СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЧУНЬ ЦЮ ЦЗО ЧЖУАНЬ

Комментарий Цзо к «Чунь цю»

А. В. Деопик
Вступительная статья

Перевод первых пяти глав (из двенадцати) Чунь цю Цзо чжуань, которые включают чуть менее ста лет древнекитайской истории (722-627 гг. до н. э.), их описание и исследование представляет значительный научный интерес и является заметным явлением в российском востоковедении.

Издание переводов основополагающих источников по истории древней Восточной Азии, учитывая выход в свет последнего, 9-го тома «Исторических записок» (Ши цзи) Сыма Цяня ¹ и публикацию таких памятников, как «Речи царств» (Го юй), «Спор о соли и железе» (Янь те лунь), «Бамбуковые анналы: древний текст» (Гу бэнь Чжу шу цзи нянь и др.), стало в нашем востоковедении уже явлением традиционным. Значительно реже перевод сопровождается таким предварительным описанием памятника, которое позволяет другим специалистам использовать его для дальнейших исследований и самого источника, и на его основе - истории.

Предлагая перевод памятника, тем более занимающего столь заметное место в традиционной культуре, всегда непросто выбрать концепцию его перевода, публикации и исследования. Понимая, что во главу угла должна быть положена разработка концепции «критики текста» и демонстрация ее практической реализации, как правило, этому сложно найти адекватную форму. К тому же на переводчиков зачастую оказывают «давление» специфические принципы китайских комментаторов, которые решали непростую порой проблему понимания написанного, сосредоточивая внимание на толкованиях значений иероглифов, а также поиске параллельных или уточняющих мест в других источниках. При этом они, естественно, не касались проблемы различения и вычленения разножанровых элементов структуры текста, внутри которых хранилась и передавалась историческая информация ². [6]

В результате проведенной работы существовавшие ранее представления о Чунь цю Цзо чжуань значительно конкретизируются. Многое из того, что историкам было ясно интуитивно, получило свое описание, которое, вероятно, еще будет уточняться по мере дальнейшего перевода и исследования, но уже сейчас дает четкую картину внутренней «архитектуры» памятника.

Пожалуй, впервые была поставлена задача выявления и анализа структуры текста этого сложного и «многослойного» источника. Любые усилия в этом направлении, безусловно, приветствуются, поскольку в целом текстология древнекитайских исторических сочинений еще до сих пор разработана недостаточно (даже если учитывать результаты новаторских штудий В. С. Спирина и А. М. Карапетьянца в описании и изучении структуры текстов памятников древнекитайской общественной мысли).

В результате скрупулезного анализа текста (а это возможно только после его перевода на родной язык!) были выделены элементы структуры текста, дана их строгая классификация и сделано их описание - все выделяемые структурно-жанровые группы четко дефинированы. Обоснования их выделения представляются вполне убедительными, по крайней мере, с точки зрения разработки подходов. Неизбежные в будущем уточнения не изменят всей картины принципиально, а будут вносить в нее коррективы. Благодаря этому удалось приблизиться к пониманию внутренней структуры Цзо чжуань («Комментарий Цзо») в ее связи с Чунь цю («Вёсны и осени») и с текстами других источников - прежде всего Го юй и Ши цзи.

Все это сделано в проверяемой форме - в самом переводе все фрагменты текста, отнесенные переводчиком к определенной структурной группе, промаркированы. Предложенные методы могут быть интересными и специалистам по другим регионам. Читатель может сам проверить и, возможно, внести соответствующие уточнения. Это ценно - такое встречается редко в работах даже применительно к памятникам Ближнего Востока и других сравнительно хорошо изученных регионов.

Данный подход оказался продуктивным. Прежде всего удалось поставить вопрос о различении фрагментов разных жанров и выделении среди них текстов исторического содержания: в первую очередь хроникальных, дополняющих записи Чунь цю, а также повествовательных [7] (и сугубо «летописных», и, видимо, уже литературного характера) ³. Набор элементов структуры «комментирующего комплекса» Цзо чжуань также предполагает наличие «комментария как такового», а завершается высказываниями неких «благородных мужей», названных в работе «дидактическим выводом».

