в прекрасные нивы. Нельзя не изумляться, каким образом успели возделать сии каменистые и почти неприступные скалы. Но усильный труд, единственное условие существования Китайских поселян, их постоянный труд восторжествовал над всеми препонами, как бы вопреки самой природе, отказавшей им в нужнейшем, в земле. Видя сии опыты неусыпной деятельности Китайцев, должно сознаться, что поселяне наших средних, а тем более южных губерний, в сравнении с ними суть богатые, роскошные помещики.

Отсюда дорога до Халгана, верст 12, извивается между высочайшими каменными утесами, висящими над головою путешественника. Поверхность дороги есть шоссе, устроенное самою природой. Мелкие камни, смешавшись с хрящом и глиною, слеглись весьма плотно от дождей и беспрестанного проезда.. Стоило бы хотя слегка приложить руку искуства, и сия дорога, конечно, не уступила бы в совершенстве дороге Симплонской, ведущей из Швейцарии в Италию, через горы Симплон и Монсени. Горный поток, на самой дороге текущий и орошающий после часть Халгана, своими льдяными накипнями немало затруднял проезд наших повозок. [337]

Мы приметили Халган не прежде, как подъехав к Великой, полуразвалившейся стене оного, сложенной из кирпича между двумя крутыми скалами, недалеко отстоящими одна от другой. Великое множество народа собралось смотреть на путешествующих Россиян. В числе прочих, выехал на встречу нам один из здешних чиновников, с золотым шариком на шапке. Битхеши Чен вышел из моей повозки и отправился с ним верхом. Когда же перебрались через обвал в стене и приближились к огромным городским воротам; то Битхеши просил всех нас пройти через ворота пешком, как при первом входе в светлейшую Дацинскую Империю. Удаляясь от всяких, а тем более бесполезных споров с иностранцами, мы удовлетворили их требованию. Потом сели на лошадей, а Члены Миссии в свои повозки, и пустились прямо по большой улице, между купеческими лавками. Выехав на большую площадь, где на левой стороне виден дом Гузай-Амбаня, Генерал Инспектора войск Цахарских, мы проехали через площадь, прямо на постоялый двор, отведенный Халганским начальством для Миссии. Прибыли на место во 2 часу по полудни.

Для помещения Миссии, были отведены только два покоя; но по тесноте оных, встретивший нас здесь Бошко Ургентай уступил и третью, соседственную комнату для Студентов. Казаки [338] помещены были в особом отделении. Пекинские наши провожатые расположились на том же дворе.

Часу в 6 вечера посетил меня провожающий Миссию Битхеши Чен с двумя чиновниками, служащими при Гузай-Амбане: Заргучеем, с хрустальным шариком на шапке, и тем самым Битхеши Чжа-лое, который встретил нас еще у городских ворот. Они спрашивали нас о удобствах в пути, и я хвалился доброхотством к Миссии наших провожатых, Битхешия и Бошка. Гостям сделано было приличное угощение. Потом они посетили О. Архимандрита, и через полчаса удалились. Заргучей приходил однако же к нам недаром. Ему чрезвычайно понравилась моя собака, впрочем довольно обыкновенной породы, взятая из Троицкосавской крепости; Манжур, чрез Битхеши Чена, убедительно просил подарить ему оную. Я не мог отказать Заргучею, и собака моя осталась в Халгане.

Здесь великие затруднения встретили мы в рассуждении продовольствия скота нашего. Бошко объявил мне, что корм будет отпускаться на счет Китайской казны. Поздно вечером принесли только 5 корзин соломенной сечки, а потому и принуждены мы были купить у хозяина постоялого дома 20 снопов просяной соломы, по 50 чехов каждый.

Нояб. 19. Вступив наконец с Миссиею [339] собственно в Китай, и следовательно окончив, довольно благополучно, большую и самую трудную часть пути [от Халгана до Пекина остается только 7 дней езды с обозом], я долгом почел, из приличия, послать препровождающим Миссию Пекинским чиновникам подарки: а именно Битхешию соболей первого сорта 5, низшего 4 двум его Нербам по лисице. Бошку соболей лучших 2, и втора го сорта 3; а служителю его 1 лисицу. Я решился изъявить им таким образом нашу признательность в последний раз, в проезд Миссии до Пекина.

В 9 часу утра пришли с нами проститься Цзангин и Кундуй, провожавшие Миссию от станции Тулги. В знак благодарности за оказанные ими в пути услуги, подарено им по лисице. По просьбе нашей, Цзангин обещал приискать подрядчика для перевозки Миссии в Пекин. В следствие сего, Цахары действительно нашли было Туркестанца, который соглашался взять за перевозку со 100 гинов тяжести не более 2 лан; но Китайские привратники, по желанию нашего Битхешия, не допустили к нам сего подрядчика, им незнакомого.

В 12 часу Начальник Миссии и я с Обозным, казачьим Старшиною и Переводчиком, были угощаемы столом в комнатах Битхеши Чена. Здесь оный обыкновенно дается проезжающим Россиянам, на счет Китайского Правительства. [340] Там был наш Бошко, Халганский Заргучей и Битхеши Чжа. За сим обедом возникло у нас недоразумение с хозяевами, по случаю притеснений от Китайских привратников. Еще по утру просил я Чен-лое, о приказании купить на наш счет сена для скота; он обещал немедленно сие исполнить. Но как мы не видели исполнения, то и повторили Битхешию требование; он сказал тоже, но все тщетно. Наконец я просил дозволить, по крайней мере, казакам съездить самим купить сена, за Великую стену, где приметили мы вчера много лавок с строевым лесом и сеном. Битхеши и на это был согласен. Но во время самого обеда, Сотник Захаров явился ко мне с жалобою, что Халганские Бошки не пускают казаков далее ворот постоялого двора. С помощию О. Архимандрита, я опять обратился к г. Битхеши, и потребовал объяснения, кто делает таковое притеснение нашим людям, присовокупив, что не ужели местные Правители хотят погубить скот наш голодом? — Началось разыскание. Всю вину слагали на одного из привратных Бошков; а сей оправдывался тем, что будто бы ему приказано Руских не пускать за городскую стену. Услышав это, мы решились было встать из за стола, находя во все несообразным предложенное нам угощение, с явным, обидным притеснением. Битхеши начал нас успокоивать. [341] Чжа-лое и Бошко вышли, и дело кончено тем, что через час сено привезено на двор. После доставление оного не встречало явных препятствий; только мы принуждены были платить за него, равно как и за все съестные припасы, большие пошлины в пользу бедных здешних чиновников.

Часу в 8 вечера явился к нам Китаец Лоч-жу, посланный из Пекина Начальником нашей Миссии, там находившейся, к О. Петру с письмом от 13 Ноября. О. Архимандрит Иакинф, с шестью Членами своей Миссии, приветствовал нас с прибытием в пределы Китая, известил, что все приготовлено к принятию новых Членов Миссии в Пекинском монастыре и проч.

Сего дня и вчера погода была ясная и довольно теплая; стоящие над Халганом горы защищают оный от холодных ветров. Весьма однако вредное влияние сделали на наше здоровье серные испарения каменных угольев; несмотря на то, надлежало нагревать ими покои во все время нашего пребывания в Китае.

Нояб. 20. О. Архимандрит Петр отправил нарочного, обратно, в Пекинский монастырь.

Часу в 9 утра посетил нас Халганский Битхеши, и принес О. Архимандриту и мне несколько тарелочек с своим Китайским кушаньем. Мы приняли Чжа-лое дружески, и для показания [342] ему взаимной вежливости, я послал ему в подарок, чрез своего Переводчика, лисицу и саблю.

Потом Обозный, со Студентами и несколькими казаками, ездил в здешние лавки для покупки разных припасов. Нерба Битхешия не преминул воспользоваться и сим случаем, дабы, при наших покупках, соблюсти свои выгоды. Он поспешил отправиться с ними, невзирая, что никакой не имели в нем надобности; ибо Халганские купцы изрядно говорят по Монгольски. Провожатые наши весьма старались устранять нас от того, чтобы мы сами не отыскали подрядчика на перевозку Миссии до Пекина.

