О ВОЙНЕ В АФРИКЕ

Сочинение

ГЕНЕРАЛА ЮСУФА.

(Перевод Ген. Штаба Штабс-Капитана Мезенцова).

Двадцать лет сражаюсь я под знаменами Франции; я принес ей в жертву и мою шпагу и мою жизнь! Смею надеяться, что такая преданность и некоторые услуги, оказанные мною отечеству, дают и мне право рассмотреть спорный вопрос о войне в Африке.

Благодаря завоеванию, благородно предпринятому и мужественно поддерживаемому, значительная часть северной Африки ныне принадлежит Франции. Наши солдаты не могут найти лучшей школы для приобретения военного навыка; для избытка нашего населения, нет более полезного края, а для национальной [2] деятельности — блистательнейшего поприща. Остается желать, чтобы такое влияние было сохранено с возможно меньшими пожертвованиями.

Жалуются беспрестанно на денежные расходы, которых стоют Франции наши африканские владения. По мнению некоторых, война, долженствовавшая быть оконченною, и до сих пор продолжается; удивляются, каким образом Арабы еще несовершенно покорены. Зная с детства характер Арабов, я утверждаю, что мы имеем против нас народ необузданный, который может сродниться с нашими нравами и обычаями не прежде, как по прошествии многих лет. Напрасно возразят мне, что мы даем им образование; наше образование, по их мнению, тоже, что мы у них называем невежеством. Действительно, труд есть первая необходимость народов Запада, тогда как дети Востока думают только о покое. Воздержный Араб довольствуется малым, предпочитает свой шатер нашим роскошным палатам. Он презирает наши искусства, нашу промышленость. Он все тот же, каким был во времена давно минувшие; нравы, даже одежда его, остались неизменными. Наконец, он вовсе не нуждается в народе образованном, и когда мы его называем варваром, он сожалеет о нас; он хочет жить и умереть, как жили и умерли его предки.

Такой фанатизм доказывает, что Арабы не покорены; они только усмирены нашими семидесятью пятью тысячами штыков. Мы можем держать Арабов в зависимости, но они воспользуются всеми возможными обстоятельствами, чтобы избавиться от нашей власти.

И когда Франция вызовет часть африканской [3] армии, это известие распространится с быстротою молнии и послужит знаком к великому пожару, который не замедлит охватить три провинции. Абд-эль-Кадер не унес с собою ни духа Арабов, ни ненависти, которую питают к христианам последователи корана.

После отбытия маршала Бюжо, Алжирия была совершенно покойна. Надеялись, что после многочисленных экспедиций, которые производились во всех направлениях, в продолжение девятнадцати лет, все было кончено. Арабы и Кабилы поняли, что за всякое возмущение наши колонны внесут в их пределы опустошение и смерть. Последняя кампания знаменитого маршала, по-видимому, открыла нам вход в Бужию, врата Боны (la bonne, как выражался герцог Орлеанский), а зимою 1849 года узнали в Алжире о восстании, вспыхнувшем между племенами в окрестностях Бужии. Благодаря решительным мерам генерал-губернатора, усердию войск и деятельности начальников, порядок был восстановлен; но мы едва не были вынуждены послать колонну в Метиджу, как это было в 1845 и 1846 годах.

Последствия показали, что мы приобрели значительные успехи; потому что провинции Алжирия и Оран, откуда была послана часть отборных войск в экспедицию против Заачи, (где находилось 11,000 человек), наслаждались совершенным спокойствием. Транспорты от Константины до Батны, от Медеаха до Богара, от Омаля до Бусады, и даже от Сетифа до Бужии, проходившие во внутренности Большой Кабилии, нигде не были тревожимы; Арабы знали, что более [4] 60,000 пехоты, по первому повешению, могли явиться на всех угрожаемых пунктах.

И так я утверждаю, не опасаясь возражения, что уменьшение африканской армии повлечет за собою потерю внутренней страны, и заставит ограничиться занятием береговой части. В таком случае, зачем же мы пролили столько крови, потратили напрасно столько денег, пожертвовали столькими имуществами?...

С другой стороны — нельзя требовать, чтобы Франция всегда содержала в Алжирии большие военные силы; самое состояние наших финансов заставляет подумать о сокращении издержек, которые становятся невозможными.

Между непосредственным уменьшением военных сил, которое повлечет за собою потерю Алжирии, и постоянным содержанием их, что требует весьма значительных расходов, я предлагаю среднюю меру, с помощью которой можно сохранить наше завоевание. Несколько лет тому назад, я представлял мою систему маршалу Бюжо, который согласился совершенно с моими мыслями, но отозвался, что не имел еще возможности привести их в исполнение; с того времени положение страны значительно улучшилось, и я уверен, что маршал не сделал бы мне теперь подобного возражения.

Возмущений можно ожидать ежеминутно; но основываясь на моей опытности и коротком знакомстве с Арабами, полагаю, что удачное употребление наших войск и благоразумные, своевременные распоряжения, могут уничтожить всякую попытку к восстанию. Замечено, что во время господства [5] различных народов над Алжириею, никогда восстание не начиналось ни с Телля — ни с Кабилии. В этой последней стране бывали возмущения местные, неважные, скоро угасавшие: следовательно, примеры нескольких веков доказывают, что все восстания начинаются с юга. Мятежи в Дахре, или Уаренценизе, даже и в Флиттасе, не могут опровергнуть этого вывода, и случались только потому, что жители, или вернее шерифы, имели всегда в виду юг, который постоянно служил убежищем для выходцев из Телля и вообще для всех недовольных нашим правительством.

Поэтому, юг есть колыбель возмущений. Где же средство предупреждать их, или уничтожить при самом начале? Обращаюсь к исследованию этого вопроса.

Надобно Сформировать пять подвижных колонн, каждую в числе:

2,000 пехоты,

500 кавалерии,

части горной артиллерии, необходимого обоза, сапер и походного госпиталя, снабженного всеми потребностями.

Каждая такая колонна, в числе 3,000 чел., состоящих непременно на лицо, будет содержать страну в повиновении, маневрируя в следующих пространствах:

Первая колонна, между Тебессою и оазисами Бискары.

Вторая, до Бусады.

Третья, между Бусадой и Эль-Лагуатом. Этою колонною, как центральною, должен командовать старший [6] офицер, которому будут подчинены и все остальные колонны.

Четвертая колонна будет действовать между Лагуатом и Ститтенои, и

Пятая между этим пунктом и Зебду.

Колонны должны находиться постоянно на одних и тех же пространствах, а пункты, которые они занимают, должны быть снабжены рисом, сухарями и зерновым хлебом.

При такой системе, восстание мне кажется невозможным, и если оно вспыхнет, то может быть потушено немедленно. С верх того, представляется еще та выгода, что войска будут расположены в местах, более угрожаемых. Наибольшие потери и денежные наши расходы, с самого начала наших завоеваний, происходили от возмущений неожиданных, быстрых и отдаленных, которые заставляли устроивать с значительными издержками транспорты, быстро сосредоточивать на данном пункте тяжести и большое число войск. Та же причина вынуждала делать форсированные марши, с войсками, нередко состоявшими из молодых солдат, недавно прибывших из Франции; непривычка к климату и лишения изнуряли войска; солдаты изнемогали под бременем трудов, им до того неизвестных.

Предположим теперь, что сильное восстание вспыхнуло на каком-либо пункте Алжирии. Вот как должно поступить: по первому известию, прежде нежели последуют нередко запоздалые распоряжения из Алжира, или от дивизионных командиров, начальник центральной колонны направится с нею на место восстания, приказав примкнуть к себе ближайшим [7] колоннам. Тогда он немедленно будет иметь под рукою около 9,000 человек, и при таких силах не только восстание не распространится, но будет тотчас же уничтожено. Впрочем, повторяю, что, при системе подвижных колонн, подобный случай не представится.

Зимою, которую можно назвать европейскою весною, каждая колонна будет маневрировать на своем пространстве. В сильные летние жары, колонны вступят в Телль, где найдут воду и обширные леса. Смотря по надобности, пребывание их в этой части страны может быть более или менее продолжительно. Французские полки, имея целию более предупредить, нежели прекратить войну, могли бы, подобно римским легионам, оставить в этой стране следы своего пребывания; колонны нашли бы в Телле склады продовольствия, именно в Лалла-Марнии, Дайе, Сиди-Бель-Аббесе, Френде, Сайде, Тиарете, Тениет-ель-Гааде, Богаре, Омале, Сетифе и Батне.

Необходимо, по возможности, иметь в колоннах одни и те же полки, и назначить в них Зуавов и Африканских стрелков (Chasseurs d’Afrique). От этого произойдет значительная выгода; мы будем иметь людей, совершенно привыкших к климату, знакомых со страною и сроднившихся с войною, совершенно особенною. Войска должны быть одеты как Зуавы, и вооружены карабином (a tige).

Подобные экспедиции, быть может, покажутся менее блистательными в сравнении с прежними; но войска, в них участвовавшие, понесут более трудов. Потому было бы справедливо для этой особенной службы установить специальную систему наград. [8]

Подвижные колонны будут истинные авангарды, под защитою которых земледельческие колонии могут наслаждаться совершенным спокойствием, и многие праздные жители прибрежных городов решатся посвятить себя труду во внутренних частях наших владений. Устройство продовольствия потребует гораздо меньших издержек. В случае общей войны, надобно ежедневно платить за мула 5 франков (1 руб. 25 коп. сер.), тогда как при объясняемом мною способе легко можно найти верблюдов менее нежели за 50 сантимов (12 1/2 коп. сер.) в день.

Приняв систему подвижных колонн, т. е. 15,000 человек, постоянно маневрирующих, я убежден, что 50,000 челов. достаточно для спокойствия береговой страны и содержания гарнизонов в городах внутренней страны. Стало быть африканская армия уменьшится до 65,000 чел., и я не сомневаюсь, что при результатах, которых должно ожидать от новой системы, через два года представится возможность уменьшить армию до 50,000, из которых 15,000 составят подвижные колонны, а 35,000 будут употреблены во внутренности страны.

После общего очерка, я приступлю, в последующих главах, к изложению способов, каким образом колонны должны следовать во время походов, и упомяну о мерах, пользу которых я испытал в экспедициях.

Я должен войти в подробности, которые покажутся иногда мелочными; но часто пренебрежение подробностей и бывает причиною неудачи распоряжений, здраво обдуманных и смело исполненных.

Впрочем, я не имею притязаний на славу [9] сочинителя. Считаю своим долгом и вменяю себе в счастие объявить, что все, здесь писанное, я изучил в школе нашего общего учителя, маршала Бюжо.

Свидетельствую полную мою благодарность генералу Марей-Монжу, который был первым моим наставником в военном искусстве. Я воспользовался его уроками и его примером.

Обязанности колонного начальника.

Изложив необходимость сформирования подвижных колонн, я должен прежде всего заняться разбором обязанностей колонного начальника.

Начну с той истины, что колонна, как и армия, всегда как бы сливается с своим начальником, составляет с ним одно нераздельное целое.

Из качеств, необходимых в колонном начальнике, я ставлю в первый разряд дар принимать на себя большую ответственность.

Так, — например, весьма часто может случиться, что собранные сведения заставят его действовать противно приказаниям, прежде полученным, сообразно требованию новых обстоятельств, не ожидая особых на то инструкций, нередко запоздалых и от того не удобоисполнимых.