В развитие данного подхода автор также предпринял попытку показать разновременность происхождения выявленных элементов структуры. И раз в Цзо чжуань (а также в Ши цзи и Го юй) они сосуществуют, и, как казалось ранее, в довольно-таки «перемешанном» виде, то автор разложил их в историческом времени от периодов Чуньцю (771-453 гг. до н. э.) до Западной Хань (206 г. до н. э. - 8 г. н. э.). Теперь появляется возможность вновь вернуться к вопросу о времени происхождения различных пластов памятника. Хроникальные тексты явно более раннего происхождения (Чуньцю), повествовательные (Чжаньго, 453-221 гг. до н. э.), диалоги (Чжаньго, Западная Хань - до II в. до н. э.), а комментарии и «дидактический вывод» могут восходить и к Западной Хань. Данное обобщение нуждается в уточнении, но для дальнейшей критики текста и фундаментального анализа памятника важна сама возможность такого соотнесения его элементов, и еще потребуется много усилий, чтобы ее откорректировать. Это существенно еще и потому, что непрерывная в течение двух тысячелетий история сохранения памятника неизбежно сопровождалась утратами и пополнениями.

Выделение устойчивых элементов структуры и определение времени их происхождения позволяет выявить различные «слои» и сформулировать гипотезу о порядке, времени и форме их контаминации. Поставлена еще одна трудноразрешимая проблема - какие из них могли быть связаны с устной передачей и сначала были записаны в разных вариантах, а затем унифицированы при финальной «сборке» текста в конце I в. до н. э. (их другие варианты и «разбросаны» по другим памятникам, прежде всего Ши цзи и Го юй).

В целом же, на мой взгляд, самое важное и интересное - это вычленение хроникальных фрагментов неясного пока происхождения, отнесенных к «первохронике» царства Лу. Благодаря этому объем хроникальной информации может быть существенно расширен. Он выходит за рамки сравнительно хорошо изученной историками Чунь цю, в том числе и методами количественного анализа (в работах [8] Дж. Кеннеди, А. М. Карапетьянца и автора этих строк). Более того, в данной работе М. Ю. Ульянов взял на себя смелость показать возможный механизм порождения Чунь цю как памятника, созданного на основе хроники Лу. Если это так, то появляется возможность включить в анализ исторического процесса и хроникальные записи, которые могут восходить именно к ней. Это важно и с точки зрения углубления направления, начатого в российской науке К. В. Васильевым, В. А. Рубиным и др., связанного с изучением традиций ведения хроник и исследованием исторических обстоятельств, их порождавших.

На основании анализа структурно-жанровых групп исторической направленности можно поставить вопрос о том, как летописи и исторические труды могли выглядеть и как функционировали в период Чжаньго, задача будущего - реконструкция среды, в которой книги создавались, а также того, как они передавались и использовались (книгохранилища явно существовали в разных царствах, а не только в Лу). Данная задача выходит далеко за пределы исследования Цзо чжуань. Особенности фиксации и хранения исторической информации в недрах китайской цивилизации - это большая проблема. Поэтому крайне интересны упоминания памятника о том, как и кем фиксировалась историческая информация. Мы видим, что хранителем исторической традиции являлся даши - по сути все еще жрец (он же астролог, историограф, порой - гадатель), а местом составления записи часто - храм предков правителей царства. Эта традиция формируется в Западном Чжоу (ее следы, например, есть в И Чжоу шу («Исключенные [разделы из главы] "Документы Чжоу"» [Шу цзина]) - главы о завоевании Шан несут в себе следы такой ранней хроники) ⁴. И хроника - это больше сакральный текст, чем светский, в который правитель не мог вмешиваться. Таким образом, хроникальная запись долгое время оставалась не светской функцией, а сакрально-религиозной, производилась в храмах и сопровождалась ритуалами (о том, что это явление сохранялось до Мин и даже Цин, писал Б. Г. Доронин).

Чунь цю, точнее хроника царства Лу (которая, бесспорно, существовала и на основе которой и создавалось Чунь цю), несет на себе отпечаток того времени, когда шел процесс десакрализации власти [9] чжоуского вана. В описываемый период правители многочисленных царств бассейна Хуанхэ все еще признавали его высший авторитет, процесс изменения его статуса еще был не очевиден для современников. Статус всех их, в том числе и гегемонов, воспринимался более низким, чем у него. Таким образом, ситуация составления хроник при дворе правителей царств Восточной Азии того времени приближается к стандартной для всеобщей истории.