В 5 часов по полудни явились ко мне Нерба и толмач Битхешия с двумя подрядчиками, кои осмотрев тяжести Миссии, предлагали торговаться по числу скота, нужного для перевозки оных. Мы не могли на то согласиться, как на условие, слишком неопределительное; а требовали назначения цены за провоз с весу. Подрядчики, поговорив на Китайском языке между собой, а равно с Нербою, который в сем случае играл ту же ролю, как Бошко при переезде Миссии в 1807, объявили цены: за нашу повозку, в которой О. Архимандрит желал было отправиться до Пекина, за две Китайские коляски или тележки, в каждой из коих надлежало ехать двум человекам, а равно за две [343] большие телеги для десяти казаков — по 12 лан [24 руб. серебр.] за каждую. Сверх того, за верховых лошадей и мулов по 10 лан; а со 100 гинов, около 3 1/2 пуд тяжести, навьюченной на верблюдов и мулов, по 7 лан серебром. Цены неимоверно высокие! — После продолжительного торга, мы объявили решительно, что за повозки более не дадим, как по 8 лан; за верховых лошадей и мулов по 2 1/2 ланы, а со 100 гинов по 2 ланы, имея в виду, что в 1807 путешественники наши платили по 2 ланы 8 чин с каждого человека, ехавшего на телеге и со 100 гинов. Подрядчики, понизив несколько цену, удалились. Вскоре потом Нерба и Чакдур, толмач Битхешия, возвратились ко мне с уверениями о своем усердии, присовокупив, что если мы сделаем хотя малую прибавку к вышеозначенным ценам; то они, не взирая на ночное время, известят о том подрядчиков. Мы просили согласить их на цены, нами уже предложенные и которые были гораздо выше тех, кои полагал Туркестанец, к нам недопущенный.

Нояб. 21. Ночью сильная буря; ветер с ревом прорывался чрез Халганские ущелия, и производил в воздухе великий шум.

В 8 часов утра пришли подрядчики. По нашему убеждению, они согласились взять: а] за носилки [о 2 мулах] для О. Архимандрита [по совершенной невозможности везти нашу [344] четырехколесную повозку; чему были и прежде примеры], также за 2 коляски, в коих после ехали Иеромонахи, Иеродиакон и один Студент, и за две большие телеги для десяти казаков — по 8 лан за каждую; б] за 19 лошадей и мулов верховых, для меня с Обозным, казачьим Старшиною и Переводчиком, а равно для трех Студентов, двух Церковников и девяти человек казаков, назначенных для сопровождения обозе, по 2 ланы 5 чин. Положено отправиться из Халгана 24 сего Ноября [по Кит. 2 числа XI луны] и через 7 дней доставить Миссию в Пекин на Российское подворье; в чем, по требованию моему, подрядчики должны были дать письменное обязательство. О таковом окончании торга, объявлено от нас Битхешию и Бошку, кои охотно поручились в исправности главного подрядчика Лиляндыня, родом из Восточного Туркестана. Надобно заметить, что Туркестанцы промышляют в Китае преимущественно извозами и содержанием постоялых дворов.

В 12 часов наши люди, предназначенные зимовать на степи, приготовились к отъезду в Цаган балгасу. Сотнику Захарову, оставленному начальником сего отряда, дано от меня письменное наставление. Однако казаки не могли выехать из Халгана сего числа, по причине случившейся ссоры у Цахаров с Пекинскими нашими путеводителями. Провожавший Миссию от [345] станции Тулги до Халгана Цахарский Кундуй явился на наш двор в 4 часа по полудни. Битхеши, видя, что нашим людям поздно уже отправляться, сделал слишком строгий выговор Кундую за его неисправность. Кундуй, оскорбясь грубыми словами Битхешия, взаимно начал его укорять в разных несправедливостях, оказанных Руским в пути. Битхеши тотчас ушел со двора, под видом, чтобы принести Гузай-Амбаию жалобу на оного Цахара. Через несколько минут он возвратился, и Нербы его упросили Кундуя удалиться в мире и тишине. Вот что значат здесь воинственные Цахары, несносные для Китайцев!

Нояб. 22 в Халгане, подобно как в Маймаченах Кяхтинском и Ургинском, стреляют из вестовой пушки в 6 часу утра и в 9 вечера. С первым выстрелом всякой может выходить со двора и, в случае надобности, являться даже к начальству; а последний прекращает сие право, исключая чрезвычайных происшествий.

В 10 часу утра явился к нам Кундуй, о смелости которого мы упоминали вчера, с несколькими Цахарами, рассказывая с торжеством об унижении Битхешия. Сотник Захаров тотчас отправлен иною из Халгана с пятью казаками и скотом.

По полудни подрядчик занимался перевескою [346] тяжестей, принадлежащих Миссии на Китайском огромном безмене. Всей тяжести оказалось 12,400 гинов или, на Руский вес, около 452 пудов, полагая во 100 гинах, по принятому в 1807 году вычислению, 3 пуда 25 фунтов 80 золотников. Согласно с заключенным условием, за каждые 100 гинов причиталось платы по 2 1/2 ланы или 5 руб. серебром; следовательно за провоз означенной клади от Халгана до Пекина, чрез каких нибудь 200 верст, подрядчик взял с нас около 700 рублей т. е. с пуда по 1 p. 35 коп. серебром. Какая дороговизна, в сравнении с нашими ценами!

Через час, Нерба и толмач Битхешия опять явились ко мне. Цель посещения их была странная. Нерба сперва начал объяснять, с каким усердием его господин и Бошко Ургентай провожали Миссию; сколько беспокойств перенесли они, соображаясь в поездке с нашими планами и положением казенного скота; потом поставлял на вид и то, что Битхеши много заботился о приискании надежного подрядчика для перевозки Миссии от Халгана до Пекина, и принимает на себя ручательство в исправности оного. Он заключил хитросплетенный панегирик тем, что в воздаяние за таковые услуги, всего приличнее для Майора, сделать подарки провожатым Миссии в Халгане, а не в Пекине. Выслушав терпеливо [что всего нужнее [347] здесь для Европейца] таковое предложение, я доказывал с своей стороны, что не мало уже сделано от меня подарков провожатым в пути, а потому я отлагал, и не без основания, определить приличную награду трудам Битхешия и Бошка, по совершенном окончании нашего путешествия т. е. по возвращении с прежнею Миссией на Кяхту, но все тщетно. Нерба дерзнул намекнуть даже, что заключенный нами с подрядчиком договор, без содействия Битхешия, легко может разрушиться, и мы принуждены будем проживать здесь еще неделю, пока отыщем новых подрядчиков, и вероятно заплатим гораздо дороже. Чувствуя в полной мере свое беззащитное положение ⁹³ между народом [348] холодным, любостяжательным, я принужден был обещать сделать удовлетворение требованию Битхешия. Верные слуги его ушли от нас с веселыми лицами.

Коль скоро удалились сии орудия здешнего корыстолюбия, я тотчас обратился к Начальнику Миссии с испрошением его совета, каким образом приличнее поступить в сем случае, для меня совершенно новом. По всем соображениям опасаясь, чтобы приведенное уже почти к концу дело, относительно переезда Миссии до Пекина, не было испорчено нашими провожатыми к великому ущербу казны нашей, Начальник Миссии обще со мною положил удовлетворить, по возможности, любостяжанию Битхешия и Бошка.

Нояб. 23. И так в 7 часов утра послал я следующие подарки: Битхешию 5 арш. черн. сукна, 2 лучших соболя и 2 посредственных; ему весьма хотелось получить бобра, но сих мехов не было нам отпущено; двум Нербам его и толмачу дано 6 аршин того же сукна, 2 посредственных соболя и 4 лисицы. Бошку 3 ар. сукна и 2 лучших соболя, а его Нербе 2 лисицы.

В 9 часу утра явились ко мне Битхеши и Бошко, со всеми служителями своими, [349] благодарить за присланные подарки: явление самое комическое! С ними пришел и подрядчик. Принесенный им письменный контракт, на Китайском языке, был сперва доставлен мною к О. Архимандриту Петру, и принят с его одобрения. На основании сего условия, подрядчику следовало серебра 400 лан; из того количества я выдал ему в присутствии Битхеши и Бошка, 301 лану, 8 фун и 6 ли на Китайский вес Шипин [отпущенный из Троицкосавской Пограничной Канцелярии], сходный с Купиным ⁹⁴, по коему принимаются в Китае все сборы в казну, а равно производится из оной выдача жалованья и проч. На вес Шипин один наш фунт составил 11 лан и 1 чину, почему и отпущено подрядчику казенного серебра 27 фунтов и 12 золотников; остальное, согласно с условием, назначено выдать по прибытии Миссии в Пекин. Доброта нашего серебра здесь известна, и по тому находится оно в большом уважении.

Подрядчик, получив свою сумму, удалился с Нербою. Вскоре потом Битхеши и Бошко отправились от меня к Гузай Амбаню с донесением, что Российско-Императорская Миссия завтра отправляется в Пекин. — Гузай-Амбань не приглашал нас к себе; искать же свидания с ним, я считал не уместным. [350]

В 3 часу приходил проститься со мною Халганский Битхеши Чжалое, в сопровождении одного молодого Китайца, который был одет богато и за поясом имел серебряные Французские часы.