Если начальник находится вблизи возмутившегося племени, то немедленно должен атаковать его, хотя бы неприятель и не принадлежал к району его действия, не боясь вооружить тем против себя начальника войск, в круг действия которого входит восставшее племя. Он должен только немедленно уведомить этого начальника о своих распоряжениях. [10]

Часто случалось, что после тревоги, когда солдат был готов к движению, неожиданное приказание останавливало выступление, и колонна стояла неподвижно, пехотинец в полной аммуниции, лошади оседланы, мулы навьючены.

Начальник колонны должен всеми средствами избегать подобного неудобства, во-первых потому, чтобы сон и покой солдата не были прерываемы напрасно, а во-вторых, потому, что если такой же случай повторится, то люди — в ожидании не последует ли опять отмены — не торопятся. От того, предполагая выступать, начальник вдруг узнает, что ни солдаты — ни лошади — ни мулы еще не готовы.

Торопливость столько же вредна, как и нерешительность. Во время тревоги, весьма часто ложной, приказания отдаются со всех сторон, люди становятся к ружью, и солдат, принявшийся за свой суп, опрокидывает миску. Спустя несколько минут, начальник узнает о ложной тревоге, всякий возвращается к своему прежнему месту, и солдат вынужден тратить на новый обед завтрашнюю порцию. Однажды, на юге, замечено было облако пыли; за тем — раздался со всех сторон крик: «к ружью! Арабы!» Люди в то время ели суп; они опрокинули котлы. Но чрез несколько минут оказалось, что причиною тревоги была стая страусов.

Обыкновенно полагают, что во время экспедиций, солдаты получают, большие порции: на самом же деле — выходит иначе.

Продовольствие, получаемое солдатом на квартирах, состоит из: [11]

Порции хлеба 750 граммов (409 1/2 Грамм составляют ровно русский фунт; килограмм около 2 1/2 фунтов.).

- вина 25 сантилитров.

- рису и зелени 60 граммов.

- соли 1/60 килограмма.

- мяса 250 граммов.

Прибавьте к этому получаемые каждый день от 20 до 25 сантимов, которыми солдат может улучшать свою пищу; служба же его нетрудная: он идет на ученье, на какую-нибудь работу, стоит в карауле, спит всегда на постели, на квартирах или в лагере, и всегда защищен от непогоды.

Во время же экспедиций, солдат делает переходы от 8 до 10 льё (от 32 до 40 верст) в полной аммуниции, несет на несколько дней провианта, пробирается через горы и потоки, или следует необозримыми степями, претерпевая — то сильный жар, то проливной дождь. Вспомним наконец ночные марши, с трудностями которых ничто не может сравниться. Разбив на бивуаке свою палатку (Назад тому около десяти лет, солдаты ночевали под открытым небом; теперь они имеют маленькие палатки, которые составляют из своих лагерных мешков. Генералу Бедо мы обязаны этою счастливою мыслию; она позволила предпринимать экспедиции во всякое время и с меньшими потерями.), солдат страдает летом от жара и насекомых, зимою от постоянной грязи, в которой он должен отдыхать после продолжительного перехода; он или вовсе не отыскивает воду, или довольствуется солоноватою и болотною. При этом он получает: [12]

Порцию сухарей 643 грамма.

- мяса 300 граммов.

- соли 1/60 килограмма.

- сахару и кофе 12 грамм.

- рису — 60 грамм.

Следовательно, вместо хлеба, солдат ест сухари.

Мне возразят, что 643 грамма сухарей равняются 750 граммам хлеба, потому что сухарь содержит в себе менее воды и более питательных частиц. Но несмотря на то, сухарная порция недостаточна.

Вместо вина, солдат пьет кофе. Находясь вдали от мест, где бы можно было достать что-либо из провизии, — в стране, где жители бегут от нас, он не может ничего купить для улучшения своей пищи. Потому солдаты нередко едят все, что попадется под руку: мышей, черепах, корни растений, а если падет лошадь, или мул, то почитают такие блюда роскошными. Подобные случаи для них сущий праздник.

Продовольствие, полагаемое во время кампании, так недостаточно, что каждый солдат истрачивает свой десятидневный провиант, который песет на себе, непременно в 8 дней. Весьма трудно устранить это неудобство: каким образом запретите вы солдату грызть сухари, особенно во время частых ночных маршей?

Начальник, рассчитавший время, на которое должно стать взятого с собою продовольствия, вскоре замечает его убыль и неразлучные с тем последствия: колонна двигается весьма медленно, и скоро за нею являются отсталые.

Что делать? Как взыскивать с людей, которые [13] нередко голодают по трое суток? При том — строгость здесь ни к чему не послужит. Начальник бывает вынужден вновь распределять порции; но если он должен продолжать кампанию и удален от пунктов склада продовольствия, то ему остается одно из двух: уменьшить и без того уже скудные рационы, чтобы пополнить излишне израсходованные, или отказаться от дальнейших действий, — и тогда плоды всех трудов потеряны, а деньги потрачены напрасно.

Надобно иметь много твердости духа для сознания в том, что в наших экспедициях солдаты погибали от голода... Сколько раз мы бывали поражены подобными ужасными сценами, и чем бы мы не пожертвовали, чтобы дать сухарь, или трубку табаку несчастным воинам, умиравшим единственно от недостатка в пище.

Каждый из нас, и сам начальник колонны, отвращал взоры от столь страшных картин, с решительным намерением, объявить впоследствии о страданиях, испытанных нашими солдатами; но тем все и кончалось. По вступлении на квартиры, голод, лишения, страдания забывались; переночевав в казармах, солдаты уже не думают о трудах; они даже смеются, рассказывая о них с преувеличениями своим товарищам. А завтра они пойдут в поход так же беззаботно, как и в первый раз.

Но если, после всего этого, нравственные силы солдата не ослабевают, не то бывает с силами физическими: солдат носит в себе зародыш болезней, которые скоро развиваются, и умирает — или в госпитале, или по возвращении на родину. Бодрость духа [14] не спасает немощи тела. Все потери наши приписываются во Франции губительному влиянию климата, тогда как главная причина их — лишения всякого рода и особенно недостаток в пище. Я убежден, что из числа людей, умерших в Африке, в продолжение 20 лет, только десятая часть погибла от неприятельского оружия.

Мне возразят может быть, что солдатские порции одинаковы, как в Африке, так и в Европе.

На это я отвечу, что война в Африке и война в Европе не имеют между собою ни малейшего сходства. В Европе солдат спит на земле только перед сражением, когда собрано значительное число войск на небольшом пространстве; но за исключением этих случаев, он располагается по квартирам, а не на бивуаках; на аванпостах, по причине повсеместного изобилия в лесе, он всегда найдет материалы для построения бараков и для топлива. Его веселое расположение духа поддерживается постоянно раздачею вина и водки. Выигрыш сражения доставляет огромные продовольственные запасы; вступая победителями в завоеванный город, войска забывают свою усталость и лишения, зная что на них устремлены взоры всего света и что возвращение их на родину будет торжеством.

В Европе, наконец, война ведется человеколюбиво; победитель перевязывает раны побежденного; госпитали открыты для всех; пленные находятся под покровительством народного права.

Ничего подобного нет в Африке, где солдат постоянно под ружьем: день проводит он в форсированных маршах, ночью спит на голой земле. [15] Он следует всегда по стране к нему неприязненной: горе тому кто отстанет хотя на несколько шагов! Неутомимый неприятель всюду сторожит нашего солдата, но всегда неуловимый бежит перед нашими войсками, которые никогда не встречают арабской армии, а видят только толпу всадников, стариков, женщин, детей. Неприятель рассеивается в виду наших солдат, но он везде — на углу леса, за канавой, словом, Араб мелькает беспрестанно перед нашими глазами.

В Африке война неразлучна с варварством: Араб, считает святым делом убить христианина, даже преследует его после смерти. Лишь только вы снимитесь с бивуака, Араб откапывает трупы ваших солдат, и эти ужасные трофеи переходят от одного племени к другому! Умирающий не может чувствовать восторга, внушаемого победою, будучи уверен, что и в могиле не избегнет своих врагов.

Словом, война в Африке — война истребительная.

Колонный начальник, конечно, не может устранять совершенно все труды, все лишения, все недостатки; но перед выступлением в экспедицию, он всегда сам должен убедиться в количестве и качестве продовольственных запасов. Некоторые начальники не позволяют следовать за колонной маркитантам. Это несправедливо. Если нельзя позволить им возить за войсками спиртные напитки, почти всегда подмешанные, следовательно и вредные, то надобно доставлять маркитантам средства иметь другие предметы: это обстоятельство часто приносило большую пользу нашим солдатам.

С другой стороны, правительство поступало [16] иногда слишком строго в отношении к начальникам отдельных частей войск, заставляя их платить за те съестные припасы, которые были розданы сверх положения солдатам, нуждавшимся в них весьма долгое время. Вместо такой неуместной бережливости, справедливее было бы увеличивать количество продовольствия во время кампании, основываясь на непреложной истине, что от голодного войска нельзя ожидать больших успехов.

Величайший полководец новейших времен не пренебрегал этим предметом; его предусмотрительность заметна была всюду: никогда армия не была содержима в продовольственном отношении так хорошо, как во времена Наполеона. За то, как велики были последствия ее действий?

Не говорю, чтобы французский солдат получал такое же содержание, какое дается английскому, но нельзя же требовать от Француза умеренности Испанца, или Араба.

Колонна, которая отправляется в экспедицию на несколько месяцев, должна иметь два особые баталиона, для доставления к ней продовольственных запасов: иначе — она будет даром терять время, возвращаясь к своим складам. Всякая колонна, выступающая на 20 или 30 дней, должна иметь лишнего продовольствия на третью часть этого времени, потому что день возвращения никому не известен. Через три или четыре дня по выступлении, колонный начальник обязан обстоятельно извещать губернатора о всем происходящем. Он не должен пренебрегать никакою подробностию, потому что она может быть весьма важна для другого. Следовательно, он должен войти [17] в прямое сношение не только с командиром той дивизии, в районе которой действует, но и с начальниками двух других дивизий, и поддерживать по возможности частое сношение с начальниками прочих колонн. Лучше всего в этом случае писать дубликаты и трипликаты, и отсылать их с разными курьерами.

Здесь кстати упомянуть, что карты Алжирии, которые мы имеем, большею частию весьма недостаточны; много раз они вводили нас в заблуждение, особенно относительно расстояний. Потому колонный начальник поступит весьма хорошо, если, собрав всевозможные топографические документы, дополнит их подробными расспросами у знающих людей. Он не должен пренебрегать съемкою всего пройденного им пространства, съемкою, по возможности, подробною. Для таких работ при колонне должен быть офицер генерального штаба. Все, что может иметь влияние на движение колонны, должно быть означено на картах, например: дефилеи, степи, горы, холмы, озера или ручьи, места удобные для бивуаков, пункты, где есть вода и где она могла быть в предшествовавшие годы, лесистые пространства, и места, в которых можно добыть фураж. По окончании экспедиции, должно отправлять карты в депо военного министерства; копии же с них оставлять в главных пунктах района действия колонны, дабы они могли с пользою служить для будущих колонных начальников, которым придется действовать на тех же местах.

Колонный начальник должен сообщать начальнику своего штаба самые малейшие инструкции и все свои [18] планы. Начальнику штаба необходимо знать во всей подробности план предстоящих действий колонны, равномерно и отношения к тому или другому племени, чтобы быть в состоянии все это передать офицеру, долженствующему заместить колонного начальника, в случае его смерти.