Еще более сложный, чем хроникальный, тесно связанный с ним вопрос о летописном компоненте. Выявленная автором структурно-жанровая группа, названная им «историческим повествованием», вероятно, может восходить к летописям, создававшимся на основе хроник ⁵. Иначе сложно объяснить сохранение развернутого сугубо исторического повествования, столь надежно привязанного к хронологии.

Встает вопрос, как выглядела летопись в разные периоды - начала, середины и конца периода Чжаньго, в каком виде она сохранилась в начале Западной Хань. Видимо, переход от хроники (жреческой фиксации сакральнозначимых событий) к летописанию (описанию событий и их предыстории с целью зафиксировать определенные процессы) происходит в конце Чуньцю и в период Чжаньго по мере развития крупных государств на Великой равнине (Вэй, Чжао, Хань; во Внутризаставье - Цинь) начинается бурное развитие летописания.

Здесь очень важна теоретическая модель на том материале, который дает Цзо чжуань. В будущем она будет уточняться, но сделан важный шаг, позволяющий считать «летописью» большую часть массива «комментирующего комплекса» без «комментария как такового», «дидактического вывода» и определенной части «исторического повествования» со следами литературной обработки - которые могли отчасти быть и в летописи (вспомним предания о княгине Ольге в русских летописях).

Из эпиграфических и реконструированных памятников древности мы можем «подсмотреть», как выглядели хроники, например «Хроника господина Си», переведенная М. С. Целуйко, из эпиграфического комплекса Шуйхуди, содержащая фрагмент циньской хроники. А также реконструированная в виде древнего текста «Бамбуковых анналов» [10] хроника царства Цзинь и пришедшего ему на смену царства Вэй. Но пока доподлинно не известно, как выглядели летописи царств периодов Чуньцю и Чжаньго, а также существовали ли и как могли выглядеть отдельные «исторические сочинения», написанные в царствах периода Чжаньго на основе этих летописей - их эпиграфические или традиционные аналоги пока не найдены. По-видимому, о летописях в определенной степени можно судить по различным частям описаний истории царств, сохранившихся в главах раздела «Наследственные дома» (ши цзя) «Исторических записок» Сыма Цяня. Их изучение в этом ключе - одно из направлений исследования этого памятника в будущем.

Следует отметить важное наблюдение, сделанное в работе, - специфика Цзо чжуань как комментария к Чунь цю, а именно наполненность историческими сведениями, связана со временем ее окончательной записи - разгаром борьбы Ван Мана (прав. 9-23 гг.) и его родственников за высшую власть, а его утверждение в качестве канона - ко времени начала его правления. Так перипетии политической борьбы конца Западной Хань оказали влияние на сохранение сведений о более ранних периодах.

Что касается других элементов структуры Цзо чжуань, то автор наметил важный аспект исследования - выявление и описание механизмов порождения из «летописи» ранних форм «литературных произведений». В общих чертах намечены признаки, различающие «исторические повествования» двух видов - «летописно-историческое» и «летописно-художественное». Даны их описания.

Кроме того, автором был выделен такой сложный компонент структуры, как сочетание «краткого сообщения» или «исторического повествования» с диалогом исторических персоналий. Теперь стало зримо то, что в специальной литературе называется расплывчатым понятием «нарративы Цзо чжуань», которые привлекали и привлекают внимание специалистов по идеологии и общественной мысли Древнего Китая.

С точки зрения истории такого рода текстов, важна идея о том, что обсуждения между правителем и вельможами могли иметь место в действительности, но они носили прагматический характер, были направлены на решение конкретной политической проблемы. Что и было зафиксировано хроникой, летописью, памятью - пока определенно сказать сложно - высказываются разные точки зрения. А вкладывание дидактических смыслов в речи - это более позднее явление. Иными словами, содержание (идея) речи могла быть близка к первоначальной, а придание ей известной ныне формы с большим основанием может быть отнесено к периоду Чжаньго, когда окончательно [11] сформировались различные школы и в них, как в античном мире, не только обучение строилось на основе диалога с наставником, но и текст принимал форму такого диалога.