У нас был еще один Китайский купец, знающий несколько говорить по Руски. В след за ним пришел толмач Битхешия. После некоторых слов толмача, сказанных на Китайском языке, купец тотчас удалился. От него мы узнали, между тем, что Китайский аршин, т. е. 1/2 арш. на нашу меру, Силезского черного сукна, вымениваемого на Кяхте, продастся в Халгане по 6 и 7 чин, или же 1 наш аршин по 2 р. 50 к. серебром; хороший соболь по 2-3 ланы, лисица по 2 л. Мыло наше весьма здесь уважается.

Скажем несколько слов о Халгане вообще. — Город сей назван так от Монгольского слова Халга, означающего ворота или заставу. Известно, что жители, ближайшие к какому либо городу обыкновенно не называют оного по имени, а просто городом. Таким образом Руские, часто слыша от Монголов слово Халга, превратили сие нарицательное имя в собственное. У Китайцев Халган известен под именем Чжанцзя кэу. Он разделяется на верхнюю и нижнюю часть, по течению реки. Верхняя лежит при выезде за границу в Монголию, ограждена [351] воротами, построенными в Великой стене, на горы взведенной. От сих ворот на запад, древняя Великая стена видна только по одному валу из камней и зеленым буграм, оставшимся после развалившихся башень. Нижняя часть Халгана лежит с южного приезда, и имеет небольшую крепость с гарнизоном. Город сей не обширен, в нем нет великолепных зданий; но весьма многолюден. Жители большое показывали любопытство к проезжающим иностранцам. Не только у ворот нашего постоялого двора, но даже на соседственных кровлях, стояли большими толпами зрители с утра до вечера. Здесь считается 22 человека гражданских чиновников; военных же, при Гузай Амбане или Инспекторе и товарище его, великое множество. Сверх сего Халган есть ключ торговли Китайской с Россиею, и отчасти с Монголиею. По сей причине бывает здесь многочисленное стечение купцов. Вес серебра не сходен с Пекинским; но одинаков с Кяхтинским и Ургинским, по тому что сии места находятся по делам торговли в непосредственной связи между собою. [352]

Переезд Миссии от Халгана до Пекина.

Ноября 24. Наконец сего числа выехала Миссия из Халгана, при ясной и довольно теплой погоде. Обоз, на 27 верблюдах и 25 мулах, двинулся в 10 часу утра, под надзором наших казаков; а в 11 часов отправились и Члены Миссии, в сопутствии Битхешия и Бошка. Сверх того, до следующего города [1 степени] Сюаньхуа-фу провожал Миссию Бошко, отряженный для сего Халганским Инспектором, т. е. Гузай-Амбанем.

Выехав из ворот постоялого дома, поворотили мы на право. Версты две пробирались по тесным и худо вымощенным улицам. По обеим сторонам много лавок с разными товарами, в том числе и пушными. В самом конце города переехали мы через каменный мост, устроенный на речке, вытекающей из гор выше Халгана, как о том прежде упомянуто. Мост в длину имеет около 50 сажень, а в ширину саж. 7. Несколько гранитных перил свалились в реку, и место их ни чем не закрыто: — беспечность Полиции, могущая иметь для проезжающих вредные последствия; ибо мост возвышается над поверхностию реки сажени на 3. На левом берегу реки, за городом, продается кучами навоз для удобрения полей. [353]

За мостом, дорога принимает направление по равнине к З. Отсюда только можно приметить, что Халган выстроен под самым хребтом высоких гор длинною полосой, по правому берегу вышесказанной речки. Домы изрядной архитектуры и обсажены ивами. Вся равнина, по сю сторону речки, есть богатая, возделанная нива. Вершины гор белеются под снегом, коего на полях во все не видно. Пошва земли глинистая, перемешанная со щебнем: густые облака пыли вились кругом нас во весь переезд. Самая дорога имеет углубление аршина на два и на три ниже полей: скот, идущий по оной, не имеет возможности портить засеянные нивы. На полях видно много сельских домиков. Но дорога более всего служит доказательством промышленности и многолюдства в Китае: на каждом шагу встречались мы с людьми, ехавшими верхом, везшими солому и проч. на мулах и ослах. Чрез каждые 5 ли, или 2 1/2 наших версты ⁹⁵, находятся караульни, похожие на каланчи, на съезжих домах в С. Петербурге устроенные. Подле караулен стоит по 5 каменных столбиков, в виде толстых конусов, на коих показано число верст. На стенах караульного двора изображены [354] красками, довольно неискусно, лошади, ружья, луки и колчаны со стрелами. Сии караульни служат вместо телеграфов: в случае каких либо беспокойств на северной границе Китая, вдруг передается весть о том в Пекин, и войска немедленно должны быть в готовности для встречи неприятеля. В каждой караульне живет по нескольку солдат Зеленого знамени, или собственно Китайского корпуса. Сии, как и все Китайские солдаты, исключая Манжуров, более суть земледельцы, освобожденные от повинностей поселян; но вместо того обязанные, в известных случаях, отправлять военную службу.

Отъехав от Халгана верст 15, наши Пекинские провожатые и извощики телег, по обычаю своей земли, остановились для роздыха в огромном постоялом доме Маоюйлин, на лево от дороги. — Китайцы никогда не упускают случая пользоваться приманками и удобством сих перепутий. Тут мы нашли множество путешествующих чиновников, поселян и купцов. Они сидели в длинной галлерее чайного трактира и подкрепляли свои силы, всякой по своему вкусу и достатку: пили чай, ели лапшу — любимое здесь кушанье, и проч. Извощики между тем, напоив своих мулов и лошадей, кормили их сечкою, покупаемою на постоялом же дворе и состоящею из рубленной соломы и хлебных зерен. [355]

От Маоюйлина приметно начали мы подниматься на высоту, на которой стоит небольшое, весьма красивое капище. Против оного выстроен каменный театр, или одна только сцена. В праздники странствующие комедианты забавляют здесь народ своими представлениями. Потом надлежало нам пробираться по весьма тесному ущелию. Для проложения дороги, нарочно разорвана гора порохом; самое же ущелие на несколько сажень выстлано диким камнем.

Из ущелия вышли мы на долину, которую со всех сторон окружают высокие горы. Между песчаными буграми ехали, поворота к югу, до самого города Сюаньхуа по дороге, для повозок весьма затруднительной. В окрестностях города много нив, приготовленных, между прочим, для посева сарацинского пшена. Сии последние налиты водою, которая ныне, превратившись в лед, представляла вид огромных зеркал; багровые лучи заходившего солнца придавали оным много блеску. Долго пробирались мы подле городской стены по ивовым рощам и каналам, проведенным из протекающих вблизи горных речек.

Перешед через мост, лежащий на главном канале, а потом через густую рощу, вступили мы в Сюаньхуа, проехав сего дня 35 верст. Городская стена, вышиною до 30 футов, сходствует с зубчатою стеной Московского Кремля [356] и вообще с старинными каменными стенам и некоторых городов Российских. Она выведена, как то заметили мы на обвалах, из двух тонких кирпичных стенок, а внутри насыпана глиною с песком; на ней построены башни, в известном расстоянии одна от другой. Въезд в первые, северные ворота, обитые железом и большими гвоздями, находится влево от дороги; из оных надобно ехать на право в другие, где стоит караульня; оттуда в третьи ворота, и потом уже вступаете в самый город. Сначала, как и во многих наших городах, кузнечный и тележный ряды. По широкой улице ехали мы до больших триумфальных ворот, потом поворотили на право. По переулкам и улицам прошли почти до самой южной стены города, где отведен был для Миссии особый дом, гораздо удобнейший и опрятнейший, нежели в Халгане. На одном с нами дворе расположились и наши проводники.

Губернский город Сюаньхуа-фу, Монголами называемый Баин Сумэ [богатые капища], пространнее и великолепней Халгана; улицы в нем широки и чисты. Судя по пространству города, жителей здесь слишком мало. Нам сказывали, что при последней Китайской династии Мин, Сюаньхуа был весьма значителен и многолюден; тогда находилось в сем городе и окрестностях оного до ста тысяч войска, для наблюдения за Монголами и для отражения их набегов на [357] Китай с сей стороны, имеющей более удобных проходов, нежели другие места границы.

Здесь приготовляются лучшие войлоки и валяные из шерсти, легкие шапки или колпаки, кои во всеобщем употреблении у Китайских поселян.