В состав колонны должно выбрать 20 или 30 спагов наиболее сведущих и знакомых хорошо со страною, где действуют, особенно же способных исполнять поручения, о которых скажу в последствии. Я буду называть этих спагов ищейками (limiers).

Движение колонны.

Выступление колонны.

Когда колонна выступает из города, или из пункта склада продовольственных запасов, первый переход должен быть на одну треть короче последующих. Предшествовавший день был прощальный; немногие солдаты возвратились в казармы; дисциплина соблюдалась не очень строго и люди знали, что начальник будет на них смотреть сквозь пальцы. При этом допускается некоторое послабление, потому что чрез несколько дней должно требовать от тех же солдат форсированных маршей, и тот из них который запоздает в шинке, безропотно подвергнется всевозможным лишениям.

Первый переход должен быть короче еще и потому, что несмотря на приказание и присмотр офицеров, нельзя запретить солдату, нести на себе, кроме ранца, 10-тидневного провианта и 60-ти [19] патронов, еще большое количество разной провизии и лакомств. Даже старые солдаты, в этом отношения, настоящие рекруты.

Все выступают с песнями; люди готовы идти бегом. Тем не менее, хотя в первый день вы и сделаете обыкновенный переход, однако можете быть уверены, что госпитали скоро наполнятся.

Солдаты в первый день совершенно истомлены, потому что накануне не спали и подгуляли; надобно стараться, по возможности, их не обременять в этот день; между тем они привыкнут к походу, и тогда, в случае нужды, можно требовать от них форсированных маршей.

Весьма неудобно вести войско в одной колонне, когда она имеет значительную глубину. Во-первых, колонна, извиваясь как змея, часто напирает одними частями на другие, и от того войска утомляются; авангард находится в большом расстоянии от арриергарда; чтобы сомкнуть колонну, последний должен прибавлять шагу, и конечно усталой придет на место. Часто случалось, что люди, пришедшие в голове колонны, ели суп, тогда как товарищи их были еще далеко. Особенно неудобны такие марши, когда, через несколько часов по приходе на ночлег, вы должны делать ночное движение (случай, представляющийся часто). На завтра ряды ваши наверно наполнятся усталыми; в госпиталях будет много больных, и вы увидите себя в необходимости приостановить, быть может на долгое время, дальнейшие действия.

Колонна, состоящая обыкновенно из 4 и до 5 баталионов, от 500 до 600 лошадей, отделения сапер и горной артиллерии, госпиталя и довольно [20] значительного обоза, потому что надобно везти продовольствие на три или четыре месяца, должна следовать в следующем порядке.

Движение тремя колоннами.

1-й и 2-й баталионы, назначенные следовать в голове колонны, составляют правую колонну; 3 и 4 левую колонну. 5-й баталион замыкает марш и образует арриергард, следуя в 50 метрах (25 саженях) позади трех колонн.

Центральная колонна состоит из отделения сапер, следующего в голове; за ним идет рота вольтижеров. Эта рота не должна сменяться; она следует без ранцев и никогда не назначается в караул. Впоследствии, я изложу особенное употребление роты вольтижеров. За ней, по порядку идут: артиллерия, госпиталь, обоз штаба, транспорт с продовольствием и пр. Марш замыкается 5-м баталионом, составляющим арриергард. Колонны должны следовать на одной высоте, на интервалах в 25 шагов. Баталионные командиры должны держать такие дистанции между отделениями своих баталионов, чтобы прикрывать, с флангов, всю глубину центральной колонны, на которую они имеют дирекцию. Офицеры, находящиеся перед центральною колонною, держат направление за офицером генерального штаба, следующим в 25 шагах впереди, рядом с знаменным (porte-fanion). Этот вожатый колонны должен, по возможности, следовать прямо, дабы не заставить колонну идти по кривой линии.

Прохождение препятствий и дефиле.

Всякий раз, когда препятствие, или дефиле, не [21] позволяет пройти тремя колоннами, отряд вытягивается в одну колонну: правая впереди, за ней центральная, левая, и наконец арриергард. Когда же место позволит построиться вновь в три колонны, правая колонна останавливается, а центральная и левая продолжают идти, пока станут на одну высоту с правою колонною.

Перед прохождением неудобных к движению мест или в виду дефиле, отделение сапер, поддерживаемое головною ротою, идет в 200 шагах впереди, для составления авангарда и для уничтожения встречающихся препятствий.

В горной стране, где беспрестанно встречаются дефиле, колонна, не имея возможности идти широким фронтом, растягивается на значительную глубину, и должна быть прикрыта следующим образом:

Когда головы колонн вступят в дефиле, два баталиона, составлявшие левую колонну, отправятся вперед, и эшелонируются с обеих сторон отряда, поротно, пополуротно или по отделениям, с целью занять высоты по сторонам дефиле на одну льё (на четыре версты); когда эшелоны будут таким образом размещены самим начальником, то весь отряд, за исключением двух эшелонированных баталионов, следует вперед, будто в ящике, который его прикрывает с обеих сторон; отряд останавливается, когда головная часть его вступит на одну высоту с первым эшелоном прикрывающих баталионов, и стягивается. Командир же эшелонированных баталионов, оставаясь при заднем эшелоне, смыкает их, начиная с сего последнего, но мере того, как их минует хвост главного отрада. [22]

Потом, начальник, с такою же целью, употребляет другие два баталиона, и сменяет их первыми, пока отряд не пройдет через неудобные для движения места.

Застрельщики.

Как в мирное, так и в военное время, должно всегда следовать с теми же военными предосторожностями, которые соблюдаются при движении по неприятельской стране: 1) чтобы войска не отучились от такого, порядка марша; 2) потому что никогда нельзя верить Арабам: первое появление шерифа может в короткое время взволновать самую спокойную страну. По этой причине правая и левая колонны должны высылать своих застрельщиков на 150 шагов в наружные стороны, а подкрепления должны находиться между цепью застрельщиков и сомкнутыми войсками. При проходе через дефиле, застрельщики вступают в свои баталионы.

О движении кавалерии я изложу в особенной главе.

Движение летом.

Обыкновенно, при движении летом, делали привал в 10 часов утра и выступали в 3 часа по полудни. Полагали, что люди могли отдохнуть в продолжение 5-ти часов, но это ошибочно. Жар, и в особенности насекомые, мешали отдыху солдат, которые вечером приходили на бивуак до того истомленными, как будто были в походе целый день. Гораздо лучше выступать с ночлега прежде рассвета, чтобы сделать весь переход к 11 часам утра: тогда людям останется для отдыха почти целый день. [23]

Если колонна следует недалеко от какого-нибудь ручья, то в двух или трех льё (в восьми или двенадцати верстах) не доходя бивуака, должно непременно запастись водою, наполнив все манерки. Часто случается, особенно летом, что там где за год вы нашли воду, на другой год ее нет. Таким же образом следует поступать и с топливом; каждый солдат должен взять с собою одно или два полена: эта мера позволит людям варить суп тотчас по приходе на бивуак, не теряя времени на отыскивание дров, что иногда бывает весьма продолжительно. Без этих предосторожностей, отряд может иногда остаться без воды и без дров, и если военные действия происходят зимою, то последствия могут быть гибельны. При недостатке воды, должно предупреждать описанные неудобства, заставляя сапер копать колодези в том месте, где была вода в минувшем году; ее можно всегда найти на глубине одного или двух метров (полутора или трех аршин).

При неимении топлива, можно, разрыв землю, найти корни, которые могут заменить дрова.

Устройство бивуака.

Колонный начальник должен обращать большое внимание на устройство бивуака; здесь должен отдохнуть солдат, утомленный походом; потому весьма важно выбирать удобное место для отдыха: на берегу речки или ручья, но по другую сторону, чтобы отряд не переправлялся в брод на другой день, при выступления в поход. Этим можно предохранить [24] людей от ран на ногах и от многих простудных болезней.

И в мирное, и в военное время, должно всегда устроивать бивуак в виде квадрата, либо прямоугольника. Все места, которые будут заняты войсками, должны быть назначены заблаговременно, чтобы войска могли следовать к ним без потери времени. Мне случалось видеть, как войска в ранцах, по целым часам а иногда до самой ночи, ожидали назначения мест на бивуаке, а от того солдаты не успевали достать — ни дров, ни воды. Иногда же, назначив одни места, перемещали войска на другие, под предлогом равнения: все это крайне неудобно; лучше иметь невыровненный фронт, нежели тревожить солдат, однажды поставленных на бивуаке. Чтобы избегнуть подобных неудобств, лучшее средство поступать следующим образом:

Не доходя за пол-льё (две версты) до бивуака, начальник штаба со всеми старшими адъютантами (adjutants-majors) и 4-мя жалонёрами едет вперед, осматривает все пространство, которое будет занимать отряд, и расставляет на нем жалонёров.

Жалонёр колонного начальника указывает правый фланг переднего фаса, по направлению предстоящего пути. Весьма полезно, чтобы вся колонна еще накануне знала направление, по которому должно завтра следовать. Сколько раз случалось нам видеть, как, в дождливую или туманную погоду, при мраке от бивуачного дыма, голова колонны начинала выступление, а остальная часть, не зная в которую сторону направиться, бродила как стадо баранов, утомлялась и теряла бесполезно дорогое время. Этого не случится, [25] если колонна накануне знает направление своего марша.

Три остальные жалонёры располагаются на трех прочих углах.

Регулярная кавалерия составляет передний фас. Я ставлю кавалерию на одном из фасов бивуака, потому, что был свидетелем важных неудобств ее расположения внутри каре. Во-первых, при этом, кавалерия так много занимает внутреннего пространства бивуака, что ночью невозможно в нем двигаться; офицеры, солдаты и лошади смешиваются, веревки палаток перепутываются и проход в темноте делается весьма затруднительным. Сверх того, лошади часто отвязываются и давят сонных людей. Подобный беспорядок иногда принимается за неприятельское нападение. Сколько раз случалось нам видеть, как ночью, в ужасную грозу, отрывалось большое число лошадей, лагерь пробуждался на целую ночь, госпиталь находился под влиянием всеобщей суматохи, раненые или больные терпели новые страдания! Оставляя внутренность лагеря незанятою, вы имеете свободное место для движения в случае ночной атаки.

Правая колонна составляет правый фас; левая — левый, и наконец арриергард составляет задний фас, за исключением необходимых изменений, когда колонна будет заключать в себе большее число баталионов. Боковые фасы отделяют от себя по одной роте, которые становятся в 10 шагах впереди, вправо и влево фронта кавалерии, таким образом, чтобы внутренние фланговые ряды обеих рот приходились против первых рядов обоих флангов кавалерии. [26]

Офицерские палатки должны быть в 10 шагах позади войск; штаб в 50 шагах; артиллерия в 10 шагах вправо от штаба; офицерский обоз в противуположной стороне артиллерии; госпиталь в тридцати шагах за штабом; рота без ранцев между госпиталем и штабом; транспорт с продовольствием в 50 шагах за госпиталем; остальные чины в 50 шагах за транспортом.

Все сигналы, подаваемые от главной квартиры, должны быть предшествуемы тремя деми-аппелями.

Всегда случается, что тотчас по приходе на бивуак, люди уходят на большое расстояние, или за фуражем, или за дровами. Необходимо при этом соблюдать порядок; люди никогда не должны оставлять лагеря без оружия. Сколько раз должны мы были возобновлять военные действия, чтобы отмстить за частные убийства, которые не могли быть оставлены безнаказанными.