Выполненное описание структуры Цзо чжуань в виде структурно-жанровых групп позволяет по-новому взглянуть на Го юй и Ши цзи. Например, выделение «дидактических выводов» позволяет увидеть процесс комментирования (разъяснения) исторического материала в рамках каноноведческой школы - это прямое соотнесение с ее доктриной. Выделение слов «благородного мужа» в отдельный жанровый тип многое объясняет и в понимании особенностей текстов Ши цзи и Го юя. Теперь стало очевидным их обособленное место в комментирующем комплексе Цзо чжуань - в тексте они стоят несколько особняком и поэтому хорошо вычленяются. Но их было сложно заметить и понять целесообразность. И Р. В. Вяткин и В. С. Таскин, выполнившие колоссальный труд по переводу и изданию памятников, еще не представляли их суть, и им трудно было подобрать какой-либо единообразный перевод. Это хороший пример того, как исследование текста помогает решать некоторые проблемы перевода.

Иными словами, в Чунь цю Цзо чжуань зафиксирован сравнительно поздний (в рамках древности) этап развития традиционного историописания на всех этапах его существования. Это синтетический памятник, вобравший в себя все его этапы и подводящий его итоги для определенного периода (Чуньцю). Памятником еще более высокого уровня, охватывающим все периоды древней истории, является уже упоминавшийся труд Сыма Цяня «Исторические записки».

Выработанный подход, последовательно реализованный в тексте введения, открывает возможности для дальнейшего изучения памятника. В предлагаемом виде его перевод удобен для дальнейших исследований - проведенная работа открывает возможности для целого ряда направлений. Показан диапазон возможных источниковедческих и исторических исследований.

Не менее важным направлением является углубление изучения истории, которое становится возможным благодаря выходу перевода и началу большого системного изучения Чунь цю Цзо чжуань. Если не забывать, что уже есть переводы Ши цзи и Го юй (теперь ясно, в каком направлении их следует дорабатывать и унифицировать), то можно без преувеличения сказать, что российская историческая наука вплотную подошла к написанию большой многотомной истории Восточной Азии периодов Чуньцю и Чжаньго на уровне отдельных царств и тем самым приблизилась к той степени изученности истории, которая характерна для стран и народов классического Востока.

Комментарии

1. С этим хотелось бы поздравить А. Р. Вяткина и коллектив его помощников из ИСАА МГУ и отдела истории Китая ИВ РАН В. В. Башкеева, С. В. Дмитриева, М. В. Королькова, М. Ю. Ульянова, М. С. Целуйко.

2. Традиционный комментарий безусловно является важным подспорьем, поскольку значения иероглифов со временем менялись, а о многих утраченных ныне сочинениях как источниках цитат мы узнаем именно из этих комментариев (во многом на цитатах из них базируется современная реконструкция древних текстов). Но задачи и подходы средневековых комментаторов и комментаторов нового времени не всегда совпадают с задачами современной науки.

3. Под «хроникой» здесь подразумевается то, что в строгом смысле называется «анналами» или погодовыми записями - краткие, как в Чунь цю, датированные сообщения о совершившихся событиях, структурированные во времени и пространстве, но не сопровождаемые описаниями подробностей.

4. Иными словами, хроникам периода Чуньцю предшествует традиция Западной Чжоу и не исключено, что и Шан (в более древние периоды пока сложно заглянуть, сейчас только известно о существовании «дошанской» письменности - «у-юэского письма» культур энеолита и ранней бронзы Лянчжу, Мацяо и Учэна, следы которого были обнаружены еще Ли Цзи в Шан, разнообразное шаньдунское письмо, не говоря уже о древнейших текстах из Шуандуня, которые уверенно датируются 2-й пол. V тыс. до н. э.).

5. Под «летописью» автор понимает такой вид исторических текстов, который кроме кратких сведений хроникального характера включает в себя фрагменты текстов разных жанров, восходящие к самым разнообразным историческим документам: не только текстам договоров, клятв, законов, но также к записям легенд и преданий, к записанным с сокращениями или пересказанным историческим песням, придворным гимнам и одам и т. п. Проблема перехода «хроники» («анналов») в «летопись» изучена еще сравнительно мало, но очевидно, что период это длительный.