Нояб. 25. Из Сюаньхуа Миссия выступила в 10 часу утра и чрез шесть часов прибыла под крепость Цзимин-и, проехав 30 верст.

Перед отъездом, просил я нашего Битхешия сделать распоряжение, дабы отводимые для Миссии квартиры были несколько нагреваемы до приезда нашего; ибо мы весьма много терпели от чаду каменных углей, разжигаемых по нашем прибытии. Надобно сказать, что Китайцы весьма легко переносят сырость и холод в домах. Бедные люди, даже в самую суровую зиму, очень редко нагревают свои жилища, и разводят в оных огонь только для приготовления умеренной своей пищи; но и сию хозяйственную отраду имеют они не каждый день, по причине приметного в сем народе убожества. Здесь продается все необходимое для жизни, начиная от кружки воды, нужной для первого освежения после сна. Само собою разумеется, что прихоть находит для себя удовлетворение только на торжищах: порядочный стол путешественники, равно как и сами жители, получают из съестных трактиров. Не доверяя чистоте здешних поваров, я [358] во все время моего путешествия и пребывания в Китае, всегда почти имел свой походный стол, казаками приготовленный, покупая одни припасы, кои можно находить во всяком почти городке. Всегда однако ж требуется здесь осторожность и точное знание физиологии, дабы иногда не видеть у себя на столе вареного или жареного куска того самого животного, которое за час перед тем шло под вашим седлом или вьюком. Китайский вкус допускает в сем отношении терпимость неограниченную.

Настоящий путь лежит в направлении к Ю, по левому берегу реки Ян, не глубокой, но имеющей стремительное течение и от того весьма мутной. Ныне сия река покрылась льдом, кроме водоворотов, кои не замерзают. Во время дождей, от горных потоков она прибывает скоро, и разливается по всему низменному пространству между гор. Со всех сторон поднимаются высочайшие горы; на вершинах их лежало много снегу. Сперва ехали мы по равнине мимо Китайских кладбищ; потом перейдя мост на ручье, впадающем в Ян-хэ ⁹⁶, долго пробирались по ивовой роще и между пахатными полями, кои вообще напояются водой, проводимою в каналах. Грунт земли есть глина с песком; а по подошвам гор — булыжник и щебень. Отъехав верст [359] 11 от Сюаньхуа, надлежало переходить через небольшой хребет, по весьма узкой дороге, пробитой в скале. Версты четыре ехали мы ущелием, сперва между камнями, а потом в глинистом овраге. И здесь на половине дороги, в селении Шаньсяпу, извощики с телегами останавливались кормить своих лошадей. Обоз наш, на верблюдах и мулах, прошел мимо.

Последняя половина дороги к Цзимин-и, крайне затруднительна для проезда: наши четырехколесные повозки никак не могут здесь проходить. Большею частию ехали мы по кремнистым скалам; во многих местах камни, по коим пробирались, висят над самою рекой, с шумом разбивающеюся об утесы; а с другой стороны они грозят подавить проезжающих. По ту сторону реки стоит гранитная гора Хуан ян, коей острые вершины скрываются в облаках. Грозные, величественные места сии производят сильное впечатление на путешественника, едущего из открытых степей. — Беспрерывно шли в Халган караваны с кирпичным чаем на верблюдах. На мулах и ослах везли каменный уголь из ближайших гор. В тесных ущелиях едва можно было разойтись со встречающимися. На случай разлития реки, и во избежание тесноты, проведена тропинка по горам, на правом берегу р. Яна лежащим: по [360] оной пробираются навьюченные ослы до самой Цзимин-и. Для перехода через реку зимою, устроены по льду временные мостики из жердей и соломы, кои, при первом разлитии воды весною, разрушаются до основания. Много попадалось нам на встречу Монголов, а особливо Цахарского Удела, возвращавшихся из Пекина.

Ближе к Цзимин-и есть деревни. Хозяйственное устройство сельских жилищ Китайских достойно подражания: на оградах, слепленных из глины, посажен терновник; а в улицах, по дороге и около кумирен стоят древние, ветвистые ивы. Верст за 8 до помянутой крепости, лежит дорога по песчаному берегу реки Яна; потом версты три через горные ручьи и каменные ущелия; остальное же пространство идет у подошвы крутых и высоких гор, стоящих по левую сторону дороги; в оных добывается каменное уголье. Миссия остановилась в предместий, против западной крепостной стены, в казенной гостиннице; а Битхеши и Бошко расположились на почтовом дворе.

Береты за две до предместий встретили мы Китайских курьеров, следовавших из Пекина. Впереди ехал Бошко, имея на спине сверток, обернутый желтою материей; за ним два чиновника, в сопровождении еще четырех человек служителей, или солдат. Вероятно, везли еще какое нибудь Богдоханское повеление: цвет [361] обертки подтверждал справедливость сего предположения.

Против гостинницы на северовосток, почти над крепостью, возвышается каменная гора Цзимин. На утесистой вершине ее, куда глаз едва может досягнуть — стоит здание: это монастырь, обитаемый Хошанами, Китайскими монахами Фоевской веры ⁹⁷. Сооружение монастыря, на сем неприступном месте, Китайцы приписывают подвигу благочестия одной женщины. В древние времена [говорит предание] две сестры богатого дома удалились на сии горы, и проводили там жизнь свою в молитве. Наконец для испытания своей веры, вознамерились в одну ночь выстроить — старшая сестра капище на горе; а младшая каменный мост против оной, через реку Ян. Еще до рассвета капище окончено, строительница померла и похоронена в оном с честию. Младшая сестра, между тем, успела только вывести столбы для основания арок мостовых; с появлением утренней зари, она погреблась в волнах реки Яна.

Бель, ехавший в Пекин 1720 года ⁹⁸, передала, нам обстоятельства построения кумирни и [362] моста в другом, более романическом виде. «Сие здание т. е. монастырь — пишет Бель — представляется очень красивым, когда смотришь на него с долины; а повесть открывает, что оное было построено в одну ночь, и вот по какому случаю. Некоторая госпожа, столько ж знаменитая своею красотой, сколько добродетелию и богатством, видя, что многие Князья старались вступить с нею в супружество, и не смея отказать им явно, объявила, что имеет намерение соорудить на вершине сей скалы собственными руками в одну ночь монастырь и выдет замуж за того, кто построить, во столько же времени, на близь текущей реке каменный мост. Женихи ее, чувствуя невозможность сего предприятия, оставили свои надежды, и каждый возвратился в свое владение. Один чужеземец согласился на сие условие. Госпожа и ее жених приступили к исполнению обета в одно время, и первая окончила свой подвиг до наступления дня. Когда солнце взошло; то увидела она с горы, что иноземец построил только столбы моста, и тем признала себя свободною от данного ею слова. Несчастный любовник удалился в свою землю; а госпожа провела остатки дней своих в сем монастыре». — Каждый народ питает свои мечты, по своему вкусу. В каждом почти веке находим мы разительные примеры твердого духа и решительности прекрасного пола. [363]

Против упоминаемой горы, действительно видели мы несколько каменных четвероугольных столбов; но точное предназначение оных не известно. Говорят, что для сокращения объезда излучины реки Яна, от крепости Цзимин-и к Сюаньхуа, Китайское Правительство старалось, против горы Цзимин, сделать чрез Ян-хэ мост каменный, дабы провести прямую дорогу. Кажется, песчаный грунт и ширина случающихся разливов реки остановили сие предприятие.

Нояб. 26. Во всю ночь свирепствовала буря. Горный ветер с ревом наносил на двор кучи песку и сильно ударял в бумагу, коею обыкновенно оклеиваются в Китае окна во всех домах, не исключая и царских палат. Впрочем если бы и введено было здесь в большее употребление стекло; то сильные, нередко случающиеся бури причиняли бы жителям двойной ущерб: тогда надлежало бы часто покупать для окошек новые стекла, кои несравненно дороже бумаги; а при том острые обломки разбитого стекла могут даже причинять вред людям. Вот, кажется, главнейшая причина равнодушия Китайцев к счастливому изобретению стекла, ныне довольно им известного.

Обоз двинулся вперед в 9 часов утра, а в след за оным отправились и Члены Миссии. [364] Проехав верст 50, прибыли мы в городок Тужэу, в 2 часа по полудни.

От Цзимин-и к югу идет пространная равнина. Река Ян отошла далее к З; а с левой стороны тянутся обнаженные, утесистые горы. На равнине много селений. Поля возделаны найлучшим образом, невзирая, что пошва состоит из глины, смешанной с песком и мелким булыжником. В одном месте устроен бассейн, для накопления воды, которою поливают нивы, засеваемые сарацинским пшеном; а летом орошают и другие пашни.