Требовать неослабного присмотра за этим — материально невозможно; увещания, приказания также бесполезны, и потому лучшее средство — распространить в лагере слух, что один, или несколько человек, встреченные неприятелем в большом расстоянии от лагеря, убиты; а для подтверждения слуха послать переодетых спагов, которые сделают по отлучившимся из лагеря солдатам несколько холостых выстрелов. Такие меры не останутся без полезных последствий: вы сохраните нескольким людям жизнь, и не будете вынуждены наказывать безвинные племена, потому что, большою частию, виновниками убийств бывают отдельные мародёры, которые в засадах подстерегают отделившихся солдат, и потом [27] исчезают; таким образом, совершив преступление, они становятся неуловимыми, потому что почти никогда не принадлежат к покорным племенам, а к тем которые еще не покорены. Разбойники употребляют это средство для того, чтобы поселить в вас недоверчивость к новым союзникам и заставить потерять время в бесполезных разысканиях, которые часто побуждают вас к наказанию племен, подозреваемых в нарушении верности.

Необходимо, чтобы по устройстве лагеря, офицер генерального штаба, которому поручены топографические работы, отправился на одну или две льё (четыре или восемь верст) вперед, для осмотра пути, по которому колонна будет следовать на другой день, и для уничтожения препятствий, в тот же день до сумерек, или на следующий день, прежде выступления войск.

Размещение главных караулов и передовых постов.

Для размещения и осмотра караулов и передовых постов, накануне назначается, по очереди, один штаб-офицер. Во время расположения на бивуаке, для составления караулов, от каждого баталиона отделяется, на 150 шагов перед фронт, одна рота, от которой выставляются и аванпосты. В этом и в некоторых других случаях, буду противоречить европейской тактике; но я всегда принимаю во внимание результаты, и полагаю, что против неприятеля полезно употреблять его же хитрости и побеждать его же оружием. На этом основании, ночью, я располагал бы мои аванпосты в 600, 800 и даже 1000 тагах, если местность позволит. Я увеличиваю силу [28] постов, но каждый не должен состоять более, как из 4 рядовых при 1 унтер-офицере. Если прежде ночи есть время, то штаб-офицер, в сопровождении всех ун.-офицеров, назначенных на аванпосты, отправляется для осмотра местности, лежащей вокруг бивуака. Он объясняет им, что с наступлением ночи, каждый аванпост оставляет место, в котором был расположен днем, и занимает тропинку, или какое нибудь особенно выгодное место, им указанное. Ночью, начальники главных караулов посылают, на 150 шагов перед караул, по 25 человек при одном офицере. Арабы таким образом будут обмануты на счет пунктов, занимаемых аванпостами, и неприятель, или разбойники, которые не менее опасны, намереваясь проникнуть в ваш лагерь, будут стараться миновать посты, которые они заметили днем, и неизбежно наткнутся, как часто случалось, на посты, вновь поставленные; с рассветом, передовые посты должны соединиться с главными караулами, а караулы — примкнуть к отряду во время сбора.

В горах, все высоты, окружающие лагерь не далее расстояния двух выстрелов, должны быть заняты караулами из двух, трех и даже четырех рот, смотря по важности пунктов. Не надобно однако забывать и об охранении долин, разделяющих высоты.

Опишу хитрость, приносившую нам большую пользу на аванпостах.

Берут четыре ружейные ствола, связанные вместе и прикрепленные к доске, так что все они могут выстрелить одновременно посредством одного привода. Стволы заряжаются несколькими раздробленными пулями, и помещаются на тропинках, идущих к [29] аванпостам, в расстоянии около 200 шагов. За тем — привязывают к спуску курка проволоку, другим концом прикрепленную к дереву через тропинку. Неприятельские мародеры непременно наткнутся на эту проволоку: последует выстрел, который убьет или ранит несколько человек и даст сигнал авонпостам, между тем как неприятель, в испуге спасается бегством, предполагая, что попал в засаду. Надобно протягивать проволоку на такую высоту, чтобы она приходилась в пояс человеку; потому что если проволока будет протянута ниже, то шакал, или другой дикой зверь, может сделать ложную тревогу. Подобную хитрость не должно, впрочем, употреблять часто. Колонный начальник должен сам размещать эти снаряды и указать своим лазутчикам и ищейкам пути, которыми им следовать, чтобы не пасть в сети, расставленные неприятелю, что иногда, к сожалению, случалось.

Аванпосты должны быть в значительном расстоянии от главных караулов; чрез это, при всякой тревоге, караулы успеют приготовиться к встрече неприятеля, и колонна никогда не будет застигнута врасплох.

Неблагоразумно сближать их к отряду, и так сказать, иметь их под рукою. Однажды, ночью, в лагере, Арабы, не замеченные во время, так быстро прорвали наши линии и явились перед нами так близко, что маршал Бюжо вынужден был сам будить солдат и ставить их в ружье, полусонных и усталых. С тех пор маршал убедился в пользе расположения аванпостов в значительном расстоянии. Подобный случай, могущий повлечь за собою [30] гибельные последствия, не представится, если аванпосты будут в 1000 шагах от фасов лагеря.

Не должно предполагать, что эти аванпосты могут быть отрезаны. Арабы осмотрели ваш лагерь, ваши главные караулы, но они не знают нового расположения ваших аванпостов, идут доверчиво, и когда раздадутся ружейные выстрелы, удаляются, воображая что попали в засаду. Действительно, никогда ни один из таких постов не был отрезан. Арабы хорошо знают место и силу главных караулов; они знают, что встретят в них сопротивление, но не предполагают найдти устроенную, по их мнению, засаду, поставляющую их между двух огней. Днем подобные аванпосты бесполезны; они могут быть замечены, и в этом только случае подвергаются опасности быть отрезанными. Вот почему должно днем заменять их кавалерийскими ведетами, помещенными на возвышенных местах.

Выступление колонны с бивуака.

За час до рассвета должно бить зорю, по которой отряд пробуждается, и в это время обыкновенно солдаты едят свой суп (Во всех почти отрядах едят суп перед выступлением с ночлега: это неудобно, во первых, потому, что повара возятся целую ночь и беспокоят людей, около них спящих. Во вторых, потому, что люди, на походе имеют обремененный желудок. Я пробовал давать им этот суп вечером, оставляя мясо на завтрак перед выступлением. На привале, продолжающемся не менее часа, я приказывал готовить суп из кофе (la soupe au cafe), и солдатам это было лучше.). Через четверть часа дается сигнал седлать лошадей, а через полчаса сбор. Этот промежуток необходим, чтобы дать [31] время убраться и исправно оседлать лошадей. Если люди торопятся, то лошади и мулы чаще заболевают и затрудняют движение. Колонна возвращается, не исполнив данного ей назначения, потому что имела много заболевших лошадей и мулов, чего бы, наверно, не случилось, если бы людям дано было необходимое время присмотреть и оседлать как следует. Унтер-офицеры, заранее назначенные на всю кампанию, обязаны наблюдать за обозом и вести его в порядке. По пробитии сбора, они присоединяют порученный им обоз к транспорту с продовольствием и устроивают его в надлежащий для марша порядок. Через полчаса после сбора, колонна выступает. В 500 или 600 шагах от бивуака, колонна останавливается, чтобы дать время каждой части взять надлежащую дистанцию, придти в порядок и присоединить отсталых. В главе о ночных движениях, я разберу случай, когда должно выступать до рассвета.

После небольшой остановки, колонна должна идти ровным шагом, без всяких волнений. Должно делать небольшой привал каждый час: зимою, по причине слякоти, а летом — во время сильного жару. Когда люди идут без ранцев, можно делать небольшой привал каждые полтора часа. Промежуток времени между командою надевай ранцы (sac au dos!) марш и движением арриергарда, не должен быть менее пяти минут. По деми-аппелям, повторенным в главном штабе три раза, во всех частях войск бьется марш одновременно, дабы колонна начала движение как один человек. Малейшая остановка увеличивает дистанцию между частями и люди должны прибавлять шаг, от чего происходит бесполезное утомление войск. [32]

В кампании нет ничего маловажного; то, что, по-видимому кажется незначительным и недостойным внимания, часто бывает причиною затруднений и остановок, и потому колонный начальник не должен пренебрегать ни одним из описанных предостережений (Весьма замечательна заботливость генерала Ламорисьера, с которою он вникал в самые маловажные подробности, относящиеся до марша колонн и устройства бивуака, особенно когда, во время трудных своих кампаний в Оранской провинции, он имел таких полезных помощников, как Пелисье (Pelissier) и де Крени (Creny) — два начальника штаба, примерные в африканской армии.).

Движение облегченное (allege) пехоты без ранцев и кавалерии без вьюков.

Весьма тягостно говорить о себе и рассказывать читателю о своих трудах, лишениях и подвигах. Но как всякий подвиг начальника совершается не иначе, как с содействием храбрых солдат, которые безропотно переносят все трудности изнурительных походов, то скажу, что в 1846 г. я в продолжение девяти месяцев вел кампанию безостановочно, не видав ни одного мирного селения. С 4,500 человек я сделал 332 льё (около 1300 верст) в 32 дня, и когда моя колонна возвратилась, она до того освоилась с трудами войны и люди были до того бодры, что несколько дней отдыха было им достаточно, чтобы вновь предпринять кампанию.

Если подобные марши удавались, то это потому, что наконец решились, во время похода, снять с [33] солдата его ранец. Генералы принявшие эту систему, сами были удивлены ее замечательными результатами; тоже самое было и с кавалериею, когда она не имела при себе ничего, кроме своего оружия.

С солдатом без ранцев и с кавалеристом, неимеющим при себе ничего, кроме сабли и карабина, вы можете все предпринять и всего достигнуть. Только необходимо, чтобы эта мера принята была не на один день и не на один маневр, а на целую кампанию. Много достойных офицеров считали эту систему неудобоисполнимою, однако ж она мне удавалась почти во всех экспедициях.

Много опровергали систему полковника Карбуччия (Carbuccia), заключающуюся в употреблении верблюдов для перевозки транспорта колонны. По моему мнению, только с помощию этого средства, я мог вести продолжительные кампании во всякое время года, сберегать солдат, я в важных случаях требовать от них неимоверных усилий. Не знаю, чему приписать неудачу этой системы в других колоннах; собственно же мне, она доставляла большие выгоды. Впрочем, она и не новая, потому что в сирийскую кампанию, генерал Бонапарте, с войском в числе около 15,000 человек, при переходе степи от Каира в С.-Жан-д’Акр, не употреблял иных перевозочных средств.

По моему убеждению, основанному на опыте, должно употреблять эту систему следующим образом:

Колонна предпринимает кампанию, или для усмирения восстания, или для наказания вероломных племен. Весьма важно, чтобы начальник во всей подробности занялся устройством своих перевозочных средств. [34] Если покоренное племя не имеет верблюдов, то он должен променять отбитые у неприятеля стада на верблюдов союзных племен, доставив однако сим последним большие выгоды. Это первое и самое важное условие, чтобы получить хорошие результаты от предстоящей кампании.

Должно назначить в роту из 100 человек — 10 верблюдов, для переноски на каждом десяти ранцев (havresacs); трех арабских верблюдчиков достаточно для препровождения их.