Верстах в 8 от Цзимин-и проехали мы под стенами небольшого селения. Версты через две надлежало проходить чрез город Новая Баоань, который обведен хорошею каменною стеной. Въехав в первые городские ворота, видели мы несколько маленьких чугунных пушек на глиняных амбразурах, конечно, сделанных Езуитами. Такие же орудия, едкостию времени испорченные и грозные, может быть, для Китайцев и Монголов, лежат при некоторых дорожных караульнях или маяках. Батарейки устроены под особыми деревянными навесами. В Баоани встретились мы с одним военным чиновником, который на шапке имел шарик синий непрозрачный, 4-й степени. Он возвращался из Пекина в город Или, настоящее место его службы: говорит по Манжурски и [365] несколько по Монгольски; расспрашивал: кто мы, куда едем и за чем? — Городок Баоань устроен довольно хорошо. По правилам Китайской Архитектуры, в средине оного находятся большие ворота с четырьмя проездами. Жители, как приметно, более занимаются плотничною и столярною работой.

Мы ехали версты 4 до крепости Дунбали и потом, через 6 верст, прибыли в другой город Шачен, также обведенный каменною стеной, но пространством и чистотою превосходящий Баоань. Городская стена во многих местах обвалилась. В Шачене гонят из сарацинского пшена лучшую водку шауцзю, которую Китайцы пьют несколько разогретую, самыми малыми рюмками. Около 10 верст потом мы ехали между глиняными ущелиями, а более по равнине, совершенно покрытой булыжником, нанесенным с гор во время дождей. Дорога в сем месте крайне тягостна для верблюдов и лошадей: одни только мулы и ослы, имеющие узкие и острые копыта, могут свободно проходить по сим горным дорогам, чуждым всякого устройства.

Наконец прибыла Миссия в городок Тумэу, и поставлена в одном обывательском доме.

Здесь отапливают комнаты более соломою Индейского проса (Lin. Panicum Indicum; Bobarts-gras, Бобартская трава), называемого по Китайски [366] Гаолян ⁹⁹. Стебель оного имеет аршина 4 в длину и весьма толст. У Китайцев растение сие заменяет лес, дровяной и строевой. В деревнях стены глиняных домов или мазанок, потолки, кровли, ограда и проч. все делается из гаоляна; а семена оного служат пищею людям в виде каши. Равным образом дают оные и скоту, как рабочему, так и домашнему; ибо по недостатку земли, здесь вовсе нет выгонов. Упоминаемое растение могло бы доставить великую пользу жителям Российских степных, безлесных губерний, если бы удалось развести оное в нашем климате ¹⁰⁰.

Нояб. 27. Во всю ночь дул северный ветер. Казаки, бывшие ночью на часах, утром донесли мне, что во втором часу по полуночи слышен был на севере треск в воздухе, подобный громовым ударам; потом сделалось вдруг светло, как днем; через полчаса все прекратилось. [367] Явление сие должно быть следствием необыкновенного метеора или слабого извержения огнедышущей горы. Лет за сто и более, случались в сей стране опустошительные землетрясения.

В 7 часу утра посетил меня наш Битхеши, останавливавшийся в казенной гостиннице, в западной части города. Между прочим, он спрашивал нашего мнения, где сего числа иметь ночлег Миссии в Хуайлае, или проехав далее до Юйлини?

Мы предпочитали последнее, желая скорее достигнуть цели нашего путешествия. Но Битхеши, по своему обыкновению, сказал неопределительно, что в первом городке учреждена почтовая станция.

Отправились в путь в 9 часу утра. Дорога лежала по равнине, усеянной камнями, снесенными с гор водою. Влево тянется высокий горный хребет в два ряда: горы стоят на горах; вправо блестел лед на речке Ян; за рекою также стоят горы с снежными вершинами, досягающими до облаков. Поля возделаны с примерным тщанием. Поселяне здешние неусыпно трудятся над удобрением пошвы: на каждом шагу мы видели мальчиков и взрослых мужчин, кои ходили с корзинками по дороге для собирания навоза. Местами дорога проведена в тесных глинистых ущелиях, как бы в корридорах.

Отъехав от Тумэу верст 6, мы [368] проходили мимо большого селения; стена, окружающая оное, сложена из толстых кусков глины. Еще оставалось 9 верст до городка Хуайлай; мы прибыли туда в 11 часу утра, проехав всего 15 верст. Здесь положено иметь ночлег Миссии, сколько ни желали мы ехать далее.

Членов Миссии и наших провожатых поместили в здешней казенной гостиннице; где останавливаются обыкновенно Китайские чиновники, отправляемые по делам службы. Комнаты пространные и весьма чистые; но, по причине зимней сырости, весьма неудобные для долговременного пребывания. Перед воротами, на деревянном щите, нарисован огромный дракон — герб Китайской Империи. Немало приходило к нам любопытных посетителей; в числе их был и двенадцатилетний сын здешнего Коменданта. Вскоре по приезде нашем, двор гостинницы наполнился солдатами местного гарнизона: они одеты были в синие китайчатые кафтаны, а сверху имели короткие курмы [род широкой куртки] красного цвета. Солдаты держат себя прямо и выступают смело; в руках каждый носил заржавевший тесак. Но они вскоре оставили сие оружие, по видимому, для них слишком не знакомое.

Вчера в Тумэу и здесь, в Хуайлае, при въезде в город видели мы, как один солдат, ходя по улице, ударял в медный таз колотушкою [369] и что-то кричал. Битхеши объяснил нам, что сей вестник есть один из городских привратников. Они обязаны давать знать о въезде и выезде каких нибудь известных чиновников; также, в случае воровства, полицейский герольд объявляет жителям об украденной вещи и ее приметах.

Сего числа Китайцы, подбритием своих голов, ознаменовали конец траура по Богдохане Цзяцине.

Нояб. 28. Ветер, дувший в течение прошлых четырех дней с севера, утих, и погода сделалась гораздо теплее.

Мы выехали в 9 часов утра. В половине и часа прибыли мы, через 12 1/2 верст, в крепость Синь [т. е. новая] юйлинь; где отдохнув, опять пустились далее, и перешед еще 12 1/2 верст, достигли до постоялого двора близь крепости Чадао, во 2 часу по полудни, проехав всего 26 верст, или 50 Ли Китайских.

При отправлении из Хуайлая, я подарил смотрителю гостинницы левантиновый платок и хороший ножик. Мы выехали в южные городские ворота. Спуск весьма крут; но еще труднее было съезжать с близь лежащего каменного моста. Мост сей устроен на речке, вытекающей из восточного хребта и впадающей в Янхэ: здание огромное и великолепное. Прежний мост имел 11 арок, а теперь только 3, находящихся ближе [370] к городу; сверх того, стоит еще арка за несколько сажень впереди; в промежутке по видимому был также мост, но своды оного от времени обвалились и камни разнесены. Китайцы спускают свои огромные телеги с крутого мостового обвала необыкновенным образом: позади телеги оставляют мула, коему накидывают на шею веревку, прикрепленную к оси. Мул, коего между тем бьют по морде, сходя по крутизне осторожно, вместе с собою удерживает и телегу: работа слишком трудная и опасная.

Южная, равно как и северная стена города Хуайлая, взведены на стоящие к востоку два пригорка. На одном из них крепость, а на другом, южном пригорке Хошанский монастырь. В сем последнем останавливался [4. Апр. 1696] Император Канси, шедший с своим ополчением против свирепого Хана Зюнгарского.

Сначала идет дорога ровная и весьма гладкая; далее она весьма камениста. Через 6 верст проехали мы под развалившимися стенами одного селения, от коего в 6 1/2 верстах город Юйлинь. К городским воротам ведет длинная ивовая аллея, каковыми ехали мы и прежде. Должно отдать Китайцам справедливость, что они умеют украшать свои жилища произведениями природы. Густые ивы доказывают путешественнику благоустройство здешних сел и, в часы летнего зноя, готовят ему прохладную тень. [371]

Долго искали мы в окрестностях города, того места, где погребен наш Архимандрит Иоаким Шишковский, умерший в Юйлини, на возвратном пути из Пекина в Россию в 1795 году. Но мы не могли найти никаких признаков его могилы.

Въехав в сей городок, Миссия остановилась на время, по приглашению Битхешия, в казенном доме. Когда провожатые наши переменили почтовых лошадей; то вместе с ними и мы отправились далее.

Выехав из Юйлини, приближились мы к хребту гор, замыкающему с юга равнину, по коей мы ехали от самой крепости Цзимин-и. Земля здесь покрыта булыжником, занесенным горными потоками, и пашен вовсе не приметно.

Наконец, у подошвы высоких гор увидели мы несколько развалившихся башен. А там, по вершине хребта, приосененного облаками, извивается, подобно страшному дракону, зубчатая полоса огромнейшего здания: это знаменитая Китайская стена, великая по работе и по своему предназначению: единственное в своем роде произведение рук человеческих. Сей вековой памятник, гордо высящийся на неприступных горах, поражает взоры чужеземца, останавливает его шаги и невольно погружает в размышления о чрезвычайных событиях народа необыкновенного.

В те времена, когда искуственная оборона [372] посредством окопов не была вовсе известна или употреблялась в великом несовершенстве, мысль оградить себя от внезапных вторжений хищного народа стеною крепкою, длинною и высокою, была весьма основательною. Древность представляет нам многие сему опыты у Египтян, Мидян и Сириян. В Европе даже видим тому доказательство на стене, по повелению Императора Севера воздвигнутой Бриттами, или более Римлянами, господствовавшими в Британии. Она простирается, от Карлиля в Кумберленде до Ньюкастля на Тине в Нортумберленде, на 80 Англинских миль в длину, имея на футов вышины и 8 ширины. Но сколь незначительно сие, впрочем довольно великое сооружение Римлян пред Китайскою стеною, тянущеюся на 1500 Англ. миль в длину, как то означено ниже.

Река Ян пошла между гор прямо на юг; а наша дорога склонилась несколько к юговостоку. Проехав от Юйлини 12 1/2 верст, прибыли мы в постоялой дом, устроенный под стенами крепости Чадао. Тут нашли мы великое стечение народа: одни готовились к переходу вперед через труднейшее горное ущелие; а другие отдыхали, по благополучном совершении тягостного пути сего.

Постоялый дом, содержимый Туркестанцами, весьма обширен; имеет четыре двора; лежит на самом пути, между двумя высокими горами; [373] его окружают проведенные от большой стены оборонительные флигели, ныне развалившиеся. Из крепости собралось к нам на двор, для караула, много солдат в параде.

Подрядчик Лиляндынь, на подводах коего следует Миссия и который ехал с нами безотлучно, просил меня здесь о вспоможении, сверх договорной платы, деньгами для найма особых работников, чтоб успешнее переправить обоз через ущелие Гуаньгоу ¹⁰¹, покрытое на 20 верст высокими камнями и пропастями. Я отпустил весьма охотно Лиляндыню полфунта серебра; что на Шипин вес составило 5 лан, 5 чин и 5 фун. К сей выдаче побудила меня примерная заботливость подрядчика об успешном переезде нашем.

Нояб. 29. В 9 часов утра Миссия отправилась в путь.

Из постоялого двора выехали мы в крепость Чадао, окруженную высокими стенами; она служит защитой северному устью ущелия. От крепости далее идет путь столь трудный, какого никто из нас никогда еще не видал. Дорога лежит между кучами огромных каменьев, оторванных от скаль временем и потоками дождевыми. По сторонам видишь или висящие над головою утесы, или окруженные острыми камнями пропасти: подъемы трудны, спуски опасны. Один [374] нетвердый шаг, а особливо верхом, может погубить здесь ездока; даже в двухколесной повозке опасно было сидеть. Мы радовались, что не взяли ни одной из наших кибиток; в противном случае, были бы принуждены бросить их непременно на первом шагу в сие ущелье.

От крепости поднимались мы версты на отрасль горы Бадалин, у Гербильона Palim ¹⁰², высочайшей точки в сих местах, с коей большие горы, лежащие к югу, представляются под вами. Там достигли мы до Великой Китайской стены, коей внешнюю линию составляет стена Халганская. Проехав в ворота, под сводом главной башни, вступили мы на пространный двор. По устроенным, для действующих войск, всходам я с некоторым благоговением поднялся на стену. Невзирая на многие уже протекшие столетия ¹⁰³, все здание, по искусной и тщательной [375] отделке, столь еще далеко от разрушения, что походит на каменный вал, произведенный самою природой, для ограждения северных губерний Китая: Чжили, Шааньси, и Шаньси от набегов некогда воинственных чад северной степи, Монголов. Стена выстроена собственно из двух стенок, имеющих вверху широкие зубцы; промежуток наполнен землею и щебнем. Основание оной сделано из четвероугольных плит дикого камня; а все прочее из больших жженых кирпичей. От основания до верху, она имеет вышины 26 фут. т. е. около 4 саж. а толщины вверху 14 фут. или 2 сажени. В башнях, устроенных чрез каждые почти сто шагов, сложено в кучу несколько сот чугунных пушек. Главная башня обвалилась; ворота весьма повреждены; равно и в стене, во многих местах есть значительные обвалы, кои теперь уже не починиваются.

Для точнейшего понятия о чрезвычайной массе сего исполинского сооружения, не излишним нахожу упомянуть при сем о вычислении Математика [376] Баррова ¹⁰⁴, бывшего в Китае 1793 и 94 при Англинском Посланнике Норде Макартнее. Он полагает все количество домов в Англии и Шотландии до 1.800.000, и выводит заключение, что стены сих домов в общей сложности, считая на каждый дом по 2000 кубических футов, не имеют столько материала, сколько содержит оного Великая Китайская стена, и коего было бы достаточно для построения такой стены, которая бы двукратно окружала весь земной шар; в сие предположение Барров включает однако и землю, находящуюся внутри стены Китайской.

Сия стена, изумляющая всех и каждого своею огромностию, памятник трудов гигантских и вместе злосчастной судьбы Китая, всегда бывшего или жертвою междоусобных браней, или добычею внешних врагов — конечно не приступна для конницы степных народов-пастухов; но, против 12-фунтовых ядер не долго может устоять. Впрочем, положение всего ущелия действительно может почесться надежнейшею преградою вторжениям неприятеля, если он не найдет средства пробраться через сей хребет, далее к западу, как то делали Монголы при своих набегах на Китай.

От стены ехали мы 3 1/2 версты по крутому спуску до кумирни, сделанной в утесе: тут дорога поворачивает с северо-запада на юг. За [377] полверсты до сего поворота стоит древнее капище, против коего проведена из гор вода деревянною трубой. Мы проехали версты 3 до развалившейся крепости Шаньгуань. Отсюда начинается труднейший переезд, а особливо на колесах. Около 5 верст пробирались мы по сим, камнями усеянным теснинам, пока не достигли до крепости Цзюйюн, главной защиты прохода сего. Внутренность средних ее ворот весьма красиво устроена; на стенах высечены изображения героев. И сия крепость находится в двух линиях или флигелях Великой стены, устроенных между превысокими горами. Сей крепости не мог преодолеть и Чингис Хан, во время своего похода в Китай. Он принужден был отсюда возвратиться в Монголию, и потом вошел в Китайские владения с западной уже стороны, чрез Кукунор.

В некоторых местах сего ущелия видны сельские хижины с небольшими пашнями. Ручьи с шумом бегут из гор и составляют быструю речку, с ревом текущую по разбросанным камням. Некогда на оной были устроены гранитные и мраморные мосты, но теперь остались одни развалины оных. Дорога в сем ущелье сколько трудна, по причине тесноты и неровности своей, столько приятна по пленительным картинам, представляющимся на каждом шагу. Инде грозные отвесные скалы, кажется, готовы [378] подавить смелого путешественника, инде стоят каменные домы с приятными садами, в коих журчат ручьи, и видны ореховые и каштановые дерева, много виноградных лоз, кипарисов и проч. На дороге местами лежат большие обломки порфира и серого мрамора.

От Цзюйюна, где есть почтовая станция, пробирались мы версты 2 1/2 по камням, до небольшой караульни под утесом; оттуда спустились на каменистый луг, заросший ильмовником, и ехали у подошвы высоких утесов верст 5 до Нань-кэу т. е. южного устья. Это небольшая крепость, обведенная каменною стеной и лежащая при самом выходе из ущелья Гуаньгоу. Она заграждает дорогу в Пекин с севера. Переехав чрез крепость, поворотили мы на лево в предместие, где для Миссии приготовлена была особая гостинница, у самой крепостной стены. В оную все мы собрались во 2 часу по полудни, проехав около 23 верст.

В 4 часа по полудни Бошко Ургентай отправился в Пекин, лежащий отсюда верст за 45, для предварительного донесения Трибуналу иностранных дел о сбором прибытии Российской Миссии.

Ноября 30. Ночью и утром весьма тепло. Вообще, по выезде из ущелия Гуаньгоу к югу, нельзя не заметить перемены в климате.