Перед выступлением, ставят верблюдов в 25 шагах от роты, к которой они принадлежат; в это время солдаты связывают свои ранцы, все вместе, таким образом, чтобы они составили два ряда, между собою соединенные и в равновесии.

По повестке, верблюдчики берут ранцы и навьючивают их. Солдат не должен подходить к верблюдам, потому что красные панталоны и крик, не смотря на строгие запрещения вырывающийся у солдат при виде этих животных, так их пугают, что невозможно иногда удержать верблюдов, которые в таком случае поселяют беспорядок в колонне. Необходимо, чтобы при ротах были постоянно одни и те же верблюдчики. По прибытии на бивуак, должно поступать таким же образом.

Соблюдая эти правила, можно убедиться, что верблюды окажут армии великие услуги; употребление их есть единственное средство вести продолжительную кампанию, потому что одни лишь верблюды могут служить постоянным перевозочным средством. Употребляя мулов, должно обременить себя доставлением для них корму, тогда как фураж для [35] верблюдов можно найти всюду на марше. Употреблением верблюдов достигаются две выгоды: во-первых, колонна весьма облегчается, менее утомляется, и делается больше подвижною; во-вторых, этот способ перевоза транспорта дешевле.

Если мне возразят, что горы непроходимы для верблюдов, то скажу в ответ, что в горах не делают продолжительных экспедиций; войска действуют одну или две недели, а потом возвращаются обыкновенно на соединение с главными силами; впрочем, случалось, что, в хорошее время года, верблюды не изменяли и в горах.

Должно также сформировать транспорт из 100 верблюдов, из которых каждый понесет два бурдюка в один гектолитр (около 8-ми ведер); 10,000 литров воды, в африканской колонне, составляют иногда предмет величайшей важности. С этим пособием, вы можете скрыть от Арабов наши движения, избежать, в данной момент, необходимости бивуакировать около ручья или источника, и при удобном случае неожиданно напасть на неприятеля, которому не придет и в голову, что вы удалитесь от воды, всегда необходимой для людей и лошадей, и решитесь стать в стране безводной. Бывают случаи, когда войска, желая наказать племя, находящееся в 12 или 15 льё, (от 50-ти до 60-ти верст), отказываются от всех перевозочных средств; я предлагаю для такого случая, средство, мне удававшееся. Должно взять всю имеющуюся кавалерию и один баталион без ранцев, и расположить их скрытно, часом раньше выступления остального отряда, очень близко от лагеря, дабы это движение не было замечено Арабами. [36] В 4 или 5 часов по полудни, главная колонна выступает в направлении противуположном тому, которое приняло засадное войско; Арабы, не разгадавши этого маневра, предполагают, что колонна потеряла их из виду, и старается отыскать в другой стороне; они возвращаются к ночи в свой лагерь, не подозревая опасности от засадных войск.

Между тем, с наступлением ночи, легкая колонна выступает из своей засады; всякий солдат должен иметь с собой 60 патронов, ружье, заряженное двумя пулями, и пуль в резерве, по крайней мере, на шесть выстрелов двумя пулями. Патроны, которые не могут поместиться в суме, должны быть завернуты в клеёнке и помещены в походной сумке, в которой равномерно должно быть шесть сухарей и на три дни вареного мяса. Главная колонна, долженствовавшая с наступлением ночи остановиться, за два часа до рассвета берет направление к засадным войскам (Может случаться, что безлесное, ровное и совершенно открытое место не допускает вовсе засады; с другой стороны, что недостаток перевозочных средств не позволяет сформировать легкую колонну; в таком случае, весь отряд выступает за три часа до наступления ночи, принимая направление, противуположное тому, которое он должен взять ночью; отряд, пройдя несколько, останавливается, раскладывает бивачные огни, чтобы скрыть свои намерения, потом выступает, описывает полукруг, и старается врасплох застать неприятеля.).

Удар, рассчитанный таким образом и исполненный с надлежащею быстротою, весьма редко не удается. Однако ж, если с рассветом неприятель находится более нежели в четырех льё, то будьте уверены, что он предупрежден о вашем намерении; в таком случае, должно от него отказаться, потому что [37] настигнуть неприятеля уже не возможно; продолжая движение, можете провести две ночи вдали от главной колонны и без всяких результатов. Гораздо лучше дождаться более благоприятных обстоятельств, устроить свой лагерь в удобнейшем, по возможности, месте, и доставить солдатам два или три дня отдыха.

Я говорю, два или три дня отдыха, потому что, если французский солдат от блистательного дела забывает свои труды и оживляется полною энергиею, за то он вдвойне падает духом и чувствует понесенные труды, если экспедиция была неудачна.

Если следуют с колонною без ранцев, и попадут на след неприятеля, то неудача раззги (набега) непростительна для колонного начальника: без ранцев, наши солдаты идут гораздо скорее Арабов; наши люди и лошади весьма мало или даже совсем не обременены ношею, потому что оружие не должно быть бременем для солдата; Арабы же, напротив того, следуют с стариками, женщинами, детьми, и гонят с собою огромные стада (В Апреле 1846 года, один баталлион Зуавов, под начальством своего командира Еспинаса (d’Espinasse), сделал 22 лье в 26 часов, преследуя Абд-эль-кадера. А на другой день, после ночного отдыха, выступил в поход с тою же бодростию.).

Колонный начальник должен соблюсти величайшее хладнокровие в минуту, мною описываемую.

Арабское племя, вами настигнутое, всегда занимает очень большое пространство; при виде наших солдат, Арабы употребляют хитрость, которою мы часто были обмануты: большая часть их кавалерии, со значками впереди, начинает пальбу, стараясь занять [38] сторону, противоположную той, в которую должно отступить племя. Храбрейшие из их кавалеристов гарцуют в небольшом расстоянии от вашего фронта: при этом солдаты разгорячаются, бросаются вперед преследовать смелых наездников, но эти последние удаляются, быстро увлекая за собою вашу пехоту.

Надобно, чтобы колонный начальник, в этот момент, не увлекся общим энтузиазмом, потому что настигнуть этих наездников, хотя и находящихся от вас только на карабинный выстрел, нет никакой возможности; они и не думают драться, а только стараются занять вас, чтобы скрыть от вас путь отступления всего племени, которое в продолжение этого времени уходит со всевозможною поспешностию, и когда след его для вас исчезнет, тогда вы не увидите вскоре ни одного из преследуемых вами арабских наездников, которые умчатся в разные стороны, между тем как войска ваши изнурятся понапрасну.

Мы были неисправимы в подобных ошибках, в продолжение многих лет, и посредством их Абд-эль-кадер спасал часто свою смалу (Под названием смалы или дейры, Арабы разумеют полчище с женами, детьми и со всем имуществом. Прим. Пер.).

При преследовании Арабов, если заметят, что следы их отступления разделились, не должно никогда продолжать движение по тому направлению, на котором означены следы лошадей, а по тому, которое приняло [39] племя; это направление легко заметить по следам, оставленным стадами (Следуя этому правилу, мы настигли в Теиде (декабре 1845) транспорт Абд-эль-кадера, и заставили его, для прикрытия обоза, вступить в бой со всею его кавалериею.).

Если Арабы хотят принять сражение, то бесполезно их преследовать: они явятся к вам сами; что же касается до их кавалерии, то мы не настигнем ее никогда. Всякий колонный начальник, действующий иначе, не только теряет драгоценное время, но еще напрасно томляет своя войска.

Рекогносцировки.

В Африке, действуя с противником, беспрерывно от вас ускользающим, неуловимым, знающим в совершенстве страну, — невозможно применить европейских теорий к рекогносцированию неприятельской позиции. Часто случалось, что для рекогносцировки высылали эскадрон, поддержанный одним или двумя баталионами, со всеми их принадлежностями, необходимыми в европейской войне; но это более нежели заблуждение, — это ошибка.

В самом деле, что предполагают рекогносцировать? Неприятельский лагерь? Но с таким подвижным войском, лагерь его везде и нигде. Арабы всегда располагаются в значительном расстоянии и в местах недоступных, где весьма трудно их открыть, если не употребляют исключительно арабских лазутчиков (limiers). Невидимый неприятель постоянно [40] окружает вас; вышлите один эскадрон; если он удалится от отряда без подкреплений, то масса неприятеля, предупрежденная о том, немедленно бросается ему навстречу; эскадрон отрезан, и чтобы его выручить, вся колонна должна взяться за оружие: произойдет сражение! и с какою целью? Какая от того польза? Если хотели завязать дело, надобно было стараться употребить все свои силы и ограничиться для рекогносцировки самым небольшим отрядом, потеря которого не была бы очень ощутительна.

Хитростям Арабов надобно всегда противупоставлять их же хитрости: офицеры должны оставить в библиотеках все ученые сочинения об европейском военном искусстве; здесь ни о чем более не должно стараться, как о узнании местности и неприятеля; всякий способный офицер приобретет более, сделав одну кампанию, нежели в мирное время из всех возможных книг.

Колонный начальник должен беспрестанно иметь около себя своих разведчиков (limiers); между им и сими последними не должно быть никакого посредника; разведчики должны быть поставлены в возможность делать ему свои донесения во всякое время. Они должны быть переодеты в такие бурнусы, какие носят жители этой страны. Если предстоит рекогносцировка, то генерал, днем или ночью, пешком или верхом, смотря по обстоятельствам, посылает несколько таких шпионов, которые принимают различные направления. Расторопные, вкрадчивые, знающие в совершенстве страну, они вам доставят сведения более верные, нежели все ваши эскадроны. Может случится, что они не в состоянии доставить вам важные сведения, по [41] причине уже наступившей ночи, или отдаленности, недозволяющей им возвратиться в лагерь; в таком случае, который должен быть предвиден, они зажигают на возвышении условленное число огней; ночью служит сигналом пламя, а днем дым. Эти огни, по сделанному условию, имеют известное значение, смотря по их значительности, и служат вам в некотором смысле телеграфом. Посредством этого способа мои ищейки умели мне передавать до сорока слов, которых было всегда почти достаточно, чтобы сообщить мне все желаемые сведения о расположении и движениях неприятеля.

Чтобы перевесть, посредством этого телеграфа, сведение, которое вам сообщают ваши ищейки, вы должны заранее с ними условиться о значении числа огней, которое вы заметите на определенном месте. В известный момент, ищейки, делающие рекогносцировку, зажигают огонь позади прикрытия, которым они заблаговременно снабжены и которое даст средство, в случае надобности, скрыть от вас пламя; после этого, устранив прикрытие, они вам показывают пламя, столько раз, сколько по условию требует то сведение, которое они желают вам передать.

Этот способ, по простоте, должно предпочесть одновременному употреблению значительного числа огней.

В важнейшие моменты, когда вы ничего не можете узнать о неприятеле, должно употреблять другого рода хитрость; скажу даже, великие средства. Заставьте дезертировать некоторых из своих спагов; пусть они даже уведут с собою несколько ваших лошадей. Неприятель непременно этим будет обманут; [42] только надобно, чтобы вся колонна, и в особенности ваши арабские союзники, были убеждены, что эти спаги действительно дезертировали.

Этим средством, в ислийскую кампанию, маршал Бюжо всегда пользовался для получения сведений о том, что делалось в марокской армии; ему были верно известны, не только движения неприятеля, его силы, позиции, которые он должен был занять, но даже (чему трудно поверить) некоторые разговоры в императорской палатке (После сражения при Исли, маршал Бюжо был весьма озабочен, потому что не имел никаких новых сведений о движениях Абл-эль-Кадера; он боялся, чтобы сей последний не отправился для возмущения восточной части Алжирии. Я велел эскадрону спагов переодеться Марокцами; пройдя 8 или 10 лье, мне удалось захватить шесть главных кавалеристов Эмира; сведения, от них отобранные, успокоили маршала, и позволили ему продолжать военные действия в Марокко.).

Если вы хотите предпринять ночную аттаку, то ваши ищейки эшелонируются между вами и неприятелем; сведения сообщаются сперва между ними, и потом доходят до вас.

Часто случается, что для исполнения движения вам необходимы туземцы, и что надобно непременно захватить пленного. За три часа до выступления колонны, вы высылаете вперед особо назначенных людей, которые на рассвете, во время прохода арриергарда, завязывают с ним фальшивую перестрелку; услышав пальбу, настоящие неприятели, не замедлят к ним присоединиться, тем с большею смелостию, что ваши застрельщики предупреждены и стреляют на воздух. Это дело продолжается недолго, и ваша [43] команда возвратится с пленными. Подобный обман, который кажется опасным для наших солдат, подверженных неприятельским выстрелам, остающимся без ответа, был нам весьма полезен во время маскарской кампании, под начальством генерала Ламорисиера, против Гашемов, которые, до того времени, были решительно неуловимы. Я равномерно употреблял с успехом этот способ в марокскую кампанию.

В продолжение экспедиции, колонна может нуждаться в зерновом хлебе (душе кампании — как говорят солдаты). Кавалерия от того не может продолжать движение; надобно возвратиться, потому что силосы (silos, ямы, где хранятся запасы) племен по-видимому пусты; но действительно бывает противное: нередко встречаются так называемые бараки (силосы фальшивые), известные одним тамарам (стражи). Эти люди невидимы, хотя они и не оставляют силосов. Должно ночью послать ищеек к месту их помещения. Тут они держат в роде совета, передают друг другу планы нападений на наши войска, разделяясь в мнениях только на счет способа исполнения. Тамар, слушавший их с напряженным вниманием, вскоре выходит из своей норы и попадается ищейкам, которые его связывают, и вынуждают показать силосы; он покажет пустые; но не должно вдаться в обман; эти силосы заключают в себе иногда один или два яруса скрытых; их пробуют шомполами, которые легко углубляются в рыхлую землю, нередко прикрывающую другие силосы, и таким образом находят запасы.

Повторяю еще раз, хитростям Арабов должно [44] противупоставлять их же хитрости; в этой совершенно особенной войне, самая ученая теория беспрестанно оказывается ложною; практика — здесь все. Вот истина, которую так хорошо понял маршал Бюжо, который из африканской войны умел сделать особенную науку, в знании которой он остался неподражаем.

Обязанности начальника кавалерии.

Способ употребления кавалерии в Африке несходен с употреблением ее в Европе. В войне с Арабами не приходится, ни кидаться на батареи — ни прорывать линии пехоты, либо каре. Никогда не аттакуют линиею, и только в сражении при Исли конные егеря и спаги попали под огонь неприятельских орудий, наткнулись на пехоту, которая выдержала их хладнокровно, и на марокскую кавалерию, встретившую их атакою в галоп; но этот случай был единственный, и будет, вероятно, последним в этой войне. Здесь аттакуют всегда в рассыпную; начальник кавалерии должен иметь при себе значок, совершенно отличный от значков своих эскадронов, которые цветом своим должны также различаться между собою.

Эти значки не только полезны, но даже необходимы, потому что значок, который не должен ни в каком случае оставлять своего начальника, служит сборным пунктом рассеянным при атаке кавалеристам.

По повестке, кавалерия должна садиться, а по сбору [45] выступать, с тем, что если в незначительном расстоянии от лагеря находится какое нибудь неудобопроходимое место, то она могла бы успеть его пройти, не задержав марш всей колонны.

Кавалерия должна всегда идти повзводно, если позволяет местность. Этот порядок весьма облегчает всевозможные перестроения; не нужно заставлять кавалерию идти в средине колонны, как это часто делают в Африке.

Если кавалерия не следует совершенно отдельно, свободная в своих движениях, то всегда почти случится, что ей невозможно будет с быстротою перенестись на тот пункт, который она должна аттаковать, и часто, прежде нежели она успеет выбраться из центра колонны, неприятель уходит на значительное расстояние; в этом часто заключалась причина бесполезных аттак, не имевших никаких результатов, кроме утомления людей и лошадей.

При следовании кавалерии вместе с пехотою, последняя постоянно терпит: летом лошади поднимают ужасную пыль, а зимою взрывают рыхлую местность, и несчастный пехотинец должен будет идти по грязи. Наконец, при проходе узких мест, что встречается часто, кавалеристы иногда должны следовать по одиначке, а это на несколько времени останавливает часть колонны; рады смешиваются; поселяется беспорядок; между тем — головная часть уходит вперед, и солдат, в полной боевой аммуниции, должен бежать, чтобы уничтожить большую дистанцию.

Я полагаю за безусловное правило, что кавалерия должна следовать отдельно, но всегда в виду [46] колонного начальника и на расстояния его сигналов; допускаю, как исключение, проход чрез дефиле, где имеют дело с опасным противником; в таком случае — место кавалерии в центре колонны.

Свободная в своих аллюрах кавалерия назначается для разнородной и беспрерывной службы; часто случалось, что в колонне, заключающей в своих рядах людей, вновь прибывших из Франции, множество солдат оставалось сзади, после первых же маршей; утомленные жаром, непривыкшие еще к климату, неодушевленные присутствием неприятеля, который беспрестанно отступает, эти люди выходят из рядов, чтобы отыскать воду или тень. Колонна между тем уходит, и если вы о них не позаботитесь, они не явятся вечером на перекличку, потому что Арабы их следят, как дикие звери свою добычу.

В таких обстоятельствах, начальник кавалерии должен распорядиться сам об откомандировании к хвосту арриергарда одного или двух эскадронов, из которых каждый должен рассыпать позади и в стороны по одному взводу, чтобы осматривать кустарники и забирать людей уснувших, или утомленных. Кавалеристы немедленно берут их ранцы и ружья, и даже сажают их на своих лошадей, чтобы догнать отряд на первом привале. Этим можно избегнуть потери молодых солдат, которые, оправившись после первых трудов похода, уже не оставят более своих рядов, и скоро сравняются с старыми солдатами.

Надобно, по возможности, избегать движения кавалерии на фланге колонны, и в противном случае, направлять ее с того фланга, который под ветром, [47] чтобы не пылить пехоту. Лучше же всего двигать кавалерию в 300 метрах от колонны; если представится колонне переходить ручей, то кавалерия должна переправляться ниже пехоты, дабы пехота могла набрать с собою чистой воды.

На привалах, должно выслать, на несколько сот шагов вперед, спагов, которые почти всегда приведут с собою несколько пленных Арабов, и таким образом можно приобрести иногда весьма полезные сведения. По приходе на привал, каждый эскадрон слезает немедленно, не дожидаясь прихода всего полка. Должно дорожить временем отдыха лошадей. Как по приходе на бивуаки, нельзя быть совершенно уверенным, что найдется достаточное количество фуража, то должно на каждом привале разнуздывать лошадей и пускать их на траву; один же эскадрон, поочередно, должен быть в готовности к действию.

Как только начальник кавалерии соберет сведения, он должен сообщить их колонному начальнику, потому что иногда маловажное, по его мнению, известие имеет совершенно иное значение в глазах генерала, и может иметь влияние на движение колонны.

Одно из необходимых качеств кавалерийского начальника — беспристрастие; он не должен считать спагов и конных егерей соперниками между собою; каждый из этих двух родов кавалерии имеет свое специальное назначение: спаги составляют легкую кавалерию, а егеря — резервную. Спаги должны всегда идти в голове эскадронов; должно распорядиться, что бы одни и те же люди были назначаемы в ищейки. Начальник выбирает для этого пятьдесят [48] способных переодетых кавалеристов, и условится с ними в сигналах, с помощию коих они могли бы сообщать ему о присутствии неприятеля, силе его и всего племени, и величине стад.

Как только один из этих спагов что нибудь заметит, он старается открыть колонну, чтобы дать ей условленный сигнал. Если сигнал показывает племя, или стадо, спаги должны немедленно идти против них, а егеря — оставаться в резерве, на случай более важного дела. Если ищейки заметили неприятеля в значительном числе, то начальник кавалерии строит ее в густую колонну, предупреждает главного начальника, а сам между тем следует шагом, потому что если неприятель намеревается принять сражение, то он придет к вам навстречу, или будет вас ждать на месте; в противном случае, бесполезно будет его догонять и понапрасну утомлять лошадей.

Я предлагаю это правило всякому кавалерийскому начальнику, потому что часто видал, как наши кавалеристы, увлекаемые отвагою, выезжали с места рысью; потом в галоп; неприятель, между тем, удалялся, утомлял наших кавалеристов, и бывал настигнут только разве офицерами и весьма малым числом доброконных егерей. Тогда случалось, что превосходные числом Арабы окружали и отрезывали от колонны наших храбрых, но неблагоразумных кавалеристов, сделавшихся жертвою своей храбрости.

В подобном случае, не должно вводить в дело всю кавалерию, но третью часть ее оставить в резерве, потому что как неприятель мало опасен при нашем [49] наступлении, так, напротив, он страшен, когда нам приходятся отступать.

Если во время стремительной атаки, кавалерия встретит реку, или затруднительную для движения местность, то головная часть должна, не увлекаясь вперед, по переходе этих препятствий, дождаться сосредоточения трех или четырех эскадронов; мы часто терпели много бесполезных потерь от несоблюдения этого правила.

Арабы прекрасно умеют пользоваться малейшими нашими ошибками. Вообще они направляют все своя усилия на хвост колонны. Арриергард беспрестанно бывает вынужден на марше переходить к наступлению, отчего между им и колонною необходимо образуются промежутки. В таких случаях, колонна была иногда в необходимости оставлять своих раненых. Чтобы избежать этих неудобств, должно помещать кавалерию между резервом арриергарда и левым флангом колонны, за исключением трудных проходов, в каких случаях она возвращается на свое место позади транспорта, но один эскадрон должен быть всегда оставлен в арриергарде, для того, чтобы убирать раненых и убитых. Аттаки этого эскадрона, произведенные во время, достаточны для удержания неприятеля в отдалении.

Кавалерия не должна, ни в каком случае, оставаться одна в арриергарде; не должно позволять кавалеристам стрелять в цепи из их карабинов, потому что, в противном случае, мы могли бы бесполезно потерять людей и лошадей.

Часто также, наши кавалеристы, разгорячившись, бросаются в отдельные схватки: начальник тогда [50] бывает вынужден вывести их из затруднительного положения, в которое они, по неблагоразумию, себя поставили.

Если Арабы атакуют ваши фланги, то прикройте их одним или двумя эскадронами. Но повторю еще раз, что только в арриергарде приходится выдерживать стремительные аттаки; там только действительная опасность, и потому начальник кавалерии должен обращать на этот пункт все свое внимание.

Когда в цепи будут убитые или раненые, арриергардный начальник обязан немедленно выслать вперед цепи один эскадрон, чтобы иметь возможность убрать раненых.

Если колонна запоздает на походе, от усталости всегда неразлучной с большим переходом, или от потери времени в сражении, то, не доходя за несколько льё до бивуака, начальник кавалерии отправляет кавалеристов наполнить манерки пехотинцев водою. Не должно пренебрегать этим средством, особенно летом.