Мы двинулись вперед в 9 часов утра. Отъехав 22 версты до города Шахэ; где несколько [379] отдохнули, пустились мы далее, и чрез 13 верст прибыли в селение Цинхэ в 4 часу по полудни, проехав всего 35 верст.

От Нанькэу версты 3 пробирались мы по лугу, все еще усеянному мелким камнем; потом поднялись на высоту и вышли на равнину необозримую. Покрытый снегом хребет Цзюйюн остался позади нас; одна часть гор пошла к В, а другая на З. высокою грядой. Ущелия и подошва южной их стороны покрыты плодовитыми деревьями; а ниже, в удобных местах, расчищены пашни для сарацинского пшена. Горы сии тем еще достопримечательны, что от севера к югу суть первые, на которых водятся тигры, барсы и пестрые дикие козы.

Здесь начинается Чжилиская [название всей губернии] равнина, примерно возделанная. Некоторые Геологи замечают, что сия северовосточная часть Китая образовалась уже после прочих возвышеннейших мест Земного Шара, и что она состоит из одной только наносной земли, увлеченной низвергающимися с соседственных гор потоками. Сия земля сначала осела при подошве гор, и мало по малу принуждала удаляться море, ее омывавшее, и ныне лежащее уже отсюда верст за 150 в прямом направлении к востоку. Грунт сей равнины песок, перемешанный с глиною. Много видно на оной селений; домы окружены деревьями; во все стороны приметны [380] большие рощи ив, кипарисов, можевельника, грецких орешников и проч. Дорога извивается между нивами, на коих приметны гробницы поселян, сложенные в виде небольших конусов из кирпича или одной земли. Это кладбища, для устройства коих Китаец, по завету Конфуция — ничего не щадит, усерднейшие прилагая попечения о целости сих священных убежищ.

Оставя влеве, верст за 5, город Чанпин-чжеу, куда Битхеши с своими Нербами и толмачом отправился для перемены почтовых лошадей, мы продолжали ехать прямо, и через 22 версты от Нанькэу прибыли в и часу в предместие города Шахэ; где извощики наши остановились кормить мулов.

Под городом Шахэ мы проезжали через огромный мраморный мост о 6 арках, устроенный на реке того же названия, коей берега покрыты песком: огромные камни на оном связаны большими железными шипами.

Во 2 часу отправилась Миссия далее. Продолжая путь по глубокому песку, под западною стеной города Шахэ, мы переехали через древний мост, устроенный из мрамора на рукаве той самой реки, о коей сказано выше. Нельзя не пожалеть, что сии красивые и полезные сооружения, памятники благоразумной попечительности прежнего Китайского Правительства, близки уже к разрушению. Верст за 10 до селения Цинхэ [381] начинаются загородные домы и кладбища Пекинских чиновников, не великолепные, но отделанные красиво: везде видны белокорые кипарисы, густые рощи столетних из и можевельника, который здесь величиною с большую сосну или ель. На сем пространстве встретили мы толпу Монголов в рубищах. Увидев нас, сии несчастные в один голос закричали: Орос! Орос! т. е. Руские. Подобное название употребляют и народы Турецкого племени. Нам сказали, что это были подсудимые, содержавшиеся по производству уголовных дел в Пекине; по случаю восшествия на престол нового Богдохана, они прощены и возвращаются в свои кочевья. Сего дня видели мы также около 50 Монгольских верблюдов, шедших из Халгана в Пекин с коровьим маслом для Двора; на передовых верблюдах повешен был на палочке лоскут желтой материи в виде знамени.

По прибытии в Цинхэ, Миссия заняла один из постоялых домов, приготовленный на сей случай, по распоряжению Битхешия.

Здесь явился к Начальнику Миссии окрещенный Езуитами Китаец Ханцзю, выехавший на встречу из Пекина. Китаец сей ремеслом печник, занявший после отца должность сию при Российском подворье; он известен был нашему Архимандриту и прежде, в бытность О. Петра Студентом при Пекинской Миссии, с 1795 по 1808 год. [382]

Битхеши присылал ко мне вечером своего толмача осведомиться, нет ли у нас продажных соболей; ибо полученных от нас в подарок не доставало ему и на короткую курму. Не имея у себя во все ничего продажного, а с другой стороны не желая показаться слишком наклонным к разрешению таковых иносказательных предложений, я отослал толмача обратно с ответом, что Г-ну Битхеши сделаны уже от Руских значительные угождения; а потому я предоставляю ему в Пекине самому позаботиться о своем одеянии.

Заплатив хозяину постоялого дома за ночлег Миссии две ланы [4 руб. серебром], выехали мы из Цинхэ в 9 часов утра по дороге к Пекину.

Верст на 5 дорога лежит между аллеями старых ивовых дерев; за оными находятся селения и кладбища. Вид сих мест имеет некоторое сходство с нашею Петергофскою дорогой. Проехав означенное пространство, вступили мы в Пекинское предместие. Тут выехали на встречу к нам Студенты прежней Миссии Сипаков и Зимайлов и, по распоряжению О. Иакинфа, привели с собою четыре лучшие Китайские коляски, для въезда в Пекин новых Миссионеров, и верховую лошадь для меня.

В сопровождении Гг. Сипакова и Зимайлова, а равно Битхеши Чена, продолжали мы свой путь. [383] Из предместий, в коем великое стечение народа и шум предвещали близость столицы, многолюднейшей в мире, поворотили мы влево, и проехав улицею, вышли на широкое поле, за коим представились глазам Пекинские стены во всей их обширности.

И так, мы видим Пекин! — Где сокрылось необъятное пространство между Санктпетербургом и Столицею Китая? ¹⁰⁵ Жители берегов Финских, мы, кажется в одно мгновение перенесены непостижимою силою в Государство, составлявшее предмет нашего раннего любопытства и темных предположений. Каждый из нас с чувством радости и недоумения взирал на сии зубчатые стены, кои древность облекла глубоким мраком.

По северной стороне поля видны красные стены Фоевских капищ. Близь сих мест встретили мы шествие погребальной церемонии какого то богатого Китайца. Версты 3 проехав полем, мы достигли до Руского кладбища, где погребаются умирающие в Пекине Члены наших Миссий. Сюда выехал из города и Бошко Ургентай. Поклонившись праху наших соотечественников, мы отправились далее. [384]

Проехав версту от кладбища, Миссия наконец вступила в столицу Китая воротами, называемыми Андинмынь, в церемониальном порядке. Версты две ехали мы при великом стечении любопытных Китайцев, прямо по Андинмыньской улице, потом около полуверсты к востоку переулком. Из сего переулка опять к югу, по улице Дафосы версты три до деревянных триумфальных ворот, из коих пошли на право, улицею Чанань, мимо Шаманского храма Манжуров с левой и Трибунала иностранных дел с правой стороны, до мраморного моста [Бейцяо] на канале или речке Юйхэ. Спустившись с сего моста, и оставя дворцовые ворота вправе, мы проехали с версту на юг вниз по каналу; мимо моста Чжун Юйхэцяо поворотили к западу в улицу Дун-цзямисянь, и въехали, на право, в великолепные ворота Российского подворья, в первом часу по полудни. У монастырских ворот новую Миссию встретили Иеромонахи прежней Миссии Серафим и Аркадий, а равно церковник Яфицкий. Мы пошли в монастырскую церковь; потом в настоятельские покои, где О. Архимандрит Иакинф ожидал и принял новоприбывших гостей. Он отлично угостил Членов новой Миссии, а равно сопровождавших оную Офицеров и Казаков.

Битхеши Чен и Бошко Ургентай приняты были в особой комнате, и вскоре удалились. [385]

После обеда приезжали к О. Иакинфу назначенные к Российскому подворью чиновники из Трибунала иностранных дел: 1] настоящий Пристав подворья 5-го [на равне с нашим 9] класса То-лое, бывший некогда Заргучеем на Кяхте; 2] той же степени престарелый чиновник Фу-лое и 5] 7-го [нашего 14] класса, Дэ-лое. Два последние определены только на время пребывания обеих Миссий и чиновников Руских в Пекине. О. Иакинф пригласил к себе Начальника новоприбывшей Миссии и меня, по должности Пристава оной. Китайские чиновники, сделав нам несколько обыкновенных приветствий, спросили меня о дороге; благополучно ли мы ехали, все ли путешественники находятся в добром здоровье? — Я хвалился и тем и другим, присовокупив, что во все время пути мы были весьма довольны вниманием к нам Китайского Правительства и попечительностию сопровождавших Миссию Китайских чиновников об успешном проезде нашем.