Кавалерия еще прежде, нежели расположится на бивуаке, отправляет на подножный корм лошадей, которые должны быть стреножены.

Кавалеристы, вновь прибывшие из Франции, имеют большею частью, дурную привычку поить лошадей всякий раз, как только встретят воду. Этого не должно допускать.

В кавалерии принято за правило: расседлывать лошадей и обтирать их немедленно по приходе, или через час, если лошади не очень разгорячились: первый способ я считаю вредным; расседлывать через час после прихода также ошибочно. Хотя [51] отряд идет шагом, однако же много лошадей вы увидите в мыле; если вы их скоро расседлаете, то на другой день найдете набитыми.

Я не одобряю ни одного из этих способов. Если расседлать лошадей вскоре по приходе, то никогда не достигнете, чтобы люди досуха вытерли своих лошадей; причина тому самая простая: во-первых они часто не имеют под рукою нужных для того материялов; во-вторых, по приходе на бивуак всякий устал и думает только об отдыхе.

Потому, я нахожу лучшим способом расседлывать лошадей через три часа после привязи их к коновязям. Я поступал таким образом всегда, и с успехом.

Мне возразят, что лошади, оставаясь долго оседланными, могут ложиться, ломать седла; но это-заблуждение: лошади, привязанные по арабски, ложатся весьма редко; при том — дежурные по конюшням могут за этим присматривать.

Я полагаю, что эти неудобства, весьма легко отвращаемые, не заслуживают внимания.

Выступая с квартир, каждый кавалерист должен взять с собою две пары подков и четыре комплекта гвоздей.

Чистка лошадей.

Некоторые кавалерийские начальники требуют ежедневной чистки лошадей; но это — ужасное заблуждение. И без того — благодаря частым смотрам и постоянной чистке, лошади падают от голода.

Чтобы лошадь была в силе и верно служила, она должна быть хорошо выкормлена. Чистка весьма [52] полезна для здоровья лошадей; но в экспедиции, где зерновой хлеб и даже подножный корм не везде встречаются, лучше употреблять время на отыскание корма для лошадей, нежели на их чистку.

По моему мнению, основанному на долгой опытности, весьма достаточно чистить лошадей два раза в неделю, а смотры могут быть только на продолжительных стоянках. Арабы редко чистят своих лошадей; летом они их только моют; однако ж лошади у них в хорошем состоянии. В Африке для нашей кавалерии ремонтируются туземные лошади; отчего же с ними не обращаться иио примеру арабов, и зачем допускать нововведения в их способе содержания лошадей.

Переправа, через реки.

Я уже говорил, что кавалерия, при всякой возможности, должна следовать повзводно; подойдя к броду, каждый кавалерист не стесняется более равнением и берет произвольное направление на противоположный берег; этим избегается вздваивание рядов, которое сначала задерживает сзади следующие войска, а потом, при выстроивании вновь фронта, заставляет их двигаться рысью, чтобы догнать головные части.

Сколько раз мы видели, что многочисленный гум (Гум — полчище арабской конницы.) подходил к берегу реки в одно время с несколькими эскадронами конных егерей; но гум был уже [53] на другой стороне, тогда, когда первые взводы нашей кавалерии только лишь начинали переправу.

Давно известно, что Арабы, по уменью управлять лошадьми и обходиться с ними, первые кавалеристы в свете; для них почти нет препятствий; имея их лошадей, должно заимствовать все, что у них есть хорошего, в отношении обращения с лошадьми.

Кавалерист, подойдя к переправе, должен бросить взгляд на противоположную сторону, чтобы заметить, не спускается ли с той стороны к реке тропинка: в таком случае, он может переправляться к тому месту. Часто случалось, что прибыв по дороге, ведущей к речке, начинают переправу на том месте, где нет брода: лошадей сносит течением, или, при тинистом грунте, они тонут. От этого иногда происходит потеря людей и лошадей и всегдашняя потеря времени; а все затруднение произошло от того, что дорожка, по которой следовали к берегу, не вела к броду а по ней гоняли скот на водопой, между тем как брод был в другом месте.

Это замечание весьма важно, особенно в Африке, где русла рек и потоков чрезвычайно изменчивы.

Аттаки.

В европейской войне, при аттаке, начальник кавалерии находится постоянно в голове своих эскадронов. В Африке же он должен им дать, так сказать, первый толчок, но коль скоро аттака получила надлежащее направление, он оставляет их, и сам, с своим значком и одним или двумя [54] эскадронами резерва, становится на удобном пункте, с которого может удобно следить за движениями своих эскадронов, вовремя воспользоваться выгодным моментом, присоединить к себе своих людей, или помочь тем из них, которые в опасности, потому что, кроме редких исключении, неприятель не встречает удара, и наша аттака превращается в преследование, в роде скачки; вскоре — между головою и хвостом вашей кавалерии образуется большое расстояние; некоторые части неприятельские, рассыпавшиеся вправо и влево, пользуются этим моментом и нападают с тыла, или убивают одиночных людей. Обязанность кавалерийского начальника, в таком случае, послать подкрепление на все угрожаемые пункты.

Неприятель, видя свежие войска, делается нерешительным, отступает, и если мы не приобретем чрез то больших успехов, то по крайней мере, не придется сожалеть о бесполезной потере людей и лошадей.

Люди, которые, несмотря на их энергию, не могли участвовать в ближайшей аттаке неприятеля и находились в опасности быть отрезанными и взятыми в плен, ободряются, и вы можете рассчитывать на них тем более, что они уверены в своем начальнике.

Я уже сказал, что аттаки африканской кавалерии, при преследовании неприятеля, имеют характер бешеной запальчивости. Препятствия, дефиле ничего не значат. Всюду, где пехотинец может проложить себе дорогу, кавалерист так же пройдет с своею лошадью. Преследования часто простираются на 7 или 8 льё от главной колонны. В момент, когда аттакующие должны предпринять обратное следование к [55] главным силам, они так бывают рассеяны этою рассыпною аттакою, что сосредоточение их весьма медленно и может исполниться только по частям. Всякий офицер должен употребить все свое внимание, чтобы сохранить в памяти все изменения местности, которую он оставляет за собою и которую ему предстоит проходить во время отступления.

Иногда одна из таких частей, вследствие необходимости составленных, отступая, встречает неприятеля, сильно занявшего дефиле, лес, или другой местный предмет, на пути к главным нашим силам. В таком случае неблагоразумно его аттаковать. Небольшой отряд, отрезанный от главных сил, действуя против многочисленнейшего неприятеля, стоящего на выгодной позиции, может подвергнуться совершенному истреблению, или, по крайней мере, огромным потерям. Офицер должен тотчас выбрать лучшую в соседстве позицию и спешить людей, которые из стреноженных лошадей сделают для себя прикрытие; он должен беречь патроны и ожидать в оборонительном положении подкрепление от главной колонны, которое не замедлит вскоре прибыть, услышав выстрелы.

Этим маневром капитан (ныне полковник). Фавас (Favas) спас свой эскадрон, аттакованный превосходными силами, в 1844 году, защищаясь в продолжение 6 часов против 800 человек регулярной кавалерии эмира. Несмотря на то, что все офицеры и 42 рядовых выбыли из строя, неприятель не мог уничтожить этого отряда.

Действуя таким же образом, капитан алжирских спагов Пиат (Piat), спустя несколько дней убитый [56] неприятелем, отстоял свой эскадрон от нападения 2 т. Кабилов, что дало возможность Герцогу Омальскому выручить его аттакою, произведенною с такою же смелостию, как и благоразумием.

Ночное движение есть лучшее средство, чтобы подавить всякое восстание, но не иначе как тогда, когда оно рассчитано и ведено с совершенным ручательством за успех.

Это движение, разумеется, представляет большие затруднения, но все они исчезнут, если колонный начальник вникнет в тысячу подробностей, которые могут показаться неважными, однако ж, для верности успеха, ни в каком случае не должны быть оставлены без внимания; всякое ночное движение, оставшееся без желаемых результатов, утомляет войска столько же, сколько четыре марша по 10 льё. Весьма понятно что если будет сделано несколько подобных бесполезных движений, то колонна расстроится.

Самый большой жар менее утомителен, нежели ночной поход. Ночью все делается препятствием, и самая страна принимает иной характер.

Если ночное движение должно быть исполнено небольшою частью войск, то все таки должно поступать также, как будто предстоит движение целой колонне. Начальник собирает всех штаб-офицеров, начальников отдельных частей, капитанов, и еще лучше, всех офицеров. Он должен всем им объяснить предстоящие их обязанности, открыть свой [57] план, описать, по возможности, местность, избранную для предстоящего движения, препятствия, которые встретятся, предполагаемую позицию неприятеля, его силу, и главное, — как можно яснее определять направление каждой части. Весьма полезно раздать им маленькие топографические карты: много ночных движений осталось без результатов, потому что, по достижении неприятеля, войска находились в необходимости осведомляться о другой части колонны, которая, сбившись с дороги, пропала, или очень отстала. Весьма важно заблаговременно назначить общий сборный пункт, и чтобы офицеры, в свою очередь, сообщили людям полученные ими инструкции.

При выступлении, начальник следует с головною частью колонны и останавливается в нескольких стах шагах от бивуака; офицеры и унтер-офицеры ставят свои части на назначенные им места; за тем предпринимают дальнейший поход не ранее того, как все придет в совершенный порядок.

Всякий баталион, кавалерия, транспорт, госпиталь должны иметь при себе, по крайней мере, по два араба из жителей страну, чрез которую двигается колонна.

Эти проводники будут весьма полезны, если часть колонны собьется с дороги. Они должны идти пешком и быть под хорошим присмотром.

Совершенная тишина должна господствовать в колонне; никто не должен курить; командовать следует негромко; ротные командиры, для избежания шума, должны озаботиться, чтобы хорошо были прикреплены котлы, манерки и проч. Если следует вся колонна, то собаки должны быть на привязи; если же [58] действуют только легкою колонною, они оставляются на месте.

Важно, чтобы марш был, по возможности, правилен; вожатый, из Арабов, должен ехать на белой лошади; к правой его руке следует привязать веревку и отдать ее держать унтер офицеру, состоящему при начальнике. Эта предосторожность необходима по двум причинам: 1, потому что этим способом начальник уравнивает ход вожатого; 2, по небрежности, или усталости, Араб может заснуть: тогда колонна пойдет на удачу; случалось, что блуждая целую ночь, она на рассвете возвращалась к пункту отбытия.

Кроме своего штаба, начальник колонны должен иметь при себе 8 или 10 унтер-офицеров, доброконных и самых способных. Эти кавалеристы, сменяясь всякие пять минут, обязаны объезжать шагом фланги колонны, и удостоверяться в порядке марша. При виде промежутка, показывающего, что часть колонны оторвалась и потеряла след общего движения, унтер-офицер должен остановить колонну и донести о том начальнику. В подобных случаях, остановки должны быть непременно общие, потому что, в противном случае, колонна могла бы совершенно разорваться. Приказание остановиться сообщается от одной роты другой, потому что унтер-офицер, ни в каком случае, не должен ехать, ни рысью, ни в галоп.