Вечером занимались мы размещением всех новоприехавших. Духовные Члены Миссии расположились в монастыре, в приготовленных для сего Иеромонашеских покоях; а светские на Посольском дворе во флигеле, где обыкновенно живут наши Студенты. Я занял восточную половину, из двух комнат состоящую, так называемого Дашина или Посольского дома, а на [386] западной половине расположились Обозный, Казачий Старшина и Переводчик; девятнадцать казаков помещены в особом отделении, стоящем к востоку. По недостатку большой кладовой, все вещи, новой Миссии принадлежащие, сложены в западном флигеле того же двора.

В конце сей части прилагаю чертеж Российского Сретенского Монастыря и Посольского Двора в Пекине: первый изображен на левой, а второй на правой половине чертежа. План оным составлен мною на месте; а фасад есть произведение одного молодого Китайского Художника, живущего в Пекине. Вот объяснение зданий, показанных на плане.

а. Церковь Сретения Господня.

б. Колокольня: 3 колокола на двух столбах с крышею.

в. Покои Архимандрита.

г. — двух Иеромонахов.

д. — Иеродиакона.

е. — Церковников.

ж. Библиотека Пекинской Миссии.

з. Ход позади сего домика.

и. Колодезь, в коем вода неудобная для питья, и употребляется только на поливку садов.

i. Солнечные часы на столбе из белого мрамора.

к. Баня.

л. Небольшая кладовая. [387]

м. Дворы перед строением.

н. Покои монастырские, отдаваемые в наем,

о. Кухня Архим.

п. Тесный ход позади покоев.

р. Виноградник.

с. Терраса в саду, близь строения.

т. Цветник с каменным тротуаром.

у. Сады монастырские, состоящие большею частию из груш, яблонь, персиковых, абрикосовых и других плодовитых дерев; есть также кипарисы и большие акации.

ф. Кухни.

х. Крыльца. Летом приосеняет оные своими густыми листьями растение Тынло; цветы оного походят на нашу синюю сирень, но кисти их длиннее и запах несравненно приятнее,

ц. Сени.

ч. Каретный сарай.

ш. Ворота монастырские.

1. Посланнический дом, в коем прежде останавливались Российские Послы; а ныне, во время перемены Миссии, помещается там Пристав оной с чиновниками.

2. Покои, предназначенные для свиты Посланника, его служителей, кухни и проч.

3. Линия покоев, занимаемых 4 Студентами Миссии. [388]

4. Кухня и людская.

5. Кладовая.

6. Колодезь, в коем вода также не хороша.

7. Сарай.

8. Небольшой двор.

9. Виноградник.

10. Сад с плодовитыми деревьями.

11. Ворота на Посланнический двор.

12. Двор.

13. Покои для служителей.

14. Комната дежурного Китайского Бошка.

15. Въезд на двор.

16. Покои для Китайских чиновников, кои съезжаются во время пребывания Россиян.

17. Жилье Китайского дворника.

18. Ворота.

19. Двор.

20. Главные большие ворота.

21. Караульня.

22. Фоевское капище.

Означив способ и трудность путешествия Российской Миссии от пределов отечества до столицы Китая, также образ ее помещения в оной, перейдем к описанию нашего пребывания в Пекине.

Конец первой части.

Комментарии

87. Азиатец, у коего обычай предков почитается главным законом в делах, охотно руководствуется в подобных обстоятельствах чувством соревнования единоплеменникам.

88. У Бержерона, стран. 55.

89. Dela Chine, 1818; Ч. I. стран. 275.

90. Слова Монгольские, и значат: Толай заяц, а Сумы капище. Китайцы называют сию деревню Толо мяо: Мяо, на их языке, то же капище.

91. Риттер в своей Erdkunde (1817. Ч. I; стран. 445) говорит, что сим спуском обыкновенно выезжают на равнины (Ebenen) Китая: определение не точное. Китай, по всей справедливости, должно назвать страною гористою. Выражение сего же Сочинителя bewontere China, населеннейший Китай, гораздо основательнее, в сравнении с степями Монголии, совершенно пустынными.

92. Чох, или по Кит. цянь, есть небольшая, круглая монета из желтой меди, с четвероугольною дырочкой и с надписью, при каком Государе бита. Чехи нанизываются на связки по 500 монет. До Пекина давали нам по 1150 ч. за 1 лану или 8 3/4 золотников серебра.

93. Собственным опытом дознали мы справедливость следующего отзыва, лет за 100 сделанного Агентом Лангом — Все, Мандарины (Китайские чиновники) — говорит Ланг, которым делается какое нибудь поручение от Двора, до подданных ли Державы или до иностранцев касается оное, избираются и отправляются Министерством. По окончании дела, обязаны они поднести дары знатнейшим Вельможам. А дабы сие не было приносителям убыточно, и чтоб сами также могли получить от того некоторую пользу; то не имеют они нужды страшиться, чтоб их поведение когда либо подверглось строгому рассмотрению. Никто не может представлять свои жалобы прямо Богдохану, а надлежит непременно переводить оным чрез посредство Министров, либо тех, которые имеют первые чины при Дворе; а сии господа столь тесно связаны пользами с первыми Вельможами Государства что куда бы обиженный ни обратился, отвсюду отойдет ни с чем. — См. Дневник пребывания Ланга, Агента или поверенного в делах от Императора Петра I, при Дворе Пекинском, в 1721 и в 1722 годах; в Белевых Путешествиях (С. Петербург 1776) Ч. III, стран. 79.

94. Сравнительный расчет Китайского веса с нашим приложен в конце II Ч. сих Записок.

95. Говорят, что ли имеет более 250 сажень. Но как, по расчету времени, я не мог приметить слишком большой разности против сей меры; то каждые две ли полагаю, примерно, в 500 сажень или одну нашу версту.

96. Ян есть собственное название сей реки; а хэ на Кит. языке означает реку.

97. Учителя Шигемуни — основателя учения, известного в Европе более под именем Ламайского, Китайцы называют Фо; а потому, говоря о нем в Китае, я буду держаться и названия, там употребительного.

98. Белевы Путешествия, II, 69.

99. О сем растении упоминается в Путешествии Англинского Посланника Лорда Макартнея в Китай; М. 1804. II, 157. «На полях (к юговостоку от Пекина) видно было великое количество самой высокой сахарной травы (Holcus sorghum), которой произведение служит в пищу людям, т. е. то, что доставляет зерна, обыкновенно называемые просом Барбадоским (Millet des Barbados). Оно выростает в 10 или 12 футов, и дает, по самому умеренному вычислению, на одно зерно по сту».

100. По возвращении из Китая, я имел честь представить сие просо, для опыта, некоторым знаменитым нашим хозяевам;

101. Гуань по лит. крепость, а Гоу — ущелие, т. е. укрепленный горный проход.

102. См. Дюгальда IV, 425.

103. Стена сия построена Китайцами за 213 лет до Р. Х. в царствование Императора Цинской династии Ши-Хуандия. Полководец Мыньтянь, прогнав Сюннусцев (Монголов), приобрел Ортос и построил Великую стену от Линьтао до Ляодуна, простирающуюся от З к В на 10 т. Ли т. е. более 5000 верст. Работа продолжалась около 10 лет. — Мальтбрен (Precis dela Geographie univ. III, 548.) основываясь на показаниях Марка-Поло и Веля, полагает, что сия стена от ветхости разрушалась и была неоднократно возобновляема, смотря по нуждам политическим. Следовательно, по его мнению, существование нынешней стены не может восходить до глубокой древности, и целость оной не заслуживает большого удивления. — Сколь ни правдоподобно сие мнение, в сообразности с непрочными произведениями наших строителей; но мы остаемся при той мысли, что Великая стена Китайская есть сооружение весьма древнее. Еще Аммиан Марцеллин — писатель давний — знакомит нас с сим необыкновенным зданием, говоря: Там в отдаленнейшем Востоке, воздвигнутые в виде кругов высокие валы облегают землю Сересов (Китай). Ultra haec utriusque Scythiae loca, contra orientalem plagam, in orbis speciem consertae celsorum aggerum summitates ambiunt Seres. XXIII, 6.

104. Voyage en Chine; a Paris, 1800. II, 88. и 89.

105. От С. Петербурга до Кяхты, или Китайской границы считается 6500 верст; оттуда до Пекина около 1500 в. Следовательно от С. Петербурга до Пекина всего расстояния можно полагать не менее 8000 верст.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах. Часть первая. Переезд до Пекина. СПб. 1824

© текст - Тимковский Е. В. 1824
© сетевая версия - Thietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info