В одну ночь, моя колонна совершенно разорвалась, между тем как головная часть ее продолжала идти вперед; прискакавший ко мне с этим известием унтер-офицер, на усталой лошади, нашел меня [59] значительно впереди; я сей час же отправил офицеров и унтер-офицеров отыскивать сбившиеся войска, но не дождавшись долго возвращения, ни тех, ни других, поставлен был в необходимость развести огни, делать выстрелы, разослать всех ищеек; только этими средствами мае удалось присоединить потерянные войска к моей колонне; но неприятель был извещен о нашем приближении, и движение наше, стоившее нам больших трудов, не имело никаких результатов. Я после того велел сделать особого рода свистки, и как только наблюдающий унтер-офицер замечал образовавшийся промежуток, легкий звук свистка давал знать головной части колонны, что нужно остановиться. Надобно быть в походах на юге или в Серсу, чтобы составить себе понятие о неудобстве, и даже опасности, удаляться от главной колонны хотя на 5, или на 6 метров.

Два кавалериста должны быть при каждом баталионном командире, или начальнике отдельной части, а два другие — на левом фланге. Этим способом начальник всегда будет предупрежден о малейшем происшествии. Весьма благоразумно иметь в хвосте колонны 6 пар лошачьих седел с спинками (six paires de cacolets).

He должно делать привалы чаще одного раза в продолжение двух часов; если они повторяются чаще, то люди склоняются ко сну, холод сковывает их, и они с великим трудом поднимаются с привала. В момент вступления на привал, два унтер-офицера должны объехать фланги колонны и предупредить тихим голосом, что скоро остановятся на привале; чрез это, действительная остановка на [60] привал не будет пронята людьми за разрыв рядов, о обратно. Я видел, как солдаты принимали подобный разрыв за привал; некоторые люди выходили из фронта, и в темноте не могли уже присоединиться к колонне, которая продолжала двигаться.

Ничто не должно ускользнуть от внимания начальника. Следует заметить, что на марше колонны, люди, при известных обстоятельствах, находятся под влиянием одних и тех же впечатлений: если солдаты, вышедшие из рядов, исчезнут, то этого достаточно, чтобы люди упали духом и потеряли доверенность к своему начальнику. Потеря двадцати человек, убитых неприятелем, произведет менее вредное впечатление в солдате, нежели потеря одного человека, оставленного по нерадению или непредусмотрительности. Этому неудобству еще более подвержена кавалерия: кавалерист, продрогший от холода, слезает с лошади, ложится и вскоре засыпает, держа в руках поводья; между тем колонна удаляется, и потом должна терять драгоценное время, для присоединения отсталых.

Как только колонный начальник осведомится, что колонна предупреждена о привале, то приказывает остановиться, но такой привал не должен продолжаться более четверти часа. В это время офицеры и унтер-офицеры должны употреблять все старание, чтобы не позволять людям выходить из рядов и ложиться в кустах, потому что эти люди были бы потеряны. Если привал должен быть более продолжителен, то необходимо предуведомить о том людей, дабы отвратить от них всякий повод к беспокойству. Перед выступлением, колонна также [61] предуведомляется, с тою только разницею, что приказание передастся с хвоста колонны, — ясно почему: если для остановления, головная часть колонны должна быть осведомлена о том прежде, чтобы ряды сомкнулись, то для той же цели перед выступлением, первый о том должен знать хвост колонны. В противном случае головная часть колонны долго бы и понапрасну стояла в ранцах, пока унтер-офицеры передадут приказание до другого фланга; при передаче же приказания с хвоста, все постепенно приготовляются, и в тот момент, когда трогается головная часть, вся колонна выступит как один человек.

Такие предосторожности покажутся с первого взгляда лишними, однако ж они совершенно необходимы. Ночные переходы, делаемые иногда солдатами в Европе, по известной дороге и на определенное расстояние, не имеют значения алжирских ночных движений. Марши в Европе, ни в каком случае, не могут быть сравниваемы с ночными движениями в Африке.

Французский солдат, перевезенный в глухую степь, вдали от своего семейства, расставшийся с своими коренными привычками, нуждается в убеждении, что начальник заботится о нем. К тому же нравственная его сила, при этих особенных движениях, слабее, нежели когда бы пришлось ему днем аттаковать неприятеля.

Ночью воображение его разгорячается и находится под влиянием впечатлений неизвестности; обыкновенно восприимчивый, способный к воодушевлению, к предпринята и часто к исполнению геройских подвигов, этот же солдат, в некоторых [62] обстоятельствах, иногда теряет присутствие духа; в темную ночь, все предметы принимают для него особенный фантастический вид; тысячи привидений роятся около него; не видя ничего, двигаясь наудачу, не зная куда идет, ему грезится, что колонна сбилась с дороги, или что она потерпела большие потери. В эти моменты, начальник должен наблюдать деятельно и постоянно. Он обязан знать, что если появится панический страх, то все будет потеряно, и люди, которых он всегда видел храбрыми, смешаются в нестройную бессильную массу: момент ужасный, к счастию весьма редкий; тогда всякая команда бесполезна, и колонна рассеется как будто невидимой силою.

Потому начальник должен удостоверяться — объезжают ли колонну кавалеристы, особо для этого назначенные. Солдаты, видя, что начальники заботятся о них, не теряют доверенности и энергии.

Отряд, следовавший днем тремя колоннами, ночью должен принять следующий порядок;

В голове — отделение сапер, волтижеры без ранцев; потом — правая колонна; за ней — центральная, левая колонна и регулярная кавалерия; гумы замыкают следование. Пехота должна идти по отделениям; о движении транспорта будет говорено в статье об обязанностях его начальника. Не должно назначать — ни авангарда, ни арриергарда, ни застрельщиков.

Если предстоит переправа чрез ручей, все люди должны быть о том предуведомлены, дабы они имели возможность снять панталоны; измоченное платье, при ночном движении, весьма вредно для здоровья солдата. Головная часть колонны, пройдя несколько сот шагов после переправы, останавливается, до [63] тех пор, пока осведомится, что переправа совершена всею колонною и все люди на своих местах.

При спусках к броду, должно впереди колонны эшелонировать офицеров и унтер-офицеров генерального штаба, чтобы никто не сбился с надлежащего направления.

Саперы должны, если нужно, исправить спуск к броду и подъем; рота без ранцев им помогает; равномерно эта рота обязана подавать помощь тем людям и животным, которые подвергаются опасности при переправе; она должна употребить всю свою деятельность при переправе госпиталя. После переправы, саперы и рота без ранцев замыкают марш до первого привала, на котором они вновь занимают свои места.

Во время ночных движений, кавалерия должна быть непременно на левом фланге, составляющем хвост колонны; от противных распоряжений произойдут важные неудобства. Если кавалерия находится в авангарде, то она уйдет далеко вперед; оттого вскоре образуются в колонне промежутки; пехота значительно отстанет и в темноте может потерять передние войска. При расположении кавалерии в центре — предстоит ли переправа, или только стеснилась дорога — она должна сдваивать; лошади запинаются; пройдя препятствие, кавалерист, чтобы занять свое место, ускоряет аллюр, от чего образуется между кавалериею и пехотою большая дистанция. Наконец, при переправах через реки, кавалерия, следуя впереди, делает спуск неудобопроходимым для пехоты.

Может случиться, что на рассвете неприятель [64] будет только в одной или в двух льё от колонны; в таком случае, начальник сейчас же располагает главные силы на выгодной позиции, а кавалерию, поддержанную несколькими баталионами без ранцев и снабженными двухсуточною сухарною дачею, отправляет вперед.

Весьма важно задержать гум; я скажу — почему.

Если для достижения неприятеля необходимо сделать два или три ночных перехода, то должно, чтобы проводник, хорошо знающий страну, привел вашу колонну за такое местное прикрытие, которое скрывало бы ее в продолжение дня от неприятеля.

При этом, люди становятся в надлежащем порядке, но как можно теснее; колонна окружается цепью часовых, чтобы не позволить людям показываться на возвышениях; разведение огней запрещается; солдаты довольствуются мясом, прежде приготовленным. Если в госпитале есть больные, то горячая пища им изготовляется на марше.

Офицеры должны стараться объяснить людям положение полярной звезды, которое им будет весьма полезно в том случае, когда они потеряют дорогу, находясь на Юге. В 1845 году двое из волтижеров 13-го легкого полка, принадлежавшего к моей колонне, во время ночного движения, отстали от колонны и потеряли ее след. Не видя их во все время продолжения военных действий, я их считал погибшими, как вдруг, к великой радости и удивлению моему, я их нашел при вступлении в Тиарет. Вот что мне рассказал один из них: «После тщетных попыток отыскать нашу колонну, мы решились идти по направлению к северу, направляясь на полярную звезду; [65] днем, боясь встречи с Арабами, мы взлезали на высокий бугор и поочередно становились на часы, чтобы заставить неприятеля предполагать присутствие нашей колонны. Мы часто Замечали Арабов, к нам направляющихся, которые, завидя нас, тотчас спасались бегством, вероятно полагая, что с другой стороны бугра, нами занимаемого, находилась колонна. Наконец, после трех ночей тягостного похода, мы увидели Тиарет, где и ожидали свою колонну». Я поставил этих двух солдат в пример людям моей колонны, советуя им действовать в подобных случаях таким же образом, и в последствии, во многих экспедициях, имел счастье находить десятки людей, считавшихся мною погибшими, которые присоединялись к нашим аванпостам, действуя описанным образом.

Если отстанут несколько людей; или часть колонны, то прежде подания им сигналов, разведением огней или несколькими ружейными выстрелами, что откроет неприятелю движение колонны, хорошо употребить два другие средства, которые часто удаются: некоторые офицеры и унтер-офицеры должны стать в различных местах и высекать огонь из огнива, либо пустить одну или две ракеты.

Встреча ночью.

Я представлю здесь случай, редко встречающийся; тем не менее важно обратить, на него внимание. Колонна во время марша совершенно безопасна от правильной аттаки Арабов, но может случиться, что она неожиданно встретится с неприятелем, который, [66] сам, не быв приготовлен к этой встрече, открывает пальбу; в таком случае, не должно ему отвечать пальбою же; головная часть колонны должна остановиться, люди смыкаются и берут ружья «к ноге». Солдаты должны даже сесть; офицеры и унтер-офицеры обходят фланги колонны, наблюдая, чтобы люди сохраняли совершенную тишину и отнюдь не стреляли.

Начальник вызывает тогда нескольких из своих ищеек, которые в темноте смешиваются с неприятелем; они должны повторять довольно громко, так, чтобы неприятель мог их слышать, эти слова: «мы обойдены»: — Среди непроницаемого мрака, не зная чему приписать тишину, которая пугает их, Арабы вскоре рассеятся. Эта хитрость мне всегда удавалась.

Я видел неприятельских кавалеристов, которые зная нашу запальчивость, делали в наши войска несколько ружейных выстрелов и исчезали, в уверенности, что наши люди им этого не простят, и в свою очередь бросятся их преследовать; войска наши таким образом впадали в ошибки, последствием которых бывали не раз ужасные, кровавые сцены.

Текст воспроизведен по изданию: О войне в Африке. Сочинение генерала Юсуфа // Военный журнал, № 1. 1853

© текст - ?. ?. Мезенцов. 1853
© сетевая версия - Thietmar. 2024
© OCR - Иванов А. 2024
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный журнал. 1853

Спасибо команде vostlit.info за огромную работу по переводу и редактированию этих исторических документов! Это колоссальный труд волонтёров, включая ручную редактуру распознанных файлов. Источник: vostlit.info